Кольцо Саладина, ч 4. Последнее воскресенье, 49

Гроховская появилась рано, до первого звонка – цветущая и благоуханная.
- Вероника Владимировна, хочу вас обрадовать и поздравить, - торжественно провозгласила она. - Учёный совет утвердил вашу кандидатуру единогласно, все претензии в ваш адрес сняты. Вот программа выступлений с вашим именем.
Она положила передо мной открытку с суровым свинцовым профилем воина на лицевой стороне и охваченной огнём датой – 1941-1991. Открытка была знакомая, и текст внутри я знала от первой до последней буквы, поскольку Татка эти открытки печатала в моём присутствии. Это был список тем и докладчиков.
Я раскрыла открытку и полюбовалась на своё имя, вписанное от руки.
- Как же, утвердили, - иронически фыркнула Татка, как только Гроховская выплыла в коридор. – Ильич позвонил с ранья и врезал всем по самое не хочу. Вот и утвердили. Ну, ты рада? Мы победили.
Да, это была победа. Можно было попрыгать по кабинету с тихими, но ликующими воплями. Но я сидела и молчала, прыгать не хотелось, на душе скребли кошки. Во-первых, я так и не призналась Татке про томатный сок - не хотелось её разочаровывать. Она так переживала за меня, так старалась. Эта банка была целиком её заслугой, она чуть ли не больше меня участвовала в поисках, и даже Володю-режиссёра припахала, и как-то общими усилиями они разыскали в Москве этот такой необходимой мне продукт. Только ненужным он мне оказался. Конечно, я изобразила бурную радость, и даже выпила целую кружку. Никакого острого наслаждения я не получила. Просто обычный сок. Конечно, редкость, но как же я его хотела ещё три дня назад. Ещё вчера! Как живую воду. А теперь пила практически без удовольствия. Досадно было: так долго и мучительно жаждать и так в итоге разочароваться.
Я старательно изображала восторг, и кажется, это получилось, Татка поверила, но самой мне было противно от этого вранья.
Во-вторых, было мне странно и тревожно. Что-то было со мной не так. Слишком резкой была эта перемена, этот скачок в здоровое состояние. И спросить было не у кого.
Вчера мне казалось, что наутро как-то всё разрешится. Будет что-то ясным и понятным. А может, за ночь всё вернётся обратно: я проснусь разбитой, тупой, меня будет мутить – но это будет правильным и нужным.
Но наутро было всё то же: я чувствовала себя абсолютно здоровой, меня не мутило, не тошнило, не кружило и не клонило в сон.
И все вот эти кошки, скребущие по сердцу, и не давали мне сейчас бурно радоваться с подругой.
Да, с выступлением всё сложилось. Да, я чувствовала себя легко и прекрасно, и, если такое состояние будет у меня на конференции – лучшего и желать нельзя. Я буду хорошо держаться и замечательно выступлю, и это будет настоящей победой. Только что-то случилось во мне, а что – я не знала.
- А у нас ремонт кончился? Маляров сегодня нет? - спросила я как можно равнодушнее.
- Почему нет, коридор докрасили, пошли на первый. А ты что, больше краску не чувствуешь? - удивилась Татка.
- Как-то да, наверное, принюхалась, - уклончиво сказала я.
На самом деле, я чувствовала краску – обычный слабый запах. Вполне терпимый. А совсем недавно он был невыносимым. И это тоже было странно. Почти страшно.
Надо было думать о хорошем, и я изо всех сил старалась себя уговорить, что всё хорошо. Что все эти перемены – к лучшему.
Всё к лучшему, всё – к лучшему, - бормотала я и с ужасом ощущала, что не верю в это. И сердце всё обрывалось и обрывалось.

Беда разразилась ближе к вечеру: мне срочно понадобилось в туалет.
Я вскочила, с тяжёлым сердцем заметалась по комнате, зашарила по полкам в поисках аптечки, где у нас хранилась небольшая заначка простых медикаментов, Татка вопросительно кивнула мне из-за машинки, но я не ответила, опрометью кинулась в коридор.
И сердце стучало всё сильнее.
Я вернулась помертвевшая и, наверное, дико выглядела, потому что Татка бросила свои дела и побежала ко мне.
- Что? Тебе плохо?
- Плохо, - непослушными губами выговорила я, глядя сквозь неё невидящими глазами. – Плохо, Наташка. У меня кровотечение.
Несколько секунд Татка смотрела на меня, а потом резко выпрямилась.
- В больницу, - коротко скомандовала она и бросилась к телефону.
А я осталась сидеть на стуле, сжавшись, как от удара. Словно упал занавес прямо перед моим лицом. Особенный такой занавес, железный. С грохотом упал. Как гильотина. И как гильотина, отсёк что-то от меня – навсегда.


                *       *       *

- Лет сколько?
- Двадцать три.
- Замужем?
- Нет.
- Сколько половых партнёров?
- Что?
- Партнёров сколько? – повысила голос медсестра.
Я растерялась. Талонов в женской консультации к вечеру уже не было, о чём нам и сообщили ещё по телефону, а когда мы всё-таки приехали, меня обругали и не хотели принимать. У меня уже начинали капать слёзы, и тут Татка кинулась во все двери, уверяя, что я истекаю кровью – и персонал смилостивился. Хотя сначала и вышла толстая тётка и злобно спросила: что, прямо как из ведра льёт? Татка немедленно сказала, что да, именно так. И кажется, ей никто не поверил, во всяком случае нам пришлось сидеть больше часа, дожидаясь, пока пройдут все «правильные» по записи. И теперь мне нужно было отвечать на всякие дурацкие вопросы, хотя срочно надо было всем всё бросать и кидаться что-то делать для меня - выяснять, спасать. Но ни врач, ни медсестра никуда не кидались, врач долго и устало мыла руки, а сестра задавала прорву дурацких вопросов, словно меня оформляли в командировку в капстрану.
- У меня нет никаких партнёров, - я тоже повысила голос. – У меня – любимый человек.
Я совсем собралась сказать «был», но в последний момент разозлилась и – не сказала. Кому какое дело. Только слёзы опять закипели.
- Сохранять будем?
- Что?
- Беременность сохранять будем?
- Так зачем же я, по-вашему, к вам пришла?! – потеряла терпение я.
- К нам за всяким приходят, - спокойно сказала врач, усаживаясь за стол.
- Люби-имые, - проворчала медсестра, скрепкой присоединяя мою анкету куда-то в общую массу. – Эти любимые сегодня есть, а завтра – ищи ветра в поле. У нас таких любимых – вон, полон стационар.
Я вспыхнула. Но возражать мне было нечего и нечем, и я только передохнула и закусила губу. Господи, ну что я тут делаю! Ну, ничего, ничего же эти тётки не понимают в жизни. И любить-то, наверное, не любили никогда! Только куда мне тогда бежать. Больше некуда – только сюда…
- Завтра к девяти утра вот по этому адресу. Халат, тапочки с собой. Вот назначение, - врач протянула мне бумажку, я машинально взяла, глядя на неё во все глаза.
- А вы меня разве смотреть не будете?
- А что мне вас смотреть? Какой толк? Ложитесь в стационар, наблюдайтесь.
- А… на сколько?
- Три недели стандартно. А там как дело пойдёт.
- Как три недели? – я остолбенела. – Но почему? Так долго? Но почему?
- Потому что вам лежать нужно. И вставать только в туалет. А лучше не вставать - с уткой жить.
- И больше ничего нельзя сделать? – голос у меня упал.
- Дорогая моя, - устало произнесла врач. - У вас угроза выкидыша, вам нужно ложиться на сохранение. И лежать, сколько потребуется. Строгий постельный режим. Витамины. Физраствор. Усиленное питание.
Я вышла из кабинета. Коридор был пуст, все «правильные» пациентки разошлись, одна Татка сиротливо сидела под дверью. Увидев меня, она вскочила.
- Что? Плохо всё?
- Плохо, - прошептала я подавленно. - Меня кладут на сохранение. Я не смогу прочитать доклад. Это конец.
- Дура какая-то, - шёпотом выругалась Татка. – Нашла о чём думать в такую минуту. Да чёрт с ним, с докладом этим! Ты скажи спасибо, что только кладут. Я думала, тебя прямиком в операционную покатят. Когда тебе? Завтра? За-автра?! Это ты целую ночь будешь без присмотра? А ну-ка, пошли!
Она подхватила меня за локоть и плечом открыла дверь в кабинет.
- Скажите, а можно сегодня госпитализироваться? – с порога начала она требовательно. -  Нас примут?
- Вы что, вдвоём? – врач нахмурилась и подняла на лоб очки.
- Нет, вот её только, - засуетилась Татка. - Но её надо срочно! Прямо сегодня. Сейчас! Она же кровью истекает!
Врач вгляделась в меня и вздохнула. Наверное, вспомнила молодость.
- Можно сегодня, - сказала она утомлённо. - Поезжайте, вас примут.
– А если тоже не пустят? – Татка озабоченно вперилась взглядом во врача. – Вдруг не примут? У вас-то не принимали!
- Вас пустят, - усмехнулась одними губами врач. – Вас лично как раз примут. Вы же все двери там разнесёте. Полотенце, халат и тапочки не забудьте.
- Не забудем! – уверила Татка и поволокла меня из кабинета.
- Да что-то не похоже на неё, чтобы истекала-то, - проворчала нам вслед медсестра. - Про высокую любовь тут рассказывала. Когда кровью истекают, мужики-то все из головы вылетают, как пробки...