Журавушка

«Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей."

(«Журавли» Расул Гамзатов, перевод Наум Гребнев)

***

1941 год.

В немыслимо жуткой мясорубке жестокой войны, на просторах бескрайних полей и лугов лежали погибшие русские солдаты, обретя себе могилу среди полевых цветов, источающих восхитительный аромат верескового меда и полыни. Не щадя себя, они сражались на поле боя с ненавистным врагом до последней капли крови, отдавая свои молодые полные сил жизни за Родину.

Только что отгремела канонада и все стихло. Но Василий знал, что это ненадолго. Через несколько минут фрицы снова будут наступать, со звериным оскалом вгрызаясь в наши позиции, снова и снова бросая в атаку необъятные армады штурмовых орудий и танков, пытаясь всеми силами захватить плацдарм на подступах к Москве.

Старшина стрелковой роты гвардейского батальона Василий Фомин, укрывшись вместе с другими советскими бойцами в окопе, ожидал уже седьмую по счету атаку немцев. Быстренько засмолил самокрутку, сделал несколько затяжек и притушил. Скоро снова в бой.

Горько усмехнулся про себя:

«Мало кто остался в живых от целого батальона. Ничего не поделаешь, надо драться из последних сил. Отступать некуда. Позади Москва», - только успел подумать, как снова загрохотали орудия, заскрежетали, залязгали гусеницы немецких танков, наступающих на русские позиции.

«С Богом! Где наша не пропадала!? Давай, лезь, фашист проклятый. Врешь, не возьмешь!»

***

1977 год.

Дед Василий хитро улыбнулся.

- Выходи, Журавушка. Я тебя вижу, не прячься.

Из кустов вылезла девчушка. Личико, ручки и платьишко, – вся была перемазана соком спелой малины. Недовольно топнув ножкой, воскликнула:

- Деда, я никакая не Журавушка, я – Иринка.

Смешные хвостики с яркими голубыми бантами забавно запрыгали, а личико все больше хмурилось.

Дед Василий очень любил свою внучку Иринку, шуструю, непоседливую, шумную. Огромные голубые глазенки всегда смотрели на него пытливо, удивленно: «Что же еще жутко интересного расскажет дедушка? Он такой умный! Так много всего знает! С ним очень интересно».

- Деда, а почему ты всегда зовешь меня «Журавушкой»?

- Ты на нее похожа.

- А кто это?

- Это маленький птенчик птицы - журавля.

Иринка удивленно сморщила носик:

- Разве я похожа на журавля?

- Похожа. Это очень красивая птица, гордая, независимая и нежная. Когда вырастешь, ты поймешь.

***

1941 год.

Василий очнулся. Громкие звуки тяжелым набатом раздирали голову, заставляя судорожно сжимать ее обеими руками, чтобы прекратить эту пытку. Из ушей, пульсируя болезненными толчками, текла кровь. Жуткая боль в ногах отзывалась в голове огненными сполохами, будто ноги горели в адском пламени, доставляя ему невыносимые, немыслимые муки.

Постепенно теряя сознание, Вася подумал:

«Ну вот и все. Конец. Отвоевался я. Никто меня не найдет в этом аду, где сам черт не разберет. Так и сгину. И не узнают об этом ни жена, ни ребятишки, которых я оставил в Ленинграде. Как же они там без меня? Эх, жизнь-судьбинушка горемычная».

Пытаясь найти дерево, куст или кочку, чтобы укрыться, переждать, дождаться подмоги, он еле выбрался из окопа и дополз до болотца. Рядом с ним тоже лежали солдаты, нашедшие какое-никакое укрытие в зарослях березовой рощи. Кто молчал, кто плакал, кто стонал.

«Не один я тут раненый. Значит, найдут нас и спасут», - подумал Василий, пытаясь немного поспать, дабы набраться сил.

Вдруг сквозь сон услышал, как кто-то шебаршится и клокочет.

В кустах лежал мертвый журавль, обнимая своими крыльями мертвых птенцов. Один птенчик, которого услышал Василий, оказался живехонек. Он еле стоял на дрожащих тоненьких ножках и жалостливо курлыкал. Может быть, он звал маму или просил кушать.

- Сиротинушка. И тебя война не пощадила. Бедняжка, иди сюда. Я тебя хоть отогрею. А когда нас спасут, так я тебя накормлю. Эх ты, Журавушка.

Одинокий птенец залез к Василию за пазуху, пригрелся и заснул. Так их обоих и спасли – Василия и Журавушку.

Очнулся Василий уже в полуторке, обрадовался, когда понял, что его вместе с другими ранеными солдатами везут в тыл, в госпиталь.

«Значит, еще не время мне умирать. Значит, нужен я на этой земле».

Птенец все так же лежал у него за пазухой, попискивал и уже не дрожал. Согрелся.

***

1977 год.

Иринка, широко раскрыв глаза, наблюдала, как дедушка Вася мастерски чинит ее сандальку, которую она по шустрости и неуемности своей раздербанила так, что бедная подошва не выдержала и вместе с красивой застежкой, похожей на бабочку, оторвалась.

- Деда, ты ее ни в жизнь не отремонтируешь.

- Еще лучше будет, - закончил, отдал Иринке и засмеялся, - бери, можешь снова бегать, как заполошная.

Иринка надела сандальку, сморщила лобик и внимательно посмотрела вниз, туда, где у дедушки, по ее разумению, тоже должны быть ноги. Она каждый раз с любопытством рассматривала досочку с колесиками, которая служила дедушке вместо ног. Он передвигался на ней быстро, ловко, словно был на своих двоих, так, что девчушка иной раз не могла за дедом угнаться.

- Дедушка, а расскажи мне снова про «Журавушку».

- Грустная это история, внученька. Ну да расскажу, коли желаешь.

- Что было дальше с журавленком?

- Привезли нас в госпиталь. Меня вылечили, только ноги пришлось отрезать. Не годились они больше для жизни, сломали их вконец фашисты проклятые. А Журавушка вырос, превратился в красивого журавля, встретил на болоте подружку. Так и улетели они вместе в теплые края. Мимо госпиталя пролетали, махнули мне на прощанье крылом, и след простыл. Вот и вся история.

- Деда, а можно я украшу твою колясочку моей ленточкой? Тебе красивее и веселее будет, - Иринка роняла тихие слезинки. Так жалко ей было Журавушку, а еще пуще дедушку. - Ты будешь снова веселый и плакать больше не будешь.

Василий взял ленточку и привязал ее на лацкан своего пиджака.

- Вот здесь лучше будет. Мне очень нравится твой бантик. Посмотри, какая красота.

Внучка захлопала в ладоши, засмеялась.

- Дедушка, какой ты у меня красивый!

***

1942 год.

Дни в госпитале тянулись бесконечно, словно бездонная болотина медленно высчитывала отмеренное для жизни время. Все остановилось, потеряло для Василия смысл. Как-то утром, очнувшись от наркоза, Василий узнал, что ему ампутировали обе конечности. Как рассказал потом врач, ноги были посечены пулями да осколками, началась гангрена и сепсис. Пришлось спасать ему жизнь.

Медсестричка Аннушка очень прониклась чаяниями и горестями раненого и покалеченного бойца. Жалко было его. Ладно хоть оказалось, что жена у него есть в Ленинграде. Он сам рассказывал.

Как-то раз пришло Васе письмо из родного дома. Жена писала ему, что очень гордится мужем-героем, однако не имеет физических сил и желания жить вместе с мужем-калекой. А посему, просит прощения и сообщает о расторжении их горемычного брака.

О чем в этот момент думал Василий, никто не знает. Он замолчал. Больше никто и никогда не слышал его голоса.

Только Аннушка, выказывая ему участие, ухаживала за ним, обрабатывала раны и делала перевязки, кормила и читала ему книги, улучив свободную минутку. Сидя рядом, она вдруг отрывалась от книги, поднимала голову и ловила его взгляд, чтобы заглянуть в прекрасные карие глаза.

Она полюбила. Всем сердцем, всеми струнками юной девичьей души откликаясь на его взгляд, мимолетно пробегающий по ее лицу, ища в его глазах ответ на свое чувство.

Чувств у Василия больше не было. Он, словно соляной столб, ничего не чувствовал, не хотел, не знал и не желал знать. Что ему эта девушка, которая не сводит с него глаз? Она такая же, как все они: жестокие предательницы. Теперь он никогда не будет верить женщинам. Никогда!

Он проснулся, услышав рядом чей-то плач. Глубокой ночью в больничной палате все раненые и выздоравливающие бойцы крепко спали.

- Кто здесь?

- Это я, Анна.

- Аннушка, что случилось?

- Я люблю тебя, дурак, а ты на меня не смотришь.

- Зачем я тебе, безногий калека?

- Мне все равно. Я люблю тебя и никому не отдам.

- Сколько тебе лет?

- Семнадцать, скоро будет восемнадцать.

- Дурочка, ведь корить себя будешь.

- Нет, не буду. Я заберу тебя после выписки к себе домой?

Он посмотрел на нее своими теплыми карими глазами, все еще не веря, что эта девушка может испытывать к нему чувства.

- Иди. Я подумаю.

Увидел, как она ушла, как поникли ее плечи, как потух ее взгляд.

«Ничего, ты еще глупенькая. Найдешь себе другого. Зачем тебе нужен калека?»

Выписали Василия из госпиталя, комиссовали подчистую. Нашли ему досочку с колесиками вместо ног, выдали документы и нехитрые пожитки.

Куда ему теперь идти?

Глядь, подвода стоит, лошадью запряженная, а на облучке Аннушка сидит.

Спрыгнула, подбежала к нему, не чуя ног от радости, обняла.

- Видишь, какую карету я тебе подготовила? Поехали, родной.

Тепло стало на сердце у Василия. Растопила-таки лед Аннушка.

Вот так и поженились Василий и Анна.

***

1977 год.

- Деда, а расскажи, как вы с бабушкой поженились?

- Да как поженились? Очень просто. Бабушка приехала за мной на карете и привезла к себе домой.

- На настоящей карете?

- Самой настоящей с лошадью. А после мы жили долго и счастливо, и у нас родилось пятеро детей: Маша, Алексей, Миша, Нина и Светлана. А теперь у моего сына Алексея родилась такая прехорошенькая доченька Иринка, моя внучка, курносенькая бусинка, моя журавушка.

Дедушка ласково погладил внученьку по голове, на которой красовались новые розовые бантики.

- Дедушка, ты самый лучший на свете, самый красивый и умный. Я очень тебя люблю.

- А уж я как тебя люблю, журавушка!

«Вот для чего я остался жить на этом свете, не сгинул в тех полях и лугах под Москвой. Чтобы увидеть, как растет моя внученька, моя Журавушка. Чтобы узнать, что такое счастье и мирное небо над головой», - старик незаметно вытер непрошеную слезинку, скатившуюся по его морщинистой щеке. Слезинку счастья.

***

«Настанет день, и с журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле,
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле."

(«Журавли» Расул Гамзатов, перевод Наум Гребнев)

Ваша Мамба, капля яда

Благодарю за чтение моих рассказов, комментарии и оценку