Мама
1-го декабря год назад после МРТ нам сказали врачи, а мы маме, что она уже при смерти, и она прощалась со мной и внучкой.
Возили её в ЦРБ сами, договорилась внучка с врачом, если бы ждали планового обследования, мама не дожила бы.
Потихоньку она спустилась и поднялась на наш четвертый этаж без лифта, хотя уже много дней ничего не ела.
2-го я скандалила в аптеке, пыталась получить прописанный маме фентаниловый пластырь по тому рецепту, какой смогли мы добыть в субботу. Аптека по нему не выдавала, а другой только в понедельник можно было получить.
3-го было воскресенье, бегала на Литургию в Кируль, а вечером накануне Введения во храм Божией Матери слушала дома Всенощную из минского Елизаветинского монастыря и пекла пирог с ягодами.
Мама тоже слушала и съела кусочек пирога. Потом её рвало, как и все эти последние дни и ночи, была уже полная непроходимость, из-за чего отказался причастить её священник, только исповедовал и пособоровал.
4-го с утра побежала в городскую онкологию, добилась, чтобы пришла к нам онколог и выписала пластырь.
И онколог с терапевтом, и священник говорили, что нужна стома.
9-го ноября маму увезли на Скорой и прооперировали. Она давно болела и худела, оказалось, уже неоперабельная четвёртая стадия рака. Почему сразу не поставили стому, вопрос к хирургу.
До этого много лет мама ухаживала за отцом с болезнью Паркинсона.
Сначала отец перебрался из их дальней спальни в ближнюю к кухне с ванной, потом и мама переставила к нему свою кровать.
У отца всю ночь горит свет, не может без него, я поместилась в дальней спальне, ночь за ночью бегала к ним, но в перерывах дремала у себя в темноте.
4-го вечером обсудили с дочкой наши дела, и решили, во-первых, переставить мамину кровать ко мне, во-вторых, срочно найти сиделку, а, в третьих, договориться с хосписом, очевидно стало, что не справляюсь я с двумя больными.
Мама переживала, как отреагирует отец, и до последнего мы ничего ему не говорили.
5-го с утра пришла сиделка, и я снова побежала в онкологию за какими-то бумажками. А когда вернулась, сиделка сказала мне, что отец капризничает и не даёт маме ни минуты покоя.
- Папа, ты понимаешь, что она умирает? - спросила напрямую.
Сиделка ушла, мама ненадолго уснула днём, а проснувшись, села на кровати и сказала:
- Давай собираться!
До этого говорила ей про стому, она не соглашалась. Зная, что в этот день Скорая возит в Эжву, я не настаивала, к тому же позвонила дочка, сказала, что назавтра примут маму в хоспис.
Но собираться, так собираться, по чётким маминым указаниям собрала её больничную сумку и вызвала Скорую.
Приехала сначала одна бригада, потом вторая, ходить мама уже не могла, и вместе они вынесли её на носилках.
Помню, как звонила соцработнице, что уезжаю с мамой в больницу, и ей нужно будет покормить отца, и как ловила Тишку, который при виде нашей суеты разволновался, увертывался и пытался заскочить в Скорую.
Но особенно каждую минуту с тех пор, как оказались с мамой в Скорой.
Сильный мороз, за 30, тьма, длинная тряская дорога. В Эжве в приемном покое странного вида молодой доктор, узнав, зачем мы приехали, тут же выдал, что "живой отсюда она не выйдет". Мама лежала на каталке в коридоре и, надеюсь, не слышала.
Оформив документы, мне велели убираться, карантин. Но я не согласилась и пошла искать заведующего хирургией. Нашла, тот разрешил остаться с мамой в палате до закрытия больницы на ночь.
Рентген, капельница, клизма, ещё какие-то безпощадные и безсмыссленные процедуры, подготовка к операции утром. Помню, как поила маму барием, а её тут же рвало.
Когда собралась уходить, мама окликнула меня: - Наташа, сумочку забыла. А наутро в седьмом часу, уже стояла одетая на автобус в Эжву, из больницы позвонили, что "Татьяна ночью умерла".
Год прошёл, а боль нет. Был человек, и нет его. Смерть - это не только трагедия, но и тайна.
Судьба как выбор.
Свидетельство о публикации №225020701749