Хмельное лето. Глава 20

Глава 20.
Надя вышла из душа, кутаясь в тёплый халат. После контрастного душа по всему телу проходили бодрящие импульсы. Павел находился в спальне. В удивлении она спросила.

– Ты ещё здесь?
– Я принёс тебе чай.
– Сама бы вышла на кухню. Со всеми вместе попила бы чай. Там все собрались? Недовольно произнесла Надя.
– Все. Только молодожёны не спустились. Ни младшие, ни старшие.
Вероятно, у них есть более важное занятие, чем утренний чай с родными и друзьями. Улыбнулась Надя.
– Естественно. Получают силу рода.
– Дааа!? А разве у них её не было?
– Была, но не значительная, Григорий получит силу, с которой мало, что сможет соперничать.
– Даааа? А откуда ты знаешь.
– Скажем так. Знаю и всё. Как ты говоришь подругам, «Знаю и всё»

– Что и объяснить не сможешь? Я-то так говорю, потому что объяснить не могу. Слов не нахожу.
– Почему? Могу и слова найду, но не сделаю этого.
– Ну и не надо. Подумаешь.  Как будто мне надо. А Данилка?
– Даниил? А тебе вновь интересно, тебе хочется знать? Только, что говорила обратное. Подзадоривал Павел.
– Да, как хочешь, можешь не отвечать.
– Как я могу? Отвечу. Своей любимой, я всегда отвечу. Даниил тоже получит, но в меньшей степени. Со временем сила у него увеличится.
– В данный момент мне это не интересно. Ответила Надя. Вон из спальни, она всё же, моя, и мне одеться надо.
– Наденька. Давай, вместе посидим, чаю выпьем, я принёс.
– Не хочу я твой чай, мне одеться надо.
– Хорошо, одевайся, я в комнате тебя подожду.

И взяв поднос с чашками и вазочкой печенья, Павел вышел из спальни.

– Жди.
Надя улыбнулась и стала приводить себя для выхода к людям. И уже надев платье, которое она купила, когда покупали невесте наряд, уложила волосы в причёску, надела туфли и решила посмотреть в секретное отверстие в двери. Увидела Павла, он смотрел в окно. Она сняла туфли, взяв их в руки, резко открыла дверь, та не издала не звука, а Надя на носочках ринулась на выход. И пока Павел оглянулся, Надя уже выскользнула из комнаты.

– Наденька, а чай?
– Я вместе со всеми хочу. Ответила Надя и закрыла дверь.
– Просто какая-то инфантильность. Наденька, это не серьёзно. И как мне тебя приручить? Произнёс Павел. А Заряной ты была другой, даже в нашем вымышленном мире. Что же я не могу уловить? Что-то надо исправить. А что?  Что-то есть, что нас разъединяет.
Говорил Павел, идя вслед за Надей. Он видел её в голубом сиянии, это сияние больше всего было над её головой, но и тело окутывало сияние. И где-то внутри сияния, возле спины полыхали золотисто-розовым свечением крылья. Они ещё не так проявлены, но уже были. Осознавая, что это будет, Павел улыбнулся, произнёс.

– Уже есть. Я это почувствовал сразу.

А само сияние ассоциировалось у Павла с Аджием, с океаном, с тёплым солёным ветром, горячим песком и разноцветными ракушками, которые красиво переливались на ярком солнце. И девочка, перебирающая эти ракушки, а позади неё ещё две девочки. Павел улыбнулся, прошептал.

– Ах, Наденька! Что же с нами случилось, что никак не можем прийти к взаимопониманию. Какие испытания ещё нам предстоит распутать? Хоть бы сказала, что ты хочешь, а ты гонишь меня не объясняя.

А Надя, словно услышав его, а может и услышала, повернулась и ответила.

– Я хочу быть Эльфой и любви. Настоящей. Чистой настоящей любви. Но это вероятно не возможное.

Она рассмеялась и побежала по коридору, но в дверях кухни резко затормозила, поворачивая, чтобы войти в неё и столкнулась с Гришей, который нёс на подносе два чайника, больших двухлитровых заварных фарфоровых, уже с готовым, горячим напитком. Всё произошло в один момент.  Гриша чудом уворачивается от Нади, и чай летит к боковой стене, ударяется о вазу с цветами, слышится звон, а позади Гриши шла мама с подносом, где стояли кувшины с вином, а вот вино, вся эта прелесть оказывается на Наде. 

– Да, что же мне так всегда не везёт-то? Гриша, тебя же здесь не должно быть.
Произносит Надя, успевая уцепиться за дверь, удержалась, не упала. Но красивое платье оказалось облито вином.
– Как не должно? Удивился Гриша.
– Боже, Наденька, ты в сорочке родилась, увернутся от кипятка, но искупаться в божественном напитке, в вине, это что-то! Вскрикнула мама.
Её окружили родственники, все что-то говорили, смеялись, а Наде почему-то стало обидно. Она посмотрела на себя и из её глаз покатились слёзы, она всхлипнув, повернулась и побежала в свою комнату.

– Наденька. Это всего лишь вино. Успокойся.
Говорил ей Павел, он шёл следом за ней, но Надя в дверях своей комнаты оглянулась и строго сказала.
–  Уйди с глаз моих долой. С тех пор, как ты появился, со мной происходят не понятные случаи. Один страшнее другого.
И плотно закрыла дверь, щёлкнула замком.
– Это я виноват? Наденька?
– Вы поссорились? Спросил Гриша.
– Нет, мы не ссорились, но и не мирились.
– Что с Надей происходит?
– Если бы знать. Григорий. Не улавливаю. Она закрыта Аджием.
– Кем, кем?
– Аджием. Предком её далёким.
– Аджий? Удивлённо спросила бабушка. Имя какое-то странное.
– Это для этого мира оно странное, а в том оно нормальное. 
– Предок общий? Спросил Гриша.
– Нет, только её, Дух Рода Весттейзис.
– Кого? Удивлённо спросил Гриша.
– Весттейзис, изначальный её род.
– Гриша, Павел, помогите мне с чаем, чайники закипели. Попросила Вера.
– Позже поговорим. Произнёс Павел, и они прошли на кухню.

Наде, же переодевшись, вышла из комнаты и уже тихо прошла в гостиную. Поприветствовав всех, она присела у окна, к столу не подошла. У гостей, а здесь были и друзья и северяне, продолжалось застолье. Среди них она увидела и Галюню, та старалась обратить на себя внимание Гришиного друга, приехавшего вместе с Гришей.

«Галюня в своём репертуаре». Подумала Надя.
К Наде подошла Лида с двумя бокалами вина и спросила.

– Надь будешь?
– Нет, нет, мне достаточно было вчерашнего, да и сегодня искупали. Ффуу! Вино хоть ароматное и повидимо вкусное, но столько много и всё на мне, это не выносимо. Я чаю подожду.
К ним подошла Галюня.
– Надь, а ты, что не садишься за стол?
– Стол для гостей, а я не гость.
– Тогда давай выпьем здесь и забудем ссору. Давай ты из моего бокала, а я из твоего, а потом снова поменяемся. На этом всё будет хорошо, как и раньше.
– Галя, я забыла всё и простила, но пить я не буду. Смотреть на вино не могу.
– Брезгуешь? Да?

Галюня протянула ей свой стакан. Надя посмотрела на него и увидела в нём, что-то не обычное, как вино зашевелилось, не плескалось, в покачивающем бокале в руках Галюни, а именно шевелилось, словно в вине было, что-то живое и опасное. И Надя снова отказалась.

– Нет, Галюня, я не брезгую, просто пить я не буду. Не хочу. Обязательно надо пить? Я же сказала, я всё забыла и простила.
– Ты забыла, простила? А я нет. Не хочешь по-хорошему, так будет вот так.
И Галюня выливает на Надю вино из своего бокала.
– Ох!
Произносит Надя, она вдохнула, и вино стекает с её головы, и попадает в нос и в рот при вдохе.

– Как же меня это всё достало. Вот тебе, Надежда, и отличное начало дня. Снова яд? И снова ад. Думала, такое только в детективах бывает или в фильмах ужасов. Что же мне не везёт в последнее время?
Тихо прошептала Надя, В горле у неё пересохло, как в пустыне Сахара, а в голове закружилось и наступила темнота. И в этой темноте она услышала голос.

«Не бойся. Эта элва не причинит тебе больше зла».

– Что? Какая элва? Шепотом произнесла Надя.
– Что за элва? Наденька? Спросил Павел, нёсший её в комнату. Но Надя его не слышала, она была в другом мире. И снова шепотом спросила.
– Что здесь происходит?  И услышала тот же тихий голос.
«А теперь тебе надо поспать».
– Что? Не хочу. Мне надо разобраться....
Но её сопротивление было сломлено женщиной, которую видела только она. Женщина осторожно коснулась лба Нади, и она провалилась в глубокий сон, но успела заметить, узнать женщину, и произнести.

– Пра-пра? СваАнтри....
И не видела и не слышала, как её положили в ванную и струёй душа смывали пролитое на неё неизвестный напиток. Сняли одежду и, как завернули её в большое полотенце и отнесли на кровать

Наде снился сон. Она не видела людей, но перед ней был удивительный мир, одна из его частей. Сначала мир предстал пред ней в зимнем образе.
Безконечные зимние луга, сквозь покрыты пушистым сверкающим на солнце снегом. Его было так много, что можно провалиться с головой. И дорога, которую ежедневно чистят специальные подводы, запряжённые могучими мохнатыми животными, что-то среднее между буйволом и мамонтом. Снега было очень много, но никто не роптал, а наоборот радовались снегу. В снегу копошились дети, играли в разные игры.

–  И где это я? Спросила себя Надя.
Она видела это как-то сверху. Она летела над пространством и осматривала интересный ей мир.

– Здесь зима, а у нас лето в разгаре, август. А какой здесь воздух! Шептала Надя. Чистый и звонкий, надышаться невозможно. Вдохнёшь полной грудью и улыбаться хочется.
И забылось и Галюня и  вино с ядом.

Северное княжество. Это название само пришло в голову Нади.
Наде было хорошо, она пролетела дальше, где были зелёные луга. И она опустилась, походила босыми ногами по траве, и опустилась на неё, легла. Трава была мягкой, как её кровать, и так же нежно покачивала её.

– Я хочу отдохнуть от всего. Боже, как я хочу выспаться и освободиться от всего, что меня преследует. Почему неудача, за не удачей? Хочу проснуться, как прежде, здоровой и весёлой и чтобы ничто и никто не угнетало меня.

И картинка сна исчезла и она услышала знакомый голос и такой любимый, что дрожь пробежала по всему телу. Он шептал ей слова любви в самое ухо, и она подумала. Подумала или прошептала. Повидимо прошептала.

– Я его никому не отдам. Он только мой.
И засыпая снова услышала.
– Спи моя хорошая. Спи моя любимая. Отдыхай, набирайся сил, высыпайся. Пробуждение для тебя наступит только тогда, когда твой организм сам проснётся.

Надя расслабилась, вытянулась во весь рост, чувствуя, что её гладят по телу, по животу. В спящем сознании мелькнула мысль. 
«Разглаживает, словно у меня там есть рубцы. Нет у меня там ничего, ни растяжки, ни складочки, ни морщинки. Ничего не осталось после родов Мишеньки. Эластичность во всём теле сразу восстановилась».
Но ей стало приятно это поглаживание и этот обворожительный шепот,
«Спи моя любимая».

За пульсировала энергия внизу живота и распространилась по всему телу. Кто-то изнутри неё обнимал её и как бы ей послышались два тонких голоса.

«Мамочка мы любим тебя»
Она потянулась и повернулась на левый бок, свернулась в клубочек и провалилась в сон.
И она поплыла в лодке, как в колыбели по волнам сна, к новому берегу неизвестности. Плыла так же, как и в юности. Сначала на волнах океана, на гребешке белой волны в пене, на основе сине-зелёного океана. Волна её лодку  подняла высоко, что у Нади дух захватило, а брызги волны, касаясь Нади, поднимались ещё выше и разбрызгивали над нею миллиардами голубых искр, они засияли, создавая гору. 

– Звёзды, звёздочки. Как они близко. Как красиво! И всполохи, как северное сияние. И гора. Полярная гора? Бабушкина гора, где Матушка Медведица отдыхает. Вот бы мне её увидеть. Я бы рассказала всё Матушке Макошь. Может она мне поможет и подскажет, как исправить мою жизнь и, как стать счастливой.

Но она пролетела сквозь звёзды, успела даже их погладить, и опустилась на пик горы. Матушку она не увидела. Надя вздохнула, осматриваясь, но осмотреться ей не удалось, лодка покачалась, а потом с большой скоростью заскользила вниз. От такой скорости, у Нади дух захватило и она легла на дно лодки. И вскоре Надя в своей лодке, снова оказалась на своей реке, и плыла, тихо покачиваясь, словно в качающейся колыбели.
А синие и зелёно-розовые отблески сияния продолжались. И сквозь них она увидела свой дуб и пляж, и там расположились все её родные, мелькали знакомые лица гостей и друзей. Счастливая Лида махала ей рукой и звала её. Взглянув повыше, она увидела свой дом, родной дом. И ей так захотелось оказаться дома.

– Я хочу домой. Прошептала она.
И открыла глаза. А она, оказывается, была дома, в своей кровати, окно было плотно затянуто шторой и поэтому в комнате было темно.
Но сквозь проколы вышивки набивного рисунка просачивались солнечные лучики и создавали неповторимую красоту мелькающих искр.

– Впервые вижу такое. Прошептала Надя. Никогда солнце не играло так в моей спальне.
Дверь скрипнула и открылась. Надя увидела бабушку.
– Наденька, как ты себя чувствуешь?
– Нормально. Ответила Надя потягиваясь. А что случилось, сколько времени и почему я в постели?
– Оооох, сразу три вопроса в одном. Рассмеялась бабушка. Она вошла в комнату, закрыв дверь, подошла к окну  и раскрыла шторы.
Сколько тебе надо, столько и будет времени.
– Бабушка, я серьёзно спрашиваю.
– И я серьёзно отвечаю и тоже спрашиваю. Отчего у тебя обморок случился?
– Я упала в обморок?
– Да, милая моя. Ты была в обмороке, но мы тебя привели в чувство, искупали, а потом ты заснула. Так от чего произошёл обморок?
– Наверное, от переизбытка чувств, бабуленька. Ведь радость-то какая. Бабулечка, разве ты не рада? Мои братья, твои внуки женились. Мне бы ещё Мишеньку женить, но он хочет, чтобы Светочка закончила и получила полное образование.
– Наденька, не лги мне, твоей мудрой бабушке. И не отговаривайся простыми вещами, они здесь не причём. Я прожила много и много чего понимаю. Ты ждёшь ребёнка?

– Бабушка! Надя расхохоталась. Бабушка моя любимая! Надя соскочила с кровати, придерживая полотенце и обняла бабушку. Ну и выдумщица, моя любимая бабушка. Откуда такая роскошь во мне? Ты на что намекаешь? Не спала я с Павлом, не спала. У нас с ним общее только драки.

– О драках я наслышана.
– Откуда? Он рассказал?
– Нет. Мишенька.
– А он откуда узнал? Он никогда не присутствовал.
– Ты своего сына не знаешь?
– Знаю, бабуля, знаю. Он с самого рождения хитрец ещё тот. И слышала его выражение о нас, «Как дети, а вроде взрослые». Да он у нас тот ещё хитрец. Но всё-таки, то о чём ты, бабулечка, подумала, у нас не было. И это факт! Признаю, целоваться, целовались. Но бабушка, от поцелуев не зарождаются дети. И Надя расхохоталась.
– Похохочи мне тут. Это правда?
– Ну, правда, бабушка, зачем мне тебя обманывать. Только целовались и то я за эти его поцелуи всё лицо ему расцарапала.
– А жаль. Так хочется ещё и правнучку. Но Надежда! Я же видела, как ты понюхала вино, поставила бокал, а потом на тебя эта идиотка Галюня вылила вино, ты мгновенно отключилась. Это ведь, что-то значит. Меня не обманешь.

– Бабулечка, ты сама обманулась в моём состоянии. Перенапряжение. Если бы ты знала, что только со мной не происходило в последнее время. Но ты не волнуйся, со мной всё хорошо, а ты бабулечка и так дождёшься. Скоро у тебя ещё будут и правнуки, и правнучки. Данилка с Гришей женились. Рог изобилия детей в нашей семье открылся. Бабушка.
И Надя хохотала, а вместе с ней и бабушка.
– Да, да. Это так. Но хотелось, чтобы и у тебя была девочка. Наденька, я ведь чувствую её в поле твоём, и даже двоих.
– Бабушка, может быть, когда-нибудь такое и будет, но вероятно не в этой жизни. Ты видишь будущее?
– Твоё? Не совсем, почему-то оно смазано, но ясно вижу Павла держащего двоих детей на руках.
Надя так звонко расхохоталась и сквозь смех сказала.
– Бабушка, ну а причём здесь я? Ты же не меня видишь, а Павла. Возможно, он и женится, и будут у него дети, а я то причём?
– Но это твои дети, Наденька. Матушка Макошь.....
– Значит не мои, если ты видишь так. Твоя Матушка Макошь, информирует не верно тебя. Сбой произошёл. Исказилась информация.
– С тобой всегда так. Искажения бывали всегда. И что-то с тобой не так. Не всегда тебя просканируешь. Вот и сейчас ты закрыта. Как ты научилась закрываться?

– Да откуда я знаю? Бабушка, я ничего не делаю. И ничего у нас с банкиром не было, нет, и не будет. Это он хочет, а я нет. И ты знаешь, как я его ненавидела первое время. И царапала, и била его, и обзывала, как хотела. А он дурак, прилип и не уходит.
– Он тебя любит. Надежда. Строго сказала бабушка. И прошу тебя, разберись в себе, Наденька. Ведь вы истинные.
– Ты тоже пришла давить на меня? Кто тебе сказал об истинных? Он тебя прислал? Ну вот, что он за человек? И человек ли?
– Нет, Никто меня не присылал. Наденька, и не смей сердиться. Я пришла сама, поговорить с тобой. И тебе желаю счастья.

– Бабушка, всё это зря. Видать не прилетела моя птица счастья и не зазвенела крыльями и не одарила меня счастьем. Бабушка, ну ты-то хоть не читай мне наставления. У меня и так создалось такое впечатление, что я живу под строгим надзором, и каким-то руководством каких-то хранителей, как один мне представился.
И получается, как в сказке, поди, туда не зная, куда, и сделай то, не зная, что. И для меня ещё создали такое, состояние, что шаг влево, шаг вправо, расстрел.
Я двадцать восемь лет прожила одна, и даже не делая намёков посмотреть на мужчину, как на мужчину, а не как на друга. Сразу отвращение идёт. Ты можешь представить такое? Я только взгляну на понравившегося мне мужчину и, причём не женатого, бабушка, не женатого, так сразу к горлу подступает тошнота, и он мне становится противен. И вот на сорок шестом году появляется это чмо, рэкетир-банкир и заявляет мне, что он истинный для меня. А мне это надо? Меня спросили?

– Ты что разошлась, Наденька? Разве Павел чмо? Спросила бабушка мягким, ласковым голосом. Успокойся, родная. Мы с тобой сейчас всё обдумаем и придём....
– Никуда мы не придём, бабуля. Всё остаётся, как есть. Я ему не верю. Ты вот, пожалуйста, представь. Он заставил Диму влюбиться в ненормальную, почти идиотку, да не почти, а в идиотку Галюню. И это, как говорил он, освободить дорогу самому себе. Ну, не придурок ли? Бабушка?
Да я на Диму и так всегда смотрела только, как на друга детства и не более, ну ещё, как на крёстного Мишеньки. И всё. У Димы никогда не было выбора не то, что уговорить меня, а даже поговорить со мной. А рэкетир, что сделал? Он испортил ему жизнь. Возможно, Дима сам нашёл бы себе действительно женщину по себе, именно свою суженную. А теперь, что? Всё в пух и прах разбилось. И разбилась у него вся его жизнь.

– Наденька, это не трагедия.
– Как не трагедия?  Эти боги, полубоги, разные там хранители играют нами, всеми человеческими жизнями, как хотят. Развлекаются. Ха! Им то, что?
Им скучно. За вечностью их жизни, заскучаешь и вот направо и налево, то войны организовывают, то распри разные, то судьбы человеческие меняют. Им нужна человеческая энергия. Я бы многое, что сказала им. Вот хреновина, так хреновина.

– Угомонись, Надежда! Строго произнесла бабушка, нельзя так волноваться. Подумаешь человеческие судьбы.
– Подумаешь? Так и моя судьба в том числе. Бабушка? Ты когда стала такой чёрствой и безразличной к людям? Ты раньше не была такой.
– Я и сейчас не безразлична, просто стала лучше разбираться. Всё, что происходит с людьми, они в основном сами себе позволяют и позволяют к ним и в них проникать самым непосредственным способом, сущностям, порой и очень вредным.

– Я позволяла?
спросила Надя одеваясь за дверцей шкафа. И даже от удивления взяла не платье, а халат и надела его. Затем осмотрела себя, сняла халат и не глядя взяла из шкафа другое платье, и надела, а бабушка продолжала.

– Ты это другое. И ты не все. У тебя своя судьба и она до поры до времени была имитирована в вот эту, что была. Теперь всё изменилось.
– А теперь я не хочу ничего менять. Не хочу перемен.
– Какая ты не покорная, и противоречишь сама себе.
– Ну и что. Это моё решение.
Ответила Надя, слёзы потекли по её щекам, и она ринулась из спальни, пробежала комнату, вбежала в коридор и наткнулась на Павла. Поймав её в свои объятия, он спросил.

– Отчего мы плачем? Вытирая пальцем слёзы с её щёк. Отчего плачет моя любимая и несравненная Наденька? Кто обидел тебя, Наденька?
– Ты чего здесь делаешь? Следишь за мной? Куда не пойду, везде ты.
Всхлипывая спросила Надя.
– Нет, не следил. Я шёл в комнату Гриши, подняться к нему по лестнице , что рядом с тобой.
– Мог и по другой лестнице подняться,
– По другой лестницы путь длинней, а мне надо, взять свои вещи, пока Лиды и Гриши нет в доме.
– Уезжаешь? Обрадованно спросила Надя.
– Нет, просто переезжаю.
– Ааа, ну и правильно и скатертью дорога. А было бы лучше, если ты совсем уехал из нашего села.
– Не могу, солнышко ясное моё. Здесь моя семья. Я просто переезжаю здесь, в этом доме, Миша мне предоставил одну из его комнат, пока гости здесь.
– Лучше бы уехал. Всё равно у тебя нет шанса.
– Шанс есть у каждого, Наденька. Только не каждый им пользуется. У нас он есть, но ты упорно не хочешь этого принять.
Отчего-то радостно произнёс Павел.

– Да, что же это такое? Чему радуешься? Не поддамся я твоей эйфории. Пусти меня! Уцепился, как за собственность.
Павел тихо рассмеялся и разжал объятия, Надя побежала дальше, а он сказал.
– На кухне тебя Вера Дементьевна ждёт.
– Снова вином облить, или ещё уговоры и учить жизни? Нет, уж, надоело. Всех сплотил этот рэкетир, даже сын, Мишенька и тот повёлся, комнату ему, видишь ли, уделил.
Прошептала Надя, и даже не заметив, что в доме полная тишина, она рванула к своему дубу. Добежав, она остановилась в удивлении. А там весь пляж был занят. Там на отдых расположились все гости, кроме мамы и бабушки, даже  было несколько друзей местных.

– Ух! Ха! Хо! Совсем, как во сне. Вот это, хреновина томатная! Попала я, как кур в ощип. Надеюсь, той стервы здесь нет?
Надя осматривала своё любимое место под огородом. И даже под дубом на траве расположились гости.
– Надь! Иди сюда. Услышала она голос Лиды. Что ты там остановилась? Ты не бойся, Галюни здесь нет.
– Я и не боюсь. Ответила Надя, и пошла к берегу, обошла гостей, подошла к Лиде и села на песок, а потом и вовсе легла, Лида продолжила.
– Представляешь? Дима уехал.
– Куда уехал?
– Назад, на север.
– Зачем? У него же отпуск ещё. Он и в тот раз уехал раньше времени и сейчас. Зачем?
– Он так был взволнован, с Гришей разговаривал. Просил прощение, что не смог уберечь тебя от всей этой заварушки. Галюня рвёт и мечет, прибегала снова сюда, но её выпроводили.

– А она, что не уехала с Димой?
– Он её с собой не взял. Миша его повёз в аэропорт.
– Вот это новая хреновина, она же.....
– Надь, какие дети? А если будут такими же придурковатыми? Павел сказал в твоих силах всё изменить.
– Ты смеёшься? Я же пошутила насчёт детей. Я же просто сказала, чтобы хоть чем-то насолить Гальке. Мне так было плохо, всё горело и болело внутри. Если бы ты знала.

–  Павел нам рассказал, что это было. Ну, прошу тебя, отмени свой приговор детьми.
–  Лид, ты думаешь моё слово веское во вселенной? Нет. Ты что? Это шутка.
–  Ну, не знаю, Павел серьёзно отнёсся к этому. Говорит, это серьёзно.
–  Да, ладно, цену себе набивает. Вот же, хреновина, так хреновина.
–  Надь, Галюне никак нельзя иметь детей ни от кого.
–  Успокойся. Лид, что ты взвинтилась. Не будет детей, пустая она. А Павел снова навешал мне лапшу на уши.
–  Какую? Надь.
–  Говорил, Галюню изменят к лучшему. Да и пошёл он дальше.
–  Ой, вряд ли, горбатого только могила излечивает. Так и её.
–  Ну, не скажи. Если за неё возьмутся те, кому это доступно, то она может и в лучшую сторону измениться.
–  А такое возможно?
–  В этом мире всё возможно. Ладно, Лид, ты удивила меня, мне надо подумать.
–  Так ты простила Диму?
–  Я на него и не обижалась. Он то причём? Только зачем он уехал? Не понимаю. А может ещё вернётся? Если его повёз Мишенька, то он с ним поговорит и объяснит ему.

– Ой, не знаю.
– Ладно, я пришла сюда отдохнуть от всего, к своему дубу, а здесь столько народа. Что-то не подумала.
– Гриша предложил, все согласились. Искупаться, позагорать, шашлык, овощи. От вчерашнего отойти. Вон сколько в реке плавают.
– Пусть купаются и плавают. У нас здесь хорошо, не хуже чем в Крыму. А я полежу, успокоюсь.
– Отдыхай. Вино будешь?
– Нет, я теперь, наверное, никогда и глотка в рот больше не смогу взять.
– Но здесь-то нет отравы. И потом если так смотреть, отраву можно влить куда угодно. Здесь тебя все любят. Надь.
– Нет, не хочу, дай полежать спокойно. Если не трудно зонт поверни на меня.
– Ага, сейчас, мне не трудно. Ответила Лида.

«А, что? Думала Надя. Полежу, полюбуюсь на небо, может мысли верные придут. Послушаю, о чём здесь разговор. Возможно, мне пригодиться что-то. Вот сейчас полежу, послушаю и выстрою свои планы на будущее».

Что-то сверлило у Нади в мозгу, что-то такое, что она забыла. А чего? И она стала вспоминать, но что-то не вспоминалось.
«Эх, мне бы проводника по достижению истины, а не каких-то хранителей равновесия».

– Лид, а Лид. Позвала Надя подругу. Ты счастлива?
– Очень Надь. Ответила Лида шепотом, придвигаясь ближе к Наде. И легла так, чтобы было легко шептать, прям на ухо.
– И как оно? Спросила Надя и тихо рассмеялась.
– Божественно! Даже не представляла, что такое возможно.
Подруги рассмеялись и посмотрели на Гришу, что стоял возле мангалов перевернул шампура и стал нанизывать овощи. Он смотрел на сестру и жену, и улыбался, те поймали его взгляд, весело расхохотались.
Успокоившись и наговорившись, Надя смотрела в небо, но ещё не успела помыслить.

– Друзья мои!
Услышала Надя голос отчима и повернула в его сторону голову. Анатолий Афанасьевич держал в руках бокал с вином. Вино на солнце искрилось, Анатолий Афанасьевич, чуть качнул бокал, вино, в солнечных лучах выплеснуло фейерверк искр. Надя удивилась, и сменила позу, из лежачего состояния она поднялась и села. Она и не заметила, что сюда уже пришли все. Бабушка с мамой и Павел. На решётке мангала уже готовы были и мясо и овощи, как говорится кому, что душе угодно.  А Анатолий Афанасьевич поднял бокал, посмотрел сквозь него на солнце и продолжил.

– Друзья мои! Это вино нам доставили из солнечного Крыма. Прошу вас, возьмите наполненные бокалы.
Он снова замолчал, дождался, когда всем передадут наполненные вином бокалы, улыбнулся и почему-то обратился к Наде.

– Наденька! Как я рад, что ты моя доченька, пусть названная, и мы встретились с тобой, ты была взрослой и сразу мне подарила внука. А где Михаил?
– Я здесь, дедушка.
Надя повернулась на голос, увидела, как к пляжу подошли Миша и Дима.
– Вернулись. Прошептала Надя и на душе у неё стало приятно и радостно. А отчим продолжил.

– Вот он мой первый внук, и скажу вам, и уверяю всех, нисколько не лукавлю. Прекрасный внук. И я поднимаю этот бокал, за его мамочку, за мою прекрасную дочь. Друзья мои, вот я держу в руках шедевр, созданный природой и человеком. Вино сопровождает человечество с незапамятных времён. Это не просто напиток, это воплощение его связи с землей, форма искусства, соединяющая богатства природы с многообразием человеческой культуры. Это изысканный опыт, который питает тело и душу, обостряет чувства и расширяет границы нашего восприятия прекрасного. Простота и вместе с тем бесконечное разнообразие вкусов вина делает его совершенным инструментом для исследователя культурных кодов, как отдельных местностей, так и целых народов и эпох, человечества. Как в моей дочери, в ней воплотилось всё прекрасное и она воплощение, связанное с нашей Землёй. И тоже форма искусства, её душа крепко соединена с Природой. Её душа, играет и искрится, как это прекрасное вино. Оно божественное и дочь моя божественна.

Надя сидела, опустив голову, красная от стыда и смущения.

«Что он говорит? Куда и для чего он меня возносит? Из ума, что ли выжил? Как это всё понять и принять?»
Анатолий Афанасьевич продолжал.

– Ты не смущайся, Наденька, и не злись. Я не лукавлю. И я давно хотел сказать тебе это, ещё при первой встрече, когда выбежала нас встречать, такая девочка-леди, да не нашлись слова. А может, они копились и находили сравнения во всём. Ты покорила моё сердце, как отца, с первого взгляда. У меня и сыновья прекрасные и горжусь ими, что Григорий, что Даниил, парни, что надо, но Наденька, это особенное. Женщина – это всегда особенное творение природы и бога.

– Надь, ты слышишь? На ухо шепнула Лида. Вот это отец!
– Бог ты мой! Сколько слов. Я сгораю от стыда.
Еле слышно произнесла Надя в полной тишине.
– Да, ладно тебе, Надь. Толкнула её в бок Лида. Вот у меня тоже был отчим, но лучше бы не было совсем.
– Может вам показалось? Анатолий Афанасьевич? Так и есть, показалось, я обычная, каких не мало.
– Возможно, Наденька так и есть, но для меня ты особенная. И я счастлив, что у меня такая дочь. Выпьем друзья, вино греется. За мою дочь. За сыновей уже были тосты и за их избранниц. А теперь за доченьку мою.
И он стал приближаться к Наде.

– Урааа!
Закричали хором все присутствующие здесь, родные и друзья, а Наде Павел подал бокал с вином, но Надя рукой отодвинула, тогда Павел сделал глоток и прошептал.

– Наденька, больше не будет отравлений. Не волнуйся.
Надя встала и взяла бокал, чуть попробовала и произнесла.
– О! Вкусное вино, Анатолий Афанасьевич. И правда, божественное. За вас.
И стукнула бокалом о бокал, подошедшего отчима.

– Благодарю Наденька. Друзья мои, сколько раз я бывал здесь, никому не рассказывал, а я ведь давно заметил. Село, а возможно и вся местность, это как отдельный мир, особенно дом, в котором мы сейчас находимся. И вся территория этой усадьбы. Дом Наденьки и стоит он, как бы, на перекрёстке миров. Здесь легко рождаются новые идеи и смыслы. Соединяются противоположности, и приходит в гармонию то, что несочетаемое в других местах. И нигде не проявляется так ярко и заметно, как здесь, в доме Наденьки. Здесь я отдыхал, когда приезжал в гости, здесь душа отдыхает, а в сознании рождаются мысли, в которых познаёшь себя.
Друзья, а вы заметили, вы, приехавшие с севера? Про местных, что говорить? Они постоянно с ней рядом живут. А вот мы северяне? Мы сразу же почувствовали всю искреннюю глубину заботы Наденьки, а вроде бы она ничего и не делала, даже при встрече вышла к нам позже. Такая здесь атмосфера пропитанная интересными энергиями. Здесь всё в любви. Мы в сказку попали.

– Сказка? Сказка, это где-то там. Надя неопределённо махнула рукой.
Там чудеса, где леший бродит, русалка на ветвях сидит. А у нас, что? У нас такого нет. Разве, что дуб. У нас есть дуб, но кот учёный на нём не бродит, и русалок в нашей реке нет.
Послышался смех, и под смех Надя густо покраснев, продолжила.
Вы сильно преувеличиваете, Анатолий Афанасьевич. Вы ввели меня в неловкое положение, а всех остальных, ввели в заблуждение. Конечно ввели в заблуждение гостей северян. Мои друзья знают, какая я на самом деле. Я обычная, а порой бываю и вредной и драчливой. Можете спросить хоть кого из моих друзей или подруг.
Надя обвела рукой пространство, где стояла она и были её друзья.
Да хоть у Павла спросите, он уже достаточное время здесь живёт и узнал меня, какая я на самом деле. Он подтвердит. Ведь, правда, Павел? Не лукавь, ответь всем.

– Есть такое, признаю. И ещё подтверждаю, истину больше невозможно подавить. И Павел потёр свою правую щеку.
Ладошка, каменная, а на вид и не скажешь, но свобода воли у неё, это что-то. И в свободу принцессы на горошине, вмешиваться не стоит. Это я осознал с первого дня знакомства.

– Мосты не сожжены, но пылают, а принцесса на горошине захлопнула крышку клавесина. Нервно рассмеялась, ответила Надя. Не стоить вгонять меня в краску, боюсь, появятся Апачи или того горше Ирокезы. Полетят скальпы и то ли ещё будет. А вообще-то жизнь прекрасна.

Все присутствующие рассмеялись, Анатолий Афанасьевич, продолжил.

– Из ваших шуток ничего не понять, что Павел, что ты, Наденька такие загадочные. Вас нет возможности прочитать, как многих других здесь, а иной раз хочется посмотреть на мир твоими глазами, вернее через твои глазки.
– Дааа? А такое возможно? Спросила Надя.
– Тебе, такое возможно. Ты сможешь многое. Это я осознал ещё в первый год, как познакомился с тобой.
– Вот такого я не знала, всё же вы ошибаетесь на счёт меня.
– Но, Наденька, а ведь сердце сильнее разума, а любовь, сама любовь, ещё сильнее. Сильнее и ей расстояние не помеха. Я ведь верно говорю? Наденька.

– Не могу возразить или утвердить, Анатолий Афанасьевич, так, как не знаю. Вероятно судьба моя такая. И почему всё обо мне? У нас, что? Нет других тем, для разговоров?
– Есть Наденька.
– В нашем доме праздник для других лиц.
– О тех звучало много тостов, Но этот тост за тебя, доченька моя. И пусть Михаил, твой родной отец, где бы он не находился, не ревнует. Я люблю тебя, как родную дочь. За тебя, Наденька. Ура, друзья!
Все закричали ура.

– Ура, ура, Надюша. Твоё здоровье!
– Благодарю вас, а я пью за всех вас, дорогие мои.
Надя поднесла бокал к губам, но пить она не стала, а лишь смочила губы, что-то изнутри неё протестовало против вина. И почему-то подумала,

«Всё! Наконец-то можно расслабиться, спина вся мокрая от напряжения, ну и дядя Толя. Развёл здесь оду своим тостом».
И вдохнула аромат вина в своём бокале.
И удивительно вино издавало аромат знойного солнца и цветов. Рядом стоял Павел, и тронул её за руку, Надя оглянулась и попала взглядом в его пронзительный взгляд синих глаз.

– Знаешь? Красный цвет тебе идёт. Что в караоке, ты была божественной, что сейчас. Наденька.
Произнёс он шепотом и положил руку Наде на талию, а Надя только сейчас заметила, что она действительно в красном шёлковом платье, но не в том, что была на девичнике, но не менее притягательном, а она, оказывается, думала, что всё же не глядя, надела обычное домашнее платье.

«То-то все на меня так смотрели и отчим такую тираду или же, хвалебную оду преподнёс мне». Подумала Надя.

И эта ода так напрягала её, что Надю слегка потряхивало от смущения и недовольства. Испытанные этим неудобства выплеснулись адреналином и он зашкаливал.

«Это даже круче и страшнее чем перенёсший адреналин при виде аварии. Здесь столько народа и своих и мало знакомых, а этот дядя Толя так её нахваливал. Со стыда сгореть можно. Ну, Анатолий Афанасьевич!»

Веселье продолжалось, Лида позвала Надю купаться, но та отказалась, за неимением на себе купальника. И когда, как показалось Наде, забыли о ней, и даже Павел отошёл от неё, и о чём-то разговаривал с Григорием,  Надя встала и перебралась в шезлонг. Чуть там посидела, она осмотрелась, на неё никто не смотрел, и тогда она встала, и быстрым шагом пошла домой.

почувствовала в желудке голод, она вспомнила, что ела очень давно, ещё вчера. А сегодня она вообще ничего не ела, чтобы не подносил ей Павел от стола. ей ничего не хотелось. И поэтому она забежала на кухню, взяла себе фруктов и быстро убежала в свои комнаты. Там она только расположилась в кресле, в предвкушении покушать фрукт, как тут открылась, дверь и в комнату вошла бабушка.

– Бабушка! И что тебе не сиделось на пляже? Наслаждались бы с дедом природой, такой в Петербурге нет. Общались бы с народом, ведь ты давно не виделась с ними. Я хотела побыть одна.
Недовольно произнесла Надя.

– А я хотела побыть с тобой, в последнее время так редко видимся.
– Ладно, что говорить, заходи, только давай, ты не будешь говорить о Павле, бабушка.  Совсем ничего.
– Ты бы радовалась.
– Чему это я должна радоваться?
– Павел хочет перед тобой извиниться, дай ему шанс, Надь. Поговори с ним, ну не виноват он, что вот так получилось. Наседала бабушка.
Пожалуйста, не противься, я снова решила поговорить с тобой, вижу, как бы Павел не ухаживал за тобой, ты на его ухаживания и на самого не обращает внимания.

– Вы все сговорились? Он вас всех сплотил, чтобы вы насели на меня? Миша и тот, хоть молчит и ничего не говорит, но отдал ему свои комнаты. А сам в кабинете спит. Это, как назвать?
– Это временно. В конце августа все гости уедут. Снова останетесь одни.
– Да, разве я об этом? Бабулечка, живите сколько хотите. Дед вон ходит и любуются, ему нравится здесь жить. Живите, но перестаньте меня сватать Павлу. Я, что? Сама не найду за кого мне замуж выйти? Если мне этого захочется, найду. Но я не хочу замуж. Я там была и как выясняется, даже два раза. От этого вообще можно с ума сойти.

– Наденька, но ты любишь его.
– Кто тебе такое сказал? И вообще я его видеть не хочу. Он провинился и не только передо мной.
– Он не виноват, Наденька. Так сложились обстоятельства.
– Вообще-то виноват, да ещё как. Да он избалованный деньгами эгоист. Он просто самодурович. И вообще у меня создалось впечатление, что свадьбы вы решили здесь отмечать, чтобы все разом наскочить на меня и уговорить. Но ещё раз говорю. Не уговорите.

– Разве он тебе давал повод в вашем мире Двулуния быть избалованным?
Спросил только, что вошедший дед. Он прошёл к дивану и сел.
– А вы перестаньте разговаривать без слов в присутствии меня?
Произнесла Надя и строго посмотрела на деда и бабушку.
– Ты слышишь, о чём мы разговариваем? Удивлённо спросила бабушка.
– Нет, сам разговор не разобрать, но я слышу мельтешение между вами и отдельные слова.
– Это естественно, если бы чуть всмотрелась, то могла и услышать то, о чём мы говорили телепатически. Ты уже слышала так Павла, или же интуитивно догадывалась. Зачем тебе объяснять, когда ты уже встречалась с самой матерью СваАнтри.
– Да. Встречалась и разговаривала, но она так заоблачно рассказывала, даже не рассказывала, а так, кое о чём намекнула и всего лишь. Мол, догадывайся Надежда сама.

– Есть вещи, которые невозможно объяснить, основываясь на общепринятых знаниях и представлениях. И естественно есть люди, которые не верят, пока не столкнутся с ними. Есть, которые не сталкиваясь, верят, а есть люди, которые непосредственно имеют дело, и живут в них и с ними. Тебе самой надо осознать, кто мы и кто ты, и кем ты хочешь, в конце концов, стать.
– Да никем я не хочу стать или быть, я просто жить хочу, и быть счастливой.
– Одно другому не мешает.
– Всё же, ты должна понимать, Наденька, не так уж ты безграмотная, с таким-то сыном. Ты помнишь, как я просила его оставить?
– Я и не собиралась от него избавляться или отказываться, ты что бабушка? Ты же его всегда называла ангелочком, а я даже ещё и не знала, что он уже был во мне. Ты, что-то не то говоришь.

– Всё то я говорю, ты должна понять, что мы все, наша семья, именно те, кто имеет дело со сверхъестественным. И владеем древними знаниями.
– Ну, бабуля, это я поняла ещё, как родился Миша и как нагло вторгся в мою жизнь, пришёл ко мне тот наглец, хранитель равновесия. Но, почему я должна верить Павлу? Он столько здесь наворотил, выгадывая в свою пользу. А кто меня спросил? А оно мне надо?

– Надо. Ответила бабушка. Нам всем надо.
Интересно, интересно. И почему же? Почему мне надо быть с ним, именно с Павлом? Ну докажи мне, почему не с Димой или например с Кирсановым, он тоже свободен и ухаживал за мной ещё с юности.

– Да потому, что в тебе сосредоточены сила предыдущих твоих воплощений и поколений сила рода, а не сила не в нашем мире. Наденька. Не может быть, чтобы ты не вспомнила настоящий мир Двулуния и белую планету в созвездии Медведицы. Постарайся вспомнить, и знания придут к тебе. И сила твоя должна быть объединена с силой Павла. Ведь ты умеешь лечить пальцами.

– Пальцами? Причём здесь мои пальцы? Нет, я только пальцами распознаю болезнь.
Бабушка посмотрела на Надю, глаза её подёрнулись дымкой, как будто вглядываясь вдаль, затем произнесла.
– Распознаёшь и лечишь, у тебя увеличилась сила, когда Павел соединил ваши ранки, и когда тебе лечили руку. Ты конечно, об этом не знала. Если бы ты знала, то держала бы свои руки дольше на пациенте. Любовь предаёт огромную силу.
– Бабушка, оставь Наденьку в покое. У неё своя голова на плечах. И она уже, если мерить по человеческим меркам, полжизни прожила. Что-то, да имеет в своей голове.
Произнёс только, что вошедший Гриша.

– Гриша, почему ты здесь?
– Да потому, что вижу, как вы Наденьку донимаете своими не нужными разговорами. Сколько можно? Сказали один раз, и достаточно, пусть сама думает. Ей это будет полезнее.
– Гриша, ты же сам хотел, чтобы у них всё получилось.
– Хотел. Я не знал, кто он. Он просто был моим хорошим другом.
– Был? Удивлённо спросила бабушка.
– Был и есть моим другом, А сейчас я знаю всю правду.
– А достоверна ли она?
– Достоверна. Мне её племянник рассказал, а он знает всё.
– Всё не возможно знать. Строго сказала бабушка.
– А я и не говорил обо всём, но что касается его и его семьи, он знает и от него ни какая фальшь не скроется. Так, что оставьте Надю. Пусть сама думает и как её сердце ей подскажет.

– Гриша, я ей желаю только добра. Ты посмотри, как на него смотрят другие женщины. А Надя и Павел должны быть вместе.
– Бабушка, а то ты не знаешь, что этому Надя не препятствие, а если и уведёт какая, так грош ему цена и его любви. А если он действительно истинный, как ты утверждаешь, то его никто и ничто не сможет оторвать от неё. Я был дурак, а он ещё дурнее меня. Идем, сестрёнка прогуляемся к реке, там нас Лидочка ожидает. Мы собирались к Тарасовым в гости, с нами пойдёшь?

– Пойду, хоть отдохну от всего.
Ответила Надя и подхватила брата под руку, они пошли к реке. А там была молодёжь Данил, Нина и друзья Данила. На вечерней заре, рыбачили, в отведённом месте горел уже костёр, на треноге висел казан, собирались варить уху. Там было весело. В стороне от них на большом валуне сидел Павел и смотрел в противоположную сторону.
Надя повернула голову в сторону Павла, ей стало грустно, в сердце, что-то перевернулось. Ей показалось, что он был в глубоком размышлении.

«О чём он думает? Красивый. Нет, очень, очень красивый. Совсем, как Мишенька красивый. Идеальный мужчина, хотя в этой жизни сделал много ошибок. А кто их не делал?
Идеальный, словно выточенная скульптура, озарённая заходящим солнцем выглядела монументом.
Вот вроде бы во всём идеален и предусмотрительный, но меня это-то всё пугает и очень пугает.
И ещё спрашивается, почему? Почему он не появился сразу, как оказался здесь. И почему не Дирамием?
И даже не то, что он мог раньше появиться здесь Дирамием, а что понять не могу. И конечно же не то, как он распорядился жизнью Димы, нет.
Хотя и это меня угнетает, но что-то есть ещё. Боже, как мне хочется подойти к нему и обнять его, положить ему свою голову на его плечо, а вот не иду. Что-то не пускает. А люблю-то его как! Не высказать.
Вот мы поврозь, так хочется лететь к нему. И так хочется обнять его и никогда не отпускать его от себя. А как он рядом, да ещё и обнимает, так взорваться хочется и драться. Это вот что? Как назвать?
Врозь мне скучно, вместе тесно, очень даже интересно? Это нормально вообще-то?

Гриша взял её под руку, второй рукой Лиду и повел их по берегу реки до выхода в улицу, через проулок.
Надя ещё раз оглянулась на Павла, но Гриша строго сказал.

– Не оглядывайся. Я понимаю, что твориться в твоём сердце, но чтобы не разочароваться, повремени и найди ту занозу, что не даёт вам быть вместе. Её требуется уничтожить, чтобы ваша жизнь осветилась.
– Ты прав, братик. Прав. Даже загнанные в угол, русские никогда не сдаются. А на него посмотрим. И тихо запела.
Виновата ли я, виновата ли я,
– Виновата ли.... Подхватила песню Лида, тоже тихо в полголоса. Они тихо пели, лишь только для себя и уходили от пляжа.
– А зачем же, зачем в ту двулунную ночь позволяла себя целовать.
– Надь, какая ещё двулунная ночь? Там нет таких слов.
– Там нет, а у меня есть. Это мой мир, в который я так хотела уйти. Мир Двулуния. Кое-что я тебе рассказывала о нём.
– Я так и не поняла в твоих рассказах. Что за мир? Ты встретилась с Дирамием?

Гриша расхохотался так заразительно и громко, чем привлёк внимание Павла. Хоть уже было далеко, но он услышал, оглянулся и увидел их.  Он встал и быстрым шагом стал их догонять. Надя почувствовала, оглянулась, и продолжила рассказывать.

– Я же уже говорила тебе, встретилась, он спас меня и вытащил оттуда, мир разрушался. И перенёс в наш мир.
– Да? Ну, и где он теперь?
– Вон, позади нас бежит? Лида оглянулась и рассмеялась.
– Так это же Павел. Надь. Тебя не понять, ты так можешь все перевернуть, что становится непонятно. Мне же Гриша говорил, что Павел и Дирамий это одно, и тоже. Но, почему-то я что-то вот никак, ну вот не как не могу сложить всё в единое.
– А я разве отрицала? Я тебе ещё на девичнике подтвердила, то, что ты мне говорила. Ты, наверное, забыла в своём ошалевшим состоянии счастья.
– Да ну, тебя, Надька! Если посмотреть на тебя, то ты мазохистка. Любишь, но не принимаешь.
– Всё. Лид, об этом больше не разговариваем.
– Если у вас не секрет, скажите мне, куда вы направляетесь?
Спросил догнавший их Павел.
– Не секрет. К друзьям. Ответила Лида.
– Извините меня, но я с вами пойду. Я там очень нужен. Произнёс Павел, и взял под руку Лидию, а она удивлённо посмотрела на Павла, затем перевела взгляд на Григория, но тот лишь улыбался. Какое это время шли в полном молчании, затем Лида не вытерпела.
– Да ну, вас, не могу я молчать, лучше я спою.
И что  это? Где это? Боже ж ты мой! Пропела Лида, а Гриша снова звонко, даже по-мальчишески рассмеялся. За ним и все остальные.

– И что ты хохочешь, Гриша? Сквозь смех спросила Надя. Что в словах Лидуси смешного? Всё ведь верно. Русские никогда не сдаются. Правда Лидусь? Даже в самых безнадёжных ситуациях. И нам с Лидой не привыкать. Нам и аргулаки нестрашны. Правда, Лид?
– Ессстессственно. Пролепетала та сквозь смех, увеличивая звучание буквы «с» в этом слове.
А что это? Или кто? Поясни, что-то не вспомню. Из сказок, что ли?
– Животные, из Двулуния. Ответив Павел, и посмотрел на Надю, продолжил. Они очень опасные. С ними из этого мира ни один хищник не сможет сравниться, здесь нет ему подобных. Ты помнишь Наденька, как он выглядит?
– Напоминает гризли, но свирепый до ужаса.
– Ха, нам с тобой и это по плечу. Снова засмеявшись, ответила Лида и, отобрав свои руки у мужчин, перестроилась и пошла между Гришей и Надей. Павел сию минуту оказался возле Нади и шепнул ей на ухо.
– Злишься?
– Я? Вот ещё! Да никогда! И не надейся. Вот это точно, нет и нет, и нет. И мы всё это победим. Правда, Лидусь?
– А то! Хохотнула снова Лида.
– И сейчас я вот,  как всё победю, то есть побежду, то есть победа будет за мной и чтобы не думали некоторые. Так? Лидусь?
– Мы с тобой обе победили в этом раунде. Каждый в своём. Друзья, если что считайте меня коммунисткой. Хохотала Лида.
– Храбрые наши девочки. Произнёс Гриша, продолжая смеяться.

Так они шли по берегу и смеялись, дошли до того места, где надо было свернуть и по узенькой тропинке, по меже между огородами дошли до двора, куда они и направлялись.
А там был свой тарарам. Мир крутился в бешеном хороводе.
Продолжение следует....
Таисия-Лиция.
Фото из интернета.