Поезд во времени. Часть 1. Глава 6

                6

                В стране коатов, оцелотов и революций

     После американо-мексиканской войны 1847 года, начавшейся после борьбы Техаса за независимость, сначала как отдельного государства, а потом как части Соединенных Штатов и закончившейся падением Мехико и унизительным договором Гуадалупе-Идальго, мексиканское правительство практически не контролировало некогда обширную территорию Мексиканских штатов. Да что там было контролировать, ведь она потеряла половину своих довоенных земель, и дорогие сердцу каждого мексиканца Верхняя Калифорния и Новая Мексика отошла к коварному северному соседу. Большой проблемой для мексиканских властей стало отсутствие порядка и бандитизм в сельской местности. До создания в стране руралес — сельской конной полиции, еще оставалось много времени, и даже в столице страны было неспокойно. Поддерживать спокойствие и безопасность в Мехико, где горожане были единственными, кто с оружием в руках защищали родной город от американских оккупационных войск, было совсем непростым делом.

  Поэтому, когда министру Анхелю Моралесу доложили о появлении в Мехико подозрительной группы иностранцев, которые пытались расплачиваться за товары и услуги какими-то американскими долларами, он сильно насторожился. Неужели эти грингос никак не успокоятся и вслед за военной интервенцией решили осуществить финансовую. Столько лет мексиканский доллар — он же серебряный песо был мировой валютой в торговых расчетах, и вот в столице высадился десант совсем еще зеленых долларов. Хотя американский доллар был объявлен национальной валютой Америки еще в конце 18 века, на него до сих пор смотрели, как на мусорную бумажку. Толи дело родной песо, пусть его и называют испанским долларом.  Отчеканенный из нашего "индейского" (знай наших — ацтеков!) серебра, добытого на самых богатых в мире серебряных рудниках обоих Америк, он был самым надежным денежным средством в мировой торговле всех колониальных держав и заполонил даже всю Европу. Да что там какая-то Европа, даже в денежной системе далекого Китая придерживался серебряный стандарт и все денежные расчеты велись серебряными деньгами и слитками. Уж если мудрые китайцы признали наши "орлиные "доллары, то получается, что песо покорил весь мир.

  Глядя на принесенный его людьми американский доллар от этих иностранцев, министр Анхель Моралес с умилением вспомнил знаменитую историю основания Мехико – когда для постройки нового города ацтекский правитель выбрал место, где увидел орла, поймавшего змею и сидящего на кактусе. Да, какие великие были наши предки - ацтеки! С отвращением он рассматривал изображение Салмона Портленда Чейза, какого-то государственного деятеля времён гражданской войны в США. "In God We Trust" — как же, верите вы в Бога, чертовы протестанты. Это мы - мексиканцы - истинные католики, а у вас все фальшивое - и любовь, и надежда, и вера. Тут министр Моралес обратил внимание на дату выпуска банкноты — 1862 год. Надо же - даже доллар фальшивый. Он вызвал к себе своего заместителя:
- Вы что, не видите, что эти иностранцы рассчитываются здесь фальшивыми долларами?
- Почему вы так думаете, синьор министр, - обиделся вошедший заместитель, — наши люди тщательно проверили, все настоящее и материал, и надписи, и печать. Да, год выпуска какой-то странный, но может в Америке теперь указывается дата, до которой купюра действительна. Кроме того, эти иностранцы рассчитывались еще французскими франками, немецкими марками, а больше всего монетами — итальянскими лирами. Ах, да, еще российскими империалами и червонцами. И там тоже стоят странные даты выпуска.
- Кто эти иностранцы? -  уже более миролюбиво поинтересовался министр.
- В основном итальянцы, но есть среди них и французы, и немцы, и русские.
- Что им здесь надо?
- Говорят, что они прибыли сюда на поезде.
- На чем!?

   На секунду, побагровевшего от гнева, министра Моралеса, страшно было смотреть: сначала — фальшивые доллары, а потом еще какой-то поезд.  В Мексике нет никаких железных дорог, все это - проделки дьявола, нашего коварного северного соседа.

- Всех этих иностранцев немедленно арестовать вплоть до особого распоряжения, - распорядился министр Моралес.

  Еще больше, чем бравый мексиканский министр, были напуганы бедные пассажиры поезда "Санетти".  Когда они добрались до центра мексиканской столицы, то разбрелись, кто куда. Надо было сначала подкрепиться, ведь со времени последнего обеда в ресторане перед тоннелем, они толком еще и не ели. Весь этот подножный корм вместе со случайно купленными печеньями и конфетами, которым они питались с тех пор, давно закончился, и им всем хотелось вкусно поесть. Люди они все были небедные и не ожидали здесь никаких сложностей. Да и остановиться где-то надо было, пока они будут разбираться, что с ними случилось в поезде. Пусть Мексика (о, Дева Мария!), пусть Мехико (Спаси нас грешных!), но ведь надо думать, как можно вернуться домой. Должно же здесь быть наше итальянское посольство? Пусть помогают своим соотечественникам.

  Но с самого начала здесь в Мехико все пошло не так.  У графа Орлова с Отто Шварцем и примкнувшего к ним Рона Грилиша все как раз обстояло совсем неплохо. В приличного вида ресторанчике они заказали себе все, чего душа пожелала, хорошо понимая, что такой сытный обед может повториться еще не скоро. Немного погодя, к радости хозяина, на их столе стали появились традиционные блюда мексиканской кухни - всякие там кукурузные тортильи, с бог знает, какими начинками: мясом, курицей, сырой. Они быстро выучили диковинные названия местной кухни — все эти фахита, бурито и даже позоле — густого супа из кукурузы и мяса с экзотическими добавками. Англичанин даже не отказался от лаймового супа, хотя, когда понял, из чего он приготовлен, то слегка пожалел, оставив его недоеденный. Ну и что,  что кухня оказался слишком острой, да, пожалуй, многовато острого перца чили и сальсы, зато вкусно и питательно, а под, сразу так понравившуюся всем текилу, так вообще не чувствуется. Да и расплачивались они щедро своими золотыми и серебряными монетами, даже бумажные фунты Грилиша хозяин принял с большим удовольствием — все-таки какая-никакая, а мировая валюта.

  А вот у Анри Реваля, правда, в другом  ресторанчике попроще, случился конфуз. Когда он показал свои бумажные франки, которыми был туго набит его саквояж, то хозяин заведения отрицательно замотал головой, мол, деньга давай, а не какие-то бумажки.  По его словам, они даже во Франции еще повсюду не принимаются в качестве платежного средства. Все-то знал местный ресторатор, да еще какую-то газетенку показал с курсами мировых валют, а там курса франка плавал прямо, как и французский флот. Правда, Анри Реваль обратил внимание на дату газетенки - 1848 год, мол, ваша газета -  совсем старая. Нет, заупрямился тот, мол, всего лишь субботний выпуск. Француз так ничего и не понял, нет, конечно, понял, что лучше свой саквояж лишний раз не открывать, тут вам не Швейцария.  Пришлось гулять на весь золотой наполеондор, случайно оказавшийся в его кармане. Но такос и нанос Ревалю тоже очень понравились, тем более под текилу.

   А вот проголодавшимся Джине и Луиджи так празднично пообедать не удалось. Особенно Джине, которая с гневом отвергла разные острые блюда.  Ее даже не тронули рассказы об индейских "трех сестрах" — кукурузе, тыкве, и бобах, древнейших индейских продуктах. Джина скромно пообедала кукурузной кашей — единственным в ресторанчике блюдом для беременных и только, глядя на своего, расслабившегося после пульке, мужа, да еще из-за уважения к хозяину, все же заказала себе чампуррадо — горячего мексиканского напитка атоле с вкусным топлёным шоколадом, да еще и на молоке.  Все-таки у них - праздник, они вырвались на свободу из этого проклятого поезда, а значит - жизнь налаживается. О том, что они оказались в далекой Мексике, даже не хотелось и думать, чтобы не навредить будущему ребенку.

  Неизвестно почему, но бывшие пассажиры поезда "Санетти" расположились в небольших приличного вида гостиницах на улице Лос-Паламос совсем недалеко друг от друга. Там было удобнее общаться между собой, все-таки надо было думать, что им делать дальше. Их пугала не столько сама Мексика и то, как они сюда попали, а больше какая-то непонятная чертовщина со временем – здесь сейчас какой-то 1848 год. Такого просто не может быть, очевидно, все кругом ошибаются. Наверное, здесь живут по своему мексиканскому времени, потому и год такой странный. Ведь китайцы живут по своему календарю миньго, когда номер ихнего года получается из номера года по григорианскому календарю путём вычитания числа 1911. Как раз они выехали из Рима 14 июня 1911. Странно все это, прямо какое-то чучхе получается.

  Правда в этих гостиницах на Лос-Паламос особо не отдохнешь, вода еще есть, правда, холодная, а вот другие удобства только во дворе. Видимо, цивилизация сюда еще не добралась, все-таки их разделяют огромные океаны. И еще эти годы - больше шести десятков лет. Нет, все-таки это какая-то ошибка. Вот утром они проснутся, и все вернется на круги своя: и место, и время. Просто дьявол над ними немного пошутил, на несколько тысяч километров и на несколько десятков лет. Но наступит завтра, и в их номер постучатся и скажут, что все в порядке, синьоры, вас ждет ваш поезд назад в родной Рим.

   Вечером в номер, который занимал граф Орлов, кто-то осторожно постучал. Граф, которому, честное слово, никого не хотелось видеть, даже загадочного немца Шварца и английского то ли джентльмена, то ли доктора Грилиша, с которыми ему пришлось тесно общаться в последнее время, недовольно поднялся с кровати. Хотелось просто немного расслабиться на новом месте, а не в этом странном поезде, а потом собраться с мыслями, но кому-то тоже не спалось, на ночь глядя.

  На пороге стоял один из пассажиров поезда, кажется, при знакомстве он так себя назвал - профессор Фермини - невзрачный, неопределенного возраста, седовласый итальянец. Тогда Орлов обратил внимание только на его научное звание, а областью его деятельности он даже и не поинтересовался. И вот профессор пожаловал к нему лично, наверное, будет интересоваться поездом.

- Проходите, профессор, - пригласил Орлов своего вечернего гостя.

  Фермини немного виновато, постоянно повторяя слова извинения "scusa, scusa", прошел в комнату и сел на предложенный графом стул.

- Что вы про все это думаете, граф? — наконец задал так мучивший его вопрос профессор.

   Орлов в ответ только пожал плечами, он как раз собирался в спокойной обстановке попытаться разобраться в случившем, но итальянец как раз в этом ему помешал. Хотя слово "разобраться" имело в их сегодняшних реалиях слишком пафосный смысл.

- Тогда позвольте, граф, высказаться мне? – видно, желание кому-то поведать о наболевшем, и привело профессора сюда.

  Орлов кивнул головой, может тот как раз сможет ему все объяснить, а внимательных слушателей у того до сих пор не было.


- Только не сочтите меня сумасшедшим, граф, я все же - профессор физики и кое-что в этом понимаю.
- В маршруте нашего поезда? — c усмешкой спросил Орлов.
- Прошу вас, пожалуйста, только выслушайте меня. Дело в том, что долгие годы мы, физики, находились в поисках таинственного эфира — среды, по которой распространяются световые волны.
- Пожалуй, все же этот Фермини, как и все ученые, немного чокнутый, - подумал про себя Орлов.

- Так вот, все эти железные дороги и есть тот самый эфир, по которому двигаются не только поезда, но и время. Наша материальная Вселенная, как известно, имеет три пространственных измерения: вверх-вниз, направо-налево и вперед-назад. К нему добавляется еще одно измерение – временное.

- Так и есть, - дотронувшись до добротного английского материала своего костюма, тоскливо подумал граф.

- Это - не мой вывод, а одного немецкого ученого, некого Эйнштейна, который доказал, что земная гравитация - это проявление кривизны пространства и времени. В своих статьях этот немец утверждает, что различные точки пространства-времени могут соединяться между собой короткими тоннелями. Вот как раз в такой тоннель мы с вами и попали.
- С тоннелем, как раз понятно, профессор, — старался уйти от слишком научных теорий, в которых Орлов ровным счетом ничего не понимал, - но мы с вами каким-то образом оказались в Мексике, да еще и середины прошлого века.
- Представьте себе, граф, обычный лист бумаги, на двух отдаленных концах которого мы нарисовали по точке, — с запалом продолжал профессор, - если сложить два противоположных конца бумаги друг с другом так, что точки соприкоснутся, как раз, образуя наш тоннель. Вокруг одной точки время может идти быстрее, чем возле другой, и в принципе такая конструкция позволяет путешествовать не только в пространстве, но и во времени.

- Надо было сразу послать его к Шварцу или куда подальше, - c тоской подумал Орлов, глядя над разгоряченного своей теорией профессора Фермини, - вы хотите сказать, что там, в подземном тоннеле произошло искривление нашего грешного мира, и мы просто перескочили в другое пространство.
- Да, в параллельную вселенную, — с горящими глазами произнес итальянец.
- Откуда вдруг она взялась, черт побери?
- Она существовала всегда, граф, просто мы с ней прежде никогда не сталкивались.
- И что такого вдруг произошло, профессор?
- Точно не знаю, граф, но, возможно, например, из-за Мессинского землетрясения 1906 года и возник вход в этот параллельный мир.

  С трудом выпроводив из своего номера профессора физики, Орлов с усмешкой подумал о параллельном мире. Конечно, Невский проспект в Санкт-Петербурге и заимка в глухом сибирском селе существуют в разных мирах, и время там течет по-разному, в этом итальянский профессор, конечно, прав, но у графа перед глазами стояли колеса поезда "Санетти", прямо на каменистой мексиканской земле. Там, похоже, не только время течет не так, но и сознание, а раз так, то и делать тут нечего. Надо каким-то образом отсюда выбираться, не графское это дело, в конце концов, по подземным тоннелям шляться. 

scusa (ит.) - извините