Солнце встает с востока. 86. Дима - капиталист

Туренины  были напуганы первыми квартирантами. Они уже видели, как живет Андрей, который чуть не уничтожил им квартиру. Первые дни они не могли нахвалиться им: какой вежливый молодой человек. Но что в итоге? Как он повел себя? Нет, он не грубил. Он отвечал на их безобидные замечания по поводу беспорядка в квартире, что да-да, дескать, понимаю ваше беспокойство, я все уберу. А потом сказал: «Я вам плачу деньги», - и значит, он может делать в квартире все, что хочет, считает нужным, она почти его, да что там говорит, на то время, что он здесь живет, она его.

-Он платит деньги. Да пускай он ими подавится. Кирилл Юрьевич сказал ему, чтоб тот убирался.

-Вы прогнали его?

-Да, - спокойно, как будто речь шла об обычном деле, ответил Туренин. Тогда он вышел из себя, накричал на него. Андрей – мужчина тридцати лет, он любил пирожные, пил воду, потел, часто мылся и развел в квартире сырость. Туренин кричал, что из-за него в столовой поднялся паркет и «что теперь делать?» Тот стоял перед ним, на голову выше лысого деда, каким представлялся ему Туренин, и тоже мог сказать, что не знает, что ему делать, как ответить на его вопли, сопровождаемые визгом и звуками похожими на плач. Возможно, что Туренин и плакал, но так или иначе через три дня того уже не было.

Потом была Лена с сожителем. Та постоянно врала, называя космическое количество приобретенных ею платьев и туфель, на работе неисчислимое количество подчиненных, мол, «у меня в подчинении тридцать человек», таким образом доводила все до абсурда, и думала, что в эти ее фантазии поверят, Туренин подозревал, чтоб нагнать тумана, будто она значительное лицо, и не платила за квартиру. Но лица-то и не было. Была крашенная морда. Сама жирная, сутулая. Красилась и душилась для Славика - молодого человека с деформированной головой, которая выдавала в нем идиота. От нее они тоже быстро избавились.  Ее уже не было, но остались эта вонь, которая буквально въелась в стены, и дырки от каблуков на паркете возле зеркала.

Вначале Туренин решил, что Дима молодой. Но Нина Николаевна, когда зашла речь о том, почему тот не женится, спросила его, сколько ему лет. Тот ответил: «Пятьдесят один».

Она желала, хотела, как другие женщины хотят шубу или золотые сережки в уши, женить холостого мужчину, и уже имела на примете хорошую девочку или женщину, к которой может его познакомить. Туренин даже знал, кто это. Сейчас это были две девицы. «Но вряд ли они подойдут Диме, - подумал он. - Ему никто не подойдет». Они снимали полдома на их улице. Одна полная с миловидным лицом и очень спокойная. Но ее сразу можно исключить из претенденток, потому к ней ходил военный, и она уже решила, что это ее муж.  Другая тоже в теле, но та была больше склонна к болезненным переживаниям все равно о чем, это могла быть плохая погода или неприятности на работе, и поэтому, часто впадая в уныние, то ли грустила, то ли думала, но стоило сделать ей комплимент или задать пикантный вопрос, как она тут же оживлялась: «Ой», - и на лице уже улыбка и блестят глаза. От нее пахло мимозами,  она ходила с распущенными длинными волосами, носила короткие юбки и по особым случаям туфли на высоком тонком каблуке.

Нина Николаевна так, с такой силой уцепилась за Диму, что, казалось, не выпустит из квартиры, пока тот не скажет желанное «да», таким образом, что тот вдруг разоткровенничался: он, дескать, не против и у него было много женщин.

И даже теперь, узнав, что тому пятьдесят один, он удивлялся – неужели, ему не пятьдесят один, а сорок или меньше. Для Туренина сорок - еще молодой. Ему в сорок пятидесятилетние были стариками. Тому можно было дать и сорок, но его выдавала улыбка. Теперь он решил, что в ней почти ничего нет из того,о чем он думал минуту назад: она не «из уважения», не «ради приличия», в ней горький опыт его африканских предков. Она ему мешала. Она его старила. «Уж лучше бы неподвижное безобразное лицо. Из-за него трудно определить его возраст», - решил Туренин. Сюда же вмешался подростковый стиль в одежде, который путал все карты, когда казалось, что вот оно, нашел: ему тридцать лет. А еще разговоры о невесте.

О невесте из Катеринополя он сказал, чтоб Нина Николаевна, наконец, отстала от него со своими девочками.

-А ей сколько лет? - продолжала напирать на него Нина Николаевна, в надежде, что невеста – ложь, и, если он солгал, то так, таким образом она сможет вывести его на чистую воду. А там пускай выбирает - девочки хорошие.

-Вы все хотите знать. Ей двадцать лет.

-Дима, она еще маленькая. Это несерьезно. Тебе нужна другая. И я знаю кто. Инна вам подойдет. Она работает оценщицей в ломбарде, где эти все золотые украшения и прочее. Золотая девочка.

Туренин хмыкнул: Инна не лучше Лены, она тоже много красится и так же воняет. Хотя, хотя, может, ему как раз это и надо.

-Она моя невеста.

-Глупости. Прекратите с ней все отношения. Она позарилась на ваши квартиры. Вы ей рассказывали, что у вас десять квартир? Вот.

О квартирах Дима мог говорить сколько угодно. Кроме квартиры на переулке, из-за которой он ругался с тетей Валей, потому что то ей мешали его квартиранты, то ему был лишним Яр, у него были квартиры на вокзале и еще в других местах. Хотя он мог и соврать, что их десять. Во всяком случае Туренин знал еще о двух квартирах на вокзале и о квартире в районе Седова, за французским домом, там, где ветхие двухэтажные домики. В одной из них жили друзья Нины Николаевны. Та квартира очень тесная.

Туренин вдруг сказал, что его квартиры маленькие.

-Ваша квартира тоже небольшая, - и опять начал говорить, что они переплатили: тридцать шесть тысяч – дорого.

Тут речь зашла о матрасах на кровать: дескать, мы поменяли старые на новые.

-Да, - Дима сел на кровать. – Мягко. Мне тоже надо купить. Буду класть на диван. А когда уеду, запру в кладовку.

-Дима, ты давно уже мог купить себе матрас, – сказала Нина Николаевна.

-Мог. У меня денег много. Я - капиталист.

В тот день он все повторял, что капиталист, что у него бизнес и все в его жизни подчинено получению прибыли. Он хвастался своими квартирами, считая, что они - очень большое богатство.

Слушая его, Туренин не мог скрыть брезгливой улыбки.