Нежный апокриф фантастическая повесть фанфик

Фантастическая повесть

От автора:

Повесть «Нежный апокриф» написана мной (насколько помню) в течение 2008-09 годов, в самый разгар безденежного кризиса. И признаюсь: написана, потому что миры Кира Булычев, сразившие меня в детстве наповал, никак не хотели покидать меня. Ах, как хорошо было бы, думал я, переосмыслить мироздание Булычева, пропустить через собственное сознание многое из того, что так сразило в детстве наповал.
Так начала долго и мучительно складываться данная повесть, где мне удалось собрать воедино почти всех героев его книг. Андрей Брюс и Корнелий Удалов, сталкер Жора, Алиса Селезнева и многие другие живут в странном мире, созданном фантазией писателя, а сам он там – Демиург.
И как бы я ни старался, все же образ Наташи Гусевой вышел на первый план, и так получается, что в повести он скрепляет собой почти всё. По ходу написания, проживая чуть иначе моменты, когда-то так сразившие меня, например, события из «Ста лет тому вперед», где шестиклассники вместе с Алисой ловят пиратов, я возвращался во времена своей юности и жалел только об одном: что, скорее всего, Алисоманы и поклонники Кира этого не прочтут. Ведь двадцать лет я писал только в стол…

Туманом мистическим заволокло
Бессонные ваши владения.
А в зеркале словно пропало стекло,
И словно бы нет отражения.
И в этом чаду получившихся грез
Прокуренной фантасмагорией,
Писатель, позвольте последний вопрос:
Как рождаются ваши истории?
 Ренарт Фасхутдинов Посвящение Льюису Кэрроллу

Пролог. Легенда

Теперь он был возле океана и вне его. Игривые блики волн касались его ног и, разбиваясь о камни, пели свои великие песни о любви. Этот океан, конечно, не был похож на Солярис, не мыслящий, как тот, но тоже хорош. Тоска по Земле съедала умершего писателя, не радовало ничего. Все красоты Вне пределов променял бы он на обычный подмосковный вечер в Химках или ещё где-то.
Писатель глубоко вздохнул, оторвался от созерцания океанского заката и зашел в дом, в уютную гостиную, где его ждала незаконченная рукопись новой повести, которую, к сожалению, земной читатель никогда не прочитает. Только он успел выпить стакан чая и собрался приступить к печатанию, из дальней комнаты вышла девочка.
– Как ты? – участливо спросил писатель.
– Хорошо, спасибо. Это чудо, что я набрела на ваш дом.
– Садись, детка, выпей чаю. В том состоянии, в котором я тебя нашел, иной был бы давно мертв. А ты живучая! Только вот от платья твоего лохмотья одни остались, поэтому, пока ты лежала без сознания, я тебя переодел.
– Кто это? – спросила девочка, показав на небольшой портрет, изображающий девочку в серебряном комбинезоне-скафандре, примерно её возраста. Писатель посмотрел на портрет с какой-то особой печалью.
– Там, на Земле, эта девочка сыграла киногероиню моих детских фантастических повестей об Алисе. Её звали….
– Странно, – прервала его девочка, – так я тоже…
– Как тебя зовут, кстати, найденыш?
– Наташа Гусева.
Недопитая чашка выпала из рук писателя, но не разлетелась вдребезги, а по законам потустороннего мира подскочила, ударившись о пол, и вновь оказалась в его руках.
– Как же я сразу не догадался, что ты пришла сюда из параллельного мира! – сказал он, – ты носишь её имя, но внешность совсем иная.
– Я была в школе, когда началось это…
– Что это? – спросил он.
– То, чему невозможно дать объяснение. Люди внезапно стали превращаться в диких зверей. Рвали друг друга на куски, убивали. Будто какой-то вирус бешенства или ярости проник внутрь них, направляя изнутри. Не знаю только, почему я не подверглась общей участи и чудом сбежала из города, который превратился в бойню. Вирус ярости – это так похоже на сюжет фильма, в котором я должна была сниматься. «Лиловый шар». Только вот вместо кино попала в настоящий кошмар.
– Расскажи мне что-нибудь о своем мире, – попросил писатель, – мне просто интересно, чем он отличается от моего.
– Отличался, – поправила девочка. – Ибо он, конечно погиб, и я его последняя представительница. Кстати, что это за место, где мы находимся?
– Междумирье, девочка, а я несу функцию стража. К моему дому выходят четырнадцать порталов. Моя задача направлять заблудших странников, ну, вроде тебя, обратно домой, дабы не нарушать хрупкое равновесие чаши Миров. Параллельно я пишу многое, ведь там, на Земле, при жизни был популярным историком и даже писателем-фантастом.
– Вы Кир Булычев, я угадала верно? У нас тоже был Булычев, но по внешности также не похож на вас. Я его знала хорошо, он приезжал на съемки «Гостьи из будущего», хотел познакомиться со своей героиней, ну… то есть со мной, а я, дура, застеснялась.
– Давай так, – сказал Булычев, раскуривая трубочку, – ты мне кратко, ну, там годы жизни, то-се, в ответ на мое: Лермонтов, Пушкин и так далее. А потом я тебе скажу, сколько они прожили у нас и что написали. Ну, начнем с Пушкина, пожалуй.
– Годы жизни 1799-1823. «Евгений Онегин» оборван смертью на половине, «Руслан и Катерина» – две величайшие поэмы этого гения.
– Дальше. Лермонтов.
– Годы жизни 1814-1887. Величайший поэт, преемник рано ушедшего из жизни Пушкина. В пятидесятых полностью отошел от поэзии и остаток жизни посвятил исторической многотомной эпопее, охватывающей период от царствования Ивана Грозного до сороковых годов XIX столетия.
– Грандиозно, – выдохнул писатель, не выдержав. – Ну, а Лев Толстой?
– Из разряда второстепенных писателей. Сочувствовал царскому режиму. Его единственное произведение, признанное литературоведами шедевром – роман «Анна Каренина» о крахе семейных ценностей. Много пил, бедствовал, тем не менее прожил ровно сто пять лет.
– Ну, а Некрасов, к примеру?
– Годы жизни 1821-1851. Тончайший лирик. Самый главный враг социальной поэзии. Певец природы российской.
– Ладно, хватит, – вздохнул писатель. – Я вижу, ты отлично знаешь свою литературу, нашим бы детям так…
– Так что теперь делать, писатель? – спросила девочка, – вернуться в свой мир и попытаться спасти его? Но что я могу одна? Остаться с вами? Тут хорошо.
– Оставайся, я хочу написать повесть о тебе и о твоем мире в назидание потомкам.
– Хорошо, – ответила Наташа. – Вы мне скажите, в вашем мире пришельцы с «Черного странника» оставляли лиловый шар?
– Конечно, в эпоху легенд, я о том писал.
– У нас он взорвался 13 мая 1987 года, – сказала Наташа. – Когда взорвется у вас – неизвестно. Но ваш мир ещё имеет шанс.
– Для своего мира я теперь дух, призрак, девочка, и кто меня воспримет всерьез?
Писатель подошел к книжному шкафу и достал толстый фолиант.
– Вот здесь, – сказал он, – вся информация о «Черном страннике». Тридцать тысяч лет назад в глубинах осязаемой вселенной родилась легенда о «Черном страннике». Точнее, это была не легенда, а правда. Некая до крайности агрессивная цивилизация придумала способ бескровно завоевывать планеты. Нужно было лишь оставить придуманный учеными «вирус ярости» в лиловом шаре на нужной планете и завести часы. В определенное время шар взрывался, вирус вырывался наружу и жители планеты, атакованные им, перебивали друг друга, оставляя непрошеным гостям пустую планету. Так продолжалось долго, пока восставшие рабы не погубили сам «Черный странник», разбив на его борту шар.
– Тысячелетия мертвый корабль с опасным грузом на борту продолжал свой безумный полет через бездну, пока в марте 1987 года не приблизился близко к Земле. А на ней, в горах Крыма, ещё в эпоху легенд пришельцы оставили шар. Двадцать шесть тысяч лет назад, что составляло один вселенский виток их корабля. Шар вот-вот должен был взорваться. Неожиданно «Черный странник», не дойдя до Земли, провалился в тоннель, ведущий в альтернативную вселенную. Таким образом, в обоих мирах теперь тикали эти бомбы замедленного действия. Но в одном из миров шар все-таки взорвался, почти уничтожив его. Отсчет иного шел на секунды…
– Скажите, – спросила Наташа, – а что там на другом берегу океана?
– Точно не отвечу, конечно, я там не был, но по сведениям тот его край упирается во Вселенную. Представляешь, ты подплываешь к краю океана, и вместо берега перед тобой предстает Вселенная во всей своей красе. Звезды, туманности, далекие галактики, разве не потрясающе?
– Представляю, какое это красивое зрелище, – согласилась Наташа. – Побывать-то там можно?
– К сожалению, нет. Океан кишит первобытными чудовищами хаоса, иногда и до моего дома долетают их утробные крики. Но сюда им путь навеки закрыт законами Высших Хранителей запредельных пространств. А вот попробуй сунься в океан, закусят тобой непременно…
Булычев повернулся к девочке и увидел, что она уже спит, свернувшись калачиком на диване. Укрыл пледом. Хватила девчонка лиха! Однако как странно сознавать, что где-то рядом в пространстве, и в то же время бесконечно далеко друг от друга крутятся две похожие Земли. А на них живут две девочки, две Наташи с почти одинаковыми судьбами, но разной внешностью. Наташа, попавшая в его дом из параллельного по отношению к его собственному мира, была одета в точно такое же школьное платье, какие носили школьницы в его мире. Значит, многие детали в данных мирах практически совпадают.
Проснувшись, Наташа потянулась, улыбнулась и, встав с дивана, поспешила в соседнюю комнату. Булычев работал, что-то печатал.
– Скажите, а как попасть домой? – спросила девочка.
– Легко, – ответил он, – через дверь на юго-западной стороне дома. Но что ты надеешься найти в мире, который полностью разрушен? Лучше останься.
– Нет, – ответила девочка, – там же мой дом и, возможно, кто-то ещё жив.
– Ну хорошо, только, прежде чем уйдешь, я покажу тебе нечто. – Булычев взял её за руку и настойчиво повел за собой. В одной из комнат обнаружились объемные шкафы с массой полок. Наташа просто не поверила глазам. На всех полках были аккуратно расставлены фигурки, точно копирующие живых людей, а также различных фантастических персонажей. Фигурок было очень много.
– Вот он, мой заповедник образов, – воскликнул писатель, – все, что рождено моим воображением, здесь на полках. Там Алиса, можешь посмотреть.
Наташа, затаив дыхание, переходила от шкафа к шкафу. Алиса и её отец, Громозека, археолог Рррр, космические пираты соседствовали с отважными подростками из романа «Перевал» Марьяной, Диком, Олегом. Тут же рядом отважный космопроходец Андрей Брюс изучает «Подземелье ведьм». И жители «Великого Гусляра» тоже стоят на этих полках. Рядом Гарик Гагарин и Карелия Петровна из «Театра теней».
– Но, – поразилась Наташа, – ведь они не могут быть здесь! Я вот этих прекрасно знаю, они живые! Мы расстались сутки назад.
– А этого помнишь? – спросил невозмутимо Булычев. – Встречалась, его Морис зовут, работает в кино.
– А этого знаешь?
Наташа отрицательно покачала головой.
– Ещё встретишься, неприятный тип. Сольвейг кличут.
– Но что все это значит? – спросила Наташа. – Не то ли, что я живу не в настоящем мире, а в выдуманном?
– Он не выдуман, он реален, – ответил Булычев, – но живет по законам моей творческой фантазии. Такова участь каждого пишущего: миры, которые он открывает на бумаге, рано ли, поздно ли воплощаются во плоти где-нибудь когда-нибудь. Но вообще это сложно понять.
– Мне пора домой, – напомнила Наташа.
– Да, конечно, жаль с тобой расставаться, но что поделаешь. Хочешь какого-нибудь персонажа на память?
– Можно его? – спросила Наташа, показав на кукольного толстячка.
– У тебя хороший вкус, это Морис Долинин, один из моих любимых персонажей и, кстати, по-моему, он в тебя влюблен. Напишу-ка я новую историю о нем и о тебе.
Наташа, прижимая кукольного человечка к груди, посмотрела на Булычева, тихо сказала: «Прощайте» и вышла из комнаты. Булычев вернулся к пишущей машинке.
«Бедный Долинин, – думал он, глядя на заполненный полностью строчками лист, – мечется по параллельному чужому неласковому миру. Что он нашел в этой девчонке такого, чтобы терпеть из-за нее подобные лишения? Пускай, если уж вышел из-под контроля моего воображения, приобретет документы и пойдет работать на киностудию, дитя неразумное. Все они дети мои неразумные, те, кого я придумываю».

Часть первая
Другая поляна. Переход

Морис Иванович Долинин – младший научный сотрудник на кафедре, которую я имею честь возглавлять. Это приятный молодой человек, к сорока годам сильно располневший от сидячего образа жизни, голубоглазый и румяный, любимец аспиранток и гардеробщиц. К его положительным качествам относится, в частности, преданность изучаемому им Александру Сергеевичу Пушкину. Ещё в средней школе Морис поставил себе целью выучить наизусть все написанное великим поэтом, и следует признать, что он в этом преуспел, хотя и путает порой порядок абзацев «Историй Петра Великого».
Последние семь лет мы работали рядом, Морис был со мной откровенен, делился не только научными планами, но и событиями личной жизни. Его откровенность и вовлекла меня в переживания, равных которым мне переживать не приходилось.
– Уж не влюбились ли вы, голубчик? – спросил я как-то Мориса, обратив внимание на то, что он три дня кряду приходит на работу в новых, чрезмерно ярких галстуках и сверкающих ботинках.
– Нет, что вы! Этого со мной не случается! – ответил он, но при этих словах густо покраснел, чем выдал себя просто с головой.
Летом я как раз собирался в отпуск, мы заседали на кафедре по какому-то пустяшному вопросу. Я попросил Мориса набросать проспект статьи, которую тот намеревался предложить в сборник. Морис долго мусолил ручку, смотрел в потолок и вообще думал не о проспекте. В конце концов он взял себя в руки и изобразил несколько строчек. После чего вновь ушел в сладкие мысли. Получив набросок проспекта, я обнаружил там несколько раз повторяющиеся на полях инициалы Н.Г., а также до боли знакомый профиль, выполненный не мастерски.
После заседания я спросил Мориса, не удержавшись:
– Вы намерены посвятить свою статью Наташе? И вы тоже попали под её чары? Но, простите, вам же не четырнадцать лет…
– Знаю, – пролепетал Морис, – но я бессилен, любовь к ней сжирает мое сердце. И что делать?
– Мне лично не понятна причина вашей трагедии. Воспылать страстью к киношному образу, что за бред? Другое дело мальчишки, но вы? У вас же лысина, черт возьми!
После этого Морис на меня смертельно обиделся, на четыре недели. После его обиженного ухода я дома ночью и днем размышлял о феномене этого весьма посредственного с моей точки зрения фильма. Уж если такие взрослые мужчины, как Морис, сходят с ума от подобного, то страшно подумать, что творится например в средних школах.
Получилось так, что из-за безумной любви к киношной Наташе, потеряв голову, Морис чуть не потерял любовь и в реальной жизни. Ведь у него была девушка Марина. Я полагал, что обеих он любит абсолютно одинаково, и вряд ли бедная Марина подозревала, что ей приходиться делить чувства будущего жениха с кем-либо ещё, а то не ведаю какой был бы скандал. Но однажды он пришел и сообщил мне о том, что расстался с Мариной навсегда.
– Надеюсь, не из-за той пустой мечты? – спросил я строго.
– Я так больше не могу! – прошептал он трагически, – я не перенесу.
Я не ручаюсь за точную форму его монолога, но суть его заключалась в том, что в сердце моего коллеги вкралось подозрение, любят его или – о непереносимая альтернатива! – не любят.
Основанием к подобным мыслям послужило увлечение Марины сбором шампиньонов. Вы бы послушали как Морис произносил слово «шампиньон» – оно звучало словно имя презренного выродка из захудалого графского рода. По словам Марины, шампиньоны можно собирать в Москве, где они благополучно произрастают в некоторых скверах, парках и на бульварах. Нужно только места знать. У Марины был излюбленный парк, где-то неподалеку от метро «Сокол». Почему-то Марина Мориса в свои походы брать отказывалась, чем и вызвала в нем дурацкое подозрение, что она там бывает не одна, а может, вообще на поляну не ходит, покупая специально, чтобы ввести его в заблуждение, корзиночку шампиньонов на рынке. Морис высказал свои подозрения вслух. Марина обиделась, слово за слово – и разрыв.
– Вы неправы, – сказал я Морису, когда тот завершил свою сбивчивую исповедь.
– Конечно, но все-таки…
– Вам нужно пойти и извиниться.
– Разумеется, но тем не менее…
Морис прервался, не договорив, обреченно махнул рукой и ушел.
Я был глубоко убежден, что конфликт изживет себя дня через два. Ничего подобного, дни проходили, а Морис был все так же печален и одинок. Нелепо, разумеется, разрушать собственное счастье из-за корзинки с шампиньонами, но люди гибли и по более ничтожным причинам.
Через неделю, утром, когда часов в восемь я, позавтракав по обыкновению, отправился к письменному столу, в кабинете настойчиво зазвонил телефон. Что-то кольнуло мое бедное сердце. Бывает же, что самый обыкновенный звонок покажется каким-то особенно тревожным.
– Я вас слушаю.
– Здравствуйте. Это я, Морис, случилось нечто невероятное, мне нужно срочно вас увидеть.
– Вы где?
– Недалеко от метро «Сокол», я могу быть у вас через полчаса. – Голос Мориса срывался, словно он только что пробежал три квартала и не успевал восстановить дыхание.
– Я вас жду.
Повесив трубку, я сразу вспомнил, что тот злополучный шампиньонный сквер расположен по соседству с метро «Сокол» и тут же мне представилось, что Морис решил выследить неверную и неудачно встретился со счастливым соперником. И я почти угадал.
Морис ворвался ко мне через двадцать минут, он был растрепан, заметно взволнован, удручен, но, к счастью, невредим.
– Да, – гремел он, – я виноват, не выдержал, следил за ней, решил раз и навсегда положить конец сомнениям.
«Ну вот, – подумал я, – ревность кого угодно сделает сыщиком».
– Сегодня утром, – продолжал он, – в семь утра она вышла из дома с корзинкой и пошла к своему скверу. На краю парка, за фонтаном с амурами есть поляна. Почти открытая. Только кое-где большие деревья. Там как раз какое-то строительство начали, столбы врыли, будут огораживать. Не самое лучшее место для грибов. Вы меня понимаете?
– Пока что ничего непонятного вы сказать не успели.
– Вот до этой поляны я её и проводил. Только я не приближался. Представляете, если бы она обернулась!
– Не приведи Господь! – сказал я.
– Так вот, она вышла на поляну и начала по ней ходить. Ходит, нагнувшись, что-то подбирает, а я стою за деревом, терпеливо жду, да-с…
– Чего ждали? Самое время было выйти из укрытия, обратиться к ней и сказать, что виноваты, раскаиваетесь и больше так не будете.
– Я хотел так сделать, но Марина внезапно исчезла. Представляете? Только что ходила посреди поляны и вдруг исчезла! Я глазам не поверил. Я обошел всю поляну, выскочил на улицу – пусто. Вернулся в парк, заглядывал в кусты. Нигде её не было. Вернулся на поляну и остановился примерно там, где видел Марину в последний раз. И вдруг слышу её голос: «Морис, что ты тут делаешь?» Она стоит совсем рядом, в трех шагах, с корзинкой в руке.
– В корзинке грибы?
– Да, почти полная была. –
– И что же дальше?
– Я сказал ей: «Тебя жду»
«Чего же не позвал? – отвечает она, – смотри, сколько набрала».
«А где-же ты была?» – спрашиваю.
«Здесь».
«Как здесь? Я уже полчаса тут стою, а тебя не было».
«А где же я ещё могла грибы собирать? Не на мостовой же!».
– В конце концов она обиделась на вас и ушла? – предположил я.
– Ушла, – согласился Морис. – Но не в этом дело.
– А в чем-же тогда?
– Понимаете, я подумал: здесь какая-то тайна. То Марина была, то её не было. Как-будто в дыру провалилась. И в таком вот состоянии духа я принял решение найти эту дыру. Я стал бродить по поляне и в какой-то момент понял, что там нет столбов для забора. Лишь ямы.
– Какие ямы?
– Ну ямы для столбов. Ямы для столбов, понимаете, были, а сами столбы лежали на земле. Вот, подумал я, и галлюцинации пошли. Тогда я ушел из парка. И пошел к остановке двенадцатого троллейбуса. Но там не было остановки двенадцатого, а была остановка автобуса «Б», хотя подобного автобуса в Москве нет.
Я впал в смятение и даже не удивился, а подошел к стоящей там женщине и спросил:
– А где останавливается двенадцатый троллейбус? Но она немало удивилась и ответила, что не знает.
– Как так? – спросил я, – Ведь только полчаса назад на нем приехал, вы что, нездешняя?
Она возмущенно посмотрела и больше ни слова в ответ. Ладно, думаю, похоже, я схожу с ума и, конечно, лучше бы об этом никто не знал. И как ни в чем ни бывало спросил.
– Как доехать до метро «Аэропорт»?
– До метро «Аэровокзал»? Садитесь на автобус, сойдете через три остановки.
Когда автобус подошел к метро «Аэропорт» и я увидел над входом выложенную золотом надпись «Аэровокзал», я понял, что не ошибся в своем диагнозе. Просто спятил.
Спустился вниз, подошел к контролю, нашел в кармане пятак и опустил его в автомат, но он застрял в щели. Дежурная спросила у меня «В чем дело? Ну-ка покажите мне ваш пятак!». Я показываю, а она говорит: «Он же желтый! Пятаки должны быть белые, а он желтый». И показывает тут мне тонкий пятак из белого металла. А сама смотрит на меня так, словно я этот пятак сам и изготовил. Я покорно поднялся на улицу. И знаете, чем больше я глядел вокруг, тем более меня поражало несовпадение деталей. Именно деталей. В целом все было нормально, но детали никуда не годились. Человек читает газету, а заголовок у нее не в левом углу, а в правом; дом напротив не желтый, а зеленый; трамвай не красный. И так далее…
Я молчал. Морис казался нормальным. Даже следы волнения, столь очевидные в начале его рассказа, исчезли.
– И тогда я допустил в качестве рабочей гипотезы, что попал в параллельный мир. Вы же о них читали? Так вот, осознав, что произошло со мной, я пришел к неожиданному выводу: если в параллельном мире есть отличия от нашего, то они могут распространяться и в прошлое. Я же ученый. Куда мне следует направиться?
– К памятнику Пушкину, – попробовал пошутить я.
– Да, вы почти угадали. Только, разумеется, не к памятнику, он не дает нужной информации, а в Пушкинский музей.
Я остановил такси и велел ехать на Кропоткинскую. Я продолжал размышлять. А вдруг Пушкин избежал дуэли в 1837 году? И прожил ещё десять, двадцать, тридцать лет, создав неизвестные нам гениальные произведения? Всё больше волнуясь от предстоящей встречи с великим поэтом, я спросил таксиста, в каком году умер Пушкин.
– Не помню, – ответил таксист, – давно было, больше ста лет назад.
– Больше ста лет – это восьмидесятые годы прошлого века. Такси ещё не успело остановиться у музея, как я выскочил из машины, сунув шоферу два рубля. К моему счастью, он, не глядя, сунул их в карман. Я подбежал к двери в Пушкинский музей – и вы не представляете!
Морис обиженно посмотрел на меня.
– О ужас! – произнес он тоном страдающего Вертера. – Это был не Пушкинский музей.
– А чей-же? – спросил незамедлительно я.
– Сейчас расскажу. Зайдя внутрь, я увидел массу народа. Там были школьники, старики, женщины, громко играла музыка, вообще атмосфера была праздничная. И вот я увидел портрет, висящий в центре зала над сценой, и то был Лермонтов. А ниже огромными буквами даты жизни.
– Ну, ну! – нетерпеливо воскликнул я.
– Михаил Юрьевич Лермонтов, 1814-1887. Сто лет со дня смерти.
– Не может быть!
– Клянусь. Я спросил старичка, присутствующего там, и он объяснил, что в данный момент по всему городу происходит грандиозное событие. Всесоюзные Лермонтовские Чтения, посвященные столетию смерти великого поэта.
– А Пушкин? – спросил я Мориса. – Я и о нем спросил старика.
– Ну, ну, не тяните!
«Вы правы, – ответил старик, – этот поэт заслуживает того, чтобы в Москве был музей его имени. Только ранняя смерть не дала полностью раскрыться его могучему дарованию…». «Ранняя смерть?! – закричал я, – Ранняя смерть?! В каком-же году умер этот великий гений?»
Все уже смотрели на меня как на сумасшедшего, я ведь мешал декламаторам на сцене.
«Умер от холеры в болдинскую осень».
Потрясенный, я умолк и больше вопросов не задавал, взор мой был прикован к сцене, где, кстати, выступала она.
– Кто она? – не понял его я.
– Наташа Гусева, девочка из кино, вернее, это был, конечно, её двойник, но сходство вплоть до мельчайших деталей. Она читала стихи Лермонтова, и это было, признаюсь, потрясающе. У меня даже зародилась мысль навсегда остаться в том мире, дождаться, пока она окончит школу, и сделать предложение. Но ведь есть ещё и Марина, сердце рвалось на куски.
– А может, стоило остаться, – возразил я, – вы бы заявили, что открыли на чердаке повести Белкина, и Нобелевская премия, если она в том мире есть, ваша.

Лермонтов, космические пираты, робот

Итак, в тот день музей был полон, казалось, в нем собралась чуть ли не половина Москвы. Академики, школьники, иностранные туристы, знаменитые и не очень артисты, писатели и поэты, спортсмены – все слились в один единый дружный людской поток на чудесном празднике чтения, любви и весны.
Конечно, Морис был потрясен, он поочередно смотрел то на портрет Лермонтова, то на сцену, не в силах вместить разумом случившееся. Возвращаться в свою реальность ему расхотелось. Кто же в здравом уме откажется от подобных приключений – погулять по параллельному миру, посмотреть, каких успехов в науке и искусстве достигли его жители.
Были только опасения, что потом потеряется место нахождение портала, но любопытство и жажда обретения тайны пересилили все.
В это самое время Наташа, стоявшая неподалеку от Мориса, с нетерпением ждала самую торжественную часть церемонии, венца праздника, когда страсти в фойе утихнут и все переместятся в актовый зал, где приглашенные артисты вместе с ними, школьниками из хоровой студии, споют гимн в честь великого поэта.
Она прошла мимо Мориса, и он с удивлением отметил, что на плече у нее висит миелофон, тот самый, из-за которого разгорелись все страсти в столь любимом им фильме.
Густая толпа выплюнула взъерошенную, мокрую от волнения руководительницу хора.
– Гусева, готова? Смотри, не подведи, вся страна будет смотреть.
– Я всегда готова, Маргарита Игоревна.
– Дай-ка осмотрю, все должно быть безупречно, понимаешь? – Довольная внешним видом воспитанницы, Игоревна побежала проверять других подопечных.
Недовольна была Наташа, школьное платье, по её мнению, можно было заменить ради такого события на что-нибудь повеселее, но разве их, школьников, кто-нибудь спрашивает?
Наташа дошла до столов, где разместились фантасты, в надежде увидеть Булычева, но его там не оказалось, зато сидело трио братьев Стругацких и даже великий патриарх, фантаст Казанцев. Какое отношение они имели к Лермонтову, Наташа так и не поняла, но все же не поленилась взять у всех четверых автографы, а они, в свою очередь, у нее.
Выслушав немало комплиментов (ведь даже эти писатели были большими поклонниками «Гостьи из будущего») она даже сделала шуточный реверанс, чем вызвала немалое восхищение у фантастов.
– Ты ведешь себя, как в Серебряном веке, – сказала ей возмущенная одноклассница и лучшая подруга Галочка Рюмина.
– Не ворчи, Галь, – ответила Наташа. – Покараулишь миелофон, пока я буду выступать, вещь безумно ценная и мне надо вернуть его в кабинет до приезда отца.
– Зашибись! Ты его ещё и без спросу взяла!
– Ну нужно же мне послушать мысли активианских скунсов! Тем более у них сейчас период цветения, и мысли обострены, биолог я или не биолог!
Морис, притворившись что этот разговор ему безразличен, на самом деле внимательно его слушал, стоя у девчонок за спиной. Но, к сожалению, слушал не он один. Слушали его также обширной широты толстяк в темных очках и мексиканском сомбреро и профессорского вида старичок в смокинге и галстуке бабочке.
Морису эти двое почему сразу не понравились, какой-то преступный был у них вид, не внушающий доверия, потому он был настороже с того момента, когда узнал о миелофона. Наташа повесила миелофон Гале на плечо и поспешила по звонку на сцену.
Морис увидел, что старичок одобряюще толкает толстяка в бок, действуй, мол…
Толстяк кивнул, подошел к девочке и что-то вежливо ей сказал шепотом, та собралась уже было выйти с ним в опустевшее фойе, но Морис помешал.
– Девочка, не ходи с ним, – предупредил он, – подумай с тобой миелофон.
– Да, вы правы, – согласилась Галя. – Он меня будто гипнотизировал.
Толстяк поспешил ретироваться.
Морис вслед за Галей вошел в зал, нашел с краю незанятое место и, затаив дыхание, стал наблюдать за происходящим на сцене.
Сначала вышли три девочки, одна из них Наташа. В школьных платьицах с белыми передничками, что выглядело весьма волнующе, они запели «По небу полуночи ангел летел…». Морис, наблюдавший этот номер, был заворожен красотой голосов настолько, что позабыл о том, что находится в параллельном мире, практически в гостях, и как бы ни был хорош обнаруженный им новый мир, возвращаться все же придется. Морис поспешил к выходу. Позади остались шквал аплодисментов, рукоплескания, взрывающие слух, цветы, вспышки фотоаппаратов, на сцену вышли другие артисты, а Наташа ушла в фойе, потому что не могла никак пересилить волнение, ей казалось, что выступление было плохим, по натуре она была ещё та самоедка.
Галочка вышла следом и попыталась её успокоить, но Наташа только отмахнулась.
– Ты досматривай концерт, – сказала она, – я на улице постою.
Наташа вышла на улицу и тут четко почувствовала, что голова ей не подчиняется, неведомая сила извне продиктовала такое повеление: «Заберись по пожарной лестнице на крышу».
Крыша оказалась большой и абсолютно плоской. Наташа дошла до середины, все ещё плохо соображая, зачем, собственно говоря, она это делает и вдруг почувствовала, что не одна. Стремительно обернувшись, она увидела, что к ней приближается нечто жуткое, имеющее грубые очертания тела человека, но с конечностями не то скорпиона, не то краба.
Одним прыжком тварь переметнулась к ней, выбросив чудовищные клешни вперед, не перекусила, а прижала её к кирпичному выступу, в одном месте вырастающему из крыши. Плотоядный взгляд глубоко посаженных глазок, остро очерченных надбровными дугами, хищно скользил по ней.
Наташа, прижатая клешней твари, еле-еле могла дышать, но продолжала смотреть твари в глаза, а между тем рука шарила по портупее, опоясывающей тело чудовища. Её она увидела сразу и поняла – это шанс на спасение, терять время было нельзя.
Наташа изо всей силы с немалой яростью рванула то, что было в кобуре у существа, и, не дав тому опомниться, осознав, что в руке её что-то вроде большого ножа, вонзила его в тело монстра.
Дико взревев, тот отшатнулся от нее, перевернулся через голову, вновь поднялся, опершись на свои клешни, и сразу стал похож на гигантского богомола.
В такой позе он и застыл в полной неподвижности. Наташа осмелилась его потрогать и к своему удивлению поняла, что перед ней робот, заключенный в оболочку живой плоти. Под кожей существа прощупывался металл, нож застрял в оболочке, скрывающей его.
«Что же это?» – спросила она сама себя.
Наташа дотронулась до жуткой клешни существа и тут же в груди робота образовалось отверстие, где лежал шар лилового цвета размером с теннисный мячик, она посмотрела на него, будто заворожённая.
Робот так и остался стоять посреди крыши, а она, захватив шарик, спустилась вниз.
Ей, конечно, и в голову бы не пришло, что за схваткой на крыше наблюдали с двух сторон, с одной – таинственный старик в смокинге и галстуке бабочке, и его напарник, необъятной толщины толстяк; с другой какие-то не менее таинственные люди, сгруппировавшиеся вокруг жужжащего прибора.
– Девчонка определенно не проста, – заявил старик, видевший схватку. Она нужна мне, слышишь, Феликс? Будет моей королевой.
– Могу подать идею, хозяин. У нее есть лучшая подруга, без которой она жить не может. Вы похитьте и её, и миелофон. Вот она и придет к вам в лапы как миленькая…
В это же время на другой крыше говорили о Наташе.
– Правомерны ли наши действия? – тревожно спросила женщина по имени Калерия.
– Согласен, не правомерны, – ответил мужчина, – но иного выхода не было, мы просто обязаны были применить мозговой излучатель для того, чтобы выяснить, есть ли у нее иммунитет против «вируса ярости», не забывайте – Земля на краю гибели.
Концерт внизу в музее закончился, все расходились домой. Наташа тоже поторопилась домой, лиловый шар и миелофон лежали в портфеле.

Девочка из кино

Наташа достала из почтового ящика письмо, пришедшее с киностудии, её вновь приглашали сняться в кино, и вновь в роли Алисы. Потому, еле дождавшись субботы Наташа поспешила на киностудию.
На киностудии имени Горького шла обычная будничная производственная суета. Запускались два новых крупномасштабных проекта в жанре детской фантастики, комплектовались группы, и потому Наташе, пришедшей в тот день на киностудию, пришлось изрядно приложить усилия, дабы найти в массе бегающего народа свою группу.
В этом ей помогла изящная хрупкая девушка, дочка покойного кинорежиссера Викторова, ассистент по актерам.
– Девочка, ты к Арсенову? – воскликнула она, увидев её.
– Ну да, но, похоже, я заблудилась.
– Идем-идем, он тебя ждет с самого утра, наконец-то! Добродушный Павел Арсенов встретил её распростертыми объятиями, расспросил о том, чем жила она все эти три года, что они не виделись, напоил чаем с конфетами и без всякой устали не переставал рассказывать о своем новом фильме.
– Бюджет просто мизерный для такого рода фильма, – с горечью признался он. – Я бился до последнего, но планета Бродяга будет, увы, не такой, как в книжке и какой задумана. Нам пришлось отказаться от чудовищ, динозавров и прочего, что населяло фауну злой планеты, ну и, конечно, фильм уже не будет таким интересным, я даже жалею, что взялся за него…
Наташа положила руку ему на плечо.
– Вы же делаете благородное дело, дарите нам, советским детям, мечту. Другие снимают за деньги, а вы для нас, это же чего-то стоит.
Кино было для Павла Арсенова делом святым, подобно служению в храме, например, и потому каждый раз, начиная новый проект, он отдавался ему всей душой, всей пылкостью большого, но уже надорванного борьбой с чиновниками от кино, сердца.
Да, но для режиссера снимать провальный фильм, поверьте, не сахар, а плевок в вечность.
– Ната, ты не переживай, съемка назначена на лето, твоя учеба не пострадает, сегодня мы посмотрим декорации звездолета, несмотря ни на что, они грандиозны.
По пути в павильон им попался восторженный усатый режиссер Грамматиков, который в соседнем павильоне заканчивал экранизировать известную сказку Астрид Линдгрен.
Он тут же затащил их к себе показать декорацию комнат замка черного рыцаря. Наташа с восхищением осмотрела все, сожалея о том, что она не мальчик. и ей не доведется сыграть эту восхитительную роль.
– Вот что значит бюджет в кино, – сказал Арсенов.
Декорации собственного фильма Наташу не очень впечатлили, ей показалось, что кругом мир, созданный из картона. Интерьеры звездолета делались объемными только за счет искусно поставленного света, планета Бродяга, огромный шар из папье-маше и картона, выглядела не очень захватывающе.
– Нам поможет мастерство операторов, – сказал Арсенов, перехватив её взгляд, вытащил из папки сценарий, протянул ей.
Когда Наташа брала его, рука её дрогнула. и режиссер это заметил, вздохнул, но смолчал. и только позже сказал:
– Девочка моя, чувствую, это мой последний фильм, может, и твой тоже.
– Если предложение будет интересным, то не откажусь.
– Ну да, дело, конечно, твое, но постарайся не ошибиться, плевок в вечность, сама пойми.
– Понимаю, – вздохнула Наташа.
Морис, выйдя из музея, уже собрался было направиться в ту сторону, где располагался портал, но тут его кто-то окликнул. На другой стороне улицы стоял автомобиль, высунувшись из которого, его звал бородатый и почему-то до боли знакомый мужчина. Пришлось подойти, кто знает, может, это здешний милиционер?
И только подойдя ближе он с изумлением узнал знаменитого писателя-фантаста Кира Булычева.
– Помилуйте, – воскликнул Морис, – и вы тоже здесь?!
– Садись, – повелительно сказал мужчина, распахивая дверцу.
– Может, вы мне объясните, что происходит? – попросил его Морис.
– Послушай, – остановил его писатель, – ты сейчас оказался в мире, который я создал своим воображением, но несмотря на это, он реален, очень реален, мир параллельной Земли, где ничто не подчинено законам человеческой логики. Я предлагаю тебе выбор – либо ты остаешься здесь навсегда, либо уходишь обратно в свой скучный мир. Выбирай, если останешься, то квартиру, работу, необходимые документы я предоставляю незамедлительно.
– Нужно полагать, вы оставляете меня здесь не просто так, что-то я вам за это буду должен. Я прав?
– Считай, что это так, – согласился Булычев, – жду ответа. – Ну, тогда я бы хотел и здесь жить, и на той земле бывать.
В ответ на это Булычев расхохотался и шутливо погрозил Морису пальцем.
– А ты не так уж прост, мой дорогой литературный персонаж, нет уж, давай что-нибудь одно, посмотри вокруг, Морис, перед тобой мир социализма с человеческим лицом, это тот же Советский Союз, в котором живешь ты, только здесь нет дефицита, нет КГБ, талонов, товары в магазинах на любой вкус, преступности нет, развиты технологии, и все это ты хочешь променять на свой дышащий на ладан Советский Союз? Он все равно у вас скоро рухнет, а у нас будет ещё веков десять процветать.
– Вы больше похожи на библейского змея-искусителя, чем на Творца, – ответил Морис. – Хорошо, временно поживу, а больше не могу, там по ту сторону моя девушка осталась…
– Девушка ваша, кстати, предупреждена о том, что вы уехали в длительную командировку, пользуйтесь предоставленным вам шансом, поживите, посмотрите на чудеса, которые вам там могут только во сне присниться. Теперь к делу. В моем благополучном мире, не ведающем до поры тревог и забот, появились два вреднючих вируса, которые необходимо искоренить как можно быстрее.
– Постойте, уж не о тех ли вы говорите, о ком я думаю? Толстяк и противный старик?
– Противный? Нет, он обаятельный магистр космического преступного сообщества, мозговой центр пиратского гнезда на Паталипутре, оборотень, меняющий облики с фантастической скоростью. Разыскивается за опасные преступления на сорока планетах. У его помощника биография тоже не лучше.
– Что же требуется от меня? Я никогда не сталкивался с преступниками, я порядочный трусишка, если хотите…
– Вам нужно будет охранять одну девочку, для старика её жизнь бесценна, и он похитит её любой ценой, если мы не помешаем…
– Вы говорите о Наташе?
– О ней, дело в том, что только её кровь содержит иммунитет против вируса ярости, который этот подонок разрабатывает, чтобы напустить на мой мир, он боится, что из крови Наташи мы сделаем противоядие, и его планы рухнут.
– Я согласен, – решительно ответил Морис, – где я буду работать?
– На киностудии Горького, в той же съемочной группе, где она будет сниматься. Вы всегда будете рядом, не выпускай её из поля зрения. Ну ладно, мне пора, вот сумка, там все: деньги, документы, визитные карточки, если что случится, встречаемся на этом же месте. В 14:00 каждого дня я непременно присутствую здесь. До скорой встречи. Да, квартира ваша находится по адресу: улица Пушкинская, дом 16…
Булычев рванул машину с места, не дав Морису опомниться, он же ещё долго стоял посредине улицы, сжимая сумку с деньгами и документами в руках, потом опомнился и, выйдя из оцепенения, спросил у первого попавшегося прохожего.
– А где тут у вас улица Пушкинская?
– Такая улица, – ответил прохожий, – насколько я знаю, находится в пригородном поселке Великий Гусляр, садитесь на автобус «Ю», и через полчаса вы уже там…
Утром, открыв глаза, Наташа сразу вспомнила о происшествии на крыше, о лиловом шаре и ей по-настоящему стало страшно, к тому же бросив взгляд на будильник она поняла, что безнадежно проспала контрольную по алгебре. Натянув наспех школьное платье, с распахнутым воротом, без передника она выскочила на кухню, где гость их семьи, какой-то дальний родственник отца по имени Гоша, приехавший два дня назад с севера, читал газету. Наташе он очень нравился, потому что был начитан, вежлив и носил очки а-ля Грибоедов.
– Наташа, – неожиданно произнес он, отложив газету, – я ждал, когда ты проснешься, в школу ты сегодня не пойдешь, мы едем к профессору Минцу, всей земле грозит опасность.
Он выкатил на середину стола похожий на тот, что нашла Наташа, шар лилового цвета.
– Вы что, рылись в моих вещах? – возмутилась она. – Никакой вы не родственник, я папе звоню.
– Погоди, этот шар пустой изнутри, муляж, а вот твой с очень опасной начинкой – вирусом, но нужно ещё проверить.
– Откуда ты знаешь о шаре? Может и о схватке на крыше знаешь?
– Знаю, я все о тебе знаю, Натка, поехали, время не терпит, отсчет земного времени идет на секунды. Шар у тебя в портфеле? Переодеваться будешь? Нет? Тогда поехали, поехали.
Пока Гоша сосредоточенно вел автомобиль по Московским улицам, стараясь избежать надоевших до оскомины пробок, Наташа не проронила ни слова, так крепко задумалась.
– О чем думаешь, Натка? – спросил, прервав молчание, Гоша. Наташа глубоко вздохнула, потом ответила.
– Просто чудно, я ведь Гуслярский цикл запоем читала, но не могла и представить, что в одном городе со мной живет один из его оживших персонажей.
– Не все ты знаешь. Там, куда мы едем, не только Минц, там живут все персонажи Гусляра, но и это ещё не все, вся Москва наполнена обретшими плоть порождениями его фантазии. Мы, хочешь ты того или нет, живем в мире, подчиняющемся его законам, он здесь творец! Я тоже его персонаж, из романа, который он, правда, напишет ещё лет через десять. И даже ты отчасти его персонаж, потому что играла Алису, и теперь неотделима от её образа, хотя тебе того не хочется, я правильно говорю?
– Правильно, не хочу, я не Алиса, она же только образ!
– Так объясни это обезумевшим от тебя мальчишкам!
Гоша свернул в какой-то переулок и притормозил у здания, на его фасаде красовалась табличка «Институт Экспертизы». Табличка была красивой, с позолоченными буквами, но само здание – серым и невзрачным, наверное для того, чтобы не привлекать излишнего внимания.
– Вот здесь я на самом деле работаю, – сказал Гоша, и зовут меня на самом деле не Гоша, а Гарик. Гарик Гагарин.
На ступеньки крыльца вышла женщина потрясающей красоты, чтобы встретить их.
– Знакомьтесь, – сказал Гарик. – Калерия Петровна, директор института.
– Мы вас заждались, – чуть смущаясь, произнесла Калерия. Они прошли ряд коридоров и остановились перед дверью с надписью «Особая лаборатория. Вход посторонним категорически воспрещен».
– Это наша святая святых, – сказала Калерия, отпирая многочисленные замки.
Они вошли в помещение, уставленное разнообразными приборами, свободного места почти не было.
– Мы вызвали из Великого Гусляра профессора Минца, – сказала Калерия, – времени в обрез.
Минц оказался немного не таким, как был описан у Булычева, намного моложе, спортивной внешности, сыплющий шутками и прибаутками через каждое слово.
– Шар привезли? – нетерпеливо спросил он.
Пока Минц рассматривал шар и сканировал своими приборами, остальные тихо сидели на большом диване, тесно прижавшись друг к другу, сидели молча, боясь хоть чем-то мешать изысканиям настоящего гения.
– Я так и знал, – наконец сказал профессор, оторвавшись от созерцания, – внутри вирус неизвестного происхождения, не пора ли объявлять карантин?
– Но кто нам поверит? – спросил озадаченно Гарик.
– Сегодня 12 мая, – сказала Наташа, – до каникул, до экзаменов всего ничего, некогда мне с лиловыми шарами…
– Им займемся мы, – сказала Калерия, – ты спокойно учись, но, прежде чем уйдешь, одна просьба – разреши взять пробу твоей крови на анализ.
– Разумеется, – ответила Наташа, – я даже не уеду отсюда, пока не узнаю результат.
– Результат будет через час, – ответила Калерия, выдавливая капельку крови из пальца Наташи, – а пока спуститесь с Гариком вниз в столовую и хорошенько перекусите.
– Значит ты не Гоша, а Гарик? – спросила Наташа, когда они спускались по широкой лестнице в столовую. – Как же тебе удалось проникнуть в нашу семью?
– Мы ещё не то можем, поверь, наш институт занимается самыми сложными проблемами в областях необъяснимого и аномального. Нами был найден один древний документ, свидетельствующий о том, что двадцать шесть тысяч лет назад, или около того, на Земле был оставлен шар с вирусом ярости. Это была очень агрессивная по отношению к нам и иным галактическим соседям цивилизация. Высаживаясь на планету, намеченную для захвата, они оставляли на поверхности шар с заведенным часовым механизмом. В установленное время шар взрывался, и люди, пораженные вирусом ярости, начинали истреблять друг друга, когда захватчики возвращались, сопротивляться им было уже некому. Вот-вот подобный шар должен взорваться и у нас на Земле, поэтому мы в институте день и ночь ищем противоядие против вируса, но пока безрезультатно…
– А на крышу, значит, я залезла не просто так? – резко перебила его Наташа, – признавайся, вы чем-то воздействовали на меня?
Гарик густо покраснел и быстро отвернулся.
– Подопытного кролика нашли? – крикнула она, пылая гневом.
– Я не знаю, как ты догадалась, – Гарик отвечал, перекатывая комок в горле, – но это действительно так, данное волновое излучение, проходя через мозг человека, может сделать его покорной марионеткой в злых руках, но мы были вынуждены применить его по отношению к тебе.
– Зачем?
– Наш робот должен был любым путем ввести в твой организм легкую форму вируса ярости, что он и сделал в тот момент, когда боролся с тобой, одно прикосновение – и готово.
– Я прощаю вас только во имя всего человечества, – строго сказала Наташа, – но все-таки почему я? Почему не кто-нибудь иной?
– Ты играла Алису Селезневу три года назад, – улыбнулся Гарик, – ты самая знаменитая киношная девочка Советского Союза и, наконец, ты комсомолка, спортсменка, ну и просто красавица…
В столовую ворвалась Калерия с горящими глазами, не дав Гарику договорить.
– Есть, есть противоядие! – кричала она, – мы извлекли его из твоей крови, Наташа, ты теперь не просто девочка, ты супердевочка!
Быстро бегущий старик
Первое, что увидел Морис, войдя во двор дома 16 по Пушкинской улице – это азартную команду доминошников, азартно забивающую козла.
– Простите, – спросил, приблизившись, Морис, – а в каком подъезде квартира тридцать семь?
Вся команда доминошников, прервав игру, дружно повернулась к нему.
– Новый жилец, что ли? – спросил один из них. – Мы тебя с утра ждем.
Все они поочередно пожали руку обалдевшему от такой фамильярности Морису, а затем кончилось тем, что провожать его в новую квартиру отправилась вся эта дружная команда.
– Слышь, хозяин, – попросил его человек с фамилией Погосян, – отпраздновать бы нужно, новоселье как-никак, а чего без вещей то?
– Устал я с дороги, устал, – ответил Морис, выпроваживая непрошеных гостей, – завтра приходите, завтра, пока.
Квартира оказалась огромной, просторной, уютной, никакого сравнения с серой тесной хрущевкой, оставленной на иной Земле. Огромные окна вмещали в себя и дарили пространству комнат столько солнечного света, что душа готова была запеть. И Морис действительно запел, чего с ним не случалось уже лет двадцать со дня окончания института. Здесь только Марины не хватает, подумалось ему.
Из соседней комнаты донеслись звуки самого по себе включившегося телевизора, Морис вошел туда и замер, не веря собственным глазам, по экрану плыли до боли знакомые кадры его любимого фильма «Гостья из Будущего». Неужто его показывают и здесь? Он подошел к окну, распахнул его настежь и замер в восхищении. Мимо окна как раз пронеслись три прозрачных летающих пузыря, которыми управляли сидящие внутри люди, все небо наполняли разнообразные летающие аппараты, летящие по строгим правилам дорожного движения, не пересекаясь, не сталкиваясь. Это было невероятное красивое зрелище.
«В подобном мире просто невозможно усидеть дома, – подумал Морис. – Вперед, на улицу! Нужно насладиться всей прелестью этого приключения». Морис, выйдя из подъезда, остановился, раздумывая, куда идти сначала. Его дом по ту сторону стоял в районе Арбата, дом был достаточно пожилой, построенный ещё до революции. Морис рассудил так – какие-то Московские дома оттуда обязательно должны быть и здесь, ведь очень многие детали в обоих мирах, как он убедился, совпадали.
Значит, если он пойдет туда, где в его мире был Гоголевский бульвар, то и здесь, наверное, попадет на него и что-нибудь знакомое да встретит. Ориентируется он в Москве неплохо, ни разу в лесу не заблудился и даже в параллельной Москве не пропадет. Только лучше не спрашивать дорогу у прохожих; они заподозрят неладное.
Морис покинул двор дома 16 по Пушкинской улице и, перейдя широкую улицу с большим движением транспорта, свернул в неприметный переулок. В самом его начале на одном из домов на уровне крыши висели громадные часы. В них горели цифры «09:15:35 …36…37 …38…». Последняя цифра все время менялась и означала секунды. Потом вспыхнула надпись. «12 мая 1987 года. Да здравствует годовщина Великой Июльской Революции!»
«Здешний отсчет времени соответствует нашему, – подумал Морис, – а вот исторические во всех смыслах события – нет».
Неподалеку на лавочке сидел старичок с длинной седой бородой в странной соломенной шляпе, надвинутой на кустистые брови, старичок, казалось, дремал, но когда Морис прошел мимо, он поднял голову и сказал:
– Куды же ты, мил человек, путь держишь? Уж не Наташу ли ищешь, внучку мою?
Морис замер от удивления и быстро вернулся к скамейке.
– Вовсе нет, просто гуляю, но если вы покажете, где она, я буду благодарен, хочу взять у этой великой девочки автограф.
– А Наташа, мил человек, сейчас в Космо-Зоо. С помощью миелофона, надо полагать, опять взятого у папани тайком, пытается прочесть мысли некоторых загадочных животных.
– Как, в Москве есть Космозоо?! – воскликнул Морис.
– Да, разве ты о нём не знаешь? Тогда дойди до стоянки флипов, выбери любой из них, и он довезет тебя куда надо.
– Спасибо, а вы?
– А что я? Скоро Алиска Селезнева тут пробежит, а я же вписан в это её приключение намертво и покинуть свой литературно-боевой пост не могу, без меня приключений не будет.
Морис, потрясенный, пожал плечами и не стал возражать. Дойдя до конца переулка, он увидел стоянку многочисленных летающих такси-пузырей, флипов, они были знакомы по фильму, который он знал чуть ли ни наизусть. Сев в один из них, в удобное обтекающее тело кресло, он принялся просматривать панель. Под каждой кнопкой была написана улица или место: «Красная Площадь», «Сокольники» и так далее. Морис отыскал кнопку с надписью «Космозоо» и вдавил её.
Пузырь приподнялся над землей, быстро набрал скорость и понесся над улицей в потоке таких же пузырей. Морис откинулся в кресле, расслабился и любовался сверху панорамой параллельной Москвы, которая, впрочем, не очень-то сильно отличалась от той, иной.
«Невероятным кажется даже не то, – думал Морис, – что это параллельный Земле мир, такое я допускаю. Но то, что его сотворил один-единственный человек только посредством фантазии – вот это чудо! А учитывая, сколько в Советском Союзе всяких писателей, выдумывающих различные миры, просто страшно подумать, что они все где-то воплотились!
Подгоняемый восхитительной мыслью, что скоро он встретится с самой Наташей Гусевой, Морис вошел в ворота, которые являлись входом в Космозоо.
Полюбовавшись на разных диковинных тварей, он понял, что даже они ему не так уж интересны, его мыслями владела только она. Подумав, Морис решил разыскать пруд с бронтозавром Бронтей, где, по книжке, не по фильму, Алиса каталась на его спине, правда, здесь была не Алиса, а Наташа, но уж очень многие детали в обоих мирах совпадают, вдруг ему и на этот раз повезет?
Морис остановился за деревьями неподалеку от пруда и наблюдал как динозавр Бронтя вылез из воды и стоит передними лапами на берегу. А вот и Наташа. Она повесила черную сумку на ограду пруда, перепрыгнула через нее и оказалась на берегу. Бронтя, как ручной слон, подогнул передние лапы, чтобы Наташе было удобнее на него взобраться.
Наташа уже сидела верхом на динозавре и тот, осторожно ступив в воду, чтобы не забрызгать свою подругу, поплыл по пруду, а иные обитатели пруда расплывались как лодки перед пассажирским теплоходом, уступая дорогу.
Друзья выплыли на середину пруда, и динозавр выгнул шею по-лебединому. Зрелище было невероятно красивое, и посетители Космозоо останавливались, наблюдая такую картину. Да и сам Морис так засмотрелся, что увидел бегущих по дорожке толстяка и старика уже поздновато. Толстяк прижимал к груди черную сумку с миелофоном внутри.
Морис, не раздумывая, бросился за ними, вот только бегун из него был плохой, очень ему мешал объемный живот. Тут он, конечно, позавидовал быстро бегающему толстяку.
Неожиданно навстречу бандитам выскочила подруга Наташи, Галя Рюмина. Морис узнал девочку, которую на Лермонтовских чтениях спас от этого же толстяка.
– Стойте, бандиты, верните миелофон! – крикнула девочка, преграждая им путь.
– Хватай её! – крикнул толстяку старик.
Толстяк зажал девчонке рот, перекинул через плечо и поспешил к выходу из парка. Но Морис бросился из кустов прямо под ноги толстяку, тот споткнулся о него и кубарем покатился по траве, выпустив из рук девочку.
Морис подбежал к девочке и помог подняться, хотя та смотрела с недоверием.
– Бежим, пока они не опомнились! – крикнул Морис, – я друг, забирай миелофон.
Взявшись за руки, они тараном, коим служил объемный живот Мориса, стали пробиваться через гущу кустов. Сзади слышалось тяжелое буханье шагов толстяка, тот стремительно их настигал. Выскочив из кустов, Морис и Галя пробежали мимо каких-то клеток, где бесновались инопланетные хищники, похожие на тигров и страусов одновременно, зрелище было весьма жутковатое.
Морису пришла в голову счастливая мысль, он быстро отодвинул засов клетки, распахнул дверцу, а сам с девочкой забежал в дверь какого-то помещения, благо дверь, на их счастье оказалась не запертой. Там их встретил испуганный служитель.
– Какого черта?! – воскликнул он. – Вы выпустили на свободу Капидонского Параплакуласа, самую прожорливую инопланетную тварь, я вынужден вас задержать.
– Задний выход где?! – крикнул Морис, не узнавая своего голоса, – быстро показывай!
За окном в цепкой хватке тигрострауса бился толстяк, несмотря на все усилия сбросить себя зверюгу, у него ничего не получалось, тварь цепко держала его стальными когтями. Морис, девочка и сотрудник Космозоо, не дожидаясь, пока тварь придет и за ними, бросились бежать через задний выход, сотрудник успел нажать тревожную кнопку и оповестить других работников о побеге опасного хищника.
– Мы сможем выйти из Космозоо? – спросил Морис сотрудника.
– Что вы! – воскликнул тот, – все входы и выходы уже заблокированы, а по вашу душу приедет милиция, срок вам грозит немаленький, поверьте.
– Чертов идиот, – проворчал Морис, – вон там какой- то лесок, идем, спрячемся там, а ты идешь с нами, ты наш заложник, понял?
– Дяденьки, смотрите! – в ужасе воскликнула девочка.
Морис с изумлением смотрел, как по направлению к ним бежит просто-таки спринтерским бегом странный старик в домашнем халате нараспашку, открывающем голое тело, и в тапочках с бутончиками, а позади него, заметно поотстав, бежал непонятно как освободившийся из цепких объятий чудища толстяк, оба они что-то кричали.
– Вот они, настоящие преступники, – обратился Морис к служителю, – хотели украсть ценный прибор миелофон у Али… пардон, у Наташи.
– Им нужна я, – сказала девочка, – отдайте им меня.
– Замолчи, девочка, – железным голосом бойца произнес Морис, – мы примем бой! Кстати, а зовут-то тебя как?
– Галя, Галя Рюмина, мы должны были встретиться с моей подругой Наташей на берегу прудика. И вдруг я вижу, как эти преступники бегут с миелофоном.
Старик и толстяк, ничуть не запыхавшись, подбежали к ним.
– Отдайте нам девочку и миелофон, – угрожающе произнес старик, – и мы отпустим вас.
– Ну да, держи карман шире, – ехидно произнес Морис, – ты, извращенец, хоть перед девочкой бы запахнулся, смотреть на твой срам противно.
Старик в ответ на это ухмыльнулся и дал знак толстяку, тот выхватил из кобуры бластер и наставил его на Мориса, который в ужасе прикрыл глаза, но сдаваться не собирался. Но все-таки им невероятно повезло, кто-то успел вызвать службу порядка Космозоо, и крепкие ребята, со всех сторон выскочившие из кустов, мигом скрутили и толстяка, и старика, отобрали у них миелофон, но не отдали его ни Морису, ни Гале, велев им пройти в центральное помещение для разбирательства.
Разбирательство шло долго, Морис и Галя достаточно утомились, но, как оказалось, для выяснения обстоятельств туда же в центр была вызвана и Наташа.
Морис, когда она вошла, сидел ни жив ни мертв, для него она была чем-то вроде богини, после долгих разбирательств Наташе вернули миелофон, преступников поместили в камеру для выяснения личностей, и всех отпустили. Когда они вышли из Космозоо к стоянке флипов, Наташа поблагодарила Мориса, пожала ему руку. Он просто был невероятно, безмерно, счастлив.
– Вы извините, нам в школу пора, – сказала она. – Надеюсь, ещё увидимся, только мы очень-очень сейчас спешим, контрольная.
– Да, конечно, – согласился Морис, – увидимся. Флип девочек взмыл в небо серебристой каплей.

Апокалипсис

Флип опустился возле школы.
Уже подойдя к ней, Наташа нос к носу столкнулась с Кориненко и ее нехорошей компанией. Она в школе досаждала всем, но ей особенно, по причине того, что у Наташи была непреходящая слава после выхода «Гостьи из Будущего». Кориненко считала Наташу выскочкой и совершенно не догадывалась о том, что Наташа иногда мечтает эту самую славу засунуть куда-нибудь подальше, чтоб не досаждали поклонники, и никто не оглядывался вслед.
В этот раз Кориненко не сказала ничего и молча проводила Наташу взглядом, полным немого презрения. Лучше бы, конечно, что-то сказала, а то от этого молчания еще тягостней и неуютней.
Первым уроком была литература. Не досидев минут десять до окончания урока, Наташа попросила разрешения выйти из класса. Наташа зашла в туалет, чтобы постоять перед зеркалом, собраться с мыслями, и это ее в буквальном смысле спасло. Как будто кто-то нарочно увел ее из ставшего смертельной ловушкой класса.
«Опять излучатель применили» – догадалась Наташа.
В школьном коридоре вспыхнула бойня. Дрались, рвали друг друга на куски учителя и ученики. Мгновение, и мирный школьный коридор превратился в поле кровопролитного боя. Выскочивший откуда-то военрук пустил в ход пистолет. Наташа, ни жива, ни мертва, плотно вжалась в стену. В туалет, к счастью, никто не догадался забежать. Прошло еще минут двадцать, и школьный коридор превратился в огромную братскую могилу. Наташу вырвало. Пошатываясь, на негнущихся ногах, она осторожно прошла мимо кучи малы тел и откушенных конечностей.
– Стоять, стерва! Милейшая когда-то Анастасия Юрьевна, литераторша, а теперь монстр, подошла к Наташе и приставила пистолет, отобранный у военрука, к ее животу.
– Почему ты не заразилась? – свирепо спросила она.
– Я не знаю, честно, – ответила Наташа. – И убивать никого не хочу.
Учительница при этих ее словах улыбнулась жутким оскалом людоедки и чуть тронула пальцем курок.
Наташа широко открыла глаза, увидев за спиной Анастасии Оксану Кориненко, выбравшуюся из груды тел, вдоль и поперек изрешеченную пулями. Лицо – кровавая маска. Глаза налиты кровью, как у бешеного быка. Зубы оскалены.
– Сзади! – отчаянно закричала Наташа.
Анастасия спонтанно повернула голову и в этот момент Кориненко бросилась на нее, вцепившись в шею. Наташа начала медленно отступать назад, подумав, что монстры забудут про нее, дерясь друг с другом, но просчиталась.
Кориненко отбросила в сторону безжизненное тело литераторши с прокушенной шеей и посмотрела на Наташу таким взглядом, что у той кровь заледенела в жилах. Кориненко приготовилась к прыжку, но в этот момент грянул выстрел, пробивший ей голову навылет. Кориненко рухнула замертво, уже окончательно.
– Натка! – услышала она вдруг голос Гарика.
– Не успели? – обреченным голосом спросила Наташа.
– Нет, мы успели, – ответил Гарик. – Да только вот кто-то повел против нас свою игру. Противоядие, выпущенное нами в земной воздух, было атаковано новым вирусом ярости, еще более страшным по составу содержимого, он тут же сделал наше противоядие бес полезным. Это штучки Сольвейга.
– Сольвейга? – спросила Наташа недоуменно.
– Ты о нем ещё узнаешь. Поехали отсюда, скоро здесь будет масса зараженных. Мы спрячемся в институте.
– Нет, – возразила Наташа, – прятаться не хочу. Нужно что-то делать, как-то бороться с этим. Нужно в город.
– Ты не протянешь и часа в городе, – проворчал Гарик.
– Ты прав, – согласилась Наташа. – Но очень обидно сдаваться. Уезжай. Я своих решений не меняю.
– Ты необыкновенно отважная, –сказал Гарик, сев в машину.
Он подчинился, но было видно, что уехать обратно без Наташи стоило ему неимоверных усилий.
Она проводила грустным взглядом отъехавшую машину Гарика. Дорога, бежавшая вдаль за город, казалась ей миражом или чудом. Ната готова была целовать ее покрытие. Она бежала так, как никогда в жизни не бегала. Но тревожная мысль не давала покоя. Если город также внезапно подвергся атаке вируса, как школа, тогда все бесполезно. И куда она бежит?
Одна надежда на то, что в городе, кроме нее и введших себе противоядие экспертов остались неинфицированные, иначе все напрасно. Наташа перешла на шаг. Впереди стоят грузовик, из кабины которого свисал водитель с пулевым отверстием во лбу. Значит, войска правительства подняты по тревоге, действуют, устраняют инфицированных. Они не будут смотреть, убьют и ее, у них нет времени разбираться, кто болен, а кто здоров… Срочно с дороги! И вдруг она увидела стоящих у обочины мужчину и девочку. Вид этих людей почему-то сразу внушил доверие. А девочка была чем-то похожа на нее. Мужчину она узнала, это был популярный писатель Булычев, а вот девочка была ей незнакома. На всякий случай Наташа попятилась.
– Не бойся, – сказал ей тогда Булычев. – У тебя есть уникальная возможность встретиться со своим двойником из иного измерения. Подойди, мы так долго ждали тебя.
– Здравствуй, сестренка, – улыбнувшись, сказала ей другая Наташа. – Ты, однако, совсем не похожа на меня, и к тому же блондинка.
– Мой мир гибнет, – со слезами на глазах сказала Наташа писателю. – Что делать?
В руках у Булычева, словно из рукава фокусника, появились два лиловых шара.
– Один погубил твой мир, – сказал он. – Второй хотел погубить ее мир, но теперь я нейтрализую их оба….
– Но моему миру это вряд ли поможет, – ответила Наташа. – Или вы со мной шутите?!
– Булычев не шутит, совсем не шутит, – заявил писатель. – Булычев подбросил шары в недра каких-нибудь горячих пылающих звезд. – А время твоего мира, Наташа, я поверну вспять. Не будет этого кошмара и не будет апокалипсиса. Но не обещаю, что это произойдет.
– Разве нельзя это было сделать раньше?
– Боги тоже не всесильны, девочка.
Две Наташи никак не могли оторвать взгляд друг от друга.
– Сколько же тебе пришлось вынести, – сказала одна.
– Чепуха, – отозвалась другая. – Главное я поняла, а что, не скажу…
– У вас, девочки, только одна минута на эту встречу, сказал писатель. – Поторопитесь, через минуту ваши миры разойдутся навеки.
Две Наташи, совсем непохожие, внимательно смотрели друг на друга.
– Жаль, – сказала одна, – что приходится расставаться навеки, мне всегда хотелось иметь сестренку, а ты вполне для этого подходишь.
– Если я смогу, то тебе обязательно напишу.
– Девочки, встаньте на черту, разделяющую миры, – распорядился писатель. – В вашем распоряжении осталось пять секунд.
Он не договорил. Неожиданно сверху опустился космический корабль, сбросил трап, и из него вышла очень красивая светловолосая девочка в скафандре с бластером.
– Боже, это же Алиса Селезнева, – восхищенно прошептал Булычев, – я ждал этой встречи всю жизнь.
На борту космического корабля прочитывалась, слегка заретушированная космической пылью, надпись «Пегас».
– Хотела хоть на эти доли секунд увидеть вас, – сказала литературная девочка. – Вы обе так хорошо воплотили мой образ в кино. А ты, Наташа, особенно. Я сержусь, потому что режиссеры часто перевирают мою жизнь, в отличие от него. – Она показала на писателя.
Писатель и его персонаж (впрочем, почему персонаж? это была самая настоящая девочка) горячо обнялись.
– Я забираю вас в свой творческий мир, – сказала Булычеву Алиса. – Там вы будете жить вечно и творить.
– Прощай, Алиса, – сказали обе Наташи. – Ты всегда будешь с нами.
– Прощайте! – горько улыбнулась Алиса.
Все участники этой странной встречи быстро стали удаляться друг от друга, уносимые в стороны разбегом галактик. Больше им никогда не суждено было встретиться.
А впрочем…

Часть вторая

Лиловый Шар – х 5

Корабль пришельцев (Наш мир)
– Я, конечно, могу предположить, что где-то параллельно нашему есть мир, где есть другая Наташа Гусева….
– Ах, девочка, – засмеялся Арсенов, – да не ломай голову, лучше повтори текст, скоро съемка. Ох и философ.
Наташа сидела чуть поодаль от всей съемочной группы. Свой текст она уже выучила, тем более, там не так много слов.
Крымское солнце июля палило нещадно. Хотелось купаться. Вся съемочная группа «Лилового Шара» страдала от жары, и сроки срывались. Кукольники никак не могли точно выверить траекторию движения почти двухметрового птенца птицы Рох. Получались не движения живой птицы, а неуклюжие, фальшивые, глупые, какие угодно, только не настоящие движения. Арсенов злился, уже жалея, что влез в этот проект.
– Солнце заходит, – мрачно сказал он, – давайте снимать как есть.
– Неестественно будет, – заикнулась было ассистентка, но, увидев страдающие глаза режиссера, осеклась….
– Все по местам, начинаем съемку!
Наташа со своим напарником Сашей Гусевым, играющим Герасика, залегли за камнями по сценарию.
Птенец, направляемый кукольниками, отправился стучать по кораблю пришельцев клювом, приняв его за родное яйцо.
– Куда же ты? Они же тебя убьют, – воскликнула Наташа.
– Сто-о-оп! – закричал в мегафон режиссер. – Девочка моя, ты произноси это не так эмоционально, а более тихо, с надрывом, что ли! Ведь знаешь, что погибнет, все-равно изменить ничего нельзя, тоска пусть владеет голосом.
– Куда же ты? Они же тебя убьют, – вновь произнесла она.
Съемка затянулась до глубокой ночи и остановилась только тогда, когда Арсенов, глядящий в мониторчик, остался доволен.
Наташа тоже подошла посмотреть отснятый материал.
– Павел Оганесович, что это? – спросила она, показав на странную расплывчатую точку, мелькнувшую в небе в момент гибели птицы Рох.
– Странно, – произнес режиссер. – Нет, переснимать нет сил, пускай зритель думает, что летит капсула с Черного Странника.
Последующие дни Наташа, не переставая, думала о таинственной точке. А вдруг пришельцы? Но в таком деле нужен помощник, союзник. Им, конечно, мог стать только кино-Герасик – Саша Гусев. Взрослых в такие дела посвящать не стоит, даже романтиков.
– Да, конечно, – согласился Саша сразу, – это интересно, а вдруг космические пришельцы? Стемнеет, пойдем.
Когда стемнело, Наташа и Саша, потихоньку покинув пределы лагеря киногруппы, устремились по направлению к гряде холмов. – Всю жизнь мечтал встретиться с пришельцами, – чуть не заикаясь от волнения, говорил
Саша на бегу. – Дождался.
– Только это уже не кино, – иронично ответила Наташа.
Они поднялись на холм, откуда с вершины открывался вид на узкую расщелину, змеей петляющую среди скал и обрывающуюся на берегу бурной реки.
Внизу, на каменной плоской плите стоял странной формы космический корабль. У обоих перехватило дыхание. Едва они спрятались, мимо прошла странная процессия. Существа в серебристых скафандрах. Тот, что шел впереди, осторожно держа, нес шар лилового цвета. Наташа ничего не могла сообразить. Вдруг неожиданно пересеклись фантазии кино и реальность.
– Они что, хотят оставить на земле вирус ярости? – испуганно спросил Саша.
– Что? – опомнись, это же кино! Может, Арсенов репетирует? Хотя какая репетиция? Ночь!
– Наташа, – отозвался Саша. – Они улетать собрались. Смотри.
– Жди здесь, – решительно сказала Наташа, – или возвращайся.
Не тратя слов на его возражения, Наташа понеслась догонять пришельцев. Это не кино! Шапки-невидимки от волшебницы Оохы нет, придется сдаваться в плен: что угодно, лишь бы выяснить, куда и зачем предназначен лиловый шар.
Последний пришелец, заходящий в корабль, обернулся, увидев ее, вскинул руки с бластером, прицелился.
Наташа бросилась на камни, больно ударившись. Сверкающий луч пронесся над ней, задев смертоносным жаром.
Будучи в беспамятстве, она очень отчетливо увидела странную картину. Будто повстречала своего двойника из иного измерения. А еще там был ее любимый писатель Кир Булычев.

Тот мир…

Иная Наташа брела по разбитой дороге, стерев ноги до крови, голодная, уставшая, единственная, наверное, на всей планете неинфицированная вирусом ярости. В какой-то момент остановилась, подняла голову к небу и впервые за много дней улыбнулась.
– Я не одна, – тихо произнесла она. – Я не одна! Сестренка, я слышу тебя. В этот самый миг над ней пронеслась подобная стремительной комете, слезинка писателя. И ей стало тепло. В этой негласной перекличке миров писателю отводилось особое место.
– Я теперь держу на ладонях оба ваших мира, – сказал он Наташе гремящим голосом-раскатом с неба.
– Только жаль, что ни в том, ни в другом, о вас практически уже не помнят, – заметила девочка.
– Это совершенно не важно, – ответил писатель.
Наташа присела на корточки, наблюдая за двумя жуками, которые перестали, наконец, драться и мирно улеглись рядом, как лучшие друзья.
«Хороший знак», – подумала она.
Утром, открыв глаза, Наташа с удивлением поняла, что лежит в теплой постели, в какой-то комнате, но не в своей. Но ведь вечером она легла спать в придорожном лесу, как куче листьев. Значит, Булычев всё упорядочил, как и обещал?
Наташа оделась и вышла из комнаты туда, где, как она и предполагала, Булычев, сидя за письменным столом, печатал что-то на пишущей машинке.
– Как ты? – участливо спросил писатель.
– Хорошо, спасибо. Это чудо, что я набрела на ваш дом. Но у меня создается впечатление, что здесь я не в первый раз.
– Витки истории имеют свойство повторяться, – ответил он.
– Я помню про четырнадцать порталов и про кое-что другое, и про то, что вы спасли мой мир от вируса ярости, Вы не могли бы отправить меня домой? Я так устала….
Булычев оторвался от печатанья и очень глубоко вздохнул.
– Дом отменяется, девочка. Тебе предстоит одна нелегкая работа, нелегкое путешествие, из которого ты даже можешь не вернуться назад.
Наташа глубоко вздохнула, проглотила комок в горле и слабо кивнула, пытаясь быть храброй, но сердце покрылось ледяной коркой, она то думала, что все кошмары позади.
– Я устроил вам, двум Наташам, встречу на границе миров, конечно, не случайно. И в твоем мире, и в ее, одинаковая проблема – лиловый шар, вирус ярости. Но в твоем я порядок навел. А ее мир, бывший мой, теперь под угрозой. Лиловый шар, оставленный пришельцами с «Черного странника» на земле еще в эпоху легенд, вот-вот должен взорваться. Никто на земле, даже я, не знает, где он спрятан. Потому я переброшу тебя под видом рабыни непосредственно на «Черный странник» в тот момент, когда с него отправится капсула к земле. Любой ценой попади на нее и выясни, где они спрячут шар. Найдешь его, и я переброшу тебя домой.
Булычев попросил Наташу закрыть глаза, та послушалась, а когда открыла, то увидела, что сидит в затхлом помещении, полном людей, прикованная массивной цепью к стене.
Переброс был совершен.

Рабыня с Пенелопы

Перед ее глазами двигались, словно в тумане, неясные, очень расплывчатые контуры людей. Она встряхнула головой, пытаясь сбросить наваждение, но то не проходило.
«Когда же это закончится?» – грустно подумала Наташа.
Пелена первого впечатления рассеялась, и тогда она увидела, что помещение, в которое вывел ее переброс, полно жизни, и все куда-то спешат, не обращая внимания на нее.
Наташа невольно сравнила увиденное с муравейником. Возле нее остановилась кучка хорошо одетых людей, в отличие от окружающих, снующих туда-сюда. Точнее, это были не совсем люди, хотя отличие заключалось в какой-то неестественной худобе и сплющенном виде этих существ. Остальные же, снующие вокруг них, отличались: пониже ростом, потоньше. И Наташа поняла, что это – порабощенные жители, рабы с «Черного странника», или других планет.
Один из богато одетых показывал на нее пальцем и что-то говорил остальным. К удивлению Наташи, она понимала этот язык и смогла что-то узнать о своей участи, уж не Булычев ли это сделал?
– Эту подобрали на Пенелопе. Красивая, правда?
– Хороша. Я бы не прочь ее купить. Договоримся?
– Конечно, господин, – согласился работорговец.
– Ты не понял. Прямо сейчас, за любую цену. Через два часа мне отправляться на дикую планету, я хочу провести эти часы в наслаждении, кто знает, что нас ждет?
Вместо ответа работорговец подошел и отпер замок.
– Я дарю вам ее, господин.
«Два часа до отлета, два часа, нужно непременно попасть на капсулу, – подумала Наташа. – Булычев все рассчитал правильно, перебросив меня сюда, в максимально точное время их отправки на землю со смертоносным грузом».
Наташа подбежала к группе оценивавших ее, и упала на колени, будто благодаря за спасение.
Через час она уже сидела в келье генерала, оказалось, это был генерал, и пила какой-то напиток, что-то вроде чая, отвечая на вопросы своего господина. А он интересовался, как прошла атака вируса ярости на Пенелопе, и почему она осталась единственной живой. Наташа вдохновенно врала, основываясь на собственных впечатлениях от атаки вируса ярости на земле.
– Значит, говоришь, школьники, дети, рвали друг другу глотки как обезумевшие волки?! – переспросил генерал и дико захохотал. Наташа захотела его убить, но сдержалась ради будущей надежды человечества. Наконец, она решилась сказать.
– Возьмите меня с собой на Землю, генерал, – попросила она.
– Ты вправду этого хочешь?
– Да, я кое-что слышала об этой планете….
Железные пальцы генерала вцепились в ее шею, причиняя невыносимую боль.
– Ты не пенелопка! Ты врешь! Шпионка! Ты же с земли, признавайся! Пенелопки, они совсем иные….
– На земле нет таких технологий, Вы же знаете, она дикая! – закричала Наташа.
Генерал отшвырнул ее от себя, и она упала, больно ударившись затылком о пол.
– Никому не верю, не доверяю, – сказал генерал. – Тем более женщинам. Ты полетишь на Землю, но останешься там навеки, на растерзание диким зверям за вранье.
Наташа, услышав это, внутренне возликовала.
Войдя в капсулу, Наташа оказалась в низком круглом помещении, из которого в разные стороны вели открытые люки и крутая лестница наверх, откуда доносился гул, будто там работала какая-то машина. Помещение было пустым и каким-то неуютным. То ли из-за темного цвета стен и потолка, то ли из-за того, что в нем не было ни одного предмета, на котором мог бы остановиться глаз.
Капитан и генерал вошли следом, и ей приказано было спуститься в помещение для рабов, что она сделала с удовольствием, потому что знала – всё это временно: эти унижения, эта боль… Скоро она будет дома.
В помещении для рабов был иллюминатор, и она весь путь капсулы до земли, затаив дыхание, смотрела на Космос, возможно, больше подобного случая не представится. Как же прекрасна эта древняя, не оскверненная еще цивилизацией Земля при взгляде отсюда сверху, и потому она должна спасти ее от чудовищного зла. К Наташе присоединились и остальные трое рабов, смотря по очереди на незнакомую для них планету. Кое-кому из них, возможно, придется остаться на ней навсегда. Наташе-то уж точно.
Едва корабль приземлился на пустынной равнине и сбросил трап, на него со свистом и клекотом спикировала громадная птица. Она опустилась рядом с кораблем, который только-только доставал ей до брюха, и со всего маха ударила клювом по его крыше. Металл оказался слишком крепок для клюва птицы, что привело ее в бешенство. Она принялась молотить по кораблю с удвоенной силой. Наташа увидела, какая паника произошла среди пришельцев от этого происшествия.
Пришельцы принялись палить в птицу из пистолетов, но на нее это не произвело никакого эффекта. Укус комара. Тут же из стен корабля начало выдвигаться орудие. Оно развернулось вверх.
– Птица, улетай! – крикнула Наташа.
Но орудие не понадобилось. Земля вдруг задрожала от тяжелой поступи. Наташа с ужасом увидела, что к кораблю пришельцев стремительно несется почуявший запах добычи огромный плотоядный тираннозавр, от голодного рева которого закладывало уши.
Рокх, почуявшая опасность, оставила тщетные попытки разбить мнимое яйцо и, распластав крылья, повернулась к врагу лицом, готовая встретить бой, пусть даже и ценой гибели. Ей нужно было любой ценой защитить своего детеныша.
И вот два гиганта сцепились в яростной схватке сплетенным клубком из клыков, хвостов, конечностей. Птица была выше тираннозавра раза примерно в три, ее преимуществом был стальной загнутый как серп клюв, способный с первого раза перебить хребет дикому быку. Но динозавр хоть и был мельче, легкой добычей не являлся. Чего стоила его чудовищная пасть, предназначенная только для одной цели – убийства!
Яростно сражаясь, гиганты, не замечая ничего вокруг, продвигались все ближе к кораблю, грозя в пылу безумной схватки сбросить его на землю, и это не могло устроить пришельцев. Из пушки вылетел белый столб огня, ударивший по дерущимся созданиям. Птица содрогнулась, рухнув всей своей массой на динозавра, и тщетны были попытки того хоть каким-нибудь образом выбраться из-под многотонной туши. Выстрел с корабля повторился, и на этот раз он настиг тиранозавра. Теперь оба врага были мертвы.
Птица казалась большим рваным одеялом. Громадный желтый клюв приоткрылся и с треском защелкнулся. Один из пришельцев выглянул наружу. Для верности выстрелил из пистолета в головы сначала Рокх, потом динозавру, опасаясь, что их только зацепили, а не убили. Потом опустился на землю и подошел к ним…. Ударил носком сапога по кончику клюва. Желтый клюв был метра три в длину. Другие пришельцы столпились в люке, что-то кричали оттуда, смеялись. Потом один из бандитов выволок из люка черный ящик, наверное, фотоаппарат, потому что направил ящик на того, кто стоял рядом с птицей, и начал щелкать. Остальные смеялись, хлопали друг друга по плечам, а немного погодя выстроились возле убитых монстров, сфотографировались вместе.
Наташа и рабы, стоящие чуть поодаль, наблюдали за всем этим с нескрываемой ненавистью к бандитам.
Последним из корабля вылез пришелец – это был генерал в золотом шлеме и черном матовом скафандре. Он подошел к остальным, и все сфотографировались в последний раз: начальник посередине, остальные шеренгой на шаг сзади.
К рабам подошли два воина. Один из них держал в руке поднос, на котором были свалены трава, дикие яблоки, листья липы, улитки, камешки. Второй держал в руке блокнот.
Один из рабов трясущимися руками взял с подноса траву и стал жевать. Потом сморщился, сплюнул. Стражник тут же наотмашь ударил его по лицу.
«Мы живые лаборатории, – подумала Наташа. – Вот для чего нас взяли на землю. Проверить, годится ли наша трава или наши плоды в пищу. Если годятся, то нас можно завоевать».
Из-за кустов ивняка, росшего на холме посреди болота, вышел еще один пришелец. Он нес пленникам на пробу новую добычу.
– Ой! – не смогла сдержаться Наташа.
Держа за ноги, пришелец нес двух толстеньких бородатых гномов. Потом кинул обоих на поднос. Генерал наклонился к подносу, снял с головы гнома колпачок, покрутил.
«Сейчас он догадается, – подумала Наташа, – что гномы разумные. Ведь только разумные существа делают одежду».
Капитан отдал приказ. Один из пришельцев вытащил из капсулы треногу с подвешенной к ней плошкой. В ней лежало что-то белое. Генерал сам вытащил из-за пояса короткую трубку, поднес к белому веществу в плошке. Загорелся зеленоватый огонь. Тогда один из них подхватил большими щипцами гнома, поднес его к огню. Наташа увидела, как гном извивается от боли. Его тонкий визг понесся над болотом. Кулаки сжимались в бессильной ярости. Наташа прикрыла лицо руками, но это не спасло от приступа неукротимой ненависти к нелюдям.
Генерал начал говорить:
– Конечно, мы можем сейчас всех их истребить.
– Точно! Точно, мудрый генерал! – зашумели пришельцы.
– Но чего мы этим добьемся? – спросил капитан. – Бомба у нас одна. Остальные эти мерзавцы приготовить не смогли. –Видно, он имел в виду покоренных ученых с «Черного странника». – Значит, нам надо ее использовать с максимальной пользой. Если мы ее сейчас взорвем, что будет?
– Они перебьют друг дружку, – ответил один из пришельцев. – И в следующий виток мы прилетим сюда на пустую и чистую от всяких тварей планету.
– А если кто-то останется? За двадцать шесть тысяч лет, прежде чем наши потомки снова сюда прилетят, они вновь наплодят себе подобных. Сильные выживут. И мы столкнемся с новыми врагами, почище, чем эта птица, – капитан показал на птицу Рокх.
– Так что же делать?
– Выход один, – ответил он. – Нужно надежно спрятать лиловый шар и завести в нем огромные часы. Шар расколется через двадцать шесть тысяч лет. Тогда-то они и перебьют друг друга, как раз к нашему прилету. А если за эти века они построят города и заводы – всё это достанется нам задаром. Всё, летим искать безопасное место для шара. Загоняйте в капсулу рабов….
Наташа смотрела в иллюминатор. В нем была видна Земля с высоты примерно ста километров. Она медленно плыла под кораблем. Наташа тут же поняла, что они направляются к юго-востоку. Вот внизу проплыло Черное море. А Каспийское море оказалось куда больше, чем в XX веке. Наташа его с трудом узнала. Затем под кораблем пошла пустыня. «Каракумы» – поняла Наташа.
Под кораблем потянулись горы. Минуты текли медленно. Горы становились все выше, вершины их были покрыты снегом. «Куда меня занесло, – подумала Наташа. – Это же Гималаи! Может быть, мы пролетим дальше и опустимся в Индии? Там, по крайней мере, тепло. Если опустимся на Гималаях, я попросту умру от холода! Ну, тяни дальше, – мысленно уговаривала Наташа капитана. – Не спеши опускаться». Ее надеждам не суждено было сбыться. Капитан отдал приказание, и корабль пошел на снижение.
Пришельцы не стали отходить далеко от корабля. Они взобрались на невысокую плоскую скалу, которая высилась над снегом. Генерал указал на центр скалы, и человек, один из рабов, включил бур. Посыпались осколки камня. Наташа, которую по приказу генерала выгнали на мороз, будучи одетой легко, переминалась с ноги на ногу – холод проникал до костей. В скале образовалось углубление. Тем временем другие пришельцы тащили со всех сторон камни.
Что ж, они не дураки, – подумала Наташа. – Пройдут тысячелетия, многое изменится в долинах. Но здесь, на вершине мира, горы будут недвижно и безмолвно сохранять тайну лилового шара…»
Капитан посмотрел на пирамидку и первым поспешил обратно к кораблю. Он просто дрожал от холода. Остальные, в том числе генерал, последовали за ним. Про Наташу забыли. Все произошло так, как и пообещал генерал. Они ее оставили. Но девочка не боялась, помня обещание Булычева. И точно.
Вдруг перед еще не успевшим улететь кораблем, раскрылась, бешено вращающаяся воронка времени, портал в которой тотчас же исчез, и она тут же рассеялась, захлопнулась, поглотив его. Наташа подошла к пирамидке и стала оттаскивать камни. Руки тут же закоченели. Она вся коченела, задыхалась. Наконец показался шар. Наташа взяла его в руки. Он был тяжелым и скользким.
Наташа, прижимая шар к груди, села на снег, уставшая, и прикрыла глаза. А потом, когда открыла, то с удивлением увидела, что лежит у себя дома в постели, шара нет, и мама кричит из кухни обычное:
– Наташа, школу не проспи.
Наташа осмотрела комнату, привстав на постели, и увидела, что шар лежит на ее письменном столе.
«В институт экспертизы, и немедленно», – сразу подумала она. Наташа подошла к столу и увидела, что под шаром лежит записка, предназначенная ей:
«Наташенька, доченька милая, спасибо! Извини за то, что тебе пришлось пережить, но теперь все кончено. Шар обезврежен. Я перенес корабль пришельцев в будущее, и там уничтожил. Этот шар останется у тебя на память как сувенир. Надеюсь, еще встретимся. Твой Булычев».
Наташа глубоко вздохнула. Как странно ощущать после пережитого кошмара покой домашнего уюта, слушая тикающие ходики на стене, слушая тишину, вновь надевая школьную форму. Вроде все это – вот оно, реально: можно пощупать руками, но все равно разум не хочет верить.
Наташа вышла в гостиную к утреннему столу. Отец читал газету. Мама хлопотала у плиты. Родственник Гоша-Гарик уплетал пельмени. Обычное утро, всё, как обычно. И некому даже похвастаться, что ты только что спасла мир, да и зачем это?
– Доброе утро, – улыбнулась Наташа. – Я вас всех очень люблю…
– Мы и не сомневались, – ответила за всех мама.
Наш мир
Наташа бросилась на камни, больно ударилась. Сверкающий луч пронесся над ней, задев смертоносным жаром, и она потеряла сознание.
А когда открыла глаза, то увидела странную картину. Корабль пришельцев лежал грудой обломков, уничтоженный какой-то непостижимой, страшной силой.
Пошатываясь, Наташа вернулась туда, где ждал ее Саша. – Ты видел, что случилось? – спросила она.
– Это был писатель Булычев, – растерянно и испуганно сказал мальчик. – Он был как великан, огромный. Стукнул по кораблю кулаком и сплющил его.
– Он спасет оба мира, – тихо произнесла девочка, – и мой, и ее. Ах, если бы та Наташа могла услышать меня!
Взявшись за руки, дети спустились в лагерь киношников. И уже на подходе Наташа попросила:
– Саша, никому не рассказывай об этом, ладно?
– Почему? – спросил мальчик.
– Ну, прежде всего, нам все равно никто не поверит….
Саша послушно кивнул, он прекрасно понимал, какие взрослые скептики, как их трудно заставить поверить во что-то, что выходит за рамки их привычных представлений.
Они увидели спешащий навстречу свет факелов. Взрослые уж в беспокойстве разыскивают их повсюду.
Вторая атака
Машина Гарика затормозила у Наташиной школы.
– Я боюсь, Гарик, – тихо сказала Наташа, – то, что я пережила, никогда не даст мне покоя. То, что я испытала, дало мне великое осознание ценности человеческой жизни, но этот кошмар, что творился в школе, он меня не покинет….
– Иди, – сурово ответил Гарик, – ты должна перебороть себя, и вообще, то, что случилось, был сон, жуткий кошмарный сон. После школы я заеду за тобой, поедем в институт, нужно разобраться в кое-каких вопросах. Иди.
Наташа вышла из машины и слилась с потоком спешащих на уроки школьников. В какой-то момент оглянулась, Гарик стоял у машины и с нескрываемой грустью смотрел ей вослед.
Поднимаясь по лестнице на второй этаж, Наташа увидела у зеркала хулиганку и задиру Оксану Корниенко. Притормозила. Странно все-таки было видеть ее вновь живой и здоровой.
– Здравствуй, Оксана, – сказала она.
– А, артистка, беги, беги, на уроки опоздаешь, получать двоечки – это ведь не для тебя….
Наташа, услышав это, улыбнулась. Смена реальностей никак не повлияла на эту извечную, со второго класса, ее противницу. И настроение резко пошло вверх даже от этой встречи.
Наташа вошла в класс, поздоровалась со всеми и увидела, что ее парта занята, что опять-таки говорило об изменениях в мироздании. Никто до этого на нее место не покушался. Спорить не хотелось, поэтому Наташа прошла на единственную свободную парту: на последнюю, в левом углу у окна.
Так все буднично и просто, что как-то даже не интересно. «Просто я, кажется, привыкла к потрясениям», – подумала Наташа.
Оксана Корниенко писала на доске ряд математических формул. Материал, конечно, как всегда, не знает, то и дело оглядывается на класс за спиной математички.
В какой-то момент ее взгляд пересекся с Наташиным, и та поняла, что стычки на перемене не избежать, взгляд Оксаны источал ненависть. Но подсказывать все-равно не собиралась – будь что будет. Через несколько минут опасения подтвердились, на ее парту упала записка:
«Артистка, после уроков будет стрелка в парке за школой! Попробуй не приди!»
Прозвенел звонок с последнего урока. Наташа, собрав сумку, отправилась за спортзал, туда, где традиционно проходили все школьные разборки. На полпути подумав, сняла белый передник и положила в портфель. Но встретившая ее Оксана передник не сняла. Девчонки из ее свиты тоже были в праздничной школьной форме, и в контексте происходящего все выглядело крайне нелепо.
– Оксана, – неожиданно предложила Наташа, – прежде, чем вы будете меня бить, я хочу попросить кое о чем. Можно?
– Валяй, – ухмыльнулась Оксана.
Наташа показала на забор, ограждающий периметр школы, забор, как забор, примерно двух метров высоты.
– Если я перепрыгну через него, вы оставите меня в покое. Вот мое условие, согласны?
– По-моему, ты рехнулась, – ответила Оксана. – Мы не в кино, пора бы уяснить. Ну, хорошо, прикольно ведь посмотреть, как артистка. Правда, ведь, девчонки?
Наташа отошла на исходное расстояние, разбежалась и прыгнула, но не привычно, а рыбкой, как прыгают пловцы. Над забором она пролетела так, что еще сантиметров десять запаса оставалось, подобрала ноги, сделала сальто, чтобы по ту сторону забора опуститься на ноги. Корниенко и ее свита смотрели на этот прыжок, разинув рты. Гарик, стоящий поодаль и тоже наблюдавший фантастическую сцену, успел зафиксировать прыжок фотоаппаратом.
– Быстро разбежались, если неприятностей не хотите, – приказал он тоном, не терпящим возражений.
Девчонки бросились врассыпную.
Наташа, приземлившись по ту сторону забора, первое, что ув-дела – странного, неестественно бледного мальчика на костылях. Он стоял в нескольких метрах от нее и очень нехорошо улыбался, потом поднял костыль и прицелился. Наташа среагировала мгновенно, упав на землю – она знала, что костыль – это замаскированное оружие.
И она не ошиблась. Костыль со свистом выстрелил. Заряд ударил по забору, проделав в нем приличную дыру. С необыкновенным проворством мальчик бросился к лежащей на земле Наташе, видимо, желая схватить ее, но не успел: сверху на него обрушился Гарик. Сплетенным клубком они покатились по земле, по пыли, дубася друг друга и рыча, как разъяренные звери.
Наташа замерла от ужаса. Немногочисленные прохожие разбегались в панике. Хорошо хоть милиция не появлялась, а то бы никому не поздоровилось.
Злодею, впрочем, удалось скрыться. В какой-то момент Гарик ослабил хватку, и этого оказалось достаточно, чтобы мальчик вырвался и прямо на бегу, превратившись в старичка, облаченного в халат и домашние тапочки, быстро скрылся в переулках почти с невероятной скоростью, противоестественной для такого пожилого человека.
– Кто-то открыл охоту на тебя, – сказал Гарик, – нужна охрана. Они вернулись за Наташиным портфелем, девчонок не было, начинало смеркаться. Гарик не находил себе места от тревоги.
– Натка, давай съездим ненадолго в институт, а потом я отвезу тебя домой.
Наташа вяло кивнула головой, молча села в машину. Заговорила она вновь только тогда, когда въехали на Котельническую набережную.
– Зачем лиловый шар, когда мир и так достаточно жесток? Гарик глубоко вздохнул, но ничего не ответил, выруливая в поисках места на стоянке близ института. Наташа вышла из машины и поприветствовала вышедшую их встречать Калерию Петровну.
– Зона опять преподносит нам сюрпризы, – сказала Калерия Гарику, – говорят, Сольвейг вернулся. Готовься, пойдешь в зону.
– Но при условии. Эту девочку возьму с собой, Наташу.
– С ума сошел, ей жить да жить. Там ей гибель, пойми.
– Подождите, не спорьте! – воскликнула Наташа. – Без меня меня спросили. Объясните все по-человечески. Куда идти?
– Есть в одном подмосковном городке завод механических игрушек имени Фердинанда Лассаля. На задворках этого завода с давних пор образовалась зона отчуждения и ужаса. На свалках, которые не убирались десятки лет, обосновались призраки и чудовища. Зона, правда, оцеплена. Мышь не проскользнет. Но особые люди – сталкеры, народ неугомонный, туда ходят в поисках аномальных артефактов, и гибнут. А еще есть легенда о комнате желаний.
– А Сольвейг? – спросила Наташа.
– Военный дезертир. В 1943 году там поселился. А сейчас верховодит всем этим бестиарием. Волшебник, алхимик, колдун. У нас есть сведения, что он занимается вирусологией, этого допустить нельзя. Произойти может что угодно. С вирусами шутки плохи. А до нас дошла информация, что он занимается там у себя разработкой вируса ярости, – сказала Калерия.
При этих словах Наташа вздрогнула.
– Вот потому-то ты нам и нужна, – сказал Гарик. – Ты ведь имеешь иммунитет к этому вирусу.
– Извините, нет, – грустно сказала Наташа. – Хватит с меня приключений, хочу школу спокойно закончить. Гарик, отвезешь домой?
– Конечно, – грустно ответил тот, совсем без настроения.
На следующее утро день начался вроде бы как обычно, но на самом деле всё было не так. Наташу томили очень тяжелые предчувствия, как позже оказалось, не без основания. Гарик отвез ее в школу и всю дорогу был молчалив, как никогда. Грустно смотрел из машины, как Наташа поднимается по школьному крыльцу в потоке ребят и девочек. Но в какой-то момент выскочил из машины и крикнул вслед:
– Натка, постой!
Наташа обернулась.
– Мы сегодня пойдем в зону искать Сольвейга, может, с нами?!
– Нет, – твердо ответила Наташа. – Хватит с меня.
Урок начался как обычно, если не считать того, что математичка опоздала на десять минут, что 9 «а» посчитал немыслимым делом. Но если бы только это!
Корниенко, вызванная к доске, чтоб исправить свои бесчисленные двойки, своим видом показалась Наташе очень подозрительной. Что-то явно было не так, атмосфера опасности носилась в воздухе. Наташа даже пригнулась, спрятала лицо. Оксана повернулась к доске, чтоб писать формулы под диктовку математички. И в этот момент произошло нечто неожиданное. На глазах у класса она превратилась в того самого старика, который стрелял в Наташу из костыля. Класс притих, недоумевая, никто ничего не мог понять. Математичка рухнула в обморок. Старик жадно оглядывал класс, прямо-таки впивался глазами в ребят. Спросил у отличницы Перовой:
– Где Гусева?
– Вон, под парту залезла, – заикаясь от страха, произнесла та.
Ага! – воскликнул старик. – Значит, и вторая здесь! Старик подбежал к тому столу, под которым скрылась Наташа, но при этом продолжал зыркать глазами по лицам.
– Где Галя Рюмина? – спросил он у класса голосом Корниенко.
– Только что выбежала в коридор, – растерянно сказал один мальчик.
Галя, к слову, была самая тихая и неприметная девчонка в классе.
– Гусева, вылезай из-под парты, – сказал старик злым тоном. – Конец света пришел, а ты прячешься. Хочешь Галку живой увидеть, придешь в мой дворец, ее отпущу, тебя озолочу, станешь королевой, если, конечно, живой останешься. Полчаса назад я выпустил в земной воздух вирус ненависти, через считанные секунды он доберется до вашей школы. Счастливо повеселиться, детки!
Старик превратился в птицу и мгновенно выпорхнул в окно. Наташа бросилась к окну.
По дорожке к воротам бежала Галя Рюмина, а ее буквально по пятам преследовал старик в халате и шлепанцах, просто невероятно, как он в них может бегать. Чуть поодаль за девочкой и стариком бежал еще какой-то толстяк, вероятно, один из его свиты.
Наташа распахнула окно, никто даже ахнуть не успел вскочила на подоконник и прыгнула к большому дубу, который рос на школьном дворе. Ветви дуба не доставали двух-трех метров до школьного окна. На лету Наташа, как обезьяна, схватилась за толстый сук, качнулась на нем и слетела на нижнюю ветвь. Оттуда спрыгнула на землю, но сразу же оказалась в плотном кольце атакованных вирусом. Наверху в классе уже шла бойня.
Никогда еще Наташа так близко не ощущала дыхание смерти, руки бессильно опустились. Зараженные расступились, пропустив в круг Оксану Корниенко, видимо, принявшую на себя миссию королевы зомби. Темные колодцы-провалы черных глаз, вызывающие дрожь, острые зубы, корявые когти на пальцах – в ней теперь все внушало ужас и трепет.
Наташу взяли за руки с двух сторон два крепких зомби-старшеклассника. Корниенко взмахнула острым когтем, готовясь исполосовать ее лицо. Но Наташу спасло чудо. В толпу монстров врезался тяжелый бобик Гарика. Круша, сминая их колесами, он заставил зараженных отступить.
Наташа, воспользовавшись ситуацией, поспешила запрыгнуть в машину. Вовремя, ибо монстры, опомнившись, ринулись на машину в атаку. Они ползли даже по стенам школы, и казалось, этим ордам зла не будет конца.
Липкая тьма смерти, покрывшая Москву и эту школу, порождала и порождала новых монстров без остановки.
– Черт! – выругался Гарик. – Мне кажется, что их штампуют на фабрике.
Монстры взяли машину в тиски, они бились о стекла, к счастью, очень крепкие, в бессильной ярости разбрызгивая слюну и яростно шипя от бессилия. Корявые когти скребли стекло машины, и эти звуки уже просто были невыносимы. Прочное стекло стало покрываться паутинкой трещинок…. Подмога же пришла, откуда не ждали. Памятник Ленину перед школой неожиданно сошел с постамента. Тяжело бухая по земле гранитными сапогами, несколько неуклюже, но очень зловеще, направился в сторону машины.
– Этого еще не хватало! – воскликнул Гарик. – Памятник и то злобой заразился. Ну, деятели! Держись, Натка! – кричал он, вдавливая газ.
Гарик резко нажал на педаль и дал задний ход самый полный, от чего облепившие машину разлетелись по сторонам, а она понеслась к школьным воротам. Но и в воротах, сбившись в плотную массу, собрались зараженные, с нетерпением поджидая свою добычу. Гарик притормозил. Оживший памятник Вождю мирового пролетариата заинтересовался, к счастью, не машиной Гарика, он крушил монстров в воротах, проламывая им черепа бетонным кулаком и покряхтывая от удовольствия. В мгновение ока оживший Ильич подмял под себя чудовищ и погнал прочь от ворот куда-то за территорию школы.
– Он же помогает нам! – воскликнула Наташа.
Гарик молча дал газу и вырулил на пустынную улицу, которая, как знала Наташа, вела за пределы Московской кольцевой автодороги.
«Ты права, – ответил ей ее мысленно телепат Гарик, – наш путь лежит прямиком в ад, в зону ужаса, к Сольвейг у. Злобный старик опередил нас и успел выпустить вирус на свободу. Да еще и похитил с какой-то непонятной целью дочку сталкера Жоры Галочку».
– Мою одноклассницу, – добавила Наташа. – На моих глазах, и я даже знаю зачем, он хочет использовать ее как приманку, чтоб привести в зону всех нас и убить. Вы – из института экспертизы – ловите его, а я – носительница иммунитета против вируса ярости, мы все ему мешаем. Он не дурак и всё, буквально всё просчитал. Я приду к нему обязательно, я Галю в беде не оставлю, мы с первого класса вместе. Вы,  придете, потому что Сольвейг – преступник и его нужно обезвредить. Сталкер придет, потому что Галя – дочка его самой любимой женщины, а не его дочь (в этом ты чуть ошибся), но он любит ее как родную. Гарик, почему это все происходит именно со мной, что делать? Я устала, я не могу больше это выносить….
Гарик ответил не сразу, задумался, и через три минуты раздумья сказал.
– Думаю, дело в том, что три года назад ты играла в кино Алису. Теперь миры Булычева через этот образ каким-то способом воздействуют через твой разум вымыслом на реальный мир, и ты обречена сама проживать все приключения Алисы раз за разом. Это сложно понять.
– Я посплю немного, ладно? – попросила Наташа. – Не обидишься?
– Обязательно, – согласился Гарик. – Сон тебе нужен, как никогда.
Свернувшись калачиком на заднем сиденье, Наташа уснула. В присутствии Гарика ей было спокойно, как дома. Но все равно во сне она вздрагивала. Гарик молча вел машину по пустынному шоссе, предстояло ехать еще почти всю ночь.
Куда он понес бесчувственную девочку?
У поворота в сторону городка N их уже поджидали сотрудники института экспертизы, Калерия Петровна и остальные. В том числе знаменитый Саня Добряк. Тут же стоял один из знакомых Наташе роботов.
Гарик вытащил спящую Наташу из машины на руках.
– Намучилась девчонка. – тихо сказал он.
– Пересаживайтесь в нашу машину – распорядилась Калерия. – До рассвета час, зараженные рыщут повсюду. Нам нужно к предприятию, где ждет сталкер Жора, для спасения земли у нас слишком мало времени!
Наташа проснулась уже внутри служебной машины института, въехавшей на улицы подмосковного городка. Гарик выжимал из машины максимальную скорость, маневрировал по пустынным пока улицам, полным брошенной техники: автобусов, легковушек, грузовиков. Опасался столкнуться с ордами зараженных. Выбирал, по его мнению, наиболее безопасный путь, но все же просчитался. На одном из перекрестков, уже близко к заводу, из боковых арок высыпали монстры и сразу устремились в погоню. Причем бежали они с превеликой легкостью даже по стенам вытянувшихся вдоль проспекта домов. Гарик еще сильнее дал по газам, задав самую наивысшую скорость машине. Наташа смотрела в заднее окно автомобиля с ужасом. Смерть шла за ними по пятам. Вытаращенные бельма, корявые когти, почерневшие впалые животы, обнаженные клыки не так пугали ее, сколько мысль о том, что любой из них может легко стать таким же.
– Ну просто белки-летяги какие-то! – раздосадовано воскликнул Гарик.
– Что это за писк? – спросила Калерия. – Неужели крысы?! – Посмотрите налево, – крикнула Наташа. – Какой ужас!
По боковой улице двигались полчища крыс. Их было неисчислимо много, они заполняли собой все пространство улицы от дома до дома. Гарик хотел было свернуть направо, но и оттуда в свою очередь тек поток обезумевших зомби, а путь прямо преграждал забор какого-то строительства.
– А это что? – вдруг спросил Гарик. – Никак колесо обозрения? Я знаю, что нужно делать. Калерия, пересаживайся за руль, задрайте окна и ничего не бойтесь. Парк аттракционов нам как нельзя кстати.
– Что, что ты задумал?! – испугалась Калерия?
Но Гарик, не слушая ее, выскользнул из машины и взмыл вверх, на лету выдергивая чеку из гранаты. Он кинул ее в основание колеса, прогремел взрыв, и то, потеряв опору, со зловещим скрежетом начало движение в сторону перекрестка.
Монстры тем временем уже настигли машину. Крысы и люди сцепились в яростной схватке возле нее, не желая делить добычу.
Просто невероятно, как этот натиск выдерживали стекла машины.
– Натка, держись! – крикнула Калерия. – Мы должны это вынести!
Колесо неумолимо надвигалось на машину, но люди и крысы продолжали драться вокруг нее, не желая ничего замечать вокруг. Гарик кружит в высоте, не в силах пока приблизиться ближе: переживает, сработает ли его план.
Монстры опомнились только тогда, когда колесо начало подминать их под себя, давить, и они бросились врассыпную панически, хаотично. Но тут Калерия не растерялась и, вдавив газ, рванула машину с места в образовавшийся коридор, в направлении старого завода. Вовремя, ибо промедли она минуту, от машины осталось бы пятно.
– Вот и предприятие, – сказала Калерия. – Где же Гарик? Гарик не заставил себя ждать, спикировал откуда-то сверху и сразу предупредил тревожно:
– Зомби идут по пятам, а с ними крысы, нужно поторопиться. Из ворот вышел сталкер, вскинул руки, приветствуя их.
– Зомби идут за вами? – тревожно спросил он.
– К сожалению, да, – ответила Калерия. – И не только зомби. – Ничего, закроем ворота, сюда не прорвутся: забор, как-никак, метров десять, да под напряжением. Поторопимся. Проходите внутрь, я уже склад открыл с оборудованием, необходимым для зоны. Кстати, кто пойдет?
– Девочка должна быть с нами, – ответил Гарик. – Так нужно.
– Зона – не место для детей! У нее вся жизнь впереди. А с меня и Гали хватит на совести. Там – гибель….
– Гибель там, и гибель позади нас, – ответила Калерия. – Минимум полчаса, и орды зараженных доберутся до нас. Медлить нельзя!
Сталкеру ничего не оставалось, как смиренно кивнуть головой. Перед тем, как выйти в зону рабочих цехов, отделенных друг от друга стеной контейнеров, все прослушали от сталкера краткую инструкцию поведения в зоне.
И вскоре тьма брошенных помещений поглотила маленький отряд. Шли мимо застывших навек контейнеров, на которых застыли в неподвижности не до конца собранные зловещего вида механические куклы. Мимо сваленных беспорядочно в кучу заводных машинок и, к счастью, всё это пока не проявляло никакой активности. В какой-то момент, двигаясь вслед за группой, Наташа вдруг поняла то, что должно произойти дальше и обернулась к идущему позади Гарику.
– Слушай, – сказала она. – Я поняла, что мой путь к Сольвейг у вновь будет лежать через какое-то приключение Алисы. И если я не пройду сквозь него, то не пройдете и вы. Эта зона играет не по правилам Сольвейга, а по правилам того, кто выше его. Нужно отыскать вход в дом, где сходятся четырнадцать порталов – обитель того, кто сотворил своей фантазией наш с тобой мир.
– Как это понять, Наташа? – спросила Калерия. – Ты хочешь найти Бога?
– В определенном смысле да.
Дальше некоторое время шли молча. Густая пыль покрывала выщербленный асфальт. Еще лет восемь-десять назад здесь был хозяйственный двор предприятия. За эти годы зона, наступая на территорию людей, пожрала участок двора и приблизилась к третьему цеху.
– Смотрите, – сказал Жора тихо, показав под ноги. Все подошли к нему. В густой пыли отчетливо проступали следы шлепанцев старика.
– Не так давно прошел, но пыль уже осела….
– А зачем он, собственно, похитил девчонку? – спросила Калерия.
– Чтобы заманить всех нас в свое логово, неужели непонятно. Мы все ему очень мешаем, – чуть раздраженно ответил Гарик.
– И еще он любит играть, – добавила Наташа.
Они остановились под двумя бетонными плитами, которые образовали как бы карточный домик. Жора поднял кверху руку. Тихий стон донесся впереди. Гарик хотел броситься туда, полагая, что стонет Галя. Но Жора удержал его.
– Это не то, – прошептал он.
Все протиснулись по очереди сквозь переплетение арматуры. Под ногами хлюпала рыжая жижа. И тут все поняли, откуда слышался стон: переплетение труб, висевшее на остатках колонн, покачивалось в полной неподвижности воздуха, словно неведомая сила раскачивала их.
Трубы издавали странную смесь жалких поющих звуков. Все шли, прижимаясь к зубьям кирпичной стены. Следов больше не было видно.
– Проходим трубу, – прошептал Жора. – Проходим по одному. Я бегу первый. Если благополучно, махну рукой. Внутри не оглядываться, не останавливаться.
Наташа заглянула в трубу и вдруг сказала:
– Стойте, идти должна я. Это вход в дом на перекрестке миров, где я уже была во время первого апокалипсиса.
– Но… – начал было Жора.
– Не мешай, – оборвал его Гарик. – Она свое дело знает. Наташа вошла в трубу. В ней царил мерзкий запах, похожий на аммиак. Дно кишело слизняками, со стен свисали бороды лишайников.
– Только бы интуиция меня не подвела, – сказала она вслух. Труба сделала поворот, и за ним обнаружилась дверь. Толкнув ее, Наташа оказалась в той самой гостиной, где писатель когда-то разговаривал с ней, но сейчас та была пуста. Наташа провела пальцем по столу. Так и есть, к нему не подходили уже много дней – пыль.
Всюду царило запустение. Наташа переходила из комнаты в комнату в надежде найти писателя, но все бесполезно. Потом, немного подумав, отправилась в музей образов. Все фигурки были на местах, кроме сотрудников экспертизы, и это ей показалось странным. Не было также фигурки Сольвейга. Наташа скользнула взглядом по полкам и вдруг, сама того не желая, вздрогнула. На одной из полок стояла ее миниатюрная копия: фигурка, также, как она, одетая в школьное платье с белым передником.
– Что же это? – поразилась девушка. – Я тоже его марионетка? Наташа вышла из музея и остановилась в раздумьях, куда дальше? Ей пришла мысль осмотреть вторую половину дома, ту, где она никогда не была.
По мере того, как она все дальше углублялась в анфиладу комнат и коридоров, дом все больше начинал напоминать лабиринт, запутанный, таинственный и очень страшный.
Наташа остановилась, ослепленная внезапной догадкой.
«Этот дом – имитация творческого бытия писателя, – подумала она. – Бог мой, ведь я путешествую внутри его разума! Значит, мой мир – создание хода его мыслей, а он сотворил его внутри себя. А я? Какую роль играю здесь я?».
Наташа бросила взгляд на висящее в коридоре зеркало и ужаснулась: зеркало отражало не коридорные стены, но некую бездну, вертящуюся в пустоте, в завихрениях которой, как на дисплее компьютера, носились столбики букв. Внезапно Наташа почувствовала кого-то за спиной. Но в зеркале он не отражался.
– Вы продолжаете создавать свое бытие, процесс не остановить? – спросила Наташа у того, кого почувствовала за спиной. Смотреть на него она почему-то боялась. А вопрос вырвался как-то спонтанно.
– Ты ищешь Сольвейга? – спросил голос за спиной. – Но он не здесь, слишком неуправляем стал, сбежал. Да не бойся, повернись.
– Морис? – пораженно спросила Наташа, повернувшись. – Ты как здесь?
– Когда в вашем мире начался апокалипсис, Булычев вывел меня сюда, чтобы сохранить жизнь, а потом исчез внезапно и неожиданно.
– Морис, а что это все? – спросила Наташа, обведя рукой вокруг.
– Пойдем со мной, я кое-что покажу. Пока я тут бродил эти дни, открыл много удивительных вещей. Это обитель творца, Наташа.
Они свернули в один из коридоров, где обнаружилась масса дверей с табличками, на которых были написаны названия книг Булычева.
– Открываешь дверь и прямиком попадаешь в мир данного текста, самый, что ни на есть реальный. Ну, разве не удивительно?!
– Вот это и есть то, что мне нужно, – обрадовалась Наташа. – Спасибо.
– Постой, – попросил Морис. – Ты сейчас уйдешь навсегда, а я вернусь в свой мир, мы более не увидимся, но ты должна знать: я любил и оставался здесь только из-за тебя.
Наташа, ошеломленная этим внезапным признанием, оторвала руку от дверной ручки, за которую было уже взялась, подошла к Морису и поцеловала его.
– Прощайте, Морис, – тихо сказала она.
– Прощай, Наташа, – вздохнул тот и смахнул слезу. Морис скрылся за дверью, табличка которой гласила: «Другая Поляна».
Наташина табличка была с надписью: «Спасите Галю!»
Сразу за дверью, к изумлению Наташи, обнаружился обычный пустой безлюдный дворик, заключенный в коробку скучных типовых домов. Посередине двора – заколоченный, приготовленный к сносу дом. На скамейке, недалеко от него, одиноко сидел человек в модном замшевом костюме и читал книгу очень сосредоточенно, или же делал вид, что читает.
– Здравствуйте! – сказала ему Наташа, подойдя.
– Здравствуй, коль не шутишь.
– Не шучу. Скажите, тут не пробегал мужчина, а с ним бесчувственная девочка?
– Девочка? – переспросил мужчина, закованный в замшу. – А какого возраста она была?
– Моего возраста, – сказала Наташа. – А за ней должен был гнаться старик. Только не знаю, в каком виде.
– Гнался, говоришь? – спросил мужчина. – Очень странно. А зачем они гонятся друг за другом. Девочка что-то натворила, или как?
– Нет, она ничего не натворила. Это тот, кто за ней бежал, натворил.
Мужчина был молод, розов и гладок. Словно он только что кончил мыться и тереть лицо жесткой щеткой. И на розовом лице, как две гусеницы, сползали вниз к подбородку розовые усы. Да, как ни странно, тоже розовые.
– Вы, случайно, не Сольвейг? – с подозрением спросила Наташа.
– Слушай, тебе русским языком сказали: никто здесь не пробегал. Никакие девчонки, и вообще никто. Ты мне читать мешаешь! Я из-за тебя забыл, на чем остановился. У меня свободное время, нужно занять его правильно, с толком. Так что топай отсюда, пока я не прогнал тебя с помощью грубой силы.
Но Наташа не подозревала, что мужчина врал. Десять минут назад он увидел, как во двор вбежал старик в домашнем халате нараспашку, открывающем голое тело. Подмышкой старик тащил бесчувственную девочку лет примерно четырнадцати.
Мужчина, сразу заподозривший, что здесь, вероятно, снимают скрытой камерой кино про похищение ребенка, сделал движение, которое не понравилось старику.
– Ты чего? – спросил тот.
– Я? – удивился мужчина. – Я только хотел….
Старик подошел к заколоченному двухэтажному флигелю и отодвинул доску в окне первого этажа. Оглянулся.
– Ты чего видел?
– Я ничего не видел, – ответил мужчина. Лучше не вмешиваться, когда тебя не просят. Мало ли что.
– Нет, Ишутин, ты видел. Тут сейчас одна девочка побежит. Она тебя, наверное, спросит, не видел ли ты меня. Так вот, сделай так, чтобы она полезла за мной в этот дом, и я щедро тебя награжу, ладушки?
Старик расхохотался и скрылся с девочкой внутри дома. Ишутин все выполнил, как от него требовалось. Сидел, читал, ему даже понравилось, что он выполняет секретное задание.
«Наверное, и эта девочка, и ее подруга – опасные преступницы», – решил он, потому что так думать спокойнее.
Вопреки просьбе старика Ишутин не сказал о том, что видел, ему захотелось свести свое участие в этой истории к минимуму.
Наташа, постояв в нерешительности посреди двора, пошла обратно к двери, ведущей в обитель Булычева, думая с сомнением: «На двери была табличка «Спасите Галю», но событийный ряд здесь течет, как в «Гостье из будущего». Уж не ввели ли меня в заблуждение?»
Наташа вошла обратно во врата портала и ту же нос к носу вновь столкнулась с Морисом.
По ложному следу
– Морис?! – воскликнула она. – Ты что, не ушел в свой мир?
– Нет, я переживал за тебя, – грустно ответил он. – И еще я ведь соврал….
– Соврал в чем?!
– Понимаешь, Наташа, Сольвейг… он был здесь, в обители…
– И ты мне ничего не сказал?!
– Сольвейг мне угрожал, грозился убить, я испугался, прости. Булычева они забрали с собой, чтобы заставить его отречься от своих миров и передать управление ими единолично Сольвейг у. Ты понимаешь, что это означает?
– Катастрофу для творческого мира! – негодующе ответила Наташа. – Устранив творца, негодяй перепишет историю так, как ему вздумается. Нужно вернуться в зону к сотрудникам экспертизы. Может быть, они уже нашли Сольвейга. Я, блуждая здесь, столько времени потеряла напрасно. В гостиную, быстро!
Морис глубоко вздохнул, но, не возражая, поспешил за ней.
– Почему вы отпустили ее одну?! – зло крикнул Жора.
– Успокойся, – Гарик похлопал его по плечу. – Так нужно. Мы пойдем следом.
– Только я первый, – предупредил всех Жора. Наклонился и вошел в трубу.
Дно трубы было скользким, идти было трудно, он шел осторожно – считал шаги. Вокруг царила неестественно мертвая тишина. К удивлению Жоры, оказалось, что дно трубы и далее кажется твердым. И от этого обмана зрения он было чуть не сделал следующий шаг, даже поднял ногу, но не успел перенести вес тела вперед, как понял, что на самом деле дно трубы – лишь отражение ее потолка в покрытой блестящей пленкой темноте глубокого колодца. Это была обманка, ловушка зоны. Осторожно обойдя ее, Жора подумал о Наташе, просто непонятно, как она здесь прошла? Жора обернулся к идущим следом и предупредил об опасности.
– Что это за ловушка? – спросил Гарик.
– Оно редко открывается. А с четырех закрыто.
Они благополучно вылезли из трубы. Жора обернулся. Над трубой криво висела эмалевая табличка: «Туалет закрыт с 16:30». Словно какой-то шутник только что повесил эту табличку и подсказал ему обернуться и разделить с ним непринужденное веселье по поводу его выдумки, а сам ухмыляется из темноты. В ответ на эти мысли из недр трубы раздался грохот спускаемой воды, словно прорвался водопад, и в следующее мгновение он кинется наружу, чтобы утопить нас…
Они стояли на краю зеленой лужайки, расцветшей синими васильками, но тут же стало ясно, что поляна живая, но покрыта она не травой и цветами, а тысячами круглых стеклянных разноцветных глаз, большей частью зеленых и бирюзовых. Это были лишь глазные яблоки, лишенные ресниц и век, но, тем не менее, они жили, подмигивали, их зрачки сужались, приглядывались к нам, и по лужайке глаз как бы прокатывалась волна, отчего глаза приближались к нам, стремясь достать до ног.
– Направо! – крикнул Жора, и все побежали между россыпью глаз к остаткам блочного дома. Жора, перекрывая крепким голосом треск и шорох, кричал:
– Только не бойтесь, они не кусаются!
Чтобы отстать от преследования глаз, им пришлось перебраться через быстрый, пахнущий фармацевтикой ручей, пробраться через завал картонных коробок. Там обнаружилась дверь в кирпичной стене. Из-под нее вырывался лучик света, очень блёклый.
– Обитель Сольвейга, – сказал Жора.
Он приоткрыл дверь, и странное зрелище предстало их глазам. Морис и Наташа вернулись в гостиную.
– Прежде чем мы уйдем в зону, – вдруг сказала Наташа, – сделаем одно дело. Тут есть склад артефактов, я знаю, нам нужен миелофон. Тот человек врал, и нам нужно проверить его мысли. Я убеждена, что Галя и Булычев не в зоне, а в заколоченном доме посреди двора, но необходимо проверить.
Морис почтительно молчал, он, сорокалетний мужчина, уже немало повидавший на своем веку, проникся помимо теплого чувства к Наташе еще и безмерным уважением по поводу ее храбрости. А ведь она еще совсем юная школьница, и вот поди-ка…
– Я знаю, где склад, я провожу, – сказал Морис.
Нелегким делом оказалось отыскать миелофон на многочисленных полках объемных шкафов, где хранились многочисленные артефакты Булычевского мироздания. Но после долгих усилий все же нашли.
– Немного не такой, как в кино, – сказала Наташа, повесив его за ремешок на плечо. – Ну что, пошли обратно в ту дверь?
– Тихо, – вдруг прошептал Морис. – Слышишь, какая тяжелая поступь там – в коридорах и стены дрожат, кто-то вторгся в обитель.
– Я бы сказала, кто-то очень большой, – добавила Наташа. – Из четырнадцати порталов, ведущих сюда, может вылезти что угодно, стражи нет, и останавливать их некому…
Как бы в ответ на ее слова стена склада буквально взорвалась и в образовавшийся проем протиснулась страшная морда плотоядного ящера с пастью, усыпанной саблевидными клыками. К счастью, в проем смогла пролезть только голова, не все тело. Но ящер так интенсивно рвался, что было ясно–скоро он войдет на склад целиком.
– Тут есть другой выход? – спросила Наташа.
– Есть, на другом конце склада, – дрожащим голосом произнес Морис. – Бежим!
Они бежали через анфиладу комнат, а сзади, проламывая стены, тяжело топал динозавр, не желающий упускать лакомую добычу.
Позже, вспоминая эту невероятную погоню, Наташа поневоле поеживалась.
– Вон коридор с выходом в текстовые пространства, крикнула она на бегу. – Войдем в дверь, и динозавр нам не страшен.
– Почему? Он же последует за нами.
– В другом текстовом пространстве он аннулируется, потому что может существовать только в пределах своего, понимаешь?
Морис остановился, не в силах бежать дальше, присел, взялся рукой за сердце – неспортивный образ жизни сказался.
Наташа, добежавшая было до той двери, вернулась и стала тормошить его.
– Вставай, смерть идет по пятам.
Морис вяло кивнул, опершись на руку Наташи поднялся, затем поковылял вослед за ней тяжелой походкой. За стеной вновь послышалось буханье шагов динозавра. Но в тот момент, когда он проломил последнюю стену, Морис и Наташа уже скрылись за дверью с табличкой «Спасите Галю».
Это была действительно обитель Сольвейга, но она была пуста. Посреди поляны стояло странное сооружение, похожее на башню рыцарского замка. Жора не сразу сообразил, что это нижняя часть громадной фабричной трубы. Возле нее стоял золотой трон, обшарпанный, правда, но золотой. И тут же рядом стоял звездолет. Да, самый настоящий звездолет. Ведь в институте экспертизы предполагали, что Сольвейг на самом деле инопланетянин, и вот теперь нашлось тому подтверждение.
– Тут нет никого, – растерянно сказала Калерия.
Жора молча обошел поляну по периметру, задумался, осмотрев все вокруг очень внимательно, и вдруг сказал:
– Мы все это время шли по ложному следу. Сольвейг был здесь, но ушел, и где он, я уверен, знает только Наташа. Нам нужно ее найти.
– Где же? – спросила Калерия.
– Я думаю, искать ее следует в обители Булычева, куда она пошла, а вход туда здесь обязательно должен быть. Осмотрите всё здесь, ищите!
– Тут за троном дверца, – крикнула Калерия. – И не заперто.
Калерия прошла через дверцу первой, как Алиса в стране чудес. Дверца была в половину роста, так что пришлось встать на четвереньки. За ней последовали и остальные.
Едва Калерия прошла через дверцу, как тут же уменьшилась ростом и превратилась в девочку-школьницу, сначала она даже сама этого не поняла.
– Прикольно, – сказал Гарик. – Клево выглядишь, но тут же осекся, увидев свое собственное перевоплощение в ребенка. – Школьное платье тебе очень идет, – сказал он Калерии.
– Отстань, – отмахнулась Калерия, встряхнув косичками. – Лучше скажи, где мы?
– В Москве, – ответил Гарик. – Но, скорее всего, не в своем времени.
– А то я без тебя не вижу…
– Погодите, не ругайтесь, – остановил их Жора-ребенок, оказавшийся совсем не похожим на себя взрослого, поджарого и стройного. Пухленький толстячок с щечками-подушечками. – Наташа где-то здесь, я уверен, давайте искать.
Наташа и Морис вышли в тот самый двор, где стоял заколоченный дом.
– Я уверена, они там, – сказала Наташа. – Проверить бы мысли того человека.
– Ты не заметила, Наташа, куда он пошел? – спросил Морис.
– Я не заметила. Наверное, сюда, – и Наташа показала на дверь небольшого желтого трехэтажного дома.
И бывают же такие совпадения: в этот момент дверь открылась, и в ней показался полный гладкий мужчина в замшевом пиджаке.
– Это он, – прошептала Наташа, настраивая миелофон.
Увидев Наташу, человек непроизвольно сделал шаг назад. Испугался. Человек, наверно целую минуту стоял в дверях, делая вид, что вспоминает, не забыл ли дома ключи. Но ключи были на месте. Затем он достал из кармана бумажник и заглянул в него.
Наташа принимала его мысли: «Зачем эта проклятая девчонка здесь? И еще кого-то позвала. Что, не поверила, что ли? Неужели подозревает? Но что я мог поделать? Я же не хочу ни во что вмешиваться. Это их дела. Наверно, все они хорошие преступники…. Попытаюсь прорваться. Главное, чтобы никто не подумал, что я чего-то опасаюсь».
И человек в замше решительно пошел через двор к воротам. – Он что-то знает, – сказала быстро Наташа, – но скрывает.
– Я поговорю с ним, – сказал Морис. – Мой черед.
«Гостью из будущего» я видел, подонка этого терпеть не могу, поверь мне.
Морис преградил мужчине путь, и в этот момент Наташа увидела, что он совершенно преобразился: глаза горели, кулаки сжимались и разжимались, и казалось, он сейчас треснет Ишутина по уху, или по носу.
– Морис, не нужно, – испугалась Наташа.
– Стыдно, – суровым голосом сказал Морис. – У вас на глазах здоровый старикан тащит бесчувственную девочку, а вы от страха пытаетесь скрыть это преступление. Наташа встала рядом с Морисом и сказала тихо, словно по секрету:
– Вы ничего от нас не скроете, каждая ваша мысль нам известна. Он поймал бесчувственную девочку?
– Не знаю, не видел, – почти кричал Ишутин.
Наташа одним ухом слушала эти вопли, но в другом звучали мысли замшевого псевдочеловека, который никогда ни во что не вмешивается: «Конечно, он ее поймал. Он ее нес совершенно бес чувственную…»
– Куда он понес бесчувственную девочку? – спросила Наташа.
«Ведьма! – думал Ишутин. Еще издевается! Всё знает и издевается. Знает же, что понесли ее в заколоченный дом посреди двора».
– Топай отсюда, – сурово сказал Морис. – Пока я тебя по уху
не треснул.
И тогда Ишутин вдруг припустил по улице. Лишь фалды его пиджака развевались, будто сзади за Ишутиным гнались два гуся.
– Вот не думала, что переживу выдуманные приключения наяву, – сказала Наташа. – И даже Ишутин точно такой же, как в кино. Ну что, в дом?
– В дом, – согласился Морис.
Едва Наташа взялась за ручку двери заброшенного дома, как ее кто-то окликнул по имени знакомым голосом.
Наташа оглянулась и увидела нескольких ребят и девочек в школьной форме, в пионерских галстуках. В одних было что-то неумолимо знакомое. Другие вообще были незнакомы.
– Экспертизники? – недоуменно спросила она. – Но как?! – Мы к тебе на помощь, – сказала Калерия. – Можно?
По возрасту ребята были года на четыре младше. Класс шестой. Среди них она сразу почувствовала себя старшеклассницей, пионервожатой.
– Спасибо, – обрадовалась Наташа. – Но все так все так чудно, и я не могу до конца все это осознать и понять.
– А, по-моему, всё просто, – ответила Калерия. – Сольвейг сейчас имитирует для тебя одно из приключений Алисы, ведь именно его ты играла в кино.
– Но зачем?
– Зачем? Ты же опасна для него. Ты имеешь к вирусу ярости иммунитет, и ему нужно уничтожить тебя физически. Будь осторожна, Наташа, особенно там, внутри дома, потому что на самом деле все вокруг мираж и обман.
Наташа согласно кивнула, хотя эти чудные ребята и были теперь младше, но о штучках зоны они явно знали больше, и ничего не оставалось кроме как просто им довериться.
Первой в окно, которое было у самой земли, осторожно влезла Наташа, за ней Гарик, Калерия, Добряк, сталкер-пионер Жора и последним Морис, покряхтывая и проклиная объемный живот.
Они оказались в большой пустой комнате, оклеенной веселыми голубыми обоями, кое-где сорванными со стены. На стенах остались темные пятна – следы стоящих раньше шкафов, комода, висящих картин и фотографий. Дверь в коридор была открыта. Наташа на цыпочках вбежала туда, и тут же в ухе зазвучали чьи-то далекие встревоженные мысли: «Куда задевался Сольвейг? Зачем оставил меня одного? Нужно бы скрыться…Почему так тихо?»
Из двери, ведущей, очевидно, в подвал, вышел крепкий толстяк, похожий, как две капли воды, на киношного весельчака, слугу Сольвейга. Он угрожающе зашипел на ребят. Но Наташа и опомниться не успела, как Гарик, торпедой пролетев по коридору, врезался что было силы головой в объемный живот толстяка (вот где пригодилось его умение летать!).
Толстяк от толчка проломил забитое досками окно. У окна на улице в это время стоял Ишутин, в котором почему-то взыграла совесть, и он вернулся, чтобы хоть чем-то помочь храброй девчонке, но не знал чем. В этот момент доски, которыми было забито окно первого этажа, разлетелись с треском, и что-то очень большое, круглое и тяжелое вылетело наружу и шмякнулось у его ног.
Ребята поспешили вниз, в подвал, откуда так стремительно появился злодей. В полутемном подвале Наташа с трудом разглядела на полу измученную Галю.
– Галя, что он с тобой сделал? Кто он?
– Не знаю, он называет себя Сольвейг и умеет менять обличия, – ответила девочка. Наташа, берегись, ему нужна ты, он использовал меня как приманку. Зачем ты пришла сюда?
– Мы ничего не боимся, – сказала Наташа. – Нас много… Он ничего с нами не сделает.
Но она ошиблась. Сзади раздался голос:
– Попрошу не двигаться! Эта девочка была права, Наташа. Тебе нужно было сразу бежать, а не заниматься спасением этой дурехи. Никогда не заботься о других – обязательно проиграешь. Иди сюда, девочка моя, новая королева.
Ребята обернулись.
В дверях стоял Сольвейг в образе космического пирата Крыса. В руке у него поблескивал пистолет.
– Сюда, сюда, – поманил он Наташу пальцем. – Здесь никто не услышит ваших криков, непоседливые дети. Каждым выстрелом я усыплю троих. Я не жестокий…. Но мне нужна ты, Наташа. Ну! Долго я должен ждать?
– Возьми, попробуй, – возразила Наташа. Она видела, что Добряк не растерялся и осторожно, чтобы оборотень не видел, заходит сбоку.
– Я пойду с тобой, но только если ты отпустишь Галочку, – сказала Наташа, краем глаза следя, как Добряк подбирается к Сольвейг у.
– Ну! – злодей сделал угрожающий шаг к Наташе.
И в этот момент Добряк бросился на него. Правда, не совсем удачно, потому что был плохим спортсменом. Сольвейг успел выставить локоть. Добряк ударился об него, пистолет дернулся, и выстрел пробил потолок.
В этот момент в бой вступила юная Калерия. Подпрыгнув, она повисла на рукаве пирата. Наташа, сама себе удивляясь, взлетела, как птица, умудрилась дотянуться до поднятого кверху пистолета и уже падая, вывернула руку злодея так, что тот выпустил оружие. И тут все навалились на Сольвейга так, что злодей попросту исчез под грудой своих врагов.
– Ой, – вскрикнула Калерия. – Он ускользает!
В полутьме подвала все увидели, как Сольвейг превратился в скользкий упругий шар и покатился в угол, где неожиданно для всех открылась вращающаяся воронка портала.
– Не двигаться, Сольвейг, – сказала Наташа, целясь в шар пистолетом, а то я стреляю.
Но шар не послушался и, игнорируя ее слова, мгновенно исчез за туманным маревом переходника.
– Наташа, не ходи за ним! – вскричала Галочка. – Он только того и хочет. Убить тебя, носительницу иммунитета против чумы ярости – значит стать властелином мира. Он боится тебя, он жаждет твоей смерти! Не ходи!
– Спасибо вам, ребята! – сказала Наташа, обратившись к юным экспертиз ника м. – За помощь, за всё, но мне пора. Зло должно быть наказано и пленено, а вам дальше хода нет. Вы возвращайтесь в настоящую обитель Сольвейга и ждите меня там. Морис, ты с ними.
Наташа шагнула в центр клубящегося туманом портального диска и не сразу заметила, что Галя последовала за ней. А оказались они, между прочим, в той же самой трубе, откуда Наташа шагнула несколько часов назад в Московский дворик. Они стояли перед поворотом трубы. Очень едкая гремучая смесь крайне неприятных запахов била по обонянию, как молот.
– Ты ведь не настоящая Галя, верно? – спросила девочку Наташа.
– Нет, – согласилась та. – Я проводник. Ну, как Харон сопровождает души в Аид, примерно так.
– Ты знаешь, где лаборатория Сольвейга?
– Это секретная информация. За ее разглашение – смерть.
– Помоги мне найти лабораторию, – взмолилась Наташа. – Живая ты или мертвая. Молю!
– Через секунду мы будем в замке Сольвейга, дай руку.
Жестокий старик
Это был замок Сольвейга. Девочка не обманула. Первое, что увидела Наташа – золотой трон. Обшарпанный, правда, но золотой. Галя была привязана к нему. Живая, но истерзанная донельзя. Сольвейг ведь был настоящий маньяк. Старик стоял перед девочкой. В одной руке – банка со сгущенным молоком.
В другой гнутая алюминиевая ложка. Глаза страшные, жестокие, дикие.
– А вот, Галочка, и смена пришла, – зло хихикнул старик.
Галя ела это молоко, вся рожица в молоке, по платью течет молоко, волосы в молоке – видно она сопротивлялась в начале, мотала головой. А теперь уже ничего не соображает, только кричит иногда, как воет.
– Проводник, ступай, – сказал Сольвейг, не отрываясь от дела, – премия тебе обеспечена. Привел новую королеву на растерзание.
Лже-Галя оторвала свою руку от Наташиной и растворилась, как привидение.
– Я готова занять ее место, – сказала Наташа. – Отпусти.
– Изволь, – согласился старик и, ослабив узлы, освободил девочку.
Галочка бросилась к Наташе. Наташа потрепала ее по щеке, глубоко вздохнув, отстранила и шепнула:
– Жора уже идет сюда. Идет за тобой. Крепись.
– Нет, – тихо ответила Галочка. – Они были здесь, твои друзья и Жора. И все погибли, все, он их убил.
– Не верь, – сказала Наташа. – Мои друзья погибнуть не могут.
– Гусева, долго я должен ждать?! – злобно крикнул старик, или хочешь пойти на корм ночным?
Наташе пришлось приблизиться к мерзкому старику.
– Я знаю, зачем ты пришла сюда, – зло сказал он. – Ты хочешь найти противоядие от моего вируса, найти секретную лабораторию. Изволь, я тебе ее покажу, но знай, у тебя ничего не выйдет, как и у твоих друзей. Иди за мной.
За золотым троном обнаружилась небольшая дверь, войдя в которую вслед за стариком Наташа невольно ахнула. Там был маленький уютный дворик, обнесенный частоколом, где стоял звездолет невиданной формы.
– Полюбуйся, прежде чем умрешь, – сказал старик. – Я набрел на вашу планету случайно, и она оказалась прекрасным полигоном для моих зловещих экспериментов, за которые когда-то меня изгнали с моей родной планеты.
– Можно посмотреть звездолет изнутри? – спросила Наташа.
– Изволь. Даже лабораторию покажу.
Последующие два часа Сольвейг, как вдохновенный экскурсовод, водил Наташу по отсекам и палубам звездолета. Казалось, он забыл обо всем, что существовало до этого. Наташа следовала за ним, забыв об усталости, только ради одной вожделенной цели – найти лабораторию. В нее они пришли в последнюю очередь. Там было очень много колб, реторт, змеевиков, и целых четыре полки, под завязку набитых шарами лилового цвета.
– Вирусов я наготовил столько, что их хватит на всю вселенную, – не без гордости заметил злодей. – А вон в том сейфе всего один шар, но очень ценный. Там противоядие от вируса ярости.
– Покажите! – взмолилась Наташа.
Старик недоверчиво покосился на нее, но все же открыл сейф, долго звеня ключами, и вытащил маленький шарик величиной с теннисный.
Наташа протянула к шарику руки.
– Руками не трогать! – закричал раздосадовано старик. Наташа среагировала мгновенно. Схватив какую-то колбу с шипящей жидкостью, она выплеснула содержимое злодею прямо в глаза. Тот дико заорал, выпустил шарик из рук и он, постукивая по ребристому полу, подкатился к ногам Наташи, раскололся и лопнул. На полу образовалась пенистая пузыристая лужица, от которой нещадно парило. Наташа вытащила из кармашка платья пузырек со своей заранее приготовленной кровью, и вылила ее прямо в центр лужицы. Но пока она это делала, Сольвейг уже протер глаза. Его железные пальцы, как тиски, сжали ее руку.
– Ты умрешь за то, что сделала, – кричал он.
– Я не боюсь тебя, – ответила Наташа. – Тебя, негодяя, напустившего на мир чуму ярости. Маньяк, ты знаешь, что конец твой близок. Я не боюсь умереть, но молю, отпусти Галочку, она ведь твоя королева.
– Обе умрете, – возразил старик. – Такова моя воля. А пока посидишь в моей чудесной тюрьме, думаю, тебе понравится.
На выходе из звездолета их поджидали слуги Сольвейга, ночные твари, один вид которых мог любого привести в трепет.
– Завтра на рассвете девчонок казнить, – распорядился старик. – Она сделала страшное! На изготовление другого шара с вирусом уйдут годы, а я стар – труд всей моей жизни пропал. Эта ночь будет страшной для них: пытки, унижения и боль! Боль!
Подталкивая Наташу в спину, два суровых стражника проводили ее в мрачное помещение с зарешеченным окошечками.
Там внутри Наташа увидела, наконец, настоящую Галю. Как затравленный зверек девочка сидела в углу безучастная, но, увидев Наташу, буквально вспыхнула от счастья.
– Наташа! – тебе удалось сделать то, что ты хотела?!
– Да, удалось.
– Я и не сомневаюсь, – ответила девочка, плотнее прижавшись к Наташе, чувствовалось, что ей было страшно, бил озноб.
– Скажи, Галя, а озеро желаний действительно существует? – спросила Наташа, но, увидев, что измученная девочка уснула, не стала тревожить. Сидела с открытыми глазами все время, вслушиваясь в ночную тишину: не идут ли за ними, не слышны ли звуки шагов?
Вопреки угрозам старика ночью их никто не потревожил. Утром, едва задребезжал рассвет, в камеру заявился какой-то человек, который, видимо, должен был подготовить их казни. Критически осмотрев Наташу, он остался недоволен. Королева и во время казни должна быть красивой. Школьное же платье, которое она не снимала с того дня, когда начался апокалипсис, конечно, истрепалось и требовало стирки. А Галя и того хуже: от ее платья давно остались лохмотья.
Девочек вывели из камеры на дневной свет, и они видели, что эшафот для казни уже построен, и возле него, застыв в неподвижности, их поджидает палач с топором.
Из зрителей был лишь один Сольвейг, сидящий на золотом троне в домашнем халате и домашних тапках, пара его дневных слуг, а ночные, видимо, пока удалились спать.
Наташа поднялась на эшафот первой. В этот страшный миг даже враги любовались ею, так она была хороша в своей необыкновенной смелости и гордости. Оттолкнув палача, она пошла прямо на Сольвейга, сжав кулачки. Тот замер, не ожидая подобного.
– Ты хочешь сразиться с нами, беззащитными девчонками? – крикнула она ему прямо в лицо. – Давай, поднимайся с трона, я жду!
Сначала Сольвейг опешил от такой наглости, но потом опомнился и подал знак палачу, чтобы тот приступал к казни.
Железная ручища мгновенно прижала Наташу к пропитанной кровью колоде, да так, что та не могла дышать.
Пройдя вновь через волшебную дверцу, они опять стали взрослыми. И, к счастью, они успели прямо к моменту казни. У подножья трубы стояло грубое подобие эшафота. На нем стояли Наташа и Галя в самом жалком виде, похоже, их собирались казнить, но тут не вовремя заявились гости.
– Отпусти девочек! – угрожающе воскликнул Жора. Сольвейг хихикнул, соскочил с трона очень резво, будто молодой, и кинулся на них, размахивая ломом, который услужливо подали слуги. Домашний халат распахнулся – он был под ним, в чем мать родила, но очень жилистый. Жора нагнулся, уклонился от лома и врезал ему в левую скулу. Монстры и вурдалаки, обитатели зоны ахнули, такого унижения над своим повелителем они простить не могли. И закипела битва. Вот уж вдоволь помахали они кулаками. Но казалось, что ордам тьмы не будет конца, они все лезли из каких-то только им ведомых дыр. Силы были совсем неравными, и вскоре все были взяты в плен. Сольвейг был страшно доволен.
– Вы все пойдете на корм ночным, – громко объявил он. – А девчонок, отказавшихся стать моими королевами, я казню на ваших глазах, то-то будет весело! Но перед этим свершится еще одно великое деяние, коему вы станете свидетелями. Бразды правления творческим миром Булычева перейдут ко мне! Я перепишу его мир, как хочу! Для этого нужно лишь зачеркнуть имя писателя на титульном листе недописанной рукописи и вписать свое. Все просто и гениально. Принесите мне рукопись, быстро! И перо.
– Ну, конечно же, – воскликнул Жора. – Это древнее таинство творческого мира. Если хочешь завладеть полностью мирозданием писателя – зачеркни его имя на титульном листе недоконченной рукописи и впиши свое. Мы не должны допустить, ребята, чтобы эта тварь, творение Булычева стало творцом!
– Но что мы можем сделать? – раздосадовано спросила Карелия. – Мы в плену.
Твари поднесли Сольвейг у рукопись и перо. Тот просто весь ликовал.
– Приведите из тюрьмы Булычева, – распорядился он. – Пусть посмотрит, как власть уйдет от него, а потом умрет.
– Он и так уже вроде, – растерянно вставил реплику один из ночных.
Булычева вывели из тюрьмы и поставили рядом с экспертиз никами.
– Здравствуйте, дети! – улыбнулся писатель. – Здравствуйте, Игорь Всеволодович.
Сольвейг встал на золотой трон и возвел руки к небу, сверкнула молния.
– Отныне и навсегда творческими мирами будет править Сольвейг Всеволодович Можейко, – кричал старик безумным голосом.
Сражающееся озеро желаний
– Остановись, Сольвейг, – вдруг сказал Булычев. – Ты переоценил свои силы. Пока я командую в этом мире, моя армия всегда наготове, стоит мне лишь моргнуть глазом, и от твоих уродов клочья полетят.
– Докажи, – ехидно произнес старик.
– Посмотри вокруг себя, только внимательно и не наружным, а внутренним зрением, – тихо произнес Булычев.
Наташа, отпущенная застывшим от ужаса палачом, с эшафота наблюдала за этой сценой с улыбкой.
Окружив темную армию Сольвейга плотным кольцом, стояли все положительные герои Булычева. Андрей Брюс со своими косморазведчиками, Марьяна, Дик, Олег из романа «Поселок». Три капитана из повестей об Алисе, и многие-многие другие.
– Сдаюсь, – убитым голосом произнес Сольвейг. – Ваша взяла. Забирайте вашу неоконченную рукопись и убирайтесь отсюда вместе со своими придуманными ублюдками, господин Булычев! Вы мне надоели.
– Девочек отпусти, – потребовал Андрей Брюс, не любящий шутить.
Сольвейг махнул рукой палачу, тот отложил топор и помог Наташе подняться с колен. А Галочка, счастливая и встрепанная, уже бежала навстречу, чтобы обнять. Но внезапно случилось то, чего никто не ожидал. Дощатый пол эшафота буквально взорвался брызгами посеченных щепок и дощечек. Зубастая, ни на что не похожая кошмарная тварь молниеносно отхватила несчастной Гале голову. Оказывается, все это время тварь таилась внизу под эшафотом. Обезглавленное тело рухнуло на палача, и тот дико завизжал, ибо, несмотря на свою профессию, до одури боялся мертвецов.
– Галя! Галочка, родная, нет! – дико кричала Наташа.
Тварь расправила кожистые крылья, пронеслась, колебля воздух, мимо палача и Наташи, и врезалась в гущу Булычевской армии, сразу привнеся смятение.
Пока персонажи Булычевских книг отбивались от нее, ночные твари, подчинившись распоряжению Сольвейга, тоже пошли в атаку. Сам он истерично хохотал и приплясывал, забравшись с ногами на свой трон. Наташа вновь почувствовала на своей шее жесткую руку палача, тот воодушевленный увиденным, опять прижал ее к колоде.
Космодесантники из команды Брюса изрешетили тварь из бластеров, но тут же на них навалилась орда иных ночных тварей, подмяв под себя. Все персонажи были заняты этой битвой, а сам Булычев куда-то исчез, потому что Наташа прощалась с жизнью. Но в Булычевском странном мире было все слишком непредсказуемым, и все существовало по правилам абсолютного нарушения правил. Так и случилось. Топор палача второй раз взлетел над шеей Наташи, но опуститься не успел. Палач остановил его на полпути, увидев в ужасе, что обезглавленное тело девочки поднялось на ноги и направилось в его сторону, угрожающе шевеля пальцами мертвых рук.
Палач бросил топор и, спрыгнув с эшафота (кстати, там было довольно высоко), бежал. Наташа, которую тоже, в общем-то, не прельщала встреча с безглавой подругой, спрыгнула вослед за ним, лишь бы быть подальше от этого морока. Она не догадывалась, что все ужасы были еще впереди.
Наташа видела в тот момент перед собой только одну цель: Сольвейга и книгу.
– Алле, идиоты, – кричал тот слугам. – Хватит мутузить этих болванов, девчонку хватайте, я хочу терзать и пытать ее хрупкое тельце! А, она сама идет ко мне? Отлично, то-то позабавимся!
– И не мечтай, – ответила Наташа. – Каждый шаг приближал ее к заветной цели, к недописанной рукописи Булычева, которую нельзя было оставлять Сольвейг у. А вокруг кипела битва, нешуточная битва литературных персонажей с монстрами.
– Что, что ты задумала, девчонка? – испугался Сольвейг, увидев ее намерение. Наташа не успела ему ответить, к трону Сольвейга подбежал один из ночных и дико закричал.
– Спасайтесь все, сюда ползет белая козява!
Сразу началась паника. Твари бросились врассыпную, даже не сделав попытки спасти своего господина. Площадь мгновенно опустела. Куда-то делись не только сами ночные твари, но и литературные герои Булычева. Сольвейг, сидя на троне, дрожал. Наташа схватила недоконченную рукопись и, как великую драгоценность, прижала ее к груди.
– Бежим, это наш шанс, – крикнул сталкер, перекидывая через плечо безголовое тело Галочки (голову подобрал и положил в сумку Гарик). – Туда, обратно за дверь, козява всегда приползает с противоположной стороны, мы успеем ее опередить. Натка, ты идти в силах?
– Не беспокойтесь, – ответила она.
В миг, когда белесое чудовище появилось на площади, они как раз входили в дворик со звездолетом. Чудовище обиженно взревело, осознав, что их упустило.
За дверью сталкер сразу всем сказал:
– Сейчас сидим тихо. Десять минут. Пускай он думает, что мы обратно пошли.
– А мы? – спросил Гарик.
– Пойдем дальше. Сначала к озеру желаний. Нужно воскресить Галочку, потом домой, если повезет.
– А ты там был?
– Там никто не был. Но зато я знаю: на обратном пути нас точно убьют. А впереди – не знаю.
Никто ему не ответил. Все смотрели на корабль Сольвейга и дивились.
– А кто этот старик? – спросила Калерия.
– Пришелец, – ответила Наташа. – И его корабль под завязку набит шарами с вирусами. Прости, нужно взорвать…
– Не нужно, – возразил Гарик. – Те шары, что ты видела, изнутри пусты, старик блефовал, это лишь заготовки без начинки. А корабль нужно сохранить для науки. Когда минуло десять минут, сталкер повел их дальше. По мере того, как они углублялись в бесконечную анфиладу полностью, или частично разрушенных цеховых помещений становилось все страшнее, все неуютнее.
Да и незнакомые, самые древние, самые загадочные…
Вскоре они наткнулись на бетонную стену. По следам их наступали хищные пауки. И тогда сталкер услышал, что за стеной стучат. Быстрый, частый стук. И он понял, что все погибли – они вышли к Бездне. Никто там не был, но некоторые слышали. Там работа вовсю идет, как будто ничего не было, а кто работает, неизвестно…
Тут пауки пошли в наступление.
Сталкер встал, он один смог встать. Он поднял лом и начал махать им. Пауки, улыбаясь беззубыми ртами, отступали. Глаза светятся, как тарелки.
Он с отчаянья размахнулся и ударил ломом по стене. От нее отлетел кусок бетона. Сталкер стал с отчаяньем рубить по стене – пускай бездна, но умереть от этих пауков еще хуже.
Он вошел в раж, ему стал помогать Гарик. Но когда Наташа вскрикнула, все обернулись и увидели, что Добряка уволакивают пауки.
Сталкер кинулся на пауков, он дробил их ломом, ему уже было на все наплевать. И все-таки они с Гариком отбили Добряка. Он был без сознания. Они поволокли его к стене, и пауки вновь пошли за нами следом.
Тогда сталкер вновь набросился на стену.
Наверное, никогда еще в нем не было столько силы. Как последние сто метров в марафоне – а потом человек умирает.
Кусок стены выломался, выпал в ту сторону. Лом провалился в дыру, звякнув там.
«Теперь, даже если там ждет немедленная смерть, все равно другого пути нет. Мое оружие там» – подумал сталкер.
Их спасла нога. Ее пауки боятся. Она вышла из темноты, скрипя суставами, сапог с двух человек ростом, из него торчал каменный палец. Пауки – в стороны. А нога медленно попрыгала к нам, чтобы растоптать.
Сталкер буквально выкинул в дыру тело Галки, потом помог пролезть остальным. Там был асфальт.
Сталкер поднялся на четвереньки и тут пол под ним буквально взорвался. Белая козява, адский пятиметровый червь, навис над всей группой, угрожающе шевеля жалами, выискивал жертву.
– Не шевелитесь, – приказал он всем. – Тварь слепа, но реагирует на любое ваше движение.
Полторы минуты вся группа стояла в страшном напряжении, не смея шевельнуться и, наконец, монстр отступил. Устав ждать, он вновь скрылся под землей. Сталкер оглядел место, куда они попали. Узкий заасфальтированный пятачок со стороны, откуда они пришли, огороженный бетонным забором, а с другой стороны тоже забором, но деревянным. Повалить его не составило труда, а сразу же за забором обнаружилось то самое озеро желаний.
– Как оно исполняет желания? – спросила Калерия.
– Есть легенда, что озеро – это живое существо и заполучить у него желание можно лишь одним способом: победив его в честном поединке, – ответил сталкер. – Но я не ручаюсь за достоверность этой легенды.
– Потрясающе! – воскликнула Калерия. – Кто же из нас осмелится на подобное?
Спокойную гладь поверхности озера вдруг перечеркнули внезапно явившиеся словно из ниоткуда волны. Вода забурлила и тугими струями воды гулко забила о прибрежные камни. А дальше, вопреки всем законам физики, вода устремилась вверх. Это было невероятно красивое зрелище. Водяные капельки, как тысячи маленьких астероидов где-нибудь вокруг Юпитера, сначала хаотично носились в воздухе, а затем построились, соединились в подобие некой фигуры, целиком состоявшей из воды, но имеющей человеческие очертания. Все озеро вместилось в эту антропоморфную фигуру. Внутри нее, как в аквариуме, тугими стаями носились косяки рыб. И вдобавок чудовище держало в водяной руке водяной меч, которым угрожающе размахивало.
– Уходите! – крикнул Гарик. – Все уходите!
– Ну, нет, – запротестовала Калерия. – Утонем, так все вместе. В бой, ребята, вперед!
Водяной обрушил на храбрецов тонны своих вод. Захлебываясь и отфыркиваясь, маленькая группа отчаянно сражалась с монстром. Но это можно было назвать сизифовой битвой. Водяному ничего не могло причинить вреда: ни ножи, ни пистолеты, тогда как люди, противостоящие ему, в любой момент могли захлебнуться, или утонуть. Наташа окончательно выбилась из сил и вернулась на берег отдышаться, на ней ни одной сухой нитки не было. Впрочем, у водяного, как она поняла, топить их желания не было. Как только кто-нибудь из них был близок к смерти, тонул или захлебывался, он особой тугой волной отталкивал человека прочь от себя, не прекращая сражаться.
– Ну всё, – разочарованно сказал Гарик, в очередной раз вытолкнутый водяным. – Не видать нам желания, как своих ушей.
И тут взгляд Наташи упал на недоконченную рукопись Булычева. – Я, кажется, знаю, что нужно делать, – сказала она.
И, схватив рукопись, размахивая ей, как флагом, подбежала к водяному.
Ожившее озеро, увидев ее, замерло и тут же отпустило отчаявшихся смельчаков.
– Тот, кто создал тебя, повелевает исполнить наше желание, об этом написано здесь, в книге судьбы, – крикнула Наташа. – Слышишь?!
Волны образовали на фигуре подобие человеческого лица. Оно смеялось.
– Я не могу даже по воле создателя исполнить желание тех, кто проиграл мне битву, – прогремел голос, похожий на раскат грома. Но есть одна причина, по которой я помогу вам. Вы ненавидите Сольвейга, я тоже. Сорок лет злой старикашка загрязняет мои воды отходами. Итак, чего вы хотите? Желание только одно.
– Оживить девочку, – твердо сказал сталкер. – И больше ничего.
– Это проще простого, – сказал водяной. – Бросайте ее тело и голову в мои воды.
Водяной всей массой воды ухнул вниз и вновь растекся озером.
Все замерли в напряженном ожидании. Прошло примерно полчаса, а Галя все не выходила, и тогда, когда уже все отчаялись и поняли, что живое озеро их обмануло, над поверхностью воды показалась голова Гали.
– Галя, ну наконец-то! – воскликнула Калерия, но тут же осеклась.
Галя неожиданно для всех сделала в воздухе красивый кульбит, и все увидели, что вместо ног у нее хвост русалки. Сталкер просто зарыдал.
– Водяной, ты просто обманщик! – кричал он сквозь слезы. – Верни девочке ноги, или я превращу тебя в склад химических отходов.
– Он не виновен, – сказала Галя. – Таково было мое желание – жить в воде. Я не хочу жить с вечно пьяной матерью, не хочу и не буду, расскажите ей, что со мной случилось, если захочет, пусть навещает меня здесь, прощайте…
Галя нырнула и скрылась под толщами вод, навсегда.
– Что же, – сказала Калерия. – Она нашла себя, пора и нам домой.
Измученные и изможденные странники покинули пределы зоны, и вышли к самой обычной трамвайной остановке. Вскоре подъехал трамвай, и из него выскочила женщина в синем коротком сарафане и подбежала к нам.
– Инфицированная? – тревожно спросил Гарик и взвел курок пистолета.
– Гарик, опусти пистолет, – сказал сталкер. – Все у нас получилось.
Не увидев дочь, Лариса, мать Гали (это была она) надрывно зарыдала.
Сталкер обнял ее и стал успокаивать, несмотря на то, что Лариса спилась, чувства к ней он не утратил.
Уставшие, еле живые, они вышли на центральную площадь города. И вот вроде бы только сейчас она была абсолютно пуста. Но внезапно выскочившая откуда-то маленькая девочка пронзительно закричала, что напомнило всем сцену известного и всеми любимого фильма.
– Приехали! Они здесь, они живые, скорее сюда!
– Кто-нибудь что-нибудь понимает? – недоуменно спросил Гарик.
Со всех сторон площади к ним бежали люди с букетами цветов, с блокнотами для автографов. В единый миг они очутились в плотном людском кольце. Все тянули к ним руки, желая поприветствовать и даже потрогать.
Все улыбались. Калерия рыдала навзрыд, не в силах совладать с чувствами.
– Натка, ты спасла мир, у тебя получилось! – говорила она сквозь слезы.
– Мы спасли его все вместе, – ответила Наташа. – Без вас я бы ничего не сделала, не забывайте об этом, пожалуйста.
– Ну, что же, – сказал сталкер, – вы, молодежь, возвращайтесь в Москву, а я останусь здесь и продолжу свою борьбу с бюрократами и с Сольвейг, не забывайте, он жив. Я обещаю, что добьюсь ликвидации проклятой зоны.
– Ты всегда можешь рассчитывать на нас, –сказала Калерия. Сталкер обнял по очереди всех своих новоприобретенных друзей.
Это был очень горький миг прощания. И он не обошелся без сюрпризов. Пока все прощались, никто не заметил, что к группе незаметно приблизился сам Булычев и, дабы привлечь внимание, кашлянул.
– Наташа, ты не находишь, что пора вернуть мне рукопись? – спросил он, улыбаясь.
– Это, правда вы? – радостно спросила Калерия.
– Я здесь, чтобы подвести итог всего приключившегося с тобой, Наташа, и с вами, люди экспертизы, и с тобою, Морис. Конечно, то, что я открою, может быть не очень приятным.
– После того, что мы вынесли? Ну что вы, – сказала Наташа.
– А открою я вам вот что. Мироздание состоит из множества различных реальностей. Иногда они копируют друг друга, иногда – нет, не суть важно. Важно то, что иногда такие вот реальности делятся на основные и альтернативные. Вы, например, живете в альтернативной. А та, откуда пришли я и Морис – основная. В вашем мире так же, как и в моем существует Советский Союз. И здесь и там одинаковый политик Горбачев. Но в моем мире его правление приведет страну к полному краху, Советский Союз рухнет. В вашем он будет существовать еще века четыре. Вашему миру очень везет. Он никогда не переживал тех потрясений, что выпали на долю моего. Он был потрясающе благополучен до тех пор, пока не случилась эта трагедия с вирусом ярости, и тогда мне понадобилась ты, Наташа.
– Зачем? – удивилась она.
– Когда реальность страшно благополучна и живет без потрясений, то ее листок на великом древе миров засыхает, как бы лишенный живительной влаги. Таков закон миропостроения. Потому-то те, кто выше меня по рангу, сделали твоему миру инъекцию против благополучия. А почему в этом участвовала ты? Да кто же еще, Наташа? Ты – олицетворение Алисы, потому и приключения твои точь-в-точь копировали тексты книг про нее.
Наташа протянула ему незаконченную рукопись и миелофон.
– Боюсь, – сказал писатель, – она так и не будет дописана. Реальность берет свое, пора возвращаться во мрак могилы. Скоро откроется портал.
– Разве вы умрете? – испуганно спросила Наташа. – Я не хочу!
– Что поделаешь, девочка моя, все мы рано или поздно умрем.
– Игорь Всеволодович, – вдруг сказал Морис. – Я ухожу обратно с вами в наш мир. В конце концов, здесь мне все чуждо, а там Марина, верно, ищет меня, мечется.
– Я рад, что ты принял такое решение, – ответил Булычев. – Дома всегда лучше, даже если он на кладбище.
– В путь! Наташа, где радость в глазах? Мы же возвращаемся домой, ну что, что ты плачешь?
– Значит, не будет больше дома с четырнадцатью порталами, приключений, таинственных событий, в мире упорядочится скука? Я не хочу! – всхлипывая приговаривала Наташа. – Я не хочу!
Булычев прижал ее к себе и слегка потрепал по светлой макушке, потом отстранил и сказал твердо:
– Все, пора, доченька, пора. И ты отныне будешь жить спокойно, никакой Сольвейг не потревожит тебя, ибо его уже забрали в космическую тюрьму. Напоследок я скажу тебе, что, окончив школу, ты найдешь свое призвание в литературе.
– А мой двойник из вашей реальности? – затаив дыхание, спросила Наташа.
Она, наоборот, станет химиком, биологом, и никогда больше не свяжет свою судьбу с кино. Впрочем, также как ты. Хоть в этом вы похожи. Прощай Наташа – сказал ей Морис, проглотив комок в горле. – Я не забуду тебя.
Писатель и его персонаж вошли в клубящийся диск портала, внезапно открывшегося за их спиной, и исчезли. Портал, поглотив их, захлопнулся.
– Вот и конец приключениям, – грустно сказала Калерия.

Эпилог

– А потом бы меня разоблачили как мистификатора, – серьезно сказал Морис. – Кстати, мое первое приключение в параллельном мире чуть не закончилось трагически. У меня оставалось пять рублей. Я поймал такси, протянул шоферу пятерку и попросил сдачи.
– Где же это ты раздобыл такие деньги? – спросил шофер зловеще.
И тут только до меня дошел весь ужас моего положения. Еще секунда, и я навсегда – пленник мира, где не знают зрелого Пушкина! Я стрелой вылетел из машины и бросился к поляне, слыша, как сзади топочет шофер. Я первым успел к ложбине, и стоило мне пробежать ее, как вокруг послышались голоса – рабочие сколачивали забор. А ведь за секунду до того на поляне никого не было.
– Стой! – закричал шофер, пролетая вслед за мной в наш мир. И крепко вцепился в меня обеими руками.
Но я уже был в безопасности. Я спокойно обернулся и спросил:
– В чем дело, товарищ водитель?
А в том дело, – он, потрясая моей пятеркой, как плеткой, – что мне фальшивые деньги не нужны.
– Фальшивые? Минуточку. Пошли к людям, разберемся.
И говорил я так уверенно, что он послушно отправился за мной к плотникам, которые с интересом наблюдали за нами: ни с того ни с сего на поляне возникают два человека и вступают в конфликт.
Я взял у шофера пятерку, протянул ее рабочим и спросил: – Скажите мне, пожалуйста, что это такое?
– Деньги, – сказал один из них. – А чего?
– А то, – закричал шофер, – что таких денег не бывает! – А какие же бывают?
Тут шофер вытащил из кармана целую кучу денег. Очень похожих на наши, только других цветов. Пятерка, например, там розовая, а три рубля желтые.
Плотники смотрели на шофера, буквально выпучив глаза. Один из них достал пятерку и показал шоферу.
– А у меня тоже не деньги? – спросил он с угрозой в голосе.
– Да гони ты его отсюда, – сказал второй плотник. – Может, шпион какой-нибудь, или спекулянт-валютчик.
– Какой я шпион! – возмутился шофер. – Вон моя машина стоит, из пятого парка. И показал, где должна была бы стоять его машина. Сами понимаете, что никакой машины там не было.
Ой, – запричитал шофер. – Угнали!
И попытался броситься к тротуару напрямик. Мне стоило немалых усилий перехватить его так, чтобы провести сквозь ложбинку. И он благополучно исчез. Но это далеко не все. Еще раза три-четыре я совершал переход из нашего мира в тот. Я там стал почти своим. Рискуя оказаться в тамошней тюрьме, сделал ценой невероятных усилий документы и пошел работать в кино.
– Постойте, – перебил я его. – Ведь вы рисковали так совсем не ради науки, не для того, чтобы узнать, например, что же такого написал гений Лермонтов, проживший в том мире, как вы утверждаете, на сорок лет больше нашего. Судьба подарит вам шанс на уникальное открытие в области литературы, но вы променяли его на похотливую страсть к сопливой девчонке, какой вы к черту после этого ученый!
Я просто кипел гневом. Морис тоже вскипел в свою очередь.
– Да эта, как вы выражаетесь, профессор, девчонка, дважды рисковала жизнью, спасая свой мир от гибели. Маньяки-ученые два раза пытались отравить тамошнее человечество космической чумой, и оба этих раза путь им преграждала хрупкая девочка. Теперь насчет Пушкина. С точки зрения литературоведения масштабы гения Пушкина и Лермонтова несопоставимы.
– Остановись, безумный, – прорычал я. – Я тебя выгоню с работы! Ты не достоин звания ученого! Единственное возможное спасение для тебя – отвести меня немедленно в тот мир!
– Один нюанс! – прервал Морис волну моего гнева. – Вы должны знать. Путешественников, шастающих по чужим измерениям, там не любят! Специальная служба, именуемая «Институт Экспертизы», отлавливает их, и в лучшем случае, как со мной, Вас отправят домой, в худшем – на каторжные работы. Ведь шатуны по порталам нарушают хрупкое равновесие древа миров, а это вселенская катастрофа, подумайте!
– А ну веди!
Наверное, я был страшен. Морис скис и покорно ждал, пока я мечусь по кабинету в поисках золотых запонок, которые я рассчитывал обменять в том мире на полное собрание сочинений Лермонтова.
Когда мы выскочили из машины у парка, было уже около двенадцати. Морис подавленно молчал. Видно, до него дошел весь ужас преступления перед мировой литературой. Поляна уже была обнесена забором, и плотники прибивали к нему последние планки. Не без труда нам удалось проникнуть на территорию строительства.
– Где? – спросил я Мориса
Он стоял в полной растерянности. По несчастливому стечению обстоятельств, строители успели свалить на поляну несколько грузовиков с бетонными плитами. Рядом с ними, срезая дерн, трудился бульдозер.
– Где-то… – сказал Морис. – Где-то, очевидно…
Он прошелся за бульдозером, неуверенно остановился в одном месте, потом вернулся к плитам.
– Нет, – сказал он. – Не представляю… Тут ложбинка была.
– Чем помочь? – спросил бульдозерист, обернувшись к нам. – Тут ложбинка была, – сказал я тупо.
– Была, да сплыла, – сказал бульдозерист. – А будет кафе-закусочная на двести мест. Потеряли чего?
– Да, сказал я. – А скажите, у вас тут ничего не проваливалось?
– Еще чего не хватало, – засмеялся бульдозерист. – Если бы моя машина провалилась, большой бы шум был.
Я смотрел на Мориса и видел в его глазах тоску и большое сожаление совсем не о том, что не удалось открыть позднего Лермонтова, или раннего Пушкина. Его тоска была совсем о другом: о чем-то неземном и непостижимом, о том, что не поддается анализу нашего сверх практичного разума.
– Прости меня, Морис! – тихо сказал тогда я.
Через два месяца Морис уехал из Москвы навсегда, так и не женившись на Марине.
Иногда мы созваниваемся, Морису я, безусловно, верю. Все, что он рассказал, имеет место. Но прежней теплоты в наших отношениях нет. И еще, как самую дорогую реликвию храню я подаренную им кукольную фигурку в виде его самого. Это единственное напоминание о том, что утрачено нами навеки.

2008-2009