Часть III. Быть рядом

Фанфик "Преданные огню"
Фандом: Звёздные Войны. Игра - Star Wars: The Old Republic (SW:TOR)
Звёздные войны: Старая Республика.

Часть I. - http://proza.ru/2025/01/29/1473
Часть II. - http://proza.ru/2025/02/02/1979

Музыка: Zonda Archives - Rest here for a while (YouTube)

ПРЕДАННЫЕ ОГНЮ

Предупреждение: текст содержит сцены 18+

ЧАСТЬ III. БЫТЬ РЯДОМ

— Получилось?

Взволнованно она обхватила его кисть второй рукой, чтобы не отстать и не потеряться в тумане.

— Не молчи, ситх!

Красные пальцы крепко держали её, но сама фигура чистокровного постоянно растворялась в гуще сумрака без ориентира. Криста не видела даже собственных ног и по чему она ступала. Земля? Камень? Металл? Опора была тверда, одновременно — неуловима.

— Всё ещё злишься на меня? — Кехари остановился прямо перед ней и, не отпуская руки, вопросительно посмотрел в глаза.

— Нет. Я… снова ничего не понимаю. Нам удалось заснуть. И что из этого вышло? Куда ты меня ведёшь?

— Я иду вперёд.

— И всё? Ты тоже не знаешь, что дальше?

— А нужно знать?

Свободной рукой мужчина успокаивающе погладил её по щеке, и она не стала отстраняться.

— Ты не вспомнил её имя?

Ей стало неловко за свою резкость. Чистокровный искренне хотел помочь им обоим. Она узнала его другим и проникалась к его чувствам. Её поведение было неразумным и недостойным рыцаря-джедая.

Кехари был открытым и честным. Он успел рассказать ей о себе совсем немного, но в тех образах его памяти было столько добра и любви! И только, когда она спросила об имени его матери, ситх осёкся и замолчал. Пока он вспоминал, а она ждала, что он вспомнит, у них получилось погрузиться в сон. Безвременье сменилось безвестностью.

— Сила больше благоволит леди. Постарайся вспомнить кого-нибудь по имени…

— «Наррат». Это имя я помню. И «Вилле». То имя, что ты… он дал… мне.

Кехари грустно опустил голову, затем осмотрелся по сторонам — осязаемое «ничего».

— Отпусти их. Ничто не повторяется дважды. Никто не повторяется. Их больше нет. Они свободны от самих себя. Остались только имена, и о тех не вспомнят с радостью… Криста! — не сдержавшись в порыве своего озарения, чистокровный обняв девушку, прижал к себе, но сразу отпустил: — К кому ты обращалась с радостью? Чью радость ты разделяла? Вспомни! Кто-то близкий, кому ты смогла помочь не помогая. С кем ты была сама собой…

— Ученик…

Джедай отпустила руку, за которую неустанно держалась и подхватила ситха под локти:

— У меня был ученик! Хороший, милый парень. У него светлые-светлые волосы и лучистые зелёные глаза… Он был мне, как младший брат. Я помню наше прощание… Он не осуждал меня…

— Нет-нет-нет! Вспомни не расставание, а знакомство! Как ты к нему обратилась впервые?

Руки Кристы опустились сами собой…

Она сделала шаг назад и задумчиво мяла острый подбородок пальцами.

Переминалась с ноги на ногу, пока ситх, не мешая ей, никуда не отходил, но и не стоял на месте. Несколько шагов влево, несколько вправо, неслышимое дыхание и невидимая, но сильная вера в неё.

Затем, как само собой разумеющееся, Криста подскочила к нему и поцеловала в щёку, приятно задев носом длинный лицевой отросток.

— Я чувствую… Я знаю, где он! Мой ученик уже сам учитель… множества учеников! Йонес…

Она пропала. Исчезла. Растворилась в тумане, оставив после себя только запах волос, омытых настоем трав острова, канувшего в небытие.

Кехари мысленно попрощался с необычной госпожой и гостьей его жизни. Теперь настало время сказать это и самому себе: «Всё прошло».

Туман рассеялся, и яркое воспоминание заполнило видение:

Он скрылся среди деревьев и из тени смотрит, как чистокровная раскачивается на верёвочных качелях. Последний раз, когда он видит маму собственными глазами. Вспомнил о ней, нашёл её, но так и не подошёл ближе. Ненависть к себе и невыносимое чувство вины не дали права предстать пред совершенным ликом матери. Тогда Наррат сбежал и больше никогда не возвращался. Сейчас Кехари вышел из той тени и идёт прямо к ней.

Движение качели замедлилось. Остановилось. Золотистые глаза леди Хетит смотрели на молодого мужчину, падающего перед ней на колени… с радостью.

Она с трепетной нежностью возложила ладони на черноволосую голову, уткнувшуюся ей в ноги.

— Мальчик мой, как ты вырос…

Леди потянула его за плечи, желая, чтобы он поднялся, и встала вместе с ним.

— Прости меня. Я столько всего натворил!

В сознании пронеслась вся жизнь вместе с болью и ужасом, что явил собой Наррат. Вся Тьма этой памяти исчезала в Свете её любви.

Взяв за руку, женщина повела сына за собой.




Дромунд-Каас. Резиденция Дарта Ваурона


Осталось просмотреть доклад агента из Альянса, но в присутствии супруги, всенепременно желающей поговорить, это было невозможно. Вся концентрация и внимание мужа, если она хочет и когда она хочет, должны принадлежать ей.

Во-первых, отвлекал её наряд. Она редко надевала, что-то красное, считала, что сливается с цветом волос, но сегодня на ней был роскошный алый бархат. Талия, казалась ещё тоньше за счёт пышного, струящегося к полу подола и пышных, широких рукавов. Волосы уложены набок и эффектно подобраны заколкой, переливающейся на свету сотнями искр от алмазного гранения.

Во-вторых, Шесмет сначала присела на его широком подоконнике, поигрывая в руках с таким же алмазным браслетом, который она то снимала, то надевала снова, издавая почти что музыкальные звуки стрёкота камешков друг о друга, а после принялась расхаживать по комнате, выстукивая каблуками схожую мелодию.

Ваурон выключил деку и положил перед собой. Леди заговорила:

— Пока тебя не было, я приглашала в дом гостей. Хотела, чтобы у Латиф с Кехари было близкое общество и мне вздумалось помириться с одной из сестёр. Она пришла со своим внуком.

— Знаю. Прошло не очень.

Женщина перестала вертеться, получив долгожданную аудиенцию, и замерла у его стола. На красивом, благородном лице было катастрофическое разочарование.

— Ребёнок пошутил над Кехари. Наш котёнок посмеялся без капли обиды. Но…

— …Наша маленькая леди уловила оскорбительный нюанс. Что ж… помиришься с сестрой позже.

— Вряд ли, — она фыркнула и, вернув браслет на руку, с самым довольным прищуром хищных глаз, одарила его триумфальной улыбкой: — У маленькой леди — маленькие молнии, но очень колючие! Ты бы слышал, как завизжал тот негодник.

— Хочу разделить твою радость поближе, милая…

Ваурон откинулся в кресле и улыбнулся уголком губ. Поняв намёк, Шесмет без промедления присела к нему на колени и, погладив по отросткам на лице, зацеловала тёмные губы лорда.

— Ты моя красавица! Красивое платье… Красивые украшения…

Ситх касался всего, что было на ней. Цеплял когтями бархат, покрывающий бёдра, но не задирал подол слишком высоко. Касался губами открытой кожи под связками алмазов. Если он и отводил для неё время, то делал это с обожанием.

— Ах, да… — вспомнил он не самое главное для него, но для неё очень даже важное: — Украшения! Я нашёл дивную коробочку на своём столе, когда вернулся…

— Сколько можно, Ваурон? Почему он никак не остановится?! Это было остроумно лишь один раз!

Как только лорд перевёз семью на Дромунд-Каас, Шесмет стала получать «подарки». Очень дорогие. В шикарных шкатулках и ларцах, не менее ценных, чем то, что было внутри.

Первый раз, когда главный слуга подал ей посылку, женщина открыла её, совершенно не задумываясь… Ваурон был щедр на дары без повода, по настроению. Разумеется, она была уверена, что сюрприз от него. Но при одном лишь взгляде на прекраснейшее золотое ожерелье с чёрными камнями, ощутила фантомный приступ удушья. Внутреннее чутьё спасло от неминуемой гибели.

Украшение было заколдовано. Источало жажду беспощадного отмщения. Реакция Ваурона была краткой: «Искусно». Ситх посоветовал ей впредь все подобные дары от лорда Сакрифа приносить ему.

Супруг снимал проклятие и предлагал оставить в семейном хранилище, но она категорически не желала, не просто смотреть на них, а знать о них.

Все последующие подарки приходили откровенно от имени отца. Он больше не скрывал своё намерение отомстить дочери за отказ.

— Ты даже не посмотрела, что внутри?

— Конечно, нет!

Чистокровный воспользовавшись Силой, открыл один из ящиков стола, и шкатулка приплыла к ним по его воле. Чтобы жена не вскочила с ног, ситх подхватил её свободной рукой за талию.

— В этот раз он прислал медальон твоей матери. Чистый. На нём только слепок её Силы. Больше ничего. Кажется, он просит у тебя прощения.

— О…! Я и представить не могла! Да, чем он думал? А если бы я избавилась от коробки сразу же?!

Ваурон передал в руки жены украшение и по щекам Шесмет покатились слёзы. Она ощутила давно забытое чувство материнской близости. Родная Сила окутала волнующуюся дочь и та засияла от счастья этой невероятной встречи.

— Сакриф знает, что ты столь же принципиальна, как и он. Он сильно тобой дорожил.

— Мамочка! — леди прижала медальон к сердцу и, опомнившись, спросила с подозрением: — Что значит дорожил?

— Очевидно, что ситх вроде него затевает просить прощения только будучи на смертном одре.

— Я не стану… Я не поведусь на это! Я не войду к нему в дом, даже если…

Супруг подтянулся и высоко задрав подбородок, поцеловал:

— Я тебя не пущу в любом случае. Будь спокойна, — но стоило ей расслабиться, как она услышала дополнение: — Не пущу одну. Мы пойдём в гости вместе.

Возмущение Шесмет быстро превратилось в хитрую насмешку:

— Ну-ну… ты просто хочешь увидеться хоть с кем-то из чистокровных, кто старше тебя.

— Это приятно. На его фоне я всё ещё пребываю в заветном сорокалетии.

— Думаешь, он поседел до последнего волоска?

— Надеюсь, что он прибегал к услугам дроида-цирюльника хотя бы раз за все эти годы.

— Давно не появлялся в Зале собрания?

— После новости о нашем союзе — ни разу. По моему, лорд счёл себя опозоренным. А мог бы гордиться.

— Нечем гордиться, Ваурон… Я не оправдала его надежды. Я не подчинилась его воле. Он чувствует себя проигравшим.

— Сакриф игроком никогда не был. Мастер отзывался о нём, как о самодовольном гордеце, который мог бы достигнуть большего, но осел в своей крепости, погрузившись в семейные интриги. Он отвоевал твою матушку у другого более могущественного лорда и не удержался в чувствах к трофею.

— У них был счастливый союз.

— А каким бы ты назвала наш?

— Наш, милый… Всем на потеху.

— О нас будут слагать легенды…

— Уже слагают. Я успела услышать от сестры парочку таких.

— Мне казнить кого-нибудь?

— Нет. В одной говорилось, что меня давно нет в живых, но ты поддерживаешь иллюзию моего доброго здравия курьёзными изменениями статуса главы своего Дома, лишь бы тебе никто не принялся навязывать своих дочерей и внучек.

— В другой?

— В другой, что тебя больше нет.

— Кто, по их мнению, возглавляет моё министерство?

— Заколдованный… Ряженный под тебя. Вероятно так.

— И кому это выгодно?

— Не поверишь — всем.

— Смеются, но боятся. Как славно!

— Есть такие сплетни, которые тебя не веселят?

За собой она заметила, что произносить вариант с его возможной смертью ей было совсем не смешно, и он не мог не считать это моментально охватившее её чувство страха потери…

— Те, в которых молва злорадствует над горем вдовы.

— Ваурон… Прекрати!

Шесмет наклонилась и прижалась лбом к мужскому лбу. Чистокровный забрал из её руки медальон и застегнул цепочку на женской шее, нежно пройдясь ладонями от затылка до груди.

— Ты сильнее, чем думаешь.

Жена зажмурила глаза и ударила его ладонями по плечам. В том же душевном порыве, потёрлась кончиком носа о его нос, задевая золотой ромбический узор, крепленный на кожных вырезах под переносицей. Царапалась, но не замечала этого.

— Прекрати, я сказала!

— Не бойся. Если… Когда…

— Замолчи! Замолчи или я напомню тебе насколько колючи молнии матриарха!




Дхарстав


— Дхарстав?

— Да… И не ситхи, а дахары.

После застольного знакомства брата с сестрой и племянником, Кехари с Абароном отошли от дома к поросли на медном склоне. Время близилось к закату. Оранжевые краски полуденного неба розовели, а ветер менял своё направление с востока на запад.

Мужчины устроились прямо на каменистой земле. Одежда старшего отлично подошла по размеру молодому чистокровному. Самотканые брюки и такая же рубаха, но на пару тонов светлее. Изящно вышитый серебряными нитями пояс. Узор был необычным. С нечитаемыми символами, но кажущимися знакомым древним праязыком ситхов. С этого и началась их беседа.

— Здесь много таких, как мы?

— Здесь все такие, как мы. Но… нас называют «приходящими по воле огня». Сначала я думал, что всё дело в погребальном ритуале, через который проходит владеющей Силой. Но затем я понял, что они имеют в виду саму волю Силы. Меня называют «воином в утешении».

— Что это значит?

— Когда я нашёл Серкет… Когда я коснулся её и осознал, что жена больше никогда не откроет своих глаз и не посмотрит на меня… Я испытал неподвластную разуму боль в сердце. Она выжгла во мне всё, чем я был, и оставила только одно — желание последовать за ней. Я утратил слух и потерял зрение. Мои руки не двигались, а ноги застыли. Моё тело сидело над мёртвым телом вашей сестры и было таким же мёртвым.

— Друг… вы убили себя…

— …Зрение вернулось, и я снова стал слышать и чувствовать. Тогда я обнаружил себя в том же положении, но коррибанский песок сменился сухой землёй. Над нами было синее небо, а вокруг сверкающие, как звёзды, цветы. Лежащая на моих коленях, поднялась… И её глаза сияли жизнью. Это мгновение… Я хотел отдать за него всё. Умереть тысячи раз.

— Хватило и одного…

— Я согласен пробыть здесь вечность.

Кехари было радостно видеть перемены в своём первом наставнике. Оказывается его настоящий цвет глаз — оранжевый, ближе к карему. Он отрастил волосы до плеч, и ему это было к лицу. Воин учился ремёслам и промышлял охотой на диких вепрей, служащих основной мясной пищей. Абарон забыл о своём титуле, но с благоговением рассказывал о местной Традиции.

— Так это не планета? Иной мир?

— Планета. И когда я покажу вам звёздную карту, что подарил мне один из младших сынов одиннадцатого жреца, то вы будете смеяться.

Дхарстав и Коррибан… и ещё одной Силе известно что! Планета одна и та же, те же координаты, но разные измерения, абсолютно другие условия и физические данные.

Мир населённый чистокровными ситхами, называющими себя иначе и судя по летоисчислению, существующие трижды дольше. Без каких-либо достижений механизации, кораблестроения и роботизированного производства. Ни на что не похожий общественный уклад, состоящий из двенадцати жрецов, старших воинов, младших ремесленников и вольных людей. Одни знают свой народ издревле, другие — не рождённые здесь, но живущие по Высшей Воле — гости «преданные огню», которых встречают с радостью. С ними делятся кровом, едой и вещами. Их учат и им благоволят.

— Нас с Серкет представили самому древнему дахару. Говорят он старее тысячелетия. Но выглядит не больше, чем на сотню… Здесь очень мало женщин и они не рождаются. Потому мы с супругой здесь в особом внимании… Они верят, что этот мир войдёт в новую эпоху и земля станет живой, как в зелёных, полноводных мирах, тогда, когда жена родит от мужа трёх девочек. Одна из них затем родит семерых от другого пришлого воина. И из тех семерых, «первая станет женой жреца, сбросившего с головы венец». От их детей пойдёт род новых дахаров. И кровь древних омолодится. Небо станет светлым. Туман рассеется. Высшая Воля воцарится над всеми.

— Я уже заметил, что Сила здесь ощущается по-другому.

— Сила чувств. Они не делят её на Свет или Тьму. Просто Сила… Как круговорот жизни, ведущим чувством в которой названы любовь и её почтение. Есть одна естественная истина, выжигающая искажения, ведущие к смерти безвозвратной.

— Всегда хотел сказать это… Абарон, вы романтик.

— Всё чего я хочу… быть рядом с Серкет. Мы тоскуем по нашим детям, но стараемся не злоупотреблять тем, что на ту тоску нам отведено.

— Дело в птенце галееара? Когда птица повзрослеет, она останется здесь и не сможет пройти в другие миры.

— Как бы ни было печально, но совсем скоро мне придётся забыть о встречах с сыном.

— Почему вы назвали мальчика моим именем?

— Так захотела Серкет, когда я рассказал ей о вас. Это было её решение.


~~~Маленький Кехари смотрел на приближающегося взрослого и удивленно произнёс:

«- Деда?»

Он не верил своим глазам. Чистокровный был точно таким же, только черноволосым и молодым. На нём и одето было, что-то напоминающее домашние халаты дедушки.

«- Не деда, сын. Дядя.»

На лице подошедшего медленно растягивалась удивительная улыбка, полная то ли самоиронии, то ли безграничного счастья от невообразимой встречи. Перед ним были трое: его первый наставник и друг юности — лорд Абарон, мальчик очень сильно похожий на старшего, и леди божественной красоты с восторженными янтарными глазами.

«- Так вот какая ты… Моя младшая сестрёнка.»

Когда-то он неустанно искал ту девочку, чей образ однажды увидел в чувственном сознании отца… Нашел, когда позабыл о всех поисках.

«- Это он?» — потрогала она за рукав мужа и, получив согласное кивание, переспросила ещё раз: «- Это ты?»

«- Смотря кого ты имеешь в виду.»

«- Это он… И после смерти способен удивить так, как ни один из ситхов,» — в знакомой интонации проговорил лорд, но с совершенно незнакомым в его лице, выражением. Абарон успокоено вздохнул и улыбнулся гостю, оказавшемуся на пороге его дома: «- У нас будет долгое… старое, новое знакомство. Прошу к столу».~~~


— Я только сейчас начал понимать завещание отступника воссов.

— Теперь ваша очередь просвещать меня.

— Один мистик Восса, посвятил меня в Тайну. Открыл моей памяти многослоговую мантру, называемую Великой Мистерией или Стихом жизни и смерти. Его звали Мона-Рэ. Он напророчил меня, как Хранителя, который пронесёт текст Скрижали сквозь время и сможет передать. Так наследие воссов будет в сохранности, несмотря на все риски гибели их культуры.

— Не считаю себя достойным для передачи подобного сакрального знания, Кехари. Оставьте эту Тайну при себе.

— Впервые вижу, чтобы вы чего-то боялись… Разоблачить этот сон…

Абарон посмотрел на младшего строго, как когда-то смотрел во времена своего наставничества:

— Я попросил. Извольте соблюсти.

Ситх встал и Кехари поднялся следом. Он позволил себе обнять друга и чистокровный не воспротивился этому братскому объятию.

— Разоблачить этот сон невозможно.

— Вы тоже поверили в этот мир?

— Я убеждён в его истинности, как в том, что вы не менее удивительный ситх, чем ваш счастливый шурин.

— Вы останетесь с нами?

— Да. Я очень хочу побыть с семьёй… Пока не прогоните.

— Надеюсь, что это шутка, иначе приму на свой счёт.

— Здесь воины вызывают друг друга на поединки?

— Ещё как. Здесь бессчётное количество правил взаимного обращения друг к другу. Они нигде не записаны, но каждый усваивает их в процессе самопознания. Защита чести своей и рода, показатель достоинства всякого мужа.

— На мечах?

— Они здесь другие. И нам придётся повременить, пока не сможем их «выковать мыслью».

— Что-то… знакомое.

— Вы здесь ещё не пробыли до рассвета следующего дня, но я почему-то уверен, что окажетесь проворнее в местном колдовстве.

— Абарон… Я действительно не задержусь. Не злоупотреблю гостеприимством.

— Когда-то я прожил в вашем имении почти четверть века.

— Вы помните портрет моей матери?

— Да.

— Она привела меня к вам сюда сквозь сумрак. Взяла за руку, привела и исчезла.

— Жрец говорил об этом… У каждого свой проводник. У меня — ваша сестра. У нашего сына — галееар. У вас — ваша матушка. Я встретил здесь только одного знакомого ситха, которого помнил по Академии, его привела сюда убитая им же дочь. В сокрушительной ярости он лишил её жизни, но когда мощь Тёмной стороны отступила, верх одержало чувство вины, затем сожаление и тоска. Он просил прощения и был прощён. Он оказался здесь, а она привела и исчезла.

— Никто не хочет быть одинок.

— Никто с сердцем, познавшим…

— …Тайну. Здесь не умирают?

— Умирают. Тела предают погребальному костру. Но есть и другой вид смерти, после которой не возвращаются обратно. Дахары, достигшие высшего самосознания уходят… «Блаженные в благородстве». Нам с Серкет отдали дом одного из них. Он шёл сквозь пустошь, но не исчезал, а изменялся. Физическое тело становилось сотканным из света. Тот свет истончался до невидимого. После такой смерти в пустошах появляются цветы, похожие на звёзды.

— «Как вверху, так и внизу…» — в размышлении прошептал гость, вспоминая Скрижаль и, продолжил спрашивать: — Соединение с Силой?

— Нет. Здесь об этом не говорят. И не думают.

— Переход в другое измерение?

— Или другой вид бытия. Они становятся звёздами. Сознанием звёздных систем.

— …Богами.

— Своего рода…

— Не частые случаи, я прав?

— Но и не редкие, Кехари. Этого невозможно хотеть достигнуть или не хотеть. Кому-то это даётся по…

— Высшей Воле?

— …по естеству души.

— Я всё ещё ваш воспитанник!.. И не могу промолчать — вам идёт эта новая причёска.

Чистокровный засмеялся. В голос. Задержался ладонью на предплечье младшего и благосклонно кивнул головой.

— Я познакомлю вас с одним из жрецов. Это поможет вам с вашим обязательством. Какой бы разумеющийся не была истина в том стихе, ваша душа не будет свободна до конца, пока вы не исполните принятую на себя миссию.

Беседа не останавливалась за неспешной прогулкой по окрестностям. К ним присоединились маленький Кехари и его лучезарная мама. Серкет шла между мужчинами, взяв обоих под руки. Юного чистокровного дядя усадил к себе на плечи.

— А так дедушка делал?

Ребёнок отрицательно покачал головой, но поняв, что его ответ, взрослый не увидит, наклонился к уху и тихо сказал:

— Ты притворяешься.

— Кем?

— Собой. Молодым. Чтобы меня покатать и, чтобы тебя не узнали мама с папой.

Он всё ещё не мог поверить в то, что с ним играется не дедушка, а брат матери.

— Милый… Это правда не дедушка, — Серкет улыбнулась сыну, а затем вновь принялась с грустью рассматривать лицо идущего рядом.

Ребёнок выпрямился и осторожно подвинулся на шее взрослого, чтобы не задеть волосы и не причинять неудобств.

— Мне о тебе никогда не рассказывали. И у нас нет голоснимков с тобой. И нет портрета.

— Я неуловимый Кехари… На снимках не получаюсь, а художники не брались меня рисовать из-за… непоседливости.

— Я рисовал дедушку. Много раз. У меня когда-нибудь получится лучше, чем на портрете. Хочешь, я тебя нарисую?




Дромунд-Каас. Резиденция Дарта Ваурона


Ужин был поздним. Шесмет хотела провести время с мужем и совместить приятное с полезным. Порадовать супруга его любимыми горячими блюдами с лучшим коллекционным вином из старых запасов, заодно обсудить домашние заботы. Детям нужны были приглашённые учителя. Не то, чтобы она не справлялась…

Она не справлялась. Всё внимание забирала одарённая внучка и леди понимала, что внук обделён её контролем. А когда не обделён, тогда забалован… И вообще изоляция детей, пусть даже во благо их безопасности, ей всё сильнее виделась неправильной стратегией воспитания. Она уже не чувствовала себя той задорной «мамочкой», с которой интересно проводить время день ото дня по расписанию.

— Я сама выберу себе помощников.

— Конечно, милая, — сытый лорд, давно принял расслабленную позу на своём стуле и поигрывал пальцами по витой ножке хрустального бокала с багровым напитком.

— Скажи, что примешь мой выбор.

— За исключением каких-нибудь молоденьких лордов из приближённых семей. И слишком безвестных тоже не бери.

— Твоя ревность в этом вопросе абсолютно неуместна, Ваурон! — она напоказ, медленно и изящно допила своё вино и всё-таки не смогла сдержаться в удовольствии признания: — Но мне приятно.

— Леди это тоже касается. Приглашённые учителя должны быть беспристрастны, — развеял он её настроение уточнением: — Чтобы никто не искал нашего личного расположения. Выбирай из тех, кто скорее не хочет, чем хочет.

— И зачем мне занудные брюзги без мотивации?

— А зачем тебе преклоняющиеся лицемеры?

— Лорд Кет бы не помешал… Теперь жалею, что ты его отослал куда-то. Для Серкет он был лучшим другом и с Латиф бы они поладили.

— Потому и отослал.

— Почему?

— У него должна быть своя личная жизнь. Он не слуга… И я устал! — наконец сдался ситх и, допив свой бокал, потянулся к тарелке с кислыми закусками.

— От него? — супруга удивилась этому неожиданному заявлению и бессознательно примерила сказанное к себе из-за той странной интонации, с которой чистокровный закончил: — От меня?

— Дорогая…

Шесмет сидела по левую руку от него, и дотянуться до её ладони было нетрудно.

Ваурон поцеловал женские пальцы и принял прежнее положение:

— Устал чувствовать его тоску по нашей дочери. Ты же знаешь… это была не просто дружба. Пусть найдёт себе кого-нибудь… кого угодно, и я всё одобрю. И кстати… о Кехари! — меняя тему, ситх вернулся к основной: — Я запрошу для него лучшего чистокровного маляра. Ему нравится рисовать — пусть рисует с тем, кто разбирается в этом, как профессионал.

— Как профессионал? — она хотела увести из его тарелки парочку кислых сырных ломтиков, но вместо этого подлила себе ещё вина и расстроено сделала глоток. Она никак не хотела мириться с тем, что в её роду есть безнадёжно нечувствительный наследник.

— Мастер — маляр. Самый именитый чистокровный художник в Империи. Это благородное искусство. У Кехари талант к нему. Мы должны гордиться нашим внуком и радоваться за него так же, как за успехи Латиф…

С произнесением имени внучки, они оба не только почувствовали, но и услышали, как где-то наверху что-то взорвалось. Никакой тревоги и опасения за жизнь детей… Ощущение из эпицентра сотрясения было одно и считывалось взрослыми, как ярчайшее ликование после удачного выброса молниеносной энергии.

— Глупенькая! Я же наказывала ей не пытаться повторять это без меня! Извини, дорогой. Я надеялась, что моя крошка спит.

— Она никогда не засыпает так рано. Только притворяется, чтобы ты предоставила ей немного самостоятельного полёта…

— Этот «полёт» ей дорого обойдётся. Я посмотрю, что она натворила, — Шесмет встала над ним и, приподняв двумя ладонями мужское лицо, поцеловала в губы: — Шум мог потревожить мальчика. Сходишь к нему?



Ваурон снял с себя тугой домашний кафтан и, оставшись в просторной рубашке и брюках, забрался на постель к внуку.

Конечно, мальчик проснулся от разрушительных звуков, доносящихся из комнат, принадлежащих его сестре. Он потянулся к планшету и листам флимси, спрятанным от бабушки за изголовье постели. Всегда под рукой был тонкий угольный карандашик, но старший застал его не за рисованием… Ребёнок разглядывал собственные рисунки, чтобы поскорее удалось снова уснуть сладким сном.

— Можно посмотреть?

Внук охотно передал в руки дедушки планшет. Загадочно разглядывая взрослое лицо, заложил листы флимси за устройство и прилёг к большому мужскому плечу.

Первым изображением на деке был его самый первый рисунок. Дракон с чистокровным ликом. Его первая «проба пера», или желание нарисовать для дедушки необычный портрет.

Несколько последующих были копиями. Самый удачный вариант аккуратно раскрашен.

Дальше шли попытки нарисовать бабушку с Латиф. В окружении цветов, с цветами в руках и на фоне цветов. Розы более походили на пионы. А ирисы на лилии.

Много зарисовок людей и твилек. Одна сошла бы за полноценную картину: две синекожие твилеки с подносами сладостей на руках, в самых благопристойных платьях, покрытых белыми передниками. Приглядевшись, Ваурон узнал в одной свою рабыню, которая раньше подавала ему одежду, и ухаживала за его маленьким сыном. Он так и не принял решение о её освобождении, а ведь возраст женщины клонился к закату для служения господам Дома. Шесмет перевела её на кухню и купила ещё одну синекожую рабыню… На рисунке они выглядели, как мать и дочь. Почему-то чистокровная думала, что если в доме иметь парную по цвету прислугу, то они лучше справляются со своими обязанностями. Он видел в этом другой подтекст — сердобольная леди, познавшая одиночество, стремилась компенсировать его внешне, наблюдая на примерах парности рабынь, что у каждой женщины есть родственная подруга.

После этого удачного рисунка только пустые файлы.

Внук тихо засопел ему в бок. Рядом со своим старым «Па» всегда быстро успокаивался и засыпал. Не нужно было никаких сказок и уговоров. Родное тепло — самая верная колыбельная.

Ваурон хотел осторожно убрать вверенное ему художество, и уйти, но потянув край одного из подложенных листов флимси, зацепился взглядом за знакомые особенные женские черты чистокровного лица…

— Это мама. На олике. Они, как нерфы… Там — папа.

Внук приоткрыл сонные глаза и столь же сонно пролепетал своё пояснение свежему наброску.

Ваурон не мог не узнать Серкет. Кехари нарисовал маму верхом на крупном мохнатом быке.

На следующей картине его дочь стояла, держась за руку не менее узнаваемого ситха… Он бы узнал Абарона и с ещё более длинным хвостом волос. Представить его таким было сложно, но не невозможно.

Обыкновенные фантазии юного художника, которому бабушка показывала домашние голоснимки его погибших родителей. Ваурон брал внука с собой в галерею их семейного владения и показывал портреты. Но внутреннее чутьё великого адепта Силы ещё никогда не подводило... Разглядывая карандашные контуры, он испытывал всевозрастающее волнение ложной близости. Словно они были рядом, а он смотрел и не видел.

Кехари заворочался на предплечье дедушки и окончательно погружаясь в сон, перевернулся на другую сторону, напоследок едва различимо выдав то, о чём давно хотел рассказать, но никак не получалось, а беспамятство полусна освободило от тягот нерешительности:

— Дядя Кехари…

На последнем наброске был изображен чистокровный с образно намеченными чертами лица. Одетый в чёрный халат, он стоял на символической тропе в виде пары витиеватых волн.

Пронзительнее детских слов было узнавание в оборке изображенного одеяния, одно из узорчатых плетений личной мантии Тёмного советника. Ваурон давно не носил такие.

— Пшш!

Шесмет стояла под аркой, ведущей к дверям комнаты. Её недовольное «пшикание» вывело лорда из оцепенения.

Оторвавшись вниманием от рисунка, Ваурон встретился с недовольным взглядом янтарных глаз. Одной рукой леди подпирала свою изящную талию, второй манила супруга на выход.

Бережно освободившись из объятий спящего ребёнка, ситх поднялся. Он убрал листы флимси под планшет и спрятал искусство внука за одну из подушек.


— Ваурон! Тебе больше нельзя нежиться с мальчиком. Он слишком к этому привык. А повзрослеет, как будешь переучивать?

Показавшийся в коридоре был назван неразумным дедом, балующим ласками уже не малыша.

— Я сказала тебе сходить и посмотреть, как он, а не ложиться с ним спать.

Продолжила женщина, надеясь на перевоспитание мужа, который её не слышал.

— Шесмет… Ты рассказывала Кехари о том, что у него был дядя?

Часть IV. - http://proza.ru/2025/02/14/607


Рецензии