Серебряная ночь

 Из цикла « В сельской больнице»
 Во второй половине тысяча девятьсот шестидесятых  годов брат мой Андрюша, уже Андрей Николаевич, окончив мединститут, по распределению работал в Липецкой области главным врачом Вороновской участковой больницы. Располагалась она «среди долины ровныя» в бывшей помещичьей усадьбе, якобы принадлежавшей до революции наркому здравоохранения Семашко. Въезд украшали две башенки. Пониже, чем в Ясной поляне, но всё же. Вокруг больницы – старый парк. Липовые аллеи буквой Ж.  Одичавший фруктовый сад.   Сама больничка маленькая. В барском доме стационар на 25 коек. В одном флигеле амбулатория и аптека. В другом флигеле жильё для сотрудников.
 Кроме лечебной работы, велось подсобное хозяйство. И огород был, и поле овса для корма лошадям.  Три  лошади стояли в конюшне. Имелись другие надворные постройки, где содержались, корова, поросята и грузовая машина.  Воду брали из колодца. Электричество  давал  свой движок. Телефон всё же провели. Невдалеке деревенька, когда-то, видимо большая, теперь сократившаяся до одного порядка домов. В центре церквушка красного кирпича, без креста, закопченная, т.к. там располагалась  кузница. Почти всё  население деревни  обслуживало либо саму больницу, либо её подсобное хозяйство.
 Поскольку я  училась в мединституте, то на  сестринскую практику, естественно, поехала к брату.  Далее я  буду называть брата врачом или доктором.   О больнице этой я ранее написала несколько очерков. Вспомнился и ещё один случай. Ниже объясню почему.
Ранним июльским утром на больничной лошадке, запряжённой кучером в пролётку, отправились мы по участку с профилактической целью. Прежде всего – составить «Отчёт по юношам для военкомата». И вообще осмотреть «свои владения», как выразился доктор. Взял он с собой акушерку и меня. Сам поместился на козлах, привычно правил каурой нашей лошадкой. Назвать конём – язык не повернётся, ибо это был шустрый меринок. Пылила мягкая степная дорога. Воздух  напоённый запахом свежескошенного сена омывал лёгкие.  Посетив несколько деревень мы приехали в захолустную  Катериновку. Ныне колхоз «Светлый путь». Располагалась она вдоль глубокого оврага, который здешние жители именовали яром.  Десятка полтора домов-пятистенков, сложенных из местного камня – желтоватого, ноздреватого известняка. Крыши соломенные низко надвинутые до маленьких окошек. Ни заборов, ни  надворных туалетов. «Ходи до ветру». Утлые «котухи», как здесь говорят - для личной скотины. Немного в стороне колхозный скотный двор – коровники, свинарники. Выделялось правление: дом раскулаченного во времена оны местного богатея.  Это был дом-крестовик под железной крышей. К нему шли провода. Не электрические, нет. Телефонные.  Электричества в деревне  отсутствовало.
Расположились мы в правлении. Весть о приезде врача разнеслась молниеносно. Потянулись на приём пациенты, более всего  старики, старухи, женщины с детьми. Юношей было  очень мало и все какие-то малорослые. Работали мы не покладая рук. Писанины оказалось много.  Акушерка услышала разговор  двух женщин о третьей. Почему-то она не пришла, хоть и на сносях! «Да можа не подслушИли?» - «Да я звала!»  Акушерка уточнила и на обратном пути мы заехали  в избу. Глушь и примитивный быт поразили. Уже тройка - Птица-тройка Советских Спутников  летала в космическом пространстве. А здесь время замерло. Будто в дореволюционную эпоху мы попали. Даже пол  земляной. В тусклом свете роились мухи. Женщина с очень внушительным животом рогачом ставила в печь чугун. На вопрос - почему не пришла: «Да когда ж мене! Да мужука обиходить,  да энтих трое, да курям покинуть, да прасёныку сварить!»  Троих детей я увела во двор, пыталась найти контакт – тщетно. Они дичились. Спросила старших про школу: «Возять» - прошептал один. Я вернулась в избу. Поняла, что осмотр крайне встревожил медиков. Твёрдо сказали они, что оставаться дома ей нельзя. И даже в участковой больнице делать нечего. Тут нужен опытный врач-акушер: «Собирайтесь в Задонск!» - «Ох и ох! Да когда ж мене?» Уговаривали в два голоса, объясняли серьёзность положения. Врач предложил сам отвезти немедленно. Поскольку четвёртого места в пролётке не было, спросил  - не пройдусь ли я пешком. Я с радостью согласилась. Что для меня 6 км степной дороги! Женщина уже готова была согласиться. Но тут  явился муж, которому, как здесь говорят: «подслушИли», имея в виду: «сообщили». Выслушав врача муж сказал, что сейчас ну никак невозможно. Ему ещё раз доходчиво объяснили опасность ситуации. Сказал глубокомысленно: «Как же, мы понимаем. Опять же детская мать, и хозяйство! Сам погодя отвезу!» Врач с неохотой написал направление. Ещё раз всё объяснил, услышал в ответ: «Да мы понимаем! Отвезём! Как можно не отвезть!» Уехали мы с тревогой.
 Примерно через неделю нас  всех разбудил стук. Дежурная медсестра объяснила, что какая-то женщина звонила из правления колхоза «Светлый путь», кричала, что умирает роженица. Фамилию медсестра не разобрала – слышимость была плохая.  Уж полночь близилась. А кучера-то нет. Он вместе с  больничным шофёром залился на деревню к девкам и уже, конечно, оба залились самогоном.
Запрягать доктор ещё не научился. Открыл гараж, где отдыхал грузовик Газ АА, именуемый в просторечье «полуторка», потому, что мог перевозить именно полторы тонны груза. Полуторка была лет на 25 старше  доктора и обладала характером вздорным и упрямым. Попытка завести стартёром не удалась. Доктор посадил меня на шофёрское место. Сам с остервенением стал крутить заводную  ручку, покрикивая периодически: «Подсос!» Под нашим двойным напором, мотор чихнул и заработал. Я запрыгнула в кузов. В кабине поместилась акушерка с необходимым набором.  Огромный купол неба сиял мириадами звёзд. Где-то там неслись три рукотворные звёздочки. А наша машина спешила по дороге, через которую стремительно в свете фар перебегали какие-то мелкие зверьки.
 Во всей Катериновке светилось красным пятном лишь одно окно. Там нас и ждали. Это была та самая женщина, которую доктор направил в ЦРБ. Как он выругал себя, что за текучкой забыл проверить. Теперь везти её было уже невозможно.
Эта ночь, весь этот кошмар, освещённый коптящей керосиновой лампой памятен мне на всю жизнь. В избе полумрак, духота, надрывные крики. Теснота. Спасибо детей с отцом куда-то увели. Но несколько женщин толклись вокруг и совались без толку, создавая бессмысленную суету. Горбатая старуха, стоя на коленях в красном углу, где красная капелька лампадки не могла осветить тёмные лики  Святых, крестилась, восклицая периодически: «Бабы! Молитесь!»  Потом всё подсовывала, порывалась положить роженице на живот  старую икону, объясняя, что это Параскева-Пятница, Родоразрешительница. Доктор попросил её уйти. Она его упрекнула: «Я-то уйду! А ты-то, небось, у себя там церкву не догадался  отворить?»- «Какую ещё церкву? Где мастерская, что ли?» - «Всё одно, намоленное место!» Но врачу стало не до дискуссий. Попросив лишних удалиться он  поспешил на помощь роженице. В  антисанитарных условиях, с очень ограниченными возможностями и с недостаточным опытом, он делал всё, что мог. Делал с помощью акушерки, тоже ещё совсем молодой и малоопытной. Не буду вдаваться в медицинские детали. Как ни удивительно, но удалось сохранить и двух близнецов, и жизнь матери. Бог ли свершил это чудо, матерь ли природа. Но жизнь женщины ещё висела на волоске. Приходилось рисковать – срочно везти её в районную больницу. Уже начинался рассвет и пала роса.  Настелили в кузов, сена. Положили роженицу. Там же сидели и мы с акушеркой, прижимая к себе хнычущих новорождённых, завёрнутых, как здесь говорят, «в руни», т.е. в старые тряпицы. Почему-то у женщины этой ничего не было готово.
В приёмный покой мы ворвались, как с поля боя. Шла как раз пересменка и нам совсем не обрадовались. Врач  заполнил необходимые документы. Потом ему пришлось ещё писать пространную объяснительную записку, и получить нагоняй от начальства, и выговор за слабую, недостаточную профилактическую работу на участке. Но то было позже. А в то утро, сняв с себя груз ответственности, врач устало и долго сидел в кабине. Для него  прошедшая ночь была, как говорят врачи: «Серебряная ночь». Ночь, после которой в ещё днём тёмных волосах появляются серебряные нити седины. Похоже, у доктора совсем не осталось сил. Полуторка, войдя в положение, завелась стартёром с полуоборота.
Остаётся добавить, что в Катериновке всем долго  было не до мужа. Он появился,  на рассвете, когда жену уже положили в кузов. Прибавлению семейства  явно был не рад. Акушерка буквально накинулась на него. Но он не удостоил её вниманием: что, мол, с бабой разговаривать. Гневную речь доктора слушал, глядя куда-то в сторону. «Почему не отвезли?!» - «Стало быть, не отвезли». - «Но я же предупреждал, что надо отвезти! Вы же знали!» - «Знали». – «И не отвезли?» - «Стало быть, не отвёз!» - «Но  вы же знали, что надо отвезти!» - «Знали!» - «Так почему не отвезли?!» - «Стало быть, не отвёз». – «Да почему?!» После длинной паузы: «Так ить почему? Опросталась же и тута!» Эта последняя реплика переполнила чашу терпения доктора.  Впервые я услышала как мой глубоко интеллигентный и утончённый брат, которого девушки между собой звали « князь Андрей», мгновенно вырастил такой ветвистый и заковыристый баобаб ненормативной лексики, что мужик  заморгал и молча, поспешно покинул избу.
 Я не люблю  вспоминать этот случай. Но вот вспомнила его через 60 лет. Устав от клипового языка современных книг, перечитала который-то раз «Мёртвые души» Гоголя. Наслаждалась неспешным повествованием, описаниями природы, и не только человеческих характеров, но и характеров домашних животных. И, конечно,  восхищалась монологами и диалогами.  Особо привлёк внимание следующий эпизод. Чичикову после его не совсем законных дел необходимо срочно уехать  из города, где прожил он  три недели. Оказывается, что ехать нельзя. Кучер Селифан сообщает, что и  бричка сломана, и лошади расковались, и вообще надо бы чубарого коня продать. Опуская поток цветистой брани  Чичикова, привожу  смысл: « Живём здесь три недели, ведь ты  знал это!» - «Знал!» - отвечал Селифан, потупивши голову. «Ну так зачем же не сказал, а?» На этот вопрос Селифан ничего не отвечал, но, потупивши голову, казалось, говорил сам себе: «Вишь ты, как оно мудрено случилось: и знал, ведь, да не сказал». Вам это ничего не напоминает? А ведь наша «серебряная ночь» происходила не в эпоху крепостничества. Уже работала под Воронежем АЭС, уже бороздили не только Ту и Аны  небо, но Спутники – космос. Уже вернулись на землю и благополучно ощенились Белка и Стрелка. И тем не менее…
Зато мы делаем ракеты,
Перекрываем Енисей.
И даже в области балета
Мы впереди планеты всей.
А логика определённой части населения не меняется. Как было испокон веков.