Домой на Новый год!

31 декабря. Занятия в школе уже кончились. Машина за школьниками не пришла – перемёты на дороге. Как хочется домой, ведь сегодня Новый год, теперь такой праздник встречать придётся вне дома. Правда, тётя, мамина подруга, относится к Вале как к родной дочери.
Новый год. Его приближение чувствовалось в нарядных ёлках, что виднелись в окнах домов, и в ослепительно - серебристом блеске снега. В школе прошёл утренник.

Катя замуж вышла незадолго до войны, отпраздновала свадьбу со Степаном в своём селе, а затем переехали в райцентр.
Степан был мастеровой, всё что-то мастерит. Домишко взяли старенький, ссутулившийся, построенный ещё при царе Горохе пятистенок, пришлось заменить пару венцов; Степан перекрыл ветхую крышу, через которую при малейшем дожде дождевая вода стремилась в дом; на верхней слеге, так называемом коньке, выступающей с обеих сторон крыши, выходящем на улицу как в старинных русских домах, вырезал конскую голову; наличники окон и ставни украсил резьбой и яркой росписью; подремонтировал полати, на полатях ведь спать теплее всего.
"Конь на крыше - в избе тише",-шутил он, приводя народную пословицу.

Недолго длилась идиллия спокойной жизни, хотя жить стали лучше, кончилось лихолетье двадцатых годов, когда боролись то с левым, то с правым уклонами; быстро росли города, крепли колхозы и совхозы, где в руководстве были хозяйственники.
В 1941 году началась война. Степана забрали в армию, защищать Родину, и осталась Катерина одна с маленьким сыном.
- Сбереги сына! – наказал Степан. – Победим фашистов, хорошо жить будем.
Так и недолюбила своего ненаглядного Катерина, каждый день ждала писем с фронта. И вот пришло долгожданное письмо. 
Воюем. – писал он неровным почерком – С тяжёлыми боями приходится отступать, но ничего, не долго будем отступать, соберёмся с силою и пойдём крошить нечисть фашистскую. До самого Берлина будем их гнать! – и ещё писал много, наказывал беречь себя и наследника, тысячи поцелуев посылал ей и наследнику. – не очень длинное письмо получилось, не очень складное, но от души написанное.
Это было единственное письмо. Как она ждала весточки с фронта. С надеждой – письма от мужа, со страхом – похоронку. Всё чаще стали приходить похоронки, всё чаще стали выть и ревмя реветь бабы, оставшиеся без мужей, родители, оставшиеся без сыновей, братья с сёстрами погибших… 
Вслушивалась в слова Левитана – ждала, скоро ли проклятый фашист будет разбит!
А здесь ещё сынишка что-то занемог. Пришла в больницу – доктор сказала:
- Скарлатина! Что ж ты сразу не пришла?
- Ты ведь знаешь, - ответила Катерина, - я работала, а свекровка…- и потупилась.
- Понятно! – поняла доктор и вздохнула. -  Сделаю, что в моих силах.
 Скоро прервалась жизнь малыша. Не уберегла! Как скажет мужу, когда тот вернётся? Похоронила, соседи помогли. А вскоре получила похоронку на мужа. Дата смерти ребёнка и гибели мужа – одна и та же! Осталась она одна-одинёшенька. Как прожила войну – не помнит, всё как в тумане было. Работала в колхозе не покладая рук, грамоты получала, по ночам плакала навзрыд. Братья кто погиб, кто покалеченный вернулся с фронта – не долго пожили, один-за-другим ушли из жизни, кто дожил до потомства, а кто оставил жену беременной. Трудно было, страна-то в развалинах. Но жили. Война кончилась – стало полегче, и в колхозе на трудодни неплохо давать стали – председатель колхоза и правление работящие, честные люди были выбраны, вот и колхоз пошёл в гору, и колхозники по трудодням получать стали не плохо. Да только жизни у неё не было – с работы придёт – и одна, лишь кошка немного успокаивает.
Она рада, что приютила на время учёбы дочь своей подруги. Девочка оказалась ласковая, словоохотливая, с удовольствием щебетала тёте Кате о своих школьных подружках, об учителях, о доме, чем согревала сердце, изболевшееся от одиночества. Тайком плакала Катерина, вспоминая погибшего мужа и сынишку, оставшегося только в воспоминаниях, ведь даже фотографии маленького нет – не до фотографирования было – война; работала, приходила с работы разбитая. Сынишка был у свекровки, а она прибегала на минутку, заберёт ребёнка на ночь, а рано утром несёт обратно к свекрови. 
Не хотела Катерина жить у свекрови, не заладилось у неё со свекровкой с самого начала, как говорится, нашла коса на камень, а потом, когда родился ребёнок, немного отошла свекровь, но всё равно чувствовала Катя отчуждение. Умер сынишка и свекровь затаила недобрые чувства к снохе.


Декабрь неотвратимо и безвозвратно подошёл к своему итогу, два календарных листика остались на некогда тучном численнике. Скоро уйдёт в лету и этот год, надо достойно проводить его и встретить новый год.
Катерина загодя купила ёлку, поставила её в кладовку, чтоб до времени Валя не знала о ёлке, а ночью на 30 декабря, когда Валя спала, посапывая и причмокивая, решила поставить и нарядить новогоднюю красавицу ёлку.
Потухло электричество. Катерина зажгла керосиновую лампу и, старясь не шуметь, занесла ёлку в хату, поставила её в ведро с песком, налила в песок воды, подождала, пока ёлка немного задышала, ожила; вспомнила, куда поставила коробку с ёлочными игрушками и из чулана достала, освободив предварительно от когда-то нужных вещей, давно забытыми по ненужности, коробку с ёлочными игрушками, последний раз она доставала их ещё до войны.  Больше не вынимала игрушки, ёлку ставить некому.
На верхушку прикрепила звезду, на ветки повесила танки, вот и знаменитый Т-24, самолёты, пушки, солдат, пограничников, немудрёные игрушки: зайчик, лиса, медведь и прочих животных из клееного картона; морковку, свёклу, стручки гороха, редиску из папье маше; стеклянные шары, сосульки, пораскидала на ветки вату-снег.
Ночь уже к утру повернулась, когда Катерина легла спать, но долго не могла уснуть – как ёлка, понравится-ли Валюшке, да и воспоминания о муже, о сыне не давали заснуть, вслушивалась в шум ветра и тихонько плакала, вспоминая мужа и сынишку.
Но всё же сибаритка ночь унесла Катерину в мир грез и сладкой дрёмы.
 А за окном бушевала вьюга, трещал мороз. Холодный, леденящий ветер неистовствовал, старался снять крышу, стучался в окна…
Всю ночь и утро бушевала буря, лишь к полудню успокоилась, и только позёмка напоминала о неистовстве стихии.
Как всегда, рано утром Катерина встала, зажгла лампу, затопила печь в настывшей, продутой ветром за ночь избе. Весело потрескивают, горя, поленья. Скоро тепло разлилось по горнице. Катерина быстро приготовила завтрак. Сходила, дала корове и овцам сена, насыпала дроблёнки курам да гусям. Подоила корову. Занесла в хату полное ведро пенящегося парного молока. Муж любил парное молоко, его запах и сынишка полюбил пахнущее коровой парное, самое здоровое молоко. Катерина, бывало, ещё цедит молоко, а муж стоит с кружкой, ждёт. Когда это было! Всплакнёт от воспоминаний Катерина.  А теперь Валюшка, полюбившаяся за ласковость, истинную, не показную любовь к чужой тётке. Оттаяло замёрзшее сердце Катерины, улыбаться стала она, слушая истории из школьной жизни.
А Валюшка спит, и снится ей хороший сон, улыбается во сне. Но надо будить – скоро ей в школу идти, а Катерине на работу.
- Вставай, милая, пора в школу собираться. – начала будить Катерина.
- Уже? – просыпаясь и потягиваясь, спросила Валя.
- Пора, Валюша, пора.
- Какой хороший мне сон снился. – прощебетала девочка. – Снилось лето, тепло, а мы: папа, мама ты и я в лесу, собираем грибы, а грибов видимо-не-видимо. Вокруг птицы поют, лягушки невдалеке квакают, кузнечики стрекочут, кто кого перепиликает, и вдруг я попала в паучью сеть… - она замолчала.
- А что потом? – встревоженно спросила Катерина.
- А потом я проснулась! – прыснула Валя. Она потянулась и не торопясь встала. – Что так невесело глядишь на меня?
- Нет, нет! – поторопилась она успокоить девочку и ласково улыбнулась.
- Ой! Ёлка! – воскликнула удивлённо Валя.
- Нравится?
- Красивая! – восхитилась Валя. Подбежала к ёлке, посмотрела игрушки со всех сторон. – Прелесть!
Много-ли надо уставшей от одиночества, потерявшей всё, что было ей дорого, женщине, чтобы растопить сердечный лёд. Катерина облегчённо вздохнула, услышав искреннее восхищение её ночной работой. Она обняла девочку, поцеловала, слёзы радости блеснули в её глазах. Она отвернулась, чтоб девочка не увидела слёз, и начала бестолково, что никогда не было, собирать на стол.   
Волюшка быстро оделась, умылась из рукомойника холодной водой и подскочила, как делала всегда, помогать тёте Кате.
Ухватом из печи Катерина вытащила чугунок, налила наваристый борщ в объёмные тарелки. Наелись вкусного борща, напились своего лесного чая с пирожками.
Уходя в школу Валя чмокнула, как делала всегда, свою тётечку в щёку.

Крепок лёд на речке, глубоки сугробы в полях и лесах, красиво кружево снежное на деревьях и узоры на стёклах окон; с крыш едва не съезжают белые пышные сугробы наметённого за ночь рыхлого ещё, не слежавшегося снега, на всех веточках тонкая белая бахрома, на столбах, изоляторах и проводах белый иней.
В школу далековато идти, но догнала подружку, незаметно, разговаривая, пробежали до школы.
- Сегодня, наверное, за нами никто не приедет, дороги перемело, снегу-то вон сколь, не скоро очистят. – вздохнула Лена. – Домой хочется!
- А пойдём вместе. – предложила Валя. – Лыжи на ноги – и вперёд!
- Нет, я не пойду. – возразила Лена.
- Что ты боишься. Двенадцать км всего. – бодро уговаривала Валя. – Буря, по-моему, угомонилась.
- Нет. – возразила более рассудительная подруга. – К вечеру буря проснётся.
- Сколько раз с тобой ходили, а сейчас, тем более, на Новый год и не хочешь идти. – упрекнула Валя.
В таких разговорах дошли до школы.

Кончились занятия. Резкий, порывистый ветер погнал позёмку.
Валя начала с пафосом рассказывать, как прошли уроки,
- Тётя Катя, сейчас поем немного, отдохну чуток – и домой. – заявила она Катерине, пришедшей пообедать.
- Куда? – в сердцах воскликнула Катерина. – Вьюга будет, метёт-то как. Останься до субботы.
- Да я на лыжах, быстро дойду. – возразила Валя и добавила. – Новый год дома встретить хочу.
- Никуда ты не пойдёшь! Чего выдумала – в такую погоду идти!
 - Ну, тётенька, - взмолилась девочка. – ни первый раз-же. Так хочется домой, Новый год ведь!
Катерина и не в такую погоду ходила домой, когда также училась в школе. Она также жила на квартире, но у хозяев ребятишки были мал-мала меньше. Односельчанка она с девочкой, так что дорогу хорошо знает и помнит ещё каждый поворот, каждый кустик, каждое дерево.
Одинокое утро и одинокий вечер. Холодная постель, ложишься, как в могилу, лежишь и чувствуешь, как сердце покрывается холодом… Днём работаешь, но думы идут и идут своим чередом, на время, правда, забываешь о своих печалях, а ночью думы теснятся. Счастье побаловало немного, да и испарилось, как весеннее облачко.
Если Валя уйдёт, ей придётся одной-одинёшенькой встречать праздник, а какой праздник, когда его встречаешь в одиночестве. Ёлку для Вали поставила, а так, для самой себя ни за что бы не поставила. Сколько лет не ставила ёлку, а сейчас Валя, единственная отдушина в жизни, хочет уйти на праздник домой. Заныло Катино сердце, и хотя понимала, что ребёнок рвётся домой, к родителям, к братику, но как не хочется оставаться одной в пустом дому.
 - Погода портится, на дворе, посмотри, будто вечер поздний. Лучше останься, не ровён час, в такую непогодь всего можно ожидать.      
 - Тё-тя Катя, всего-то 12 километров! Раз плюнуть! – умоляла девочка. –Я ведь уже взрослая.
Быстро надев пальтишко, повязав голову платком, чмокнув в щёку полюбившуюся тётечку, выпорхнула из избы. Катерина невольно улыбнулась, - сама такая же была.
Валя надела на валенки лыжи, быстро пробежала длинную улицу и вот уже скрылись в снежной хмари домишки райцентра. Валюшка прибавила шаг, снежные хлопья обгоняли её, поддразнивали: “Не догонишь!”, а она и не хотела догонять, ветер дует в спину, подгоняет. Перемёты сходу проскакивает. Быстро темнеет, хотя день и так хмурый, и до вечера ещё далеко. Вот вспугнула зайца, видимо, задумавшегося о чём-то и не слышавшего поскрипывания лыж.
-Улю-лю! – весело закричала она вслед улепётывавшему зайцу.
Валя запела звонким голосом песни, которые пели в школе и дома.
                Вдоль деревни, от избы и до избы,
                Зашагали торопливые столбы;
Вслед понеслась над тайгой “Катюша”, а вот звонкий голосок поёт песню о Родине:
                Широка страна моя родная,
                Много в ней лесов, полей и рек.
                Я другой такой страны не знаю,
                Где так вольно дышит человек!
Пела и песни, которые слышала от родителей, односельчан. Мороз пощипывал нос, щёки. Валентина спела деревенские частушки, которые часто слышала. Вот рябчик вспорхнул, испуганный внезапно ворвавшейся песней, шишка упала с красавца кедра; девочка подняла голову и увидела, как белка мелькнула среди ветвей, припорошенных снегом. Вот новая песня понеслась по заснеженным просторам 
                Под окном черемуха колышется,
                Опуская лепестки свои.
Клёст, не обращая внимание на человека, идущего недалече, деловито достаёт семена из шишки; прилетели синицы да воробьи, находят что-то в снегу под деревом. Подошёл черёд песни о Сталине:
                Шумят плодородные степи,
                Текут многоводные реки,
                Весенние зори сверкают
                Над нашим счастливым жильём.
                Споём же, товарищи, песню
                О самом большом человеке,
                О самом родном и любимом, —
                О Сталине песню споём…
Перепела уже почти весь песенный репертуар, но что-то тревожно стало на душе, какой-то холодок пробежал по спине. Нет, ветер, всё так же хулиганивший в ветвях угрюмых спящих деревьев, всё злей позёмка, сгущающаяся темнота не повинны в тревоге девочки, что-то другое напугало её. Она обернулась раз, второй… показалось? Нет. Вдалеке послышался волчий вой. Это уже серьёзно, даже более, чем серьёзно. Она увидела - вдалеке замелькали тёмные точки. Всё ближе, ближе.
Волки! Пронеслось в голове у девочки. А огоньки волчьих глаз всё ближе. Что делать? До деревни ещё ой как далеко. Откуда только сила взялась. Она, утопая в снегу, набирая в валенки снег, кинулась к ближайшему дереву, быстро, как никогда прежде, скажи ей, что она с такой скоростью залезет на дерево – она не поверила бы, рассмеялась бы над шуткой, но сейчас дикий ужас загнал её на дерево. Ухватилась одной рукой за ветку, другой – за ствол дерева, подняла ноги, охватила ими дерево, освободившейся рукой дотянулась до вышерастущей ветки, схватила её, подтянулась, - и вдруг ветка хрустнула. А волки всё ближе, она ни так видит их как чувствует.
Успеть бы! – она не думала о том, когда волки уйдут, лишь бы спастись, а там хоть до утра пусть сторожат хищники. Волки уже рядом, она слышит их горячее дыхание.
Леденящий душу ужас придал ей силы, она быстро, невзирая на царапины и ушибы, забралась несколько вверх.
Волк подпрыгнул, пытаясь достать и свалить её с дерева, но достал лишь до валенка. Валенок оказавшись в волчьих зубах, свалился с ноги. Валюшка взвизгнула, и, откуда только силы взялись, подобрала разутую ногу и быстрее заработала руками и ногами, и вот она уже сидит на ветке недосягаемая волкам.      
Что делать? Перед ней стояла дилемма: или быть разорванной и съеденной волками, или окочуриться на дереве. И тот и другой вариант её, конечно, не устраивал. Она лихорадочно думала, как спастись, но ничего не придумывалось.   
Ветер стих, мороз усиливался, тяжёлые тучи ушли, очистили небо. На чёрном небе равнодушно сверкали, как тысячи лет до этого, звёзды. Показалась заиндевевшая луна. Валентина начала замерзать, зубы её от холода и страха, начали стучать. Валя знала, кричать бесполезно, всё равно тебя никто не услышит. Она в отчаянии уцепилась за ствол и уже приготовилась к смерти, ведь ждать помощи неоткуда. 
Да, зря я не послушалась Лены и тёти Кати. - раскаивалась девочка. – но так хотелось попасть домой! – вздохнула она. Сколько времени прошло – она не знает, но ей кажется, что вечность она сидит на дереве.
Но, как говорят, не всякое лыко в строку. Надо думать, как избавиться от беды неминучей.
 Руки и ноги, особенно та, которая без валенка, окоченели.  Но спать нельзя, она хорошо помнит, как один мужик рассказывал, что чуть было не заснул вечным сном на морозе, а ведь ехал в санях. Хорошо, конь подвёз к конюшне, а конюх увидел его и растолкал, а то бы – каюк. – говорил он.
Волки окружили дерево, весь снег вокруг отметили своими лапами – чувствуют, что скоро замёрзнет человек и упадёт к ним на закуску.
И вдруг она видит в полудреме, какая-то точка приближается. Обострился слух – и слышит, лошадь всхрапнула. Уже глюки начались. – с безнадёгой пронеслось у неё в голове. Она кричит, зовёт на помощь, ей кажется, что кричит гром-ко, но на самом деле крик не слышный.
Волки встрепенулись, почувствовали добычу. Конь всхрапнул, попятился назад. Человек на санях очнулся от дремоты, понял опасность момента, скинул тулуп и зажёг приготовленный на всякий случай факел; с этим факелом он ездит уже вторую зиму.
- Чем чёрт не шутит! – спокойно говорил он, когда над ним начинали подтрунивать.
И вот факел пригодился. И двустволка оказалась не лишней. ИЖовку он всегда берёт с собой - может зайца подстрелит, или глухаря, да мало-ли кого из звериноптичьего царства, можно подстрелить зимой, а это всё же неплохое подспорье, хотя мяса вдосталь, но дичина не помешает.

Степан замешкался в райцентре, сделал всё, что надо было, завернул к приятелю, и возвращался теперь домой, конечно, немного подшофе.
Он ещё не стар, но и не молод. В молодости он был хорошим рассказчиком, балагурил частенько, посмеивался, его побаивались за хлёсткие насмешки, но подсмеивался и над собой, а теперь он отцвёл, остались лишь бересты да фигура жилистая, от прежней словоохотливости ничего не осталось, его будто подменили. Он не расплылся, как многие, а остался стройным и гибким человеком, женщины, даже молоденькие, оглядываются на него, когда он выбирается в райцентр, что ему, конечно льстит.
Волки кружатся вокруг дерева не просто так – чуют добычу. Вон на дереве какой-то комочек. Может человек? Но от-куда человек возьмётся в такую непогодь? Зоркий охотничий глаз, да и полная луна помогла, заметил в снегу кончил лыжи. Раз так, то надо спасать человека.
Оба ствола заряжены, но в патронах мелкая дробь, на зайцев да птиц, а волка мелкой дробью не убьёшь, а раненый зверь намного опаснее. Степан скинул с себя тулуп, быстро перезарядил ружьё. Теперь можно помериться силами с волками. Волки разделились – часть осталась крутиться у дерева, часто кинулась к новой жертве.
Зажёг факел, теперь он в большей безопасности – на огонь волки не попрут. Степан выстрелил дуплетом. Один волк подпрыгнул, взвизгнув, и упал. Этого оказалось достаточно – волки уже знали силу выстрела, да и внезапная смерть члена стаи, вызвавшая стресс всей социальной группы, оказались решительными - стая, оскалившись, ринулась было на него, но факел и запах сгоревшего пороха из стволов, не дали приблизиться и они ретировались.
Степан подошёл к дереву, под которым много волчьих следов. Лыжи, засыпаны рыхлым снегом, одна сломана, а вот и валенок полный снега, прокусан у подошвы волчьими зубами и разорван.
- Бедолага. – сочувственно произнёс он.
Степан глянул вверх. Там, среди ветвей увидел комочек.
- Эй! Ты жив? –крикнул он. - Давай слезай, волков уже нет.
Конь фыркая, чувствует волчий запах, стоит рядом, косит глазом. На дереве ни звука, никакого движения. 
- Придётся самому лезть. В ступоре человек. – проворчал Степан. – И угораздило этого ребёнка шататься по лесу в этакую пургу.
Он, несколько отяжелевший, да ещё и в зимней одежде, залез до ног девочки, а как дальше взбираться на дерево, чтоб и самому не грохнуться, и ребёнка не уронить?
Степан тронул ногу. Попробовал оторвать её от дерева, но не тут то было – ноги будто приросли к дереву. Наконец ему удалось отцепить ноги, но девочка ведь сидит верхом на толстой ветке, плотно прижавшись к дереву, и ручонки охватили ствол, держатся, как клещ, не оторвёшь! 
 - Ну отцепи руки! Я тебе говорю?! – с досадой бросил он. Но нет, девочка держалась за дерево, не разжимала пальцы, хотя находилась уже в невменяемом состоянии. Наконец-то ему с большим трудом удалось разнять её руки, но проблема как снять девочку с дерева не повредив ей, да и себя оставив целым и невредимым оставалась острой.
Как он ухитрился снять Валю с дерева почти не поцарапав, и сам не чебурахнулся – он не мог рассказать связно, снятие с дерева девочки потребовало огромных физических и психических усилий и изобретательности, что он, завершив неимоверно трудную работу.
- О! – воскликнул Степан. – Это Валюшка! Как она здесь оказалась? Так-так, хотела Новый год дома встретить. И как только хозяйка отпустила её? Хотя девчонка настырная, чего хочет, всегда добьётся. – заключил он.
Степан поднёс её к саням, положил на тулуп и укутал им. Взял из снега валенок, прокусанный волчьими зубами,
- Ещё бы чуть, и не пришлось бы мне снимать тебя с дерева. – проговорил он. Степан представил, как волк подпрыгнул на сантиметр выше – и всё, тогда ничто не спасло бы девочку, волк стащил бы её, как бы крепко она ни держалась.
- Повезло тебе, девчушка. – покачал он головой и, выбив снег из валенка, надел валенок, а вернее то, что осталось от него, на ногу девочки. Подобрал лыжные палки и лыжи, вернее, то, что осталось от лыж (одна лыжа была ещё ничего, а вторая сломана в нескольких местах) и закинул их в сани. Сам уселся в санях и дёрнул вожжи. Лошадь, почувствовав рывок, понеслась рысью с места, пахнущему волками.
   
А в это время Катерина не могла найти себе места.
- Зачем, зачем я позволила Валюше уйти домой?! – метались у неё мысли. – Погода ведь какая пуржистая, а я ни смогла удержать её.
Она успокаивала себя тем, что и в худшую погоду некогда она сама рвалась домой и всегда приходила, правда, бывало, и с отмороженными щеками, а однажды чуть не заблудилась во время дикой метели, но всё же добралась до дома. Ох, как её ругали родители! Сейчас бурана хоть нету. Но всё же тревожно что-то на душе. А удержать попробуй-ка! Настырная, своевольная. Это и хорошо, и в тоже время плохо.

Но вернёмся к Степану. Мороз усиливается, потрескивает начал просыпаться ветерок.
- Ноооо! Ноооо! – кричит Степан, понуждая вожжами и без того ходко идущую лошадку. Заглядывает на спасённую, как там она, укрытая тулупом согрелась или ещё нет? Вот уже и по деревенской улице едет, палисадники. Деревня будто вымерла, нигде ни огонька. Не удивительно! Два часа ночи, а домашнюю работу никто не отменял – надо ведь и за животными присмотреть да покормить, и коровку подоить, а в уходе за животными выходные и праздники отменяются!
Степан остановил лошадь у дома, где живут Валины родители, громко, настойчиво, постучал в окно. В комнате загорелась спичка, а затем и керосиновая лампа.
- Кого черти несут в такую пору? – послышался недовольный голос хозяина.
- Открывай! Дочь тебе привёз. – грубовато ответил Степан.
Откинул крючок сенной двери. В исподнем показался Семён.
- Бери свою принцессу. –Степан протянул Валентину отцу.
- Заходи, заходи. – промолвил ошарашенный хозяин, взял дочь и направился в хату. – Степан, заходи, расскажешь, где ты нашёл …
- Днём зайду. – пообещал Степан. Вскочил в сани и направился к конюшне.
Конечно, никакого сна Семёну и его семье уже не было. Так и оставшуюся в оцепенении Валюшку раздели, разули, напоили горячим чаем. Взгляд девочки стал осмысленный,



Днём, выполнив необходимые круглогодичнорабочие дела, и позавтракав, Степан сидел у Семёна и рассказывал, как мог, о том, как спас Валю от лютого холода и волков. Витя внимательно слушал рассказ, хотя родители отправляли его то за одним, то за другим. В конце рассказа он заявил:
- Ухаживать за сестрёнкой буду я!
- Ну а кому ещё ухаживать. – согласился отец. – Сейчас к бабушке схожу, договорюсь с ней.
- Ни надо договариваться! – безапелляционно заявил Витя. – Я сам буду ухаживать, пока вы на работе.
- Конечно! А бабушка будет помогать.
Надулся Витёк, он сам хотел ухаживать за сестрёнкой, а родители зачем-то бабку решили позвать.
В те времена народ был отзывчивый, всегда прийти на помощь готовый. Больше недели соседская бабка и Витёк ухаживали за Валей, турусила она по ночам и днём, когда спит, вскрикивала, тогда Витя подходил к ней, поглаживал её по лбу, рассказывал разные эпизоды из своей жизни, а то и просто выдумывал. Бабушка лечила своими, ей одной известными травяными настоями. Что больше помогло: или любовь и ласка братика, или настои бабушки-ведуньи, но вскоре Валя начала подниматься, но когда услышит слово “волки” становилась бледной, как мел, глазёнки испуганно искали волков.
Конечно, второго января и последующие дни она в школе не была. Катерине передали, что её любимица больна.
Январь уже шёл к концу, когда Катерина наконец-то, дождалась постоялицы. Долго ещё Валя вздрагивала, увидев собаку, малость похожую на волка. Но молодость берёт своё – вскоре она также щебетала, рассказывая тёте Кате очередной рассказ.


P.S. Валя - реальное лицо,имя настоящее, такая встреча с волками действительно была, Витя - мой друг, имя оставил настоящее.