Место

Этот пейзаж давно в моей голове. С тех пор, как мы перестали туда ездить. Пандемия, потом работа в городе, дача, огород, которые трудно надолго оставить летом. А ведь когда-то мы там бывали каждый год.

 И вот теперь, когда деревня совсем опустела, остро захотелось навестить эти места. Представьте себе: наши почвенники – В. Распутин, В. Астафьев, В. Шукшин уже канули в бездну, а деревеньки по всей стране еще держатся. Последние постоянные жители нашего селения, мне кажется, действительно просто исчезли, растворились в тенистой тишине яблоневого сада или ушли умирать в лес, как оборотни, а потом превратились в два облака-барашка. А приехали они сюда из Ленинграда. Купили дом еще во времена перестройки. Она – инженер, он – бывший моряк. Дочка осталась в городе. Дом стоял первым при въезде в деревню. И мы (дачники) всегда останавливали машину сначала здесь, чтобы переброситься парой слов о новостях в этих краях.

 Наш дом купили мои дед и бабушка у знакомой. Он был построен уже после войны и теперь требовал капитального ремонта. В последнее время другие дачники, с которыми мы переписывались, говорили, что вырубили близлежащий лес.  Кто-то прислал фото участка, где из-за высоченной травы даже не было видно окон дома.

 На самом деле, думаю, дело не в том, что не преодолеть каких-то 500 километров, а не осилить время. Пространство тесно связано с ним, и кажется, что, вернувшись туда, вернешься в молодость. Но мы-то знаем, что это невозможно. Вот и топчемся в нерешительности, вот и ходим вокруг да около.

 Но тщедушные, почти безжизненные, призрачные, как будто рожденные в больном воображении дикие гвоздики, торчащие слабыми пучками в проплешинах между серебристо-белым мхом, пахнут оттуда. Аромат пронзительный, немного удушливый. Я чувствую его и вхожу в лес. Да это и не лес, а грандиозный проект здания будущего.   Сначала идет полянка – холл, выстланный прошлогодней жёлто-коричневой листвой с сухими сосновыми иглами, затем – анфилада комнат, гористая, многоуровневая. По стенам развешаны растительные гобелены из трав и листвы замшелых деревьев, а в конце – бальный зал, где исполняют свой танец молодняк из берез, осин и ельника. Вот в этом зале, вдали, как в дремучем заболоченном сне забвения, возможно всё. Дух прошлой жизни окутывает заросли...

 А еще есть озеро, до которого шли через просторный сосновый лес. Мощные вековые стволы напоминали торсы мифических великанов с горячими прозрачными каплями смолы, которая выступала под палящим солнцем. Потом лес вырубили, землю вспахали, и опять вырос лесок, но уже смешанный, через который тоже придумали дорожку к озеру. Это озеро было здесь всегда. Всматриваешься в его зеркало и видишь столетия, ибо река – это быстротечность, а озеро – вечность.

 Деревня стоит на возвышенности. По ночам слышен гул проходящего в низине поезда.  Раньше поезда ходили чаще. Теперь направление Москва – Рига почти заглохло.
 Перед тем как заснуть, папа включал маленький транзисторный радиоприемник и ловил на просторах звездной ночи голоса Пскова, Риги и даже Радио Свобода. Было очень уютно здесь, почти в лесу, дотянуться слухом до цивилизации. Как из космоса, весь мир виделся голубым елочным шаром.

 Я ещё помню железнодорожную станцию. Это незабываемое ощущение, когда выходишь из затхлого выгона и тебя обволакивает воздух такой насыщенности, что при первом вздохе почти теряешь сознание. Здесь и клейкий густой аромат мазута, и нектар полевых цветов, растворенный в чистом кислороде, и запах хвои, и бог весть чего еще, пролитого в эту жгучую, кипящую на солнце смесь. С рюкзаками по шпалам мы ковыляли до тропинки, бежавшей от насыпи под откос в нашу деревню.
 А яблонька? Пока идёшь на пригорке слева видишь большие камни в траве и яблоню с маленькими малиновыми яблочками. Здесь лет так 150 назад, когда ещё не было никакой железной дороги, был дом. От него остались камни фундамента, а от сада – мелкий, но сладкий дичок.

 Но самой главной достопримечательностью в нашей деревне был колодец.
За водой приезжали их ближайшего городка Себеж. Вода, набранная в бутыль, могла храниться вечно. Поговаривали, что подземная река проходит через пласт серебра.  Ключ бил под горой перед спуском в лес. Какие только тут травы не росли и не цвели. У ручейка, сбегавшего вниз, было много мяты с запахом зазеркальной стерильности. Полевица, тимофеевка, лисохвост, чуть подальше – зверобой, тысячелистник и огромные колокольчики, наполненные до краев небесной синевой.

 В этом году решили: надо ехать. Но совпадут ли наши воспоминания с действительностью?