Духовный мир повторяющегося Клопунпая

Духовный мир повторяющегося Клопунпая

Рассказ о путешествии в нематериальный Клопунпай


Круговорот уныния в двухмирной природе Клопунпая на последних стадиях циклического движения. Здесь из-за того, что не достиг земных успехов. Там, потому что нет успехов небесных. Это замкнутый цикл.

Глава 1. Переход

Совсем недавно он был в материальном мире. Казалось, что он просто вышел за дверь, и она еще не полностью захлопнулась. Он еще видел свет того мира, такой неяркий и приглушенный, который не скоро, но позовет его в царство неосознанности и забытья.

Он помнил, что с ним происходило на Земле, но все выглядело достаточно пустым и неинтересным. Некоторые моменты, конечно, запомнились больше, чем другие, но общая масса выглядела так же неинтересно, как его жалкие попытки понять себя и перестать думать вообще, что занимало крайне мало времени. Он видел свое собственное нежелание понять, узнать хоть что-то, замаскированное ненужной страстью к материальному миру и его проявлениям. Он помнил, что тогда ему казалось, что если он остановится в своей страсти к миру, то окончательно попадет в депрессию или умрет, поэтому ему приходилось постоянно гнаться за всякой ерундой, о чем сейчас он и испытывал сожаление. Но машины времени у него не было, поэтому вернуться назад можно было только с самого начала, и то точно не сразу, а когда-то потом.

Он помнил, что скоро на смену тоске о материальном, отрывочным воспоминаниям о страданиях и тяжести, придет тоска по духовному, которое так и не заработал своими никчемными усилиями.

— Конечно, ты же, попав в духовный мир, потерял свое материальное тело. Духовный, конечно, по отношению к Клопунпаю и к верованиям тех, кто мечтал о нем или хотел в него попасть.

— То есть ты хочешь сказать, что в бинауральной структуре мирка Клопунпая опять не предусмотрен выход в другое измерение, и черти снова нас дразнят то космосом, то раем.

— Конечно, это даже смешно, что некоторые решили отделаться так легко и поверить снова чертякам-зомбоящерам и здесь тоже.

Он весело посмеялся над такими уже привычными мыслями, как будто дело было на Земле, а не уже в другом ее измерении. Даже смерть ничего не могла толком изменить. Просто теперь приходилось думать о другом, да и только, и жалеть тоже. Раньше было материальное, теперь не хватало духовного. Плюс, конечно, ему еще и надо было искупить свои старые грешки и понять, что же именно там внизу происходило.

Глава 2. Вечная суета на Клопунпае

На Клопунпае вечно творилось что-то странное. История, время, события — все было перемешано для живущих там так, что никто не мог толком разобраться. Небольшим миром до сих пор правил никто иной, как старый и хитрый рептилоид. У клопунпайцев было не в порядке не только с умом и его фантазиями, но весь окружающий мир был пропитан плодами чужой и хитроумной выдумки.

Правил адом отец лжи. Может быть, Клопунпай и был адом? Поэтому он и не удивлялся своему, уже отходящему интересу к материальному. Казалось, что этот интерес был нормальным там, на поверхности, а здесь угасал, уступая место другому интересу, который, впрочем, стоило еще начинать зарабатывать гораздо раньше. Но тогда это было совсем непонятно и стало понятно только сейчас.

— Ну, это же не в первый раз, скоро ты уже вспомнишь это, — послышался привычный голос.

— И, может быть, не в последний, — грустно сказал он самому себе. Эх, почему же он был таким легкомысленным и беспечным и не заботился о том, о чем нужно было действительно заботиться и чего нужно было точно хотеть? Ответа у него на этот вопрос точно не было.

— Да, но ведь и не могло быть простого ответа на этот вопрос. Ответ этот должен был возникнуть в глубине тебя, родиться от отчаяния, от пустоты и стать той же пустотой, потому что все слова ровным счетом ничего не значат.

Он оглянулся по сторонам. Первый шок уже немного прошел, и глаза начали открываться. Наверное, он находился где-то на обочине дороги, идущей посередине цветущего поля подсолнухов. У него было ощущение, что он только что проснулся после тяжелого сна, в котором, конечно, ему снилась его ничтожная жизнь и суетливые делишки.

— Да, иллюзия всегда кажется не тем, чем она является. Может быть, тебе честно и казалось, что ты живешь эту жизнь, но скорее ты проспал ее, чем прожил. Тебе казалось то, потом другое, вечно что-то казалось, и ты плодил тысячи идей и мыслей за день, чтобы не запутаться в этой сложной арифметике и не дать себе сойти с ума. И, конечно же, ты не сошел с ума по той причине, что не хотел с него сойти. А неплохо было бы отказаться от отца лжи и попробовать что-то такое, что и не снилось даже ему.

Он вспомнил редкие моменты погружения в тишину, некоторые очень болезненные, реже — светлые и спокойные, когда его старому другу уму ничего не было нужно от него. А дальше был снова бесконечный сон, который уже ничем не прерывался. Иногда несколько дней, иногда неделя, а иногда и пару лет. Так работала иллюзия.

В конце дороги виднелась небольшая гора, и по пути к ней — объявление, что каждый, кто придет к горе, должен прочитать лекцию о том, что он вынес из своей жизни в материальном Клопунпае и что он хочет об этом сказать тем, кто собирается туда или тем, кто прибывает в места уныния и очищения.

Он сильно сомневался, что сможет рассказать что-то интересное, но увидел небольшую толпу, ожидающую прибытия не конкретно его, а, видимо, следующего «лектора», который еще не все забыл о своем клопунском существовании.

Глава 3. На подходе к горе

— Ты бы лучше приободрил несчастных демонов, которые тоже пришли на твою лекцию, чтобы ты понял, насколько ты веселее их в своем круговороте уныния, только что отлепленный от животной плоти.

— Интересно, а зачем они вообще сюда пришли? Неужели они настолько унылы, что прутся почти на край света, чтобы послушать обычных людей и приободриться?

— Ну, конечно, ведь в демонических чертогах царит сплошное уныние и жестокость.

Он понятия не имел, где именно были эти демонические чертоги, а спрашивать было неудобно, потому что он вряд ли бы хоть что-то понял. Наверное, демоны и сюда-то добирались с большим трудом, а уж в рай могли смотреть только в телескоп. Может быть, они жили на другой планете или в параллельном мире.

— Да, в местной окрестности все вообще перепутано до безобразия. Сначала тебе кажется, что ты попал в рай, но потом тебя попросят снова занять свое рабочее место.

Он рассмеялся, вспомнив, что его рабочее место всегда было на людях, но вот только говорить ему приходилось абсолютно одно и то же, поэтому никто и не вдохновлялся. И да, он и там когда-то думал, что попал прямо в рай: один раз после мучительной болезни, другой раз — приехав из другого города. Но вспоминать об этом как-то и не особо хотелось, потому что шесть дней творения…

Воспоминания

Буквально несколько часов назад его беспомощное тело осталось лежать на полу большой трехкомнатной квартиры. Он едва успел встать с кровати и надеть черную майку, как почувствовал себя нехорошо и упал на пол. Пролежав так, может быть, пятнадцать или двадцать минут по местному времени, не испытывая чувства тревоги или жалости к себе, он понял, что надо закрыть глаза и согласиться с тем, что двигаться он не может. Нельзя было сказать, что он покидает тело на пике жизни или что у него остались какие-то заботы, или что ему мучительно хотелось жить. Ничего этого не было. Было пустое существование в рамках ума, за пределы которого он практически никогда не выходил.

— Давай, да, ты спишь и видишь сны, и ум твой бредит наяву и не разбирается, потом уже и разберешься.

Он частенько слышал это на Клопунпае. А потом он проснулся на поле из подсолнухов…

Куда ушли все нью-эйджские восторги о том, что души на Клопунпае получают выбранный ими самими опыт, потому что дурдом, который там творился, не вписывался ни в какие ворота, как было принято говорить. Зачем был вообще нужен такой садистский опыт длительных мук, да еще и со стиранием памяти?

— Поэтому там и запретили вспоминать, иначе массовый исход через самоубийство… в лучшие миры…

Глава 4. Около горы

Около горы постепенно собиралась толпа. Великие адепты депресняка и мрака из глубин (ждали его), а может быть, даже из других планет. Жизнь там была тяжелее, чем на Клопунпае. С их точки зрения его жизнерадостность была недостижима, но, как говорится, что там, где одному рай, другому — антисанитарный образ жизни.

Долго ли он жил в этот раз? Каждый раз это было погружением из полувечности в скоротечный мир. Как в книгу или видеоигру, как в продолжительный, но не вечный марафон фильмов.

— Но долго ли… ты и сам уже не можешь точно сказать, ведь все наверное уложится в шесть дней и не больше.

Миф про творение мира обретал плоть. За шесть дней он прожил долгую земную жизнь и даже успел вовремя умереть, не сильно задержавшись. Хотя если бы у него был в запасе еще один день, то, может быть, он и успел бы сделать что-то полезное. Скорее, эта мысль была о плохо скрываемом разочаровании.

Если бы у него было привычное к полувечному миру тело, то за шесть дней оно бы не так сильно устало. Наверное, шесть дней — это всё, что он принёс с Клопунпая. Под конец ему не казалось, что жизнь — это нечто очень весомое или протяженное. Ум постепенно переставал плодить тысячи и тысячи идей за день и успокаивался, а вместе с ним успокаивался и он сам, и мир.

Он честно надеялся всю жизнь избавиться от страдания, присущего уму, но это у него не получилось и в этот раз.

Он решил начать свой рассказ с того, что в принципе жизнь на планете животных перерождений достаточно бесполезна, а правит миром, конечно, отец Лжи. Но это было слишком помпезно. Лучше было начинать с рассказа о себе, о своей попытке провернуть то, на что ум был никогда не способен. Будет ли кому-то здесь интересна эта попытка объять необъятное, или тут его опыт будет никому не нужен.

Рассказ о своих шести днях страданий, которые он воспринимал как вечность, как жизнь, как нечто важное, но снова все оказалось не таким уж и важным.

— Разве так уж важна целая неделя, когда ничего не происходит.

Глава 5. Почти на горе

Он решил начать с описания того, что такое рабство. И чем рабство вверху отличается от рабства внизу.

— Куда-то тебя потянуло, что ты имеешь в виду?

— Я имею в виду не духовное рабство, о котором я ничего не знаю толком, а обычное, рабство, зажатое между этими постоянными нью-эйджскими перемещениями. Из которого, собственно, никак не вырваться.

— А…

— Нас сделали рабами?

— Это как Джезус наставлял: «Тот, кого сделали рабом, сможет стать свободным. Но тот, кого освободили, и он остался рабом, останется рабом навсегда».

— Значит, нас специально сделали рабами, а потом якобы освободили, чтобы мы остались рабами навсегда? Но рабами чего?

— Собственных мыслей и желаний, конечно же… Он помнил, как хотел всего подряд, потому что мама мало дала, потому что в смертном океанчике жизни уму вечно нужен был спасительный круг в виде вещей, людей и ситуаций. И в конечном счете ничего, кроме уныния, из этого нельзя было получить.

— Эта жизнь имеет так мало значения, особенно с космической точки зрения… всего лишь один тип опыта и не больше…

Ум начал вскипать от того, что понял, что привычное пространство, крепость, в которой он находился, постепенно исчезает, и на ее место надвигается уже что-то другое, менее материальное и жесткое, которое не дает ему столько власти, сколько он привык.

— Может быть, ты сможешь пережить без меня хотя бы здесь, — сказал он, — а я очень хотел бы возвратиться в свою привычную среду обитания. Здесь мне просто не место.

Он посмотрел на размытую фигуру, уныло плетущуюся рядом, и кивнул в знак согласия. Конечно, этот мир был не совсем для ума и уж совсем точно не для тела, которое он уже больше никогда не увидит.

— Иди, жизнь клопунпайцев не так уж и кончена, хотя они быстро реинкарнируют. У части из них есть свой шанс не возвращаться или задержаться подольше. Может быть, ты и пригодишься кому-нибудь.

— Как кричал Остап Бендер на румынской границе, когда его там обобрали: «Графа Монте-Кристо из меня не вышло! Придется переквалифицироваться в управдомы».

— Ну что же, это ведь тоже не так плохо. Монте-Кристо ты уже немного побыл со мной, уловленный, правда, ничтожными удовольствиями…

— Но я точно запомнил, что вечность не вмещается ни в какие условия, а все же животные души, а следовательно, и я с ними, озабочены выживанием и выгодой для себя, так что какие могут быть к нам претензии. На райские планеты нам пока нельзя, мы там всех покусаем.