Балатовский лес 2. 0. Гл28. Журналистка

Говорят, сон – лучшее лекарство. Но хорошее лекарство не обязано быть вкусным, оно может быть горьким или противным, как касторка. Во время болезни сновидения часто зацикливаются, переплетаются и имеют налет безумия. Такой сон хочется выплюнуть и прополоскать рот.

Полночи Полина пыталась вычислить квадратный корень из телевизора. Она мысленно выкладывала на поверхности телевизора “черные квадраты” Малевича. Самая крупная картина была чуть шире, чем высота экрана. Полина знала, что оригинал картины имеет стороны около 80 сантиметров. Она пыталась определить, на сколько выступает картина, и подносила стандартный пятисантиметровый коробок спичек, но он предательски торчал. Полина подмеряла свои пальцы: большой слишком толстый, указательный и средний выступали буквально на пару миллиметров, а безымянный был чуть узок. Значит, высота монитора примерно равна 80 минус 5 плюс безымянный палец плюс чуть-чуть. Но телевизор прямоугольный – поэтому нужно положить еще одну картину на оставшееся пространство. Пока Полина выбирала другую картину, “Черный квадрат” выпадывал из ее рук, и приходилось начинать заново. Выравниваем края, ставим коробок спичек, подмеряем пальцы… Иногда она понимала, что это сон и достаточно открыть глаза. Но зачем просыпаться, если сейчас ночь и нужно досчитать квадратный корень… Полина опять проваливалась в сон: восемьдесят минус коробок спичек плюс безымянный палец плюс чуть-чуть. Почему эта картина всегда торчит, почему она нестандартная? Восемьдесят минус пять… Картина опять выпадывает. Может быть, ее подпилить, чтобы не торчала? Нет, нельзя – это произведение искусства. Тогда подпалить телевизор! Но он не загорится от простой спички. Зато загорится картина, но ее нельзя сжигать. Тогда начнем заново: “Черный квадрат” минус пять плюс палец… Картина падает из рук…

Когда Полина проснулась, она была почти счастлива: можно больше не измерять телевизор в картинах Малевича. Однако через мгновение она уже полностью расквиталась со сном и забыла причину своей радости. Зато стала вспоминать поводы быть несчастной: больно глотать – горло будто облицевали сухарями, надо готовить завтрак, Досатил… Постепенно подгружались воспоминания о семинаре и Балатовском. Наконец весь груз последних недель начинал вновь давить на Полину. Как же больно глотать! Хорошо бы выпить чаю, но для этого придется встать…

В щель между потолком и плотными шторами просачивался утренний свет. Летом рассеянные солнечные лучи не позволяют определить время: слишком рано они прокрадывается в комнату. Вместе со светом в дом проник городской шум. Он был однообразен, привычен и неизбежен. Казалось, этот шум существовал всегда, это такое же свойство воздуха, как прозрачность, отсутствие запаха или температура. Днем воздух нагревается и, как цикада, начинает шуметь.

Этот день так бы и остался в памяти лишь частью недели, четвертыми сутками больничного, если бы не звонок:

– Здравствуйте! – прозвучал молодой женский голос.

– Не помешало бы! – хрипло ответила Полина в ожидании очередного “выгодного предложения”.

Но женский голос вдруг сконфузился и явно продолжил не по скрипту.

– Прошу прощения за беспокойство, похоже, вы болеете.

– Что вы хотели?

– Меня зовут Анна. Я журналист “Краевого новостного канала”. Веду рубрику “Пермякам о пермяках”, в которой публикую интервью с известными жителями города.

– И при чем же тут я? – искренне удивилась Полина, не привыкшая к вниманию к своей персоне.

– У нас внедрена система информационного мониторинга, которая подсказывает, какие пермяки “засветились” в СМИ в последнее время. И вот… и вот я вам звоню, – совершенно по-детски и как-то непрофессионально обрезала свою мысль журналист.

“Уж лучше бы новый тариф предложили”, – подумала Полина.

– Вас интересует что-то конкретное?

– Да, я бы хотела написать о вашем конфликте с Балатовским Центром.

– Вам есть восемнадцать? – с иронией спросила Полина.

– Разумеется! Мне двадцать шесть. Просто голос у меня чересчур высокий, – девушка тяжело вздохнула. – Поэтому меня не берут в эфир, только статьи пишу.

– Знаете, что, Анна, – начала медленно говорить Полина, придумывая на ходу способ вежливого отказа, – во-первых, я себя не очень хорошо чувствую. Во-вторых, мне не хочется подпитывать свою сомнительную известность. Я вам вряд ли смогу рассказать больше, чем уже опубликовано и пропесочено в СМИ. В-третьих, необязательно писать именно о “засветившихся” личностях. Поверьте, в том же Балатовском работает множество интереснейших людей, которым повезло остаться неизвестными. Незаметные герои, профессионалы своего дела. Я бы посоветовала пообщаться с ними. Только прошу, не выбирайте директоров: они слишком заняты и говорят шаблонными фразами. Не говорят, а пряники печатают.

– Вы можете назвать конкретных людей?

Полина задумалась. Вежливый отказ затянулся, однако случайная мысль направить пыл молодой журналистки на кого-то в стане врагов нравилась ей все больше.

– У меня осталось не так много знакомых. Спросите, например, Цаплина Альберта Кирилловича, руководителя отдела ИПР. Думаю, у него за два десятка лет работы в “поле” накопилось баек на целый цикл передач. Может, он вам и про Досатил расскажет. А сейчас прошу меня простить – важные дела.

“Скажите еще…” – спохватилась было журналист, но Полина уже завершила звонок и пошла заниматься важными делами, а именно, полоскать горло.

Высокий голос позвонил вновь уже через два дня.

– Спасибо за прекрасную наводку! Альберт Кириллович действительно оказался необычайно любопытным собеседником.

– Вы уже встретились с ним, так быстро?

– Приходится доказывать, – абстрактно ответила Анна.

– Не знаю кому и что, но я вас понимаю, – прокомментировала Полина выздоравливающим голосом. – И что же примечательного вам поведал Алик?

– О, Альберт Кириллович так много рассказал об истории отдела, необычных исследованиях и забавных респондентах!

– Что-то про Досатил удалось узнать?

– Нет, эта тема под запретом.

– Так чего же вы тогда от меня хотите?

– Поблагодарить. Этого мало?

Полине стало неловко за свою грубость и высокомерие. Оказывается, люди еще способны приятно удивлять.

– Я могу ознакомиться с интервью?

– Как раз это я и хотела предложить. Вы работали в Балатовском и, наверное, могли бы дополнить рассказ.

Интервью действительно вышло любопытным. Хотя, возможно, Полина была чересчур субъективна, ведь она знала, как выглядит захламленный кабинет, и могла представить ястребиный взгляд Альберта Кирилловича. Рассуждать о светлом будущем российской науки, покачиваясь на скрипучем кресле в окружении немытых контейнеров из-под еды – это по-своему забавно.

Все-таки сколько нелепых экспериментов ставили в Балатовском! Словно дети, которым подарили фонендоскоп и которые пробуют слушать им все подряд – от пятки до холодильника, исследователи центра примеряли высокочастотный сканер мозговой активности к ежам и белкам. Первые искололи все пальцы лаборантам, а вторые перегрызли провода. Центр сотрудничал с психопатами, аутистами, маньяками. Сравнивал работу мозга юношей и девушек, отличников и двоечников, стариков и детей. Пару лет назад выезжал на дом к трем местным долгожителям, пытаясь нахрапом решить какую-нибудь проблему геронтологии.

Анна оказалась милой и целеустремленной девушкой. Переписываться с ней было проще, чем говорить голосом: перестала ощущаться разница в возрасте. Все девушки на аватарках молоды и красивы, а если это категорически невозможно, то они либо кошки, либо цветы. Поэтому в чате общались две двадцатипятилетние девушки, всегда прекрасные и улыбающиеся.

Анна родилась в небольшом городке на юге края. В Перми снимала однокомнатную квартиру на пару с подругой. Как ни странно, она с детства хотела стать именно журналистом. Мотивация со временем менялась, но цель оставалась прежней. В детском возрасте ей казалось, что журналисты могут бесплатно ходить в цирк и театры, могут посещать зоопарк, причем в любом городе мира, просто показав свое удостоверение. В подростковом возрасте прельщала популярность и иллюзия того, что можно много путешествовать. Ближе к концу школы привлекательность журфака заключалась в низких проходных баллах по математике. Уже будучи студенткой, Анна поняла, что ей просто нравится общаться с интересными людьми и что на журфаке ее ничему не научат. Поэтому она бросила учебу и пристроилась разнорабочим писателем на полставки вместо какой-то декретницы. Дальнейшее было делом техники и трудолюбия. Поначалу техники не хватало: слова застревали на полпути от мозга к кончикам пальцев, а те, что как-то преодолевали все препятствия, выглядели побитыми и озлобленными. Полставки реально оказывались полуторными, причем как по инициативе работодателя, так и ее собственной. Анна не считала времени, которое тратила на подготовку материала. Работа заканчивалась тогда, когда ей начинал нравиться текст, т.е. никогда.

– О чем планируешь дальше писать? – спросила Полина, давно перешедшая на “ты”.

– Меня зацепил рассказ Альберта о долгожителях. Хочу с кем-нибудь пообщаться. Откладывать не стану – здесь каждый день на счету.

– Грустная ремарка!

– Уж как есть. Я узнавала про тех, с кем сотрудничал Балатовский: Бунин Павел уже умер, Надежда Якимова, похоже, ничего не соображает (деменция). Осталась только Антонова Клавдия Ивановна. Но надолго ли?

Прочитав знакомое имя, Полина почувствовала странное ощущение по всему телу. Такое ощущение бывает от сильной звуковой волны, когда находишься рядом с мощной аудиоколонкой. Словно где-то в районе солнечного сплетения дребезжал хрустальный бокал.

– Можно с тобой? – написала она в чате.

– Буду рада познакомиться лично. Вы когда будете в Перми?

“Видимо, скоро”, – ответила мысленно Полина. Она понимала: шанс, что Клавдия Ивановна ее вспомнит, невелик; еще меньше, что ей будет дело до проблем Полины; и совсем ничтожный, что кто-то поверит девяностолетней старушке. Но все это неважно, Полина просто хотела ее увидеть, увидеть человека, которому не надо ничего доказывать.


Дальше: http://proza.ru/2025/02/06/589
Назад: http://proza.ru/2025/02/04/568
Начало: http://proza.ru/2025/01/10/1233