Жизнь прожить гл 75 Первые ласточки с фронта

 Гл. 75                ПЕРВЫЕ ЛАСТОЧКИ С ФРОНТА
Отмена заседания партактива в районе для Ивана Пантелеевича была в какой- то мере неприятной вестью, но на его планы она уже повлиять не могла. Пусть, там, Хоркин сам разбирается 
со своими обещаниями- совещаниями. А он решил и знает, что ему теперь делать. На его решительность обратила внимание и Тая. Покосилась, увидев, как он с вечера новой метлой заметает
двор- с особым удовольствием и насвистывая веселую песенку, покачала головой и ушла в избушку. Но через минуту выглянула:
-Слышал, мужики с ночным поездом с фронта вернулись?
-Иван Пантелеевич резко обернулся.- Да ты что, Таиска, и кто же?
-Знала, обрадуешься- заулыбалась Тая- Костюха- гармонист и Дмитрий Иваныч, твой друг. Я сама не видела, говорят Костюха израненный, но в медалях.
Все планы на сегодня поменялись. Не стал больше выпытывать жену, поставил к стенке метлу и пошел со двора. Первое- поздравить фронтовиков с возвращением и поговорить о жизни, потом сено, потом … Вообщем, дальше, видно будет, главное теперь- мужики, сила прибавляется.
Идти нужно было на другую улицу, на Заречку. Костюха- на самом краю, Дмитрий Иванович недалеко от Антонины с Володькой.
Дмитрия Ивановича, бывшего колхозного ветврача, Иван Пантелеевич увидел издалека- копался возле лачужки, засучив рукава гимнастерки. Увидев его, тот отставил в сторонку ведро с глиной, улыбаясь, пошел навстречу. Обнялись, расцеловались.
 Иван Пантелеевич начал о деле без разведки. 
-Жив, значит, дорогой! А как ты тут нужен. И твои пацаны, и жена, а как мы все, тут, вас заждались!
 -Понимаю, что нужен, на то, наверное судьба и пощадила….- отпарировал тот, но попытался сменить тему- ты, погоди, Вань, мне, моя, еще на фронт писала, да и вчера ты у нас с языка не сходил, расскажи, как это могло случиться, что тебя… туда? Я и сейчас не могу поверить…
-Дружище, давай сядем и потолкуем- Иван Пантелеевич указал на обтертый временем, камень, уж старый то- друг, одноклассник, должен его понять- вспоминать о тех событиях совсем не хотелось. Единственным просветом из всего была встреча с Сергеем, а остальное…- Теперь нужно не о том,- живы, ходим, и уже хорошо. Тут вон что- он повел рукой.
-Да, вижу, что наделала война…- Дмитрий Иванович глубоко вздохнул.
И времени у Ивана Пантелеевича было в обрез, а обо всем, теперь за день не переговоришь, но рассказать о своих планах, не выслушав друга о пережитом на фронте, было бы грешно. А бывший

Стр. 199   
фронтовик все порывался вспомнить, как его огорчили события в колхозе, и только к концу рассказа начинал о своих фронтовых дорогах.
-Ладно, ты, молодец, Митя, что с ведерком уже хлопочешь, нам теперь долго с ними бегать- выслушав рассказ, усмехнулся Иван Пантелеевич.- А скажи, много ты, сам- то, один тут, поправишь?
-А что ты предлагаешь? –Поднял удивленно брови Дмитрий Иванович.
-А вот, что…
И Иван Пантелеевич постарался коротко изложить свои мысли о задуманном.
-Да, кто бы против, Вань, а чем и как? Вижу, начинать- то с нуля.- Друг недоверчиво улыбнулся- это ж не с автоматом по полю бегать. Хотя знаю тебя, непоседу. Только, вот, справимся?
-Давай, дружище, начнем- горевать некогда, а там люди потянутся. Да, кстати, на завтра машину дали, камень возить. Готов?
-Что, уже договорился? А я, как пионер- всегда готов!
-Вот так и говори- Иван Пантелеевич встал- надо твоего сослуживца еще навестить.
-Что- то я не уверен, что ты с ним так же побалакаешь,- засомневался Дмитрий Иванович,- он теперь, наверное, под большой мухой- малый слабак на это. Тем более, небось, встречу отмечал.
Избушка гармониста стояла почти на самом краю улицы и каким- то чудом уцелела почти полностью. Его жене, Полинке, пока он воевал, досталось поменьше чем другим- и детей не было, судьба обидела, и с домиком она не долго копалась. Только крыша сгорела, пришлось перекрыть. Ивану Пантелеевичу не часто приходилось в этот домишко заглядывать. Но, в довоенное время это была не изба, а хибарка- хуже был только у повитухи, Фоминичны. Полина не выделялась из других баб- веселуха, хлопотная. Но, поговаривали, прибаловывается- гонит самогончик. А муж- тоже весельчак- гармонист же, особым трудолюбием, правда не отличался, но,  героем с войны вернулся. А до этого его героизма и не замечали.
Подходя к избушке, Ивану Пантелеевичу издалека повеяло сивушным душком. Теперь, конечно, кто же упрекнет- фронтовик домой вернулся. Наружная дверь оказалась открыта и Иван Пантелеевич, постучавшись, вошел в сенцы. На стук ни кто не ответил и он прошел к двери избы. Опять постучал, и вновь тишина. Пожал плечами, молча вошел в домик- приятно просторнее их холупки. Запашок крепкий, на столе неубранная посуда- наверное, Полинка спешила на работу. У стены, на сундуке блестят медали на брошенной гимнастерке, рядом полуразвернутая елецкая гармонь. На полосатом матрасе кровати, со свесившимися голой  рукой и ногой в кальсонах, спящий фронтовик. Сопит и всхрапывает. Вздохнув, Иван Пантелеевич, развернулся и вышел на улицу- друг был прав, герой празднует возвращение.
На обратном пути не смог вновь не зайти к другу детства. Еще поговорили, порадовались окончанию войны. Дмитрий Иванович как- то ненароком спросил:
-А что это за парень, которого ты упомянул, что за человек?
-Сережка? О, погоди, вот придут, сам увидишь. Золотник, только большой! Не человек, а мечта!- Иван Пантелеевич мечтательно посмотрел в даль и глубоко вздохнул, а уходя напомнил:
-Завтра, пораньше, собираемся у тока, зайди и к Костюше, может опомнится. Мужики ж, на вес золота. И потом, бабенок на погрузке камня угроблять раньше времени- не стоит, они нам кое в чем поинтереснее пригодятся.
-Обещаю, Пантелеич, волоком его притащу, в речке прохмелю.
Иван Пантелеевич шел на ток и опять не укладывалось в голове- два фронтовика, оба вернулись из пекла, оба видят, что дел- непочатый край, и делать- то им. Их для того и ждали, от разрухи очистить жизнь. А оказывается, у каждого- свое на первом месте. У кого- работа, а у кого- праздник. Если, может, только, израненный… Ну, а бабы, конечно, на фронте не были, не израненные, вот им и не до праздника, пусть ворочают.
Через полчаса он был уже на сенокосе, в междупутье. Издалека услышал голосистые распевы- у них вот где праздник. Хоть бы вот сюда этого Костюху, и то бы польза была, бабы и по гармошке соскучились. Вон, как, шпарят! А он лежит дома, пузыри отдувает, герой!
Луг, уже наполовину, был скошен, первые ряды подсушены, поворошены. Колхозницы

 Стр. 200
собрались в кружок, отдыхали, увидали его- замахали руками. Иван Пантелеевич тоже в ответ махнул рукой. Подошел вплотную, бабы остановили песню на полпути. Владимир сидел в сторонке и не принимал участия в их хоре. Встал, подал руку председателю.
-Да что ты вставал, сиди.- Ивану Пантелеевичу не хотелось развозить о пустом, и бабьи смешки он приостановил сразу:
-Погодите лопотать, я вот о чем. Завтра два важных дела- половина, кто хочет– возите подсохшее,  половина на косьбу. Антонина, разберись сама. -А мы с фронтовиками едем за камнем…
-Ура!!! – завопили бабы в один голос.
-Да, погодите, с чего, вы, мы ж не на дома, а для скотного двора- растерялся председатель.
-Все равно- ура! А кто- то говорил, это мол, не  скоро- вот вам! Пантелеич все сумеет!
-Володь, как ты, готов с нами?
-Конечно, Пантелеич, что ж я не справный?
-Ну, вот и хорошо, завтра с утра приходи на ток.- Иван Пантелеевич повернулся к бабам- давайте поправлю ваши косы.
-Опоздал, председатель, у нас теперь свой правильщик есть, не хуже тебя- раздались задорные голоса, чем немало смутили и Антонину и Владимира, и наоборот, приятно удивили Ивана Пантелеевича.
Отдых заканчивался, колхозники отряхиваясь, вставали и брались за косы. Иван Пантелеевич выбрал себе «девяточку» из запасных, поправил подтертым бруском и стал со всеми на ряд.
Руки уверенно держали косье, с усилием, чуть подтягивая косу, к завершению прокоса. Высокая подкошенная трава, раз за разом, покорно ложилась в ряд.  Приятно было чувствовать себя, равным со
всеми, в одном, для всех важном деле. Музыка кос из многих «вжиков» веселила душу, наполняя
её, еще запахом свежескошенной травы. Поднял голову, посмотреть, как все-таки, косит Владимир. Удивленно покачал головой- движения его мощного тела были туги и размеренны, ничем не отличались от движений других рук, тел. И потому, наверное, он стоял первым. Иван Пантелеевич вспомнил, где- то случайно прочитанное- стал ведущей скрипкой в оркестре. Только, теперь, пели не бабы, пели косы. Тая стала рядом, ей теперь невольно хотелось хоть как- то, быть ближе к мужу. Она всегда гордилась, что у них такой разумный председатель, а теперь, когда она не посторонний человек, этому, самому, председателю, было вдвойне от этого приятно. Она видела, даже, когда бабы подшучивали над ним, ни кто, даже намеком, не хотел его обидеть, она видела, что и они им гордились. И как- то непроизвольно подумалось- ей отчего- то хотелось, что б и её Колюшок, тоже гордился им. Она морщилась, отгоняла свою глупость и становилось стыдно за неё.