Безумие на высоте

Безумие на высоте. Ужасы.

«Работа с бортовыми самописцами, дело довольно специфическое, скажу я вам. За пятнадцать лет в НИИ «Авиатехника» через мои руки прошли сотни чёрных ящиков. Обычно всё банально: техническая неисправность, человеческий фактор, погодные условия. Каждый раз, расшифровывая записи, я становлюсь свидетелем последних минут жизни людей. Это тяжело, но со временем привыкаешь. Привыкаешь ко всему.

Но тот случай… Прошло семь лет, а я до сих пор помню каждую деталь.

Частный beechcraft king air 350, рейс из Новосибирска в Норильск. На борту четверо: командир Сергей Васильев, второй пилот Андрей Игнатов, оба с налётом более десяти тысяч часов, и двое пассажиров, бизнесмен с женой. Погода была отличная, видимость превосходная.

Обломки нашли в трёхстах километрах от предполагаемого маршрута, в глухой тайге. Спасатели говорили, что картина крушения была странной. Самолёт будто упал вертикально, словно камень. Топливные баки были полны, все системы, судя по предварительному анализу, работали исправно.

Когда мне доставили чёрный ящик, я ожидал чего угодно: отказ двигателей, проблемы с навигацией. Но то, что я услышал…

Первые сорок минут записи были абсолютно обычными. Пилоты обсуждали погоду, переговаривались с диспетчерами, шутили о предстоящей рыбалке в выходные.

— Диспетчер, борт 2-4-7, наблюдаем странное атмосферное явление.

— Сергей, ты видишь это?

— Вижу. Но такого ведь не бывает…

— Оно… оно движется…

Затем минута полной тишины. Абсолютной. Даже фонового шума двигателей не было слышно. На радарах, насколько мне было известно, самолёт просто исчез. А когда появился, приборы показывали невозможное: высота сорок тысяч метров, координаты в трёхстах километрах от последней точки. Но перед этим, произошло вот это…

— Это… это же…

Голос командира, всегда такой уверенный, дрожал как у ребёнка.

— Нет, я не могу… не могу это видеть!

— Они всегда были здесь.

— Замолчи! Просто замолчи!

— Небо… Оно неправильное… Всё здесь неправильное…

— Мы не должны были этого видеть… Господи!

— Они знают! Боже, они всё знают, что мы их видели!

— Закрой глаза! Не смотри на них!

— Поздно… Слишком поздно…

— Тогда просто выколи их… Да, их нужно выколоть, чтобы не видеть всего этого… И тогда, быть может, они нас отпустят…

Последние минуты записи я переслушивал бессчётное количество раз. Крики. Молитвы. Безумный смех. Плач. Бормотание на грани слышимости. Два опытнейших пилота, профессионалы высшего класса, в считанные минуты превратились в напуганных детей.

И вот, сквозь этот хаос, прорезался новый голос. Хриплый, надорванный, но явно принадлежащий кому-то, кто не являлся членом экипажа. По-видимому, это был один из пассажиров, тот самый бизнесмен, судя по досье, человек с железной хваткой и стальными нервами, Валентин Немоляев. Но сейчас в его голосе не было уверенности, лишь панический ужас, смешанный с каким-то болезненным восторгом.

— Они… — прохрипел он, и его слова едва были различимы за криками пилотов. — Они зовут! — Я вижу… вижу их! Они прекрасны!

— Что ты несешь?!— взревел командир.

Его голос сорвался на фальцет.

— Не смотри!

— Нет! Нельзя! Ты не понимаешь!

Немоляев захлебнулся кашлем, но продолжил, его голос становился все громче и истеричнее.

— Небо… оно не такое, как мы думали! Оно… живое! И под нами… о, боже, под нами… это не земля! Это… это колыбель!

— Что… — взвизгнул второй пилот. — Что это?

— Звёзды!— восторженно выдохнул пассажир.— Миллиарды звезд! Они поют! Они зовут нас домой!

— Домой?

Игнатов зашёлся в истерическом смехе.

— Мы летим в Норильск! Какой, к черту, дом?!

— Норильск? — рассмеялся бизнесмен.

Признаться, этот смех был еще более жутким, чем смех командира.

— Норильска нет! Его никогда не было, на самом деле. Есть только они! И они ждут! Они всегда ждали всех нас!

— Заткнись! — взревел командир, но его голос потонул в новом приступе безумного хохота Немоляева.

— Смотрите! — продолжал визжать пассажир, восторженным и испуганным одновременно голосом. — Они открывают врата! Мы идем к ним! Мы станем частью великого целого!

— Нет! — застонал второй пилот. — Нет, пожалуйста! Я не хочу! Я хочу домой! К жене! К детям!

— Дома больше нет! — прошипел Немоляев.

Его голос вдруг стал низким, гулким, нечеловеческим.

— Теперь это наш дом! Навсегда!

Затем последовал пронзительный, раздирающий душу крик, который оборвался так же внезапно, как и начался. И снова тишина. Мертвая, зловещая тишина, нарушаемая лишь слабым статическим треском.

Я сидел, окаменев, слушая эту запись. Холодный пот струился по моему лицу. В голове пульсировала одна единственная мысль: что они увидели? Что заставило взрослых, здравомыслящих людей впасть в такое безумие?

Я прослушивал запись еще десятки раз, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, хоть какое-то рациональное объяснение произошедшему. Но чем больше я слушал, тем больше убеждался, что столкнулся с чем-то, что выходило за рамки моего понимания. С чем-то, что лучше было оставить погребенным.

«В официальном отчёте я написал о технической неисправности навигационного оборудования и последовавшей дезориентации экипажа. Указал на возможное кислородное голодание, которое могло вызвать галлюцинации. Комиссия приняла эту версию. Она была простой и понятной. Никто не хотел копать глубже. Да и кто бы поверил в другое объяснение?

Но я знаю, что случилось что-то иное. Что-то настолько чудовищное, что два опытнейших пилота потеряли рассудок одновременно. Что может быть настолько ужасным, дабы заставить взрослых мужчин плакать как детей? Что они увидели?

Теперь я часто смотрю в небо. Иногда часами. Особенно в те дни, когда облака расступаются, открывая бескрайнюю черноту, усыпанную звёздами. И знаете… иногда мне кажется, что звёзды расположены как-то… неправильно. Будто кто-то чуть-чуть сдвинул их с привычных мест. А может, они всегда были такими, просто мы не замечали?

И в подобные моменты я думаю, может быть, пилоты того beechcraft увидели истинную картину нашего мира? Ту, что обычно скрыта от глаз? И может быть… Возможно, есть вещи, которые людям лучше никогда не видеть…»