Дорогой войны. Повесть

1. Пауль

Пауль крепко сжал руку комбата. Успел крикнуть: прыгаем! И рванул его вправо, увлекая за собой.
Вода обожгла холодом, Пауль и не знал, что холодная вода обжигает почти также, как и горячая. Вода заполнила кроссовки, одежда намокла, его и напарника сразу потянуло вниз, ко дну. Он видел пенистые следы прошивающих воду пуль. Надо было погрузиться глубже и взять левее, чтобы всплыть под мостом, у опоры. Сквозь толщу воды он видел темный силуэт. «Живы оба, получилось!»- успел подумать Пауль, и почувствовал как болью рвануло плечо. От неожиданности он закричал, вода заполнила рот, в глазах потемнело. Он уже не почувствовал, как сильные руки обхватили его, увлекая наверх, к свету.
Свет был тусклым, зеленоватым. Мама проверяла тетради под светом любимой лампы с зеленым абажуром. На стене тикали старые часы, их бой гулом отозвался в голове. Где-то за окном шумели, проходящие мимо их дома машины.
Голос репортера новостей монотонно зачитывал новости с украинского фронта:

  - Прокуратура сообщила, что  в результате обстрела российскими войсками села Тарановка Харьковской       области пострадали местные жители и волонтеры.
Число погибших в результате нанесенного российскими войсками удара по пункту раздачи гуманитарной помощи на юго-востоке Украины возросло до семи человек.

Над Паулем склонился Йонас, его лицо было в крови, глаза близоруко щурились:

Ты сам все видел, ты видел откуда шел обстрел. Это не русские стреляли, Пауль. Запомни и расскажи. Я все...
Йенс горько улыбнулся.
Что, что значит все? - не уходи, - прошептал Пауль распухшими сухими губами.
Все значит все, парень. Репортер Йонас Кригер вышел из чата. А ты еще остаешься. Говори правду, дружище. Тебя услышат.

Гул машин стал громче. Плечо болело, левую руку Пауль почти не чувствовал. Он попробовал открыть глаза. На них была тугая повязка. Руки свободны, но, поднять он смог только одну. Ощупал лицо. Содрал с глаз мокрые бинты. Темнота.
Попробовал подняться и, вскрикнув от боли, упал назад.

Смотри, очнулся!  - Сказал веселый молодой голос.
Лежи тихо, немец! Скоро доедем до госпиталя, починим тебя. Рана в руке ерунда, а с глазами пока не ясно. Лицо осколками посекло. Ты еще ничего, а комбату досталось. Слышь, немец, прикрыл он тебя!
Ну да ничего, первую помощь я вам вовремя оказал. Мы своих не бросаем, даже и немцев, слышь, понимаешь меня?

Пауль вдруг разом устал, двигаться не хотелось. Кузов грузовика покачивался, монотонно шумел двигатель.
Я говорю по-русски — сказал он, тщательно проговаривая слова.
Голос парня посерьезнел,
       - Вон оно что. Ну и ладно, хорошо, давай по-русски, Павлик. А я Егор.  Так ты, значит, совсем свой. В доску? Сейчас я тебя уколю не больно, поспишь до госпиталя, а там и решишь кто ты. Сейчас главное доехать. Спи, пусть тебе твоя девчонка приснится.

Укола Пауль не почувствовал, просто вдруг ушла боль, захотелось смеяться и петь. Он увидел лица своих подруг по Университету. Вот эта, с копной вьющихся рыжих волос  - Джессика. Смеется, щуря зеленые глаза, смеются веснушки, рассыпанные по носу и по щекам, смеются тонкие губы, обнажая острые, лисичкины зубы. А рядом с ней тихая Кира, с факультета германистики, улыбается нежно, влюбленно, грустно. Глаза невской синевы щурятся, утопая в длинных ресницах. Она что-то говорит ему, очень тихо. Или это мама? Мама! Перед отъездом у них не получилось помириться. Он кричал на маму впервые. Обзывал. Называл совковой курицей и жертвой российской пропаганды. Она плакала и просила услышать ее.
И снова Йонас. Они едут довольные и гордые своей миссией в машине с гуманитаркой. Дорога ведет в поля Украины. Вдоль дороги беженцы. Их много. Война. Сон окончательно овладел им. Потом, все потом... сейчас главное доехать... комбат. Мама... я все тебе расскажу, я доеду.

2. София

Небольшой дом с высоким крыльцом. Черепичная крыша и палисадник с рододендронами и розовыми кустами. Возле дома припаркована небольшая машина. В доме камин.
Из трубы на крыше идет дым. Холодно, хотя уже середина мая и рододендрон цветет яркими розовыми букетами. Невысокая худощавая женщина  лет 45-ти 50-ти достает из машины пакеты с продуктами и спешит в дом.
«Хорошо, что затопила камин до похода в магазин!»
 Воздух в доме нагрелся. Кот Рой развалился в кресле напротив огня.
Женщину зовут София Вебер. Это мать Пауля.

София разложила продукты в холодильнике, сварила кофе и, поставив горячую чашку на столик, села в кресло, забрав кота к себе на колени. Она стала листать почту в телефоне, нервно поглаживая черную шубку кота. Рою явно не понравился настрой хозяйки, и он недовольно спрыгнул на пол, улегся ближе к камину, посмотрел на Софию с укором.

Итак, сообщений от Пауля нет. Их нет уже неделю. И она не знает где он сейчас, точного места прибытия их миссии ей никто так и не сказал.

София набрала номер Киры. Кира - подруга Пауля по университету, германисты и славянисты всегда дружили, именно благодаря своей русской подружке, Пауль легко и свободно заговорил на хорошем русском. Кира ответила сразу.

Фрау Вебер? Добрый день! Есть новости?
Кира , здравствуй. - София сразу сникла. У Киры похоже тоже нет новостей.
Я сегодня говорила с Джессикой, это она попросила Пауля помочь с доставкой груза! Это ее друзья, американские студенты из Кобленца собирали груз по всей Германии и отправляли его с восточной границы.
Джессику помню, такая рыженькая, кажется из Нью Гемпшира? Джессика Келли? Она что-то знает, Кира?

София села в кресло, вжавшись в него напряженной спиной.  Девушка молчала, София  услышала тихие всхлипывания.

Кира? Кира, пожалуйста не молчи! Что сказала Джессика? - София говорила холодно и спокойно, пытаясь этим успокоить девушку.
Фрау Вебер, простите. Джесс не знает. Просто сказала — смотрите вечерние новости. Можно я приеду к вам?
Да, конечно, жду тебя. Приезжай прямо сейчас.

3.Кира

Кира Земцова, петербурженка двадцати пяти лет, бабушкина внучка, отличница, пианистка. Немецкий «перфект», как впрочем и английский, влюбленная в Германию ничуть не меньше чем в родной Питер, вот уже год ощущала пустоту, отчаяние и чужеродность свою в этом мире, который еще совсем недавно был родным.

Утром 24 февраля 2022 года она проснулась рано, как от толчка, как от грубого окрика. В соседней комнате горел свет, Джессика уже не спала.
Кира села в постели, натянула теплые носки, длинный свитер. Зевая, прошла в комнату подруги.

Джесс? Ты уже не спишь? Удивительно...

Джессика, известная засоня, обычно спала до предела, что называется, потом вдруг вскакивала и, натянув одежду, с зубной щеткой во рту, варила кофе. Быстро причесывала непослушные рыжие пряди, закидывала в сумку тетради, таблет, и контейнер с завтраком. Завтраки всегда собирала  обстоятельная Кира. Уже через несколько минут раздавался  рев мотора ее скутера, вливающийся в общий городской шум.
Сегодня Джессика не торопилась. Свет от айфона освещал бледное лицо и рыжие кудри, горевшие огнем в его свете. Она что-то напряженно читала, закусив губу от напряжения.

Джеэсс? - протянула Кира, присаживаясь рядом, - что-то случилось, плохие новости?
Случилось? Да, это все же случилось! - запальчиво крикнула Джессика и вытащила из айфона наушники. Комнату заполнили звуки взрывов и громкий голос ведущего новостей CNN:

 «Russian President Vladimir Putin has announced a military operation in Ukraine... Russian forces appear to be targeting key military infrastructure across the country.»
(Президент России Владимир Путин объявил о военной операции на Украине... Российские войска, по-видимому, наносят удары по ключевой военной инфраструктуре страны.)

Кира, издав тихий стон, побежала к телевизору. Включила  «Tagesschau“ потом свой  телефон , нашла в новостной ленте последние заявления российского правительства. Слушала немецкого диктора, читала РИА-Новости, заявления Президента ее страны.

«Я принял решение о проведении специальной военной операции. Её целью является защита людей, которые на протяжении восьми лет подвергаются издевательствам и геноциду со стороны киевского режима.»

Немецкое «Tagesschau» вторило американскому CNN:

-«Russland hat in der Nacht eine Milit;roffensive gegen die Ukraine gestartet. In mehreren St;dten sind Explosionen zu h;ren, darunter auch in der Hauptstadt Kiew.»
(Россия начала ночью военную операцию против Украины. В нескольких городах слышны взрывы, в том числе в столице Киеве.)

Хором, какофонией, громом среди ясного неба гремели новости на трех языках, разрывая мозг, нервы, сердце.

Он все-таки сделал это, твой президент! Он повелся, теперь его власти, его олигархам, всей этой своре, которая мучает твой народ, конец! Его власти конец! Понимаешь? Русские сдадутся западу, никто не пойдет воевать против Украины! Просто не захотят! И мы все объединимся, наконец , в одно цивилизованное пространство демократии!

Джессика трясла Киру за плечи и кричала ей прямо в лицо эти трескучие фразы, производства то ли американского агитпропа, то ли местных эмигрантских обществ «правильных русских».

А у Киры все плыло перед глазами.

«Война, это война, значит снова смерть, разрушения и страх. Украинцев, русских... славян. . Проносилось в голове.
« Ее страна напала? Страна-Победительница, родная, красивая, любимая «... до прожилок. До детских припухших желез...»». - Кира разрыдалась громко,уронив в руки лицо.

С этого дня она не могла припомнить ни одного утра, когда бы ее, после пробуждения, не придавливала тяжесть осознания войны, настоящей войны. Внучка блокадницы, она с детства жила с чувством глубокого отвращения и неприятия любого насилия. Тайком от Джессики, вместе с Софией Вебер, мамой ее друга Пауля, таскала гуманитарную помощь для детей Донбасса, сопровождала грузы прямо до эстонской границы, пока это было возможно. Кира писала письма подруге из Луганска, всякий раз вкладывая в конверт купюру небольшой ценности (не всегда доходило до адресата) и радовалась редким ответам.
Зоя давно не писала. Ее парень как-то нашелся во ВКонтакте. Ответил сухо и снова пропал : «Зоя была у родителей в Харькове. Там попала в руки СБУ. Поговаривают, что ее и еще пару девчонок «сепаратисток» увезли в Мариуполь. Следов нет, если попали в «библиотеку» и не найдем их. Родители почернели от горя. Я смог уехать.» Написал Тарас в коротком ответном сообщении. И сам пропал, так и не ответив на ее вопросы про таинственно-страшно прозвучавшую «библиотеку» и про контактный телефон родителей Зои. Удалил аккаунт, Кире объяснили, что, уходя в ополчение, донецкие стараются удалять свои данные в сетях.

4. Пауль.

Разбудили его легкие прикосновения рук. Кто-то бережно снимал повязку с его глаз. Свет от ручного фонарика ударил по глазам. Пауль зажмурился, потом осторожно приоткрыл глаза. Он увидел серое утреннее небо, длинные брезентовые палатки, похожие на ангары, снующих мимо военных. Он лежал на носилках рядом с машиной, на которой он видимо и приехал с медбратом Егором.  Рядом с его носилками на раскладном стуле сидел военврач. Он что-то писал в телефон, то и дело вытирая глаза, борясь с зевотой.
Пауль приподнялся на правой руке, огляделся. Он видит! Из грузовика разгружали раненых солдат. Кто с перевязанной головой, у кого-то ранение плеча и повязка прямо поверх одежды, кто-то хромал, а кто-то просто молча лежал на носилках, глядя в серо-голубое весеннее небо. Не было ни разговоров, ни звуков команд, только шум ветра и далекие звуки едущих мимо машин. Эта гробовая тишина при таком скоплении народа поразила Пауля. Раненые заходили и выходили из большой палатки с надписью «санпропускник», чтобы покурить, молча, никого не замечая вокруг.

Очнулся? Ну и хорошо, жить будешь,
- сказал уставший доктор и подозвал к себе невысокого парнишку в одежде как-будто из советского фильма про партизан: рыбацкий бушлат, зимняя шапка со звездой, темные брюки, заправленные в кирзовые сапоги. На плече у того висела сумка с красным крестом, за спиной, судя по ремню, автомат.

Ну что, брат Егорий, забирай своего крестника, раны ты ему обработал по всем правилам, молодец! Закончится вот это вот все, дам тебе рекомендацию в мединститут, факт.
Так, рука... мышца пробита навылет, повидимому поврежден нерв. Операция возможно будет и не  нужна. Пусть отлежится, отдохнет, дня через два я его еще посмотрю. Назначения все у медсестры. Наверняка контужен, возможно простужен. Одежду почему не сменили на сухую? Может случится бронхит.
Да когда, товарищ военврач, валить надо было, у нас еще комбат на руках был, мы его раньше сгрузили. Парни из его батальона в Ростов доставят. Там с ним и медики едут. Торопились, он плох был совсем. Вот этот фриц его и спас, а потом уж комбат от взрыва его прикрыл. Такая история.
Так это тот самый немец с обмена? Понял. Молодец, про тебя тут уже говорят. Хорошего мужика ты спас. Местная легенда.

Пауль не все из сказанного понял, но, то что его называют Фрицем корябнуло. Прадеда Пауль не застал в живых, а вот с дедом и отцом, который умер, когда Паулю было всего двенадцать, пришлось посмотреть много советских еще фильмов о войне, в которых «фрицы» жгли украинские и белорусские села и города. Дед любил и собирал немецкие и русские книги по истории, а отец сделал историю своей профессией. Пауль нахмурился, собираясь с мыслями, подбирая нужные слова на русском. Но, Егор его опередил, сказав, рассмеявшись:

Товарищ военврач, он по-русски хорошо говорит, может как и вы из русских немцев? Пауль -  Павел.

Пауль наконец сложил короткий рассказ о себе и протянул доктору руку,

- Пауль Вебер,  немец, учу русский язык и литературу в университете, в Дрездене. Еще я - волонтер из Германии.
Егор рассмеялся и одобрительно посмотрел на него. Доктор тоже внимательно всматривался в глаза Пауля и грустно улыбался.

Ну что ж, Пауль, разрешите представиться, Юрген Готлиб, русский немец, поэтому меня зовут Юрий Вильгельмович Готлиб. Родом я из Сибири, город Омск. Рад знакомству. А сейчас мигом в постель. Сам идти сможешь? Проводи, Егорка, там Нина Петровна переоденет, накормит. Оставайся и ты, переночуй.

Пожалуй, - сказал Егор, помогая Паулю встать на ноги, поддерживая крепко сильными маленькими руками.

Он был Паулю чуть ниже плеча, совсем юный, почти подросток. А на висках уже видны седые волосы, и шрам над бровью. Похоже, бывалый солдат.
Егорка привел раненого в большую палатку-ангар. За ширмой его раздела и помыла пожилая санитарка Баба Нина, как она сама представилась. На тумбочке у кровати стояла кружка с бульоном, большой ломоть хлеба с салом и луком и шоколадка «Альпен Гольд». Пауль быстро поел и упал на чистые простыни, укутываясь в грубое сукно одеяла. Его морозило. Доктор, похоже был прав. Он явно простыл. Он уже не слышал, как Баба Нина принесла ему чай с малиной. Как Егор опять вколол ему «небольный укол» и закрыл вторым одеялом. Пауль опять провалился в сон.

5. София. Пауль. (Конфликт, рассуждение о том почему началась СВО)

Это был день рождения ее сына. София тщательно готовилась к нему, она даже испекла пирог с рыбой, по-сибирски,с рисом и лососем, этот рецепт подарил ей дед мужа, привез с собой из плена, из сибирского города Омска.
В последнее время сын почти не бывал в материнском доме. Редко пересекались они и в университете. Последний курс, а Пауль совсем забросил учебу, всего себя посвящая работе в волонтерской службе. «Чувство вины, совершенно не рациональное, его мучит чувство вины.  Он всегда был очень русским, ее сын, с детства слушал и читал русские сказки, книги. И Диплом по творчеству Достоевского выбрал не зря. «Братья Карамазовы», любимая книга», - грустно подумала она.
Все они, София, Кира, Пауль, Джессика, участвовали в волонтерской работе. София вела интеграционные курсы для беженцев, Джессика и Кира волонтер или на вокзале, в общежитиях. Пауль занимался сбором гуманитарной помощи. Кира часто приходила к ним домой расстроенная, удрученная. Ей доставалось от украинцев, которые, узнав что она русская, в выражениях не стеснялись, забывая, что никто так не поможет им, как эта девочка. Кира хорошо знала немецкий, русский был ее родным, как и для  большинства беженцев.
Однажды, София и Кира были в Дрездене и невольно оказались свидетелями стихийно возникшего митинга (стихийно ли?).  Митинг собрался возле русского кафе «Катюша», в котором они так любили бывать.
Маленького толстяка в вышиванке окружали женщины и подростки. Русская речь мешалась с украинской. Неподалеку стояли испуганные немцы, частые гости «Катюши». Любители русской кухни. Это кафе более двадцати лет было известно и любимо многими горожанами. У входа замерли муж и жена Риттеры, Катрин и Петер — дети поздних переселенцев, родившиеся в Дрездене. Катрин - стройная белокурая женщина стояла рядом с крепышом Петером и крепко прижимала к груди поднос, как щит. Муж снимал происходящее на телефон.
Кира решительно подошла к паре и встала рядом с Катрин. Ее примеру последовали и другие завсегдатаи кафе.
София всматривалась в лица украинцев. Кто-то был напряжен, кто-то растерян, две молодые женщины кутались в сине-желтые украинские флаги. Пожилая пара горячо поддерживала оратора криками «Так!», «підтримуємо!».
Они были мало похожи на тех беженцев, что с недавнего времени стали ее учениками на интеграционном курсе при университете. Толстяка она где-то видела раньше.
Ее сегодняшние ученики - украинцы были, в большинстве своем, спокойны и деловиты, явно мотивированы на то, чтобы остаться жить и работать в Европе. «Я не хочу возвращаться» - самое частое заявление. Они не похожи были на тех мигрантов, которых ей присылали на курсы раньше, еще до пандемии, из центра по трудоустройству. У тех мотивация была слабее. Им больше нравилось встречаться, «тусить», как они говорили, нежели погружаться в немецкий.
София вспомнила вдруг, - говорливый толстячок был с того последнего курса, который она проводила для безработных. Она даже вспомнила его имя - Попков Юрий, из Львова. Он любил всех поправлять : «Не из Львова, а из Лемберга», явно делая отсылка к названию королевства Галиции периода правления Габсбургов. Вид у него при этом был надменный и многозначительный.
Попков, увидев, что к владельцам кафе подходят люди, закрывая вход, заговорил громче, иногда переходя на визг. толпа его слушателей тоже ощутимо росла, появились молодые мужчины в черном и девушки с флажками и с венками на головах — маки и пшеница путались в русых волосах.
 
Мы слишком долго молчали и терпели. - продолжал укропатриот из Лемберга, - посмотрите вокруг – русские вывески, магазины, кафе... Как будто ничего не изменилось, и они всё ещё считают себя здесь  хозяевами. Разве это нормально? Мы должны показать, что не согласны! Каждый из нас может внести свою лепту – убирайте эти надписи, ставьте украинские флаги. Пусть все видят, все будет Украина! А Дрезден, как наш родной Львов, станет городом щирых украинцев!
Толпа одобрительно гудела. Развивались флаги. София поискала взглядом Киру и помахала ей рукой, пора уходить.
Девушка отрицательно помахала головой, обняв за плечи Катрин.
Попков опять что-то кричал про братство Дрездена и Львова, про Германию, которая скоро станет Украиной...
Лемберг, Попков! Не Львов, а Лемберг, вы забыли! - громко и отчетливо крикнула София и пошла к стоящим у кафе людям.
Попков осекся, нашел ее взглядом, он явно был обескуражен. Толпа что-то кричала, девушки в венках пели песню, что-то про калину. София встала рядом с Кирой, она отвечает за эту девочку перед Паулем.
В тот день все быстро закончилось, подошла полиция,  митингующие разошлись. Кафе «Катюша» пострадало позже, кто-то ночью все же разбил окна-витрины и сбросил вывеску. Преступников не нашли. Хотя Петер и установил  над входом камеру, четкого изображения не получилось. Так сказали в полиции. Было темно, тусклые фонари высветили только фигуры в черном.
Риттеры стали готовить дома, организовав доставку и обслуживание семейных праздников. Прибыльно это или нет, София не знала, но было обидно, что город лишился уютного кафе.
А вечером пришел Пауль. Он был уставшим, темные круги под глазами, волосы отросли почти до плеч , волнистыми темными прядями они обрамляли бледное лицо. Глаза, папины — золотисто-карие, смотрели строго и устало.
Пауль, ты совсем не бережешь себя. Ты еще помнишь, что у тебя впереди дипломная практика и защита? Или ты решил бросить университет на последнем курсе?
- говорила София, подкладывая сыну третий кусок пирога.
Ма, я в порядке, ты лучше позаботься о Кире. Ей надо с кем-то общаться. С Джессикой у нее получается плохо, та все время зовет на баррикады, «во имя всего хорошего против всего плохого». Против «абсолютного зла». А я почти не бываю дома и редко захожу к девочкам, много дел. Про диплом я помню, не волнуйся. - Пауль жадно ел, запивая пирог белым вином.
А абсолютное зло это конечно Россия, по мнению твоей американской подружки? - София вспомнила как Кира решительно отказалась от ее приглашения на день рождения Пауля: «Софи, я устала от разговоров про конфликт, я не могу ничего сделать, возразить, и мне невыносимо слушать, как обвиняют во всем Россию. Участвовать в этом я не хочу, простите.»
Пауль допил вино, обнял мать и сказал то, что она уже знала, но боялась услышать. То что стало его позицией сегодня и сейчас.
Мама, я все понимаю и все помню, и рассказы деда, отец  которого побывал в плену в Сибири и фильмы, и книги, я же пропитан русской культурой, литературой насквозь, я уже даже больше русский, чем многие твои ученики, родившиеся в России. Очень хорошо помню папины рассказы, из воспоминаний прадеда, о том как русские женщины несли немецким мальчишкам из гитлерюгенд к вагонам теплый хлеб и отварной картофель. Как одна женщина сняла с себя шаль и завернула в нее замерзающего мальчишку. Помню, как дед и папа пели русские военные песни.
Ты тоже столько лет преподавала русский язык. Любовь к русскому языку , литературе, искусству - наша общая семейная история. Поверь, мне очень больно. Также как и Кире. Ты  знаешь, ее бабушка пережила блокаду. Но, все изменилось. Россия встала на место Германии той войны. Она напала и развязала кровавый конфликт. Как с этим жить я пока не знаю. Не научился еще.
Да, Пауль, все так, и не так. И в этот раз тоже все закончится миром, не сразу, не сейчас, но обязательно будет так! Придет время и они вместе будут оплакивать своих павших, русские и украинцы. Не бывает вечных врагов, дорогой сын. А это народы братские. Путин нисколько не кривит душой, говоря это! То что случилось с Украиной ужасно. Но, это результат той политики, которую проводили украинские власти много лет.
София говорила горячо и быстро, стараясь успеть сказать сыну все то, что накопилось невысказанного. Он должен услышать то, что не вписывается в звучащие повсюду голоса немецких дикторов, репортеров, журналистов и пропагандистов. То, что она считает правдой, в чем убеждена. Но, Пауль отстранился, отошел к окну и тихо отчетливо сказал, не повернувшись и не глядя ей в глаза.
Замолчи! Ты говоришь, как русская пропагандистка. Те же фразы, интонации, те же нарративы, что я слышу, когда пытаюсь найти хоть одно адекватное объяснение происходящему ужасу на Украине в российских пабликах.
Пауль, я понимаю, но есть же объяснение того, почему это случилось с Украиной! Есть причины, предпосылки, они весомы и объективны. Надо уметь увидеть, услышать! На Украине, как и в Германии когда-то, появились ложные цели. Они поклоняются тем идеалам фашизма, которые когда-то погубили Германию. Этого тоже нельзя не замечать. И ты, будущий ученый, я надеюсь, должен это видеть. Видеть, как сейчас играют на самых высоких чувствах немцев. Германию опять хотят принести в жертву!
Мама, о чем ты? Украину сейчас приносят в жертву имперским амбициям российских властей! Кто дал им право решать судьбу Украины? И не только Украины, в этом огне сгорит и Россия. Уже не победительница, гордая своей историей и всякими свершениями, а страна-агрессор, захватчик, жестокий палач. Что за средневековье они творят! Почему война стала способом решения всех этих проблем и споров между двумя, как ты говоришь, братскими народами? Не было других способов? Я сходу назову два-три подходящих!
Пауль кричал, отчаянно жестикулируя, его глаза горели ненавистью. София поняла, что еще немного, и она просто потеряет сознание, ей хотелось кричать и плакать. Но, надо было как-то остановить этот разговор.
Иногда так бывает, сын, когда уже нет другого выхода, когда, увы, все решить может только война.
Она сказала тихо, устало опускаясь в кресло. Ей даже показалось, что Пауль не расслышал ее. Но, он услышал. Пауль молча оделся, и ушел, громко хлопнув дверью.
«Вот и поговорили», - подумала она, и укутавшись в плед, тихо заплакала. Рой запрыгнул к ней на колени, стал облизывать руки, щеки, мурчать, успокаивать. София не заметила, как уснула, Сил не осталось даже на то, чтобы перейти в спальню, этот бой за сына она проиграла.

6. Пауль. Джессика

Складские помещения бывшей швейной фабрики не предусматривали ночных вахтеров и комфорта. Пауль сидел в маленькой комнате с диваном и письменным столом. Компьютер, кофемашина и настольная лампа. Диван завален накладными. Надо растолкать все по папкам. Завтра отправка груза. Тишину прервал звонок. Мама. Пауль сбросил звонок и выключил звук.
Последний разговор с мамой оставил  глубокий след в душе Пауля. Самый родной человек стал вдруг чужим, стал по сути его врагом.
Пауль был взбешен. Ничто не могло оправдать ее позицию по отношении к этой войне, этой чудовищной агрессии по отношению к беззащитным людям.
Первые три месяца приезда беженцев в Германию были самыми тяжелыми. Украинцы ехали непрерывным потоком. Женщины, дети, старики. Разумеется, Пауль не мог не замечать, что первыми приехали западные украинцы. Из городов, в которых не было никаких военных действий и обстрелов. Но, он сумел разглядеть страх и ужас  в глазах этих несчастных. Он не мог подвергнуть сомнению их потребность в помощи и защите. Про беженцев-туристов, которые приезжали на шикарных машинах, регистрировались в пунктах приема беженцев и уезжали в бесплатные путешествия по Европе, он узнал немного позже. Гораздо больше его удивило то, что украинцы, в большинстве своем, говорили на русском.
 
Подумаешь странность, - пожав плечами говорила Джесс,- во французских колониях все аборигены говорят на французском, и что? Их же веками колонизировали и запрещали родной язык!

Пауль вспомнил, как горько усмехнулась мама, когда он привел этот аргумент. И достала с полки полное собрание сочинений Гоголя 1910-го года. На русском языке.

Много ли ты знаешь представителей колоний Европы, которым разрешалось писать книги, издаваться, жить в Италии и ставить спектакли в Москве и Петербурге? А украинский был обязательным в советских школах. Прошу тебя, не неси ерунды! Ты же сын филолога и историка!

Пауль и Джессика ездили на границу с Польшей, собирали гуманитарные посылки. Работали в темпе. Помощь шла отовсюду. Иногда он даже ночевал на складе. Каждый день уходили фуры.
Гуманитарныи; груз собранный по всей Германии необходимо было структурировать по отдельным группам товаров (продукты питания, лекарства, предметы домашнего обихода, предметы личнои; защиты и т.п.) и сформировать их перечень.
Этим и занимался, в университете ему прощали отсутствие и разрешили дистанционное обучение.
Угнетало то, что только что возникшие отношения с Кирой, хрупкой русской девочкой из Санкт Петербурга, неожиданно оборвались. Внимательно выслушав его рассказ про ссору с мамой, Кира сникла и сказала,
Знаешь, я не буду спорить с тобой, это бесполезно, но когда-нибудь ты обязательно поймешь, что был не прав, а мамы может уже не оказаться рядом.
Что за вздор, - нахмурился Пауль, - во-первых я прав, а во-вторых, мы обязательно помиримся, как только она перестанет быть для меня «московским радио».

Кира ушла со свидания, очень быстро закончив разговор. Похоже тоже обиделась.

Что ж, такие времена, такие дела..._ процитировал он сам себе любимого писателя Курта Воннегута.

Во дворе послышался шум мотора. Джессика! Как же вовремя, он совсем затосковал на этом холодном складе.

Джессика вошла стремительно, бросила на диван шлем и вплотную подойдя к Паулю, крепко обняла его и поцеловала в губы.
 
Привет! Друг, соратник и брат! Почему не отвечаешь на звонки. Фрау Вебер волнуется, ищет тебя.

Джессика стала расстегивать рубашку Пауля, так смело и по-хозяйски, что он не сразу смог остановить ее. Наконец засмеялся скрутил, обнял и бросил на диван. Джессика упала на раскиданные накладные и стала стаскивать с себя свитер.
Стоп, Джесс, нет! Ты же знаешь...мы друзья, окей?.- Пауль застегнул рубашку и включил верхний свет.
Он подал девушке руку, придвинул стул и собрал помявшиеся листы.

Джессика разочарованно вздохнула и натянула свитер.
"I feel pretty, oh so pretty! I feel pretty, and witty, and bright!" - Ах Пауль, Пауль, я чувствую себя такой красивой, такой красивой! Я чувствую себя умной и яркой!

Пауль усмехнулся. «Вестсайдская история». Они репетировали ее в прошлом году перед Рождеством. Он целует девушку в теплый пробор рыжих волос,

-"You are beautiful, but my heart is not mine to give."Ты действительно красивая, но моё сердце не принадлежит мне, чтобы его дарить
Джессика подхватывает, - "Why, oh why must you turn away from me? I could make you happy, I could make you sing like the birds in the sky!" Почему, почему ты отворачиваешься от меня? Я могла бы сделать тебя счастливым, я могла бы заставить тебя петь, как птицы в небе!
Пауль хорошо помнит этот диалог, -"Happiness is not about feeling pretty or bright. My heart sings for her alone." Счастье — это не вопрос того, чувствуешь ли ты себя красивой или яркой. Моё сердце поёт только для неё.

Джессика отталкивает Пауля и как ни в чем не бывало переключается на деловой разговор.
Ок! Забыли. Скажу подруге, что ты верен ей до гроба, -Она поправила растрепавшиеся волосы и засмеялась так легко и весело, что сцена соблазнения забылась сразу.
- Давай о деле. Послезавтра ты едешь с миссией на Украину. С тобой будет целая команда и репортер из какого-то местного телеканала. Все просто : приехали, выгрузили, раздали страждущим, сняли репортаж и уехали. На той же машине. Можете взять беженцев, они бедные добираются кто как может. Вот и поможете. Но, это под твою ответственность. Назад вы поедете тоже вдвоем плюс шофер. Деньги, декларации и таможенные документы будут у водителя, не заморачивайся. Познакомишься с Йонасом Кригером. Отличный парень. На Украине бывал. Даже на Донбасс сумел скатать, еще в 15-ом. Ну и майдан этот их, революционный, своими глазами видел. Не заскучаешь!
Все, я ушла! Остальное с Йонасом
И она убегает, так же стремительно, как и появилась. Не дождавшись ответа. Пауль давно просился в такую поездку. Он, конечно согласен! Завтра надо попрощаться с Кирой и позвонить маме. И в путь!



7.  Йонас Кригер

Паулю удалось увидеться с Кирой и поговорить по телефону с мамой. Обеих успокоил, командировка не длинная, адрес он назвать не смог, но и так было понятно, что цель поездки — Украина.

На следующий день в его каморку вошел рыжеволосый верзила. «Везет мне в последнее время на рыжих», - подумал Пауль, догадавшись, что пришел тот самый репортер, о котором говорила Джессика.

Верзила улыбнулся , протянул руку,
Привет! Меня зовут Йонас, мне 30 с хвостиком. Ты уже знаешь, Джесс сказала? Я репортер: газета, радио и канал в интернете. «Восточный вестник», слыхал?

Пауль пожал протянутую руку, представился.
Джесс сказала, что ты уже бывал там, на Украине?

Йонас опустил сумку на пол, сел к столу, достал из рюкзака термос и разлил по стаканам кофе, 
Да, я не первый раз еду на Украину, но, знаешь, впервые так близко к линии соприкосновения. Не скажу, что я трус, но, честно, страшновато. Вроде репортёрское дело должно быть привычно к рискам, но тут... другой уровень. Так что давай держаться вместе — вдвоём как-то спокойнее, что ли.

Пауль и Йонас прошли к парковке возле склада. В руках у Пауля три папки с сопроводительными документами, накладные, списки грузов, весовые квитанции, сертификаты. Все готово. Он не зря толком не спал уже которую ночь, успел к отезду привести все бумаги в порядок. На парковочной площади стояли три знакомые фуры и еще пять, которые он видел впервые.
 
Что за черт, эти что, тоже с нами? - удивился Пауль.

Что тебя смущает? - Спросил Йонас настраивая фотоаппарат, - не вы одни собираете гуманитарные грузы. Смотри, номера из Котбуса. Джесс говорила, что ее друзья американские студенты, участвуют в сборах.

Пауль немного успокоился, но, все же он отвечает за доставку. Надо хотя бы получить документы и на эти фуры. Возле «чужих» машин он находит водителей. Поляки, как и их водитель. Попытка выяснить что с документами, успехом не увенчалась. Поляки смеялись, хлопали Пауля по плечам и разводили руками.

Хай, хлопче! Яки папиры? Старшэй мае документы. Идзы, пошукай старшэго, он есть мицковый, Нимец.

Так я старший, - уговаривал водил Пауль на немецком, польском и русском. Безуспешно.

Тогда открывайте машины! Кому говорю! Я должен проверить что в них, - отчаявшись как-то повлиять на ситуацию, крикнул Пауль и подошел к крайней фуре, указывая на замок
Aufmachen, Schnell! Otworz! Открывай, говорю!

Поляки разом перестали смеяться, один из них упредительно поднял руку,
- Чекай, хлопец!

Он куда-то позвонил. Вскоре к ним подошли двое мужчин в штатском, явно военной выправки. Чернокожий и белый. Они отвели в сторону Йонаса, который навел на них фотоаппарат - он с самого начала не выпускал его из рук. Йонас, произнеся пару раз «О-кей», спрятал камеру в футляр и махнул рукой Паулю. Мужчины тоже приветливо замахали руками, подзывая его. Пауль подошел, назвал свое имя.

Do you speak English? Говоришь по английски? - Спросил один из них, опуская преставление.

Yes, of course! Да, конечно!

Very good. You get into the first car, you are the first in the caravan. Your task is to deliver the cargo along the route. Others are responsible for these five. Got it?

Очень хорошо. Садишься в первую машину, ты главный в караване. Твоя задача провезти груз по маршруту. За эти пять отвечают другие. Все понял?

Пауль неохотно кивнул и пожал протянутую руку.
Тhat's great! We are doing one common thing, Paul. Give the order to send.Вот и отлично! Мы делаем одно общее дело Пауль. Командуй отправку.

Через час они ехали втроем в широкой кабине грузовика. Водитель поляк с забавным именем Ян Смолка что-то слушал в наушниках. Пауль молчал и почти не поддерживал разговор словоохотливого репортера, мрачно поглядывая в окно.

Ты чего, Пауль? Зол, обижен, разочарован? - смеясь спросил Йонас — ну, не дуйся, здесь все делают общее дело, американец прав.
Уверен что американец? Может брит? - усомнился Пауль.
Ну, это явно американский английский, да и Джессика говорила о своих друзьях, помнишь? Ну хочешь, я позвоню ей?
Не надо, проехали, - Пауль пожал плечами, - как-то мало эти качки похожи на студентов, не находишь?

Но, Йонас уже настроил диктофон и наговаривал текст репортажа. Под его мерную речь, измотаный долгими бессонными ночами, Пауль уснул.

Текст репортажа Йонаса Кригера:
 
« Итак, мы в пути. Представьте себе дорогу, которая начинается в Германии — на севере, в небольшом городке, где волонтёры загружают машины гуманитарной колонны. Машины трогаются в путь, по дорогам, гладким и ровным, среди зеленых лесов и широких полей Германии. Чем ближе колонна к востоку, тем более тяжёлым становится воздух, словно сама земля дышит ожиданием. Проезжая Польские деревушки, видно, как люди встречают колонну с уважением и тихой поддержкой.
Когда машины пересекают границу Украины, пейзаж меняется — начинаются бескрайние поля, перерезанные редкими лесопосадками и пёстрыми зелёными лугами. Иногда колонна проезжает через небольшие деревушки. Белые домики, крытые черепицей или железом, будто сливаются с летним светом. Люди, встретившие колонну на пути, машут руками, передавая благодарность за помощь.»

Таможню прошли быстро. Пограничники проверили бумаги, никакого досмотра грузов! Махнули рукой, подняли шлагбаум. Колонна двинулась дальше. Паулю не давал покоя вопрос, что в пяти фурах, которые им не удалось посмотреть, и польская таможня тоже не сделала этого!  Попробовал еще раз обсудить с Йонасом, но, тот только усмехнулся и сказал,
Гуманитарку всегда пропускают быстро, меньше формальностей, тебе зачем знать лишнее, Пауль?
Он уселся у окна и продолжил свой репортаж:
«Дорога продолжается среди бескрайних украинских степей, мимо полей подсолнухов и пшеницы, которые простираются до горизонта. Колонна едет всё дальше, и вот уже вдали можно увидеть реку, небольшую, но бурлящую, и мост, перекинутый через неё. Мост кажется старым, но крепким, он скрипит под тяжестью машин, когда они его переезжают.
С каждым километром слышны слабые звуки далёкой канонады. В небе иногда мелькают военные вертолёты. По обочинам дороги кое-где видны заброшенные дома и разбитая техника, но жизнь продолжается, люди пытаются сохранить остатки нормальности в этих трудных условиях.
Иногда колонна встречает военных — идущие строем украинские солдаты с тяжелыми рюкзаками на плечах и оружием наготове. 
Машины едут дальше, оставляя за собой деревни, мосты, поля. Колонна движется вперёд, ближе к Харькову, где человеческие жизни переплетаются с землёй, войной и надеждой.»
Раннее утро. Пауль проснулся и увидел, что они находятся в каком-то селе. В кабине спит Йонас, водитель куда-то ушел. К машинам подходят жители. Их становится все больше. Женщины, старики, редко мужчины. Дети носятся возле машин. Все радостно возбуждены. Машин осталось ровно три. Те самые, которые комплектовал Пауль. Где остальные? Возможно уехали на заправку? Впрочем, думать некогда, люди подходят с сумками , тележками и тачками, неподалеку припаркован грузовик, две легковушки и телега с лошадью.
Пауль будит Йонаса и они, вместе с волонтерами, начинают доставать коробки с гуманитарными грузами. К машинам сразу выстраиваются очереди. Люди молча терпеливо ждут.
Вскоре прибывают два джипа с представителями местной администрации и Пауля приглашают поприветствовать жителей и представить гуманитарную миссию. Тут же откуда-то появляются репортеры, камеры, микрофоны.
Начинается церемония. Пауль стоит в толпе официальных лиц. Выступает какой-то украинец. Странно, он говорит по-украински, хотя Пауль уже настроился на понятный ему русский. И сам собирался говорить по-русски, памятуя тех беженцев, которых он встречал в Германии. Девушка в красивом наряде, с венком из маков и колосков пшеницы подходит к нему , протягивая руку, представляется,
Я Олеся, ваш переводчик. Говорите, пожалуйста на немецком, я переведу на украинский.

 Україна стоїть на передовій боротьби зі світовим злом! І будь-яка підтримка для неї важлива зараз, коли Росія хоче вторгнутися в Європу. Допомога Україні — це допомога Європі!-  кричит в микрофон украинец.
Сейчас ваша речь, - тихо говорит Олеся Паулю и подталкивает его к микрофону.

Смущаясь он говорит о том что их миссия гуманитарная, это помощь обездоленным людям, людям страдающим от войны.
Его слова прерывает сирена. Люди в панике бегут, подбирая брошенные пакеты, коробки. Пауль ищет Йонаса, он видел его в толпе, когда говорил свою речь. Но Йонас сам находит его, и они в сопровождении военных бегут в сторону от домов.

Не бойся, - смеясь говорит Йонас, - это представление! Линия фронта далеко, нам еще ехать и ехать. Это так, шоу для прессы.

Они еще не раз в пути попадали в такие шоу с раздачей грузов и сиренами воздушной тревоги. Всякий раз люди в панике убегали, часто побросав пакеты, которые успели получить от волонтеров. И всякий раз, кроме одного села, с таким мирным названием «Солнечное», все заканчивалось тишиной, лишь изредка нарушавшейся гулом пролетающих над ними вертолетов.
Впервые звуки бомбежки услышал Пауль, когда они уже покинули «Солнечное» и свернули на дорогу, ведущую в сторону Харькова.
Что это, воздушный налет? - спросил он Йонаса.
Не похоже, скорей дальнобойная артиллерия. Мы уже совсем близко к фронту. Да и Харьков бомбят уже давно. С первых дней войны.
Русские? - как-то по-детски спросил Пауль, смущаясь наивности своего вопроса.
Но, Йонас нисколько не удивился, он внимательно посмотрел на него и очень спокойно и серьезно сказал,
вот приедем на место, в Харьков, там и посмотрим, а пока, расскажу тебе одну историю.
История, рассказанная Йонасом:
Весной 22-го, перед тем как случилась Буча и наши еврокомиссары и политики стали ездить в Киев, как на работу, пофотографироваться на фоне развалин, и попиарится потом в СМИ, наша подружка Джессика позвала и меня снять репортаж на фоне отмеченного войной города.
Пауль удивленно посмотрел на Йонаса. То, с какой горькой иронией, с сарказмом даже, тот начал свой рассказ, его удивило.
Эти репортажи Пауль видел не раз. Да, политики в бронежилетах и суровые лица сопровождавших их украинских военных, были торжественны и иногда фальшиво смотрелись на фоне развалин и черных мешков с, как утверждалось, трупами гражданских, но, он не позволил себе усомниться ни разу. И не в искренности политиков, нет, только лишь в масштабах трагедии, которая обрушилась на мирный город.
В Киев мы приехали поздно вечером. - продолжил Йонас, заехали на подземную стоянку огромного супермаркета. Очень скоро подъехали машины: грузовые, джипы, военные внедорожники, на которые шустрые солдаты и парни в спортивной одежде стали перегружать ящики со снарядами, патронами, оружием.  Все очень быстро и четко. Джесс сдавала наш груз для медиков, пару скорых мы загрузили буквально за час. У нас было время прогуляться по украинской столице.
Куда же мы пойдем в ночь, Джесс? - спросил я.
Ночь - это самое лучшее время в Киеве, как и в любой столице. Ночная жизнь! Мирные жители засыпаают... - Джессика сделала многозначительную паузу, а я подхватил ее шутливый тон,
И просыпается мафия? - попытался я подыграть.
Да нет же, - засмеялась Рыжая Джесс, - просыпается вся столичная молодежная тусовка! И мы туда сейчас занырнем, с полным погружением. Идем же!
Дорогой мой Пауль, мы немцы - пуритане и скромники, по сравнению с украинскими тусовщиками. А какие там девочки! Да, Джесс привела меня в ночной клуб Бохо.
Вы ходили по ночным клубам в ночное время, в комендантский час?, - спросил Пауль недоумевая.
Киевский клуб Boho спокойно работает во время комендантского часа, Пауль. Джессика сказала, что он принадлежит Ростиславу Ручко – «королю» ночных клубов столицы. И еще добавила «Добро пожаловать в мир наркотиков!» Мы, честно, ограничились лишь парой коктейлей, у нас не так много было времени. В этом заведении никого не заботили военные будни. Музыка, стрип-бар, танцы. Я почувствовал себя где-то на Майами, в самый пик пляжного сезона.
Отвязно! - кричала мне в ухо Джессика, ее там узнавали, говорили с ней по-английски.
Да, знаю, она любит , любила наезжать в Киев. И? вы тусили всю ночь, до утра? - Пауль все хотел понять, как это совместить с рассказами о тяжелых ночах под бомбежками, о которых рассказывают немецкие СМИ.
К сожалению нет. Дедлайн. Нам надо было успеть вернуться на стоянку к трем ночи.
Такси мы поймали быстро, но, проехали немного, где-то в районе площади Независимости, вдруг зазвучала сирена. Машины, автобусы останавливала полиция, люди, много людей,  спешно забегали в здание бомбоубежища неподалеку от метро.
Откуда много людей ночью у метро? - Пауль все еще сомневался в достоверности рассказа друга.
Ты можешь мне не верить, но людей туда подвозили на автобусах, женщины, дети, молодежь. - воспоминания немного взволновали рассказчика.
Было ощущение какого-то массового сбора, демонстрации! Наверное еще и потому, что автобусы были украшены флажками.
Честно тебе скажу, я был испуган и околдован этим действом одновременно! Смотрел на Джесс, она была возбуждена, но ничуть не испугана. Я спросил ее: - как сюда успело собраться столько мирных жителей, в столь поздний час, зачем? - Джессика в ответ только ухмыльнулась и подмигнула мне заговорщески,
 Смотри, они сейчас еще и запоют!.
 И действительно, через некоторое время раздается одинокий красивый женский голос, начинающий петь «Ще не вмерла Украина». Все присутствующие тут же подхватывают песню, которая сливается с глухо звучащими на улице сиренами. Одновременно включаются камеры телевизионщиков и снимают их, кто-то из журналистов начинает вести прямой репортаж из этого убежища. В кадры попадают лица женщин, детей.
Пауль на мгновение задумался, вспоминая, - Вот и все, теперь ты понимаешь, почему наши дорожные остановки и шоу меня ни разу не напугали, и не убедили.
То есть ты хочешь сказать, что русские не обстреливают мирные города? - спросил Пауль с досадой.
Нет, я хочу сказать, что обстреливаются военные объекты, прежде всего, но, военные действия это не танцы в ночном клубе. И плохо, когда мирные жители остаются в зонах боевых действий. А еще хуже, когда их жизни подвергают риску, ради дешевого пиара. - Йонас  устало посмотрел на друга.
Думаю, ты еще много интересного увидишь на Украине, дорогой Пауль. Будь внимателен и непредвзят.

8. София и Кира

До прихода Киры было почти два часа. София внимательно просмотрела все новостные ленты. Сначала немецкие, потом российские, украинские. Те, которые на русском. Военкоры, репортеры, блогеры. Это стало привычным занятием, с тех пор как уехал Пауль. Он совсем ей не пишет.
Описывались одни и те же события, как правило, но  с разных позиций, с взаимными претензиями и обвинениями. Обстрелы, взрывы, где-то там сейчас ее мальчик.
София морщилась, читая явную пропагандистскую трескотню, по диагонали прочитывала репортажи с фронта.  Ее интересовали даты, названия городов, события. Джессика после долгих уговоров все же призналась, что место конечной остановки каравана с грузами - Харьков.
София не сомневалась в том, что городу достается. Ее курсанты рассказывали жуткие истории про ночевки в подвалах и обстрел жилых районов. Старики и дети особенно тяжело перенесли эти испытания войной. Но, по совершенно непонятной ей причине, многие из них ездили в родные города на каникулы, праздники. Отвозили подарки, деньги своим невыездным сыновьям и мужьям. «Как же так? Какая странная война, с каникулами и отпусками в зоне боевых действий?», - недоумевала она. Утром она читала новости об обстрелах Херсона, а днем, проезжая мимо автовокзала, замечала туристический автобус с табличкой Котбус — Херсон, увешанный флагами, заполненный нарядной молодежью, из открытых окон звучала веселая музыка.
Беженцы! - Саркастически заметил как-то таксист, с которым она встречала коллегу из Дрездена. - так и хочется спросить, за чей счет банкет? А машины вы видели, на которых они ездят? Я Майбах впервые увидел у парня из Украины.
Ну что ж, они же не собирались уезжать из родных мест, кто-то действительно жил богато. Беднота, возможно, еще и не доехала до нас.
София слышала так много разных историй от своих учеников, что разница в достатке и иногда полярные рассуждения о причинах конфликта, ее уже не удивляла. Но, ездить на каникулы в воюющую страну, из которой убегал совсем не так давно? Это было выше ее понимания.
Объяснила Кира.
У многих там остались старики, которые живут в местах, где нет военных действий. Пенсии на Украине нищенские, а немецкие пособия для многих больше, чем прошлые зарплаты на родине, вот и помогают. Ну и дети, привычно отдыхают на море или в домиках и садочках у любимых бабушек-дедушек. Кто-то оставил там своих мужчин. Мне сказала одна беженка, что русские стреляют только по военным объектам. Правда, потом долго испуганно оправдывалась, что это дескать не везде, а вообще «руснявые орки» убивают и насилуют всех подряд и с превеликим удовольствием.
София вспомнила, как по мостовой ратушной площади их городка каталась стройная дама в «окровавленных» одеждах с трупным гримом на лице. Она безусловно старалась вызвать сочувствие у немцев, но вызывала страх и оторопь.
Дорогая, вам бы надо проделывать такие фокусы на мостовой на Красной площади, а не у нас. Ведь это не мы вас убиваем, не так ли? - сказал ей немецкий дедушка, к ногам которого она подкатилась. А его испуганная спутница, благообразная немецкая старушка, предложила,
Томас, ей наверное надо дать денег? Она же зачем-то это делает?
Нет, дорогая, эта леди хочет вызвать у нас отвращение к войне и сочувствие к страданиям украинцев. Но, ведь мы и так сострадаем и помогаем чем можем, правда?
Совершенно бесцельная акция,- произнесла старушка, осторожно отступая от «трупа»
Милая, послушайте, мы с вами всем сердцем, перестаньте нас пугать, лучше устройтесь на работу и наслаждайтесь мирной жизнью в нашей доброй стране. Как думаешь, Томас, она нас понимает?
Софию позабавило это действо. Окровавленный труп уже катился прочь от стариков. «Слава Богу, что она вас не понимает»,- подумала София.
Раздался звонок, Рой побежал к двери первый. Он всегда встречал Пауля у двери и в последнее время скучал не меньше хозяйки. За дверью стояла Кира. С букетиком ландышей и коробкой с пирожными. Она обняла Софию, потрепала за ухом кота и побежала к телевизору. Через пять минут они слушали репортаж по ZDF про события на фронте. София крепко сжала руку Киры, на экране крупным планом Пауль! Окровавленное лицо, он сжимает голову руками, руки тоже в крови, глаза полны ужаса и слез, он что-то кричит, но что не слышно, слышна только бесконечная трескотня репортера — короткий репортаж из Харьковской области, «...будни войны...», услышали они отрывочную фразу диктора новостей.
«Обстрел села Тарановка Харьковской области, пострадали местные жители и волонтеры.
Число погибших в результате нанесенного российскими войсками удара по пункту раздачи гуманитарной помощи на юго-востоке Украины возросло до семи человек.»
Голос диктора отзывался болью в голове, София не замечала слез, она замерла у экрана, впитывая подробности каждого показанного мгновения.  Кира опустилась на диван, сжимая в руке смятый букет цветов.
 «раненые, убитые, ракетный обстрел», - слова диктора как будто ударяли в набат, но, Пауль ! - он смотрит на них с экрана, он жив.
Две женщины сидели обнявшись напротив телевизора, где уже давно шла вечерняя развлекательная программа. Говорить не хотелось, они молчали, думая об одном: «Он жив. Пауль жив, и он вернется, обязательно вернется к ним».

9. Харьков.

В Харьков приехали рано утром. Предстояло отдать часть груза волонтерам в одном из спальных районов - Старая Салтовка и остаток груза отвести в область, крупный районный центр Тарановка.
Они остановились возле большого крытого рынка. Пауль с нетерпением ждал, когда волонтеры перегрузят в свои машины гуманитарку. Ему хотелось успеть хоть немного посмотреть город. Он старался не замечать чужие пять фур, твердо усвоив — это вне зоны его ответственности. Но, любопытство брало верх. Он подошел к той зоне перегрузки, куда подъехали эти машины. Там его резко остановили люди в камуфляже.
«Заборонено!» - сказал молодой военный и преградил ему путь. Пауль понял, отошел подальше. Успел заметить, однако, что погрузчики перевозят из фур в военные фургоны длинные деревянные ящики, внутри которых находится что-то тяжелое. Ракеты? Снаряды? Всем процессом управляют люди в камуфляже и без опознавательных знаков. Охранник , который закрыл  путь к месту разгрузки, внимательно посмотрел на него. «Пора уходить», подумал Пауль и поискал взглядом Йонаса.
Тот, как всегда, снимал процесс передачи гуманитарного груза. Шутил с красивыми украинскими девушками, пытался что-то говорить им на украинском. Те звонко смеялись и позволяли себя фотографировать. Делали сэлфи на фоне машин с мешками подарков и в обнимку с рыжим верзилой. Пауль поспешил к ним.
Они все же успели побродить по городу. Не смотря на то, что то тут, то там были видны следы обстрелов и разрушения, город жил активной жизнью. Были открыты магазины и кафе, в парке высаживали цветы, шумел фонтан. Город всем своим существование как-будто отвергал войну, не принимал ее всерьез. Упрямо продолжая свою привычную мирную жизнь.
Выезжая на такси из старой Салтовки, Пауль показал Йонасу на артиллерийские установки прямо на детских площадках среди домов. Много военных машин скопилось возле здания школы. На стене которой крупно было написано: «ДЕТИ!». Пауль спросил водителя, почему явно военные объекты находятся в спальном районе, и действительно ли ходят дети в школу.
С какой целью интересуешься? - вопросом на вопрос ответил водитель, хитро прищуриваясь.
Ну так, город в прифронтовой полосе, как-то странно все это. - Пауль смутился. Что, спрашивать тоже «заборонено»?
Водитель недовольно покосился на Йонаса с камерой.
Он явно услышал акцент в речи Пауля и раздумывал, отвечать или нет.
Немцы что ли? Ну добрэ, немцы теперь наши друзья, а русские вишь, врагами заделались. Нет там в школе никаких детей. Давно съехали. Казармы там или штаб какой. Там, видишь ли, бомбоубежища хорошие. Еще с времен Союза остались. Тогда умели строить как надо. Это не подвалы, где жители прячутся, среди труб и кладовок. А «дети» пишут жители, чтобы военные свои орудия не ставили возле подвалов, где они сидят во время обстрелов. А оно вишь как, они спецом там ставят пукалки свои, стрельнут и увозят орудие. А ответка прилетает по подвалу. И сразу вот такие с камерами наезжают, картинки пилят, да в интернеты выкладывают. Ох и дурная война! Все как напоказ, вроде театра. Только люди гибнут по правде.
Таксист плотнее натянул кепку на голову, тяжко вздохнул и больше не проронил ни слова, пока они ехали до центра.
Друзья погуляли по красивому ухоженному центру Харькова, посидели в кафе, где тапер играл на стареньком фортепиано лирические мелодии. Съели по тарелке вареников с творогом — Йонас настоял, он уже бывал на Украине когда-то, - «и обязательно со сметаной!» , и вернулись на стоянку, где их уже ждал отдохнувший Ян Смолка. Он вышел из кабины довольно улыбаясь, за ним из машины выпорхнула совсем молоденькая девушка, мелькнули стройные ножки в туфельках на каблуках и розовая куртка с капюшоном. Она тут же, как-будто растворилась в темноте улицы.
Смолка подмигнул парням.
Добжэ, добже хлопче! - И добавил на плохом немецком, - M;dchen Ukraina sch;n und nicht teuer!- Девочки -украина-красиво и недорого!
Пауль посмотрел на него с неприязнью и отправился в кабину спать. Йонас и Смолка ушли ночевать в дорожную гостиницу. Пауль решил, что многое надо обсудить с Йонасом завтра. Они подружились в этой поездке и стали по-настоящему доверять друг-другу .
В кафе Йонас наконец поделился с ним тем, что более всего его возмущает в этом военном закулисье, как много темных и серых схем, воровства и коррупции происходит в этом тумане войны. Кто-то набивает карманы, а кто-то погибает в окопах. «Туман войны» ,- слова лишенные романтики, подумал Пауль, засыпая. Если бы он знал тогда, что это был последний вечер, когда он мог поговорить с другом. 
10. Налет. Погиб Йонас.

Утро выдалось удивительно солнечным и ярким. Настоящее майское утро. Пауль сбегал в гостиницу, разбудил попутчиков, принял душ. Они плотно  позавтракали и отправились в путь. Осталась последняя фура с грузом. Все остальные уехали назад еще вечером накануне.
Пауль собрал небольшую информацию про село Тарановка. Он так делал в пути постоянно. Материал для репортажа и ликбез для Йонаса. Он брал материал из русскоязычной википедии и переводил для репортажа на немецкий. В немецкоязычной версии материала было очень мало.
Пауль читает Йонасу:
«1685 год -  дата основания села. Оно являлось центром Тарановской волости Харьковской губернии Российской Империи. Осенью 1918 года произошло Тарановское восстание против австро-германских оккупантов и гетманщины. Во время ВОВ село не один раз было под немецкой оккупацией. Было  освобождено  26 августа 1943. 3 - 6 марта 1943 года на железнодорожном переезде у села Тарановка совершили подвиг бойцы  8-й роты 78-го гвардейского полка под командованием лейтенанта Широнина.  В течение пяти дней широнинцы обороняли переезд, отразили много атак, уничтожив 16 танков и бронемашин и до сотни гитлеровцев. Из 25 бойцов в живых осталось только шестеро (тяжелораненых), остальные погибли в бою и были похоронены в братской могиле в селе. Всем бойцам было присвоено звание Героев Советского Союза а железнодорожная станция Тарановка в 1964 году названа Широнино имени 25 героев-широнинцев.
В боях за Тарановку отдали жизнь большое число советских солдат и офицеров. В братских могилах на территории села похоронены 1124 павших воина.»

Подумать только! - Сказал после паузы Йонас, - столько крови пролито, столько подвигов совершили на этой земле русские и украинцы, а теперь стали врагами, и убивают друг-друга. Что за перевернутый мир, что за несправедливость!
Пауль вспоминал их последний разговор с мамой. Он мог-бы быть добрее и терпимей с ней. Ведь именно на этих исторических хрониках, которые были совсем живыми для поколения детей, родившихся в ГДР, она росла, впитывала в себя понимание и значимость этих боев, этих имен. Значимость покаяния ее народа. Сердце его сжалось от понимания того, каким жестоким уроком обернётся эта война для русских и украинцев. Пауль впервые четко осознал, как близки ему и широнинцы, и те, кто гибнет в этих землях сейчас. Немцы тоже полегли здесь, но, больше думалось все же о русских солдатах, коими он считал и украинцев. Ведь тогда они не делили себя на своих и чужих. «Мне близка их боль. Я тоже немного русский»
Его мысли прервал Йонас.
А ты заметил, что село переименовали? Не Широнино, а старое имперское название Тарановка. Другое время, другие герои.
Йонас налил себе и Паулю горячий кофе, отхлебнул глоток, задумался. Ян Смолка слушал музыку в наушниках и тихо подпевал. Находясь видимо тоже, в предвкушении скорого возвращения домой.
Советский офицер Широнин не нужен сегодняшней Украине. Представь, Пауль, ты лежишь в окопе, в грязи и крови своих товарищей, тебя теснят фашисты, сбрасывая снаряды и убивая твоих друзей, русских и украинцев. Но, ты точно знаешь, что вы погибаете за Родину. За своих детей и внуков. И вот БАЦ! Виток истории, и уже украинец и русский лежат в окопах и стреляют друг в друга, а немцы везут гуманитарную помощь украинцам, тем, кто зачеркнул свою память о тебе. Напрочь забыл твой подвиг, стер твое имя и село переименовал.
Да, - грустно согласился Пауль,- мама говорила, что украинцы и памятники сносят. Советских солдат. По сути своих предков память стирают. Потому что «агрессор напал»? Мама права, все так и не так в этой войне.
Йонас думал о чем-то своем.
Мамы, как правило, всегда правы. Ими любовь правит. И даже если не правы, все равно правы!
Они въезжали в Тарановку. Село было разбросано  довольно живописно на холмах и впадинах (ярах) с густыми фруктовыми садиками и белеными хатками. На краю села множество ветряных мельниц. С другой стороны темный густой смешанный лес, много хвои и берез. Короткие улочки, дома, садики с начинающими цвести яблонями. Пауль замечает прямо во дворах жилых домов спрятанные под маскировочную сетку танки и ракетные установки, рядом во дворах разгуливают индюки и куры, старушка с клюкой в теплом платке, уютно сидит на лавочке у забора, за которым военные  натягивают брезент на пушку и ящики со снарядами. «Сюрреализм какой-то!» - подумал Пауль. Почему не вывезли мирных жителей, если решили сделать из городка укрепрайон?»
Он задает этот вопрос Йонасу, тот пожимает плечами,
Русские должны видеть , что здесь обычные мирные люди. Они стреляют по военным целям ВСУ. Я читал, про то, как американцы называют военные действия РФ на Украине «войной в белых перчатках». Впрочем, после первых же выстрелов из этих орудий, прилет будет, не сомневаюсь.
Но тогда, где будут все эти люди? - Пауль проводил взглядом мамашу с ребенком в коляске, она остановилась около старушки в платке. «Они как-будто  не видят все эти орудия!»
Наверное в укрытиях, предположил Йонас, погреба и подвалы тут вряд ли спасут.
Машина въехала на площадь, неподалеку от небольшой православной церкви. Народ уже собрался. Стояли небольшими группками. В центре площади наскоро сколоченная сцена, сине-желтые флаги и вагончик рядом. Из него спешно выходили репортеры и местная власть. Из ниоткуда появился музыкальный ансамбль. Девушки в белых платьях с сине-желтыми цветами - аппликациями и парни с музыкальными инструментами, названия которых Пауль не знал. Похожи, впрочем на русские гусли.
До сведения скул стали ему ненавистны эти шоу и речи. Люди терпеливо ждали, площадь села постепенно заполнялась сельчанами. Женщины, дети, много старушек в нарядных платках. Этот образ в Германии имеет название, бренд «бабушка».
Митинг проходил, как обычно. Звучали речи представителей администрации, неподалеку стояли украинские военные. Впрочем, они не долго наблюдали за площадью. Старший военный поговорил по телефону и увел свое подразделение к часовне. Когда последний солдат скрылся за высоким забором часовни, раздался свист.
Пауль и люди на площади с ужасом смотрят на небо. Через секунды в центре площади раздается взрыв. Пауль успевает заметить еще одну летящую ракету. С запада, с той стороны, куда они сегодня вечером должны были отправиться домой, в Германию.
Он очнулся от горького запаха гари и соленого привкуса крови во рту. Открыл глаза. Все происходит как в немом кино, Пауль ничего не слышит. Взрывной волной его отбросило к краю площади, он лежит почти у самых ворот часовни. Оттуда выбегают солдаты и... репортеры с камерой. «Шоу, кровавое шоу» - пронеслось в голове.
Постепенно к нему возвращается слух. Как будто кто-то невидимый включил громкость на полную мощность. Стоны и крики о помощи отовсюду, мертвые и покалеченные люди лежат  тут и там. Под одним из тел он видит камеру и руку, сжимающую ее. Йонас! Он отваливает мертвое тело какого-то  старика и видит друга. Йонас тяжело дышит, он в сознании. Сжимает руку Пауля кивает в сторону часовни,-
Смотри, пресса, коллеги...шакалы, стервятники...набежали...Ты же все видел, ты понимаешь, что это не русские? Не дай себя обмануть...-
Ich verstehe dich nicht, ich verstehe ;berhaupt nichts, h;rst du?! Я тебя не понимаю, я вообще ничего не понимаю, слышишь ты..! - кричит он, хватаясь за голову, точнее, ему кажется, что он кричит, на самом деле он хрипит, отчаянно и глухо.
Йонас теряет сознание. Пауль зовет на помощь, он явно контужен, вокруг суетятся репортеры, их снимают, подбегают военные с носилками, они уносят Йонаса к санитарной машине. Пауль медленно бредет следом. Перешагивая через тела раненых и убитых. У самой сцены, раскинув руки и устремив взгляд мертвых глаз в небо, лежит девушка, в белом, нет, уже красном от крови платье. Пауль останавливается рядом. К нему подбегает парень с камерой и репортер с микрофоном, он что-то спрашивают у него, размахивая руками. Пауль смотрит в камеру, по виску стекает горячая струйка крови.

11. София, Кира, Джессика

София и Кира едут к складам гуманитарной помощи, где работал Пауль. Там царит какая-то просто праздничная суета. Машины подъезжают к зданию склада, забирают коробки  и пакеты с печатной продукцией. Всем руководит Джессика и два крепких парня в черных спортивных костюмах. У одного из них нашивка — украинский флаг, футболку другого украшает рисунок имперского орла – часть герба Третьего рейха. Кира с удивлением замирает рядом с парнем.
Фрау Вебер, Кира, я так рада, что вы приехали. Мы сейчас должны быть вместе! Пауль жив, он даже не ранен, небольшая контузия! Вообще ужас, конечно. Йонас - репортер в госпитале, вот он ранен. Скоро парни вернутся домой, мы делаем все, что нужно для этого.
 Джессика видит, с каким удивлением София рассматривает фашистский символ на футболке парня. Тот тоже замечает ее взгляд и, хмыкнув, заворачивает рукав футболки, обнажая плечо. Там тоже красуется раскинувший крылья гитлеровский орел и буквы UA.
Он что, гордится этими символами? - спрашивает София Джессику. - Как же так, ты должна объяснить им, что это
запрещено в Германии!
Сто раз говорила, Софи, честно! Но, у них бравада, романтика! Вернее, такое понимание их борьбы с русским. Мы, американцы, со временем покажем им, какая символика должна быть в свободном европейском государстве. Как когда-то немцам. А пока, их вдохновляют символы борьбы с русскими. Они хотят сражаться до победного конца! - тряхнув рыжими кудрями, торжественно заявила Джессика.
До конца, - твердо сказала Кира и пошла в сторону склада, где работал Пауль.
Джессика с грустью посмотрела в сторону подруги.
Русским сейчас очень не просто,-  сказала она, взяв под руку Софию, и уводя ее от украинского парня с немецким орлом на футболке. - Пойдемте, мне надо вам что-то показать.
В комнате, где когда-то работал ее сын висят на стенах и лежат в стопках повсюду, плакаты, где в обрамленных украинскими и немецкими флагами, портрет ее сына — стоп-кадр из репортажа: открытый в крике рот, кровь на виске, его темные волосы присыпаны пеплом, как-будто тронуты сединой, руки в отчаянии обхватили голову, и надпись: «Добро пожаловать домой, Пауль!» София охнув, опустилась на стул.

12.  В госпитале. Смерть Йонаса

В машине скорой помощи Пауль ехал в Харьков вместе с Йонасом. Тот так и не пришел больше в сознание. Их везли в Харьков. Нужна была реанимационная аппаратура, аппарат ИВЛ. Врач вколол Йонасу диазепам и сделал перевязку. Пауль то засыпал, то просыпался, когда машина резко тормозила или делала крутые повороты. Йонас лежал почти неподвижно, белый, как бинты, окутавшие его голову. Дышал сбивчиво, хрипло. Врач скорой - пожилая женщина с копной седых волос, перехваченных белой косынкой, смотрела на монитор дефибриллятора: “Держись, парень, держись, скоро приедем”, повторяла она, поправляя накидку из фольги, которой был укрыт раненый.
Все плыло, как в тумане, Пауль в каком-то забытьи шел за каталкой, когда приехали в городскую больницу, потом  плыл в белом тумане коридоров, медицинских халатов, стараясь не упустить из вида золотистый кокон на каталке. Шум, крики персонала и стоны раненых заполняли узкие коридоры клиники. Каталку Йонаса завезли в операционную палату, Пауль сел рядом, устало привалившись к стене. Кто-то вставил ему в руку стакан с водой. Он пил теплую воду, проливая ее на пол. закрыв глаза. Когда в очередной раз сделал глоток и открыл их, то  увидел стоящих перед ним военных, один молодой, другой постарше. На груди и рукаве одного из них Пауль увидел нашивки - украинский флаг.
- Поедешь с нами, вставай! - приказал тот, что постарше. Молодой перевел приказ на английский. Пауль отрицательно помотал головой и закрыл глаза.
- К городу идут русские, надо уезжать, ты с нами. - и напарнику - он меня понимает, можешь не переводить.
- Давай, парень, нам сказали без тебя никак. Вставай, держись за меня!
- Нет! Я остаюсь, я должен дождаться, там мой друг . Пауль говорил то по-русски, то по-английски, указывая на дверь палаты, за которой был Йонас.
- Нет, дружище, мы тебя не оставим, ты же видел, что творят орки? Расскажешь всем, на камеру. Твой друг должен был, но он похоже уже ничего не скажет. Ты должен. И обязательно правду. Видел, сколько трупов русня накрошила своими ракетами?
 Молодой говорил тихо, горячо дыша ему в ухо, обнимая за плечи, стараясь оторвать от стула, в который Пауль вцепился обеими руками.
- Я расскажу, да! - Пауль посмотрел прямо в глаза украинцу, встал выпрямившись, и сказал громко, увидев объектив камеры, подошедшего к ним репортера. Представителей прессы в клинике , похоже , было не меньше чем медперсонала.
- Я все видел! И не только я. Вы считаете людей идиотами? Да все видели, откуда летели ракеты, все видели, как военные ушли с площади, а потом…
- Заткнись, Сука! - старший грубо прижал его к стене, зажал рукой рот. Потом оглянулся на репортера, отпустил, отступив на шаг,
- камеру убери, хлопчик. не буди лихо,- сказал он репортеру.
Молоденький репортер ретировался в коридор, огонек его камеры погас. Старший военный открыл дверь в операционную, зашел туда, как будто не слыша крики протеста возмущенного доктора. Дверь захлопнулась. Какое-то время Пауль слышал звуки бурной беседы. Спорили военный и хирург. Дверь открылась, военный вышел, вслед ему слышен крик хирурга: “вы сошли с ума, предлагать мне такое! Я не знаю что у вас за работа, но, я не палач, моя работа спасать людей. Нелюди!” Дверь захлопывается. Военные уходят.
Поздний вечер, Пауль все еще сидит у палаты, клиника затихает, почти никого нет в коридорах. Его мучает голод, усталость и больше всего неизвестность. “Что там за дверью?”.думает он. В клинике вдруг гаснет свет. Из операционной доносятся крики ругательства и шум падающих инструментов. Пауль подходит к окну. В городе свет есть. Он горит в окнах соседних домов, светятся рекламы магазинов и уличные фонари. Через несколько минут свет включается. Из операционной выходит врач,
- Вы ждете? - Пауль кивает, он пытается поймать глазами глаза доктора, тот отводит взгляд,- Я сделал все, что мог, примите мои соболезнования, он умер.
Доктор зачем-то смотрит на часы. В коридоре появляются те же военные. Они берут под руки Пауля и уводят. Он ошеломленный, не в силах сопротивляться, позволяет себя увести.

13. Плен. Знакомство с Борисом

Пауль сидит один на заднем сиденье джипа, украинцы впереди. Они о чем-то говорят по-украински. Смысл их разговора почти неуловим. С уверенностью он может сказать только то, что говорят они о маршруте, каком-то русском военном, слово «комбат» Паулю не знакомо, но, видимо «командир батальона»? Он закрывает глаза, вспоминает Йонаса. Вот рыжий верзила в дверях склада, поблескивают стекла очков, в руках камера. А вот он в машине, наговаривает свой репортаж на диктофон, смеясь, обнимает стройную красавицу украинку, спорит с водителем, ест вареники и пытается выговорить слово «поляница» на спор с украинским водителем из каравана. Он живой, и он же мертвый. В коконе бинтов и золотистой накидке, на каталке в клинике. «Прощай, Йонас, дружище, я не дам себя использовать, я помню». Пауль вытирает слезы, он так устал, что нет сил даже горевать. Нет сил подумать, куда и зачем везут его украинцы.
Ночная дорога освещается только фарами быстро едущей машины. В какой-то момент машина вдруг резко снижает скорость, дорогу преградило упавшее дерево. В момент торможения Пауль слышит звуки выстрелов, он не успевает ничего понять, только видит как вздрагивают судорожно тела, сидящих на переднем сидении военных. Стекла машины окрашиваются кровью. Пауль сползает вниз по сиденью, закрывая голову руками. Он слышит крики снаружи: «А ну, выходи! Руки за голову и выходи!»
Пауль, тяжело дыша, выходит из машины. Поднимает руки.
Nein, bitte, nicht schissen! Ich bin Freiwillige, Волонтер, Германия!
Фриц что ли? - перед ним стоит высокий худой парень в камуфляже с автоматом в руках. - Ничего себе мы птицу важную взяли!
Пауля ставят на колени, обыскивают, ведут к машине, спрятанной в лесу. И быстро уносятся прочь от места засады.
Его заводят в блиндаж, они идут по бесконечным проходам, вырытым под землей. То слева, то справа он видит слабо освещенные комнаты-землянки. Пауль вспомнил песню, которую любил петь его отец, подыгрывая себе на гитаре: «бьется в тесной печурке огонь...» Отец рано ушел, Пауль бережно хранил каждое воспоминание. Вспоминает Йонаса и их разговор в машине про героические бои в этих местах, отряд Широнина...
Наконец его заводят в просторную, хорошо освещенную  комнату, перед ним ставят еду, чай, дают влажное полотенце. Он вытирает руки, лицо. «Когда он ел в последний раз? До бомбежки в Тарановке, в прошлой жизни», - подумал он, набрасываясь на еду.
В комнату заходит военный в камуфляже, у него в руках документы Пауля. На хорошем немецком он спрашивает Пауля о том кто он и как оказался в машине украинских разведчиков. Немного сбивчиво и эмоционально Пауль рассказывает о своей миссии, об обстреле села, про гуманитарные грузы, которые он сам собирал и сопровождал в Харьков. Военный с недоверием хмыкает, и говорит по-русски,
Знаем мы ваши гуманитарные грузы, знаем.
Пауль неожиданно для офицера, переходит на русский,
Я не могу гарантировать, что все машины, которые ехали в моем караване везли гуманитарные грузы. При перегрузке в Харькове я видел и ящики с оружием и, видимо, со снарядами, их охраняли военные.
Офицер выпрямившись, молча и внимательно разглядывает Пауля, еще раз просматривает документы,
Откуда такой хороший русский? Кто делал документы, давно на фронте? Говори правду, все равно проверим, узнаем.
Пауль слышит холодные интонации в голосе офицера, который минуту назад был явно расположен к нему. «Принимает меня за шпиона? Mensch!» Пауль торопливо объясняет, стараясь говорить четко и только по-русски.
Я студент, славистика, дипломная работа по произведениям Достоевского. Дед и отец историки, мама филолог, оба моих родителя из  ГДР, а прадед был в плену в России. К концу срока совсем обрусел, и привил любовь ко всему русском  сыну и внуку, и всем нам. Это если совсем коротко.
 Вы можете позвонить моей маме, она живет недалеко от Дрездена, преподает немецкий и русский в университете. Давайте позвоним ей, она подтвердит. Я вез украинцам только мирные грузы, клянусь!
Военный протягивает ему телефон. (Хорошо, что он заправил его утром!)
Звони, и дай телефон мне.
 Пауль находит телефон мамы, называет ее имя — София Вебер, - и передает телефон военному.
Фрау Вебер, Abend! с вами сейчас будет говорить ваш сын, - произносит офицер и возвращает телефон Паулю.
Пауль хватает телефон, он слышит  голос мамы, силы оставляют его, он плачет, повторяя все время как любит ее, и что теперь с ним все будет хорошо. Он у русских.
Офицер прерывает разговор, забирая трубку.
Прости, Пауль, больше нельзя. В другой раз.
Он дружески похлопывает его по плечу. Он верит ему?
Пауль, можешь называть меня Борисом, я не на много старше тебя. Завтра мы с тобой еще поговорим. А пока, тебе необходимо отдохнуть.
Пауль силится еще что-то сказать, но Борис останавливает его и ведет к выходу из комнаты.
Потом, все потом. Завтра, Пауль, завтра.
Борис подзывает солдата и коротко дает распоряжение отвести пленного в его блиндаж, дать воды, комплект белья и остаться до его прихода.
В землянке офицера две низкие походные кровати, солдат бросает на одну из них стопку белья и одеяло.
Отдыхай. Фриц, у нас тут все цивильно. Выспишься, как надо!
Пауль узнает голос, этот тот же солдат, что обыскивал его возле машины. Конвойный занимает место у входа в комнату , усевшись устало на землю, вытянув длинные ноги в проход. Пауль стелит белье, снимает пропитанную потом и кровью куртку, закутывается в одеяло и проваливается в сон.


14. Солдаты, план обмена.

Утро было прохладным и сырым. Пахло сырой землей, какими-то цветами и... кофе! Пауль не сразу открыл глаза, в окопе рядом с его спальней шел неторопливый разговор. Говорили солдаты, голос Бориса он бы узнал. Солдаты явно завтракали, запах кофе кружил голову, но, было интересно послушать их разговоры.
Под Мариком это было, мы под артиллерийским обстрелом прятались в глубоком окопе. - говорил молодой незнакомый Паулю голос,
 Вдруг боец один , то ли якут то ли бурят, не знаю, спросить не успел, ранило его в тот день, увезли в госпиталь. Так вот он несколько раз спокойно поднимается из окопа, осматривается, и спускается назад. Мы, короче в акуе, кричим ему, дескать, ты чего, очумел? Зачем вылезаешь под разрывы? Ведь снесет башку на раз! Погибнешь!  А он так спокойно закуривает и отвечает: «За врагом смотреть надо. Один погибну - ничего страшного. А вдруг хохлы подползли, прикрываясь обстрелом? В упор стрелять начнут - так все погибнем. В упор стрелять - трудно промахнуться!»
Силен, парень! - Ответил его вчерашний конвоир,- из этих, которые белке в глаз! Дерсу Узала кароч...
Что там наш немец, спит еще? - Пауль узнал голос Бориса.
Так точно, товарищ капитан, спит, как рыба об лед. Я ему кофе сварил, думал выманю на запах. Нет, дрыхнет немчура!
Доброе утро, - выбираясь из-под одеяла и натягивая на себя холодную и немного сырую куртку, - говорит Пауль и выходит на свет, к солдатам, - Ну да, немчура, родился  в Германии, но, в семье со мной и по-русски говорили. А еще была целая подборка фильмов, дублированных на ГДР-овской студии «Дефа», русские сказки. Дед собирал.
Ну привет, наш русский немец, - Борис протянул ему термос с кофе и кружку. Знакомься с парнями, завтракай и ко мне в блиндаж, разговор есть.
Горев Виталий,  рядовой, я из Донецка, - сказал длинный конвоир и пожал Паулю руку, а это Юрок и Вадим, они из Белгорода, после срочной остались.
Пауль пожал протянутые руки, - Пауль Вебер, я студент, учусь в Дрездене, заканчиваю. Привез украинцам гуманитарные грузы. Друг у меня вчера погиб, накрыло...ракеты били по Тарановке, я толком и не понял ничего, не успел.
Пауль значит Пашка, Павел по-русски, - сказал белобрысый коренастый Юрок и подмигнул Вадиму — темноволосому угрюмому парню, который, закутавшись в солдатское одеяло, читал что-то в телефоне.
 Ты, Вадик, чего там ковыряешь в телефоне, забыл? Никаких звонков и сообщений. Комбат бы тебе по шее...
Вадик нехотя убрал телефон, скинул с плеч одеяло, сладко потянулся. Пауль отметил спортивную осанку и мускулистые руки солдата.
Я сохраненные читал, мне мамка столько текстов написала. Обычно и не читал я их, так, смайлик отправлю, да и досвидос. А сейчас как-будто поговорили. Все перечитал месяца за два. Про книги, про сериалы, про сеструху и про жизнь деревенскую. Вот только не ответишь...даже смайлом.
А мы не стреляли вчера, Павлик, подмигнув длинному сказал Юрок. - Гонишь ты, немец, с нашей стороны не было и не могло быть никаких прилетов, понял?
Пауль не успел ответить, пришел посыльный, поторопил, Капитан ждет. Он спешно доел бутерброд, допил душистый кофе и отправился к Борису.
Борис сидел за столом, на столе раскрытый компьютер, на мониторе карта. Он что-то писал карандашом в тонком блокноте, сверял записи с изображением на мониторе.
Проходи, Павел. Садись, есть разговор. Ты домой хочешь? К маме, к своей обычной жизни вернуться хочешь?
Да, конечно, а как, через Москву? Через Россию? Я готов, я хотел бы …
Погоди, нет, брат, путь твой будет короче, но несколько сложнее. Завтра мы обменяем тебя, Паша, на нашего комбата. Мы разведрота, в составе батальона, которым командовал майор Сарганов Иван Ильич. Он для нас не просто командир, он нам как отец. Солдат бережет, опыта у него много, еще с чеченской. Он сейчас в плену у хохлов, понимаешь.
Борис тяжело вздохнув, закрыл лэптоп и сел рядом с Паулем, положив тому руку на плечо, заглянул в глаза. Ты же наш свой, да Павел?
 Да, в нашей семье русские были родным и близким народом. Прадед привил любовь ко всему русскому, он под Омском в плену был. В выборе профессии у меня, например, сомнений не было.
Дела! - Борис вдруг рассмеялся и обнял Пауля, - так мы с твоим прадедом земляки считай, Павлик! Я учился в Омске. Общевойсковое там закончил. Тесен мир и судьбы людей рядышком, строка к строке порой ложатся.
Так что, Пауль Вебер, поможешь нам? Русский русскому помоги! Слышал такое?
Да, глухо ответил Пауль, - понимая, что риск, и все возможно, и надо как-то побороть страх.
Я постараюсь. Я готов. А они, украинцы, они тоже готовы?
Да! - Борис провел ладонями по усталому лицу, - сам не знаю почему, но, согласились менять комбата на немца сразу, без условий. Может ты знаешь почему? 
Он с любопытством посмотрел на Пауля, заметив, как того взволновал его ответ про готовность украинских военных совершить такой неравный обмен.
Колись, Павлик, чем ты им так дорог?
Может быть и не стоит меня менять, можем погибнуть оба, и я и комбат ваш. Дело в том, что я видел, откуда летели снаряды. С запада, и солдаты, что там в Тарановке стояли, странно себя вели, и Йонас, мой друг, он погиб, он тоже говорил...
Пауль путанно объяснил Борису, как все было, почему он совсем не дорог хохлам, а даже наоборот. Борис нахмурился, встал, какое-то время ходил по комнате, остановился наконец и сказал, сжав кулаки.
Провокация значит. Понял. Но, нет дороги назад, Паша, приказ на обмен уже есть. Не боись, мы подумаем, мы прикроем. Иди, отдыхай. Обмен завтра. Надо выспаться тебе, сил набраться, а я думать буду. Надо вносить правки в план.
***
Пауль провел весь день, изучая солдатский быт, общаясь с
Виталей и Юрком, они рассказывали ему свои нехитрые истории, поводили по лабиринтам окопов. Даже в лес сходили, Виталий  показал где расположены позиции противника.
Воон там, эти эльфы стоят, оттуда и стреляют, а мы по ним. Орудия или в селах ставят, или за селом. Им вишь, надо, чтобы разрушения были, мирняк свой вообще не жалеют. Комбат говорит, что этот их клоун-през потом фоточки западным спонсорам показывает и деньги, оружие выпрашивает - Виталий сплюнул себе под ноги, достал сигареты, протянул Паулю,- будешь?
Пауль отрицательно мотнул головой, нет, - не курю.
А почему эльфы?
Парни засмеялись , - ты ж про хоббитов читал, фильм видел? Вот. Они нас орками величают, а мы их, значит, эльфами. Нам не жалко. Только знаешь, я из Донецка. И вот все эти «Айдар», «Азов» и «Торнадо» - те еще черти. Орки им в подметки не годятся. Вырастила ненька-Украина упырей. А теперь вот, кровью умываемся.
Виталий, не говоря больше ни слова, оставил Пауля с напарником и пошел по траншее в свой блиндаж.
Юрок, проводил его взглядом, вздохнул тяжело,
у Виталика отец погиб в Донецке в пятнадцатом. В ополчении был, добровольцем.
Скажи, Юра, а вот это деление на Восток и Запад, насколько оно реально на Украине? Народ же один?
 Пауля этот вопрос интересовал давно. Германия до сих пор испытывала на себе последствия деления на «Осси» и «Весси» - восточных и западных немцев.
Это тебе лучше с Виталиком обсудить. Одно могу сказать, вот много парней знаю с Донбасса, Луганска, разницы между нами не замечал. И знаешь, что обидно? Именно Восток страдает больше всего и после майдана, и сейчас.
Пауль посмотрел в сторону позиций «эльфов». Юрок уже ушел, а он все смотрел вдаль. Где-то там, за лесом, за рекой, ждет обмена Комбат. Батя, как называли его солдаты, с которыми Пауль провел этот день. Солнце клонилось к закату, потянуло прохладой от реки, прокричала ночная птица, где-то вдали послышались звуки канонады. Тоскливо заныло в груди. Возможно это его последняя ночь. Хорошо, что смог поговорить с мамой. Позвонить бы еще Кире, но, Борис забрал его телефон.
Пауль отправился в блиндаж к капитану. Последние приготовления и короткий сон. Надо постараться уснуть. Впрочем, события последних дней так измотали его, что сон наступал быстро, был коротким и без сновидений.
Борис был лаконичен — просто следуй за конвоем, у реки остановимся, созвон, дальше по мосту идешь один. Комбат идет навстречу. Тебя встретят. Все, отбой, Павел!
Пауль укладывается на жёсткую кровать, стараясь больше не думать о завтрашнем дне. Засыпая вспоминает Киру, их поездку в Питер, Невский, Нева с ее свинцовыми волнами , они одни в квартире. Кира, такая милая, домашняя, в пижаме с мишками, играет ему Шопена. Каштановые волосы уложены в каре, детские завитушки на висках. Тонкие пальцы, нежная линия плеч, он целует ее в шею, обнимает сзади, прижимает к себе, музыка обрывается, их губы встречаются, синий свет ее глаз из-под ресниц, теплые мягкие губы...Кира, девочка моя, как же мало мы были вместе.

15. Обмен. Комбат.

Утро. Пять часов. Совсем светло. Бориса уже нет в блиндаже. На столике, сколоченном из сосновых веток лежит камуфляжная форма, толстые носки цвета хакки, рядом с кроватью стоят чистые просушенные кроссовки.  Юрок говорил вчера, что сапог или ботинок его 45-го размера не нашлось. Рюкзак, в котором оказалась его куртка, бесполезный телефон (разряжен) и документы.
Быстро переодевшись, Пауль засунул в рюкзак джинсы и футболку. Камуфляж оказался точно по размеру. Удобный, без патчей и нашивок. Было приятно опять оказаться в чистом. Причесавшись у маленького зеркала на стене, Пауль почесал подбородок. Надо бы побриться. А может и не надо, как там будет сегодня? Опять заныло где-то в груди. Пауль отогнал дурные мысли. «Все будет хорошо, и он возможно уже завтра отправится домой, в Германию».
Борис зашел тихо, в сопровождении Виталика. Тот принес кофе и бутерброды. Завтрак прошел в молчании. Вскоре за ними приезжают. «Пора!»,- говорит Борис и они, так же втроем, садятся в машину. Машина едет в сторону леса, за окном полянки уже поросшие свежей зеленью и покрытые ранами окопов и воронок. За лесом дорога спускается вниз, к реке,  они останавливаются перед спуском. За ними, с небольшим интервалом,  ехала еще одна машина, по виду - БМП. Из нее быстро выпрыгивают солдаты и занимают огневые позиции. БМП скрывается в лесу. Виталик прощается с Паулем, обнимает его и тихо говорит,
Удачи, не волнуйся, мы присмотрим!
Солдаты с интересом рассматривают Пауля. Говорят что-то одобрительное, сжимают руки в приветственном жесте.
Пауль замечает Бориса, тот говорит по рации. Часто хмурится и с беспокойством поглядывает на часы.
Наконец, он видит на противоположном берегу машины. Они не военные, это внедорожники, Пауль различает по силуэтам немецкие машины. Два БМВ и Опель. «Гуманитарка» усмехнувшись, думает он. Подходит Борис, жмет ему руку и надевает на Пауля бронежилет. «Если упаду в реку, потянет на дно», думает Пауль и внимательно изучает крепления. Он уже не боится, он видит там, на том берегу русского офицера. Высокий, в выцветшем камуфляже. Голова перевязана несвежим бинтом. Руки свободны, его конвоиры стоят рядом, держа комбата под руки, сзади еще трое, с автоматами на изготовку.
Ну что, Пауль, будем прощаться? Скоро будешь у своих. - говорит Борис и жмет ему руку.
У своих я сейчас, товарищ капитан, - говорит Пауль дрогнувшим голосом. - По крайней мере так я чувствую сердцем. А сердце не врет.
Борис грустно улыбается, - да, Павел, эта память сердца, она еще приведет тебя к нам. А сейчас надо выполнить приказ.
Русский русскому помоги! - улыбаясь говорит Пауль Борису и идет к мосту.
«Я русский», - говорит он себе. Сейчас в этом русском лесу, он честен с собой до конца.

Борис идет рядом, возле моста останавливает Пауля, проходит вперед, поднимает руку. С той стороны человек отвечает ему тем же. С ним рядом комбат. Одновременная отмашка рук, и, также одновременно, Пауль и комбат начинают каждый свой путь.
Как в замедленной съемке, идут они навстречу друг-другу. Комбат идет тяжело, придерживая одну руку другой, ранен? Пауль пытается рассмотреть и запомнить его лицо. Еще далеко. Он почему-то видит лицо отца, ободряющую улыбку, начинающую седеть бороду и морщины на лбу. «Батя»
Вдруг, Пауль замечает, что комбат не просто придерживает руку, он сжимает и разжимает кулак. Это какой-то сигнал?
Пауль поворачивается к русским. Борис тоже заметил сигнал Бати и командует что-то лежащим на позициях бойцам. Вокруг Пауля свистят пули, взрыв гранаты, комбат закрывает его собой, «Прыгаем, парень!» - кричит он ему и обмякает в руках Пауля.
Пауль крепко сжимает руку комбата, - Держись, батя! - кричит он,  - прыгаем! И они вместе летят с моста вправо.
Вода обжигает холодом...

Пауль уже не видит, как садятся в машины и уезжают украинские военные, как идет перестрелка, как падает у входа на мост Виталик, как Борис с солдатами бежит к реке, снимая на ходу с себя автомат и сумку с биноклем.
Он ранен, боль рванула в плече, рот заполнился водой, сознание уплывает. Последнее, что он чувствует, как крепко обнимает его рука отца и тянет наверх, к свету, к солнцу.

Я русский. 2 Часть

1. Акция Джессики.


София  не смогла убедить Джессику отказаться от акции с портретами ее сына. Она все так же бессильно сидела на стуле в комнате на складе, заполненной плакатами.

Фрау Вебер, Софи, это уже история немецкого парня Пауля, который помогает украинцам и попадает под жестокий обстрел! Вы должны занять место в партере. Он больше не Ваш! Он теперь принадлежит нам! - Джессика как всегда немного актерствовала и, по мнению Софи, явно переигрывая.

Кому это вам, позволь спросить? Тебе, украинцам, которых втянули в это противостояние, предварительно наполнив ненавистью ко всему русскому, по сути к самим себе! Может тем украинским парням с нацистской символикой на телах, которая, как клеймо, теперь у них до конца жизни?

София, всегда сдержанная и умеющая говорить аргументированно и спокойно, чувствовала, что теряет контроль. Настолько фальшиво звучала речь молодой американки на фоне портретов с исполненным ужасом лицом ее сына.
Джессика оседлала своего конька. Она очень сдружилась с украинскими эмигрантами, которые занимались организацией демонстраций и кровавых инсталяций с кетчупом и крестами на площадях немецких городов. Но манер той «окровавленной панночке», которую они с Кирой видели в Дрездене. Похоже, идея с плакатами и «встречей Героя» была ее идеей.

- Нам, это людям, которые противостоят российской агрессии! Софи, вспомни историю Иисуса, и его матери Марии. Разве она остановливала его, в попытке удержать?

София устало отмахнулась. Ее начинал утомлять этот пустой диспут на публику. Этот, претивший ей, дешевый театральный пафос.

Джессика, оставь пожалуйста! Ты говоришь о Марии и великих примерах, но мой сын — не Христос и не герой. Он не собирался стать символом или легендой.

София, предприняла последнюю попытку остановить подготовку к этому шоу «Добро пожаловать в Германию, Пауль».
 Не стоит манипулировать поступками моего сына. Он просто привез гуманитарный груз людям, которые нуждаются в помощи. Останови эту акцию, сам Пауль был бы против. Прошу тебя!

Они не услышали, как в комнату вошла Кира и слушала их,уныло рассматривая  пачки с плакатами.

Что, Джесс, тебе, похоже нравится всем этим заниматься? А Пауля ты спросила? Может стоит, мы ведь друзья? Уверена, ему хватило той площади в украинском городке. - Кира подошла к Софии, показывая на часы. Ей очень хотелось быстрее увести ее отсюда.

Меньше всего я хотела бы услышать мнение русской на этот счет. Твое время пребывания в этой стране стремиться к нулю, Кира. - Джессика тоже показала на часы. - И, если ты не обозначишь свою антироссийскую позицию и не примкнешь  к тем, кто у нас в университете занимается протестами и патриотическими мероприятиями в поддержку Украины, твоя карьера, твоя аттестация вряд ли возможны, ты же понимаешь?

Кира внимательно посмотрела на бывшую подругу. София тоже возмущенно взглянула на Джессику. В раздумьи Кира спросила,

Я помогаю чем могу, Джесс. Помогаю людям, всем, кто нуждается в помощи и кто стал невинной жертвой этого конфликта. Приедут русские, буду помогать им. Всем, кому смогу. И я имею право не свидетельствовать против своих, знаешь такой юридический принцип? Моя позиция милосердие. Как иначе я должна что-то там обозначать?

Да ты даже флажок в аккаунте гугла не поставила украинский! И на площадь с нами ни разу не вышла. Не криви душой, тебе претит все, что мы, патриоты Украины, делаем! Ты русская до мозга костей! - Последнюю фразу Джессика произнесла, как приговор.

Кира усмехнулась и взяла под руку Софию, ясно давая понять, что пора уходить. Разговор ни к чему не приведет. Она устало согласилась с Джессикой.

Бессмысленно отвергать очевидное, Джесс. Конечно же я русская, и именно «до мозга костей». А по поводу твоей акции, не морщись, пожалуйста, ты ее организовала, тебе ответит Пауль, когда вернется. Пойдемте, Софи, я не могу смотреть на этот шабаш. Нам надо подумать, как найти Пауля и установить связь с ним.

До свидания, Джессика, - София поднялась со стула и еще раз осмотрела комнату, увешанную плакатами с портретом сына. - надеюсь, ты позвонишь нам, когда что-то узнаешь про возвращение Пауля.

Они молча покинули двор, не ответив на прощальные жесты украинских парней с нацистской символикой на футболках, не оглядываясь. Кира села за руль, а София на заднее сидение машины, укутавшись в шарф и впервые забыв пристегнуться.
А вечером позвонил Борис. И совсем коротко она слышала голос сына. Кира уже уехала от нее. София позвонила ей, разбудив среди ночи, обрадовала. И сама, наконец, уснула крепким сном, с единственной мыслью: «Жив!»


2. Полевой госпиталь. Доктор Готлиб.


Вот уже неделю Пауль находится в госпитале. Доктор Готлиб подтвердил, что операция не нужна. Пауля даже свозили в Щебекино в районную клинику, сделали рентген. Три дня он провалялся в палате с температурой. Пил антибиотики и горячий чай с липовым цветом и медом. Чай приносили ему то баба Нина, местная санитарка, то Егор. Когда привозил раненых с линии фронта, Егор всегда навещал своего «Фрица».
От него Пауль узнал, что был ранен Борис, когда вытаскивал их с комбатом из воды. А Виталик из Донецка погиб, и еще два солдата. Уезжая, украинские военные, которые привозили комбата на обмен, обстреляли их берег.
Помянули погибших втроем. Доктор Готлиб и Егор спиртом, а Пауль чаем.  Юрий Вильгельмович строго запретил раненому алкоголь, пока идет лечение антибиотиками. Ночью, оставшись один, он вытирал слезы, уткнувшись в подушку, вспоминая свой первый завтрак на фронте с русскими солдатами. Думал о маме и Кире. Его телефон бесполезно лежал в рюкзаке.
Как только стало немного легче, он прошел по территории полевого госпиталя. Пауль решил записывать свои наблюдения на телефон. Хоть какая-то от него польза! Он привык писать дневники. Мама как-то прочитала ему японскую мудрость: «Пиши всегда! Если нет под рукой бумаги и пера, пиши пальцами по воде».
А еще, Пауль вспомнил репортажи Йонаса, которые тот писал голосом в пути. Левой руки достаточно, чтобы включать диктофон. Пауль почувствовал себя репортером.

Репортаж Пауля.

«Полевой госпиталь выглядит как временная импровизированная структура, созданная в условиях, когда время и ресурсы имеют критическое значение. Госпиталь состоит из нескольких рядов палаток и временных сооружений, растянутых в лесистой местности, чтобы избежать прямой видимости с воздуха.
Основные палатки – это большие армейские тенты, серого или зелёного цвета, помеченные красными крестами. Почва под ногами влажная, раскисшая после весенних дождей, местами превращённая в грязь от непрерывного движения машин и людей. Ближе к палаткам проложены дорожки из деревянных досок или пластиковых щитов, чтобы медперсонал и солдаты могли перемещаться быстрее и не увязали в грунте.
Техническое оснащение госпиталя ограничено полевыми условиями: генераторы гудят где-то в стороне, подавая электричество в операционные, где врачи работают при ярком свете, несмотря на полутемные, мрачные поля за пределами палаток. В воздухе — запахи весеннего леса и первого цветения перебиваются запахом лекарств, дезинфицирующих средств. А вблизи операционных чувствуется тяжёлый запах крови и пота. Внутри палаток, где проходят операции, стоит напряжённая тишина, прерываемая только голосами медсестёр и хирургов, командующих друг другу, что нужно подать или сделать.
Врачи и медсестры измотаны, многие работают сутками, не снимая масок и перчаток. Их лица под масками покрыты следами от давления резинок, а руки дрожат от усталости. На операционных столах – раненые. Операции часто проводятся в спешке, с минимальными условиями, иногда прямо на месте ранения перевязывают и оперируют, чтобы не допустить смертей.
Снаружи — палатки для тех, кто ждёт эвакуации, и места для тех, кто не дожил до отправки. Время от времени к палаткам подъезжают бронемашины и скорые, выгружая новых раненых, и забирают тех, кто может быть переведён в тыл.
Окрестности госпиталя — туманная зона неопределённости. Вдали слышны звуки артиллерийских ударов, взрывов и выстрелов. Полевая связь постоянно передаёт сообщения о новых боях, и кажется, что фронт совсем близко.»

Его репортаж прерывает прибывший с очередной партией раненых Егор. Он уже успел сдать раненых в санпропускник, переодеться в чистое. Даже сапоги почистил. В камуфляже, сапогах и почему-то в танковом шлеме, Егор выглядит взрослее. Но, вот он улыбнулся другу, и лицо засияло сотнями веснушек, совсем еще мальчишка!
Привет Фриц! А я по твою душу! Нас Док ждет. Там для тебе новости! А я в свою деревню заезжал, мамка пирогов передала. Бросай свои шпионские репортажи писать, слышь? Погнали!
Пауль даже покраснел от досады. «Вот ведь заноза!»

Егор, прекрати называть меня Фрицем, сколько раз говорить! Пауль, хочешь Павел, Пашка тоже можно.
И какие еще шпионские репортажи? Ты дошутишься, заберут меня в особый отдел для допросов с пристрастием!
Пауль говорит с акцентом, Егора насмешило произнесенное имя ПашЬка. Он тут же подхватил,
Прости, друг Пашька, не сердись! Никто не заберет. За тебя сам комбат вписался, и капитан еще один, который вас из воды вытащил.
Пауль пожал руку мальчишки, обнял его. Егор повел Пауля в палатку Доктора Готлиба. Шел впереди, то и дело поправляя танкистский шлем на голове.
Обнова у тебя, Егор? Откуда шлем, трофейный поди? - спросил паренька Пауль.
Док подарил. Он там у себя в палатке праздничный обед устроил, пойдем, мужики пироги ждут. Юрий Вильгельмыч историю расскажет, закачаешься.
Палатка доктора Готлиба находилась совсем рядом с «операционной». Над «больничным городком» был натянут тент - специальный, с анти-тепловизионным эффектом, рядом с палаткой стоял стол, сбитый из длинных досок.
  Когда Егор и Пауль подошли к палатке, там уже стояли в ожидании два танкиста, парни из батальонной разведки и свободные от смены врачи. Всего человек десять.
Баба Нина, подпоясаная фартуком, резала на столе,  теплый хлеб, молодые медсестрички расставляли разовую посуду, распаковывали подогретые мясные консервы из пайков, разносили горячий чай и шоколад.
Военврач шел быстрым шагом к палатке, улыбаясь во весь рот собранию. Док явно был в настроении. Невысокий, жилистый, острый взгляд голубых глаз с хитрым прищуром и легкая походка молодого человека — во время их первой встречи он был измотан и выглядел сильно старше. Он шел быстро, на ходу заглаживая назад русые волосы. У Пауля опять заныло, заболело где-то в груди. Доктору где-то около пятидесяти, он тоже ровестник отца. «Почему здесь, среди этих русских мужчин, так яственно и так часто я вспоминаю отца?» - Подумал Пауль.  Что-то невероятно сильное, отеческое было в каждом из встреченных им мужчин,  что-то давно забытое им, но, видимо очень востребованное в его давнем сиротстве.
Юрген Готлиб — «любимый Богом», если по-русски. Он еще и этнический немец, рожденный в России.Наверное, все же больше русский, свой среди своих.
Док подошел к однополчанам, пожал руки офицерам, коллегам, поклонился дамам, похлопал по шлему Егорку, обнял, покружил паренька, улыбнулся Паулю : «Gr;; Gott, Kamerad! Wie geht es dir?», - Привет, товарищ, как дела? - произнес он, пожимая Паулю здоровую руку.
Все хорошо, Юрий Вильгельмович, - Пауль немного смутился, услышав обращение на родном языке.
Немецкий с баварским «Gr;; Gott»? Из швабов? - Спросил он Готлиба. - Ваши предки не из Баварии? -  и подумал: «Кира бы сейчас поковыряла историю рода Готлибов, не упустила бы случая. Это ее тема — русские в Германии и немцы в России»
Вполне вероятно, Пауль, вполне. Мои предки с времен Екатерины живут в России. А швабы активно когда-то переезжали из бедной Германии в богатую Россию. Документов той поры, само собой, у моих дедов не сохранилось. - Доктор заговорщески подмигнул и сказал Паулю на ухо, - немцев из России у вас много сейчас, но, что-то мне подсказывает, что история опять сыграет с нами, немцами, интересную партию с рокировкой. И караваны немецких семей снова потянутся в Россию. Что думаешь? - и уже громко ко всем, - друзья, прошу к столу, тост созрел!
Время отдыха и передышек на войне непредсказуемо, они могут быть очень короткими, уговаривать гостей не пришлось. В кружки разливали разведеный спирт, чай со смородиновым вареньем, стучали ложками, хвалили пироги с капустой присланные егоркиной мамой. Звонко смеялись медсестры.
Как-будто все они собрались на майские у кого-то на даче, как- будто и нет никакой войны.
Рядом с Доком сидели молодые танкисты, они о чем-то говорили с Готлибом, кивали, хлопали ладонью по столу. Громко смеялись.

Ну что, у всех налито? - спросил наконец военврач. - Вопреки традиции, ставьте пока стаканы на стол. Есть тост, но, сначала предыстория.
Запрос на автомобиль – «буханку» в «телеграм» и по другим сетям помните? Как волонтеры-Кубанцы быстро нам ее оформили? За неделю управились, молодцы! Привезли ее нам как раз во-время, вот только с документами неувязка вышла, не сразу довезли, торопились. Мне на передовую ехать, за ранеными, а транспорта, как назло, нет. Ехать мимо полигона, военного лагеря, а там везде военная полиция. Как быть?
За столом загудели понимающе.
Полицейских понять можно, у них своя задача — колонны сопровождать, проверять машины, документы: кто что везет и куда. Часто ночью с выключенными фарами едут, рискуют, не меньше военных. И контрабанда бывает, и диверсии. Порядок есть порядок. Ну и бюрократии тоже хватает.
Пауль попросил разрешение включить диктофон, история обещала быть интересной. Ему разрешили. «Секретов нет, будни прифронтовой полосы, не более», - сказал один из офицеров. А Док продолжил свою историю,
Ну, думаю, меня все постовые уже знают, сколько раз раненых возил, и им же помогал, если зацепило кого. Глядишь, пропустят без проблем. Заправил буханку и рванул на передок.
Туда проехал без проблем, там ждали. Затишье, утро раннее, хохлы тоже не рассупонились еще. Загрузили раненых, человек семь было. Перевязки проверил, жгуты. Там Егоркин собрат работал, так же четко. Тяжелых не было, с погрузкой за час управились.
Поехали, однако, когда уже совсем светло стало. Раненые мои приободрились, байки травят, о боли забыли. Едем по трассе, машины нас обгоняют, на мотоциклах парни из разведки проехали, приветствуют, узнают.
И тут пост военной полиции. Не было, когда к фронту ехал! Остановили, проверили документы, а на машину нет! Я уж и так крутил, и эдак. Уперлись, на принцип пошли. И так это ласково мою буханочку осматривают. Выгружайтесь, говорят. Я им, дескать, раненые, не брошу. Стоят на своем, уперлись. Полицаев этих впервые вижу. Не уговорил, как ни старался. Зло меня такое взяло! Ну, думаю, доберусь я до вас, дайте только солдатиков моих пристроить.
Что,  выгрузили раненых что ли? - спросил Егор, а баба Нина горестно покачала головой. - Вот как так-то? А если бы там тяжелые были?
На счастье, транспорт шел в госпиталь попутный, всех пристроил, всех привез. А когда привез, пошел я к нашим танкистам. Я их командира спасал, серьезное ранение было, осколочное. Мы его в Ростов потом отправили и там уже мои коллеги написали благодарность.
Командир в полном порядке, Док, пройдет реабилитацию и вернется, обещал! - подтвердил один из танкистов.
Решили мы прогуляться на тот пост, где у меня буханку арестовали. Два танкиста, и я на броне. Подъехали, парни из военной полиции немую сцену сыграли, лица у них вытянулись точно, от неожиданности. Макс — вот он — Док похлопал по плечу танкиста постарше, - пушку медленно так опустил, а я гаркнул командирским голосом, - машину вернуть. Распоряжение командования!
И что, вернули? И документы не понадобились, испугались, или как? - опять встрял Егорка.
Испугались факт, потом посмеялись вместе, решили не доводить до греха. Отдали они нам машину. Мы потом вернулись такой вот колонной, танк впереди, а я на буханке следом.  Восстановили справедливость, а потом и документы подвезли.
Давайте выпьем за фронтовое братство, вот я о чем! И еще за то, что нет на войне чужих и своих, когда на одной стороне воюешь. Как и безвыходных ситуаций тоже нет.
Все дружно выпили, смеялись, обсуждая детали, представляя Дока на броне танка и вытянувшиеся лица военных из полиции. Доктор Готлиб — подходил то к одному, то к другому своему гостю, говорил что-то, показывал в сторону отвоеванной им машины.
Потом подошел к Паулю, отвел его в сторону.
-Есть разговор, Паульхен. Новости есть для тебя из Германии и из Москвы, с какой начать, выбирай.
У Пауля гулко забилось сердце. Германия — от мамы, от Киры? Он спросил, волнуясь, - Две новости, обычно делятся на плохую и хорошую, какая из ваших плохая? С какой бы начать?
Доктор пожал плечами, - решай сам, из Германии точно хорошая, передал мне ее капитан Рогов. Борис, помнишь? Он сейчас в Москве, в Бурденко, Иван Ильич, комбат наш тоже там. Хлопочут они о тебе. Так вот, мама твоя и — девушка, тоже твоя? - доктор улыбнулся - Кира Земцова, едут по приглашению в Россию. Занимаются визами. Обе сейчас в Берлине. Думаю, скоро будут в Москве.
А я? Что будет со мной? - Пауля закружило радостью от первой новости, от того, что мама и Кира знают о нем.
А вот это новость вторая, Пауль. Завтра за тобой приедут. Поедешь сначала в Ростов, а оттуда самолетом в Москву. Иди, прощайся с Егором, бабой Ниной, со всеми, с кем хочешь попрощаться. Собирай вещи. Утром в шесть приходи сюда. Машина будет ждать.
Пауль вернулся в свою палату, собрал вещи, обнялся с бабой Ниной, занес в комнатку медсестричек букет первоцветов, что насобирал по дороге от палатки Дока, обнял и Егорку, взял его телефон, адрес. Пообещал позвонить, как только и у него будет связь.
Проворочался всю ночь, повторяя знаменитое чеховское
« В Москву!». Что-то ждет его там? Главное мама и Кира, с остальным разберемся. Я обещал Йонасу, что все расскажу. Честно и беспристрастно. Я это сделаю. И репортажи наши с Йонасом пригодятся. Надо закончить репортаж Йонаса Кригера.


3. София, Кира, вести из Москвы.

София включила свой любимый второй концерт Рахманинова. С энтузиазмом начала уборку в доме. Вытерла пыль, пропылесосила, позанималась цветами. Рой одобрительно щурился, развалившись в кресле. Музыка ему знакома, хозяйка наконец вернулась в свое привычное состояние духа, вот и  коту хоршо. Вскоре пришла Кира.
- Рахманинов?, -спросила она с улыбкой. - А знаете Софи, есть такой тест, надо выбрать три компонента, Пушкин или Лермонтов, Кошки или собаки, Первый или второй концерт Рахманинова?
И какой результат теста? Допустим Пушкин, кошки и второй? - что это говорит обо мне? - София принесла кофейник и круасаны. Поставила на стол вазу с фруктами.
Я ничего не знаю о результатах, о какой-то характеристики личности. Право, я думала, что это тест просто на совместимость людей. Я люблю оба концерта,кстати. Бабушка больше любила третий. Мы с вами совпали полностью, София.
Они сели за стол, помолчали. У Софии в телефоне посыпались звуки капели. Это пришли сообщения в сеть вотсапп. В другое время она бы вежливо выключила телефон. Но, сейчас...
София быстро перевернула телефон. Сообщения с незнакомого номера. На русском? У нее задрожали руки, она быстро передала телефон Кире.
Прочти ты! - в волнении она стала ходить по комнате, стараясь ступать тио.
Кира прочла сообщение. Оно было от некоего Бориса Рогова. Адресовано Софии Вебер. Он представился другом ее сына.
«Уважаемая госпожа Вебер, мы с вами не так давно говорили по телефону Пауля, он был у нас в гостях. Я пишу по его просьбе. Ваш сын жив-здоров и скоро напишет вам сам. Будем рады встретить вас и Киру Аркадьевну Земцову в стольном городе. Там вы, я надеюсь, и с сыном встретитесь. За визой можете смело обращаться в консульство в Берлине. Там о вас знают. Всех благ, с уважением, Борис Рогов.» - Кира вопросительно посмотрела на Софию, - я правильно понимаю..?
Да, Кира, да, это он, тот капитан! Я уверена что это он.
Мне надо ехать, как можно быстрее. Ты наверное не сможешь, у тебя сдача реферата перед дипломом, надо готовиться, ну ничего, ты приедешь позже. Или мы приедем с Паулем домой. Как ты думаешь, это не может быть провокацией? Я почему-то верю, что там все будет у Пауля хорошо. В стольный город, в Москву? Пауль в Москве? Виза, как долго ее будут делать? - София говорила быстро, в волнении ходила по комнате, снова и снова читала сообщение Бориса.
Кира сидела тихо, опустив голову. Она отрывала с ветки виноградинки и в задумчивости выкладывала ими узор на столе.
  Прозвучали последние аккорды фортепьянного концерта.
Я помогу вам оформить визу, сказала она тихо, и...я еду с вами. Билеты закажем у моей знакомой в турбюро, скорее всего через Турцию. Сейчас все так летают. И...я полечу с вами, Софи. Дайте мне только немного времени уладить дела с университетом и с квартирой. Впрочем, Джессика будет рада, если я освобожу комнату. У нее уже и кандидатка есть на мое место. Украинка, беженка. Они сейчас вместе готовят свои митинги и манифистации. Я уже хотела проситься к вам на квартиру. - Кира смела в ладонь виноградинки и высыпала их в вазу.
Кира, а как же университет? Реферат? У тебя прекрасная тема, просто задел для диссертации! - София села рядом с девушкой, взяла ее за руку. - что-то случилось?
Похоже, угрозы Джессики были не пустыми. Вчера пришло письмо из деканата. Мой контракт на учебу в Германии прерывается. Пишут, правда, что на неопределенный срок и желают успехов. Тема моей работы о русских следах в Саксонии не актуальна. Наверное Джессика и ее команда вышли на след украинский? Впрочем, мне все равно. Я давно хочу домой. Так даже лучше. Продолжу учебу в родном городе.
Кира, мы сейчас поедем к тебе за вещами, и ты переедешь ко мне. Займемся документами, билетами, я оформлю отпуск. Поверь, все к лучшему. Германия и Россия переживали и не такие потрясения. Все наладится! - София обняла Киру. В который раз, вот так обнявшись, стояли они в центре комнаты дома, где вырос их любимый мужчина.

4. Пауль. В Москву!
Пауль, поеживаясь от утренней прохлады, и уже без четверти шесть стоял у палатки Доктора. Юрий Вильгельмович вынес ему кружку обжигающего ароматного кофе и вчерашний пирог с капустой. Позавтракали. К шести подъехал черный внедорожник. Из него вышли два молодых военных, один из них — водитель, другой представился военкором. Кажется он назвал себя Робертом. Наскоро попращавшись с Доком, Пауль сел на заднее сидение. Начинался его путь в Москву.

Пауль вспомнил Йонаса, достал свой телефон, спросив разрешение у парней и получив одобрительный кивок, стал надиктовывать текст. Он прерывался иногда, его смаривало в сон. Несколько раз они останавливались на постах и заправочных станциях. Потом, перечитывая свое описание дороги до Ростова, Пауль сожалел, что совсем ничего не написал о своих попутчиках.

Репортаж Пауля.
«Дорога от фронтовой полосы под Белгородом до аэропорта в Ростове-на-Дону тянется через бескрайние равнины, где на горизонте виднеются редкие деревни. Из окна автомобиля мелькают поля, уходящие вдаль, иногда прерываемые лесополосами и редкими рощами. По обе стороны трассы видно аккуратные полосы пахотных земель, сменяющиеся желтоватыми полями подсолнечника. Чем ближе к югу, тем больше вдоль дороги появляется цветущих степей, а горизонт становится шире и ярче. Прогоняемые ветром облака играют светом на зеленых склонах и редких холмах. Промышленные города встречают дорожным шумом и суетой.
Когда дорога подходит к Ростову, перед глазами появляются мосты через реки, а степной простор сменяется пригородной архитектурой, автомобиль движется все быстрее. И вот, под вечерними лучами солнца, вдали возникает силуэт аэропорта Платов – современного и величественного, как конечная точка  долгого пути через просторы юга России»

Когда они подъезжали к концу своего пути, женский голос навигационной системы произнес долгожданное:
«Вы в Ростове-на-Дону - следуйте указателям на Международный аэропорт Платов.»
В аэропорту их уже встречали, вопреки ожиданиям Пауля, сразу отвезли на место стоянки небольшого военного самолета. Вместе с ним летели молчаливые военные и молодая женщина с маленькой девочкой. Военкор подсел к женщине, взял на руки малышку. Кивнул Паулю: «Вас встретят. Счастливого пути! Кстати, можете писать ваш репортаж. Гарантирую в этом салоне никто не будет против»
И, тут же продолжил тихий разговор с белокурой женщиной. Блондинка с любопытством взглянула на Пауля, о чем-то спросила военкора, тот кивнул. В самолете царила тишина. Под гул мотора Пауль записал описание взлета и вид на город внизу и задремал не на долго.
Репортаж Пауля.
Наш самолет плавно отрывается от взлетной полосы аэропорта Ростова-на-Дону, набирая высоту. Сквозь окно иллюминатора открывается величественная панорама: город быстро уменьшается, его улицы переплетаются в сложную сеть. Вдоль изгибов величавого Дона, сверкающего в лучах заходящего солнца, раскинулись мосты, соединяющие два берега. Река, как серебряная лента, змеится среди зеленых прибрежных полос, отражая свет. Вдали уже видны широкие степи, уходящие за горизонт, и весь Ростов кажется тихим и мирным, словно игрушечный городок, затерянный в просторах юга России.

5. Москва. София.

София стояла на балконе гостиницы «Хилтон» что во Внуково. Отсюда города не увидишь, но, София твердо решила дождаться сына. Город они должны увидеть вместе! С балкона была видна была лишь широкая трасса и здание аэропорта, которое закрывало вид на посадочные полосы. Звуки аэропорта были почти не слышны в их номере, окна закрыты герметично, а атмосферу номера поддерживали кондиционеры.
Гостиница приятно поразила ее всем, и уровнем сервиса, и роскошью интерьеров, и обилием вкусной еды. В ресторане работали представители востока. Когда Кира и София пришли на завтрак, их встретила девушка в платке и длинном платье нежных кофейных и молочных тонов. На столах убранных такого же цвета скатертями, стояли вазочки с ландышами и фрезиями. София была в растерянности, не зная что выбрать к утреннему кофе: блины, с разными добавками, ягодные суфле, оладьи,  сырники. Отдельно стояли круглые столы с рыбой и мясными нарезками. Свежая выпечка, фрукты, овощные салаты и целая палитра ягодных, фруктовых напитков. Кира усадила Софию за небольшой стол и сама обслужила гостью. Сырники со свежей клубникой и блинчики с икрой были великолепны. Клюквенный морс с мятой и медом светился в высоком бокале, отбрасывая яркие блики на крахмальные скатерти.
- А кофе попьем в баре, здесь прекраный бариста! Я была здесь пару раз. Возьмем манговый раф и мороженое с жареным миндалем! Это оочень вкусно! - по-хозяйски распоряжалась Кира.
Бар, где они пили кофейный Раф с манго, разместился на террасе, выходящий в парк. Бар был выдержан в оливково-белой гамме, белые цветы и горшочки с лавандой стояли на столах, украшали выход на террасу.
София с трудом осилила дессерт.
- Если дело так пойдет дальше, Кира, я должна буду по приезду сесть на жесткую диету, - шутила София.
Ерунда. Обещаю, мы будем много ходить по Москве, и, возможно поедем вместе в Питер! Все колории сожгем — Кира засмеялась легко и звонко, как ребенок,
 Мы с вами еще в знаменитую «вареничную» сходим, на Арбате. А можно и в грузинский ресторан, там же. А в Питере обязательно пойдем полакомиться корюшкой. И обязательно посидим в кафе в книжном доме Зингера, что на Невском. У нас с вами будет незабываемый тур по двум столицам! Я вам обещаю!
Киру было не узнать. Она светилась, стала вдруг легкой и стремительной, как-будто  сбросила с себя тяжелый груз. Кира часто убегала куда-то, но не надолго. Приносила Софии журналы, весенние букетики и... новости.
Пауль скоро будет с нами. Он выехал ...он в Ростове, и, наконец, он летит в Москву!
Отель был выбран именно тот, который им порекомендовали в консульском отделе посольства России, где София получала въездные документы. Именно во Внуково  прилетит самолет из Ростова.
В Берлине София и Кира так быстро получили визу и оформили билеты, что она едва успела распорядится о присмотре за домом, отвезла Роя подруге, в славное кошачье семейство, из которого и сам Рой был родом. Подруга содержала небольшую гостиницу для животных, оставленных хозяевами на летних дачах, или уехавших в отпуск.
Пристроить кота было самым простым. Гораздо сложнее было оформить отпуск. Тут неожиданно помогла Джессика. «Встречи героя» не случилось. Зато:«его безутешная мать поехала в Россию вызволять пленного героя...». София не вмешивалась в разговор Джесс и ректора Университета, все уже привыкли к тому, что , когда речь идет об украинских беженцах, надо всему давать зеленый свет. Ректор смотрел с грустью и тревогой на Софию : «Фрау Вебер, вы уверены? Это может быть опасно!»  София старалась быть сдержанно-спокойной, не выдавая своих чувств радости, уверенности и спокойствия. Ощущение того, что самое худшее позади, и впереди только радость встречи и новые впечатления, ее не оставляло. Коллега пообещала взять ее часы на курсах, а курсанты пожелали удачи и скорого возвращения с сыном. Подошли двое из ее группы — муж и жена Ставенко из Харькова: «привет России!» Хотели еще что-то сказать, но, не решились. Оба когда-то учились в Москве. В столице когда-то большой общей Родины русских и украинцев.

6. Москва. Пауль.

Самолет медленно снижался, мягко проходя через слои облаков. За окном становилось всё темнее, вечерняя Москва начинала подсвечиваться огнями. Ощущалось лёгкое покачивание - крылья самолёта ловили ветер на подлёте к аэропорту Внуково. Пауль продолжил репортаж. Так он при деле, это помогает справиться с волнением.
Репортаж Пауля.
Из иллюминатора открывается живописная панорама города: огни улиц формируют сеть дорог и магистралей, тянущихся вдаль. Свет фар автомобилей напоминает неспешные потоки, словно реки света, текущие по огромному мегаполису. Вдали виднеются знаменитые московские высотки, утопающие в мягком свете. Ближе к земле, среди полей и лесополос, мелькают пригородные дома и подсвеченные здания аэропорта.
Аэродром становится всё ближе — видны взлётные полосы, терминалы, загруженные самолёты, и обслуживающие их машины. Полосы света аэродрома, зелёные и белые сигнальные огни сверкают, как направляющие лучи, указывая самолёту путь на посадку. Всё кажется таким точным и упорядоченным.
Заходим на посадку, из окна можно заметить, как гаснут последние лучи закатного солнца, погружая ландшафт в мягкие сумерки. Огни Москвы и аэропорта словно переплетаются, создавая впечатление непрерывного движения и жизни, даже в поздний вечер.

Пауль увидел их в толпе встречающих сразу, как только вошел в зал. Две маленькие женщины стояли рядом, держась за руки.
Мама, - каштановые волосы уложены в пучок, нежный овал лица, серый брючный костюм, голубой платок вокруг шеи, она нервно поправляет его, как-будто ей трудно дышать...похудела, осунулась...мамочка.
Кира наоборот, вся в порыве, глаза горят, разрумянилась и так похорошела! Родные стены помогают? В последнее время она была похожа на нежную фиалку, которую забыли полить. Она тоже во всем светлом, плащ расстегнут и длинный  серебристый шарф неровно струится почти до колен.
  Чуть поодаль два высоких военных и один молодой мужчина в штатском. Они явно тоже ждали его. Но, не стали мешать встрече.
«Все, я дома», - подумал Пауль, выдохнул. «Мой дом там, где мое сердце» - вспомнил он слова из Библии, которые часто повторяла мама. Он подбежал к своим женщинам, обнял, прижал к себе. Тихо плакала мама, Кира что-то шептала, прильнув к плечу, они стояли долго, не в силах разжать рук. Им никто не мешал. Мир замер, остановился в этой точке покоя и счастья.

7. Москва. Прессконференция.

Встреча в аэропорту закончилось коротким разговором с военными и репортером из Останкино. На следующий день была назначена встреча с молодыми журналистами, представителями разных СМИ, акредитованных в Москве.
Пауль не стал просить время для подготовки. Ему хотелось скорее рассказать обо всем, что он увидел во время поездки их гуманитарной миссии.
Диктофон с записями Йонаса, его собственные репортажи, он передал для редакции встречавшему его репортеру.
Пресс-конференция началась ровно в назначенный час в светлом зале одного из центральных московских пресс-центров. В центре внимания — военный корреспондент и блогер, только что вернувшийся с передовой. Пауль сразу узнал его, - немногословный попутчик по дороге из щебекинского госпиталя в Москву. Паулю была отведена не главная, но все же важная роль, роль наблюдателя со стороны и изнутри одновременно. И ему стало немного легче. Быть главной фигурой в этой встрече он не хотел. Слишком много было впечатлений личнодля него, и слишком мало для наполнения содержанием такой конференции. Пауль успокоился. «Главное быть честным и отвечать за каждое сказанное слово» - поставил он задачу сам себе.
Военкор был плотным мужчиной лет тридцати пяти, с выцветшими от солнца волосами, мягкими чертами лица, и глазами, которые внимательно осматривали толпу, словно сканируя каждого. «Роберт Лисовец» - представился он. Узнавая, улыбнулся вошедшему Паулю, пожал руку.
Пауль в этот раз рассмотрел его лучше. Высокий рост и уверенная осанка выдавали человека, прошедшего немало испытаний. Сейчас, в темном костюме и при галстуке, он выглядел старше и солиднее, чем в пути.
Молодые журналисты, садились поближе к сцене, у каждого были бейджи с знакомыми и совсем новыми для Пауля названиями:  ТАСС, Московский комсомолец, РИА Новости ВГТРК  и Коммерсантъ. Отдельно держались молодые репортеры, представители телеграм-каналов: Незыгарь, База, Mash, Meduza Live - прочитал Пауль. Они выглядели взволнованными и слегка настороженными.
Атмосфера встречи была спокойной, не чувствовалось враждебности, молодые журналисты хотели лишь ощутить дыхание войны через слова тех, кто только что вернулся с фронта. Вопросы сыпались быстро и неформально, как будто каждый из них был частью давно начатого разговора.
- Вопрос к госпоину Веберу, какими вы увидели людей на фронте? Чем отличается эта война от тех, о которых мы ивы читаем в учебниках? - задал вопрос молодой корреспондент от РИА Новости. 
Пауль отвечал спокойно, склонившись к микрофону. Говорил с тихой уверенностью, говорил о том что видел и пережил. Про солдат с Донбасса, про Егора, совсем мальчика, который под пулями и взрывами выносит солдат с поля боя, про комбата, обмен которого чуть было не превратился в расправу, про Йонаса, который просил его говорить только правду.
Роберт тоже отвечал, добавлял свои реплики. Тема «люди на войне» оформилась, стала главной. Повторился вопрос о том, какой они видят войну сегодняшнюю, Роберт ответил,
- Учебники рассказывают нам об истории, о стратегии, тактике, победах и поражениях. Но, на самом деле война — это о людях. Это о тех, кто каждый день встаёт, несмотря на страх и потери. Трудно передать словами, что они чувствуют. Но, мы должны это сделать. Кто, если не мы?
  Одна из молодых журналисток из издания «Московский комсомолец», яркая и решительная брюнетка с короткой стрижкой, потянулась за блокнотом и вписала несколько строк, а затем подняла руку:
- Скажите, Пауль, вам удалось справиться с тем, что вы увидели там, на Украине? Столько боли и страха! Как это повлияло на вас?
- Было  чувство, будто мир вот-вот обрушится. Ты стоишь среди крови, смерти и разрушения. Понимаешь, что в этих людей стреляли возможно свои же!  И свои же репортеры снимали жестокую картинку гибели людей, и земля уходит у тебя из-под ног. Что я понял?  Что не флаги или границы, а жизнь каждого человека ценна. И надо сделать все, чтобы этот ужас прекратился.
Пауль взглянул в сторону девушки, и его взгляд казался тяжёлым, словно за эти минуты он вновь мысленно побывал там, на площади, где лежали трупы убитых запущенными с запада ракетами людей, среди окопов, в пропитаных болью и кровью госпиталей.
Аудитория стихла. Были слышны только стрекот фотокамер и отдельные реплики репортеров в камеру.
Один из последних вопросов Роберту задал парень в модной джинсовой куртке:
- Вы бываете там часто, как вы справляетесь с тем, что ежедневно видите столько боли и страха? Неужели всё это не влияет на вас как на человека?»
Военкор на мгновение замолчал, задумался. Пальцы его на секунду сжались в кулак на столе, и в голосе прозвучала тихая горечь:
Конечно, влияет. Иначе было бы странно. Но мы, журналисты, должны быть проводниками правды. Если мы перестанем говорить о войне, она станет ещё страшнее. И мы тоже должны пытаться предотвратить повторение подобного.
Журналисты расходились долго, в остовном они уделяли внимание Роберту, но и Паулю досталось дружеского тепла и внимания. Он брал все визитки, обещал отвечать на вопросы, заданные онлайн, пожимал руки, кто-то обнимал его. Он тепло простился с военкором Лисовцом, пообещав следить за его каналом в «Телеграм».
А можно мне задать вопрос, Пауль?  - Лисовец задержал его руку в своей. - Что чувствуешь ты сейчас, у нас в России, с чем вернешься домой? Далеко ли в очередной раз развела наши народы история этой войны?
Я чувствую себя здесь у вас русским. Это не предательство, и не измена. Я остаюсь немцем. Но, за все это время я настолько сроднился с русскими! Я понимаю теперь, почему так легко стал русским мой прадед здесь в России.
Почему же, Пауль? - улыбаясь спросил Роберт
Это трудно объяснить, но это то самое, про русскую духовность, умение принять, понять, обнять и утешить.
Это то, что мы, немцы, давно поняли, и не хотим терять в дружбе с русскими. И это надо вернуть в наши отношения обязательно. И еще, - Пауль сказал тихо, глядя прямо в глаза военкору, - я хочу увидеть, как обнимутся русский и украинский солдат.
Роберт засмеялся и обнял Пауля. - Ну, брат, если это случится, не сдобровать твоему Западу, слышишь?- и добавил уже серьезно — а вернее не если, а когда.

Эпилог

Зал ожидания аэропорта был полон людей, каждый был погружён в своё. Весело щебетали дети, кто-то тихонько плакал, провожая близких, кто-то смеялся, в ожидании скорой поездки к морю. Разноязычная речь и приглушённые разговоры сливались в единый шумовой фон, иногда прерываемый  объявлением рейсов.
Повсюду пахло свежим кофе и чем-то ещё — смесью  ароматов парфюма, пластиковых сидений и лёгкой прохлады кондиционеров. Люди то и дело вставали, проверяли билеты, в ожидании смотрели на табло вылетов. Кто-то читал, кто-то листал смартфон, а некоторые дремали, уткнувшись в дорожные подушки или свернувшись на неудобных креслах.
Время здесь, казалось, текло по-своему, растягивалось в минуты ожидания, пока каждый ждал своего рейса, своего звука — финального приглашения на посадку.
Возле выхода на посадку стояли трое: София, Пауль и Кира. Они вдоволь наговорились накануне. Поэтому обменивались короткими фразами. София, в легком голубом брючном костюме, волнуясь поправляла ремешок сумки, проверяла время на часах и снова смотрела на сына.
Они прощались, кто знает на сколько? Пауль обнимал мать, целовал глаза, полные слез, и снова повторял, что все будет хорошо! София соглашалась, прижимаясь к его груди, вдыхая родной запах сына, крепко держа за руку.
Кира старалась не мешать. Она уходила и возвращалась, то с кофе, то  с водой, стараясь стоять чуть поодаль, чтобы мать и сын могли спокойно вести говорить. Наконец, объявили посадку на рейс Москва — Стамбул. Кира и до этого поглядывала на вход в зал, но теперь посмотрела с волнением и ожиданием. И тут-же улыбнулась, узнавая.
К ним подходили два офицера. Один, высокий и крепкий с тростью в руке, чуть прихрамывая, шел чуть позади. Второй, моложе, с букетами цветов спешил и шел чуть впереди, стараясь сдерживать шаг. Оба были одеты в форму, выполненную в цифровом камуфляже. Нашивки на груди с именами и яркими эмблемами, на ногах черные берцы — все новое, яркое, еще не тронутое пылью и пеплом войны. На головах полевые тактические кепки.  Офицеры  выглядели строго и лаконично, почти не выделяясь на общем фоне провожающих. Военная форма стала привычной в московских аэропортах.
Молодой офицер — капитан Борис Рогов, тот самый, который сначала отправил Пауля на обмен, а потом, рискуя собственной жизнью, вместе со своими солдатами-пехотинцами, вытаскивал Пауля и комбата из реки. Он стал другом этой небольшой семьи. Накануне, получив увольнение, встретился с Софией. Они провели чудесный вечер, гуляя по Москве.
Второй офицер — высокий крепкий мужчина, лет пятидесяти - пятидесяти пяти, уже убеленный сединами, комбат -  подполковник Сарганов Иван Ильич.
Кира радостно помахала им рукой, окликнула Софию и Пауля. Офицеры подошли улыбаясь. Чуть смущаясь, Борис вручил букеты Софие и Кире. Борис пожал руку Паулю, Кире, поцеловал руку Софие.
Вы прекрасно выглядите, София, надеюсь, вчерашняя прогулка не утомила?
Нет что вы, это было чудесно, Последний раз я была в Москве в конце девяностых. Впечатления от сегодняшней столицы ошеломляющие. Хочу приехать еще раз! - София осторожно высвободила руку и посмотрела на подполковника, который улыбаясь стоял чуть позади от Бориса и с любопытством разглядывал всех троих.
Разрешите представить вам моего команира и боевого товарища, - начал Борис, но комбат чуть отодвинул его в сторону и сделал шаг вперед.
Я сам, Боря, сам. Разрешите представиться, подполковник Сарганов, для вас всех я просто Иван Ильич. Рад знакомству! - Офицер пожал руки дамам и повернулся к Паулю.
Ну вот, хоть разгляжу тебя, парень! Спасибо, что не спасовал, не струсил, спас русского офицера. Между прочим, отца двух детей и одного замечательного внука! Вы, я слышал, в Питер собрались?
Кира и Пауль радостно подтвердили, обнявшись. - Да, ответила за двоих Кира, мы решили продолжить учебу в Петербурге. София, мама Пауля, пришлет документы.
Обязательно приезжайте к нам в гости!- добавил Пауль, с интересом рассматривая подполковника. Воспоминания нарисовали усталую фигуру раненого воина на мосту, темную размытую тень спины под водой, и крепкую руку, что обнимая, потянула его из глубины реки к свету.
В гости? - это можно! Только нам с Борисом надо одно дело доделать. Батальон ждет. Выезжаем уже завтра.
Дай-ка я обниму тебя, Павел! - Иван Ильич крепко обнял — одной рукой Пауля, другой привлек к себе Киру. Обнявшись они смотрели на Софию и Бориса.
Ну что, мать, хорошего парня воспитала, спасибо!
София посмотрела на провожающих, улыбнулась, кивнула военным, соглашаясь.  Еще раз обнявшись с сыном и Кирой, поправила ремень дорожной сумки на плече.
До свидания,мои дорогие. Надеюсь, мы расстаемся не надолго. Улажу дела и приеду. Берегите себя! Храни вас Господь.
Счастливо! Ждем! Пиши мама! До встречи! Хорошего полета! - родные голоса смешались в общем гуле голосов всех провожающих, София, еще раз посмотрев на своих, скрылась в дверях терминала.
Через час она уже смотрела в окно иллюминатора, на уходящую вдаль панораму Москвы. Она вспоминала  вчерашнюю утреннюю прогулку с Борисом по городу.
София закрыла глаза, губы чуть тронула улыбка.
И снова перед ней вчерашнее июньское утро! Оно медленно разгорается над Москвой, заливая город мягким светом, который проскальзывает между башнями Кремля. На гладкой поверхности Москвы-реки играет отражение неба — чистое, с едва заметными облаками. Легкий ветерок слегка волнует воду, разнося запах свежести и обещания тёплого дня. Кремлёвские стены, окутанные золотистым светом, величественно возвышаются над городом, а река кажется бесконечной сверкающей на солнце лентой. Звуки пробуждающегося города — гудки машин, звон трамваев и отдаленные шаги прохожих — тихо перекликаются с шелестом воды. Борис рассказывает ей о Москве, показывает рукой в сторону Зарядья, на купола церквей, речные трамвайчики...Он зовет ее приезжать навсегда!
Обязательно приеду и, возможно, навсегда, - говорит она тихо самой себе то, что не решилась сказать вчера русскому офицеру.