Достоевский. Еврей из бесов 3

   Итак, Гольдштейн.

   В марте этого же года (см. главу 2) неутомимый борец за народное счастье прибывает в Петербург, где в узком кругу (два еврея, два поляка и двое русских) вырабатывается план покушения на императора Александра 2. Показательный случай: Бисконфильд ( такова была подпольная кличка Гольденберга )первым предложил свои услуги в осуществлении кровавого плана, но его кандидатура была горячо отвергнута другим его единоверцем Аароном Исааковичем Зунделевичем, ввиду того, что убийца царя не должен быть евреем. В результате покушение 2 апреля совершил русский гой Александр Соловьёв.

   Летом 1879 года Гольденберг избирается членом Исполнительного комитета террористической организации "Народная воля". А осенью принимает участие в подкопе железнодорожного полотна под Москвой, который по воспоминаниям другого террориста - Степняка-Кравчинского - "был лишь частью обширного плана пятерного покушения, который предполагалось осуществить во время обратного путешествия Александра 2 из Крыма в Петербург, считая только те предприятия, где употреблялся динамит".

   Для подготовки подобного обширного плана требовалось огромное колличество взрывчатки, за очередной партией которой 9 ноября 1879 года Бисконфильд выехал из Москвы в Одессу. На обратном пути, 14 ноября, на станции Елисаветград он был арестован с полуторами пудами динамита в чемоданах.

   Когда 19 ноября произошёл взрыв на Московско-Курской железной дороге (очередное неудавшееся покушение на жизнь царя)полиция окончательно поняла, какая важная птица попала в их сети.

   Схваченный с поличным террорист прекрасно осознавал, какая участь его ждёт и, как писал Достоевский о Лямшине (см. главы 1 и 2) - "он объявил всё, всё рассказал, всю подноготную, всё что знал, все подробности ". А знал он очень много.

   9 марта 1880 года убористым почерком на 80-ти страницах Гольденберг дал первые показания на 143 бывших лично ему известных деятеля революционного подполья, в числе которых правдивый арестант не забыл упомянуть и свою невесту. А к началу апреля им была составлена дополнительная 74-х страничная рукопись, в которой сообщались биографические сведения, взгляды и даже внешние приметы всех лиц, упомянутых в первом докладе.

   Удар по террористическому подполью был настолько мощным, что не будь у него неиссякаемой заграничной подпитки финансами и специально обученным человеческим ресурсом (ничего не напоминает, внимательный?), то вряд ли оно смогло бы когда-нибудь снова собраться в кровавый кулак повсеместных избирательных убийств.

   Нельзя обойти стороной то, как сам Гольденберг объяснил своё предательство. В своей "исповеди", обращённой к товарищам по подполью, он, в частности, говорит: "Я решился на самое страшное и ужасное дело: я решился употребить такое средство, которое заставляет кровь биться в жилах, а иногда и горячую слезу выступать на глазах. Я решился подавить в себе всякое чувство озлобления, вражды (к чему призываю всех своих товарищей) и привязанности и совершить НОВЫЙ ПОДВИГ (выд. - Г.Т.) самоотвержения для блага той же молодёжи, того же общества и той же дорогой нам всем России. Я решился раскрыть всю организацию и всё мне известное и таким образом предупредить всё то ужасное будущее, которое нам предстоит ввиду целого ряда смертных казней и вообще репрессивных мер. Решившись дать полные и обстоятельные показания по всем делам, в которых я обвиняюсь, я руковожусь не личными выгодами и не стремлюсь путём сознания достигнуть смягчения собственной участи. Я всегда был далёк от личных интересов, находясь вне тюремных стен, и теперь я далёк от эгоистических побуждений. Во всяком случае, я твёрдо уверен, что правительство, оценив мои добрые желания, отнесётся спокойно к тем, которые были моими сообщниками, и примет против них более целесообразные меры, чем смертные казни, влекущие за собой только одни неизгладимо тяжёлые последствия для всей молодёжи и общества".

   Этот "благородный" порыв Гольденберга оставляю без коментария. Смотри сам, беспристрастный...

   Показательно, что устами именно Лямшина Достоевский пророчески указал на современную парадигму нынешнего воинственного либерализма, теперь уже открыто провозглашающего необходимость значительного уменьшения численности населения планеты. Так на "заседании" заговорщиков у Виргинского незабвенный Лямшин вдохновенно и порывисто выкрикивает секрет, который перестанет быть таковым лишь в наше время: "А я бы вместо рая взял бы этих девять десятых человечества, если уж некуда с ними деваться, и взорвал их на воздух, а оставил бы только кучку людей образованных, которые и начали бы жить-поживать по-учёному".

   Итак, художественный бес Лямшин гениально выведен Достоевским, как предтеча бесов не только будующих, но и - современных. За что роман подвергался грязной критике со стороны либеральной прессы сразу после выхода в печать. Ну а вслед октябрьского политического переворота и вовсе имя писателя стало нарицательным.

   Показательным в этом смысле явился съезд российских писателей, проходивший с 17 августа по 1 сентября 1934 года. Из 191 человека самой многолюдной московской делегации 92 писателя были русские и 72 - евреи. Среди делегатов съезда не было Анны Ахматовой, Михаила Булгакова, Андрея Платонова, Сергея Клычкова, Николая Заболоцкого, Михаила Кузьмина. Не было так же репрессированных к этому времени Павла Флоренского, Михаила Бахтина, Алексея Лосева, Николая Клюева. Тон задавали совсем другие "идеологи".
    Так, например, Виктор Шкловский провозгласил с  высокой трибуны: "Я сегодня чувствую, как разгорается съезд, и я думаю, мы должны чувствовать, что если бы сюда пришёл Фёдор Михайлович, то мы могли бы судить его как наследники человечества, как люди, которые судят изменника, как люди, которые сегодня отвечают за будущее мира. Достоевского нельзя понять вне революции и нельзя понять иначе как изменника!".

   Вот они, наследники лямшинов! Вот они, потенциальные Гольдштейны!

   Ну да ладно. Оставим, ведь это было в прошлом. Почти в другой стране. Но, скурпулёзный мой, давай-ка глянем на то, что шкловские потомки говорили, по меркам истории, почти вчера.

    Анатолий Чубайс: "Знаете, за последние три месяца я перечитал всего Достоевского (33 тома п.с.с. - Г.Т.) и теперь к ЭТОМУ ЧЕЛОВЕКУ (выд. - Г.Т.) я не чувствую ничего, кроме физической ненависти".

   В одной из телепрограмм В.Позднера вполне последовательный Чубайс (теперь он уже преспокойно Сйабуч в Израиль) снова не удержался. Разнопланово витийствуя, то выпячивая, то по-гусиному расправляя второй подбородок (этакий наследственный зоб, в который можно складывать запас к уже перевариваемой пище) он произносит следующий спитч, который даю без литературной обработки: "С другой стороны, мне претит вот такое, извиняюсь, интеллигентское восприятие на тему вот этой вот слезинки ребёнка, значит, имени товарища Достоевского, на тему о том, что, значит, вот - компромисс это всегда подлость, это всегда трусость, а нужно вот делать всё только чисто, честно абсолютно с начала до конца так, чтобы это было предельно корректно".

   Хорошо помня о том, что (удивительно косноязычный интеллигент) Анатолий Борисович не только теоретически, но и практически не единожды уже утверждал будто "не всегда" можно делать всё " чисто и честно" , - оставлю этот самообличительный перл без комментариев.

   Просто ещё раз прочерчу эту прямую линию: Лямшин-Шкловский-Чубайс.