Привет, дневник

Соня прокралась в комнату и взяла со стола мамы флешку. Конечно, ее бы отдали потом родители, но только удалив оттуда все файлы. Любопытство девочки не позволяло ей потерять так много интересной информации, поэтому она решила опередить взрослых.

Ее мама работала старшей медсестрой в детском онкологическом центре и очень часто приносила оставленные вещи. За ними никто никогда не приходил, поэтому у Сони всегда были ручки, тетради, книги… Нередко там были чьи-то пометки, и девочка обожала их читать. Ей казалось, что те дети, которых ежедневно видит ее мама, знают больше других и могут раскрыть какую-то тайну. Именно в поисках этой тайны Соня и открыла тот единственный файл, который нашла на флешке — «Вдруг кому попадется…».

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это последняя страница тетради по русскому. Записи будут разрозненными, потому что через 45 дней окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Окей, google. Как жить с раком?

Нет. Не хочу это читать. Расплачусь еще, и учитель пристанет с вопросами. Только удалось уговорить родителей дать мне эти полтора месяца обычной жизни. Я хочу учиться, как все, хочу просыпаться по утрам от противного звука будильника, а не из-за болей в горле, хочу дружить, смеяться над глупыми шутками вместе со всеми… Но… У меня на это осталось совсем немного времени. Через 40 дней широкая пасть онкобольницы откроется и уже не выпустит оттуда мою тушку.

Через пару недель придется рассказать преподавателям. Я уже вряд ли смогу говорить. Рак гортани — это не шутки. Особенно если он уже не на первой стадии. Врачи, конечно, пытались нас поначалу успокоить, сказать, что выживаемость обычно целых 63%. Но потом их сил хватило только на то, чтобы назначить химиотерапию — и даже она начнется отнюдь не сегодня. Наслаждаться последними деньками обычной жизни я смогу недолго. Учителей уже раздражает мой вечно хриплый голос. Один из одноклассников даже уверен, что я курю. Он пытался доказать это остальным, но мало кто поверит, что примерная ученица, постоянная участница разных олимпиад опустится до такого. Ну да… Если я сейчас начну это делать, то сокращу себе жизнь еще сильнее. Что ж, скоро все узнают правду…

Мне так странно обо всем этом писать сейчас. Но, может быть, если кто-нибудь из близких найдет эти записи, когда будет разбирать весь бардак в моих сумках, этот человек поймет, о чем я думаю сейчас. Хотя, вероятно, и мне самой будет интересно потом перечитать все это, подвести итоги…

19.04.

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это черновик домашней работы по математике. Записи будут разрозненными, потом что через 31 день окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Сегодня опять сел голос. Думаю, это уже навсегда. На самом деле, теперь каждый раз навсегда. Учителя предупреждены. Одноклассникам почти все равно. Подруге успела рассказать обо всем утром, когда еще оставался хотя бы полушепот. Хочу помнить, что когда-то могла говорить, поэтому включила диктофон. Прикладываю то, что переписала с него.

«Шуршание….

— Маш, надеюсь, ты помнишь, что я хотела поговорить с тобой об одной важной вещи, — тихий, хриплый голос.

— Да, конечно. Что у нас сейчас? Физ-ра? Она, кажется, на улице. Вот как раз и расскажешь, почему ты уже вторую неделю сама не своя. Только дай куртку накинуть, — яркие нотки создают контраст с предыдущим полушепотом.

Снова шуршание…

— Понимаешь… Блин, не знаю, как и сказать-то… Давай я попробую с самого начала. Только ты, пожалуйста, выслушай меня это очень важно. Если потом захочешь перестать общаться со мной — я пойму, в реку прыгать не полезу.

— Л-ладно, хорошо. Я слушаю.

— Помнишь, еще в ноябре у меня стал пропадать голос, а когда он был, все равно звучал тихо? Ну вот. Мои родители сначала подозревали, что я пыталась курить. Это я-то, представь! — кашель. — Но потом сводили к врачу. Тогда мне не повезло. Выписали таблетки от простуды. Вот только они не помогали. Одни даже вызвали сильную аллергию. Вспомни, три недели назад я пропустила пять учебных дней. Это из-за тех, последних лекарств, я попала в больницу. Мы с мамой решили на всякий случай обследоваться «по полной». Когда еще мог выпасть такой шанс? — смешок. — Никогда, как я теперь понимаю. Повышенное количество лимфоцитов и еще пара других странных результатов заставили врачей предположить худшее. И это предположение позже подтвердилось. Слышишь мой голос сейчас? Возможно, это в последний раз. Сначала я перестану говорить. Потом будет немного трудно дышать. Еще чуть позже появится слишком сильная слабость. Мне уже назначили химиотерапию. Вот почему я неделю назад «сменила имидж». Ребята еще посмеялись… Врач сказал, что это бессмысленно, что осталось 45 дней. А потом… Я читала, рак гортани на последних стадиях не лечится. Он только уб…

— Нет, не смей так говорить! — в звонком голосе слышатся слезы. — Ты сильная, тебя не победит какая-то болезнь! Бет, я верю в это, и знаю, что не я одна. Ты сможешь выбраться!

— Никто на это не способен. Даже в самом начале возможность выжить только 63%.

— Никто? Значит, ты будешь первой. А если и нет… Я тебя не брошу. И если придется следить за тем, как ты пьешь свои противные таблетки, я буду тебя поддерживать. Только не понимаю, зачем ты тратишь это время на школу? Разве не хочется успеть попробовать все?

— Может, я очень странная, но ничего подобного нет. Хочу запомнить свою жизнь такой, какая она была. Неспокойной, наполненной конкурсами, олимпиадами по математике и двойками по истории, но обычной. Из 45 дней, которые мне дали в начале, прошло 15. Вот-вот навсегда исчезнет голос. Учителя… предупреждены… хотела… успеть… и тебе… сказать… пока… могу, — шепот стал прерываться кашлем.

— Что? Бет, не можешь говорить? Снова закончились силы даже на шепот? — молчание. — Блин, блин, блин… Тебя надо спасать. Ты говорила, у Варвары Семеновны есть связи повсюду, возможно, она с кем-нибудь договорится о лекарствах. Что ты головой крутишь-то? Уже не смогла? Что же делать?.. Знаешь, давай мы с твоими родителями подумаем вместе. Мои-то врачи, вдруг что-нибудь подскажут. У нас есть еще немного времени. Главное — чтобы ты верила, что все будет хорошо. Понимаешь? А с остальным мы постараемся помочь.

Запись останавливается.»

Вот так. Маша надеется, что у меня хватит сил бороться с собой и надеяться на лучшее. Опухоль — часть моего тела, ее невозможно победить. Но кто сказал, что там, в будущем, все будет хуже? Заканчиваю на сегодня. Очень много уроков.

03.04

***



Поняв, что заметки идут не по порядку, Соня была не удивлена. Видимо, девочка в последние дни отыскала только половину своих бумаг и перепечатала их как получилось. Соня не стала искать записи в хронологическом порядке, а решила прочесть так, как оставила все это Бет. Так могло быть понятнее…



***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что попадется под руку. Сейчас это нижняя часть старой распечатки по английскому. Записи будут разрозненными, потому что через 36 дней окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Выходной… Пасха. Такой светлый праздник, который отмечают даже неверующие. У нас на столе в этот день всегда стоят несколько куличей, сделанных накануне всей семьей, два-три десятка крашеных яиц… С детства люблю этот праздник. В Пасху на улице светит солнце, поют птицы. Обычно сидишь за столом, разбиваешь яйца, а на скорлупе играют разноцветные блики, за окном звучит красивая спокойная музыка.

Так было раньше.

Сегодня же небо затянуто облаками, а есть куличи мне слишком больно. Ощущение, будто каждая крошечка царапает горло. Кажется, пора пить таблетки, выданные как раз на такой случай. Жалко, что их немного, а самим покупать слишком дорого. Придется потерпеть. Мы были в церкви. Рядом с домом стоит. Небольшая такая, деревянная. Даже когда мимо идешь, все равно чувствуется особый запах. А уж если зайти… Не знаю, почему, но там всегда так спокойно. Будто ангелы смотрят на меня, видят все тревоги и забирают их себе… Потом до конца дня чувствуешь какое-то тепло в душе.

Но самое прекрасное произошло, когда мы выходили оттуда. Колокола вдруг зазвонили. Старушка, проходившая мимо, сказала, что это хороший знак. Только чего?

28.04

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что попадется под руку. Сейчас это «заметки» на телефоне. Записи будут разрозненными, потому что через 42 дня окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

«Что ты там все время пишешь?», «Почему такой скрытной стала?», «Что за грустное лицо постоянно?» — вот уже третий (учебный) день меня достают этими вопросами. Что отвечать я пока не придумала. Личный дневник? Ну, тогда наши парни из принципа прочтут. Сочинение по лит-ре? Так ведь давно уже не задавали их. Ну не работу же на конференцию! Не с нашей нынешней учительницей. Хотя, думаю, можно попробовать.

Блин. Вот, почему нельзя писать на физ-ре. В меня только что прилетел мяч. Хорошо хоть волейбольный…

Кстати, про это. А как быть с нашим физруком? Сегодня-то у меня еще действует освобождение после ушиба ноги, а вот потом… Этот предмет единственный может заставить меня все рассказать раньше времени. Хотелось бы отодвинуть этот момент настолько, насколько получится. Терпеть не могу видеть жалость в глазах людей дольше пары минут. Где бы взять справку?..

P.S. Отсканировала одну из старых. На компьютере открыла Paint. Наконец-то узнала, как там использовать «ручку». Замазала написанное раньше и подправила на нужное. Теперь есть освобождение «после ОРВИ». Жалко, что это ложь.

22.04

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это какая-то салфетка из столовой. Записи будут разрозненными, потому что через 34 дня окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Сижу в школьном туалете, заливаю слезами бумагу. Сегодня пришлось появиться перед одноклассниками в бандане. Химиотерапия.

Учительница только сочувственно посмотрела, а вот ребята… Кажется, я до сих пор слышу смех с последней парты. Саша так вообще спросил, кому я так по-крупному проспорила. Тогда почти все хотя бы заулыбались. Только мне было не до смеха, и я просто убежала. Знала же, что счастливое время заканчивается. Жаль, что слишком быстро.

Кашель заставляет ручку дрожать. На пол уже падают несколько красных капелек. О, нет. Как быстро-то… Надо, чтобы голос продержался до конца недели. Я еще не успела рассказать Маше — своей лучшей подруге, о том, что скоро покину школу. Боюсь ее реакции… Вдруг она скажет, что мне стоит перестать с ней общаться? Ведь, это, наверное, больно — терять близких друзей. Маша однажды рассказывала о том, как переживала, когда девочка, с которой они с первого класса общались, ее бросила и уехала в Италию, не попрощавшись. Может быть, если я ее предупрежу заранее, она поймет?.. Мне нужна поддержка. Всегда была зависима от людей, а уж сейчас… Напишу, наверное, сначала одной очень близкой мне девочке, с которой полгода назад в Артеке познакомилась. Объясню ситуацию, вдруг поможет хоть морально? Потом придется вернуться в класс.

P.S. Сообщение-ответ от той знакомой запишу сюда. Буду пересматривать. Спасибо, Даша.

«Бет… Я не знаю, что тебе сказать сейчас. Мы с тобой как-то уже разговаривали о невезении… Все будет хорошо. Пожалуйста, не опускай руки. Обещаешь? Ты ведь сама не представляешь, насколько ты сильная. И сколько всего можешь. Просто собери все свои эмоции в кучу. И продолжай жить, сколько получится. Гореть чем-то, что тебе интересно и дорого. Это важнее, чем все остальное. Думаю, ты и сама это понимаешь. Я восхищаюсь тобой, запомни это. Ты способна менять людей. Помнишь, мы в „Артеке“ говорили о математике? Твое лицо тогда так засияло, в глазах появился огонек азарта… Я никогда этого не забуду. В тот день мое отношение к этому предмету стало совсем другим. Тогда так и не поблагодарила. Вот. Говорю сейчас. Спасибо. Живи, пожалуйста».

30.04

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это один из блокнотов, полученных на конкурсах. Записи будут разрозненными, потому что через 22 дня окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Я поссорилась с родителями. Опять. Почему-то у меня даже на грани смерти не получается жить с ними в мире. Они не понимают моего желания работать над новыми проектами-расчетами, рассказывать об этом другим. Родителей раздражает, что я почти ежедневно остаюсь в школе до семи вечера. Но я ведь не пропускаю прием таблеток! Несмотря на то, что отлично осознаю их бессмысленность. Почему же я все-таки все время что-то делаю?

На самом деле, на это есть две причины. Первая (и самая очевидная) — мне хочется забыть о своей болезни. Если я занимаюсь тем, что люблю, то не замечаю окружающего мира, и учителю иногда даже приходится напоминать мне о времени. Хотя и он иногда радуется чему-то новому, найденному мной, как ребенок.

Вторая же состоит в том, что мне хочется оставить после себя хоть что-то, лишь бы люди об этом не забыли. Мы живем не в Древней Греции, и я не Герострат, сжигать храмы ради вечной памяти не стану, но… Я не могу надеяться только на окружающих, которые все равно через какое-то время перестанут вспоминать обо мне. Даже лучшая подруга. Впечатления от общения утихнут. Она поступит куда-нибудь в МГУ и познакомится с кучей новых людей. Уже в следующем году Маша задумается обо мне от силы раз в месяц. Так со всеми моими друзьями раньше было. Только на пару недель исчезаешь из их жизни, даешь почувствовать, что никогда с ними очно не встретишься — и все. Потом пиши им сколько угодно. Не вспомнят. Тут тоже так будет. А вот если я сделаю что-нибудь особенное в науке, то мое имя будет встречаться в справочниках… Возможно, это глупо. Не знаю. Но почему-то же каждый известный поэт писал себе «Памятник», хотел не пропасть в забвении. Вот и я, как те поэты. Даже если занимаюсь математикой.

12.05

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это последняя страница старого учебника. Записи будут разрозненными, потому что через 37 дней окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Опять проснулась с утра от того, что стало нечем дышать. Снова напугала всю семью. Теперь меня даже 7-летний брат караулит. Договорились идти в школу сегодня с мамой. Надо уже сказать обо всем учителям и директору. Надеюсь, хоть в качестве «последней воли» мне разрешат доучиться месяц.

14:08.

С предыдущего предложения прошло полдня. Новость первая: разрешили. Вторая: поставили условие — предупредить одноклассников хотя бы за 20 дней до… Блин, я не то что написать, произнести это слово сейчас не могу. Ну, и ладно.

Лучше расскажу о нашем разговоре с директором.

Мы зашли в кабинет Бориса Сергеевича с толстой папкой, в которой была кипа документов. На самом деле, там можно было бы оставить всего две бумажки: справки о болезни и о том, что мне прока можно посещать школу.

«Здравствуйте, чем могу помочь?» — директор вряд ли ожидал увидеть «на ковре» отличницу, побеждавшую на разных математических олимпиадах. Да… Обычно приходят двоечники. В этот момент маме позвонили с работы и она вышла. Моих сил хватило только на то, чтобы достать обе справки и показать Борису Сергеевичу со словами: «Ну, вот… Как-то так…» Он взял бумаги и с шоком уставился на них.

Когда люди так, со слезами, смотрят на подтверждение моей болезни, я чувствую себя кем-то совсем безэмоциональным. Потому что, даже узнав о диагнозе, я не заплакала. И ничего особенного не ощутила. Может, это подростковое? Но вроде к 17-ти это должно было закончиться… Не знаю. Свой способ справляться со всем этим я нашла — теперь веду дневник.

Так. Директор. Он спросил, как я себя чувствую, что мне нужно для продолжения обучения, может ли какое-то лекарство помочь… А потом спохватился.

— Бет, ты же понимаешь, что надо сказать об этом твоим преподавателям? И одноклассникам, ведь это может стать для них психологической травмой.

— Насчет учителей я согласна, потому и пришла сегодня. А вот что касается ребят… Можно попросить отсрочку? Небольшую. До… 10 мая хотя бы. Там ведь уже немного останется…

После этой фразы директор побледнел. Но кивнул и попросил секретаря дать ему список преподавателей 10 «Б». Школьный диспетчер побежала по кабинетам, уговаривать учителей подойти к нам на перемене. Маму я попросила оставить меня в школе одну. Ее помощь нужна была, чтобы решиться сюда зайти.

Ждать пришлось недолго. Вот моя классная, вот математичка, физик, химичка… Тут были все, кроме того единственного человека, которому больше всего хотелось рассказать (к последнему уроку, думаю, найду его). Борис Сергеевич показал всем мои документы. Светлана Николаевна, классный руководитель, подошла и молча обняла меня. Биологичка и химичка заплакали. Остальные просо кидали сочувственные взгляды. Мне стало жалко тех, кто так сильно расстроился, я стала их успокаивать, но, кажется, только усугубила ситуацию.

— Сколько? — дрожащим голосом спросила одна из них.

— Если считать с сегодняшнего дня, то примерно 37 суток, — со странным (даже для меня) спокойствием сказала я.

— Так мало… Для тебя, девочки, которая многого могла бы добиться в науке? Уже добилась! Хочешь, я освобожу тебя от домашних? — англичанка всегда такая… англичанка…

— Вам придется это сделать. Как сказал врач, скоро у меня окончательно пропадет голос. Не смогу больше давать устные ответы.

Учителя понимающе закивали. Мне стало обидно. Они выглядят так, как будто все знают, но, на самом деле, эти люди даже не представляют того, что меня ожидает. Мой случай — один из 4% от всех возможных вариантов развития раковых опухолей. И закончится это довольно противно и мучительно больно. Может, именно в тот момент я начала осознавать происходящее со мной как следует?..

P.S. Не удивлюсь, если теперь по всей школе за мной будет бегать психолог. «Чтобы помочь».

27.04

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это обратная сторона чека из книжного магазина. Записи будут разрозненными, потому что через 10 дней окажутся везде. Вдруг кому попадется…

Боль… Ужасающая, сильная, не оставляющая ни шанса на победу. Сжигающая все на своем пути. Противостоять ей невозможно. Ослабить — чрезвычайно трудно. Именно такой я проснулась сегодня утром. Опять. Ощущение, что организм не хочет давать мне шанса переписать контрольную по химии. И, да, это меня волнует гораздо больше, чем оставшаяся декада. Хочу забыть об этом ненадолго.

Идея. Если завтра почувствую себя чуть лучше, предложу всем знакомым устроить небольшую акцию. На оставшиеся от последней поездки деньги куплю 45 воздушных шариков (по числу дней, остававшихся мне в тот момент, когда я узнала о болезни) и попробую раздать их проходящим мимо детям. Просто так. Придумаю то, что поможет уговорить ребят. Что-то вроде: «У тебя хорошее настроение? Сделай доброе дело. Даже мелочь, совершенная от чистого сердца может помочь кому-то. Не можешь принять участие в благотворительном фестивале? Купи воздушный шарик и подари его первому встреченному ребенку. Нет денег? Тогда просто улыбнись. Заряди людей вокруг. Пусть они заразятся добром… Если же у тебя что-то случилось или просто нет настроения, сделай так, чтобы оно появилось у других. Запустишь цепную реакцию, и кто-то поможет тебе. Даже самый простой добрый поступок может стать кому-то лучиком света. #станьсолнцем». Мне кажется, любой ребенок будет счастлив. (Ну… Я бы обрадовалась такому маленькому сюрпризу.) Главное — чтобы никто не додумался дать акции мое имя.

Упс. Только сейчас поняла, что оно ни разу в этом дневнике еще не встречалось. Исправляюсь. Меня зовут Беатрис Маринни. Фамилию я люблю. Говорят, кто-то из предков был итальянцем и строил в России поместья. А вот имя… Ну, зачем надо было родителям так оригинальничать? Есть же нормальные человеческие имена. Елена, например. Светлана, Татьяна. Если уж им (как родители сами говорили) так понравилось сокращение «Бет», то можно было Елизаветой назвать. Во многих языках именно у этого имени такая форма есть. Честно говоря, даже не представляю, как будет выглядеть моя надпись на плите. Надо будет попросить не использовать полное имя. Могу я хоть на это повлиять?..

Теперь уже и не знаю… В последние несколько дней мысли крутятся вокруг одного и того же. Если я рисую эскизы для своей же надгробной плиты, это можно назвать сумасшествием? Ну… у меня хотя бы есть уважительная причина. Я слишком поздно узнала обо всем этом. Всегда списывать бред на шок — не моя идея. Услышала это как-то от своего дяди.

Мне вот интересно, кто-нибудь задумывается о том, как будет выглядеть его могила? Хотелось бы, чтоб все было красиво. Самое крутое — не просто плита, а какой-нибудь ангел, в руках которого книга душ, где отображаюсь и я. Статуя пусть будет белой. Можно было бы высадить вокруг розы, но и что-нибудь другое, растущее в наших краях, подойдет (сосна — тоже хороший вариант). Если не получится поставить ангела — против такого рисунка на граните тоже ничего не имею.

Да, мне пришлось обдумать каждую, даже самую мелкую деталь. Не стоит пускать все на самотек, особенно если это касается твоих похорон. Надеюсь, мои собственные пожелания учтут, не зря же я старалась. Не каждый день ребенок (ладно, подросток) о таком думает. Слышала бы меня сейчас Даша, просившая не опускать рук. Что ж, в какой-то степени я все еще продолжаю заниматься любимым делом (разными расчетами). Только теперь на горизонте раздел «реальной математики», где надо рассчитывать угол, под которым будет падать солнце на крыло ангела. Да… Она точно не об этом говорила. Но сделать ничего не могу. Пессимизм с цинизмом возвращаются…

24.05

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это просто бумажка, найденная мной на парте. Записи будут разрозненными, потому что через 35 дней окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

В субботу не получилось найти в школе того учителя, которому хотелось рассказать о болезни. Это мой прежний преподаватель математики (или лучший человек в школе, или самый крутой наставник). Я ему благодарна за то, что он сделал меня такой, какая я сейчас. Этот учитель выделил среди остальных только одну девочку, которой, сказать по правде, было тогда не особо интересно на уроках. Это была я. И тот день изменил все… Как только сказать ему об этом? В виде такого своеобразного спонтанного прощания? Или лучше приготовить какую-то речь? Такую, чтобы она шла от сердца и содержала все мои мысли? Ох… Представляю…

«Здравствуйте, Николай Викторович. Я хочу сказать вам спасибо за все, что вы для меня сделали. Именно вы когда-то заинтересовали меня своим предметом настолько, что я стала везде участвовать. Во время моей первой конференции только вы показывали свою готовность поддержать, сидели там, за моей спиной, писали что-то в тетради. Хорошо помню тот момент, когда я вышла к смарт-доске, а вы на меня посмотрели с улыбкой. Я в тот день поссорилась с родителями. Те, от кого ожидалась помощь, не сказали даже «удачи» или хотя бы «пока». Но это сделали вы. С тех пор я всегда вам доверяла.

Доверюсь и сейчас… Николай Викторович, у меня рак на одной из поздних стадий. Вылечить невозможно, так сказали врачи. 2 июня — последний день, как мне сказали. Я сегодня пришла поблагодарить вас, потому что знаю, что сегодня-завтра голосовые связки окончательно будут поглощены опухолью и возможность говорить исчезнет. Надеюсь, вы поймете меня правильно, ведь ничье больше имя так не связано в моей душе с наставничеством, с уроками не только науки, но и жизни».

Наверное, так и скажу. Только бы он нормально отреагировал!

P.S. В реальности все получилось немного иначе. На последней фразе я заплакала. Видимо, плотину эмоций прорвало окончательно. Николай Викторович на слова: «Вы однажды назвали меня гениальной, а я не могу победить даже какую-то болезнь, названную в честь мелкого животного», — только сказал что-то успокаивающее и, посмотрев в глаза, постарался заставить меня улыбнуться хоть немного.

Теперь и он знает. Я рада, что сказала ему все, что когда-то хотела. Уже не так страшно.

29.04

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это мой первый дневник, который я вела в самом странном возрасте (11—12 лет). Записи будут разрозненными, потому что через 43 дня окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Перечитала те листочки, на которые я в 2014 году выливала все свои мысли. Это было бы даже смешно, если б не оказалось так грустно. Каждая страничка пропитана одиночеством и слезами. Понимаю, переходный возраст и все такое. Но ни один человек, даже подросток, не должен быть один. Я помню то время. Помню лето перед 8-м классом. Когда в душе была растерянность, а на прозе.ру появлялись какие-то страшные стихи. Могу привести одни:

«А я не хочу слишком поздно,

И я хочу очень рано.

Чтобы на небе звездном

Яркою вспышкой мелькнуть.

Чтобы подняться на гору,

Съехать на дно водопада,

И потерять опору,

Когда шагаешь по саду.

Чтобы зеленый дождь

Увидел Уроборос,

А тихий, небесный край

Мне прошептал: «Прощай!»

Нет у меня терпения,

А правда, похоже, страшит.

Пусть улетает мгновение,

И режет собою гранит.»

Какие же они… пророческие. Получается все так, как мне хотелось несколько лет назад. Вот уж точно, «бойтесь своих желаний». Только стало ли от этого легче? Ничуть. Скорее даже тяжелее. Когда ты понимаешь, как мало осталось, когда считаешь дни не до дня рождения, а до… печального события, начинаешь думать немного по-другому. Даже самые яркие краски становятся еще ярче. Хочешь ты этого, или нет, но появляются мысли о том, все ли было совершено в жизни из списка «must do». Это смешно, но мой перечень дел, хранившийся как раз в этом дневнике, сейчас может похвастаться кучей галочек. Даже самые сложные пункты оказались выполнены. Так ведь и покажется, что эта болезнь вовремя.

21.04

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что мне попадется под руку. Сейчас это листочек с заданиями недавней контрольной. Записи буду разрозненными, потому что через 5 дней окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Сегодня я переехала в онкоцентр. Больница как больница. Ничего особенного. Только детского смеха не слышно. Да и еще одна маленькая деталь. Отсюда редко выходят живыми. Пока дошла до своей палаты, поняла, насколько стала слабой. Минут десять потом в ней провела, постоянно кашляя. Испортила белый платочек. Теперь ведь не отстираешь эти красные пятна. Родители донесли мою сумку до кровати и ушли. Не хочу, чтобы приходили. Зачем я им? Пусть возятся с братом. Он, слава Богу, здоров. А мне и так нормально. Пять дней — это совсем немного. К тому же, в палате есть ещё две девочки, нам будет не так уж и скучно. Одну из девочек зовут Эля (или Элина). Она сначала немного злилась, что я зашла и даже не поздоровалась. Но, когда родители показали на мое горло, Эля все поняла. Вторая, Катя, только кивнула мне и показала табличку со словом «привет». Кажется, мы с ней подруги по несчастью. Может, получится хорошо пообщаться. Да… Две немые поговорят. Представить сложно…

29.05

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что попадется под руку. Сейчас это компьютер в кабинете информатики (зашла сюда скинуть работу, которую еще месяц назад должна была сдать). Записи будут разрозненными, потому что через 9 дней окажутся везде. Вдруг кому попадутся…

Сегодня такой светлый день! Солнце сверкает с самого раннего утра, на улице плюс 17 и теплый летний ветерок. Кажется, будто вся природа решила устроить нам отдых. Странно, но у меня ничего не болит, и кашляю не так сильно. Даже если это затишье перед бурей, я хочу воспользоваться им по полной.

В школе было всего три урока, и уже в 11 мы оказались свободны. Я все-таки упросила ребят устроить ту акцию «45-ти шариков». Немного позитива никому не помешает. Саша (он все время впереди остальных, если начинается что-то интересное) показал нам магазин с дешевыми праздничными вещами. И потратили мы всего три с половиной тысячи вместо ожидаемых пяти. Для той огромной группы, которая явилась за шариками, там даже скидку были готовы сделать. Вне себя от радости, мы пошли в парк. Прохожие на нас постоянно оглядывались. Да, редко в нашем городе увидишь такую большую веселую толпу.

Я первая заметила маленького мальчика, который тянул отца за рукав и показывал на нас. Обратила на него внимание ближайших девочек.

Мы втроем подошли к ребенку. Пока я отдавала шарик, Маша объясняла взрослому, что происходит. Мне были слышны ее слова: «Понимаете, эта девочка, наша подруга, узнала о своей смертельной болезни за полтора месяца до вероятной смерти, но все равно продолжила ходить в школу, общаться со всеми. Она оказалась очень сильной и не закрылась от всех. До страшной даты осталось совсем немного, и сегодня, в такой крутой день, мы решили поднять всем настроение. Купили вот почти полсотни воздушных шариков, раздаем детям. Абсолютно бесплатно, ведь тут никакие деньги уже не помогут. Просто радуйтесь жизни. Она прекрасна».

За последние два предложения я была готова обнять подругу. Но нас окружали дети, и надо было раздать шарики остальным.

Как светились их лица! Вот, ради чего стоит жить! Чтобы радовать людей вокруг, чтобы дети счастливо улыбались. В какой-то момент мы поняли, что тут уже не 45 шариков, что кто-то из проходивших мимо взрослых тоже зашел в тот магазин. Наша маленькая акция выросла. Вечером я увидела в новостях сюжет о той «прогулке». В кадре оказалась и моя фигурка, вокруг которой были десятки радостных детей. Там я тоже смеялась. И было совсем незаметно, что тот смех иногда прерывался сильнейшим кашлем. Думаю, скриншот из этого видео сохранят и родители. Был чудесный день.

25.05

***



Привет, дневник. Я решила записывать происходящее со мной на всем, что попадется под руку. Сейчас это мой нетбук, на который я перенесла и часть предыдущих заметок. Записи разрозненные, потому что оказались везде. Вдруг кому попадутся…

Мне стало хуже. Гораздо хуже. Не хватает сил, чтобы постирать платок. Полотенце, лежавшее у изголовья кровать теперь тоже красное и промокшее насквозь. Я сама могу только лежать и пытаться печатать. Иногда буквы меняются друг с другом (ничего, Эля потом исправит, у нее хорошо с грамматикой). Есть и дышать невыносимо больно. Смешно. Врачи говорили, что у меня есть еще время… Кажется, несколько часов. Родители почему-то были не настолько печальными, как я себе представляла. А. Вот они как раз заходят. Допишу чуть позже… Если доживу.

…Еще жива. Они ушли. Рассказали какую-то чушь про ученого, решившего испытать на людях свое лекарство. Ему повезло не убить 20 лабораторных мышек, а теперь он хочет попробовать эту штуку на нас. Мол, если уж все равно умирать, так хоть с пользой для науки. Забавно. Когда это мне нужно было, когда хотелось жить, таких чудес не появлялось. А сейчас, 2 июня, за несколько часов до… Чего уже бояться? До смерти. Явился этот человек. Поставил капельницу, пообещал, что я засну умирающей, а проснусь почти здоровой. Мне сложно поверить в такую магию. Не в этот раз. Блин, как хочется спать…

Родителям кажется, что завтра все будет лучше. Ну да. Боли завтра точно не будет. Спокойной ночи. Пока, дневник.

02.06

***



«Что значит эта запись? Девочка умерла? Или начала выздоравливать? Кто эта Бет? Она ли мелькает в какой-то научной математической передаче на Первом канале вот уже четвертый день? А если нет — то где сейчас ее близкие? И смогут ли оправиться от этой потери?»

Соня задумывалась над этими вопросами недолго. Поняла, что, узнав ответ, может разочароваться. А так… У нее останется надежда, что с девочкой все хорошо. И не так важно, в каком из миров.