В поле

  Стоишь в поле. Твоя кожа пахнет жареным ячменем. Ты можешь удержать солнце, можешь удержать поле. И пока другие ищут в книгах что-то вечное, ты стоишь на ветру и являешься самым замечательным и прекрасным.
  Я наклоняюсь к огню. Он обжигает мое лицо. Я ворошу ячмень деревянной палкой,  ворошу солнце, поля, мои годы, узкие конные тропы, нахмуренные горы, упавшие камни, травы полей — и я знаю, где ты, как ты. Когда стоишь один в поле и дует ветер, когда твоя кожа цвета жареного ячменя, когда твой запах заставляет пламя костра скользить по твоему лицу и он хрипло рассказывает старые истории. Как они ходили, сложив руки, как не бояться, что у них волчьи колени, что они кладут ячмень в куски вретища, что молитва не будет принята без жертвы, что опирающиеся на косу напоминают горящие свечи. Затем они возвращаются. Уставшие садятся у очага. Они скручивают сушеный табак грубыми пальцами. Смотрят на небо, и где-то за горой хор журавлей доносится крики зимы. Самые разговорчивые встают. Коленные чашечки разрисованы тяжелой рукой. Они бродили в густом тумане и наслаждались ночью без сновидений. На рассвете, в тумане, кони стояли, словно камни, на хребте, опустив головы, словно верные псы, и глядя в землю. Не было ни одной книги, в которой бы о них что-либо писалось. Их не сжигал огонь. Но я все равно помешивала зерна деревянной палочкой на железной доске, и мои волосы, окутанные снежно-белым дымом, напоминали жаркую ночь. И я высушивала на огне твою золотую кожу, твои усталые глаза. Каждый раз, когда ты уходил или возвращался, каждое молчание, каждое сказанное тобой слово, каждое ожидание и каждый момент были пропитаны твоим запахом, и я была тронута и почти заплакала.