Капкан для лисицы

Эта повесть открывает в некотором роде авантюрную трилогию, объединенную общими героями -"Капкан для лисицы", "Перехитрить лисицу" и "Дух уходящего лета".

Глава 1.

Ларсен

 

1.

 Первой сногсшибательной новостью поделилась, разумеется, Козлевская. Влетела в рабочий кабинет проектного отдела как тайфун - тщательно уложенные волосы растрепались, глаза и щеки горят... Дэн подумал - вот сейчас она выглядит весьма привлекательно. Наверное, потому, что естественно.

 - Новость слышали? “Медведь” женился! О-фи-ци-ально!

 - Тайный брак, что ли? - хмыкнул чернявый Горовец, - Вроде “тайной вечери”? Бедные дамы... надолго они теперь облачатся в траур... если это все правда, конечно.

 Козлевская бросила на ехидного Горовца уничижительный взгляд, приблизилась к окну.

 - А вот же он! Он, собственной персоной! Улыбается, гляньте! Улыбается... во весь рот.

 Да, на такое зрелище взглянуть следовало - обычно строгий, сосредоточенный, порой даже хмурый Вересков улыбался нечасто.

 Даже Дэн привстал из-за своего стола.

 Козлевская уже отпрянула от окна и теперь, порывшись в сумочке и достав лак для ногтей, начала с какой-то лихорадочной истеричностью их красить. Было отчего расстроиться - она ведь являлась дамой разведенной (и не старой, и не страшной) и определенно имела на “Медведя” виды. Впрочем, не только она, но и все прочие незамужние дамы в “Стройгиганте” - начиная с двадцатилетних секретарш, и заканчивая перезрелыми сорокапятилетними “ягодками”. Конечно, не потому, что Вересков был так уж красив (он вовсе не был красив, лишь обаятелен - при желании очень обаятелен) да имел богатырское сложение. Словом, особыми внешними достоинствами сорокалетний “Медведь” не блистал, как не блистал и в качестве ловеласа. Правда, с женщинами любых возрастов был подчеркнуто вежлив, но столь же вежливо мог сделать (и делал нередко) внушение.

 Впрочем, даже если б он был груб, или являлся прожженным бабником, или, как Горовец, обожал хлестнуть человека по больному острым словцом, или был некрасив вопиюще... все равно считался бы завидным женихом.

 Гендиректор крупной строительной компании, все-таки. Что там дамы, находящиеся в его подчинении? Наверняка виды на него имела и рыбешка покрупнее...

 - Но вы, Галочка, не переживайте, - продолжал изгаляться Горовец, - Вот же перед вами обрусевший швед Денис Иванович Ларсен - и собой хорош, и непьющий, и некурящий, и машиной, и с квартирой... и тридцать ему исполнилось совсем недавно. Ну, чем не идеальный жених, а?

 - Квартира у меня малогабаритная, - буркнул Дэн, - “Тачка” тоже не ахти, отечественная. И вообще, я угрюмый, злой по характеру, убежденный холостяк, и зовут меня, к слову, не Денис Иванович, а Дэннис Янович. Это так, к сведению.

 Горовец одобрительно хмыкнул.

 - Вот отбрил, а? Такого, Галинка, голыми руками явно не возьмешь...

 Козлевская сделала вид, что речь вообще идет не о ней, и, поджав губы, продолжила покрывать ногти ярко-малиновым лаком. В кабинете стало душновато.

 Поскольку Дэн вообще не выносил резких химических запахов, особенно таких едких, как запах лака для ногтей, он распахнул форточку окна, у которого сидел, и вышел в коридор.

 Где почти нос к носу столкнулся с Вересковым. Пробормотал извинение вкупе с приветствием.

 Вересков ответил:

 - Добрый день. Куда-то спешите Дэннис Янович?

 Дэн уловил в его глазах легкую усмешку, затем просто машинально посмотрел на правую руку Верескова. Сомнений не оставалось - на гигантском безымянном пальце красовалось тонкое золотое кольцо. Не перстень-печатка, а именно кольцо. Да Вересков и не носил перстней. И кольца этого - новехонького, вызывающе сверкающего - Дэн на его руке определенно раньше не видел.

 - Я слышал, вас поздравить можно, Вячеслав Сергеевич?

 - Поздравить? - Вересков сдвинул брови. Не хмуро, скорее озадаченно, - Кто вам сказал? Хотя... есть новости, разносящиеся мгновенно...

 Дэн кивнул.

 - Именно.

 Вересков хмыкнул.

 - Что ж, за поздравление спасибо, конечно... но и работе забывать не следует. Вы так и передайте этим поздравителям - моя женитьба не гарантирует моментальной индульгенции всем лодырям, прогульщикам и нарушителям дисциплины, - коротко усмехнулся и пошел дальше, но пройдя пару шагов, обернулся, - Да, Денис, а вас я прошу зайти ко мне, - взгляд на часы, - Через сорок минут. Понимаю, проект, над которым вы сейчас работаете, еще не готов, но я хочу взглянуть, как продвигается дело.

 - Да, конечно, - пробормотал Дэн. Вот что случается с теми, кто неосторожно встревает в личные дела шефа...

 Позже он поинтересовался у рыжей Ирки, секретарши “Медведя” ( та пересидела аж трех шефов, но болтали, всегда была неравнодушна к Верескову, еще до того, как он пробился в гендиректора) - кто же счастливица, ставшая женой “Медведя”?

 Ирка посмотрела насмешливо своими изумрудными глазами. Интересной, даже очень интересной она была девушкой, но неприступной. Ее муж владел двумя небольшими магазинчиками - продуктовым и бытовой химии - и имел вид быка, готового поддеть на рога (или затоптать копытами) любого, кто бросит на его рыжее сокровище слишком уж наглый взгляд. Пожалуй, единственным человеком, перед которым он послушно склонял свою бычью шею, и являлась его хрупкая на вид, зеленоглазая супруга (живи она в Европе в Средние века, ее определенно за одни глаза спалили б на костре, не считая огненно-рыжей шевелюры, которая являлась таковой от природы).

 - Вам действительно интересно знать? Скажу одно - “Медведь” никогда не возьмет товарец с гнильцой. Уж это точно. Не тот человек.

 - Но кто она хотя бы? - Ларсен обаятельно улыбнулся. Красота мужику, по большому счету, ни к чему (если он не кинозвезда), но порой играет свою положительную роль. Особенно в общении с женским полом. Хотя Дэн особым красавцем себя не считал. Он просто не был безобразен и отталкивающ. А так -самый обычный обрусевший швед. Глаза серые, нос прямой, подбородок волевой, рост метр восемьдесят шесть, не сутул, не толст, но и не худ, стоматолога посещает регулярно, на коже шрамов и оспин нет... волосы абсолютно седые. Но вот о причине того, почему его темно-русые волосы в одночасье поседели, Дэн предпочитал не вспоминать (и тем более кому-то рассказывать). Он просто стриг их очень коротко, чтобы эта белизна (неприятного серебристого оттенка) не слишком бросалась в глаза.

 - Кто она? - переспросила Ирка, - Студентка. Обычная студентка. Педвуз заканчивает. Папа - заместитель гендиректора “Красного полотна”, родной дядюшка - заслуженный художник. Скворешников фамилия, может, слышали? На мой взгляд, неплохой живописец... по крайней мере, не авангардист и не абстракционист.

 Дэн поднапряг память. Да, что-то он слышал... краем уха. Что ж, многое становится понятным. “Золушку” с улицы “Медведь” в жены, безусловно, не взял бы.

 - Ясно. Спасибо за информацию.

 - Пожалуйста, - Ирина насмешливо улыбнулась, - Только что вам ясно? Ну, папа у нее -какая-никакая “шишка”, ну, дядя, в некотором роде... Только дело-то не в этом. Это так, вторично.

 - А что же первично? - полюбопытствовал Дэн.

 Взгляд изумрудных глаз секретарши слегка затуманился.

 - Девочка-видение... Знаете такую старую песню?

 - И что?

 Ирина усмехнулась и пододвинула к себе текущую корреспонденцию, явно, собираясь начать ее разбирать (и тем самым давая понять Ларсену - разговор окончен).

 - Девочка-видение, девочка-мечта... Это она и есть. Мечта. - Ирина опять вскинула на Ларсена насмешливый взгляд, - Для простых смертных - недосягаемая...

 Кстати, вы-то как? Еще не сподобились найти себе невесту? А то могу порекомендовать свою подругу...

 - Спасибо, - пробормотал Дэн, - Как только сподоблюсь, не премину вас об этом известить.

 Ирина фыркнула и отвернулась к компьютеру.

 Позже, вспоминая разговор с ней, Ларсен так и не пришел к однозначному выводу -”девочка - мечта”... Смеялась она над ним или говорила серьезно?

 Впрочем, “Медведь” действительно не был похож на того, кто предпочел бы “товарец с гнильцой”. Он как раз был похож на такого мужчину, который “наобум” не женится. И у женщин он - чего там? - пользовался популярностью, несмотря на отсутствие бесподобного обаяния Бельмондо и замашек Дон Жуана.

 А, может, именно поэтому?..

 

 * * *

 

2.

 Кирилл

 

 - Да он пьян, похоже, - мужской голос. Довольно молодой.

 -Я не слышу запаха спиртного, - женский. Низковатый и тоже молодой, - По-моему, он просто уснул. Неудивительно - фильм и на меня навеял скуку... Эй, милый мальчик, просыпайтесь, сеанс окончен!

 Теплая (определенно, не мужская) ладонь весьма фамильярно потрепала его по щеке, и Кирилл, наконец, окончательно проснулся.

 На него в упор смотрели насмешливые ярко-синие глаза. В какой-то миг он решил, что все еще спит - девушка (или женщина? Он не сумел определить ее возраста - может, двадцать пять, а, может, и все тридцать) была необыкновенно красива. “Почти как Ольга, - подумал он, но тут же поправился, - Нет, не Ольга. Ольга другая”.

 В красоте Ольги было больше нежности, красота же этой незнакомки являлась яркой, почти агрессивной.

 Красота прекрасной, но недоброй феи из детской сказки. Кого-то вроде Снежной Королевы.

 - Простите, - пробормотал Кирилл и, машинально пригладив свои короткие волосы (настолько короткие, что в приглаживании они, собственно, и не нуждались), встал с кресла, немедленно оказавшись на полголовы выше красавицы.

 Однако, она ухитрялась смотреть на него чуть свысока. Все с той же легкой усмешкой.

 - У меня прощения просить не нужно, юноша, хоть вы и загородили проход своими длинными ногами. Но вот режиссер фильма, который вы благополучно проспали, определенно потребовал бы от вас, - смешок, - Сатисфакции...

 Кирилл ощутил, что краснеет. Краснеет как пацан. И было отчего - незнакомка не просто являлась ошеломляюще красивой. Она была дорогой, несомненно. Ее элегантное пальто, тонкие перчатки, изящные сапожки - все являлось неброским, но отнюдь не дешевым. Кирилл посмотрел на маячившего рядом с ней высокого мужчину... черт, да это ж Сашка Лебедев, бывший спецназовец, вместе с которым он когда-то работал в одном охранно-сыскном агентстве!

 Однако... Лебедев слегка усмехнулся, поняв, что охраняемой им особе со стороны этого парня, одетого как бедный студент (а Кирилл и являлся студентом и отнюдь не богатым) не грозит.

 -Так вы провели бурную ночь, принц? - задала красавица очередной ехидный вопросец, и Кирилл почувствовал, что краснеет еще гуще.

 - Я... дежурил. В супермаркете, на Моховой. В ночную смену.

 Она удивленно приподняла брови.

 - Понятно, да не совсем. Почему бы не отоспаться дома?

 - Так он сейчас должен быть в политехе, на лекциях. Так, Кирюха? - снисходительно пробасил Лебедев.

 Кирилл молча кивнул.

 На лице без малейшего преувеличения прекрасной незнакомки отразилось еще большее удивление.

 - Так вы, оказывается, знаете друг друга?

 Кирилл слегка прокашлялся... и внезапно поймал себя на сильнейшем желании коснуться темных, волнистых, изысканно подстриженных волос красавицы. Да, определенно, в ней что-то было... что-то, притягивающее, как мощный магнит.

 И в то же время она могла обжечь. И сильно.

 Впрочем, сейчас она была весьма доброжелательно расположена. Или ей было просто скучновато - Лебедев не принадлежал к тем мужчинам, что способны развлечь искушенную (а в том, что красавица очень искушенна, Кирилл не сомневался) даму. Да и не это входило в его профессиональные обязанности.

 - Мы когда-то вместе работали... - прокашливайся - не прокашливайся, а голос, все одно, звучит чуть хрипловато. - В “Фениксе”.

 Она неожиданно поморщилась. Или Кириллу это просто показалось? Словно упоминание о “Фениксе” ей было неприятно.

 - Мир тесен, верно? Вас как зовут? Кирилл?

 Он опять кивнул. Опять ловя себя на желании... точнее, уже нежелании. Явственном нежелании, чтобы незнакомка ушла. Впервые после расставания с Ольгой женщина вызвала у него что-то вроде смутного волнения.

 Варя - не в счет. Варя, конечно, мила, но уж слишком проста и предсказуема. Как ни печально, но вспоминал он о ней лишь тогда, когда всерьез “подпирало”. Варя не занимала его мыслей. А в сердце оставалась тоска по Ольге. Пусть уже не такая сильная, как полгода назад, но все же тоска.

 И это, безусловно, по отношению к Варе было нечестно, учитывая ее явное неравнодушие к нему, Кириллу. Да, совсем нечестно.

 - Кирилл... - незнакомка улыбнулась. Почти мечтательно. - А имя красивое, даже очень...

 Ну а я Анна. Анна Васнецова.

 Анна. Васнецова. Если б сейчас Лебедев дал ему под дых, Кирилл вряд ли это заметил бы. И ощутил.

 Анна. Почему он сразу-то не допер, идиот? “Красивая стерва”, так называл ее Давидов (разумеется, за глаза). Или просто - стерва.

(“Шефу опять не до нас. Его требует к себе Ее Величество Стерва”, тонкие губы презрительно кривятся.

И бас Смоленцева:

“Ладно тебе, Олежка, завидовать. Если б твоей любовницей была такая же красавица...”

“У меня жена красавица, - сквозь зубы, - А связи с женами банкиров мне ни к чему. От этого больше головной боли, чем проку”.)

 Но что бы ни болтали, факт оставался фактом - Анна Васнецова, законная супруга президента “Мега-банка” господина Зарецкого, давно (и прочно) являлась любовницей Сергея Ручьёва , руководителя охранно-сыскного агентства “Феникс”. Агентства, где Кирилл проработал без малого год.

 Формальной причиной его увольнения из “Феникса” явилось поступление в политехнический университет. Фактической же... об этом Кирилл предпочитал не вспоминать.

 Впрочем, к Лебедеву Кирилл неприязни не питал. Лебедев не был замешан в грязной авантюре, отнявшей у Кирилла (отнявшей бесповоротно) единственную, кого он любил.

 - Все в порядке? - в синих глазах Анны мелькнуло легкое беспокойство, - Или это реакция на мою фамилию?

 - Очень красивая фамилия, - пробормотал Кирилл первое, что пришло в голову. Сейчас они втроем уже направлялись к выходу из кинотеатра.

 - Да, - Анна усмехнулась, - И знаменитая. Но мой папа, увы, все же не состоял ни в близком, ни дальнем родстве с известными художниками-передвижниками...

 Не хотите выпить чашку крепкого кофе, Кирилл? Тут неподалеку очень приличное кафе, куда мы с Александром, собственно, и направляемся...

 Первым побуждением было вежливо отказаться, но он столкнулся глазами с Лебедевым и понял - тот не сомневается, что Кирилл именно так себя и поведет. Буркнет себе под нос что-нибудь невразумительное и ретируется. Ибо такие женщины - не для него. Не его уровня. Не уровня двадцатитрехлетнего студента, чья семья едва сводит концы с концами, и кто вынужден по ночам подрабатывать в супермаркетах, обслуживая пьянчуг, которым среди ночи надо ”добавить” либо срочно опохмелиться.

 И, как обычно в таких случаях, его охватила досада.

 - Отчего же нет? - Кирилл посмотрел на красавицу в упор, - С большим удовольствием... Вы позволите вас угостить?

 Она опять усмехнулась. При этом мелькнула в ее синих глазах некая искра, искра, от которой у Кирилла по коже пробежали мурашки. Даже если эта их встреча останется единственной, он ее запомнит надолго...

 И теперь он Ручьёва (о котором говорили, что эта женщина его “слабое место”, его ахиллесова пята) понимал прекрасно. Ох, как понимал...

 - Не пойдет, милый мальчик, - мягко сказала Анна, - За меня уже обещал заплатить Александр, которому мой супруг на такой случай даже выдал наличные (она усмехнулась, а Лебедев густо покраснел). Впрочем, никто вам не помешает также заплатить за себя самостоятельно. Кстати... вы, полагаю, успели отслужить в армии?

 Вопрос являлся хоть и неожиданным, но не слишком странным.

 - Да, в десанте, - немного растерянно ответил Кирилл, - Это имеет значение?

 -Огромное! - она непринужденно взяла его под руку (один ее парфюм - безусловно, баснословно дорогой - мог заставить потерять голову. Не говоря о глазах, тонком профиле... и идеально стройных ножках), - Слышала, десантник обязан уметь водить машину?

 - Я вожу, - ответил Кирилл все еще немного растерянно, пока не понимая, к чему она клонит (хотя догадаться было совсем несложно), - “Жигули” брата. По доверенности.

 - Нет, ты посмотри, Саша, на ловца и зверь бежит, - обратилась Анна к Лебедеву. Тот неопределенно хмыкнул.

 - Сколько ты получаешь в качестве этого... ночного секьюрити? - опять спросила она Кирилла.

 Он в очередной раз ощутил, что готов покраснеть. Назвал сумму.

 Анна выглядела удивленной.

 - Долларов?

 Тут Лебедев весьма бестактно фыркнул, а Кириллу уже казалось, что его отхлестали по щекам крапивой.

 - Бедный мальчик, и как ты сводишь концы с концами? - сказала Анна без обычной насмешки, - Ладно, прости мою бестактность, - ее рука опять легонько коснулась... уже не локтя, а ладони Кирилла (хорошо, что он сейчас не смотрел на Лебедева и не видел выражения его глаз...)

 - К делу, -Анна достала из сумочки прямоугольник визитки и ручку, - После аварии, случившейся год назад, муж мне запрещает самой садиться за руль. Не скажу, что ты первый, кому предлагается эта работа... но неважно. Место пока вакантно. Оклад для начала... (она назвала сумму, от которой у Кирилла перехватило дыхание). Занятость неполная, лишь во второй половине дня. Я, видишь ли (легкая усмешка) раньше полудня не встаю... А вы, студенты дневного отделения... ты учишься на дневном? (Кирилл опять кивнул) Отлично. Вы ведь учитесь в первой половине дня, так? Значит, останется и время на учебу...

 Кирилл подумал, что все это звучит слишком хорошо для того, чтобы быть правдой, и Анна словно прочла его мысли.

 - Конечно, не факт, что мой супруг - господин Зарецкий, - все ведь зависит в конечном итоге от него, понимаешь? - примет тебя на работу, но... то, что ты служил в “Фениксе” - уже отличная рекомендация, верно, Саша?

 Лебедев улыбнулся, но довольно кисло.

 - Александр вообще-то возит моего мужа, - пояснила Анна, - А сегодня я его просто... взяла напрокат, - она тихонько засмеялась.

 - А чем вас не устраивали прежние водители? - спросил Кирилл, сам дивясь непомерной наглости своего вопроса.

 Анна изящно повела плечами.

 - Один водил машину отлично, но... как это выразиться? - она произнесла что-то по-французски с идеальным прононсом (Кирилл подумал, что она, возможно, как и Ольга, обучалась на факультете иностранных языков), - Словом, не знал своего места. Ну, а другой... с ним было просто страшно ездить, так он гнал, - она опять мягко улыбнулась, - Я вас не слишком запугала, милый юноша?

 - Не слишком, - улыбнулся Кирилл в ответ, хотя... чего там? Слегка запугала-таки...

 * * *

3.

 “Ржевский”

 

 - Не волнуйтесь, мы накопаем компры (на любого, заметь, милый, на лю-бо-го!), настоящей компры, так что подыскивайте писаку, который все это складно изложит на бумаге в какой-нибудь (желтой, конечно же) газетенке. Что поделаешь, это наша работа, и мы свою работу (прямо скажем, шакалью) привыкли выполнять на совесть....

 А что, Ручьёв, и впрямь шакалья работа... но ты ее сам себе выбрал. Не обстоятельства толкали, нет. Обстоятельства лишь подталкивали... И, положа руку на сердце, ты испытываешь угрызения совести? Да ни малейших. Люди в подавляющем своем большинстве - редкое дерьмо, и если один кандидат на высокий пост (мэра или … да неважно, хоть самого президента) хочет сожрать конкурента, мы поможем. Поймаем, зажарим, приправим... и поднесем на блюдечке тушку несчастного.

 А заодно, милок, и тебя прощупаем хорошенько. И если вдруг заартачишься, не захочешь платить нами установленную цену... Что ж, пеняй тогда на себя. И не забывай пословицу о том дурне, который в поте лица копал яму другому...

 Ручьёв откинулся на спинку своего рабочего кресла, сцепил руки на затылке, и вдруг нахлынуло, накатило такое знакомое... “Никого, кроме нее, ни видеть не хочу, ни слышать...”

 Похоже было на дикую жажду - такое случается у проснувшегося с похмелья. И продолжается... продолжается это достаточно долго для того, чтобы со всей обреченностью понять - да, он однолюб, и неважно, сколько женщин было в промежутках между (не так, собственно, и много, и совесть его укоряла лишь за одну, ту, что имела неосторожность влюбиться в него со всем пылом молодости и неопытности. Впрочем, тогда он считал, что Анна его бросила. Она же лишь взяла “тайм-аут”. Для нее все изначально было лишь щекочущей нервы игрой...)

 Он до сих пор помнил день, когда впервые ее увидел.

 Ее муж обратился в агентство Ручьёва для обеспечения ее охраны (и попутно - негласной слежки за ней). Ручьёв выяснил о ней все, что только возможно. Начиная с того, что ее отец заведовал математической кафедрой в крупном педагогическом вузе, что матери своей она почти не помнит (та бросила их с отцом, когда Анне было четыре года). Раскопал нехорошую историю из ее школьных лет - когда одноклассник, пятнадцатилетний пацан, ради нее сиганул со второго этажа школьного здания (перелом двух ребер, бедра и ключицы). Узнал, что семнадцатилетней девчонкой она участвовала в городском конкурсе красавиц и заняла второе место (именно там, на этом конкурсе, ее приметил тридцатишестилетний вдовец, тогда еще вице-президент, а не президент “Мага-банка” господин Зарецкий).

 Детей они с Зарецким почему-то заводить не спешили.

 Он и фотографии ее видел. Бесспорно, она являлась фотогеничной. Ручьёв знал, что очень фотогеничные особы редко выглядят столь же эффектно и в жизни.

 Как оказалось, он ошибся. Когда увидел ее вживую, выходящей из спорткомплекса, где она занималась модным тогда шейпингом. Грациозную, как пантера. Длинноногую, как лань. С восхитительной гривой темно-каштановых волос и глазами такой яркой синевы, что небо казалось поблекшим.

 Глазами, увидев которые он внезапно вспомнил “Песнь песней” Соломона. “Царица цариц” - именно такой в его представлении она и должна быть - с тонкими, идеально правильными чертами лица, словно выточенными резцом влюбленного скульптора, и глазами потрясающе, нереально, неправдоподобно... нет, даже не синими - сапфировыми.

 Глазами царицы. Или ведьмы.

 Поначалу Ручьёв свои чувства к супруге банкира счел не более, чем наваждением. Может, более сильным, чем предыдущие, но тоже преходящим. Безусловно преходящим.

...Они стали регулярно встречаться. Через месяц предсказуемо стали любовниками. Наваждение не исчезало. Наваждение перерастало в нечто большее. Ручьёва уже не устраивали встречи украдкой, свидания урывками. Его бесило, когда она уходила от него по утрам, даже не удосужившись его разбудить и не оставив хотя бы самой коротенькой и дурацкой записки (разумеется, такие вещи происходили во время отъездов ее супруга за кордон).

 Наконец, он решился... на огромную глупость - предложил Анне уйти от мужа. Она посмотрела на него с сожалением (“Игра перестала быть игрой, Серж?”) и ушла. Конечно, не от мужа, а от него, Ручьёва.

 Сказать, что он испытал боль, значит, не сказать ничего. Пустота - вот что было самым страшным. Пустота в душе, в сердце... абсолютная, черная пустота.

 Он старался найти забвение в работе. Что ж, это принесло свои плоды - в рекордно короткие сроки “Феникс” превратился в агентство, с которым стали считаться солидные люди и приносить ощутимую прибыль.

 Спустя время в его жизни стали появляться и женщины, но ни с одной Ручьёв не завязал длительных отношений. Ни одна не могла заменить ему синеглазую стерву, столь элегантно отеревшую о него, Ручьёва, ступни своих изящных туфель.

 Конечно, он предполагал, что когда-нибудь, да увидит Анну снова. Разумеется, случайно.

 Это действительно произошло спустя полтора года после памятного разговора об “играх, переставших быть играми”. Они увиделись на какой-то презентации.

 Ее солидный супруг, конечно же, беседовал на деловые темы с такими же, как он, деловыми людьми, а дипломированный переводчик (в свое время она закончила лингвистический факультет) Анна Валентиновна Васнецова (по мужу - Зарецкая) откровенно скучала, лениво отражая атаки молодых и стареющих сластолюбцев.

 Первой мыслью Ручьёва, когда он увидел Анну, была - она ни черта не изменилась. Следующим явилось осознание того, что и чувства его по отношению к ней остались прежними.

 Анна его увидела, и в ее нереально синих глазах появилось выражение, от которого сердце Ручьёва (его несчастное влюбленное сердце) совершило бешеный скачок.

 - Как ваши дела, Бонд? - поинтересовалась она с усмешкой, подавая ему руку, - Так и не женились?

 Он еле удержался от порыва, невзирая на любопытные взгляды, перецеловать каждый ее пальчик - в отдельности. Просто несильно сжал ее руку.

 - Где ж вы видели женатого Бонда?

 Она рассмеялась. Легко, красиво, непринужденно. Ее глаза говорили о том, что ничего не закончилось. Конечно, все в этом мире имеет свое начало и свой конец, но... не сейчас. Только не сейчас.

 ...К своему счастью (а может, и несчастью) Ручьёв не был свидетелем знакомства Анны с бывшим сотрудником его агентства Смирновым К. А. Ему ничего не было известно о том, что Анна вдруг, ни с того, ни с сего, сходу, с места - в карьер предложила абсолютно незнакомому человеку (почти мальчишке, по ее меркам) стать ее личным “извозчиком”, ибо Лебедев, хоть и работал на Ручьёва, придерживался железного правила - не совать носа в дела, которые его не касаются. И тем более, в личные дела работодателей (себе дороже, что неоднократно доказывала жизнь).

 В противном случае Ручьёва очень насторожила бы та легкость, с которой Анна пошла на контакт с мальчишкой (похоже, мужчинами она считала лишь тех, кому перевалило за тридцать. Не моложе). Его, определенно, страшно бы удивило предложение, сделанное его любовницей парню, некогда находившемуся в его подчинении.

 Но к счастью (или несчастью) Ручьёву ничего не было известно о случайной встрече Анны Васнецовой со студентом Кириллом Смирновым. Абсолютно ничего.

 * * *

4. 

 Кирилл

 - О чем это ты размечтался? 

 Кирилл едва не вздрогнул, когда младшая сестрица-проныра по обыкновению бесшумно подкралась сзади. Размечтался? Да нет, скорее задумался. Задумался, вертя в пальцах белый прямоугольник визитки, на обратной стороне которой от руки был написан телефонный номер. Номер мобильника.

 На первый взгляд, предложение Анны было очень заманчивым - оклад куда выше того, что он получал в качестве ночного охранника, и по совместительству - кассира в супермаркете. Да и работа не в пример нынешней, ибо после каждой ночной смены он (чего уж там?) мало что был способен воспринимать из того, что вдалбливали в бедные студенческие головы профессора и доценты. А тут - занятость лишь во второй половине дня плюс один полноценный выходной... Да и дело привычное - сидеть за баранкой, и не какого-то там самосвала, а отличной (восхитительной по его меркам) тачки - элегантного “Пежо” цвета серебристый металлик. Уж, конечно, с такой машины он будет сдувать пылинки...

 К кому же он, парень из рабочей семьи, абсолютно ничего унизительного не видел в том, чтобы быть чьим-то “личным извозчиком”, тем более - “извозчиком” супруги главы такого крупного и престижного банка, как “Мега-банк”.

 Но... нет ли тут какого-то подвоха? И так ли случайна была та встреча в кинотеатре? А если не случайна, кто ее мог подстроить? Кто... кроме Ручьёва? Но зачем Ручьёву это понадобилось? Хочет иметь еще одного своего человека среди обслуги Зарецкого? Но он, Кирилл, давно на Ручьёва не работает и не собирается работать.

 И вообще, сыр бесплатным лишь в мышеловах бывает.

 ...Он колебался и раздумывал, и, пожалуй, так и не решился бы позвонить по указанному на визитной карточке номеру, если б ситуацию вновь не изменила Ирка, закатив истерику по поводу того, что у нее, пятнадцатилетней зассыхи, нет даже “приличных сапог”.

 И это, увы, было правдой. Ибо с тех пор, как некоторая доля доходов стала уходить на его образование (а куда в наше время без высшего образования? Не вечно же в наладчиках или ночных сторожах ходить?), пояса, фигурально выражаясь, приходилось затягивать все туже и туже...

 - Ладно, -буркнул Кирилл, - Будут тебе сапоги...

 И уж лучше он выкроит из своей получки, а то, кто знает, что может взбрести в голову хорошенькой пятнадцатилетней девчонке? Не придет ли ей в голову подыскать “доброго дядю”, который за пару этих несчастных сапожек возьмет специфическую плату?

 Он набрал указанный на визитке телефонный номер, абсолютно не будучи уверенным в том, что Анна его узнает - ибо прошла уже неделя со дня их первой (и единственной) встречи.

 В самом деле, она спросила: “Какой Кирилл?” таким лениво-небрежным тоном, что он еле удержался от импульса швырнуть трубку.

 Но не швырнул. Стараясь, чтобы голос звучал предельно вежливо, назвал кинотеатр, где они встретились. Напомнил о Лебедеве. Наконец, упомянул и об агентстве (хоть это было и крайне неприятно).

 - А, это вы, кареглазый мальчик, - в ее голосе Кирилл уловил легкую усмешку, - Простите, что не узнала вас сразу. Но могу сказать- мое предложение остается в силе, и, если вы согласны его принять, вам надлежит встретиться и побеседовать с моим супругом. Минуту, я уточню у него время... адрес его офиса вам не известен?

 А откуда он мог быть ему известен?

 Наконец, она назвала дату, время и адрес, по которому он, Кирилл, должен был явиться к Зарецкому для собеседования.

 - И один маленький совет, - добавила она напоследок (почти промурлыкала), - Держитесь естественно. Не слишком развязно, но и не робко. И, чем бы ни закончилось собеседование, перезвоните мне, хорошо?

 Кирилл пообещал, что непременно перезвонит, и поймал себя на том, что с Анной очень приятно общаться. Может, впоследствии (не дай Бог) она и выкажет себя стервой, но пока - что там? - она была само очарование.

 А из этого следовало, что супруг ее явит собой полную противоположность. И, конечно, Кирилла, как он этому ни противился, начал бить легкий мандраж, когда он, облачившись в лучший выходной костюм и даже повязав на шею ненавистный галстук, направлялся к Зарецкому на собеседование.

 Встретили его на входе, как водится, мордатые секьюрити и, проверив документы, профессионально обыскали.

 Затем он увидел секретаршу Зарецкого. Молодую, довольно смазливую, тщательно накрашенную, тщательно причесанную, тщательно одетую (так, чтобы подчеркивалась и красота фигуры). Кириллу она показалась отчего-то очень... ненатуральной. Лицо ее было каким-то застывшим, кукольным (в отличие от живого и выразительного лица Анны). Таким же механическим (кукольным) голосом она пригласила его войти в кабинет, где находился сам президент “Мега-банка”.

 Зарецкий оказался невысоким, но стройным, подтянутым. На висках была заметна седина, лицо довольно тонкое, интеллигентное, умное. Определенно, он выглядел моложе своих лет - на сорок с небольшим “хвостиком”, хотя, как Кирилл, слышал, ему было уже около пятидесяти (собственно, супруга по возрасту вполне годилась ему в дочери).

 Он пожал руку Кирилла не вяло, а как-то очень формально. Зеленоватые, прикрытые стеклами очков в изящной оправе глаза смотрели внимательно, цепко.

 Предложив Кириллу присесть, сам устроился в рабочем кресле.

 - Вас, юноша, конечно, рекомендовал господин Ручьёв? - голос Зарецкого звучал ровно, почти скучающе.

 Что Кирилл мог на это ответить? Брякнуть, что случайно увидел его красавицу жену в кинотеатре? Что тут изначально замешан Его Величество Случай? Прозвучало бы это, по меньшей мере, странно. А точнее - просто глупо.

 И он подтвердил - да, Ручьёв. Подозревая, что Анна успела намекнуть супругу об этой “рекомендации”.

 - Ну, хорошо, - наконец, сказал г-н Зарецкий, выслушав краткое резюме Кирилла, - Я склонен взять вас на работу, однако предварительно...

 И Кирилл, холодея, понял, что сейчас ему предложат пройти тест и на полиграфе (то бишь, детекторе лжи). Впрочем, он успокоил себя тем, что с прежней работы еще не уволился, следовательно, ничего не теряет.

 И, как ни странно, проверка на полиграфе прошла успешно. Собственно, лгать-то ему было не о чем, за исключением Ручьёвской рекомендации, но вот об этом его как раз и не спросили.

 Таким образом, уже через день он подписал с Зарецким контракт, предусматривающий прохождение испытательного срока в два месяца, но тут Кирилл дал себе зарок - в лепешку разобьется, но испытание выдержит. Ибо относительно условий работы и размера оклада Анна его не обманула (нет, совершенно непонятно, отчего ее считают такой уж стервой?)

 * * *

Глава 2.

1.

 Вересков

 

 На Город обрушилась Весна - ядовитым потоком ультрафиолетовых лучей, грязными лужами, почерневшим снегом и обнажившимся повсюду мусором, под этим снегом до времени скрывавшимся.

 Потом, конечно, разбухли почки на деревьях, березы выпустили столь любимые поэтами сережки, остренькими кинжальчиками проклюнулась на газонах изумрудная травка, мать-и-мачеха веснушками запестрела повсюду, на цивилизованных клумбах расцвели цивилизованные первоцветы - крокусы, примулы, чуть позже - и тюльпаны с нарциссами...

 Весна. Небо ясное. Птицы гомонят. Коты шмыгают, устраивают под окнами вдохновенные душераздирающие концерты... Девочки со следами юношеских прыщей на щеках и явными признаками авитаминоза облачились в короткие курточки и облегающие джинсики.

 ...Ольгу, конец, перестало тошнить по утрам (равно как и вечерам), к ней вернулся аппетит, и она начала медленно, но верно поправляться (во всех смыслах).

 И это было хорошо. Это было главным, следовательно, прочее - реакция родни Верескова на его, можно сказать, спонтанную женитьбу, второстепенным.

 Ох, это обычное людское ханжество... Встречаться с девчонкой, по возрасту годящейся в дочери, он мог, но жениться на этой девчонке? Ох, как неразумно! “Неразумно”, поджав губы, заявила его мачеха, которая уже отчаялась “пристроить замуж” свою двадцатитрехлетнюю дылду (сводную сестру Верескова).

 Отец только крякнул, увидев Ольгу.

 - Седина в бороду, бес в ребро? Нашел лолитку... Небось Митькина ровесница?

 Вересков, ощущая себя в этот момент едва ли не провинившимся школяром, промямлил, что процесс взросления у девушек все-таки значительно ускорен, да и Ольга на два с половиной года старше Дмитрия, как-никак...

 Отец только рукой махнул.

 -Да ясно, на что ты повелся... На длинные ножки и ясные глазки... - а потом вдруг улыбнулся - непривычно мягко. - Ну что ж... может, детишек она тебе нарожает таких же красивых и не таких раздолбаев, как Митька...

 Сводная сестра Верескова, несмотря на то, что должна бы, как водится, испытывать в отношении Ольги ту неприязнь, что испытывают дурнушки к бесспорным красавицам, неожиданно нашла с его Олененком общий язык. За те десять дней, что отец гостил у него со своим семейством, они почти подружились (или даже без “почти”). Отец тоже посматривал на Ольгу с добродушным снисхождением, называя ее “пичугой” (за глаза). Лишь мачеха откровенно неприязненно поджимала губы (да что с нее взять, мачеха есть мачеха, никогда у нее с пасынком не было теплых отношений... правда, откровенно враждебных тоже).

 И еще не понравилась Верескову реакция его сына - уж слишком долго Митька не сводил с Ольги глаз, краснел, отвечал невпопад... Что-то раньше Вересков за своим довольно нагловатым отпрыском подобной стеснительности не замечал.

 После его отъезда он осторожно поинтересовался мнением Ольги о своем сыне.

 Та спокойно пожала плечами.

 - Нормальный мальчик, рафинированный маменькин сынок... Ой, прости, я тебя обидела?

 Он только вздохнул.

 - Кто ж на правду обижается?

 

 * * *

 

 - Что-то не так, ангел?

 Короткий взгляд исподлобья, и опять глаза под тенью ресниц.

 - С чего ты взял? Я же сказала, все в порядке...

 -Точнее, соврала. А врать ты не умеешь абсолютно. Так что присаживайся на диван, вот так, рядом со своим “Медведем” и выкладывай ему, что произошло. Надеюсь, дело не в ребенке?

 Опять короткий взгляд и яркий румянец на щеках.

 - Нет, не в ребенке. А в ребенках.

 Он опешил.

 - Ты хочешь сказать... хочешь сказать, у тебя близнецы?

 - Нет, не у меня! - уже гневное, - Не у меня, а у нас! По нашей-то линии, вроде, близнецы не рождались, а вот по вашей, “медвежьей”?

 - Ну... - только и сумел протянуть он. Умеет хулиганка преподносить сюрпризы, ох, умеет... - Это все точно?

 Фыркнула.

 - Точнее не бывает. Я же прошла УЗИ. Исследование. Ультразвуковое. И своими глазами их видела на мониторе, двух маленьких, крохотных... - вздохнула, - К сожалению, не удалось определить пол. Что, страшно? - спросила вполне серьезно.

 -Почему страшно? Просто... неожиданно. А чего же тут страшного? Они ведь не сиамские?

 Ольга от избытка чувств даже треснула его кулачком по плечу.

 -Ну ты еще накаркай! Нет, конечно. Только это - все равно большой риск, потому что близнецы редко рождаются доношенными, и вообще неизвестно, смогу ли я их доносить... Медве-е-едь... - и уткнулась лбом ему в грудь.

 Он тихонько погладил ее по шелку волос.

 - Что это еще за паникерские речи? Даже из головы выброси, что не сможешь. Все ты сможешь. Все, поняла?

 - С твоей помощью, - пробормотала Ольга и, хоть головы не подняла, он понял - улыбается.

 * * *

 

2. 

 

 Кирилл

 

 -Расскажи о своей работе...

 -А что, работа как работа,- он лениво перебирал толстую Варину косу, - Самая обычная шоферская работа...

 - Ну, самая обычная, - Варя ненадолго приподняла голову, и от взгляда ее пытливых серо-синих глаз ему на секунду даже сделалось не по себе. Словно в самую душу заглянула, Варвара-краса, длинная коса. Симпатичная медсестричка, очень нравящаяся его маме. И ему, Кириллу, тоже. Но, увы, не более, чем нравящаяся. И то не всегда.

 До тех пор, пока не начинает донимать расспросами. И не смотрит излишне пытливо.

 - Ты все-таки у самого президента “ Мега-банка” работаешь... Он, наверное, живет как король? Во дворце?

 - В обычном коттедже. Я б его даже особняком не назвал. Так, с натяжкой...

 -И прислуги полно, да? Горничных там, дворников...

 - Какие горничные? Варь, тебе что, Контора дала поручение через меня выяснить всю подноготную Зарецкого?

 “Не сказал о целом штате мордатых секьюрити, которых Анна презрительно называет “дармоедами”. И ведь права, в самом деле. Отчасти”.

 - Она молодая? - ох, уж эта Варя со своими вопросами-расспросами. Дождется, что он сейчас встанет с ее старого, продавленного дивана и уйдет к матери. Ей Богу, дождется.

 - Кто?

 - Ну, жена Зарецкого. Которую ты возишь.

 -Не совсем. То есть, далеко не юная. Думаю, ей лет двадцать семь-двадцать восемь (хотя выглядит не старше двадцати пяти, но он об этом Варе говорить не стал - что она после этого может себе вообразить?)

 - Двадцать восемь - еще не старая... Красивая? У этих, новых, жены все красавицы...

 - Варь, ну какое это имеет значение - красивая или нет? Я кто? Извозчик, только и всего. Думаешь, она обращает на меня внимание? Да ни малейшего! Кто внимание обращает на обслугу?

 -Значит, красивая, - очень тихо сказала Варя.

 Кирилл промолчал. Он сам, положа руку на сердце, предпочел бы, чтобы Анна не была такой... уж слишком. Чтоб его сердце не вздрагивало всякий раз, когда она переводила на него свои насмешливые глаза. Чтобы его взгляд не притягивал так неудержимо ее тонкий профиль, если она садилась не на заднее сиденье “Пежо”, а на переднее, рядом с ним.

 Как-то она надела юбку чуть выше колен. Совсем ненамного, однако, этого оказалось достаточно, чтобы дорога до драмтеатра, где должно было состояться какое-то благотворительное мероприятие, показалась ему сильнейшей пыткой... если б она еще села на заднее сиденье, а не на переднее, с ним рядом...

 Иногда Кириллу казалось, что ей доставляет удовольствие его дразнить. Точнее, поддразнивать. Но вообще, она его, конечно, всерьез не принимала. Наверняка считала мальчишкой. Хотя... для супруги банкира Анна неплохо к нему относилась. Однажды он попросил у нее дополнительный выходной, чтобы помочь матери на даче. Анна чуть прикусила нижнюю губу.

 -Знаешь, как поступим? Чтобы Зарецкий не вычитал этот рабочий день из твоей получки - а он, знаешь, очень щепетилен в этих вопросах, - ничего ты никому говорить не станешь, а если тебя хватятся, я скажу, что ты просто отпросился... на часок. К примеру, курсовую защищаешь...

 ...И с чего ее называли стервой, в самом деле? По мнению Кирилла, слухи о ее стервозности были сильно преувеличены...

 Иногда ему приходило в голову, что Анна стала едва ли не панацеей... от тоски по Ольге. Да вот в чем беда - кажется, она являлась тем “лекарством”, которое опаснее самой болезни...

 

 * * *

 

 

 

 

3. Анна

 

Зарецкий надевал галстук, что-то насвистывая себе под нос. Его редеющие темно-русые волосы были тщательно уложены, он был идеально гладко выбрит, он находился в приподнятом настроении.

 Зарецкий отбывал в Бельгию. На неделю. Разумеется, не на каникулы. Разумеется, по делам. Именно по этой причине он ее, Анну, и не брал с собой, хотя она, на основании договора переводившая различную зарубежную публицистику, являлась в некотором роде свободной художницей и могла уезжать в любое время на любой срок, когда угодно и куда угодно.

 Раньше именно так и происходило. Она сопровождала мужа в его деловых загранпоездках. Раньше. Но теперь - все реже. По причине, которая давно не была для нее секретом.

 - Желаю хорошо провести каникулы, дорогой.

 Она улыбалась. Да, чем хуже было у нее на душе, тем чаще она улыбалась. Это была особенная улыбка. Мысленно она называла ее “своей стервозной улыбкой”. Ты уедешь, дорогой мой, законный пред Богом и людьми, супруг - тут я ничего не могу поделать.

 Но дорогу - хотя бы часть - я тебе подпорчу. Поедешь ты отнюдь не в том приподнятом настроении, в котором сейчас пребываешь.

 Я многого не имею права делать, дорогой, но быть стервой - этой прерогативы ты у меня не отнимешь. Чего-чего, но этого... не отберешь.

 - Что ты мелешь? - он с досадой обернулся. Кажется, уже предчувствуя, куда она клонит.

 Анна продолжала улыбаться. В конце концов, это было ее право.

 “У женщины есть право, а у мужчины возможность...пойти налево”. Но дорогу я тебе - не обессудь, - закудыкаю-таки. По праву.

 - Не волнуйся, я все понимаю. Я даже тебя понимаю - она очень свеженькая девочка. Этакая пейзанка, а? Как ее фамилия? Румянцева? Удивительно ей идет. Экономист-стажер Румянцева со здоровым румянцем во все лицо...

 Щеки Зарецкого побагровели. Пальцы вдруг сделались очень неловкими - они никак не желали увязывать галстук в правильный узел.

 - Знаешь, слушать твои бредовые инсинуации я вовсе не намерен...

 Она усмехнулась.

 - Инсинуации? Бредовые? Значит, та шлюшка, которую ты недавно взял под крылышко в свою контору, мне просто приснилась? Ты забыл - я ее видела своими глазами в твоем офисе. И я видела, какими глазами она на тебя смотрела... Кого ты хочешь обдурить, Зарецкий? Неужели меня? Это даже не смешно.

 Зарецкий тяжело вздохнул.

 - Знаешь, кого ты мне сейчас напоминаешь? Прости, испорченного, избалованного ребенка, который желает, чтобы папочка непременно взял его с собой, не понимая того, что папочка едет по делам! Что папочка, черт возьми, делает деньги! Деньги, на которые ты, к примеру, сможешь поехать к морю... Не к той засранной луже, что в Сочи, а к настоящему синему морю, на Лазурном берегу...

 Право, твои капризы... ну, смешны, - его голос смягчился. Он приблизился к Анне и даже коротко поцеловал ее в лоб, - Смешны, честное слово.

 - Честное слово банкира - закон, - сказала она насмешливо. Его попытка примирения выглядела попыткой загладить еще не совершенный проступок, отчего ей стало еще более тошно (хотя, куда уж более?), - Неделя адюльтера за неделю на Лазурном берегу. Это даже излишне щедро, пан Зарецкий...

 - Ну, знаешь, - его глаза полыхнули зеленоватым огнем (он очень не любил намеков на свое “шляхетское” (отчасти) происхождение), - Адюльтера - но с чьей стороны? Тебе известно мое терпение, я долго закрывал глаза на твои танго с этим несостоявшимся “Бондом”...

 - Который однажды спас тебе жизнь, - негромко добавила Анна, - Ибо это его парни вычислили место и время покушения на вашу, Сергей Владиславович, драгоценную персону. А однажды - репутацию... впрочем, вы ведь очень не любите об этом вспоминать, как это я забыла?

 - Возможно, он и спас мне жизнь, - медленно сказал Зарецкий, - А возможно - сам же инсценировал эту попытку покушения... Снайпера они слишком уж мастерски подстрелили. Не успел бедолага ничего сказать.

 - Это глупо, - ответила Анна холодно, - Ручьёв способен на многое, согласна, но подставлять, а потом убивать своего же человека?

 - Ну, разумеется, благородный сэр Бонд... - Зарецкий криво усмехнулся, - Знаешь, спор этот наш с тобой беспредметен, да и разговор, по большому счету... Так что давай на этом и закончим, дорогая, хорошо?

 Он вновь отвернулся к зеркалу и сосредоточился на завязывании галстука - элегантный пятидесятилетний мужчина, который умеючи поддерживая себя в форме, выглядел на десяток лет моложе. Мужчина, собирающийся провести неделю за границей в обществе юной девочки, которой Анна, по правде говоря, не завидовала, но и не сочувствовала - ведь Зарецкий ради этой девочки (Иры, Инны или кого там еще) не станет рисковать своим браком, как никогда не рисковал, связываясь с множеством предшественниц этой Иры или Инны - юных стажерок, юных секретарш и иже с ними.

 И чем быстрее эти иры, инны и прочие забудут о веселых каникулах, проведенных вместе с элегантным и рафинированно-интеллигентным Сергеем Владиславовичем, тем будет лучше для них же. Для их же блага.

 ...Наконец, проводив взглядом “Мерседес” супруга, направляющийся в аэропорт, она вернулась в дом и после небольшого колебания набрала номер Ручьёва. Ей не слишком хотелось его видеть, но еще меньше хотелось сегодняшний вечер проводить в одиночестве.

 - Ты вовремя обо мне вспомнила, - сказал “Ржевский”, - Я только что думал, что ты начала меня избегать.

 - Зарецкий отбывает в Бельгию, - сказала Анна.

 Ручьёв сделал небольшую -на пару-тройку секунд - паузу.

 - Без тебя?

 -Да, но не один.

 -Надеюсь, ты пожелала ему счастливой дороги? - теперь голос “Ржевского” звучал веселее.

 -И счастливых каникул.

 -Отлично. Может, и нам устроить себе каникулы?

 - Может быть...(все лучше, чем ничего). Она подумала, не предоставить ли Кириллу еще один, а то и парочку выходных - в пику скаредности супруга?

 Договорившись о времени встречи с Ручьёвым (уж в этом-то случае за руль своего “Пежо” она сядет сама), Анна направилась в ванную, где нежилась почти час, пока ее блаженство и негу не прервал телефонный звонок. Не взглянув на определитель номера, она поднесла трубку к уху и поначалу даже не узнала голоса говорящего - так сильно он изменился.

 Это был голос мужчины, на которого внезапно обрушилось не несчастье, а горе. Самое настоящее горе.

 -Аня? Извини, ради Бога, но ни черта сегодня не получится, - Ручьёв говорил непривычно хрипло, и ей казалось, его голос вот-вот сорвется. - Мне только что звонили из Семиреченска... в общем, моя тетка... Ты слышишь?

 -Да, конечно, - она невольно понизила голос, предчувствуя, что скажет Ручьёв. Да уж, если день не задался изначально, то он не задался...

 Оставалось утешаться только одним - у Ручьёва имелась более чем уважительная причина покинуть ее (в отличие от г-на Зарецкого).

 Наконец, попрощавшись с Ручьёвым и сказав ему напоследок несколько ободряющих слов, она, не спеша, привела себя в порядок.

 Ну, что? Недостает только одного звонка - от мальчика с ясными карими глазами... У него наверняка тоже найдется уйма причин не являться на работу...

 Она взглянула на часы. Ну, так и есть. Стервец опаздывает уже на три минуты. Зарецкий не преминул бы сказать ей в назидание, к чему приводит панибратское обращение с обслугой...

 Особенно, с нахальными мальчишками. С неким кареглазым мальчишкой, в узких джинсах и куртке-ветровке. Мальчишкой, появляющимся на работе с опозданием уже в четыре минуты, и тем не менее, с улыбкой приветствующим охранника, открывшего ему ворота, и легкой, пружинистой походкой направляющимся к дому...

 “Мерзавец”, пробормотала она, не замечая того, что говорит вслух; ощущая, что щеки начинают пылать, как у шестнадцатилетней девчонки, и, наконец, с полной ясностью осознавая свою изначальную обреченность и абсолютную невозможность обмануть судьбу...

 …-Надеюсь, ты-то не должен никуда срочно ехать?

Удивление в дивных золотисто-карих глазах.

 - Только туда, куда вы прикажете, шефиня. Иначе зачем я здесь? Так куда едем?..

 

 * * *

 Глава 3.

Кирилл
 

- А теперь за город. По Денисовскому шоссе. Я укажу, куда свернуть.

 Кирилл бросил на Анну короткий, немного удивленный взгляд, но промолчал. В конце концов, ему-то что за дело, зачем ей понадобилось ехать за город? Он всего лишь извозчик и только...

 - А теперь - налево. К дачному поселку Луговка.

 Он кивнул. Все еще недоумевая, ибо в этом поселке дачи себе строили отнюдь не сильные мира сего. Небольшой, полузаброшенный поселочек, окруженный частоколом хвойного леса.

 - Тут, - “Пежо” остановился напротив старого, однако добротного двухэтажного коттеджа.

 Отлично. Неужели тут у нее назначена встреча с кем-то? Может, даже самим “Ржевским”?

 Кирилл непроизвольно стиснул челюсти.

 - Ты тоже выходи, - небрежно сказала Анна, - Может понадобиться твоя помощь. Камин умеешь растапливать?

 Он невольно улыбнулся.

 - И камин, и русскую печь.

 - Ну и замечательно, - она направилась к двери коттеджа по вымощенной булыжником узкой тропинке.

 Войдя в дом и оглядевшись, Кирилл испытал легкое недоумение - на “любовное гнездышко” это не походило... Максимально простая обстановка - застеленная старым пледом низкая тахта, старинный круглый стол, венские стулья... На полу - самые обычные дорожки, изрядно потертые.

 К тому же, в доме витал еле ощутимый запашок плесени, как известно, возникающий в нежилых помещениях.

 Перехватив его удивленный взгляд, Анна коротко усмехнулась.

 - Что, решил, тут у меня назначено рандеву? Если и рандеву, то разве что с призраками... Это дача моего покойного отца, профессора Васнецова, - на ее лицо набежала тень, - Папа и я - вот и вся была семья... матери не стало, когда мне было четыре года.

 - Мне очень жаль, - неловко пробормотал Кирилл.

 Анна взяла со старинного буфета связку ключей (явно от амбарных замков), подала ему.

 - Будь любезен, сходи в сараюшку за домом и принеси дров на растопку - помещение надо бы протопить... А я пока взгляну, что делается на втором этаже.

 Когда он вернулся с охапкой поленьев, Анна с несколько отстраненным видом стояла у окна. Оранжевый свет клонящегося к закату солнца заставлял ее темные волосы отливать медью.

 На миг у Кирилла перехватило дыхание - до того она была хороша... Тонкие черты, поражающие своей чистой синевой миндалевидные глаза...

 На ней был костюм мышиного цвета (она вообще предпочитала неброские тона в одежде), отлично подчеркивающий узкую талию, высокую грудь, прочие линии безупречной фигуры.

Она была необыкновенно красива, и он невольно залюбовался ею... пока не вспомнил, кто он и зачем тут находится.

 “Окажите услугу, милый юноша, протопите как следует это помещение и убирайтесь... на пару часов, а то и дольше. Сейчас сюда подъедет некий субъект на “Фольксвагене” цвета “мокрый асфальт”, элегантный “сэр Бонд” местного масштаба, и...”

 Он отбросил от себя эти пакостные (чего там?) мыслишки и, больше не глядя на Анну, приблизился к камину (похоже, этот камин ее отец выложил собственными руками), обратив внимание на то, что рядом с камином она успела положить стопку старых газет.

 Когда он закладывал в каминный зев поленья, Анна снова заговорила. Негромко, без обычной легкой усмешки в голосе.

 - Папы не стало семь лет назад, и тогда меня весьма удивил Зарецкий. Вообще-то, он крайне редко выказывает великодушие, но, когда я заговорила о продаже этого дома и участка, - а мне страшно не хотелось их продавать, - он предоставил мне выбор. Мол, поступай как сочтешь нужным. И, когда я подумала, что тут появятся посторонние люди, станут все по-своему переделывать и прочее... ну, ты понимаешь?

 - Понимаю, - он снова ощутил неловкость, и даже что-то, похожее на смутное волнение, ибо Анна подошла ближе, стоя сбоку и наблюдая за его действиями. - От моего деда тоже дом в деревне остался, и нам жаль его продавать... Хотя за него много не выручишь.

 Он сунул свернутую трубочкой и зажженную с одного конца газету поверх поленьев...

...в этот момент тонкие пальцы очень легко, почти невесомо коснулись его затылка.

 Кирилл резко вскинул голову.

 Анна убрала руку, но обычной усмешливости в ее взгляде не было.

 - Как ты догадался сказать Зарецкому на собеседовании, что тебе дал рекомендацию Ручьёв?

 Кирилл ощутил, что краснеет.

 - Вообще-то, он сам это предположил... А разве нет? Вы ведь навели обо мне справки, прежде чем...

 Он осекся.

 Ибо Анна отрицательно покачала головой. И в ее пристальном взгляде он очень явственно уловил... ожидание.

 И совсем несложно было понять, чего она ждала.

 Равно, как и почему заставила привезти себя в этот пустующий дом... с горящим камином.

 

...Отступить? Повиноваться голосу рассудка? Прикинуться этаким Иванушкой-дурачком? Вовремя вспомнить слова Давидова о “связях, от которых одна головная боль” и сделать вид, что ничего особенного не происходит, хозяйка просто дала указание своему холую, он это указание выполнил, следовательно, свободен?

 Вряд ли она еще раз захочет приехать сюда вместе с ним. Тоже сделает вид, что лишь ненадолго предалась сентиментальным воспоминаниям. И взгляд ее снова похолодеет. Так же, как и голос.

 Отменно воспитанная и корректная Снежная Королева. Не замечающая - подобно супругу - людей из обслуги в упор.

 Он попытался ухватиться за воспоминания об Ольге... без малейшего успеха. Все, связанное с Ольгой, казалось сейчас невероятно далеким. Будто и не с ним происходило.

 Варя? Снова и снова являться к этой влюбленной в него дурехе, этой “белой мышке”, чтобы самым подлым образом использовать, а потом с тоской выслушивать ее трепотню, мечтая о том, чтобы поскорее прошло время, которое выдерживаешь лишь ради приличия, чтобы не так явственно виделись мотивы его визитов к ней?

 …На мгновение он отвел от Анны глаза (если все - лишь наваждение, морок, выдача желаемого за действительное?), потом поднялся с корточек. А, черт с ним! Худшее, что может случиться - это то, что она его, Кирилла, резко оттолкнет, после чего, конечно же, Зарецкий вышвырнет его с работы...

 ...и Кирилл опять станет подыскивать место ночного охранника в каком-нибудь захудалом супермаркете.

 ...Но Анна его не оттолкнула. Ни резко, ни мягко. Не сделала даже попытки.

 

…..............

В какой-то миг он поймал себя на желании... проснуться. Этого ведь просто не может быть? Дурацкая юношеская фантазия? Но, он, Кирилл, никогда не был фантазером. И то, что сейчас происходило между ним и Анной, было реальностью.

 - Милый, милый мальчик... - сейчас ее голос напоминал мурлыканье. Нежные подушечки пальцев коснулись его шеи, затем волос, легонько их взъерошили. - Необыкновенно... милый.

 - Тебе было хорошо? - спросил он чуть подсевшим голосом.

 Она усмехнулась.

 - Что за детские вопросы...

 Неожиданно ее снисходительный тон вызвал в нем волну досады. Не такой уж он, Кирилл, и мальчик, прямо скажем - давно не мальчик, особенно, если учесть все, что ему пришлось пережить (и сделать!) за все его двадцать три.

 И да она не настолько стара, чтобы разговаривать с ним так покровительственно.

 -Так же хорошо, как и со “Ржевским”? - довольно резко спросил Кирилл, а в следующую секунду его щеку обожгла сильная пощечина.

 - Никогда не упоминай при мне этого пошлого прозвища, - сказала Анна абсолютно ледяным тоном (и столь же ледяным был сейчас ее взгляд), - А заодно и фамилии человека, носящего эту пошлую кличку.

 - Прости... те, - пробормотал Кирилл, невольно касаясь пылающей щеки.

 Анна холодно усмехнулась.

 - Так как ты, ведут себя глупые щенки. Глупые кусачие щенки...

 Теперь, похоже, запылала и вторая его щека. Ну вот, он на собственной шкуре убедился, что эта красавица неспроста заслужила звание прожженной стервы... Нет, неспроста.

 Он приподнялся с тахты (застеленной хоть и не шелковыми, но идеально чистыми простынями), чтобы взять брошенные на стул (старинный, венский) футболку и джинсы, когда пальцы Анны (удивительно нежные пальцы) снова коснулись его плеча.

 Он обернулся.

 - Далеко ли вы собрались, юноша? - в голосе все еще звучала легкая насмешка, а вот холод исчез.

 - Извини, я не приняла во внимание повышенной ревнивости мужчин твоего возраста... Вполне простительно - не забывай, что я уже двенадцать лет замужем за человеком, вполне годящемся мне в отцы...

 Он ощутил, что снова краснеет. Она всегда и со всеми так откровенна?

 - Перестань дуться, милый мальчик, - ее голос опять преобразился в почти мурлыканье, - Расскажи лучше, от кого ты унаследовал свои дивные глаза? Не иначе, в вашем роду были цыгане...

 Кирилл невольно улыбнулся.

 - Нет, цыган не было. Хотя в детстве, когда я был жутко вихрастым, меня действительно дразнили цыганенком... На самом деле мой дед по материнской линии - абхазец.

 - Абхазец? -Анна удивленно приподняла брови, - Это правда или ты решил надо мной подшутить?

 - Какие шутки? Его звали Вахтанг. Вахтанг Маладзе. Правда, в живых я его не застал - он погиб еще до моего рождения. В горах, во время схода лавины. -он отвел глаза, - С тех пор моя матушка видеть не может все эти аулы, горы...

 - Невеселая история, - сказала Анна без улыбки. Затем осторожно коснулась длинного шрама на его голени. - А это откуда? С Кавказской мясорубки, вероятно?

 Кирилл невесело усмехнулся.

 - Точно. “Мясорубка” - хорошо сказано. Особенно, если вспомнить, как у меня на глазах “смолотило” лучшего друга... так что матушка права, говоря, что я родился в рубашке...

 Анна молча провела ладонью по его щеке, и он снова привлек ее к себе.

…................

 После повторного любовного порыва они ненадолго заснули.

 Проснулся Кирилл от того, что Анна ласково погладила его по щеке.

 - Нам пора, милый мальчик.

 Это “мальчик” почему-то уже ничуть его не коробило. Он попытался снова притянуть ее к себе, но на сей раз получил мягкий, однако, решительный отпор.

 - Когда я говорю - пора, значит, действительно, пора, -она с кошачьей грацией потянулась и улыбнулась, как озорная девчонка. - К слову, я зверски проголодалась... И ты наверняка? В следующий раз, когда сюда направимся, нужно будет захватить с собой какой-нибудь снеди, верно?

 - Обязательно, - ответил он чуть подсевшим голосом, ибо сердце в очередной раз пустилось в бешеный галоп.

 

 * * *

2.

 Муж

 

 Да, та еще выдалась поездка... Впору впасть в мистику и решить, что синеглазая женушка-ведьма и впрямь сглазила... кроме шуток!

 Он даже постарался поскорее свернуть деловые вопросы. А все из-за этой зассыхи, которую его бес попутал взять с собой...

 По части амурные игр Инночка оказалась немногим лучше бревна. Зато у девочки обнаружился характер. Характер... дерьмовее не придумаешь.

 Поначалу он еще шел у нее на поводу, когда она требовала раскошелиться (на этот случай он, разумеется, имел запасец. Некий НЗ). Но дрянь вытряхнула из него в полтора (!) раза больше того, на что он максимально (максимально!) рассчитывал.

 М-да. Ушлая нынче пошла молодежь, ничего не скажешь. Когда Анне было столько же, сколько этой зассыхе (а она, к слову, уже являлась его законной женой), все-таки до столь непомерной степени эта красавица, профессорская дочь, не наглела.

 Впрочем, порода есть порода... Анна, и с голоду умирая, пожалуй, с протянутой рукой не пойдет...

 Что ж, оставалось утешаться одним - вернувшись в Город, он, безусловно, отошлет юную дрянь как можно дальше - скорее всего, переведет в филиал банка в Заозерске.

 Жаль, нельзя эту дрянь попросту на улицу вышвырнуть, особенно после той ее выходки... “Когда ты со своей старухой разведешься, мы...”

 Ну, тут он попросту обомлел. Затем, стараясь не повышать голоса, объяснил девочке, что

 ...во-первых, женат не на старухе, а на женщине, которой и тридцати не исполнилось, женщине блистательно красивой и отменно воспитанной (в отличие от этой толстощекой юной дуры);

...а во-вторых, даже будь он женат на действительно безобразной старухе, ради такого ничтожества как Инночка, все одно, разводиться бы не стал. Даже под дулом пистолета.

 В ответ дрянь закатила истерику, расчетливо поглядывая на него сквозь раздвинутые пальцы, которыми закрывала свое круглое лицо.

 “Ну хорошо, подумал он, закипая, - Поплакать хочешь? Давай. Только уж натурально, стерва”.

 И хлестнул ее пару раз по щекам (надо заметить, что до этого он руку поднимал на женщину лет тридцать назад. Отвесил оплеуху особе, наградившей его не опасной, и не тяжелой, но крайне неприятной болезнью).

 Эта Инна сама, в некотором роде, являлась болезнью. Не опасной, но очень неприятной...

 Разумеется, назад они летели уже в разных салона лайнера. Он, как обычно, в бизнес-классе, юная дрянь - в убогом салоне эконом-класса. И пусть благодарит его за то, что он не заставил ее оплачивать обратную дорогу самостоятельно...

 В аэропорту его, как обычно, встретил Лебедев. Прежде чем направиться домой, он попросил Сашку заехать в один из цветочных павильонов и купил для Анны чайные (ее любимые) розы. Отчасти - во искупление своей “маленькой вины”, отчасти оттого, что сейчас очень четко осознал - законная его “стерва” выглядит сущим ангелом во плоти в сравнении со стервой истинной...

 Спросил Лебедева о новостях. Тот ответил то же, что и Анна вчера по телефону - все в полном порядке, никаких изменений, никаких ЧП.

 Да, не было его шесть дней, а сейчас казалось - шесть часов...

 Во дворике, вылизанном и вычищенном, мальчишка, месяц назад взятый им на работу, старательно мыл и так, собственно, сверкающий “Пежо” Анны. “А ведь красивый парень”, неожиданно отметил он. Красива его высокая, подтянутая фигура, открытое, чистое лицо с яркими темно-карими глазами...

 Не такой, собственно, он мальчишка. С полным правом может называться мужчиной. Любопытно, как часто он докладывается своему латентному шефу - Ручьёву? Каждую неделю? Две? Ну, не каждый ведь день?

 Увидев его, Кирилл вытянулся почти по стойке “Смирно”, вежливо поздоровался.

 Он же ответил на приветствие не сухо, как обычно, а вполне доброжелательно. Подумав, что парень неплохо справляется (к слову, дворик был вылизан им же - помимо шоферских, на него, наряду с Лебедевым, были возложены и обязанности уборщика прилегающей к дому территории. Зарецкий подозревал, что львиную долю этой работы Лебедев с удовольствием взваливает на широкие плечи новичка).

 Анна встретила по обыкновению тепло и ласково. Если б ему не было известно, какой превосходной актрисой она может быть, то и впрямь бы поверил, что она просто счастлива его возвращению.

 Но одного точно нельзя было не отметить - выглядела она превосходно. Легкий румянец не был результатом косметических ухищрений, а глаза сияли здоровым блеском.

 “Как у сытой кошки”, - отметил он с неприязнью, ибо сомнений в том, что она недурно провела время со своим “бондом” (порой оправдывающим свое пошлое погоняло - “Ржевский”) уже не оставалось.

 И это испортило-таки Зарецкому настроение. Правда, ненамного.

 

 * * *

 

 3.

 “Ржевский”

 Автобус покинул Семиреченск, мимо окон опять потянулась стена хвойного и смешанного леса...

 Ручьёв откинулся на спинку кресла “Икаруса”, прикрыл глаза. Долгий кошмар, наконец, закончился. Ручьёв, родившийся в мегаполисе, до четырнадцати лет проживавший с родителями в крупном европейском городе, в таких дырах, как Семиреченск, чувствовал себя, мягко говоря, неуютно...

 … Он задремал незаметно для себя, и приснилась ему, конечно же, Анна, приснилась Дрезденская галерея, по которой наяву они с Анной никогда не бродили, но то был сон, и Анна остановилась напротив картины какого-то неизвестного эпохи Возрождения, изображающей молодого Назаретянина с апостолами.

 -Посмотри, какие глаза, Серж, - восхищенно выдохнула Анна, указывая то ли на Петра, то ли на Иоанна,

...и неожиданно Ручьёв осознал (там, во сне), где и когда, а точнее, у кого видел такие же глаза - широко расставленные, удлиненные, темно-карие, затененные густыми ресницами, потрясающе выразительные, - и перед тем парнем (носившим в “Фениксе” погоняло Студент, хотя настоящим студентом он тогда еще не был) у Ручьёва до сих пор оставалось неотчетливое чувство вины.

 Как только сон начинает вызывать негативные эмоции, он, как правило, заканчивается.

 Ручьёв, разумеется, проснулся, поблагодарил Бога за маленькие милости - в частности, за то, что автобус был полупустым и рядом с ним никто не сидел, бросил взгляд на часы, с тоской осознав, что до Города тащиться еще как минимум пятьдесят минут, взял в руки мобильник и набрал номер... разумеется, Анны. Ибо именно ее по приезде хотел увидеть первой - черт возьми, он же страшно хотел с ней встретиться еще неделю назад, до своего отъезда!

 Но, едва услышал ее голос (кажется, даже “слушаю” Анна произнесла с неохотой), тут же ожили сознательно подавляемые подозрения... Подозрения, что она все-таки намерена поставить точку в их отношениях.

 Посему не так уж и удивили его ее слова (ответ на вопрос, когда же они, наконец, увидятся).

 - Не знаю, Серж. Честное слово, не знаю. Я, как назло, свалилась с простудой, случается со мной такое по весне...

 - У тебя не простуженный голос, - ответил Ручьёв довольно сухо.

 Это точно. Голос у нее был не простуженный, а лживый - ему ли не знать? Эти якобы удрученные интонации, фальшивое сожаление и прочие приемчики из арсенала заштатной “примадонны”.

 Анна ничуть не обиделась.

 - А ты хочешь, чтобы я еще кашляла и шмыгала носом? Это же вирусная инфекция, повышение температуры и ничего больше... Главное - выдержать положенные два-три дня постельного режима...

 “Что ты мелешь? - захотелось крикнуть ему, - Что за белиберду?”

 Но - увы. Кто он такой, чтобы разговаривать с ней подобным тоном? Подобным тоном имеют право разговаривать лишь мужья, а уж никак не любовники - пусть даже столь давние и привычные, что... почти мужья.

 В том-то и дело. Нельзя быть “немножко беременной”, и “почти муж” это все-таки не муж.

 Тем не менее, что-то же происходит? (А в том, что происходит, он уже не сомневался).

 Ручьёв резко выпрямился - догадка была простейшей и тошнотворной. Она не хочет видеться с ним... не означает ли это, что она видится с другим? Ничего подобного раньше не происходило, что отнюдь не означает, что и не произойдет.

 Пока она еще молода и находится в расцвете красоты.

 “Этот вывод слишком напрашивается”, угрюмо подумал Ручьёв, а внутренний голос между тем уже настойчиво нашептывал, что проверить это ему труда не составит...

 Ну ни малейшего не составит труда.

 

 * * *

 

4.

 Любовники

 

-Ну, разумеется, буду есть лимоны килограммами, а таблетками злоупотреблять не стану... да, спасибо, уж постараюсь. И я тебя. Пока, - она закончила абсолютно лживый разговор с Ручьёвым, закончила с огромным облегчением, ибо и Ручьёву было отлично известно о том, что она лжет (на что ей, собственно, было начхать) и, прервав связь, сунула телефон назад, в сумку.

 Кирилл, закладывающий очередную порцию поленьев в камин, поднялся с корточек и, приблизившись к ней, тоже присел рядом, на тахту.

 - Это был?..

 Она молча кивнула.

 - Не понимаю, - сказал он с некоторой досадой, - Ладно, звонил бы твой муж... Но “Ржевскому”-то что ты должна?

 Анна коротко вздохнула и легонько взъерошила удивительно мягкие на ощупь, а с виду - жесткие, волосы Кирилла.

 - Ты умеешь играть в шахматы?

 Он вскинул на нее немного удивленные глаза.

 - Так себе... Не на уровне гроссмейстера, конечно...

 - Ну, неважно. Важно, что ты знаешь правила. В некоторых играх существуют строго определенные правила, которые нельзя нарушать. Конечно, я могу сказать Ручьёву, чтобы он оставил меня в покое... однажды, к слову, это уже происходило.

 - Но он не оставил?

 Она усмехнулась.

 -Отчего же? Оставил... на время. Ладно, это другая история. Но если то же самое я ему скажу сейчас, он, думаю, вывернется наизнанку, но все-таки выяснит, в чем причина. Точнее, в ком.

 Кирилл отвел глаза.

 - Выяснит... а потом поделится информацией с Зарецким?

 У нее едва не вырвалось “не говори ерунды, “ но... говорить этому мальчику о своих отношениях с Ручьёвым ей тоже не хотелось. Посему она ответила:

 - Хотелось бы верить, что нет, но “хотеть верить” и “верить” - две большие разницы, как говорят в Одессе. И если все-таки Зарецкому станет обо всем известно, кто пострадает в первую очередь, догадываешься?

 - Пешка, конечно, - вздохнул Кирилл, - А не Королева...

 - Ты не пешка, - мягко возразила она, переплетая свои пальцы с его пальцами, - Ты просто мой милый мальчик...

 ...Вчера он приволок ей целую охапку подснежников. Пронес их за пазухой, под курткой, а, оказавшись в ее комнате, где она сидела над переводом весьма нудной повести некоего модного аргентинского беллетриста, вывалил цветы прямо на стол. Она только успела пробормотать “Сумасшедший”, как он коротко улыбнулся и вышел. Отправился в гараж заниматься своими шоферскими обязанностями.

 А она смотрела на нежную лиловую печеночницу, не зная, плакать ей или смеяться, смотрела и вспоминала, когда же ей в последний раз дарили сорванные своими руками цветы?

 ...Это было больше десяти лет назад. Огромный букет полевых колокольчиков и ромашек преподнес ей кареглазый мальчишка по имени Данила, мальчишка, знающий язык зверей и птиц и мечтающий стать ветеринаром;

...мальчишка, дружбу с которым ее, Анны, отец крайне не одобрял.

 Он мог перейти допустимые границы... мог, ибо она была влюблена в него по уши... но не перешел. Завалил экзамены в ветеринарную академию и ушел в армию.

Откуда вернулся через год. В оцинкованном гробу.

 ...Она сожгла все его письма. Все фотографии. Два часа простояла на самом высоком в Городе мосту... но так и не решилась прыгнуть.

 ...Но домой вернулась уже другая Анна. Впоследствии отлично усвоившая главный принцип выживания для женщины (равно, как и девушки) - быть стервой. Всегда и во всем.

 И успешно практиковала этот принцип.

Весьма успешно... пока опять не встретила простодушного мальчика с ясными карими глазами. Невероятно похожего на того, первого... и в то же время - другого.

 ...Позже она сказала Кириллу, что его могли оштрафовать какие-нибудь рьяные гринписовцы - цветочки-то эти занесены в Красную книгу...

 Он улыбнулся. По обыкновению, по - мальчишески беспечно.

 - Ерунда. Зато видела бы ты в тот момент выражение своего лица...

 - Еще одна подобная выходка - и Зарецкий вышвырнет тебя на улицу.

 - И что? - легкомысленно отозвался Кирилл, - Пусть вышвыривает. Рабочие руки везде требуются. Мне бы только до диплома дотянуть...

 А с тобой мы же не перестанем видеться, правда? У моего деда дом есть в деревне...

 - Бестолочь... милая, - вздохнула она, целуя его... и все-таки боясь расплакаться. Ибо этого мальчика ей хотелось терять еще меньше, чем того. Того, первого.

 

 * * *

Глава 4.

 
1. 

 Супруги

 - Да, я предоставил парню дополнительный выходной, как он и просил, ну, думаю, ты в курсе, - Зарецкий поправил расстеленную на коленях салфетку (он был редким аккуратистом, ее супруг).

 - В курсе, - небрежно отозвалась Анна, намазывая гренок джемом (джем по особому рецепту готовила их повариха - без вредных красителей, консервантов и прочего).

Зарецкий слегка усмехнулся. Перед ним стояла чашка с превосходно заваренным, но не слишком крепким чаем - от кофе ее супруг отказался еще шесть лет назад - вредно для сердечной мышцы (“А пить кофе без кофеина - все равно, что есть белковую икру, верно, дорогая?”)

 Она также не пила кофе в его присутствии, чтобы не дразнить бывшего кофемана чудесным ароматом свежесваренных кофейных зерен. Самой ей было все равно - кофе или чай. Она вообще не имела особых пристрастий в еде, за исключением, разве что, икры.

 Посему потребляла ее редко и в малых количествах, хотя, по мнению Зарецкого, чтобы избавиться от какого-либо пристрастия к определенной пище, ее нужно съесть много. Даже переесть.

 Но она вовсе не желала избавляться от своего вполне невинного пристрастия.

 Умеренности ее научил не супруг. Умеренность во всем - было девизом покойного профессора Васнецова.

 -Похоже, ты благоволишь к парню больше, нежели благоволила к его предшественникам, - небрежно заметил Зарецкий.

 Если этими словами он надеялся вогнать ее в краску, то очень ошибся. Она лишь невозмутимо пожала плечами.

 - Отчего нет? Мальчишка добросовестно трудится и знает свое место...

 -К тому же, хорош собой, - Зарецкий тонко улыбнулся, - Каковы глаза, а? Может , в их род затесался бродячий цыган?

 - А цыгане бывают не бродячими?

 - Или даже еврей, - рассеянно закончил ее муж, -Любопытно, почему он ушел из “Феникса”?

 - Потому, что пошел учиться в политех, - мягко сказала Анна, -Хочет стать программистом.

 Зарецкий кивнул.

 - Да, хороший программист очень ценен... правда, одного образования тут недостаточно, нужен истинный талант. Помнишь, я рассказывал тебе о некоем Садовникове, настоящем гении в своей области?

 Она мысленно перевела дух - наконец-то супруг соизволил сменить щекотливую тему. Щекотливую, ибо она боялась если не словом, то интонацией или даже более ярким румянцем на лице выказать свое неравнодушие к Кириллу. Хотя то, что Зарецкий, обычно не обращающий внимания на людей из обслуги, заметил, что Кирилл хорош собой, плохой признак...

 Следовательно, нужно быть вдвойне (даже втройне!) осторожными...

 Именно поэтому, когда Кирилл завел речь о дополнительном выходном, она сказала, что - увы - повторно покрывать его не сможет, и он сам должен отпроситься у своего работодателя.

 Скрытая же причина заключалась в том, что в тот день она намеревалась увидеться человеком, портить отношения с которым было бы крайне неразумно... Ибо Ручьёв станет ее “джокером”, если игра с Сергеем Владиславовичем зайдет слишком далеко.

 Хотя... она, пожалуй, и так далеко зашла.

 Неожиданно к ней пришла ассоциация - лисица, угодившая в капкан. И угодившая прочно.

 

 * * *

 

2.

 Варька

 

 - Его опять нет дома, Варюша, - до чего же добрый и сочувствующий голос у Полины Вахтанговны! И такие же добрые, сочувствующие, бархатные глаза, как и у сына, - Опять звонил и сказал, что задержится у Зарецкого. Может, тут его подождешь? Поужинаешь с нами?

 Варька ощутила, что краснеет. Везет же некоторым - в частности, тем, у кого такие славные мамы... И в малогабаритной квартире Смирновых - уют (не то, что в доме спивающейся вместе с отчимом Варькиной мамаши), и с кухни такой аппетитный запах только что испеченного пирога, что слюнки текут...

 И все же Варя от предложения Полины отказалась. Та, конечно, и понимающая, и добрая... но как раз поэтому с легкостью вытянула бы из Варьки правду, что она узнала сегодня благодаря приобретенному в аптеке тесту, а ей хотелось, чтобы эту правду первым узнал Кирилл (а уж потом - и его мама...)

 Поэтому она спустилась во двор и присела на лавчонку у подъезда, настроившись на долгое ожидание.

 Но ожидание оказалось не таким уж долгим. Смеркаться еще не начало, как Кирилл появился - долговязый, облаченный в привычную джинсовую куртку и черные джинсовые брюки.

 Остановился напротив, глядя вопросительно, даже обеспокоенно.

 - Варя? Что случилось?

 - Так, кое-что, - она встала с лавки, перекинула косу на спину, - Где ты все время пропадаешь? Я тебе звоню, звоню, а твои мама и сестра все время отвечают, что тебя нет...

 Он словно бы в замешательстве провел ладонью по волосам.

 - Ты же знаешь, в первой половине дня я учусь, во второй работаю...

 - Жену буржуя обслуживаешь, - сказала Варька с презрением, - По салонам и магазинам катаешь, чтобы дамочка вволю с жиру побесилась...

 Он заметно побледнел, на секунду плотнее сжал губы.

 - К твоему сведению, она по профессии переводчик, владеет несколькими иностранными языками, так что больше я ее вожу по издательствам, с которыми у нее заключены договоры на перевод различной зарубежной публицистики... а не только магазинам и салонам, - чуть покраснел и добавил, - К тому же это - моя работа, за которую мне платят деньги.

 Варя фыркнула.

 - Надо же, как ты эту старуху защищаешь...

 ...и немедленно пожалела о своих словах, ибо от полыхнувшего в почерневших глазах Кирилл огня у нее едва сердце в пятки не ушло - уж ей ли, Варьке, не знать, на что мужчины способны в пылу гнева! Достаточно вспомнить бывшего мужа-прапорщика...

 Впрочем, Кирилл ее, конечно же, не ударил. Даже не замахнулся. И голос его по-прежнему звучал мягко и негромко. Разве что теперь - с прохладцей.

 - Ты меня ждала только для того, чтобы высказать все эти гнусности? Если так, то извини... - он уже повернулся к дверям подъезда, когда Варька, наконец, преодолела секундное замешательство.

 - Нет, не только! - выкрикнула она, понимая, что через пару секунд непременно разревется. Разве ожидала она от того, кого любила, такой холодности? И вообще, он изменился... Варька не сумела бы сказать определенно, в чем именно, но изменился очевидно. И столь же очевидным было то, что ей, Варьке, эти изменения абсолютно не нравились.

 - Почему ты меня избегаешь? Где пропадаешь все время? Только не ври, что на работе, раньше у тебя столько работы не было!

 Он опять повернулся к Варьке лицом, даже взял ее за плечи.

 - Успокойся, - сказал очень мягко, как ребенку неразумному. Даже улыбнулся, правда, не светло и открыто, как обычно, а донельзя фальшиво (Варю от этой улыбки даже затошнило), - Успокойся и сама посуди - зачем я тебе, в самом деле? Ни жилья отдельного, ни “тачки”... даже мотоцикл - и тот год назад “сдох”! Образования приличного - и то еще нет. Вот и подумай - стоит ли на меня тратить лучшие годы?

 Варька задохнулась. Попросту задохнулась от ужаса. Что-то раньше он так не пекся о ее “лучших годах”, особенно когда подпирало! А теперь, значит...

 - У меня ребенок будет! - выкрикнула Варя, - Ребенок от тебя! Не понимаешь? Ребенок!

 Вот сейчас его лицо сделалось по-настоящему растерянным. И очень юным. А самое худшее - несчастным. Словно она, Варька, со всей силы врезала ему в самое уязвимое место.

 Впрочем, это несчастное, беспомощное выражение сохранялось на его лице недолго. Через несколько секунд Кирилл сумел взять себя в руки. Только мрак во взгляде остался. Непроглядный мрак.

 - Хорошо, -сказал он глухо, каким-то замороженным голосом. - Если будет ребенок - будет у него и отец. (У Варьки сладко дрогнуло сердце - все-таки...) Будет, - повторил Кирилл уже тверже, - Когда он родится, я ему дам свою фамилию, и на алименты тебе подавать не придется, я ребенка признаю в добровольном порядке... Конечно, тебе уже сейчас нужна помощь... - он полез в нагрудный карман своей куртки и извлек оттуда бумажник (новенький, кожаный, как машинально отметила Варька), - Вот, сегодня я как раз получил...

 Она, наконец, вышла из оцепенения и с силой (силой, помноженной на злость и отчаяние) ударила Кирилла по губам.

 - Тварь! Ну какая же ты тварь!

 Развернулась и пошла прочь, почти ничего не видя перед собой из-за застилавших глаза слез.

 Услышала оклик за спиной (“Варя!”), потом быстрые шаги, но обернулась только в тот момент, когда Кирилл схватил ее за плечо.

 Ни малейшей злости в его взгляде не было, хоть в уголке рта и выступила кровь.

 - Успокойся, - повторил он уже мягче, - Ты не поняла, что я сказал? Я не отказываюсь от этого ребенка, не заставляю тебя от него избавляться... Варя!

 Она молчала. И ненавидя его сейчас, и любя... как никогда сильно. Опять он показался ей мальчишкой... всего лишь растерянным мальчишкой.

 - Но ты пойми и меня. Как ты не можешь ничего с собой поделать, так и я... - он опять машинально взъерошил пятерней свои короткие волосы, - Знала бы ты, как я одно время хотел уволиться, чтобы не видеть ее вообще!

А, черт! Извини, - и покраснел.

 А Варька от изумления, кажется, даже рот приоткрыла.

 - Так ты... так это, выходит, она? Эта буржуйская дамочка, старуха эта?

 -Она не старуха, - устало и без малейшей раздражительности в голосе сказал Кирилл, - Немного старше меня, но далеко не старуха. Ладно, что об этом говорить... - он не слишком весело улыбнулся (у Варьки создалось впечатление, что просто заставил себя улыбнуться), потом опять приобнял ее за плечи, -Идем-как лучше к нам, мама нас ужином накормит...

 Варя отрицательно замотала головой, изо всех сил сдерживая подступающие к глазам слезы. Наплакаться (несостоявшуюся свою любовь оплакать) она еще успеет - когда останется одна.

 А в присутствии этого парня (с такими чудесными глазами, голосом и улыбкой... чудесными и … лживыми) слабость свою выказывать не хотелось.

 Возможно, и милостыни от него она, Варька, не примет. Возможно, этот ребенок вообще не появится на свет. А если появится, будет он не Смирнов, а Морозов. И никак иначе.

 - Я пойду, - пробормотала Варя, снимая его руку со своих плеч (такую, опять же, обманчиво заботливую руку...), - Мне надо все обдумать хорошенько.

 В его взгляде, как показалось Варе, появилось беспокойство.

 - Да, но ты не пропадай, слышишь?

 - Не пропаду, - усмехнулась Варька с горечью, - Не волнуйся...

 * * *

 

...Варька уже приблизилась к подъезду своего дома, как сидящий на хлипкой лавчонке худощавый, жилистый мужчина поднялся и направился ей навстречу.

 Направился, улыбаясь. Демонстрируя желтые зубы и несколько металлических коронок.

 Глаза мужчины, правда, не улыбались. Его пустые, холодные, водянисто-голубые глаза (абсолютно ничего хорошего нельзя ожидать от индивидуума с такими глазами).

 Варька похолодела. Может, все происходящее - только кошмарный сон? Как же так - ее муж (бывший муж) должен был пробыть в заключении пять лет, а прошло только три года (откуда ей было знать об условно-досрочном освобождении примерно ведущих себя заключенных?)

 - Ну что, не ждала, сучка? - ласково спросил бывший благоверный, приблизившись к обомлевшей Варьке и наматывая на костистый кулак ее косу, - Признавайся, не ждала ведь?

 Надо было закричать, попытаться его ударить хотя бы по голени (если не в пах), но Варька от ужаса просто оцепенела. Только в мозгу вертелось: “Ну почему не согласилась остаться у Смирновых на ужин? Почему, дура, почему?”

 Ее бывший муж, явно наслаждаясь эффектом от своего внезапного появления, ухмыльнулся. Глаза сияли какой-то жутковатой, дикой веселостью.

 - Вижу, что не ждала... а я ведь обещал, что вернусь. Помнишь, сучка? Помнишь?

 Слабо щелкнуло выскочившее из рукоятки лезвие ножа, Варя, наконец, рванулась в сторону от психопата, однако его жестка клешня вцепилась в плечо мертвой хваткой, 

...а потом остро отточенное лезвие легко пропороло Варин плащ, надетые под плащом свитер и хлопчатобумажную футболку, и, наконец, кожу живота.

 От страшной боли перед глазами заколыхалось красное марево, вскоре сделавшееся черным, и Варя осела на асфальт, уже ничего не видя и не слыша.

 Не слыша окрика “Варя!”, топота мужских ботинок, бессвязных ругательств и тяжелого дыхания двух борющихся мужчин.

 Впрочем, борьба продолжалась недолго. Бывшему десантнику, вышедшему живым из кавказского “пекла” и прошедшему подготовку в охранном агентстве, руководимом Сергеем Александровичем Ручьёвым (среди своих просто - “Ржевским”) не составило особых усилий догнать, сбить с ног и разоружить довольно хлипкого зека.

 Напоследок Кирилл выдернул ремень из брюк потерявшего сознание от удара головой об асфальт уголовника и туго стянул этим ремнем его заведенные за спину руки (проколов в ремне дополнительную дырочку своим собственным перочинным ножом).

 Затем, вскинув голову, Кирилл скомандовал сгрудившимся на безопасном расстоянии зевакам:

 - Чего уставились? “Скорую” вызывайте и милицию! - и, встав, приблизился к скорчившейся в позе эмбриона на асфальте Варе.

 Осторожно отвел от ее щеки прядь волос, приложил два пальца к шее девушки, дабы убедиться, что пульс ее, хоть и слабо, но бьется. Вытер носовым платком струйку крови, вытекающую из полуоткрытых губ Вари.

 - Ох, дуреха... непутевая...

 Услышал позади себя неуверенный голос какого-то парня.

 - Может, внести ее в дом?

 - Не лезь. Ее нельзя сейчас трогать, - отрезал Кирилл, не оборачиваясь. Снял с себя куртку, свернул ее валиком, подсунул под голову девушки (Варя слабо застонала).

 Наконец, приехала долгожданная “неотложка”, а с интервалом в пару минут и милиция.

 На вопрос Кирилла, обращенный к хмурому врачу, есть ли надежда, тот буркнул:

 - Всегда есть... пока пациент жив.

 Варю, поместив на носилки, отвезли в больницу, а Кирилл был вынужден ехать в РОВД - для дачи показаний в качестве свидетеля.

 

 * * *

 

3.

 Ржевский

 

 - Привет, Ручьёв. Как поживаешь?

 В первые секунды он (чего там?) едва не лишился дара речи - ведь уже разуверился в том, что Анна позвонит...

 - Нормально поживаю, - он постарался говорить ей в тон - небрежно, с легкой иронией, - В свете твоего звонка даже отлично. А ты как? Все еще на постельном режиме?

 Анна издала легкий смешок.

 - Пошловатый намек, сэр Бонд... Впрочем, если ты имеешь в виду состояние моего здоровья, могу тебя успокоить. Состояние неплохое.

 - Ушам не верю. Никак ты жаждешь со мной увидеться?

 - При условии, что и ты этого жаждешь, - сказала она без обычной насмешки, и Ручьёв, разумеется, капитулировал.

 Как и должно было быть. И бывало. Изначально.

 Он даже приготовился отменить назначенную на сегодня встречу с капитаном милиции Григорьевым (ничего, ради той информации, которую накопали парни Ручьёва, Петька Григорьев наизнанку вывернется... Ручьёв вполне справедливо считал его одним из лучших профессионалов в масштабах Города, и при этом Григорьев не брал (впрочем, если б он брал, грош была бы ему цена как профессионалу).

 Но отменять ничего не пришлось, ибо Анна заверила Ручьёва, что у нее завтра - абсолютно свободный день (Зарецкий опять отбыл за рубеж - правда, на сей раз ближний, в Прибалтику).

 Ну, а Ручьёву было уже не привыкать задвигать даже самые неотложные дела ради любимой (будь она трижды неладна) стервой.

 Обмен информацией между капитаном милиции и владельцем сыскного агентства являлся, разумеется, обоюдным. Наконец, решив все необходимые вопросы, Ручьёв вместе с Григорьевым вышел из его тесного, прокуренного кабинета...

...и внезапно чуть нос к носу не столкнулся со Студентом, которого тоже сопровождала казенная личность - следователь или дознаватель.

 На задержанного и конвоируемого Кирилл не походил, тем не менее у Ручьёва неприятно засосало под ложечкой - неужели парень влип в очередную “гнилую” историю?

 Если так, его надо выручать. На этот счет у “Ржевского” имелись твердые принципы - своих нужно выручать. Пусть Кирилл уже год как уволился из агентства... неважно. Студент был и остается своим. Мальчишка входил в число лучших, и не его вина, что обстоятельства в свое время сложились не в его пользу. Иначе, Ручьёв был уверен, Кирилл так и работал бы в “Фениксе”, хоть на полставки.

 Увидев “Ржевского”, парень не слишком приветливо буркнул: “Здрасьте, Сергей Саныч” и уже собрался идти дальше, но Ручьёв удержал его за предплечье.

 - Постой, что происходит?

 - Ваш человек? - поинтересовался сопровождавший Кирилла субъект - низенький, полный и лысеющей. - Я почему-то так и подумал. Позвольте представиться - Голубев Николай Семенович, капитан.

Ручьёву не оставалось ничего иного, кроме как пожать протянутую ему руку.

 - Ручьёв Сергей Александрович, руковожу...

 - Мне известно, что вы руководите охранно-сыскным агентством, - Голубев даже соизволил слегка улыбнуться, - Кто ж не знает знаменитого “Ржевского” и его “псов”?

 Ручьёв улыбнулся в ответ, правда исключительно из вежливости.

 Григорьев негромко кашлянул.

 - Так что случилось-то, Коль?

 - Я могу идти? - тоскливо спросил Кирилл у сопровождавшего его капитана.

 - Погоди, - Ручьёв снова взял его за предплечье, - Сначала объясни, будь любезен, что происходит?

 - Герой он у вас, - буркнул Голубев, - Герой, на полном серьезе. Задержал преступника, жизнь девушке спас. Появись пятью минутами позже, еще неизвестно, чем дело бы закончилось.

 - А появись я пятью минутами раньше, вообще ничего бы не произошло, - мрачно сказал Кирилл.

 Ручьёв перевел взгляд на Голубева.

 - А если подробно?

 Капитан (не вдаваясь в мелкие детали), рассказал, как бывший муж двадцатидвухлетней Варвары Морозовой, медсестры, отсидев в колонии три года (как раз за зверское избиение молодой жены), выйдя на свободу, первым делом решил произвести разборку с “курвой” и, пожалуй, довел бы свое черное дело до конца, если б не подоспел вовремя “этот вот красавец” (низкорослый Голубев хлопнул высокого Студента по плечу) и не разоружил преступника, хорошенько приложив головой об асфальт.

 - Так что неплохие вы кадры готовите, - закончил Голубев свой рассказ.

 - Стараемся, - ответил Ручьёв, - Как можем...

 Кирилла он догнал уже на выходе.

 - Может, до дома тебя подбросить?

 Студент бросил короткий взгляд на “Фольксваген” Ручьёва.

 - Да нет, спасибо. Я хочу еще в больницу съездить, узнать, как Варя...

 -Так это твоя девушка? - догадался Ручьёв.

 Кирилл почему-то отвел глаза.

 - Была... моей, - ответил неохотно, - Но вообще-то я отчасти виноват в том, что случилось. Нельзя было отпускать ее одну... спохватился, да поздно.

 - Ну, может, еще все обойдется, - постарался его ободрить Ручьёв, -А ты все еще подрабатываешь в супермаркете на Зеленой? Кстати, у меня есть для тебя неплохой вариант...

 По губам Кирилла скользнула легкая улыбка, и он бросил на Ручьёва короткий взгляд, значения которого он в тот момент не понял (понял он значение этого взгляда несколько позже, равно, как и значение улыбки, в действительности являвшейся усмешкой. Понял... и не простил.)

 - Да не беспокойтесь, Сергей Саныч, все у меня в порядке и никакая помощь мне не нужна.

 Отвернулся и, уже не оглядываясь, зашагал по тротуару.

 - Красивый мальчишка, - негромко сказал Григорьев, приблизившись к Ручьёву, - Что, действительно твой?

 -Был... моим, - неохотно ответил “Ржевский”.

 - А почему “был”? - полюбопытствовал капитан милиции, - Насколько мне известно, так просто кадры из “Феникса” не бегут...

 Ручьёв выдавил из себя довольно кислую улыбку.

 - У парня способности к точным наукам, а заочное обучение, сам понимаешь, почти фикция... Поступил на дневное факультета информатики нашего политеха, только и всего.

 - Ясно, - ухмыльнулся Григорьев, - Хакеры тебе понадобились. “Ржевский”,

 Ручьёв сделал вид, что оценил примитивную шутку.

 

 * * *

Серебристый “Пежо” (“Пежо”, который он узнавал по звуку мотора) остановился напротив особняка. Анна пару раз коротко посигналила (собственно, сигналить не было никакой необходимости, она это сделала просто “из хулиганских побуждений”) и вышла из машины.

 Вышла, безусловно, опершись на его руку - руку “сэра Бонда” местного масштаба, или, как она порой выражалась, “сэра Ланселота” (хоть по-рыцарски Ручьёв, увы, вел себя не со всеми и не всегда), вышла как обычно умопомрачительно элегантная, одетая с безупречным вкусом (безупречный вкус относится к вещам, которые за деньги не купишь, в чем Ручьёв убеждался неоднократно, однако, именно благодаря деньгам можно его продемонстрировать), грациозная, длинноногая, с лицом, словно выточенным резцом талантливого скульптора, коротко подстриженными и изысканно уложенными, блестящими темно-каштановыми волосами и, конечно, глазами такой яркой синевы, что небо казалось поблекшим.

 Отчего же в первое мгновение эта красавица показалась ему... чужой? Отчего ему померещилась принужденность в ее ослепительной улыбке и легкая заминка перед тем, как ее узкая кисть с безупречным маникюром коснулась его руки (к слову, тоже с безупречным маникюром)?

 Безусловно, Ручьёв постарался отбросить от себя это наваждение (а ведь проницательная стерва (стерва в самом восхитительном смысле) заметила, что он в первые секунду смешался и, конечно же, не преминула проехаться: “Никак не признали, господин Ручьёв? А не виделись-то всего месяц...”

 -Полтора, - поправил он ее чуть подсевшим голосом, распахивая, наконец, дверь своего коттеджа, выглядевшего скромно лишь на взгляд человека примитивного и неискушенного (чего об Анне уж никак нельзя было сказать, ибо искушенной она являлась с юных лет, а примитивной не была никогда).

 Навстречу ей затрусил Малыш, его алабай размерами со среднего теленка, по обыкновению, во всю пасть улыбаясь, пуская слюни усиленно мотая хвостом. Оживление этого собачьего красавца было объяснимо - с появлением Анны все дисциплинарные запреты Ручьёва летели к чертям, и этот теленок мог нахально залезать на диван (если синеглазая красавица (и ведьма - опять же, в лучшем смысле) усаживалась на диван) и выпрашивать у нее лакомые куски (напрочь игнорируя строгие оклики хозяина), ибо слабость хозяина к этой стерве была для Малыша столь же очевидной, как и слабость стервы к большим зверюгам вроде этой среднеазиатской овчарки (“этого теленка”, как беззлобно ворчал Ручьёв).

- Что ж ты такой никудышный сторож? - как обычно, обратилась Анна к Малышу, разумеется, с улыбкой запуская пальцы в его теплую шерсть. Тот лишь усиленно замотал хвостом, свесив язык на сторону, улыбаясь еще шире, и взгляд его прелестных коричневых глаз говорил: “Болтай, болтай, а мне-то известно, к кому ты питаешь слабость, и кто питает слабость к тебе, и зачем ты тут вообще находишься...”

 - Весенние простуды тебе явно идут на пользу, - заметил Ручьёв после того, как они с Анной обменялись коротким (для начала) поцелуем, - Выглядишь чудесно.

 - Благодарю, - ответила она вполне серьезно, - Но давай этим дежурным комплиментом сегодня и ограничимся, хорошо?

 - Не любишь грубую лесть? - подыграл ей Ручьёв.

 - Скажем так, не всегда, - она чуть сощурила свои длинные глаза, - А вот вы, “Бонд”, выглядите немного усталым... работы много?

 “Работы, а особенно дерьма”, подумал Ручьёв, вслух, безусловно, сказав не это.

 - Хватает работы, - сказал он вслух, - Заметь - работы всегда хватает, а вот тепла, любви и ласки...

 Анна усмехнулась.

 - Тепло начинаешь ценить только тогда, когда его не хватает... Но сегодня, сэр Ланселот, я постараюсь восполнить вам его недостаток...

 

 * * *

 

 “И впрямь параноик, - расслабленно подумал Ручьёв, - Она только взяла тайм-аут, а ты уже навоображал себе невесть что...”

 Анна потянулась к лежащей на прикроватном столике пачке Vogue (контрабандных, специально для нее им купленных), он, в свою очередь, поднес к ее тонкой сигарете язычок пламени зажигалки.

 - Расскажи что-нибудь интересное и забавное, Серж, -попросила она с ленцой, - К примеру, как твои “псы” раскрыли очередную аферу или предотвратили покушение на чью-нибудь важную персону... или еще что-нибудь в этом духе. А?

 - Да ничего, собственно, интересного в последнее время не происходило... - начал Ручьёв, но тут вспомнил вчерашнюю встречу со Студентом, - Хотя, один из наших, правда, уже бывший, и впрямь себя проявил...

 - Безусловно, с лучшей стороны? - усмехнулась Анна.

 - Безусловно, - согласился Ручьёв, вспомнив мрачный взгляд Кирилла и его слова: “А появись я пятью минутами раньше...”

 - И что же он сделал? - все с той же небрежной улыбкой поинтересовалась Анна.

 - Девчонку выручил. С которой решил разобраться один спятивший психопат, некогда бывший ее мужем.

 - Ревнивый психопат? - усмехнулась Анна, - Вдобавок, вооруженный “стволом”? Мог бы придумать и что-нибудь пооригинальнее, “Ржевский”...

 - Я ничего не придумал, отнюдь, - он нежно запустил пальцы в густые волосы своей любовницы (которую мысленно любовницей никогда не называл, а исключительно - любимой стервой), - Не ревность тут явилась мотивом, а месть. Три года назад он эту дуреху сильно избил, за что и отсидел. Но отсидка, видно, не пошла на пользу, ибо на сей раз он попер на бывшую жену уже с ножичком... кустарным, но весьма остро отточенным.

 Анна передернула плечами.

 - Боже, дикость какая... А как ты-то обо всем узнал, раз говоришь, что парень на тебя уже не работает?

 - Случайно узнал, - сказал Ручьёв, - Явился к Петьке Григорьеву, помнишь, я тебе о нем рассказывал?

 Анна кивнула.

- Конечно, ради информационного обмена?

 Ручьёв усмехнулся.

 - Да уж не ради распития спиртного. Если Григорьеву хочется выпить, он сам является ко мне.

 Она засмеялась.

 - Ну, разумеется. Твой мент не чужд прекрасного, учитывая, что в своем баре ты держишь не паленую водку, а отличный коньяк и виски.

 Ручьёв тоже рассмеялся.

 - Верно, мисс Холмс. Так вот, там, в ментовке, я и столкнулся со Студентом, у которого только что отобрали показания...

 Анна чуть сощурилась.

 - “Студент” - прозвище?

 - Ну разумеется. В действительности фамилия этого парня - Смирнов, по батюшке. А по матери, не смейся, Маладзе. Симпатичный паренек... и весьма дерзкий.

 - Угу, - отвернувшись, Анна потянулась к бокалу с вином, - А почему “Студент”? На заочном учится?

 - На дневном, - поправил Ручьёв, - Собственно, он поэтому из агентства из уволился, когда поступил в вуз.

 Анна отчего-то поперхнулась и слегка закашлялась. Перевела дыхание, сделала несколько глотков вина.

 - И что, действительно этот твой студент рисковал жизнью?

 - Учитывая его подготовку, риск был небольшим, - усмехнулся Ручьёв, - Во всяком случае, на кавказской бойне парень рисковал куда больше...

 - Да уж, - вздохнула Анна, - Кому война, а кому - мать родна... ладно, что-то мы заболтались. Может, займемся кое-чем поинтереснее?

 - Охотно, - улыбнулся Ручьёв.

 И они, безусловно, нашли себе более интересное занятие, нежели пустая болтовня.

 

 * * *

 

4. 

 “Студент”

 

 Неожиданно его посетило чувство, похожее на deja vu. Правда, не настоящее deja vu.

 Все это не “как будто” происходило с ним раньше, а действительно происходило.

 Год назад он также находился в реанимационной палате, только не у койки девушки, а у койки лучшего друга (тогда он еще по наивности считал “гюрзу” лучшим другом, не способным на предательство).

 Кирилл вдруг подумал, что жизнь ничто иное, как цепочка предательств. Тебя предает лучший друг, предает невеста... наступает день, когда и ты сам предаешь тех, кто тебя любит, а потом - все заново. По кругу. Точнее, спирали.

 - Молодой человек, - у врача были немного усталые и строгие, как у учителя, глаза, - Я позволил вам в виде исключения побыть тут пару минут... время истекло.

 Кирилл послушно направился к двери, но напоследок не выдержал, обернулся.

 Лицо Вари сейчас ужасало своей бледностью. Веснушки уже не казались веснушками как таковыми, а просто - коричневыми крапинками. Он в очередной раз отметил, какая она маленькая. Маленькая, хрупкая и беспомощная.

 А что, если она умрет? Каково ему будет сознавать, что он косвенно виновен в ее смерти, ибо не настоял на том, чтобы она осталась у них, Смирновых, хотя бы на ужин, а уж потом он, несомненно, проводил бы ее до самых дверей ее коммуналки...

 Но ведь что-то же его “стукнуло”, что-то заставило пойти за ней следом? Может, ему не понравилось, с какой горечью Варя напоследок на него посмотрела, не понравилось, как она свернула разговор... а вообще ему вдруг пришло в голову, что такая эмоциональная дуреха может наделать больших глупостей... в отношении себя самой.

 А вышло совсем уж неожиданно. Хотя какие-то смутные подозрения у него возникли, когда Варя рассказывала о бывшем муже-дегенерате. Может, эти подозрения остались на подсознательном уровне. И именно поэтому его, Кирилла, интуиция и не подвела (ведающий в агентстве Ручьёва сыскном бывший мент Богданов учил новичков, что интуиции, несомненно, нужно доверять... правда, следует четко разделять грань между интуицией и паранойей - когда подозреваешь всех и вся и отовсюду ждешь подвоха).

 Но так или иначе, исправить уже ничего нельзя. Остается надеяться, что Варя все же выкарабкается...

 - Какие у нее шансы? - обратился Кирилл к врачу.

 Тот внимательно всмотрелся в его лицо и, видимо, решил, что в фальшивых утешениях он, Кирилл, не нуждается.

 - Примерно пятьдесят на пятьдесят. Сами видели, в каком она состоянии.

 - Видел, - пробормотал Кирилл, - Да вдобавок беременна...

 - Простите? - несколько озадаченно переспросил эскулап.

 - Она беременна... разве нет? - неожиданно Кирилла охватило очередное тошнотворное предчувствие. Нет, на расчетливую лгунью Варя не походила, однако, на что может решиться девчонка с отчаяния, чтобы только удержать рядом с собой того, кто, как ей кажется, ей необходим?

 Врач между тем медленно покачал головой.

 - Не знаю, с чего это вы взяли, молодой человек, но ваша подруга не беременна. К счастью. В противном случае это существенно осложнило бы ее положение.

 - Вы... уверены? - вот сейчас Кирилл по-настоящему ощутил себя... нет, не Иванушкой-дурачком, а просто придурком.

 Врач смерил его (возможно, бессознательно) высокомерным взглядом.

 - Вы сомневаетесь в нашем профессионализме?

 - Нет... нет, конечно, - пробормотал Кирилл, - Просто она говорила...

 - Возможно, ошиблась, - спокойно ответил эскулап, - С молодыми женщинами такое случается.

 Выйдя за пределы больничной ограды, Кирилл внезапно осознал, что не хочет ехать домой, не хочет отвечать на расспросы матери (а та моментально прочтет по его лицу, что случилось нечто дурное, на то она и мать...)

 К Орлову, что ли, смотаться? В последнее время отношения с ним заметно наладились, тем не менее, об Анне Кирилл Дмитрию не рассказывал и рассказывать не намеревался. Хотя о Варе Орлов знал.

 Но, если начать рассказывать о ссоре с ней, то и о причине этой ссоры следует упомянуть... И Дмитрий, конечно, с недоумением спросит, отчего бы Кириллу и не жениться на симпатичной девочке? Только потому, что по части внешности ей до Ольги далеко (а по части интеллекта и образованности - еще дальше?) Так ведь в женах красота и начитанность совсем не главное...

 (Если это не жены VIP-персон, с их безупречными манерами, умением поддержать светскую беседу и, разумеется, прекрасно выглядящие).

 А вот об этом Дмитрию совсем ни к чему знать. Тот все еще считает, что Кирилл по ночам дежурит в паршивом супермаркете, обслуживая забулдыг...

 И если Орлов узнает, что Кирилл теперь “извозчик” у самой “Ее Величество Стервы”, то уж непременно рано или поздно поделится пикантной инфой с кем-нибудь из своих друзей в “Фениксе”, а там и до Ручьёва дойдет, и тот, конечно, не сможет не задаться вопросом - кто же дал Кириллу рекомендацию?

 А рекомендацию-то дала... Анна. И за что? За “дивные”, по ее словам, глаза? Ручьёв отнюдь не наивен, интуиция у него всегда была развита прекрасно...

 Следовательно, надо молчать. Молчать... и ждать встречи с Анной. Ибо ей-то Кирилл сможет рассказать откровенно и обо всем, что случилось, и о том, что он чувствует...

 Он вздохнул и отправился ловить маршрутку, чтобы ехать домой. В конце концов, мать сверх меры вопросами донимать не станет - не то воспитание. Знает, когда к мужчине лучше с вопросами не приставать.

 Дочь горца, как-никак.

 

 * * *

 

5.

 Стерва

 -Ты нормально себя чувствуешь? - поинтересовался Зарецкий, принимаясь за омлет.

 - Вполне, - отозвалась Анна несколько рассеянно, - А что?

 - Ты что-то слишком бледна сегодня, - сказал Зарецкий без особой обеспокоенности в голосе.

 “Странно, что ты заметил”, едва не съязвила она, но сдержалась. (“Попридержите-как в узде свою обычную стервозность, Анна Валентиновна. Вполне возможно, она вам еще пригодится. В ближайшее время”)

 - Я бледна по вполне объективной причине, - сухо ответила Анна.

 - Ну, конечно, - кисло усмехнулся Зарецкий, - К тому же вчерашний вечер у кузины, с которого ты вернулась подшофе и в десятом часу вечера, сказывается, верно?

 Она вскинула на мужа глаза и тоже улыбнулась.

 (Зря ты затеял сейчас эту игру, дорогой. У меня прескверное настроение, а когда у стерв прескверное настроение, они срывают злость на первом, кто подвернется под руку. Вот ты и подвернулся. Теперь не обессудь.)

Поднявший меч... да получит им же по шее.

- Да, - она ласково улыбнулась, - Вчера я была с Ручьёвым, что с того? (Зарецкий заметно побледнел) Моя дружба с Ручьёвым для тебя давно не секрет, как для меня не секрет, кто автор тех безграмотных писулек, которыми меня в последнее время регулярно бомбардируют...

 Теперь Зарецкий побагровел. В зеленоватых глазах полыхнул желтый огонь.

 - Что ты несешь? Что за писульки?

 Она невозмутимо пододвинула к себе баночку с земляничным йогуртом и погрузила в нее ложку.

 - Анонимки, - небрежно сказала Анна, - Где подробно, с уймой орфографических и стилистических ошибок описывается, как ты проводил “каникулы” в Брюсселе.

 А заодно автор сих “шедервов” эпистолярного жанра называет меня стервой и старухой. - она усмехнулась, - Ну “стерва” - еще куда ни шло, стервой меня считают лет с пятнадцати, а вот кому, интересно, женщина двадцати восьми лет могла бы показаться старухой? Какой-нибудь восьмикласснице? 

 Любопытно и то, что вас, Сергей Владиславович, старым пнем не именуют. Конечно, в свои сорок восемь вы выглядите еще хоть куда, и тем не менее...

 - Хватит! - голос Зарецкого сорвался на фальцет, он отбросил от себя салфетку и поднялся из-за стола, - Где эти анонимки?

 Анна продолжала смотреть на мужа со спокойной усмешкой.

 - Неужели ты думаешь, что я их храню? Безусловно, эти послания я спускала туда, где им самое место... предварительно разрывая. Чтобы пощадить твое немолодое сердце. Правда, последнее порвать не успела. Так что можешь взглянуть, он лежит в моей комнате, на столике. В конверте.

 - Дерьмо, - пробормотал ее обычно выдержанный и рафинированно-интеллигентный супруг.

 - Это точно, - согласилась Анна, - То, во что ты влип, иначе и не назовешь.

 - Замолчи! - рявкнул Зарецкий, снова багровея. Впрочем, через пару секунд он сумел взять себя в руки и добавил уже спокойнее, - Я решу проблему с этими... анонимками.

 А тебя прошу помнить о том, что мое терпение отнюдь не безгранично. И, если подобное вчерашнему повторится, боюсь, мне придется принять меры...

 - Какие? Карательные? - насмешливо поинтересовалась Анна, - Приберегите угрозы для своих малолетних шлюх, господин банкир. Что-то вы стали не слишком разборчивы в последнее время...

 Пару секунд Зарецкий продолжал на нее смотреть, но поскольку она, как истинная стерва, абсолютно невозмутимо выдержала его бешеный взгляд, просто молча вышел из столовой.

 А она продолжала смаковать йогурт. Причем, с бо’льшим аппетитом. Ибо выпустила пар, и ей стало легче. Ненамного, но легче.

 * * *

 

6.

 Кирилл

 

 Он так торопился, так хотел увидеть Анну, так страшно хотел...

 Но это было все равно, что налететь на каменную стену, предварительно разогнавшись.

 “Не принимай близко к сердцу, если на публике я проявлю немного стервозности...”

 Да, но он не думал, что она так хорошо эту стервозность проявит.

 - Добрый день, Кирилл, (в глазах и голосе - арктический лед. Куда там до нее его несостоявшейся теще Оксане Снигиревой, не желавшей иметь в зятьях работягу... Оксана на фоне супруги банкира Зарецкого (в нынешней ее ипостаси) - образец тепла и человечности). Прекрасно, что сегодня вы не опоздали (“А я что, регулярно опаздываю?” - едва не возмутился Кирилл. Всего раз случилось подобное, опоздал он на три минуты, причем, по вине водителя рейсового автобуса, каким обычно сюда, в поселок для ВИП-персон, и добирался).

 ...Но сегодня вы мне не нужны. Вас, видите ли (холодная усмешка и взгляд мимо) хочет видеть Сергей Владиславович. Я ему обещала, как только вы появитесь, отослать вас к нему в офис. Надеюсь, все понятно? Безусловно, поедете вы не на моем “Пежо”. Как вы сюда добираетесь? На автобусе?

 - Но... зачем он хочет меня видеть?

 Снова усмешка. Причем, еще холоднее предыдущей.

 - Это уж он сам вам скажет. Думаю, все понятно? Тогда до свидания.

 Развернулась и ушла наверх, в свою комнату. А он еще несколько секунд неподвижно простоял в холле, просто оглушенный, ошарашенный таким... нет, не холодным, а ледяным обращением.

 Ну и на кого же был рассчитан этот спектакль? На обслугу? На детин - “дармоедов” (по определению Анны), слоняющихся по двору? Да этим bodyguard-ам решительно плевать, какие указания и каким тоном дает хозяйка своему личному извозчику. Своему мальчику на побегушках.

 Холую своему.

 Кирилл медленно спустился по ступенькам особняка, зачем-то посмотрел вверх, на окна второго этажа (где была расположена ее комната). Кажется, мелькнула в одном из окон тень (изящный женский силуэт), но, скорее всего, ему это просто померещилось.

 “Как только вы появитесь, обещала отослать вас в его офис...”

 Ярчайший пример женской логики. К чему было дожидаться его появления, когда можно просто набрать номер и дать то же указание по телефону? (Мол, ты сегодня на меня не работаешь, милый мальчик, потому что тебя хочет видеть мой муж).

 И, разумеется, назвать причину, по которой Зарецкий вдруг возжелал увидеть личного извозчика супруги. А, кстати, какой может быть причина? Не далее, как неделю назад, закончился его, Кирилла, испытательный срок. Закончился, как сказала ему Анна, успешно. Контракт продлится, по крайней мере, год.

 Следовательно, бояться нечего, разве что...

 Кирилл похолодел от этой догадки.

 Разве что Зарецкому стало известно об истинных (не прописанных в контракте) отношениях супруги с ее личным водителем.

 Что ж, долго гадать не придется. Скоро он, Кирилл, так или иначе обо всем узнает...

 * * *

 

- Смирнов? - секретарша президента “Мега-банка” (с кукольным лицом и кукольным, механическим голосом) удостоила его коротеньким взглядом и опять отвернулась к монитору “Apple” - он был ей абсолютно не интересен, подумаешь, какой-то шоферюга... Другое дело - VIP-персоны... Уж с ними-то эта девица наверняка сама любезность, - Подождите, скоро он вас примет.

 И впрямь, уже через десять минут Зарецкий по внутренней связи попросил его зайти в свои апартаменты, над оформлением которых трудился явно небесталанный дизайнер (или группа дизайнеров).

 Рукопожатие Зарецкого, по обыкновению, являлось очень формальным, однако, у Кирилла здорово отлегло от сердца - плебею, соблазнившему жену патриция, руки не подают. Не приглашают присаживаться. Не улыбаются (конечно, тоже исключительно формально).

 - Ну как, молодой человек? Похоже, вы неплохо справляетесь со своими обязанностями?

 - Я стараюсь, - голос, как обычно в минуты волнения, заметно подсел.

 - Да, стараетесь, я вижу...Ну а насчет оклада? Он вас тоже устраивает?

 Кирилл ощутил, что краснеет.

 - Собственно... - что тут скажешь? Устраивает? А если Зарецкий намерен ему оклад повысить? Это, конечно, уже из области фантастики, однако...

 Президент “Мега-банка”, видя его замешательство, слегка усмехнулся.

 - Простите. Мой вопрос явно бестактен. Кому, как не мне, знать, что денег много не бывает? (Лицо вновь приобрело серьезное выражение) Итак, перейдем к делу. Моя жена уже, разумеется, ввела вас в курс?

 Кирилл отрицательно покачал головой.

 - Нет, она только сказала, что вы хотите меня видеть...

 Зарецкий еле заметно поморщился.

 - Да, очень на нее похоже... хотя вам-то она могла и сказать, к вам она, определенно, благоволит куда больше, нежели благоволила к вашим предшественникам...

 От слишком пристального, цепкого взгляда желто-зеленых глаз Кириллу опять сделалось, мягко говоря, не по себе, но он приказал себе, в свою очередь, не отводить взгляда (постаравшись сделать его максимально простодушным - как у пресловутого Иванушки-дурачка).

 - Ну впрочем, неважно, - небрежно сказал Зарецкий, наконец переводя взгляд на лежащие перед ним бумаги и поправляя очки в тонкой оправе, вполне ровно сидящие на его породистом носу, - Значит, мне самому придется вводить вас в курс...

 Собственно, все просто - Александр попросил у меня пару недель отпуска по семейным обстоятельствам, в связи с рождением его второго ребенка. Что ж, работает он у меня давно и практически безупречно, поэтому я ему и не смог отказать...

 Кирилл молча кивнул, разумеется, догадываясь, куда клонит президент “Мега-банка”.

 - По словам Анны, вы неплохой водитель, посему вы Лебедева и замените, - Зарецкий опять тонко улыбнулся, - Конечно, не слишком гуманно с моей стороны лишать вас приятного общества вашей... как вы ее зовете? Шефини? Утешьтесь тем, что продлится это всего пару недель, - он опять посмотрел на Кирилла в упор, - Возражений, надеюсь, нет? Разница в окладе вам, безусловно, будет возмещена.

 Кирилл слегка откашлялся.

 - Да, но... как же Анна Валентиновна?

 Зарецкий чуть приподнял брови (словно бы в легком удивлении).

 - Во-первых, моя жена сама неплохо умеет водить, хоть я крайне и не одобряю, когда женщины садятся за руль... впрочем, ее временно может возить и Игнатьев. Не понимаю причины ее резкой неприязни к нему - разве что его физиономия не столь симпатична, как ваша? - тонкая усмешка.

 “Шутка человека, лишенного чувства юмора”, угрюмо подумал Кирилл, однако, сумел выдавить из себя ответную улыбку.

 После чего ему было приказано отправиться к личному водителю президента “Мега-банка” Сашке Лебедеву, дабы тот подробно проинструктировал новичка.

 

 * * *

 

 - Ну, я так и предполагал, Студент, - сказал Лебедев, - Это проверка на вшивость. Но ты, думаю, справишься. Хотя ты, похоже, не в восторге от этой перспективы?

 - С чего ты взял? - буркнул Кирилл.

 - То, что ты неровно дышишь к супруге шефа, очевидно для всех, включая шефа, - сказал Лебедев невозмутимо, и Кирилл ощутил, что неудержимо краснеет.

 - Ладно, не ты первый, - добавил Сашка небрежно, - Другое дело, если и она замечает твой... гм... экстерьер. Впрочем, я в таких вопросах слеп, глух и нем, не беспокойся.

 - Может, перейдем к делу? - спросил Кирилл (голос предательски подсел).

 Лебедев кивнул.

 - Разумеется. Я просто хотел тебя предупредить - шеф-то наш далеко не так близорук, каким порой прикидывается... (у Кирилла противно екнуло сердце) Ладно, теперь поговорим по существу. Знаешь, чего наш босс просто-таки не терпит? Верно, стояния в пробках. Посему с самого утра ты намечаешь маршрут. А как ты узнаешь, где меньше заторов, а где больше?

 - Радио включу, - Кирилл назвал радиостанцию, - Они обычно по утрам каждый час объявляют, где наибольшие пробки. (Напоминаю, действие повести приходится на начало “нулевых” - примечание автора).

 - Соображаешь, - похвалил Лебедев, - Ну, идем дальше...

 

...На следующий день Кирилл уже сидел за баранкой черного “Мерседеса” президента “Мега-банка” г-на Зарецкого С. В.

 

 * * *

 Глава 5.

Любовники (1)

 

 Она все-таки поехала в отцовский коттедж, хотя внутренний голос нашептывал, что это отнюдь не лучшая идея...

 Ей просто хотелось побыть в одиночестве. Посему она даже отключила свой мобильник.

 Зарецкий опять отбыл в деловую поездку (на сей раз действительно деловую, что, впрочем, как Анна подозревала, не помешает ему посетить парочку местных борделей), следовательно, отчитываться за каждый свой шаг она ни перед кем не была обязана.

 Поднявшись на второй этаж, она вначале смахнула паутину в углах и стерла весьма толстый слой пыли (и на мебели, и под мебелью). Затем села разбирать отцовские бумаги.

 Она так задумалась, что не сразу обратила внимание на звук мотора подъехавшей к дому машины. Первой мыслью была - Ручьёв (о наличии и местонахождении этого коттеджа “Ржевскому” было известно), но к дому (в чем она, выглянув в окно, убедилась) подъехал не элегантный “Фольксваген” цвета мокрого асфальта, а “Жигули” - “семерка” отвратительного темно-зеленого оттенка.

 Анна успела подумать о газовом баллончике в своей сумке, когда увидела вышедшего из машины долговязого темноволосого парня в тесно обтягивающих зад черных джинсах и дешевой “ветровке”.

 Она не успела спуститься на первый этаж, как услышала стук в дверь. Разумеется, у этого нахала не оставалось сомнений в том, что она находится в доме - ведь ее серебристый “Пежо” стоял напротив дома...

 

 * * *

 

 ...Анна распахнула дверь. Впервые Кирилл видел ее одетой столь демократично - потертые джинсы, мужская клетчатая рубаха, узлом завязанная на талии...

 Она выглядела двадцатилетней. Она была необыкновенно хороша... особенно, в первый момент. Пока растерянность на ее лице и во взгляде не сменилась уже привычной маской Снежной Королевы.

 Настоящей Снежной Королевы. С ледяными глазами и ледяными интонациями в голосе.

 - Что вам угодно, Кирилл? Кто вам дал право сюда приезжать? Это что, слежка?

 

 * * *

 

 ...В его темных глазах появилось такое выражение, словно она наотмашь хлестнула его по лицу - боль и недоумение.

 И все-таки он не ушел. Не развернулся и не ушел. Не сел в “тачку” своего брата (а том, что паршивый “жигуленок” принадлежит его брату, она не сомневалась - именно об этой колымаге он говорил еще в первые минуты знакомства: “Я вожу ”Жигули” брата. По доверенности”.)

 Нет, он не ушел. Но и попытки войти в коттедж не сделал. И, разумеется, она знала, какой вопрос он ей задаст.

 - Что происходит? - негромко спросил Кирилл, - Я тебе надоел? Не угодил чем-то? Что изменилось? Я ни на чем не настаиваю, я просто хочу, чтобы ты объяснила... что могло произойти всего за день, что мы …

 Он осекся.

 Анна криво улыбнулась и, отойдя вглубь комнаты, взяла со стула свою сумочку, а из сумочки извлекла сигареты.

 Плевать. Даже если мальчишка не выносит табачного дыма, теперь на это плевать.

 - Ручьёв, - тихо сказал Кирилл, - Именно в нем причина, так? С ним ты в тот день виделась, верно?

 Она сделала неглубокую затяжку и выпустила узкую струйку дыма в сторону приоткрытой оконной створки.

 - По какому праву ты решил, мальчик, что можешь беспардонно врываться в мой дом и пытаться выяснить отношения? Похоже, ты все-таки забыл, кто я?

 - Нет, не забыл, - глухо сказал Кирилл. Затем вскинул голову и буквально ошпарил ее взглядом своих почерневших глаз. Глаз, которые никогда не были пустыми, тупыми или холодными. Впрочем, столь мрачными они тоже не были. - Не забыл... Мне и до этого не следовало забывать, кто ты.

 Она промолчала, отвернувшись к окну. Внезапно ей пришло в голову, что столь любимая ее отцом теория “наименьшего зла” в корне ошибочна. Зло не может быть наименьшим или наибольшим. Зло есть зло.

 Сейчас она сознательно причиняла боль мальчишке. Мальчишке, которого, кажется, уже любила.

 Причиняла боль... ради его же блага.

 Но, похоже, сам-то он так не считал.

 И существует ли “зло во благо”? А, может, это такое же дерьмо, как и “ложь во спасение”?

 Она опустилась на тахту (застеленную старым, шерстяным, очень мягким пледом). Похлопала ладонью рядом с собой.

 - Присядь... раз уж явился.

 Он повиновался. Правда, сел на некотором расстоянии, словно опасаясь ее коснуться.

 Свесил руки между колен (она в очередной раз отметила, какие красивые у него кисти и длинные пальцы). Это были, скорее, руки аккордеониста, нежели работяги. Может, в детстве он и впрямь ходил в музыкальную школу? Нет, вряд ли. Иначе рассказал бы ей об этом.

 - Что это за темная история с девицей, которую якобы хотел зарезать бывший муж?

 Кирилл на миг вскинул голову, бросил на Анну короткий взгляд.

 - Значит, “Ржевский” тебе рассказал?

 - Кто и что мне рассказал, неважно, - она затушила сигарету и сунула в рот мятно-лимонную пастилку, - Смотрел фильмы о советской милиции, где следователь говорит подозреваемому - здесь вопросы задаю я? Несмотря на то, что я не следователь, а ты, к счастью, не подследственный, тем не менее вопросы задаю я.  А если не хочешь на них отвечать, можешь ехать домой.

 Кирилл слегка улыбнулся.

 - Сурово... ладно, раз ты хочешь... - он опять перевел взгляд на свои руки, - “Ржевский” тебе, конечно, никогда не рассказывал, почему я уволился из “Феникса”?

 Она отрицательно покачала головой.

 - Во-первых, почему он должен был мне рассказывать что-то о тебе? И потом, ты говорил, что уволился потому, что поступил на учебу в вуз. Это не так?

 - Нет. То есть... не совсем. - он слегка покраснел, - Таких друзей, как в агентстве, у меня нигде не было... и мне там нравилось, действительно нравилось... Требования были очень жесткими, и все равно... И платили хорошо. Я думал, если поступлю на дневное, останусь в “Фениксе” хотя бы на полставки или внештатным сотрудником. Понимаешь? Выполнял бы разовые поручения “Ржевского”... не хотелось мне уходить от них.

 - Так почему же?..

 Еще один короткий взгляд, и усмешка, отдающая горечью.

 - Была у меня девушка. Замечательная девушка, во всех отношениях. Училась на факультете иностранных языков...

 ...и все у нас с ней было хорошо, мы даже планировали пожениться... прошлой осенью.

 Он замолчал, на этот раз сосредоточенно рассматривая носки своих кроссовок.

 Анна тихонько коснулась волос на его затылке.

 - Что же помешало?

 - Ее чуть не убили.- глухо сказал Кирилл, - И... сделали кое-что похуже. А произошло все по вине тех, кого я по наивности друзьями считал. Кто ее защитить обязан был от одного психопата, а в действительности -самым подлым образом подставил. И я... - он осекся, но через пару секунд сумел взять себя в руки, - Я стал для нее одним из тех подонков, по чьей вине над ней... надругались. Вот так. Тогда-то до меня дошло, чего стоит “благородство” “Ржевского” и его “псов”.

 Анна молча положила ладонь на его запястье. Мальчишка, не изживший в себе юношеский максимализм... Слишком хорошо она знала Ручьёва, чтобы поверить, будто он мог намеренно поставить под угрозу жизнь и честь девушки (тем более, невесты его сотрудника)… Но сейчас был не самый удачный момент для доказывания обратного.

 Кирилл снова бросил на нее короткий взгляд.

 - Вот поэтому я из “Феникса” и ушел. Осталась там парочка нормальных парней, с которыми я общаюсь... “Ржевский”, как ты понимаешь, в их число не входит.

 - А... та девушка? - осторожно спросила она и Кирилл вновь с горечью усмехнулся.

 - С ней полный порядок. Замуж вышла, как ты, за того, кто много старше и весьма крут. По слухам, скоро ребенка родит.

 - Ладно, - она чуть сжала его пальцы, - Ну, а эта история с каким-то бывшим зеком, которого ты разоружил?

 На сей раз Кирилл усмехнулся без горечи.

 - Разоружил - слишком громко сказано. Просто отобрал нож, - вздохнул, - С девчонкой, женой его бывшей, я познакомился, когда в больнице валялся прошлой осенью. В травматологии. Она медсестра. Ну, а когда выписался... - опять румянец на его щеках (по-юношески бархатистых) стал гуще, - Мне, в общем, было все равно... с кем после Ольги. Понимаешь? А для нее все было куда серьезнее... - он опять посмотрел на Анну. Как-то очень беспомощно. - И вдруг ты... Я не думал, что меня заново так прихватит...

 Мне, конечно, ей следовало сразу сказать, что все закончилось, а я решил - она и так поймет, если перестану ей звонить, приходить...

 Анна фыркнула.

 - Мужчины! Наивность не знает границ...

 Кирилл тоже неуверенно улыбнулся.

 - Да, наивно, конечно. Она сама, в конце концов, явилась. Сказала, что ребенка ждет.

 - Ребенка?..

 - Да не ждет она никакого ребенка, как выяснилось! - сказал Кирилл с досадой, - Может, соврала, может, ошиблась... Ну а я заявил - мол, ребенка признать готов, но с ней все кончено...

 - И?..

 Он опять опустил взгляд на свои руки.

 - Не понравилось мне, как она уходила, - неохотно сказал Кирилл, - Может, предчувствие это было или что там еще... в общем, я пошел за ней. Уже подхожу к ее дому - вижу, стоит у подъезда с каким-то мужиком. Сначала мне показалось, они разговаривают, а потом смотрю - у нее ноги подогнулись... Тот урод успел пырнуть ее ножом.

 - Но не убил?

 - Нет, - Кирилл слабо улыбнулся, - К счастью, я вовремя подоспел. Конечно, ей еще недели три придется в больнице проваляться, но учитывая, чем все могло закончиться...

 Она тихонько провела подушечками пальцев по его коротким волосам.

 - Сущий мальчишка... Не вздумай только себя винить в случившемся.

 Он посмотрел на нее беспомощно как ребенок.

 - А разве отчасти?..

 Она коснулась ладонью его губ.

 - Ни полностью, ни частично. Эта легкомысленная девица обязана тебе жизнью. Вот об этом не забывай. А о прочем забудь.

Его открытое лицо осветила очень ясная улыбка.

 - Я так и знал...

 - Знал что?

 - Что ты не стерва.

 - Мальчик...

 - Не стерва, - повторил он, обнимая ее по-мальчишески порывисто и крепко, - А на все остальное плевать.

…...........................

 

 - Все. Поезжай домой.

 - А ты?

 - Я закончу разбирать отцовские бумаги и тоже поеду.

 Он послушно встал с тахты, натянул джинсы и извлек из кармана сложенный вчетверо листок бумаги. Развернул, подал ей.

 - Вот, хотел отдать Зарецкому...

 Она пробежала глазами листок.

 - Заявление об увольнении? Ты уже подыскал себе другое место?

 - А это имеет значение?

 - Какой же ты еще мальчишка...

 - Так мне... остаться? Я сделаю так, как ты скажешь. Остаться?

 ...Самым разумным было сказать ему “Нет”. Причем, изначально. Самым разумным...

 Но похоже, подумала Анна, она уже давно не ладах с разумным и рациональным.

 * * *

 

2.

 Ревность

 

 - Простите, шеф, но вот тут...

 Ручьёв вскинул голову, и Ивушкину внезапно захотелось отшатнуться - настолько мрачен и тяжел был сейчас взгляд его шефа.

 - Со всеми, без исключения вопросами к Кравченке. На худой конец, к Давидову. Все ясно? -процедил “Ржевский” сквозь зубы, и Саша Ивушкин, кивнув и пробормотав “Так точно, шеф”, из кабинета ретировался.

 А Ручьёв вновь принялся за решение некоего уравнения, в котором одна из составляющих была неизвестной. Точнее, неизвестным.

 Он поднялся из-за стола, приблизился к двери своего кабинета, запер ее на ключ, вновь вернулся за стол и включил диктофон.

 ...чтобы услышать свой собственный голос.

 “Опять весенние простуды?”

 Пауза.

 И женский:

“Что за странные намеки, Серж?”

 Она говорила не с прохладцей. Сейчас ее голос был по-настоящему холодным.

 “Я просто хочу знать, отчего ты не хочешь или можешь выкроить время для встречи со мной. Или к тебе приставили конвой и контролируют каждый твой шаг?”

 Это была плохая фраза. Он слишком нервничал. Выказал свои истинные чувства. Раскрылся.

 Хотя при существующем положении вещей, подумал Ручьёв, это имеет самое малое значение.

 Фактически вообще значения не имеет.

 “Брось, Серж”. В голосе Анны явственно звучала досада. Ручьёв прибавил громкость и заднем плане услышал другой голос. Мужской. Неотчетливый. Слово походило на “Хватит”,

 Следовательно, разговаривая с ним, Ручьёвым, она была не одна? С кем же? Зарецким? Абсурд. К тому же, как Ручьёв достоверно выяснил, Зарецкий в данный момент находился в Швейцарии (где, к слову, у него имелась собственная вилла). Впрочем, в Швейцарию он уехал не в праздных целях, а на какую-то конференцию крупных финансовых воротил (что любопытно, полулегальную). Анна подобные сборища называла “сходками мафиози”. Ручьёва ее слова смешили, Зарецкого - бесили. Подобно большинству интеллигентных (до известного предела) людей он очень не любил, когда вещи назывались своими именами.

 ...Ручьёв помассировал пальцами виски и заново прокрутил записанную на диктофон реплику Анны.

 “Брось, Серж”.

 Небольшая пауза и мужской голос. Молодой. Глуховатый.

 Конечно, не исключено, что она разговаривала с ним, Ручьёвым, находясь во дворе, а по двору слонялся кто-то из обслуги...

 ...но стала бы Анна в присутствии обслуги так откровенно с ним разговаривать?..

 “Ты нашла мне замену? Надеюсь, равноценную?”

 Снова короткое молчание и уже холодное:

“Я слышала, паранойя - ваша профессиональная болезнь. Прости, но продолжать разговор в том же духе у меня нет ни малейшего желания”.

 Связь прервана.

 Ручьёв вырвал листок из настольного календаря и изобразил на нем равнобедренный треугольник. В вершине треугольника, конечно же, стояло “А”. Анна Валентиновна Васнецова, по профессии переводчик, по призванию - рафинированная стерва. Двадцативосьмилетняя красавица, некоронованная королева светских кругов.

 Ну, а по обеим сторонам треугольника - два “С”.

 Зарецкий Сергей Владиславович, преуспевающий делец, и Ручьёв Сергей Александрович - в прошлом офицер госбезопасности, сын дипломата, ныне - владелец охранно-сыскного агентства.

 Только разница-то в том, что господин Зарецкий - преуспевающий делец, финансист и законный супруг - величина постоянная, а он, Ручьёв - переменная. Вот о чем ему не следовало забывать. Переменная.

 И сейчас это было для него абсолютно очевидным.

 ...Это его бесило. Это просто сводило его с ума. Его отодвигают в сторону? Ладно, он отодвинется. Но, прежде чем это произойдет, он сделает все, от него зависящее, чтобы выяснить, кто же его преемник.

 Насколько равноценную замену подыскала ему Анна.

 ...В свое время он внедрил к Зарецкому информатора - Сашку Лебедева (работающего личным извозчиком и одновременно охранником президента “Мега-банка”). И Лебедев исправно его информировал о деятельности Зарецкого как банкира.

 Личные же дела президента “Мага-банка” (а заодно его супруги) Сашку касаться абсолютно не должны. В свое время Ручьёв же и дал ему это указание.

Если ему, Ручьёву, наставляют рога, это никого не должно касаться. Меньше всего он хотел выставлять себя на посмешище и давать повод для грязненьких слушков и пищу для сплетен.

 Со своими проблемами он справится самостоятельно. Как справлялся всегда (в большинстве случаев - успешно).

 Он надеялся, что и сейчас справится со своей небольшой проблемой. Безусловно, успешно.

 * * *

 

 3.

 Любовники (2)

 

 

 “Похоже, за нами хвост,” - подумал Кирилл, сам удивляясь собственному спокойствию.

 Машину он, разумеется, узнал - это была темно-красная “Мазда” Давидова. Она уже пять минут шла сзади “Пежо”, не опережая и не отрываясь.

 Да, машина принадлежала Давидову... но Кирилл сомневался в том, что за рулем находился Олег.

 Скорее всего, за рулем находился владелец самого “крутого” в городе охранно-сыскного агентства.

 “Следовательно, бояться нечего - нас отлично охраняют...”

 На пару секунд ему даже стало смешно.

 - Куда ты направляешься? - с недоумением спросила сидящая сзади Анна.

 - Нас пасут, - негромко, не оборачиваясь, ответил Кирилл, - Обрати внимание на темно-красную тачку...

 Анна достала из сумочки пудреницу и заглянула в круглое зеркальце.

 Кирилл, в свою очередь, посмотрел в зеркало над лобовым стеклом и заметил, как она побледнела.

 - Не волнуйся, - сказал он как можно небрежнее, - Я знаю, чья это тачка.

 - Конечно, кого-то из “Феникса”? - спросила Анна с отчетливым отвращением в голосе.

 - Именно, - подтвердил Кирилл, - Посему, туда, куда собирались, мы не поедем. Я сейчас приторможу у салона женской одежды, а ты туда зайди и пробудь там достаточно долго, чтобы это не вызвало подозрений, хорошо? А еще лучше, даже купи себе... какие-нибудь чулочки.

 Она фыркнула.

 - Я не ношу чулочки, остряк-самоучка... Ладно, я пойду в салон, но предварительно дай слово, милый мальчик, что не наделаешь глупостей.

 - Я не выйду из машины, - успокоил ее Кирилл, добавив мысленно: “Если не вынудят силой”.

 Когда “Пежо” остановился (конечно же, в разрешенном месте) и Анна, выйдя из машины, независимой походкой направилась к дорогому магазину (Кирилл ненадолго забыл о слежке и просто залюбовался ее стройным, изящным, длинноногим силуэтом и грациозностью ее движений), “Мазда”, обогнув “Пежо”, остановилась чуть впереди.

 Кирилл достал из бардачка темные очки, а из-под сиденья свежую газету.

 Может, эта “игра в шпионов” со стороны могла показаться смешной, но ему сейчас не слишком улыбалось быть узнанным “Ржевским”.

 (При том условии, что тот все-таки не знал, кто вот уже третий месяц работает личным водителем супруги президента “Мага-банка”). Конечно, Ручьёв мог узнать это без труда от того же Сашки Лебедева... но Кирилл почему-то был уверен - Лебедев лишнего не сболтнет. И даже не из соображений солидарности (а люди Ручьёва были сильны именно своей солидарностью), а просто оттого, что есть вещи настолько деликатные, что лучше посторонним их не касаться, иначе тебе же боком выйдет.

 Так что Кирилл был склонен верить заверению Лебедева о том, что тот слеп, глух и нем, как пресловутая китайская мартышка.

 Несмотря на то, что Анна не преминула бы заметить, что “хотеть верить” и “верить” - две большие разницы.

 ...Наконец, она вышла из салона с фирменным пакетом в руках. Садясь в машину, фыркнула:

 - Тебе б еще такие тоненькие усики налепить и нацепить берет - будешь вылитый Штирлиц, когда он шел на встречу...

 - С Борманом? - с усмешкой закончил Кирилл ее реплику, - Тогда надо бы приобрести и плащ в стиле сороковых, с большим воротом, который шпионы обычно поднимают... Надеюсь, чулочки ты купила с кружевами?

 Она издала легкий смешок.

 - Молчи, нахал. Похоже, тебе нравится забавляться этой игрой “в шпионов”...

 - В шпионов играем не мы, - возразил Кирилл, разворачиваясь, чтобы ехать к поселку для ВИП-персон, где находился особняк Зарецкого (который, к слову, еще не прибыл из Швейцарии), - Мы только подыгрываем.

 Анна опустила стекло в дверце и закурила излюбленные Vogue.

 - Неймется же... Значит, на Луговке придется поставить крест, пока этот несостоявшийся Бонд не угомонится...

 Кирилл промолчал. На этот счет у него имелось собственное мнение - он был уверен, что Ручьёв не угомонится, пока окончательно не вымотает Анне нервы своими нудными звонками и тотальной слежкой.

 Следовательно, недалек и тот день, когда придется раскрыться (особых доказательств “Ржевскому” - Кирилл был в этом уверен - и не понадобится, в конце концов, тот далеко не идиот). “И еще, чего доброго, решит, что я делаю это ему назло. Анна - как плата за Ольгу”.

 От этой мысли его затошнило. Еще хуже стало при воспоминании о том, каким эпитетом он наградил Анну год назад, собственно, почти ничего о ней не зная, даже не видя ее в лицо...

 - Пошел он ко всем чертям, - процедил Кирилл сквозь зубы, добавив мысленно “Бонд хренов”.

 - Дай слово, что не наделаешь глупостей, - мягко сказала Анна, - Я не уверена, что ты в любой ситуации способен держать себя в руках, поэтому... дай слово, милый мальчик.

 - Хорошо, - неохотно выдавил Кирилл из себя, - Поскольку я тебя люблю, то... даю слово. По крайней мере, постараюсь.

 Она промолчала.

 На следующий день он, прежде чем явиться в особняк Зарецкого, прошелся по трущобной части города и обломал едва ли не все бесхозные кусты сирени, вступившей в пору цветения.

 - С ума сошел, - с улыбкой сказала Анна, когда он вручил ей охапку цветов.

 Но улыбка эта была далеко не счастливой - в глазах Анны он очень явственно различил тоску. Такую же глухую тоску, что лежала и у него на сердце.

 

 * * *

4.

 Ревность (2)

 

 “Отрицательный результат - тоже результат”, мрачно подумал Ручьёв.

 На сей раз в кабинет ввалился Кравченко, похожий на грузного медведя с умными глазами.

 - Может, довольно медитировать, “Ржевский”? Может, пора, наконец, вспомнить, кто ты есть и заняться реальными проблемами?

 Ручьёв, сощурившись, посмотрел на компаньона.

 - А ты тут для чего? Ты мой заместитель или просто ассистент, не способный принимать самостоятельных решений?

 Кравченко побагровел, затем махнул рукой и направился к двери, но на полпути обернулся.

 - Всегда говорил - не доведет эта стерва тебя до добра...

 Ручьёв схватил со стола первый попавшийся увесистый предмет (им оказалась хрустальная пепельница, к счастью - пустая) и швырнул в бывшего коллегу по приснопамятному Комитету.

 Пепельница ударилась о дверной косяк, оставив на нем вмятину, и отскочила, упав на паркет.

 - Я похлопочу об отдельной палате для тебя, “Ржевский”, - пообещал Кравченко, с кряхтением нагибаясь, чтобы поднять пепельницу. После чего аккуратно поставил ее на стол.

 - Не забудь о симпатичных сиделках, - буркнул Ручьёв.

 Его компаньон хмыкнул.

 - Этого вот не обещаю. Там, где ты вскоре окажешься, есть лишь медбратья. Тоже, впрочем, симпатичные. И очень мускулистые.

 Ручьёв сделал вид, что снова хочет запустить в него пепельницей (и на сей раз действительно прицельно), и Кравченко ретировался.

 “Ржевский” рассеянно пододвинул к себе разрисованный прелестными женскими профилями и женскими ножками лист бумаги, и изобразил очередной профиль.

 ...Да, он установил за Анной слежку...

...и это ничего не дало.

 Она ездила в издательство, с которым у нее был заключен договор (“любимая стерва” Ручьёва переводила с английского и португальского), посещала магазины, салон красоты; посетила парочку благотворительных сборищ, наконец, концерт известного симфонического оркестра... и все это было абсолютно невинно.

 На концерте и благотворительных сборищах она находилась вместе с законным супругом, ну, а по магазинам, салонам и домам моды, конечно же, ездила одна (не считая водителя, чью физиономию Ручьёву так и не удалось рассмотреть - да он особенно и не старался. Какой-то стриженый почти по-солдатски темноволосый парнишка. Новичок. О том, что предыдущего водителя Зарецкий с большим скандалом уволил, Ручьёв знал. Как знал и то, что парень заслужил свою незавидную участь - лихачествовать, когда возишь супругу важной персоны, мог лишь законченный идиот).

 Нынешний водитель Анны ездил очень грамотно и аккуратно.

...Так что же все-таки следует из того, что он, Ручьёв, выяснил? Элементарно, Ватсон - он всего-навсего параноик. Ревнивый сверх меры.

 Так же из этого следует, что он, Ручьёв, принадлежит к людям, которые панически боятся посмотреть правде в глаза - Анна попросту решила его бросить. Не оттого, что нашла другого, а оттого, что он ей надоел (опять же, что тут удивительного? Учитывая, что он патологически ревнив, ко всему прочему - параноик?)

 А, может, в лучшем случае, она решила всего лишь временно от него отдохнуть. Разве подобного раньше не бывало?

 Но вот второй вариант был куда любопытнее - Ручьёв ведь особенно и не скрывался, так неужели парень за рулем серебристого “Пежо” - такой валенок и лох, что в упор не замечал явной слежки?

 Или эту явную слежку заметила Анна, посему и были столь невинны все ее поездки?

 Да, Ручьёв таскался за “Пежо” не на одной (весьма заметной) Давидовской “Мазде”, но и на бежевом “жигуленке” (собственности агентства), и на подержанной “Ауди” Вадьки Смоленцева, и на “Ниве” Сибирцева (разумеется, расходы на бензин он парням возместил. С лихвой).

 Так вот, если б он висел на хвосте у “Пежо” на одной красной “Мазде”, висел хотя бы на протяжении двух дней, Анна с большой степенью вероятности это просекла бы. И... сказала своему водиле? Ну, не обязательно, совсем не обязательно...

 Однако, ее личный извозчик должен быть в курсе ее дел, верно?

 Но к нему, Ручьёву, Анна приезжала либо на такси, либо (что чаще) садясь за руль “Пежо” сама...

 Ручьёв вполголоса выругался, потер ладонью лоб. Чертов параноик, окончательно запутался в своих паранойяльных подозрениях...

 Хватит. Пора идти ва-банк. Пора выяснить отношения не по телефону.

 А заодно выяснить, что ж за “лох”, что за “Иванушка-дурачок” сидит за баранкой “Пежо”...

 Хотя нет ничего более абсурдного, как предположить, что Анна спуталась с каким-то шоферюгой...

 (Правда, леди Чаттерлей спуталась (не с шофером, а с егерем), но то Англия, прошлый век... и вообще досужий вымысел).

 Рядом с прелестным женским профилем Ручьёв изобразил танцующую фигурку в шутовском колпаке с бубенчиками. Джокер. Пресловутый джокер... чертов джокер...

 Имеется ли он у стервы в наличии, вот вопрос.

 Именно это Ручьёв и намеревался выяснить, в самое ближайшее время.

 После чего можно будет со спокойной совестью заняться и реальными проблемами, о которых так пекся его бессменный зам - бывший офицер госбезопасности Игорь Николаевич Кравченко.

 * * *

 

6.

 Любовники (3)

 

 Может, мальчишке и нравилась затеянная “Ржевским” игра в шпионов, но она, Анна, понимала отчетливо, что игра эта попахивает все более дурно. И все отчетливее становилось чувство, что совсем скоро ей предъявит счет. Вот только сумеет ли она его оплатить?

 И когда, направляясь в издательство с окончательным вариантом переведенной (весьма нудной) повести модного аргентинского беллетриста. Кирилл с усмешкой сказал: “Ну вот, похоже пришло время сбросить маски”, Анну охватило омерзительное предчувствие скорого выяснения отношений, причем отнюдь не цивилизованного.

 - Пожалуйста, помни о том, что ты мне обещал...

 Кирилл бросил на нее короткий взгляд, и этот взгляд ее, увы, не обнадежил.

 - Конечно, - бросил лаконично.

 После чего ему пришлось резко ударить по тормозам, и с его губ сорвалось-таки нецензурное словцо, ибо “Фольксваген” цвета “мокрый асфальт” не собирался висеть на хвосте у “Пежо” цвета “серебристый металлик”, а обогнал его и не просто обогнал - нагло подрезал.

 К счастью, все это происходило не на оживленной магистрали.

 “Фольксваген” и “Пежо” остановились одновременно, и так же одновременно распахнулись дверцы со стороны водителей, и двое высоких мужчин вышли на дорогу.

 Точнее, вышел один - элегантный русоволосый мужчина лет тридцати пяти.

 Другой же - молодой, почти мальчишка - просто выскочил.

 - Держи себя в руках! - успела крикнуть Анна, но, похоже, Кирилл ее попросту не услышал.

 Остановившись в метре друг от друга, они поначалу попросту друг друга разглядывали (“как два разозленных кота”, подумала Анна). Правда, во взгляде Ручьёва (особенно поначалу) превалировало изумление, а в почерневших глазах Кирилла (и поначалу, и потом) - непроглядный мрак.

 Затем “Ржевский” нарушил слегка затянувшуюся паузу.

 - Студент? -в голосе тоже было больше удивления, нежели злости.

 Кирилл промолчал. Анна с возрастающей тошнотой заметила играющие на его скулах желваки. Руки он пока держал в карманах куртки, но совсем несложно было понять, что кулаки он уже сжимает.

 Она отчетливо поняла, что без ее вмешательства дело примет куда более худший оборот и, тоже распахнув дверцу, ступила на дорогу.

 “Ржевский” перевел на нее глаза, и на его лице, наконец, отразилось понимание - как осознание боли человеком, поначалу ее не чувствующим из-за шока.

 По его губам скользнула весьма кривая улыбка.

 - Вижу, Студент, ты и без моей помощи подыскал теплое местечко... Платят, надеюсь, достаточно? И как насчет сверхурочных? Тех, что оплачиваются натурой?

 Анна осознала, что пора вмешаться немедленно... но попросту не успела. Кирилл шагнул вперед и ударил Ручьёва кулаком по губам.

 Тот отшатнулся, и она увидела кровь в уголке его твердого рта.

 Метнувшись к Кириллу, она схватила его за обе руки.

 - Немедленно прекрати, слышишь?! Ты обещал, черт тебя возьми!

 - Отпусти, - тихо и с очень нехорошими интонациями сказал он. И столь же нехорошим был сейчас взгляд его больших мрачных глаз.

 - Ничего, - услышала Анна за спиной негромкий голос и машинально обернулась.

 Ручьёв стер кровь с подбородка тыльной стороной ладони, рассеянно взглянул на вымазанные кровью пальцы и, достав из кармана брюк носовой платок, аккуратно вытер им руку, - Ничего,- повторил он спокойно, даже чуточку устало, - По-видимому, я этого заслуживаю... Только не понял, Студент, - он чуть повысил голос, обращаясь к Кириллу, - За кого это? Ольгу... или нынешнюю твою пассию?

 Кирилл снова рванулся вперед (позднее Анна сама удивлялась, откуда у нее взялись силы все-таки его удержать).

 В его темных глазах разгорался настоящий пожар.

 - Сейчас же прекрати! Мальчишка! - стиснув зубы, она ударила его по щеке, и, похоже, лишь в этот момент он увидел ее по-настоящему.

 - Не соображаешь, что он тебя провоцирует?! Немедленно иди в машину! Немедленно!

 На несколько секунд их взгляды скрестились, но в ней, прирожденной стерве, было не меньше стали, чем в нем.

 А то и больше.

 И он, первым отведя глаза, как-то даже сник и послушно отошел к “Пежо”.

 Когда за Кириллом захлопнулась дверца машины, Анна снова повернулась к Ручьёву лицом.

 К улыбкам эта ситуация не располагала, но она все же заставила себя улыбнуться. Слегка.

 - Недостойно, “Ржевский”. В высшей степени недостойно. Я была о тебе куда лучшего мнения.

 Он снова отер кровь с распухающей нижней губы.

 - Взаимно, любимая.

 Это любимая ударило ее как хлыстом. Она уже направилась к своей машине, но на полпути обернулась.

 - Утешься тем, что ты не один. Вы ведь теперь с Зарецким - товарищи по несчастью?

 И, больше не глядя на страшно побледневшее лицо своего признанного любовника, села в машину.

 - Поезжай, только аккуратно.

 Спустя три минуты Кирилл нарушил молчание.

 - Прости, я действительно не всегда контролирую...

 - Какая разница? - она отвернулась к окну, - Да он отчасти и заслужил... что получил.

 - Теперь обо всем узнает Зарецкий? - тихо спросил Кирилл.

 Она промолчала. Хотелось бы верить, что у Ручьёва все же достанет порядочности не делиться (разумеется, через третье лицо) любопытной информацией с ее супругом, но хотеть верить и верить, как известно две большие разницы.

 Можно сказать, огромные.

 Анна посмотрела на часы. Не так уж много времени у них в запасе... Она подозревала - уже совсем мало.

 - К черту издательство, - обратилась она к Кириллу, - Поезжай в Луговку.

 И он, конечно, послушно свернул в сторону Денисовского шоссе.

 

 * * *

 

 Коттедж заливали оранжевые лучи заходящего солнца, и Кирилл внезапно вспомнил, как они с Анной впервые приехали сюда, какой красивой (нереально красивой) показалась она ему в теплом свете заката, какое волнение охватило его в то мгновение, когда он ощутил на своем затылке ее теплые пальцы и увидел ожидание в ее необыкновенных глазах - глазах такой яркой синевы, какой он больше ни у кого не встречал... и наверняка не встретит.

 Ему захотелось спросить - за что она цепляется? Деньги этого старого лицемера и скряги Зарецкого, любителя юных шлюх и массажных салонов?

 Или этого параноика и авантюриста Ручьёва? Ручьёва, достаточно самолюбивого, чтобы заполучить в любовницы светскую красавицу, но наверняка не способного стать действительно хорошим мужем и отцом?

 “Останься со мной”, вот что хотелось ему сказать Анне, но так же хорошо он знал, что она ответит. Назовет “глупым милым мальчиком” и улыбнется грустно и снисходительно. Хотя не такой уж он, Кирилл, и мальчик, и разница в пять с половиной лет между ним и Анной не так уж и страшна...

 Только реально-то ему нечего ей предложить, кроме себя самого, да своих рук, не боящихся “черной” работы...

 - Зарецкий не отпустит меня в любом случае, - услышал он негромкое и резко вскинул голову.

 Анна мягко улыбнулась.

 - Совсем несложно понять, о чем ты думаешь. Тебя, как обычно, выдают глаза...

 Забудь о том, что нереально. Я же тебе с самого начала говорила, милый мальчик, - нет у нас с тобой будущего...

 Кстати, та девушка, которую ты спас... она хорошая?

 -Хорошая, - неохотно выдавил он из себя, - Но какая разница? Я же ее не люблю... Разве можно заставить себя полюбить кого-то только за то, что он хороший?

 - Не знаю, - тихо сказала Анна, легонько ероша его волосы, - Но то, что ты славный мальчик, я поняла сразу...

 Он слабо улыбнулся.

 - А я считал тебя стервой, пока не увидел воочию...

 - Порой очень удобно иметь репутацию стервы, - сказала Анна без улыбки, - Это что-то вроде защитного окраса.

 Он опять притянул ее к себе.

 - Но мы ведь не расстанемся? Даже если случится самое худшее, Зарецкий обо всем узнает и вышвырнет меня с работы... мы ну хоть изредка сможем видеться?

 По ее лицу пробежала странная гримаса, похожая на горькую усмешку.

 -Ты все-таки еще мальчишка...

 -Я говорю глупости? Но почему? Что нам помешает видеться, если не здесь, то в доме моего деда? Помнишь, я собирался свозить тебя туда... От города езды полчаса...

 Анна приложила пальцы к его губам, и Кирилл заметил в ее длинных глазах странный блеск.

 - Ты не пробовал играть в шашки шахматными фигурами?

 - Что? Что ты имеешь в виду?

 Она невесело усмехнулась.

 - Я имею в виду, что это не более абсурдно, чем твои слова. Я же тебе говорила - есть игры, в которых правила нарушать нельзя, иначе...

 - Значит, для тебя всё - только игра?

 Она коротко вздохнула.

 - Молчи, глупый милый мальчик. Лучше иди ко мне - у нас осталось не так уж много времени...

 

...Комнату заполняли дурманящий запах сирени и оранжевый свет заката.

 

 * * *

 

7. 

 Стервозность - как способ проигрывать достойно.

 

...Это неправда, что мужья об изменах жен узнают последними. И что они в упор не видят очевидных вещей.

 Если не видят - то сознательно закрывая глаза.

 Она только надеялась, что причиной информированности Зарецкого был не Ручьёв. В конце концов, прошло всего три дня после инцидента на дороге.

 (Позднее она узнала, что тогда Ручьёв еще не успел выйти из запоя - первого за его неполные тридцать пять. Запоя, продолжавшегося пять дней).

 - Я хочу с тобой поговорить.

 Она уже собралась спросить мужа, о чем, но... не спросила. Зарецкий редко разговаривал с ней столь жестким и непреклонным тоном.

 К тому же она подозревала, о чем ( точнее, о ком) тот собирался с ней поговорить.

 Посему она молча прошла по приглашающему жесту мужа в его кабинет и присела на обитый кожей (крайне неудобный) диван. Супруг же устроился в так же кожаном, но более удобном кресле, за своим рабочим столом из карельской березы

 После чего вперил в нее пристальный взгляд. Взгляд камышового кота (странно, что ей когда-то могли нравиться его холодные желто-зеленые глаза...)

 -Так вот, хочу поставить тебя в известность, - голос его звучал ровно и абсолютно спокойно, - С этой минуты ноги наглого щенка, которого ты подобрала... уж не знаю, на какой помойке (холодная усмешка) не будет в радиусе... даже не километра, а ста километров от этого дома. Ты, надеюсь, меня понимаешь, дорогая?

 “Не Лебедев, - подумала она некстати, - Тот уж уточнил бы, где я “подобрала наглого щенка”.”

 Не Лебедев... и не Ручьёв.

 По крайней мере, она в это верила - нужно же человеку, пусть даже прирожденной стерве, верить, что человеческая подлость не безгранична?

 (Правда, отец бы в этом с ней категорически не согласился).

 Она постаралась спокойно выдержать пристальный взгляд мужа. Самым глупым было бы сейчас все отрицать. Глупым... и небезопасным.

 Небезопасным прежде всего для того, кого она неосмотрительно приручила (а ведь слова об ответственности за приручаемых относятся отнюдь не только к домашним зверушкам... отнюдь.)

 Посему она положила ногу на ногу и даже слегка улыбнулась. Очень ласково (и Зарецкий, и Ручьёв отлично знали, что означает подобная улыбка. Абсолютно ничего хорошего она не означала. Абсолютно).

 - Конечно, понимаю, - ответила она в тон мужу - столь же ровно и спокойно, - А вот понимаешь ли ты, что в этом случае и моей ноги не будет в радиусе... даже не ста, а как минимум пятисот километров от этого дома?

 Зарецкий криво усмехнулся.

 - Никак решила заняться подвижничеством? В глубинку поедешь? Вдалбливать английские глаголы в головы обкуренных дебилов?

 Анна невозмутимо пожала плечами.

 - Если ничего другого не останется, почему бы и нет? Хотя, как тебе известно, моя квалификация несколько выше, и я могу подыскать себе место и получше.

 К слову, у “щенка”, как ты выразился, руки тоже не из задницы растут.

 Зарецкий побагровел - похоже, его самообладание тоже имело свои границы.

 - Из-за мальчишки? Готова жизнь под откос пустить из-за смазливой рожи какого-то мальчишки? Знаешь, что порой происходит с излишне наглыми, не знающими своего места мальчишками? С ними зачастую случаются несчастные случаи... и зачастую - с трагическим исходом... ну, тебе ли об этом не знать, дорогая?

 Ей захотелось вскочить с дивана и выцарапать его неподвижные желтые глаза. Ей хотелось кричать и биться в истерике.

...Она рассмеялась. Негромко рассмеялась.

 -Прекрасно. И кто скажет тебе “спасибо” за устранение в некотором роде конкурента? Кто тебя за это поблагодарит?

...Верно. Тот, к кому я уйду. Кто давно ждет... и все еще надеется, - она непринужденно взяла со стола супруга пачку “Мальборо” и зажигалку, прикурила. Сделала небольшую затяжку и выпустила узкую струйку дыма к украшенному лепниной потолку.

 Ничего, всего-то несколько минут и нужно продержаться... Да, она проиграла (впрочем, по - иному и быть не могло), но, как говорил ее отец, проиграть можно достойно.

 А она все-таки дочь своего отца. Дочь профессора Васнецова. А дочь профессора Васнецова обязана проигрывать достойно.

 -Так что валяй, - добавила она небрежно, - Сделай что-нибудь с мальчишкой руками своих мордатых дармоедов, а потом посмотрим, что сделает с тобой “Ржевский”... руками своих “псов”. У твоих “быков” лишь тяжелые кулаки, а у “Ржевского” - информация... Надеюсь, не забыл? Информация, которая может очень заинтересовать тех, кто мечтает подвинуть тебя с твоего места под мягким солнышком...

 - Тварь, - сказал Зарецкий безжизненным голосом, - Будь проклят тот день, когда я поддался на провокацию твоего отца, тварь.

 Она безмятежно улыбнулась.

 - Впрочем, ты и мне можешь устроить “несчастный случай”... Можешь... хотя, о чем это я? В этом случае Ручьёв, боюсь, не угомонится до тех пор, пока не сожмет небо для тебя до размеров овчинки... Ручьёв, этот “благородный сэр Ланселот”...

 Вы же, мужчины, любите порой изображать? Вот ты, к примеру, изображаешь сейчас ревнивого супруга, а тебя всего-то уязвляет то, что я увлеклась каким-то там бедным студентом... Ты ведь не стал бы возражать, если б я легла под нашего мэра? Кстати, он давно ко мне не...

 Договорить она не успела - с поразительной для своего возраста прытью Зарецкий выскочил из-за стола, и ее щеку обожгла пощечина.

 И хоть на глаза немедленно навернулись слезы, она продолжала улыбаться.

 - Прекрасно. Дожила-таки до рукоприкладства. Ну, тут уж сам Бог велел уйти... - она поднялась с дивана, резким движением затушив окурок в малахитовой пепельнице, и уже подошла к двери, когда рука Зарецкого схватила ее за предплечье.

 - Что тебе нужно, дрянь? - прошипел обычно выдержанный (и даже в известной степени интеллигентный) президент “Мега-банка”, - Чего ты добиваешься?

 - Для начала отпусти руку, - холодно сказала Анна, и когда он выпустил ее предплечье, снова опустилась на диван.

 - Хочешь по существу? Давай по существу.

 Ты увольняешь мальчишку, и я с ним больше не вижусь. Ты знаешь, если я даю слово, то держу его.

 Я даю слово больше не видеться с парнем... но сначала ты выплатишь ему выходное пособие. И, учитывая его стесненное материальное положение, а также отсутствие рекомендаций - ведь рекомендаций ты ему не предоставишь, верно? - не меньше пяти штук. Баксов, разумеется.

 Зарецкий снова начал багроветь.

 - Ты с ума сошла? Окончательно... спятила?

 Она равнодушно перевела взгляд на свои руки.

 - Хочешь, чтобы я ушла к Ручьёву? Отлично, уйду. И заметь, примет он меня охотно. При этом не то, что одного, с десяток мальчишек мне простит... И не оттого, что любит - хотя он до сих пор меня любит, - а прежде всего оттого, что не захочет упускать шанса сплясать на твоих костях. Шанса, о котором давно мечтал...

 Заодно подумай вот о чем - что станут говорить в ваших кругах после того, как я уйду к Ручьёву? Уж не стоит ли господин Зарецкий на грани банкротства, иначе почему эта стерва от него сбежала? А? Тебе это надо?

 Зарецкий рванул узел галстука с намерением его ослабить (определенно атмосфера в кабинете стала душноватой), придвинул к себе чековую книжку, но Анна вовремя перехватила его руку.

 - Ну нет, этот номер не пройдет. Парень с этой бумажкой явится в банк... и ему в лучшем случае покажут кукиш. А в худшем - его подхватят под руки холуи в серой форме.

 Нет, мой милый. Только наличные - и из твоего сейфа. Плюс расписку, что эти деньги выданы в качестве неустойки за досрочное расторжение контракта... Я многого прошу? Сам посуди -многого?

 Зарецкий молча встал с кресла, приблизился к сейфу, и, открыв его, швырнул на стол упаковку банкнот. Быстро набросал своим “Паркером” несколько строк на листе бумаги.

 Протянул листок Анне.

 Она пробежала его глазами, забрала со стола деньги.

 Улыбнулась.

 - Ну вот. Я знала, что мы придем к соглашению, дорогой.

 Зарецкий вскинул на нее налитые кровью глаза.

 - Разговор еще не окончен. Но пока - вон отсюда, стерва.

 Она усмехнулась.

 - Не просто стерва, а дочь своего отца.

 “Хоть и недостойная”, но это она добавила уже мысленно.

 

 * * *

 

8.

 Студент

 

 Разумеется, он старался не думать о том, что лучшее, случившееся с ним после ухода Ольги, рано или поздно (скорее, рано) закончится, но, пожалуй, в глубине души ожидал этого.

 Даже не с момента стычки с Ручьёвым, а с того дня, как заметил ту идиотскую слежку.

 Поэтому не так уж удивил или озадачил его растерянный вид и растерянный взгляд матери, когда он вернулся с занятий в университете, чтобы пообедать и ехать в особняк Зарецкого.

 Но ехать уже никуда не пришлось.

 - Это тебе, Кира, - мать протянула ему плотный, ненадписанный конверт (точнее, пакет).

 - От кого? - а сердце уже заколотилось раза в два чаще обычного, - Кто это передал?

 Мать озадаченно всмотрелась в его явно побледневшее лицо.

 - Дама... очень красивая. Сказала, что... Кира, что с тобой?

 - Ничего, - пробормотал он, входя в комнату и на ходу надрывая конверт, ибо дальнейшие объяснения были, собственно, излишни.

 Вытряхнув на стол денежные купюры (мать тихо охнула, глядя на стодолларовые бумажки), он развернул листок, на котором четким и довольно мелким почерком было написано, что данная сумма в количестве пяти тысяч американских долларов выдана ему, Смирнову Кириллу Александровичу, в качестве неустойки в связи с досрочным расторжением контракта, заключенного им, Смирновым К. А. с господином Зарецким С. В.

 Дата. Подпись Зарецкого С.В.

 Кирилл вновь аккуратно сложил расписку (эта расписка служила гарантом того, что его не обвинят в краже баксов из сейфа г-на Зарецкого С. В.), посмотрел на мать.

 - Что она просила мне передать? На словах? Та дама, что принесла конверт?

 Мать пожала плечами.

 - Я не совсем поняла... Она сказала, что очень торопится, что они с супругом срочно отбывают за границу... извинилась... уж не знаю, за что... Кира, эти деньги...

 - Делай с ними, что хочешь, - тускло сказал он, - Что сочтешь нужным.

 Расписку он положил между страниц одного из томов Большой Советской Энциклопедии.

 После чего, набросив легкую куртку, вышел на улицу - меньше всего ему сейчас хотелось отвечать на расспросы матери...

...Почему Анна явилась к нему, заведомо зная, что его дома не окажется? Почему даже не позвонила, не оставила самой коротенькой, в пару строк, записки?

 Он набрал номер ее мобильного телефона и ничуть не удивился, услышав “Абонент недоступен”,

 Возможно, она вообще сменит этот номер.

 Он подумал - не поехать ли в Луговку? - но тут же отбросил эту мысль. Ее все равно там не окажется.

 И, может быть, она все-таки выставит отцовский дом на продажу.

 Он подумал, не навестить ли Варю, но ему совсем не хотелось давать ей очередной повод на что-то надеяться.

 Он вспомнил об Орлове. Да, год назад Орлов проявил себя не лучшим образом... но он за свое невольное предательство заплатил сполна.

 И, в конце концов, Орлов знает, когда можно лезть с расспросами, а когда лучше промолчать. Орлов способен понять, как не способен понять ни один из однокурсников - в подавляющем своем большинстве глупых мальчишек (действительно глупых и действительно мальчишек), особенно в сравнении с теми, кого когда-то считал друзьями. В сравнении с парнями из “Феникса”.

 Он позвонил Дмитрию из таксофона, почти уверенный в том, что его не окажется дома, но тот оказался.

- Я могу сейчас к тебе приехать? - спросил Кирилл.

 - О чем речь? - легко отозвался Дмитрий, - Мог бы и не спрашивать...

 По пути Кирилл купил бутылку не самой дорогой, но весьма качественной водки.

 * * *

 

 - По слухам, “Ржевский” в глухом запое, - сказал Дмитрий после того, как они пропустили по второй.

 Кирилл вскинул на Орлова глаза. Опьянения он почти не ощущал, разве что реакции немного замедлились.

 - А еще... что слышно?

 Дмитрий чуть сощурил свои выразительные светло-карие глаза.

- Странно, что тебя это вдруг заинтересовало... но ладно, скажу. По слухам, в депрессии он оттого, что Его Величество Стерва нашла ему замену. Какого-то то ли студента, то ли... в общем, мальчишку, много моложе нее.

 Кирилл ощутил, что краснеет. Махнул залпом третью стопку, перевел дыхание. Вскинул на Дмитрия мрачные глаза.

 - Никакая она не стерва в действительности. По крайней мере, не большая стерва, чем Ольга.

 Пришел через Дмитрия поперхнуться ломтиком бекона.

 - Так ты, значит?.. Ну, тебе, конечно, виднее... Еще по одной?..

 

 * * *

 Эпилог


  “Ржевский”

 

 Услышав, что к дому подъехала машина, Ручьёв не стал выглядывать в окно, ведь серебристый “Пежо” Анны он узнавал по звуку мотора...

 Дремавший на своем коврике Малыш - алабай размером со среднего теленка, - вскочил и глуховато тявкнул.

 Ручьёв направился к входной двери.

 На сей раз сигналить она не стала. Просто вышла из машины - по обыкновению, очень элегантная, в костюме неброском, но определенно дорогом. Отлично подчеркивающем безупречную фигуру.

 Однако, улыбки на ее лице при виде Ручьёва не вспыхнуло. А во взгляде была боль, которую она и не пыталась скрыть (впрочем, бесполезно было бы пытаться).

 Она пришла к нему, Ручьёву, чтобы зализать свои раны. В самом деле, к кому еще она могла пойти?

 - Впустишь? - негромко спросила Анна, и Ручьёв молча посторонился.

 Войдя в холл, она тут же устроилась на диване в русалочьей (или кошачьей) позе.

- Выпить есть?

 Он также молча приблизился к бару, плеснул в стакан граммов пятьдесят ее любимого персикового бренди.

 - Спасибо, - тихо сказала Анна, беря стакан обеими руками.

 Сделав глоток, вскинула на него глаза.

 - В конце концов, он только мальчишка, Серж. Вчерашний мальчишка... Что у него есть? Глаза разве что, дивно красивые...

 Ручьёв отвернулся к окну - меньше всего ему хотелось, чтобы Анна сейчас видела гримасу боли на его лице.

 - Дивные глаза... у большинства чурок такие глаза, - сказал он сухо, - Глаза цыгана или турка... на славянском лице. К слову, не ты первая на это купилась. Жену “Медведя” из “Стройгиганта” знаешь? Я имею в виду, нынешнюю.

 - Племянницу художника? - немного рассеянно переспросила Анна.

 - Именно. Девочка прелестная, ничего не скажешь. Во всех смыслах.

 Неожиданно Анна усмехнулась.

 - Кажется, он рассказывал мне о ней... не называя фамилии.

 Ручьёв ненадолго удалился в кухню и вернулся оттуда со стаканом холодной минералки. В свою очередь, сделал пару глотков.

 - Этот стервец далеко пойдет, помяни мои слова.

 Анна залпом допила свое бренди и протянула ему стакан.

 - Повтори. Кстати, а ты сам? Вступил в АА?

 Ручьёв усмехнулся.

 - Самое время. После пяти дней непрерывных возлияний. Так что, извини, поддержать тебя могу лишь морально.

 Она слабо улыбнулась, а затем по ее лицу пробежала странная гримаса - словно рябь по воде при сильном порыве ветра.

 - Как ты еще можешь любить меня, “Ржевский”? После всего?

 Он снова отвернулся к окну.

 - Кто тебе это сказал? Я - любить? Да я большей стервы в жизни не встречал. Остается надеяться, что и не встречу. Кстати, - сумев, наконец, взять себя в руки, он опять повернулся к Анне лицом, - У тебя-то по какому поводу траур? Разве такую матерую киску мог обидеть глупый щенок?

 Она слабо усмехнулась.

 - В свете последних событий - не такой уж глупый... но это, конечно, уже твоя “школа”, “Ржевский”,

 Ручьёв промолчал.

 Она опять отпила немного бренди.

 - Щенок тут, собственно, ни при чем. Просто у матерой киски есть супруг - не менее матерый. Слышал о повадках камышовых котов? Они-то не слепые... хоть порой и прикидываются.

 Ручьёв вскинул брови.

 - Хочешь сказать...

 - Может, ему кто-то из его дармоедов настучал, - равнодушно сказала Анна, - А, может, и не стучал никто. Я же сказала, Зарецкий далеко не идиот... и не слепой.

 - В этом случае мальчишке не позавидуешь, - задумчиво сказал Ручьёв.

 - Отчего же? - во взгляде Анны появилась легкая усмешка, так же, как и в голосе, - Пять штук гринов для бедного студента - неплохие деньги. На первое время хватит.

 Ручьёв воззрился на нее с неподдельным изумлением, и она ответила ему ласковым взглядом.

 Очень ласковым.

 - Черт тебя дери, стерва, - сказал Ручьёв, - Ты даже худшая стерва, чем я предполагал. Выходит, джокер в этой колоде - я? Джокер, способный побить козырного туза, но пасующий перед валетом?

 - Исключительно верно, - насмешливо согласилась Анна, - Только не перед валетом ты спасовал, а как обычно перед дамой.

 - Перед стервой.  Кстати, ты не слишком увлеклась? Или решила накачаться моим бренди до положения риз?

 Взгляд Анны слегка затуманился.

 - А что мне еще остается при существующем положении вещей? Впрочем, не волнуйся. В ближайшие год-полтора я на твое бренди вряд ли снова посягну...

 Ручьёв похолодел.

 - Очередная ссылка? И куда на сей раз?

 Анна изящно повела плечами.

 - Все в ту же старую, добрую, нейтральную страну: Швейцарию. Ох, не смотри на меня так, Серж! Если б мы периодически не брали тайм-аутов, как долго продолжался бы наш роман?

 - Не знаю, - глухо сказал Ручьёв, - Пойду-ка я варить кофе. Тебе, как обычно, капучино?

 Она кивнула. Алкоголь уже оказал свое (позитивное на сей раз) действие - на ее щеках появился легкий румянец, в глазах - блеск.

 - И, пожалуйста, что-нибудь ненавязчивое, психоделическое...

 - Изволь, - он поставил в проигрыватель СД с записями “Пикника” и отправился на кухню, варить кофе. Для нее капучино, для себя - по-турецки.

 Услышал ее кошачьи шаги за спиной, ощутил нежные руки на своем торсе.

 - Порой я думаю, что никто мне, кроме тебя, не нужен, - прошептала Анна, - Ну, абсолютно никто... Ведь от добра добра не ищут, верно, Серж?

 - Верно, - выдохнул Ручьёв, поворачиваясь к ней лицом и в очередной раз поражаясь, насколько эффективно действует на него эта наглая, неприкрытая ложь.

 Оставалось утешаться тем, что Анна все-таки была исключением. Исключением из всех правил.

 Хотя он лично предпочел бы... впрочем, кто его спрашивал, что бы он предпочел?..

 

 * * *

 

Конец

 

18-19 мая 2004 года