Senex. Книга 1. Глава 13

Книга 1. Бонна Эксклюзив

Глава 13. Трубы и зависть

Если кто-то причинил тебе зло, не мсти.
Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь,
как мимо тебя проплывет труп твоего врага.
Лао-цзы

          В середине августа Василий Порфирьевич вышел из отпуска и постарался оценить обстановку. Заводская информационная сеть не работала, в туалете был оторван подоконник… А больше никаких изменений на заводе он не увидел.
          Зато у Королёвой были новости: в последнее время Гайдамака вызывал к себе, в основном, Пешкина по вопросам проработки обеспечения работ материалами, а она не была востребована у начальника. Королёва попыталась устроиться на освободившееся место Начальника бюро чёрных металлов в Отделе снабжения, но на эту должность уже взяли девушку с Балтийского завода.
          Но у Королёвой были не только плохие новости. Пока Василий Порфирьевич был в отпуске, Королёва, по поручению начальника, оформила приказ о начале эксплуатации автоматизированного комплекса «Труботехник» в трубомедницком цехе, и теперь её и Павленко назначили ответственными от ПДО за выполнение этого приказа.  Королёва откровенно радовалась, что теперь она будет командовать Антоном:
          - Начальник сам виноват: надо же - отдать мне на растерзание Антошку?! Но я буду гнобить Антошку, потому что мне жалко его! Грохольский — это существо! - спаивает парня, а у того не хватает воли сопротивляться Начальнику БОП. Я предупредила Грохольского: если он продолжит спаивать Антона, я пожалуюсь Гайдамаке!
          Королёва проводила совещания в трубомедницком цехе от имени Главного инженера, давала указания Начальнику цеха и его заместителям. Её энергия, умело направленная Гайдамакой в новое русло, бурно устремилась туда, избавив Василия Порфирьевича от её бешеного напора. Она снова оказалась при любимом деле, то есть командовала людьми, и так же, как она раньше бегала жаловаться Гайдамаке на неисполнительных сослуживцев, теперь бегала к Главному инженеру жаловаться на неисполнительных сотрудников трубомедницкого цеха. Королёва была поглощена работой над проектом «Труботехник», она была увлечена совместной работой с Антоном, который курировал трубомедницкий цех, и радовалась успехам своего молодого подопечного:
          - Благодаря мне, у него появился блеск в глазах, он рад возможности поработать творчески! А то ведь у него работа очень примитивная, в ней нет никакого творчества.
          На устах Королёвой был только Павленко, а Пешкин теперь слышал в свой адрес лишь её грозное рычание:
          - У молодёжи слишком завышенное самомнение, которое мешает им жить! Я помогаю молодёжи избавиться от излишнего самомнения, - заявила она, а чтобы у Пешкина не осталось никаких сомнений, он подошла к его столу и произнесла - уже с нескрываемой угрозой: - Либо я заставлю тебя работать, либо пойдёшь в грузчики!
          Устав говорить, Королёва попросила Пешкина, уже другим голосом:
          - Миша, завари, пожалуйста, кофе, а то у меня в горле пересохло, - и сдержанно добавила: - У тебя в последнее время получается вкусный кофе…
          Пешкин вскочил и зарядил кофеварку... А пока кофе варился, Королёва продолжила отчитывать его:
          - Цеха в последнее время почему-то звонят именно тебе и просят разобраться с разными вопросами… Ты, Миша, конечно, очень отзывчивый, и сразу бросаешься выполнять их просьбы... А тем временем решение вопросов, которые я тебе поручила, стоит на месте.
          Наконец, кофе сварился, Пешкин услужливо поднёс ей чашку кофе на блюдечке, и Королёва, со смаком отхлебывая кофе и громко причмокивая после каждого глотка, продолжила отчитывать Пешкина. Василию Порфирьевичу показалось, что у неё уже не только не осталось к нему ни капли доброжелательности, она даже стала испытывать к нему отвращение. Королёвой не составляло большого труда демонстрировать своё превосходство над Пешкиным, потому что он вёл себя инфантильно и всегда говорил вещи, которые неизменно давали Королёвой это превосходство. Василий Порфирьевич старался не реагировать на его инфантильные шутки, а Королёва всегда реагировала на них назидательным тоном. Она сама придумала эту беспроигрышную для себя игру, и Пешкин получал от неё нагоняи вполне по делу, но ему не суждено было понять, за что он их получает. На примере Пешкина было хорошо видно, как выглядит человек, добровольно взявший на себя чужую вину. Он теперь был виноват перед начальником, он был виноват перед Королёвой, он был виноват перед снабженцами, он был виноват перед Старшиновым за ложную информацию от снабженцев. Он чувствовал себя виноватым даже перед Ильюшиным, потому что не мог ответить, кто именно звонил Ильюшину в его отсутствие. Он уже не кичился знанием компьютера, которое позволяло ему делать выгрузки из базы данных программы DRAKAR, а лишь тупо выполнял задания Королёвой. А снабженцы, которые давали Пешкину ложную информацию, чтобы только отделаться от него, ни перед кем не были виноваты. Королёва тоже не была ни в чём виновата, потому что хитро свалила на Пешкина всю неблагодарную обузу по проработке обеспечения работ материалами.
          И Василий Порфирьевич тоже не был виноват, потому что Гайдамака давал ему задания, никак не связанные с заданиями, которые получала Королёва. Всё зависит от внутреннего состояния человека.
          Но, справедливости ради, Василий Порфирьевич невольно отмечал, что в возрасте Пешкина он был таким же неосознанным, как Пешкин, и его инфантильность сильно навредила его судьбе. Сейчас он гораздо больше, чем в молодости, понимал, что делает, и это давало ему право очистить свою карму за счёт неосознанности Пешкина. Именно поэтому он терпел омерзительные сцены, в которых Королёва «гнобила» своего верного раба Пешкина.
          Когда Королёва изо всех сил старалась убедить Пешкина в том, что он ничто по сравнению с ней, у Василия Порфирьевича возникал вопрос: «Интересно, понимает ли она сама, что, помогая молодёжи избавиться от излишнего самомнения, она пытается поднять собственное самомнение, которое у неё и так уже слишком завышено? Признаёт ли Королёва факт своего завышенного самомнения?»
          Что касается Василия Порфирьевича, то он уже не мог слышать требовательный, назидательный тон, которым Королёва разговаривала с Пешкиным, и он уже знал: «Любой, кто попытается общаться со мной подобным тоном, сразу станет моим врагом!»
          Королёва говорила, говорила, говорила… Она обсуждала с Пешкиным какие-то вопросы... И когда отдохнувший в отпуске Василий Порфирьевич снова услышал её неприятный голос, он понял, что ему даже не надо вникать в то, что говорила Королёва, потому что болтовня Королёвой - это процесс промывания мозгов Пешкина с целью удержания его в постоянном рабском состоянии, и его, Василия Порфирьевича, эта болтовня никак не касается. И теперь, когда он уже знал истинное предназначение болтовни Королёвой, ему уже было невыносимо терпеть эту болтовню, поэтому он выходил из комнаты или слушал музыку в наушниках.
          Василий Порфирьевич вдруг вспомнил, что ещё совсем недавно относился к жене примерно так же высокомерно, разговаривал с ней таким же назидательным тоном, как Королёва, вызывая недовольство Анны Андреевны. Теперь он видел со стороны, как отвратительно подобное поведение.
          А Королёва испила кофе, надела наушники, стала слушать музыку… И вдруг совершенно неожиданно стала плакать.

          * * *
          Василий Порфирьевич увидел у Тани новенький жидкокристаллический монитор, им овладела зависть, а когда он поработал целый день на своём старом мониторе с электронно-лучевой трубкой, на котором уже почти ничего не было видно, то решил завтра же принести из дома свой старый жидкокристаллический монитор, который всё равно стоял без дела. Он благополучно пронёс монитор в заводоуправление, установил его, и это сразу выделило его статус в комнате 220. Его плоть стала ещё тверже, потому что, принеся свой монитор на работу, он взял в свои руки заботу о собственном зрении.
          Гайдамака ушёл в отпуск, и Василий Порфирьевич специально ничего не делал, он полностью отдался своему безволию, чтобы ощутить его физически… И совершенно неожиданно, вместе с безволием, он физически ощутил, что означало для него отсутствие Гайдамаки: оно выразилось в новой вспышке неприязни к нему сотрудников БОП. Василий Порфирьевич получил новое испытание: выдержать неприязнь к нему сотрудников БОП, потому что они считали Гайдамаку его покровителем и совершенно не догадывались о том, какую сильную неприязнь сам Василий Порфирьевич испытывал к начальнику. Все были в курсе, что Грохольский ненавидел Гайдамаку, потому что он не скрывал своих эмоций и открыто саботировал решения начальника. А Василий Порфирьевич открыто не саботировал решения Гайдамаки, потому что понимал, что он работает на производстве, и от его саботажа может пострадать страна, в которой он живёт и которую любит. Он переводился в ПДО не для того, чтобы саботировать решения начальника, а чтобы работать!
          В этой ситуации снова на первый план вышла неблаговидная роль Грохольского, как соблазнителя Антона на выпивку и подстрекателя своих подчинённых. Он взбудоражил не только своих подчинённых, но и Королёву. Своим поведением Грохольский разрушил идиллию, возникшую между сослуживцами после корпоратива по случаю отпуска Василия Порфирьевича. Даже Таня стала вести себя странно. Зайдя в комнату 220, она отдала Пешкину листок для работы в субботу и сказала Королёвой:
          - Доброе утро, Диана Ефимовна!
          А Василий Порфирьевич для неё как будто перестал существовать, и он не сомневался, что Грохольский и здесь постарался. Как ни примитивна была Таня, но именно она выбила его из колеи, потому что именно она наиболее точно, без искажения, передавала настроение сотрудников БОП.
          И у Василия Порфирьевича сразу возник резонный вопрос: «Стоит ли мне так добросовестно посещать «молитвенные собрания», на которых люди даже не пытаются сдержать свою неприязнь ко мне? Стоит ли мне становиться соучастником спаивания Антона его начальником Грохольским? Наверное, неспроста некоторые сотрудники отдела вообще не посещают «молитвенные собрания». Видимо, они уже досыта наелись злобности Грохольского. Если другие могут не участвовать в этих оргиях, значит, и я тоже могу».
          До сих пор дистанция между Василием Порфирьевичем и сослуживцами сохранялась по воле Гайдамаки и сотрудников БОП, но теперь Василий Порфирьевич решил поддерживать эту дистанцию уже по собственной воле. Пару месяцев назад сослуживцы не приглашали его и его соседей по комнате на «молитвенные собрания», а теперь он сам решил их не посещать: «Пора уже исполнить своё давнишнее намерение отказаться от выпивки на работе, где меня часто вынуждают пить откровенное пойло, которое я сам никогда бы не купил и не взял в рот. Поскольку коньяком «Hennessy» Грохольский угощает не на каждом корпоративе, то мне пора уже становиться в меру брезгливым, чтобы поберечь своё здоровье».
          События дня расстроили Василия Порфирьевича, и после высокомерного поведения Тани он был, как никогда, очень близок к тому, чтобы отказаться от участия в корпоративах… И лишь,возвращаясь домой, он сообразил, что прошёл серьёзное испытание: никто из сослуживцев не догадывался, что он не одобряет идею Гайдамаки о том, что проработку обеспечения работ материалами должны делать сотрудники ПДО, а не цеха. Все считали, что Василий Порфирьевич поддерживает эту глупость начальника. И вообще, Василий Порфирьевич вёл себя так, что сослуживцы о многом не догадывались. Когда Пешкин устраивал сквозняк, открывая и дверь, и окно, Василий Порфирьевич уже никому не пытался объяснять, что ему это не нравится, а просто молча закрывал дверь. Во-первых, он понял, что имеет право никому ничего не объяснять. Во-вторых, он строго следовал одному из законов власти: «Скрывай свои намерения». Человек, чьи намерения известны окружающим его людям, невольно становится объектом манипулирования. Поэтому никто не должен знать, как он относится к сквозняку, и если он закрывал дверь, то это вполне можно было истолковать как его сиюминутный каприз.
          Новая вспышка неприязни к Василию Порфирьевичу привела к тому, что ему уже стало казаться, будто в ПДО его боятся все - от Начальника ПДО до самого простого инженера. Это происходило помимо его воли, и он ничего не мог с этим поделать, как ни старался. Но, если уж это произошло, и он никак не мог на это повлиять, то он решил принять эту ситуацию, а именно учиться не бояться того, что его все боялись и сторонились его.
          Но вскоре Василий Порфирьевич понял, что отсутствие Гайдамаки было не единственной причиной новой вспышки неприязни сослуживцев к нему. Была и другая причина, делающая неприязненное отношение к нему абсолютно понятым и легко объяснимым: Королёва, которая в глазах всего ПДО являлась его подчинённой, в рамках проекта «Труботехник» взялась напрямую командовать Антоном, подчинённым Грохольского! Получалось, что Василий Порфирьевич, как и в случае с проработкой обеспечения работ материалами, снова командовал сотрудниками БОП. Кому же это понравится?!
В отношение сослуживцев к Василию Порфирьевичу вносил свою посильную лепту и Пешкин. В туалете он не сушил руки после мытья, открывал мокрой рукой ручку двери в комнате 220, и Василию Порфирьевичу приходилось браться за мокрую ручку. А однажды Пешкин протянул Чухнову мокрую руку для рукопожатия. Чухнов, конечно же, был очень недоволен этой необъяснимой выходкой Пешкина, а поскольку Пешкин был подчинённым Морякова, то у Чухнова наверняка возникла ассоциация, что это именно Василий Порфирьевич поздоровался с ним мокрой рукой.
          Все эти события сложились одно к одному, и затянувшиеся раны уязвлённых амбиций сотрудников БОП снова стали кровоточить. А Василий Порфирьевич, не приложивший к этому свою руку,снова вынужден был терпеть неприязнь сослуживцев. Он знал, что ему придётся нелегко… Он был обречён на страдания, потому что даже в нечеловеческих условиях хотел оставаться человеком.

          * * *
          Королёва всё больше погружалась в проблемы «Труботехника», и, проводя совещания от имени Главного инженера, она всё больше верила в свою исключительную роль в судьбе завода:
          - Если я уйду в отпуск, Филиппов без меня ничего не сможет. И Слизкина в трубомедницкий цех я уже не пущу, потому что я там уже всё наладила, люди начали работать, а он только всё испортит.
          Разница между Моряковым и Королёвой была в том, что она, толком не зная, как работает программа DRAKAR, поучала Филиппова, создавшего эту программу, как надо её организовать. Даже Слизкин, под давлением Королёвой, признался в том, что он не до конца понимает, как действуют некоторые алгоритмы программы DRAKAR, в частности, алгоритм определения потребности. А ведь этот алгоритм создал именно Филиппов. Королёва подготовила целый список предложений для Филиппова, но Пешкину сказала:
          - Я тебе его не дам, потому что ты всё равно не справишься! Я отдам сразу Филиппову.
          А Василий Порфирьевич, наоборот, учился у Филиппова, который всегда объяснял, как работает система. К Слизкину обращаться было бесполезно, потому что это был саботажник, который люто ненавидел «менеджеров успеха», заботившихся не о производстве, а о собственной карьере. Их интересы – равно как и интересы их хозяина олигарха Пугачёва – противоречили интересам судостроения и всей страны. А Василий Порфирьевич, волею судеб, был подчинённым одного из «менеджеров успеха» - Гайдамаки, поэтому не мог рассчитывать на доверие Слизкина к нему.
          Королёва настолько вошла в раж, что Слизкин вынужден был позвонить ей из Хабаровска и сказать:
          - Диана Ефимовна, сотрудники трубомедницкого цеха жалуются мне, что ты слишком рьяно насела на них!
          После разговора со Слизкиным Королёва заявила:
          - Весь этот бардак с заявками, оказывается, придумал Слизкин. Я пойду на приём к Главному инженеру и добьюсь его распоряжения, чтобы за внедрение проекта «Труботехник» отвечал ПДО, а Слизкин пусть занимается программным обеспечением.
          Получилось так, что на время отпуска Гайдамаки все работы, несвойственные для ПДО, были сконцентрированы в руках Королёвой, которой помогал Пешкин, поэтому Василий Порфирьевич изо всех сил старался дистанцироваться от этих работ, чтобы лишний раз не навлекать на себя недовольство сослуживцев. Все, кто работал «под руководством» Королёвой, испытывали её мощное давление, и не все были способны выдержать это давление. Валентина Фёдоровна, подчинённая Филиппова, к удивлению Королёвой, стала ей грубить. Всё началось с того, что Королёва долго возмущалась, что с заявками, в том виде, в котором они были созданы Филипповым, невозможно работать, а потом пошла с этой претензией к Валентине Фёдоровне. А Валентина Фёдоровна, вместо того, чтобы броситься выполнять желание Королёвой, ответила ей:
          - Какое Ваше дело? Заявки сделаны в строго определённой форме, и я ничего менять не собираюсь!
          Возмущённая до глубины души Королёва пошла жаловаться Заместителю директора по информационным технологиям Фрейману, и в ответ тоже получила грубость, но уже в более вежливой форме:
          - Обратитесь к Глейму, он тоже являлся программистом DRAKAR.
          Королёва отправилась по указанному адресату… И узнала, что Глейм в отпуске.
          Но Королёву это не остановило, и она, вдохновлённая своим плодотворным сотрудничеством с Главным инженером, была полна решимости в понедельник идти к Директору по производству Крутову жаловаться на Фреймана.
          В понедельник Королёва была какая-то вялая, недовольная, она с самого утра ворчала:
          - Я очень разочарована Антоном! - говорила она, прихлёбывая кофе, который, как обычно, услужливо сварил ей Пешкин. - Он не оправдал моих надежд.  На прошлой неделе он пообещал мне отправить факсы по проекту «Труботехник», но не отправил, и мне пришлось в пятницу самой отправлять их в спешке, чтобы успеть до 17 часов. А ведь я торопилась в баню. А сегодня Антон в отпуске. Я всю ночь не спала из-за того, что обдумывала, как отомстить Антону за то, что из-за его безалаберности я опоздала в баню на полчаса.
          Едва она это произнесла, как прибежал Грохольский, чтобы позлорадствовать:
          - Ну как, удалось отправить факсы? - ехидно спросил он и засмеялся.
          - Ничего! Я это припомню Антошке! - вяло пригрозила Королёва, когда Грохольский ушёл.
          И Василий Порфирьевич почему-то не усомнился в том, что Королёва выполнит свою угрозу. Ведь она не простила Фрейману и Валентине Фёдоровне, что они отказались выполнять её требование. В пятницу она была настолько взбешена их отказом, что не смогла сдержать себя, поэтому пошла к Директору по производству Крутову жаловаться на службу информационных технологий и на своего друга, заместителя Главного технолога Слизкина, которые, по её мнению, не хотят управлять процессами программы DRAKAR. В частности, Королёва сказала Крутову:
          - Почему ПДО должен делать то, что не хотят делать другие отделы?
          И в этих словах проявилось её двуличие: работы и обязанности, несвойственные ПДО, взваливал на отдел именно Гайдамака при подстрекательстве и поддержке всё той же Королёвой. Не было бы Королёвой с Пешкиным — никто не взял бы на себя выполнение этих работ.
          Крутов поручил Королёвой более подробно изложить свою жалобу письменно, и теперь она составляла длинный перечень недостатков программы DRAKAR. Потом она пожаловалась на Слизкина и Главному инженеру:
          - Слизкин не владеет процессом внедрения проекта «Труботехник»! Его надо отстранить, чтобы он не мешал мне!
          Гайдамака как-то сказал, что сотрудники ПДО работают на программу DRAKAR, а не на производство, и он был прав. Но с приходом Королёвой всё изменилось: она хотела, чтобы все работали не на производство — и даже не на программу DRAKAR, а на Королёву. А сама она при этом всегда опаздывала, то есть принципиально не желала вписываться в общий порядок под названием «производственная дисциплина», которому подчинялись люди, которыми она страстно желала командовать. Но в мире энергий невозможно одновременно взимать две платы за одно и то же.
          Василий Порфирьевич, освободивший сам себя от любой работы в отсутствие Гайдамаки, с удивлением наблюдал за парадоксальной ситуацией. Королёва фактически объявила Слизкину войну, жаловалась на него Главному инженеру и Директору по производству... А ведь у неё был компьютер, который дал ей Слизкин, забрав его у технологов трубомедницкого цеха... Народная мудрость гласит: «Не руби сук, на котором сидишь». А Королёва упорно рубила… Она не могла не рубить сук, на котором сидела, потому что главная цель у Королёвой была одна – подняться на вершину заводской иерархии, и сослуживцы для неё были не людьми, а всего лишь ступеньками, по которым она рассчитывала подняться на вершину заводской иерархии. Василий Порфирьевич тоже был для Королёвой не человеком, а всего лишь ступенькой, и Королёва очень внимательно изучала ступеньку под названием «Василий Порфирьевич Моряков», чтобы понять, как ей надо ступить на неё, чтобы не потерять равновесие перед тем, как она ступит на следующую ступеньку. Точно так же она смотрела и на Ильюшина.
          А Пешкин уже давно стал для Королёвой надёжной ступенькой, в прочности и незыблемости которой она была полностью уверена. Когда появился Пешкин, Василий Порфирьевич, по доброте душевной, разрешил ему пользоваться своим мусорным ведром, поставив его на одинаковом расстоянии между их столами. И Пешкин стал двигать к себе мусорное ведро и до отказа забивать его своими объедками, нисколько не утруждая себя тем, чтобы они занимали меньше места. Это была наука Василию Порфирьевичу за то, что он добровольно отдал то, что принадлежало лично ему. У Королёвой тоже было мусорное ведро, но она не стала предлагать своё ведро рабу: она строго соблюдала законы власти.
          А теперь выяснилось, что Королёва даже Слизкина считает свой ступенькой, ведущей не вершину заводской власти. Как и следовало ожидать, Слизкин, вернувшись из Хабаровска, приказал Королёвой вернуть компьютер трубомедницкому цеху. Она схватила было тяжеленный системный блок, чтобы самой отнести его в цех, и Василий Порфирьевич, по доброте душевной, посоветовал ей:
          - Вам не обязательно самой нести его в цех, в технологическом бюро цеха сидят молодые крепкие ребята, я сам видел, и они могут забрать его. Вам надо лишь позвонить.
          - Нет, я сама отнесу, из принципа, чтобы насолить Слизкину! - воскликнула Королёва и гордо понесла в цех системный блок, согнувшись под его тяжестью, а монитор покорно понёс Пешкин.
К Королёвой пришёл Денис Петров, и они втроём, включая Пешкина, к великому удивлению Василия Порфирьевича,стали дружно ругать программу DRAKAR, убеждая друг друга в том, что это всего лишь справочная система, но не более. Когда Денис ушёл, Королёва с Пешкиным единогласно решили:
          - С сегодняшнего дня для нас «DRAKAR» - запрещённое слово!
          От напряжённых мыслей у Королёвой заболела голова, и она слабым голосом попросила Пешкина:
          - Миша, завари мне, пожалуйста, кофе… И брось мне в чашку не два, а полтора кусочка сахара.
          Пешкин, не раздумывая, схватил нож, который Василий Порфирьевич недавно заточил, и начал резать им сахар.
          - Миша, сахар колют, а не режут! – сделала ему замечание Королёва.
          Василий Порфирьевич всё это наблюдал со стороны, и ему казалось, что это настоящий сумасшедший дом.
          Но запрет на слово «DRAKAR» продержался недолго, и Королёва снова стала громко стенать от того, что у процесса развития программы DRAKAR нет хозяина, она решила снова идти к Директору по производству, ей снова было необходимо собрать рабочую группу и непременно лично руководить этой группой, потому что без неё члены группы ничего не смогут сделать.
          Королёва стремилась быть самой главной, и ради этого она была готова на всё. Она даже высказала крамольную мысль, что программу DRAKAR надо вообще удалить, если он не выполняет возложенные на него функции... А вместо программы DRAKAR внедрить 1С! Но при условии, что именно она станет во главе этого процесса.
          Отсутствие Гайдамаки сказалось на всех сотрудниках ПДО: у Грохольского и его подчинённых возник новый приступ агрессии к Василию Порфирьевичу, а Королёва совсем распоясалась.

          * * *
          В конце августа Гайдамака вышел из отпуска, но работать был не в состоянии. Он, не глядя, подписал Ильюшину документы, но обсуждать какие-либо вопросы наотрез отказался. В первый рабочий день начальника после отпуска Василий Порфирьевич пожалел Гайдамаку, не стал беспокоить его своими вопросами, но на следующий день им уже овладел страх: «Уже второй день, как начальник вышел из отпуска, а я до сих пор толком не поздоровался с ним. А вдруг Гайдамака решит, что я что-то задумал против него?» А когда Пешкин всё-таки прорвался к Гайдамаке, после чего начальник пригласил к себе Королёву, у Василия Порфирьевича и вовсе возникла паника. Он ругал себя за нерешительность, а в придачу ещё и за высокомерие. Наконец, Василий Порфирьевич застал Гайдамаку в кабинете и задал ему вопрос по внедрению электронных заявок на пропуска. Начальник довольно вяло изложил ему своё видение вопроса, но по его виду было понятно, что у него подавленное состояние, и что ему сейчас не до работы и не до Василия Порфирьевича. И в этой ситуации Василия Порфирьевича больше всего настораживало то, что даже в подавленном состоянии Гайдамака в первую очередь вспомнил Королёву, а не его. Это могло означать, что Василий Порфирьевич стал для начальника второстепенным работником… Человеком второго сорта.
          Чтобы повысить свою самооценку, Василию Порфирьевичу надо было найти способ избавиться от паники и восстановить нарушенное душевное равновесие. И он нашёл нужное решение. Он вдруг подумал, что Гайдамака вызвал именно Королёву из-за того, что она в его отсутствие ходила к Директору по производству Крутову, то есть, по сути дела, жаловалась на своего начальника. Такие поступки подчинённых способны испугать любого начальника. И если Гайдамака после отпуска пребывал в плохом настроении из-за этого, то это значит, что он не ожидал от Королёвой такой прыти, и ей удалось удивить начальника. А если Гайдамака не вызвал Василия Порфирьевича сразу после отпуска, значит, начальник его не боялся.
          После обеда Королёва стала обсуждать с Пешкиным последовательность корпусных работ и связь между ними, Василий Порфирьевич подключился к их разговору, рассказал, что он знал по этому вопросу, и у них появилась общая тема для обсуждения, где он был компетентнее своих соседей по комнате. Ему удалось переломить своё настроение,он уже не чувствовал себя на обочине производственного процесса, и его самооценка стала восстанавливаться. Василий Порфирьевич так увлёкся обсуждением проблемы, что даже забыл сходить на послеобеденную прогулку.
          Утром следующего дня весь отдел собрался в кабинете начальника, чтобы поздравить Гайдамаку с днём рождения. В ответной речи он сказал:
          - Спасибо за поздравление и за работу. Я считаю, что вы все, без исключения, добросовестно относитесь к работе, я это ценю и рад работать с вами. А что касается пожеланий ко дню рождения… То я бы хотел быть таким же стройным, как Дьячков!
          - Все этого хотят! - поддержал Василий Порфирьевич шутку начальника, и все засмеялись.
          Королёва сразу повела себя так, словно вчера не было совместного обсуждения последовательности корпусных работ. Она сказала Пешкину:
          - Я этой проблемой буду заниматься сама, когда вернусь из отпуска, потому что ты не справишься! Твоё место в отделе информационных технологий! - Потом она посмотрела на Василия Порфирьевича, опомнилась и добавила: - А Василий Порфирьевич будет осуществлять контроль за выполнением технологами обещания подвешивать позиции к спецификациям, как ему поручил начальник.
          Но Василий Порфирьевич нисколько не удивился резкой переменой отношения к нему соседки по комнате, он уже принял новую реальность: «Королёва никогда не будет партнёром в работе! У неё только одна цель: выкачать знания из жертвы, а потом присвоить эти знания себе. И она всегда играет какую-нибудь роль в своём лицедействе».
          В этот раз Королёва «рассекретила» одну из своих ролей:
          - Когда мне нужно остановить маршрутное такси, я начинаю изображать неадекватную даму, которая от испуга вполне способна попасть под колёса: я начинаю хаотично бросаться из стороны в сторону - и водитель вынужден остановить машину. Чтобы получить своё, я применяю несколько способов притвориться дурой! - откровенничала Королёва.
          Но для Василия Порфирьевича уже давно не было секретом, что Королёва цинично манипулировала своими сослуживцами, не говоря уже про Пешкина. Она со всеми играла, как кошка с мышками. С Пешкиным и Ильюшиным она играла роль заботливой мамы, и ради этого она готова даже носить на работу тяжёлую банку с супом, чтобы прикармливать молодёжь. Но в последнее время она перестала носить супы, и Ильюшин даже пожаловался:
          - Что-то давно мы не ели диетический супчик!
          Но его слова упали в пустоту. Королёва перестала приносить и выкладывать в миску на холодильнике «правильные» сушки, и Василий Порфирьевич понял, что она решила сменить тактику.
          «И только со мной Королёва не играет никаких ролей, поскольку поняла, что это бесполезно, - подумал Василий Порфирьевич… Но потом спохватился: - А может, она всё-таки играет со мной, но я не замечаю этого, как не замечают другие?»
          Василий Порфирьевич вышел на колоннаду, Самокуров увидел его, подошёл и спросил:
          - Как там ваша фурия? Всех построила перед отпуском?
          Василия Порфирьевича удивил вопрос Самокурова: «Откуда он знает, что она - фурия? Ведь с ним она ведёт себя подчеркнуто дружелюбно, то есть играет роль дамы, приятной во всех отношениях, несмотря на то, что он откровенно груб с ней. Значит, Самокуров знает об истинном характере Королёвой со слов других сотрудников».
          Королёва решила устроить корпоратив по случаю своего отпуска, как все - со спиртным... Но не в пятницу, как все, а в четверг, потому что в пятницу у неё баня.
          - Я договорилась с Грохольским, и устрою корпоратив в БОП, чтобы Василию Порфирьевичу не надо было освобождать и двигать свой стол, - объявила Королёва.
          - Как Вам удалось уговорить Грохольского? - спросил Ильюшин.
          - Я от БОП добиваюсь своего так: вхожу к ним на грани фола, они это видят и сразу на всё соглашаются! - похвасталась Королёва. 
          Мероприятие состоялось в обеденный перерыв и прошло довольно удачно. Королёва много болтала, приглашала всех говорить тосты, поэтому за столом скучно не было. В конце дня Королёва пошла в БОП за тортом, и Грохольский заставил её допить с ним коньяк, потому что его «штатный» собутыльник Антон был в отпуске. Грохольский за выпивку был готов простить любому все его грехи… Но только на момент самой выпивки!
          Готовясь к отпуску, Королёва сказала Пешкину:
          - После отпуска я напомню Гайдамаке о проблеме с электронными заявками. Если он меня не услышит, я снова пойду к Директору по производству!
          Но она не утерпела и всё-таки пошла к Гайдамаке до отпуска, чтобы сообщить ему:
          - Владимир Александрович, так и знайте: я объявляю войну Валентине Фёдоровне! Она посмела ослушаться меня!
          - Идите уже в отпуск, не устраивайте здесь революций! - раздражённо ответил Гайдамака.
          Королёва вернулась от Гайдамаки недовольная результатом, и своё недовольство стала срывать на своих врагах:
          - А Валентина Федоровна-то, оказывается, до появления у нас на заводе работала медсестрой в какой-то психолечебнице! - сказала она Пешкину. - Ты представляешь? Боже мой, в чьих руках находится производство!
          При этих её словах Василий Порфирьевич невольно вспомнил, как Королёва, говоря о программе DRAKAR, несколько раз пафосно повторила:
          - Кто хозяин процесса? Получается, что у процесса нет хозяина?
          В начале сентября Королёва ушла в отпуск и улетела в Болгарию, в Бургас, где, как оказалось, у неё была недвижимость - квартира. С самого утра прибежал Грохольский, чтобы поглумиться над обитателями комнаты:
          - У вас теперь свобода слова?
          - Да, - честно ответил Василий Порфирьевич.
          Потом точно такой же вопрос задал Булыгин:
          - У вас теперь свобода слова?
          - Да.

          * * *
          В отсутствие Королёвой Пешкин стал копировать её поведение: он варил супы, приносил на работу и угощал ими Ильюшина, и, вдобавок к супам, он заботливо заваривал ему чай. Он даже попытался в шутливой форме копировать воспитательную роль Королёвой, применительно к Ильюшину, но тот сразу дал решительный отпор этой дурной привычке: суп и чай — пожалуйста, сколько угодно, но воспитывать даже не пытайся, ибо это не твоего ума дело!
          Пешкин стал копировать «маму» ещё и в том, что каждое утро опаздывал на работу. Но через несколько дней отсутствие Королёвой отразилось в другой сфере жизнедеятельности Пешкина: у него резко улучшились ментальные способности — другой причины Василий Порфирьевич не находил — и он вдруг сообразил, что ему лучше приходить раньше Василия Порфирьевича, чтобы к его появлению успеть застудить комнату до температуры морга. Когда Василий Порфирьевич приходил, окно было открыто настежь, в комнате уже было холодно, и Пешкин встречал его словами, похожими на оправдание:
          - В комнате был очень плохой запах! Давно такого не было!
          Для Пешкина холод был способом установить свой контроль над соседями по комнате, в ответ на тотальный контроль над ним со стороны Королёвой. Но ему не суждено было понять простую истину: то, что можно было позволить летом, в сентябре, который выдался очень холодным, уже стало непозволительной роскошью - и когда Пешкин одновременно открыл и дверь,и окно, то Ильюшин не счёл нужным церемониться с ним и сделал то, что давно хотел сделать Василий Порфирьевич:
          - Миша, или ты будешь закрывать дверь, или я буду закрывать окно! Уже не лето.
          - Правда? - глумливо спросил Пешкин. - Василий Порфирьевич, а Вы знали, что уже не лето?
          Василий Порфирьевич промолчал, потому что он теперь вёл себя в полном соответствии с законами власти, один из которых гласил: «Никто не должен знать твоих мыслей». Поэтому никто не должен знать, как Василий Порфирьевич Моряков относится к холоду в комнате и к сквозняку, который любили устраивать Королёва и Пешкин.
          - Нехорошо получилось! - не унимался Пешкин, наткнувшись на молчание Василия Порфирьевича. - Все знали, но не сказали.
          Денис Петров попросил Пешкина научить его преобразовывать текстовый файл, присланный ему Филипповым, в электронную таблицу. Раньше знатоком офисной программы LibreOffice считался Василий Порфирьевич, и сослуживцы обращались за помощью к нему. Сначала это тешило его амбиции, но теперь, когда рядом с ним был амбициозный Пешкин, Василий Порфирьевич уже знал, что выделяться среди сослуживцев - это экстремальное поведение, а экстремалы в этом жестоком мире не выживают. Поскольку нишу знатока офисных программ в отделе занял Пешкин, то Василий Порфирьевич перестал быть экстремалом, и его положение в отделе, как ни странно, упрочилось. Он теперь был такой же, как все.
          В отсутствие Королёвой Пешкин стал самым востребованным сотрудником и у сослуживцев, и у Гайдамаки. Начальник постоянно вызывал его, а Василий Порфирьевич для него как будто перестал существовать. Если бы Василий Порфирьевич исходил только из сравнения, кто из них более востребован у начальника, то мог бы легко утратить душевное равновесие от зависти. Но он предположил, что Гайдамака торопился максимально возвысить Пешкина в противовес Королёвой. Начальник старался до появления Королёвой создать новую структуру, в которой для неё не было бы места. И это помогало Василию Порфирьевичу восстанавливать своё душевное равновесие.
          Пешкин находился в эйфории от успеха и от внимания к нему начальника, он чувствовал защиту в лице Гайдамаки, он отождествлял себя с начальником, он почувствовал себя свободным в отсутствие строгой «мамы», поэтому вёл себя довольно развязно с соседями по комнате. Но Василий Порфирьевич не собирался принуждать Пешкина относиться ко нему более уважительно, потому что молодому дарованию со светлой головой осталось находиться в этом счастливом состоянии всего лишь несколько дней, а потом появится Королёва… Со всеми вытекающими из её появления последствиями…
          Конечно, Василию Порфирьевичу было обидно, что Гайдамака демонстративно игнорировал его, что своей показной вознёй с Пешкиным он унижал Начальника БАП. Но это Морякова не сильно удивляло: ведь чувство меры Гайдамака утратил с тех пор, как взвалил на ПДО ответственность и вину за проработку обеспечения работ материалами. Поэтому у Василия Порфирьевича не было никаких причин испытывать чувство вины перед начальником, который откровенно игнорировал его. Наоборот, это начальник теперь был виноват перед ним, как и в сентябре прошлого года, когда заплатил ему меньше, чем обещал, а потом ждал, когда Василий Порфирьевич прибежит униженно просить обещанное. Василий Порфирьевич тогда не прибежал, и теперь не собирался унижаться, когда Гайдамака демонстративно возвышал Пешкина.
          Наконец, Гайдамака вызвал Василия Порфирьевича, и они целый час обсуждали вопросы корпусного производства. В разговоре Гайдамака несколько раз сказал:
          - Жаль, что нет Королёвой!
          Василия Порфирьевича сначала задели странные слова начальника, тем более что Королёва не имела ни малейшего представления о корпусном производстве… Но он очень скоро понял, что это была так называемая «оговорка по Фрейду». Если Гайдамака так говорил, значит, его не удовлетворяло стремление Василия Порфирьевича находить во всём положительные стороны, потому что подобная жизненная позиция являлась угрозой для его карьеры «авторитарного слабого руководителя». Гайдамаку больше устраивала способность Королёвой находить во всём только плохие стороны, потому что он сам был плохим человеком. Королёва это тонко чувствовала и умело пользовалась его недостатком. Она настолько вошла во вкус, что теперь уже сам Гайдамака её не устраивал.
          Но ведь не зря же умные люди без устали учат несмышлёных: «Призовите на службу бывшего врага, и он будет лояльнее друга, потому что ему есть что доказывать. Друзей вам следует больше опасаться, нежели врагов. Если у вас нет врагов, найдите способ ими обзавестись». А у Василия Порфирьевича уже был враг, который искренне желал, чтобы он исчез с его глаз и не мешал ему стать на заводе самым главным. Его главный враг — это Королёва! И Василий Порфирьевич решил воспользоваться своим врагом… Вернее, его временным отсутствием. Пока Королёва была в отпуске, Василий Порфирьевич начал учиться её манере разговаривать с Гайдамакой. Когда начальник снова вызвал его,чтобы обсудить вопрос выполнения технологами обещания подвязывать к чертежам номера технологических комплектов, то Василий Порфирьевич стал «жаловаться» начальнику, что у технологов всё плохо, что они не выполняют свои обещания – и он увидел, что Гайдамаке это понравилось.

          * * *
          Гайдамака вызвал на совещание всех сотрудников БОП и Василия Порфирьевича с Пешкиным, причём, он вызвал их необычно рано, в 8.30, и это очень удивило Василия Порфирьевича.
          - А где Кожемякина? – спросил Гайдамака, окинув взглядом присутствующих.
          - Скоро придёт, - загадочно ответил Грохольский.
          - А что, у нас уже так принято приходить? - строго спросил Гайдамака.
          - Вот Вы у неё и спросите! – с вызовом ответил Грохольский.
          - Ты Начальник БОП!
          - А Вы Начальник ПДО!
          - Что ты сказал? – угрожающим тоном спросил начальник.
          - Вы - Начальник ПДО! - твёрдо, чуть ли не по слогам, повторил Грохольский, и Василий Порфирьевич понял, что он явно намекал Гайдамаке на ежедневные опоздания Королёвой.
          Это уже был прямой вызов Начальнику ПДО, очень похожий на вызов начальника корпусообрабатывающего цеха, публично обозвавшего Гайдамаку придурком.
          - Я не должен тут выискивать блох, для этого есть ты! – сказал Гайдамака, стараясь быть строгим... Но это больше походило на оправдание. Гайдамака, по мнению Василия Порфирьевича, уже не первый раз повёл себя недостойно для такого большого начальника - спасовал перед своим подчинённым, и всё ради сохранения высокой должности.
          Через несколько минут пришла Кожемякина, и Гайдамака, не говоря ей ни слова про опоздание, начал совещание.
          Королёва каждый день опаздывала на работу и каждый раз оправдывала свои опоздания разными причинами. Василию Порфирьевичу хотелось бы верить словам Королёвой, что она опаздывала, потому что никак не могла точно рассчитать время на дорогу, что она очень старалась, но у неё ничего не получалось… Но как-то так выходило, что она «опаздывала» в одно и то же время. Василий Порфирьевич сделал вывод, что это была продуманная акция. Однажды Королёва пришла в 8.50 и стала утверждать, что застряла в лифте. Если допустить, что она говорила правду, то она получила сильный знак: она решила во что бы то ни стало опаздывать на работу - и окружающая среда стала помогать ей! То же самое можно было сказать и про Гайдамаку. Он готов был всё развалить на заводе, только бы удержаться на своей должности - и окружающая среда послала ему Королёву и Пешкина. С ними процесс полного развала производства пошёл стремительными темпами. А Василий Порфирьевич не желал участвовать в этом процессе. Он, как Начальник БАП, не собирался воевать с Королёвой ради соблюдения распорядка дня на заводе, потому что это была не его война, это была война Королёвой против Гайдамаки, который публично унизил её, возвысив «её Мишку». И Гайдамака не требовал от Василия Порфирьевича воевать с Королёвой, потому что понимал, что может лишиться их обоих.
          И когда Гайдамака с появлением опоздавшей Кожемякиной, как ни в чём не бывало, начал совещание, Василию Порфирьевичу почему-то показалось, что конфликт не исчерпан, потому что Гайдамака спровоцировал его именно в то время, когда Королёва была в отпуске, и единственной, кого можно было обвинить в опозданиях, оказалась Кожемякина. Эта глупая курица попалась на уловку Королёвой, стала тоже опаздывать, то есть ввязалась в войну Королёвой против Гайдамаки, и она могла сильно пострадать… Потому что на текущий момент Начальник ПДО публично зафиксировал факт опоздания на работу своей подчинённой.