Книга 4. Глава 2. Подсказки из прошлого

Лина. Америка, 1956 год

Проживая заново...

Теряя силы, с каждым часом слабея всё больше и больше, Линда, не в силах оторвать голову от подушки, погружалась в сон, всё глубже и глубже. И подозревала, что однажды не сможет проснуться.

Ее сны становились четче, ярче и правдоподобнее, настолько, что она уже с трудом определяла, проснулась она или все еще продолжает спать. Во сне она была абсолютно здорова, полна сил и будто заново проживала всю свою жизнь.

Медленно плавая в тепле и неге околоплодных вод, сосала пальчик, потягивалась, упираясь ножками во что-то мягкое, прислушивалась к прикосновениям и тихим голосам снаружи и блаженно засыпала.

Снова переживала самый первый в своей жизни стресс, когда бесцеремонно была вырвана из привычной комфортной среды. Слепящая вспышка света, чужие прикосновения и голоса, она ощущала свою беспомощность, слышала собственный крик.

А потом она узнала ее запах, тихий ласковый голос, нежные прикосновения. С того самого первого дня она навсегда запомнила мамин успокаивающий ласковый взгляд и вкус, явственно ощущая, как теплая влага щедро услаждает ее вкусовые рецепторы.

Подумать только, она вспомнила вкус грудного молока, вспомнила все, что отпечаталось в ее подсознании в тот самый первый день ее жизни.

А после она училась держать голову, сидеть, ползать, ходить, говорить. И ничего не боялась, потому что всегда рядом были теплые надежные руки, готовые поддержать, и подбадривающие слова, она не понимала смысл, но точно улавливала знакомый тембр голоса и интонацию.

Она уже точно узнавала папу и маму, а попозже и старшую сестру. В отличие от родителей, сестре она не доверяла, интуитивно чувствуя ее раздражение и неприятие.

Пятилетняя Даша не хотела отдавать младшей сестре ни грамма материнского внимания и с каждым годом все больше комплексовала по этому поводу и ожесточалась. Но маленькая Лина все равно тянулась к ней, подражала ей и привыкла во всем считать ее эталоном.

Раннее детство, детский сад, школа, первая неразделенная влюбленность, закадычные подружки. Капризы, ослушания, первое наказание, слезы обиды и чувство вины. Добродушие, наив, доверчивость и, как следствие, боль разочарования, подставы, предательства.

По проторенной дорожке

В общем, ничего нового, практически все рано или поздно проходят через это. Но кто-то делает выводы и меняет свое отношение к жизни, а кто-то просто отворачивается, чтобы неизбежно нарваться на неприятности вновь. Линда была как раз из их числа. Что это: слабость ума, характера, трусость, душевная лень? Как бы там ни было, но она постоянно нарывалась на неприятности, много раз оказывалась на волосок от смерти. Даже предчувствуя последствия, не пыталась выкрутиться, все равно загоняла себя в ловушку. Как будто где-то на подсознательном уровне в самый ответственный момент отключался инстинкт самосохранения.

С самого раннего детства она бежала навстречу смерти, не в силах свернуть с проторенной дорожки, не говоря уже о том, чтобы повернуть назад. С самого раннего детства и в последующие годы, несмотря на соответствующий жизненный опыт, она осознанно уничтожала себя и физически, и в личностном плане. Постоянное недовольство собой, бесконечное самобичевание и, как следствие, ненависть к себе, неизбежно ведущая к самоуничтожению.

При этом она не была недоразвитой имбицилкой, напротив, в ней скрывалась неординарная творческая личность, но что-то всегда мешало ей раскрыться. Вдохновение посещало её всё реже и реже, хвалебных од ей также никто не пел, а скорее наоборот. Так из года в год она убеждала себя в своей полной никчемности и бездарности. Самый верный способ катиться по наклонной.

И все же создавалось впечатление, что ей кто-то помогал, планомерно подталкивая к пропасти, порой она даже чувствовала, перед тем как в очередной раз упасть, явственный толчок. А во сне кто-то сдавливал ей шею, поначалу легонько, а затем всё сильнее, пока она не просыпалась от удушья, и иногда после на шее оставались синяки. Порой она боялась однажды и вовсе не проснуться.

Хотя ей было не в новинку балансировать между жизнью и смертью. Кроме того, что с ранних лет она практически постоянно болела, гнойные ангины, отиты, синуситы, не считая ОРВИ и гриппа. А вот серьезная черепно-мозговая травма, отравление, утопление, удары током и дорожно-транспортные происшествия подводили ее к самому краю.

Она уже видела себя на самом дне, но как-то умудрялась удержаться. Ей хотелось верить, что кто-то помогал ей и в этом, что этот таинственный кто-то спасет её и в следующий раз. И опять она надеялась не на себя, а на, образно выражаясь, чужого дядю. И снова та же пластинка крутилась в ее голове: зачем ее кому-то спасать, ведь она ничто, бездарность, посредственность и т. д. и т. п. И снова погружалась в пучину безразличия и продолжала плыть по течению навстречу очередной неприятности, надеясь, что она все-таки не окажется фатальной.

Причем удача ей тоже сопутствовала и не так уж редко. Она просто фонтанировала различными идеями и проектами, но после взлета неизбежно следовало падение. И чем выше она взлетала, тем опаснее и больнее было падать.

Зависть, коварство, интриги за её спиной неизменно делали свое дело на фоне неуверенности в себе и ожидании неудачи. Столько нереализованных возможностей было бездарно попусту растрачено. Она похоронила в себе поэта, писателя, журналистку и тому подобное. Удача шла в руки, но она отталкивала ее от себя.
 
Это очень угнетало, но Линда продолжала копать глубже. С чего все началось, что послужило толчком, что запустило эту программу для самоуничтожения. Она вспомнила рассказ Ариадны о генетическом перерождении, ведущем к физическому и личностному самоуничтожению, запущенный еще в 1956 году.

Линда в России родилась в 1965 году, возможно, генетические дефекты просочились и туда. Ее одолевала паника, но она не будет, как обычно, прятать голову в песок, в этот раз она обязана справиться, она обязана выжить.

Ещё раз поразмыслив, Линда всё же пришла к выводу, что генетика здесь ни при чём, это что-то другое, не менее страшное и опасное, но другое, берущее начало с незапамятных времён и связанное только с ней и её семьёй.

Кто-то из её родичей, вольно или невольно, принёс с собой тьму, и чтобы выжить, она должна узнать, кто. Подсознание в течение всей жизни подсказывало ей ответы, нужно только внимательнее присмотреться и прислушаться.

Сны из детства.

Её преследовали сны из детства, давно позабытые, они снова ясно вставали в памяти, яркие, пронзительные, страшные, так похожие на реальность, что порой она забывала что спит, и была права.

После пробуждения, ещё в детстве, Лина некоторое время видела все происходящее наяву. А потом мама расспрашивала её о непонятно откуда взявшихся синяках и завалявшихся среди старого хлама перчатках и масках. Линда ничего не отвечала и все больше замыкалась в себе.

Это было в России, где-то в 70-80-х годах, с 5 до 15 лет, а потом все прекратилось вплоть до 1986 года, когда во сне она познакомилась с будущим мужем и с предчувствием неутешительной перспективы их совместной жизни.

И вот теперь здесь, в Америке, как когда-то мама в России, брат недоуменно спрашивал Линду о том же, обнаружив на её шее непонятного происхождения синяки, а в одном из ящиков комода – никому из них не принадлежащие странные аксессуары.

Лина беспомощно, в полной растерянности смотрела на подтверждения реальности своих сновидений. Сюжеты этих пугающих снов были разные, но некоторые наиболее бросающие в дрожь сюжетные линии и персонажи повторялись из сна в сон. Ввергая в ступор, они заставляли её терять дар речи, собственные руки и ноги не слушаться, а сердце бешено биться и до боли сжиматься.

Она пыталась кричать и не могла вымолвить ни слова, она хотела бежать и не могла сдвинуться с места, задыхаясь, она отчаянно пыталась вздохнуть, но лишь беспомощно шевелила губами, как выброшенная на берег рыбка.

И ещё она не могла отвести взгляд, закрыть глаза, её заставляли смотреть на ужасающее действо от начала до конца. И снова, лишь стоило ей заснуть, уже перед самым пробуждением в её сон врывались они, стирая яркие радужные краски, серо-чёрными кляксами окружали её, превращаясь в мрачные маскарадные костюмы всегда одного и того же цвета и покроя.

В её памяти всплывал холодный блеск напомаженных париков, атласных нарядов и аксессуаров жемчужно-серого цвета.

В женском варианте платья были низко декольтированные, с широкой до пола юбкой, перчатками, замысловато уложенными высокими париками. В мужском варианте – того же оттенка камзолы, перчатки, чулки, туфли и длинные до плеч завитые буклями парики.

Завершали образ наводящие ещё больший ужас, того же жемчужно-серого цвета непроницаемые маски, прикрывающие лица.

Эти странные дамы и кавалеры, словно из какой-то страшной сказки, излучая неприязнь и угрозу, кружили вокруг Линды, медленно приподнимаясь над полом, бестелесные, с жуткими чёрными провалами там, где должно бы просвечивать человеческое тело.

При этом она слышала как будто издалека приглушенные голоса, смех, взрывы хлопушек, звон бокалов. Линда в надежде оглядывалась по сторонам, но вокруг по-прежнему царила кромешная тьма, а ее свита в полном безмолвии окружала свою пленницу плотным кольцом, била по нервам, изводя и изматывая, забирая последние силы.

К ужасу Линды, это кольцо с каждым последующим сном медленно сужалось, обдавая холодом, изморозью застывая на ресницах. Проснувшись в холодном поту после очередного кошмара, Линда долго не могла согреться, задыхаясь, содрогаясь всем телом, словно в конвульсиях.

Ее пугала не близкая смерть, ее ужасала и бесила перспектива стать вечной заложницей, очередной марионеткой Королевы теней. Этот праведный гнев приводил ее в чувства, сдаваться теперь не в ее правилах, а потому у нее наконец-то появился план.

Похоже, Линда вернулась, деятельная, с огоньком в глазах. Уж если она что-то задумала, тут не до болезней и слабостей, она пойдет до конца, чего бы это ей ни стоило.

Мэтт не знал, радоваться или печалиться боевому настрою Линды. В свои планы сестра его не посвящала, убеждая, что должна справиться с этим сама. А вот с чем, он мог лишь догадываться.