Да, это не Февронья. И не Пётра

     В этом произведении выводятся фантастические старцы, валаамские чудотворцы – Сергий и Герман. Валишевский Иван Грозный
     На этом месте исторического исследования шикарного польского деда я сразу осознал, вот моментально прорубился ясным таким и чотким осознанием всей глубины заблуждений воспитанного по немецкому образцу, мыслившего по - польски и писавшего на французском историка. Страшно далек он от народа, почти как Херцен, а я, происходя из самой глыби и обитая в толще, потому и вкуриваю наотмашь, призвав на помощь советского бастарда недографа Толстого, вообще не имевшего никаких прав на эту знатную фамилию, так как высрала его графиня из урожденных вовсе не Толстых от заграничного гувернера, то ли цыгана, то ли румына, короче, нету там и быть не может никаких минимальных корешков от родовитой знати, да и та, если честно, была вытащена из грязи в князи гением Великого Петра, подбиравшего на нашем вечном безрыбье опоек по канавам и европейским трактирам, ставя их, извлеченных, ягужинскими и баронами. Так вот, дабы не отвлекаться от присущей коалам неумолимой логики повествования, у Олешки фигурируют некие волшебные мужики, ползавшие под телегами и сводившие с и так невеликого ума руссиян смутными речами.
    - И будет тута Чертоград, - намекал фантастический старец Сергий, хватая фантастического старца Германа за кадык. - Хотя и переименуют его от немцев в отеческое первобытностью наименование, но Ленин кому же ?
    Происходящий явно из пруссов Герман, соответственно немецкой родословной чоткий и педантичный, ронял монокль из глаза и отшибал ерзкие руки Сергия стеком, врученным еще самим Старым Фрицем в Потсдаме под Бобруйском. В сорок втором, разумеется.
    - Не замай, падло, - рычал на верхнешвабском Герман, топча старца старческим сапогом. - Душу выну.
    Он, конечно, вынимал из Сергия душу и очень долго ее рассматривал, приспосабливая вооруженность глазу, мелкоскоп и тот же монокль, но не поняв, скажем прямо, ни хера в загадочной славянской душе, небрежно отбрасывал ее на х...й.
    - Ааааа, - орал Сергий, шатаясь, белея, - ухойдакали ! Пустили душу православную на покаяние.
    Обступившие брошенную Германом душу суровые пошехонцы трогали ее пальцами.
    - А комар - то, - говорил тогда Старшой пошехонцев, солидно поддерживая пузо руками, - у Пётры на носу сидел.
    - Врешь ! - отчаянно бросался на него заместитель Старшого, по всем понятиям средневековья отрицая феодальность в помыслах, но подпитываясь почвенностью, истинно возглашавшей насущность обретения всяким Старшим второго из набольших, просто по здравому смыслу, а вот упьется, например, Старшой или в блуд впадет, кому тогда руководствовать пошехонцами - то ? Иначе разбегутся народы в манду, ищи их потом, свищи, собирай разъединенность в совокупность единомыслия - зае...ся пыль глотать, как говорится, потому и бывал у любого Старшого его заместитель.
     - Вру, - легко шел на попятный опытнейший Старшой, и назначенный начальством Старшим именно по опытности. - Комар или Москит орудовал в бригаде Яна Лапонтрека по прозвищу Доберманн. Психованный такой, модный и кокаинщик.
    - И никогда не имел дела с педиками, - поддерживали Старшого пошехонцы, уже начиная подпинывать душу лаптями. - Хотя трансвестит Соня пошикарнее будет природных товарищей женщин.
    Герман, охая и крестясь, разгонял куток пошехонцев посохом, подбирал душу и вручал ее Сергию.
    - Носи, - приговаривал Герман, добродушно хлопая старца по плечу, - не стаптывай. Погорячился я, уж лучше с тобой орудовать будем, чем вот с такими - то вот.
    Сергий, всовывая в себя душу, дребезгливо смеялся, в очередной раз превозвышаясь над незадачливым немцем, воочию узревшим первобытность пошехонцев, конечно, все познается в сравнении, даже старцами вот, а глянешь на народность - не только в немцы, в евреи сбежишь на х...й.