Нам не дано предугадать

В жизни случаются незначительные встречи, на которые и внимания-то не обращаешь. Они цепляют за собой череду других событий, тоже не ахти каких выдающихся. Если выкинуть одно звено из вереницы эпизодов, то вся конструкция неизбежно поломается. Казалось бы…
С возрастом приходишь к убеждению, что все события предопределены. Остаётся свободная воля человека, участвовать в них или нет. Иной раз человек не подозревает, что его усилия направлены к какому-то результату. Если он будет бездействовать, то его заменят другие участники, а итог будет таким же.

В середине девяностых мы строили дом местному бизнесмену в селе Елизаветино, что в двадцати километрах от Гатчины. Мы — это пять разных специалистов, построивших себе квартиры, и оставшихся работать на стройке. Функции прораба исполнял Михалыч, неказистый мужичок лет сорока, шустрый и эмоциональный. Таких ещ; называют живчиками. Он травил нам всевозможные байки, в том числе и криминальные. Сначала мы слушали раскрыв рот. Нам приходилось раньше встречаться с рэкетирами, — они приезжали к бизнесменам на строительные объекты. Из крутой машины выходили четверо братков: один шёл к хозяину, остальные мордовороты, — по-другому их и не назовёшь, — прогуливались по территории. Один, самый молодой, повадками напоминал Промокашку, персонажа из культового советского фильма. Он даже пытался к нам задираться, пока ему старшие не прикрикнули:
— Отстань от работяг.
Нам было жутковато и одновременно смешно. Вскоре бандиты уехали, и хозяин (бывший боксёр), выдал нам заработанные деньги.
Всякая гадость приходит к нам с Запада, ибо слово «рэкет» переводится с английского как «вымогательство». Однажды Михалыч рассказал, как бандиты хотели отжать его машину, но он выдернул чеку у гранаты, чем привёл их в замешательство. Мы стали подозревать, что его байки сильно преувеличены. Хотя сериал «Бригада» вышел позже, — там есть такой же эпизод. Прораб ещё упомянул о красивом заборе в своей деревне, мимо которого он ездил каждый день на работу. В этом месте раньше был женский монастырь. Вскоре мы закончили объект, и наш знакомец со своими историями остался в прошлом, как и сотни людей, мелькнувшие в моей жизни...

Через полгода я и дюжина прихожан Покровской церкви в Мариенбурге праздновали Рождество Христово. Приехал из Санкт-Петербурга наш духовник, иеромонах Никита. Он служил настоятелем местной церкви четыре года, пока его по указу патриарха Алексия II не перевели в Александро-Невскую Лавру. Собрались в квартире прихожанки, как говорится, — в тесноте да не в обиде. Пропели тропарь: «Рождество Твое, Христе Боже наш, возсия мирови цвет разума…», и уселись за трапезу. Пообщавшись на духовные темы, народ стал рассказывать о себе. Кто-то посетовал на криминальную обстановку в стране, разговор поддержали. У одного гостя родственник подсел на иглу, у другого вообще убили знакомого в криминальных разборках. Я рассказал, как мы ожидали свои заработанные деньги, а мимо нас шастали братки. Также упомянул о прорабе и красивом заборе. Мы завершили посиделки чаепитием и разъехались по домам.

Летом наша свечница Раиса Афанасьевна передала мне просьбу отца Никиты съездить в Кикерино. Через пару дней мы уже ехали втроём в поезде. Оказывается, где-то в этом районе есть заброшенный монастырь. Моя задача — найти его. Это сегодня просто: погуглил в интернете и вся информация как на ладони. А для особенно непонятливых есть навигатор. А тогда ехали почти наугад. Единственная надежда была на старый русский метод: «Язык до Киева доведёт». Приехав на железнодорожную станцию, я посадил моих спутников на скамеечку, а сам пошёл куда глаза глядят. Глаза обратили внимание на покрашенную в зелёный цвет будку для стрелочников. Мелькнула умная мысль: «Там должны работать местные жители, а у них больше шансов узнать про монастырь». Я поднялся по бетонным ступенькам и постучал в дверь. Мне открыла кругленькая женщина среднего возраста. Другая, чуть постарше, сидела за столом и пила чай. Узнав о цели моего приезда, вторая стрелочница подскочила:
— Ой! Я знаю, где живёт наша активистка, к ней и надо вам обратиться.
Женщина, так и недопив чай, направилась к двери, на ходу бросив напарнице:
— Я скоро.
Мы пересекли железнодорожные пути, и метров через сто стрелочница остановилась у длинного одноэтажного домика. Она уверенно прошла по коридору и постучала в обитую дерматином дверь. Подождав несколько секунд, нетерпеливо подёргала за железную ручку.
— Она, может быть, ещё спит, — объяснила мне кикеринка. Или кикериночка?
Минуты через две нам открыла дверь сухощавая и невысокая женщина предпенсионного возраста.
— Здравствуй, Марковна (правда, я не помню, как её звали, но пусть будет Марковна, мне нравится это отчество), — поприветствовала стрелочница хозяйку, — я тебе молодого человека привела, он интересуется монастырём.
Та в буквальном смысле всплеснула руками и обрадованно произнесла:
— Сейчас я соберусь и отведу вас, подождите.
Довольная своим посредничеством, жительница Кикерино, — так, видимо, будет правильнее, — на ходу бросив: «Не, не, мне на работу», покинула нас. Через пятнадцать минут мы с Марковной подошли к скамеечке, где я оставил своих спутников. Я представил им местную жительницу, мечтавшую о восстановлении монастыря. После короткого знакомства наша четвёрка направилась в деревню Курковицы, — оказывается, именно там действовал до революции женский монастырь. За время пути, — а идти пришлось пять километров, — Марковна рассказывала историю этих мест, жаловалась, что в селе ещё нет церкви. Отец Никита и Раиса Афанасьевна спрашивали о чём-то, я шёл довольный как слон. Свою миссию выполнил, вот что значит — старый разведчик. Действительно, лет двенадцать назад после военных сборов у меня в билете появилась дополнительная ВУС — «Разведчик частей «Спецназ». Ну и что-что всего два месяца служил... «Старший приказал».

Село появилось в 17 веке, сейчас в нём проживает больше тысячи человек. Курковицы в переводе с финского — «журавль». В конце девятнадцатого века здесь основали Пятогорский женский монастырь. В нём приняла монашество Лидия Лелянова, известная в православии как преподобномученица Мария Гатчинская. В этих местах бывал поэт Игорь Северянин:
Через Холоповицы прямо
Я прохожу к монастырю
И на коленях став у храма,
Пою вечернюю зарю.
В тридцатых годах монастырь закрыли, насельниц выгнали, на территории разместили школу, в храме «Утоли моя печали» расположилось колхозное правление, Тихвинскую церковь использовали под местный клуб. Стены занавесили материей, благодаря ей некоторые росписи сохранились. Сейчас церкви находятся в весьма запущенном состоянии, окна частично заколочены, крыльцо покосилось, деревянные балки подгнили. Клуб закрыли из-за аварийного состояния потолка. Обо всём этом рассказала нам Марковна. Вскоре мы увидели разруху собственными глазами. Я ходил от одного обезображенного здания к другому, — иначе назвать бывшие церкви язык не поворачивался. Но иеромонах Никита, видимо, считал по-другому. Он и Раиса Афанасьевна ещё долго расспрашивали Марковну. После чего мы двинулись в обратный путь…

Прошёл год. Мне снова довелось оказаться в Курковицах. Отец Никита и группа наших прихожан приехали сюда поработать. Мы убрали мусор и вставили окна. Я краем уха слышал, что заброшенный монастырь то ли передали Православной Церкви, то ли вот-вот передадут. В это же лето я ещё раз ездил с отцом Никитой, но не в Курковицы, а в соседнюю деревню под названием Пятая Гора. Местный житель заказал трёхметровый крест, который нам и предстояло установить рядом с полуразрушенной Троицкой церковью. Она уникальна, её ещё называют Колизеем. Церковь выглядела весьма внушительно, я взглядом строителя прикинул, во что обойдутся работы хотя бы по консервации. Правда, нет купола, — его сорвали с помощью трактора ещё в шестидесятые годы, — но все стены целые. Позже я прочитал, что всё не так просто, — при строительстве применили некачественные материалы, особенно камушки под колоннами. Даже тогда, в конце девяностых, явно было видно, что они крошатся и осыпаются. С возрастом я пришёл к мнению, что церкви берут на себя грехи человеческие. В данном случае, первый виновник, возможно, местная помещица, построившая церковь в память о муже. Такие же храмы были возведены в Екатеринославской и Курской губерниях, они не сохранились.
Вдова славилась издевательствами над крестьянами, её прозвали «Курской Салтычихой». В её имении под Курском была суконная фабрика, где от травм, голода и болезней умерли 128 человек, из них 44 ребёнка. Возможно, строительство церквей не покрыло массу грехов рабы божией Ольги.
Вспомнились истории гонений в тридцатые годы. Если прихожане какой-нибудь церкви ходатайствовали за арестованного священника, пытались его вызволить, собирали деньги, то епархия посылала потом в деревню нового священника. Прежний получал срок в лагерях или был расстрелян. Если прихожане равнодушно реагировали на арест своего батюшки, то оставались и в будущем без пастыря, соответственно и без церкви.
Есть в этих историях какая-то закономерность...

Поклонный крест мы установили недалеко от входа в храм. Обложили камнями, связав раствором, благо их вокруг валялось достаточно много. Лет через десять кто-то сварил железный каркас с выступающим прямоугольным отверстием, в котором и установили крест. Он и сейчас там стоит, вот уже четверть века. Восточная стена обрушилась, груда камней только увеличивается, внутренних колонн и фронтонов давно нет. Заброшенную церковь сняли в эпизодах художественного фильма «Ржев». Народ приезжает посмотреть на развалины, выкладывает у себя в блогах фотографии. Одни пытаются привлечь внимание чиновников к судьбе памятника архитектуры, другие обвиняют строителей, коммунистов, попов, местную власть, третьи сетуют на народ. Никто не спешит заняться ни восстановлением храма, ни консервацией.

Прошло ещё полгода после нашей поездки в Пятую Гору. Мы вновь собрались праздновать Рождество Христово в квартире. Пока ждали иеромонаха Никиту, прихожанин Георгий рассказал, что наконец-то в Курковицах церковь «Утоли моя печали» частично отремонтировали. Туда приезжает из Кикерино настоятель Никольской церкви. Ему около пятидесяти лет, член Союза Художников, рукоположен в священный сан совсем недавно.
— Батюшка службу ведёт, будто реченька журчит, — рассказывал Георгий. А всё благодаря тебе, Сергей, — добавил он.
Я несколько удивился:
— Почему только мне? Мы же вместе ездили в монастырь, окна вставляли и прочее.
— Но ты ещё раньше рассказывал отцу Никите о вашем прорабе, о красивом заборе у заброшенного монастыря. Поэтому батюшка и озаботился поездкой в Курковицы.
Георгий ещё что-то говорил, но я его уже не слышал.
Вдруг из глубин подсознания словно вспышками замелькали картинки прошлого: дом, который мы строили в Елизаветино, Михалыч с его криминальными байками, граната в машине, красивый забор. Как я мог всё забыть? — Но ведь забыл. Вот уж воистину — неисповедимы пути Господни.

Больше я сюда не ездил, понагнало другие дела. А годы идут, как птицы летят, — так в песне поётся. Прошло ещё двенадцать-тринадцать лет, прежде чем в Покровском Богородицком монастыре стали проводить масштабные работы. Совсем недавно провели газ, раньше топили дровами. В интернете есть несколько видеопрограмм об этом месте, интервью с настоятельницей. Всего там живут две монахини, литургии проводятся по воскресеньям и праздникам.
Троицкий храм в Пятой горе подвергли, — другого слова не подобрать, — консервации. Остатки церкви укрыли от непогоды коконом из лесов, возвели временную крышу. Не тронули даже птичьи гнёзда. Реставрации дальше не будет, сохранят для будущих поколений то, что осталось. Может быть, пройдёт ещё лет двадцать-тридцать, и в многострадальном храме под куполом раздастся возглас священника: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа, ныне и присно и во веки веков».
В России надо жить долго.