Талмудические корни сионизма

От Маггида к Жаботинскому: Литературный роман


Глава 1. Наследие Маггида

— Володя, ты потомок великого Маггида! — говорила мать, глядя на сына с лёгкой улыбкой. — В тебе его мудрость, его сила. Ты должен знать, кто ты!

Володя был ещё совсем мальчишкой, но уже тогда отличался живым умом и упрямым характером. Он сидел за столом, водя пером по листу.

— А Маггид был похож на меня? — спросил он, сморщив нос.

— Он был человеком, который мог говорить с Богом, как с другом, — ответила мать. — Он не боялся задавать вопросы. А ты, Володя, знаешь, с кем должен говорить?

— С кем?

— С миром! Ты должен научиться разговаривать так, чтобы тебя слушали и верили тебе.

— А если не захотят слушать?

— Тогда заставь их захотеть!

Она рассмеялась, погладила сына по голове и вышла из комнаты. А Володя ещё долго смотрел на перо в руке. Вдалеке шумела Одесса, пахло морем и свежей выпечкой с Привоза, а в его детских глазах уже загорался тот самый огонь, который однажды приведёт его к борьбе за народ.

Глава 2. Человек между мирами

— Ну что, Коля, ты точно русский? — Жаботинский прищурился, смотря на друга.

Чуковский, высокий, долговязый, с вечно взъерошенными волосами, потянулся за стаканом чая.

— А ты точно еврей? — парировал он.

— В моём случае сомнений быть не может! А вот в твоём…

Чуковский стукнул пальцем по столу.

— А если я просто люблю хороший ум и острое слово?

— Значит, ты не мог не оказаться среди евреев!

Они сидели в маленьком кафе на тихой одесской улице. За окном пели свои бесконечные песни торговцы, спорили тётки с базара, грузчики таскали ящики с рыбой.

— Знаешь, почему я дружу с тобой, Коля? — спросил Жаботинский, подливая кипятку в чай.

— Потому что я пишу лучше тебя?

— Нет. Потому что ты — человек, который не боится сомневаться. А это редкость. Ты, Коля, как Одесса — и русский, и еврей, и что-то третье, что объяснить невозможно.

Чуковский молчал, обдумывая слова.

— Значит, будем искать слова, — сказал он наконец. В его глазах блеснул знакомый огонёк.


Глава 3. Великая судьба


Жаботинский стоял у окна, глядя на морскую гладь.

— Ты должен что-то сделать для нашего народа, Володя! — голос матери звучал в его голове, как эхо из детства.

— Я сделаю. Но не просто что-то. Я верну евреям их гордость!

Ветер с моря пах солью и свободой. За окном шумела Одесса, его Одесса — город, где он вырос, где научился спорить, доказывать, верить в себя.

Он взял перо, выпрямился.

Пришло время говорить. Так, чтобы мир услышал.


Глава 4. Первый псевдоним

— Володя, зачем тебе этот псевдоним? — спросил редактор «Южного обозрения», поднеся к глазам свеженаписанный текст. — Какая, к чёрту, «Владимир Иллирич»?

Жаботинский улыбнулся.

— Звучит солидно, не так ли?

— Да хоть царь Владимир! Главное, чтобы материал был стоящий.

Он взял лист, пробежался глазами, хмыкнул.

— Ты писал об Одессе, а теперь — о Риме?

— Рим — тоже портовый город. Только там евреи живут дольше, чем в Одессе!

Редактор кивнул, не отрываясь от текста.

— Слушай, а ты неплох. Остро, динамично… Что ж, посмотрим, что скажет публика!

Так состоялся журналистский дебют Владимира Жаботинского.


Глава 5. Altalena и Ворон

— Ты читал этого американца, Эдгара По? — спросил Жаботинский, садясь в кафе напротив знакомого литератора.

— Конечно! Говорят, его «Ворон» — мрачная гениальность!

— Я перевёл его на русский.

— Ты что, с ума сошёл? Это же невозможно!

— Почему невозможно? Я же перевёл Бялика, и ничего!

Собеседник недоверчиво покачал головой.

— Если ты передашь в переводе и ритм, и мрак, и тоску этого «Ворона», то я сниму перед тобой шляпу.

Жаботинский достал из кармана сложенный листок.

— Слушай…

И он начал читать.
Глава 6. Петербург и свадьба

— Ты собираешься жениться? — спросил один из его друзей в редакции.

— Ну, если это не секрет для Петербурга, то да, — ответил Жаботинский с улыбкой.

— На ком?

— На сестре моего одноклассника, Анне Марковне Гальпериной.

— Это не журналистская интрига?

— Нет. Это любовь.

Петербург встретил его холодным ветром и жёсткими полицейскими законами. Одесса была портовой вольницей, здесь же приходилось следить за каждым шагом.

— Володя, тебе не кажется, что ты слишком часто пишешь о свободе личности? — посоветовал один из редакторов.

— А тебе не кажется, что о свободе надо писать чаще, чем о погоде?

Редактор вздохнул и протянул ему свежий номер.

— Наброски без заглавия. Что ж, если тебя выгонят из Петербурга, знай: Одесса тебя ждёт.

Жаботинский усмехнулся.

— Если меня выгонят, я найду, куда пойти. У евреев так испокон веков.