Не мсти сыну! Умоляю!

Не мсти сыну!  Умоляю!
(Современная история Анны Карениной, пока без трагического конца).

Оглавление.
Часть 1.
       Пролог.
1. Счастье.
2. Золотая клетка.
3. Прозрение.
4. Поворот судьбы.
Часть 2.
5. В аду судебной системы.
6. Экспертиза.
7. Победа.
8. Эпилог.
 
Часть 1.               
               
                Пролог.

      Последний раз проводница объявила, что посадка заканчивается, последний раз я крепко прижала к себе сына, с трудом отстранила его от себя, вскочила в вагон и побежала к окну.
      Денис стоял одиноко и со слезами на глазах смотрел в окно поезда. Я целовала стекло, пыталась улыбнуться. Ник стоял вдалеке. Последнее, что я увидела: Ник подошел к Денису, пытался взять его за руку, но Денис вырвал руку и медленно шел вслед за ним.
      В другой руке он держал оберег. Мы ездили в музей деревянного зодчества, и там продавались обереги: небольшие круглые изделия из тесненной кожи. Денису понравилось, и я ему подарила. Сказала, чтобы он оберег спрятал в карман, и он будет его оберегать.
       Оказывается, он не положил его в карман, а зажал в руке.
       Как я узнала много позже, Ник схватил ребенка и силой потащил. Увидев, что у него в руке что-то зажато, он силой разжал ручонку сына, схватил и выбросил оберег. Сын бросился искать, но Ник со злостью, и на меня и на него, стал кричать, что мама уехала, бросила его и теперь, уж, он с ним разберется.
      Денис не выдержал, забыв мое предупреждение, не говорить пока отцу о переезде, и крикнул в отчаянии со слезами:
     - “Мама скоро приедет и заберет меня от тебя!”
     Мне страшно представить реакцию этого озлобленного человека. И рядом маленького беззащитного сына.
      И я решила ускорить переезд Дениса в Петербург.
      Сапсан несется с бешеной скоростью, я набираю номер сына, телефон молчит. Я успокаиваю себя, что мы не в зоне действия сети. Одна из первых остановок, набираю номер сына, телефон молчит. У меня зарождаются страшные подозрения.
       Набираю номер Ника, в трубке слышится злобный голос:
       - “Забудь про сына, Дениса ты не получишь, подаю на определение места жительства ребенка, мои способности ты знаешь, готовься выплачивать алименты. Не звони, тебя занесем в черный список”.

                Счастье.   

       Каждой женщине хочется счастья.
Не каждая будет говорить об этом вслух, но принц, букеты роз, на лайнере по волнам, а может и просто на лодке  по тихой спокойной реке России, мечтается перед сном.
      Так и Нике, которой скоро должно было исполниться 19 лет, иногда об этом снились сны.
      Но, редко. Чаще от усталости она мгновенно засыпала, едва ее голова касалась подушки. Днем она подрабатывала себе на жизнь, хотя мама помогала, а вечерами бегом в институт, училась  на факультете живописи.
       Выросла она в интеллигентной семье, ее дедушка, Анатолий Викторович,
был писателем. Жили они в небольшой квартире в Петербурге, в новом районе, из окон квартиры был виден Финский залив.
       Часто Ника, чаще с дедушкой, прогуливались по побережью Финского залива, иногда спокойного, а иногда бушуюшие волны подкатывали к самым ногам.
        В три года Ника потребовала альбом и краски и начала рисовать залив.
Акварели появлялись каждый день, похожие друг на друга. Вечер, темная полоска суши, за ней темные воды залива, и багряный закат.  И силуэты тоненьких деревьев с облетевшей листвой.
        После детского сада - за акварели.
       Стремление девочки к живописи чутко было замечено, прошло время, и Ника поступила в художественное училище. А потом и на факультет живописи.
       Часто девочка с дедушкой бывала в кабинете дедушки, который находился в старом Петербурге, на Васильевском острове, в старинном доме-памятнике. В двадцати метровой комнате с потолками в четыре метра, все стены были уставлены полками с книгами, тут же стоял мольберт и,  прочие атрибуты для живописи. Дедушка тоже любил рисовать.  На столе старинные чашки,  а в серванте для внучки всегда были припрятаны конфеты и вкусное печенье, и варенье.
        Часто дедушка усаживался в старинное кресло, а внучка к нему на колени, и дедушка читал ей сказку про Елену прекрасную и серого волка.
 А чуть повзрослев и научившись читать, девочка любила бывать у дедушки в кабинете. Она усаживалась в то самое кресло, выбирала книгу с полки и зачитывалась, пока дедушка работал за своим столом.
      Когда Нике было 19 лет, скоропостижно умер дедушка. Она потеряла не только дедушку, но и друга. Слезы сами лились из глаз, подхоронили урну с останками в могилу отца, с двухтысячного года прошло одиннадцать лет.
      Каждой женщине хочется счастья, но Ника никак не могла встретить человека, чтобы отвечал ее идеалам, а идеалы – это отец и дедушка.
        Ника уродилась высокой, ладно скроенной, бабушки и мама  мало, что были трудолюбивы, так еще и обаятельны.
      В институте, где училась Ника, дали льготные путевки нескольким студентам на поездку в Финляндию на теплоходе. Ника обрадовалась, она жила на побережье Финского залива, и когда родители переехали в новый дом,  это был крайний дом на заливе, была видна из окон девятого этажа бескрайняя синева залива, которая на горизонте сливалась с небом.
      Со студентами давно установились только дружеские отношения, вечером на открытой палубе в кафе собралось много народу, приятно было пить кофе, легкое вино, шутить, наслаждаться легким ветерком, слушать  музыку. И спорить …… об искусстве.
      Вдруг Ника почувствовала на себе пристальный взгляд мужчины. Что-то вздрогнуло у нее в груди.  Она мельком, почти не поднимая глаз, заметила, что он  не молод, изящно одет. Как художник, она отметила выдержанность в серых тонах костюма, бледно-серую рубашку.
Волосы светло-русые, чем-то он напомнил ей  отца, который был неотразимо обаятельным мужчиной.  И дедушку, который тоже разбил не одно женское сердце, но у него в жизни была только одна любовница – это литература.
        Ника отвернулась, ей в этой поездке не хотелось приключений, даже легкого флирта. Только что закончилась сессия, а это напряжение с утра до ночи: рефераты, зачеты, экзамены, сдача эскизов, графики, живописи.
        Хотелось просто отдохнуть душой и телом.
       Ника не смотрела больше в сторону незнакомца, но вдруг почувствовала, что он приближается к их столику.
       Группа заиграла ретро музыку, раздалась песня “Как упоительны в России вечера”, Ника вспомнила, что отец, которого она нежно любила, обожала, восхищалась, любил эту песню.
- Разрешите вас пригласить на танец, обратился он не ко мне сначала, а к моим друзьям.
     Друзья переглянулись.
- Если Ника не против.
        Я сейчас не понимаю, почему я не ответила отказом. Ведь с этого момента началось все мое короткое счастье, построенное на обмане, а потом долгие годы мучений за жизнь маленького сына.
       Танцевал он легко, я бы сказала элегантно, в его руках я почувствовала надежность, в нем я видела и моего отца и дедушку одновременно.
- Вас зовут Никой, греческая богиня победы и силы. В вас чувствуется сила, целеустремленность.
- Кто вы?
- Я учусь художественному ремеслу, а вас как зовут?
- Я просто Николай, или Ник, как зовут меня друзья.
       Уж, не судьба ли это моя: Ника…. Ник.

        Почему подсознание не предостерегло меня? Почему не сказало: стоп, красный свет. Почему усыпило мою осторожность?
        Я сполна заплатила за свою доверчивость.
        Но, это все впереди, а пока……. Пока закончился танец, он галантно проводил меня до нашего столика.
       В этот вечер он больше меня танцевать не приглашал.
       Но, утром в нашу девичью каюту раздался тихий стук и, открыв дверь, мне передали огромный букет белых роз. В букет была краткая записка: Ника, я вас жду на верхней палубе после 2 часов.
       Мои сокурсницы сказали:
- конечно, иди, это же ни к чему не обязывает.
        И я пошла, надеясь на счастье, которое оказалось очень коротким.
А потом дорога, устланная муками, переживаниями за тех, кого мы любим больше мужчин, за наших маленьких деток.
       Ник ждал меня за столиком  кафе на верхней палубе.             
День выдался жарким, он был без пиджака, в фирменной рубашке, почти белой с легким оттенком персика, две верхние пуговицы расстегнуты, на груди скромная золотая цепочка с крестом.
       Верующий, подумала я. Это немного успокоило мои сомнения. Возраст, он, наверное, лет на 15 – 18 старше меня, да еще и верующий.
       Я одела на встречу легкое длинное шелковое платье, с вырезом, без рукавов, голубого цвета. Свои русые волосы собрала в пучок, и они ниспадали мне на плечи, скромное ожерелье из кораллов на шее, и колечко с изумрудом, подарок моей бабушки.
       Выглядела я скромно, почти без косметики.
       На столе лежала прекрасная алая роза, с шипами. Если бы эта роза предупредила меня, сколько шипов вопьется в мою жизнь, если я соединю свою жизнь с этим человеком, я бы бежала прочь.
       Но, он встал, отодвинул стул, мимолетная улыбка скользнула по его лицу.
Что-то мне в ней не понравилось, кольнуло, но я не обратила на это внимание.
       Мы пили ароматный кофе с не менее вкусными пирожными. Кофе был с ликером. И тихо разговаривали.
       О том, кто что любит, чем занимаемся, где живем.
       Я, конечно, рассказала, что учусь в Академии Художеств, на четвертом курсе, живопись – моя страсть с детства, что до этого училась в художественном училище, кстати,  единственном в стране, где преподавали знаменитые художники, что меня не очень-то любили математичка и физичка. 
      И я рассказала, что физичка с возмущением говорила моему отцу:
- представляете, она не понимает, отчего течет ток?
А я и вправду не понимала и не хотела понимать, и думала: зачем в нашем училище учат физике и математике.
       О себе он мало рассказывал: живет в Москве, там и бизнес, хорошая квартира, которая ждет заботливую хозяйку. Любит животных, хотел бы завести собаку, так часто бывает по делам в командировках, собаку не с кем оставлять.
       Я в шутку подумала, может, я ему нужна, чтобы быть с его собакой, когда он уедет в командировку.
       А я ему рассказала свою историю из жизни моего папы.
       Кошек особенно любил мой отец. Когда-то, когда еще не было ни сотовых телефонов, ни компьютеров, а книги доставались с трудом, мой дедушка, тогда отцу было лет восемь, а брату десять, выглянул в окно и увидел рядом с помойкой книги и коробку. Он попросил быстро сбегать и принести. Ребята принесли, в коробке оказалось четверо маленьких котяток.
       Дедушка, отец моего отца, очень любил животных и стал спасать котяток: кормил их из маленькой бутылочки с пипеткой. Всех спас, и одну, самую шуструю, пушистую черную кошечку,  оставили себе и прозвали Чебурашкой.
      Разговаривать с Ником было легко.
      Мы выпили не одну чашку кофе и съели не одно пирожное, над чем и посмеялись.
      И он попросил у меня встретиться  с ним в Петербурге, через неделю закачивается его командировка.
      И опять я не почувствовала никакой опасности и согласилась.
      Через три дня я, отдохнувшая от сессии, возвратилась в Петербург. Немного загоревшая и полная впечатлений от природы Финляндии, от самобытности её жителей, от голубых озер, от удивительного рынка, где удалось купить сувениры, я отдыхала в тиши своей комнаты мастерской.
       Я звонка Ника не ждала, как-то не верилось мне, что такой респектабельный мужчина заинтересуется мной.
       Но, звонок раздался. Я не сразу взяла трубку, какие-то сомнения меня смущали, но, потом, все-таки решилась. Да, это звонил он, Ник.
       Сказал, что через день уезжает и очень хочет меня увидеть.
- Я жду тебя в маленьком ресторанчике “Евразия ” на седьмой линии Васильевского острова. Тебе там понравится.
       Я люблю мой Васильевский остров, его прямые линии, его набережные, Неву, волны которой текут около Академии Художеств, его Большой проспект и прогулочную 6,7 линии. Там не ходит транспорт, там центральная аллея со скамейками под пихтами и множество уютных кафе и ресторанчиков.  И по этой аллее когда-то гулял мой отец. Иногда  мне приходится бывать там, и  я всегда вспоминаю отца, думая, на какой скамейке он мог сидеть и  с кем. А может быть, тут родилось одно из его стихотворений. Может быть, и здесь он наигрывал на гитаре свои новые песни. И мне становится грустно. Мне бы хотелось пройти с моим отцом, неотразимо обаятельным, по этой аллее, а он держал бы меня за плечи. Иногда мне снится такой сон, и он греет меня целый день.
       Ник стоял в ожидании меня у входа в ресторан. В руках у него был опять букет роз, на этот раз ярко-красных.
        Я опять оделась скромно, в длинное шелковое темно-зеленое платье. Небольшое колье на шее и скромная прическа, и без косметики.
       Нас проводили к столику в укромном месте, рядом в кадке росло какое-то экзотическое дерево, бархатные занавески коричневого цвета хорошо оттеняли и листья растения, и мое платье.
      Меня тревожило: какое принять решение, продолжать отношения или сказать, что это последняя встреча.  Он в Москве, я в Петербурге, он взрослый мужчина, старше меня на 18 лет, я, несмотря на свой возраст, не люблю указаний, приказаний, ненужных советов. А такая разница в возрасте
заставит всегда чувствовать его власть.
      Но, с другой стороны, мне так не хватало отца, хотелось заботы и покровительства, и, главное, понимания моих чувств, моих проблем.
Как понимал меня отец, я шла к нему со всеми своими горестями и радостями, делилась без утайки. Он никогда меня не ругал, а мою проблему мы раскладывали по полочкам и всегда решали.
       Вероятно, в подсознании, я хотела этого и от Ника.
       Но……
- Шампанское будешь?
- Нет, лучше сладкое вино и немного. Можно салат из овощей, кофе и пирожное.
      Под легким действием вина, под медленную музыку мы танцевали, и мне было приятно и очень спокойно с ним.
       Он проводил меня до моего дома, зайти на чашечку кофе не напрашивался, но на прощанье властно поцеловал.
- Завтра я занят, послезавтра утром улетаю в Москву, я позвоню. Розы не забудь поставить в воду и добавить аспирина.
        Резко повернулся и быстро пошел.
        Я и хотела, чтобы он зашел ко мне, и не….. хотела.
Торопить события, зачем?  Учиться еще год, потом диплом. А вдруг ребенок?
      Бабушка рассказывала, что она оказалась в положении на пятом курсе института, диплом защищала с круглым животиком с моим папой. На защите, где надо было объяснять работу огромного агрегата по 12 чертежам, она явно чувствовала толчки. Это мой папа волновался за нее. Защита прошла на 4, преподаватели оценили её подвиг.
       Прошел месяц. Редкие телефонные звонки, разговоры ни о чем, вроде и хочется сказать что-то нежное, но …… не знаешь, что там, на другом конце провода.
        В течение полугода Ник несколько раз приезжал в Петербург.
Так же дарил букеты роз при каждой встрече, так же оставлял меня в недоумении у моей парадной, на прощанье – поцелуй.
        Это так несовременно для нашего времени.
        Близился диплом, я работала над дипломным полотном, тему выбрала мужчина и женщина. В объятии мне хотелось передать всю нежность, заботу, страсть мужчины к женщине. Это был чувственный реализм.
       Мне хотелось, чтобы таким был Ник.
На каникулах я все же решилась отдохнуть и куда-нибудь съездить.
Тут, как по велению судьбы, раздался телефонный звонок:
- Как дела? Как диплом? Как каникулы? Я жду тебя в Москве. Билеты получишь в кассе заказов. Вылет завтра, в 12-40 дня.
Гудки, гудки, гудки.
        Я уже давно чувствовала, что это моя судьба. И я ей подчинилась. Оказалось – судьба злодейка, но до этого еще далеко.
        Это были зимние каникулы, зима была мягкая, температура воздуха не опускалась ниже десяти градусов мороза, метелей не было, иногда проглядывало солнышко.
        Сложив в дорожную сумку вещи, одев джинсы, мягкую дубленку бежевого цвета с белым мехом, до бедер, полусапожки в тон дубленки и шерстяную шапочку, я отправилась в аэропорт.
       Два часа и я в Москве. Ник с огромным букетом темно-бордовых роз, крепко обнял меня и поцеловал. Оказалось, что и я ждала этой встречи.
      У меня было чувство, что это определено где-то наверху, что это неизбежно, что такого со мной еще не было, что я в надежных руках и могу довериться.
        Лифт взлетел на 8 этаж, я не совсем люблю цифру восемь, это день памяти моего отца и она входит в цифру восемнадцать, когда дедушку увезли в реанимацию. Подсознание напомнило, розы с шипами, …… но сейчас уже дороги назад не было.
        Ник расстегнул дубленку, снял с меня сапожки, одел домашние тапочки, новые, а я вспомнила, что забыла захватить свои.
       И поцелуи: сначала нежно в шею, потом его губы коснулись мочки уха, потом – вокруг губ нежные поцелуи. А мне уже хотелось страстного поцелуя в губы. Я обхватила руками его шею. Он понял, что я отвечаю, и наши губы слились в упоительном поцелуе.
        - Все хватит, ты, наверное, голодная, а я тебе приготовил ………, сама увидишь, впрочем.
        - Мне надо переодеться.
        - Там, в ванне, можешь взять халат.
      Я встала под прохладный душ, и он немного меня успокоил. Моя грудь не требует лифчика, халат я одела на обнаженное  тело. Он был такой обворожительно мягкий:  на фоне нежно-голубого цвета  летящие чайки, с пятью кнопками, длинной чуть ниже колен.
       На столе:  вино “Хванчкара”, изящные бокалы, салаты и салатики, конфеты, яблоки, мандарины, и даже груши. Ник знал, что я обожаю груши.
        Вино оказалось довольно крепким для меня, Ник выпил немного коньяка, ничего попробовать больше я не успела.
        Я уже хотела его, он хотел  меня.
Подняв меня на руки, он отнес меня в спальню. Аромат роз сводил с ума. Розы были везде: на подоконнике, на столе, в вазе около шикарной кровати,  и еще в больших вазах на полу.
      Он положил меня на кровать и стал медленно раздеваться. Я закрыла глаза, но слышала шорох его одежды: скинута рубашка, упали джинсы, сейчас он снимает ……
        Рывком он расстегнул кнопки на халате, приподняв меня, отбросил его в сторону.
       И нежные, но властные поцелуи стали покрывать все мое тело, с головы до ног. Почувствовав, как набухли мои соски, он стал целовать их.
       Я уже не думала ни о чем, я его хотела всем своим существом, я его любила.
       Я не знаю, сколько прошло времени, но изможденные, мы лежали рядом с закрытыми глазами.
       Ник встал, накинул халат и пошел за вином.
- Не надо сюда, я хочу есть,  при том очень. А здесь можно съесть только тебя.
       Одев халат, и удобно устроившись в кресле, я поглощала все, что было на столе.
- Сейчас я тебя накормлю очень и очень вкусным, ты точно такого еще не пробовала.
        Из кухни потянуло действительно чем-то очень вкусным.
Это была красная запеченная рыба с какими-то пряностями, такого я еще нигде не пробовала.
        Две недели в любви и доверии пролетели незаметно. Я все же удирала иногда в Третьяковку, Пушкинский музей, бродила по Москве.
       Ник иногда прогуливался со мной.
       Дома он  уходил в кабинет и там вел продолжительные разговоры, я не прислушивалась.
       А квартира была великолепная: столовая, две спальни, кабинет, современная кухня, две ванные, два туалета и окна с пола до потолка. Мебель подобрана со вкусом. Просторно, тихо, уютно.
       В Петербург я вернулась на “Сапсане”.
Расставались спокойно, уверенные в скорой встрече, он так и сказал мне:
- Скоро увидимся.
И как всегда вручил букет роз.
Нежный поцелуй, крепкое объятие и скорый понес меня домой.
На скорости в 200 километров в час, сидя в мягком уютном кресле, хорошо думается.
        Я вспоминала наши две недели, как бесконечное счастье. Я доверила ему свое тело, свою душу, свои мысли. И ни одной капли сомнения у меня не возникло.
        В мастерской на мольберте стояла моя дипломная работа: мужчина и женщина. Он был высокий, мускулистый, обнаженный. Он держал в объятиях женщину. Ее руки обвили его шею. Его лицо склонилось к ее лицу.
Она спрятала свое лицо у него на груди. Она была в легкой прозрачной тунике. А тела их составляли одно целое.
        Я взглянула и у меня мелькнула мысль, чего-то не хватает.
И я поняла, что мужчина у меня слишком молодой, и мне захотелось, чтобы в его объятии чувствовалась и отеческая забота. Но, как этого достичь?
         Кофейник закипел, я заварила кофе, уселась в кресло напротив мольберта, и воспоминания вернули меня в Москву. Я даже вздремнула.
        Мне часто идеи приходят с утренним сном. Вроде уже почти не сплю, но еще и не проснулась. Проснулась, а за окном уже светло.
        Еще раз взглянула на полотно и поняла, что я мужчине добавлю черты Ника.
        Дни полетели быстро: мастерская, библиотека, изредка забегала к маме, к бабушкам, у меня их две.
        Спустя три недели  обнаружила, что во мне, похоже,  зародилась новая жизнь. Это меняло многие планы. Я не паниковала, начинала понимать, как это изменит мою жизнь. Ну, предположим, диплом я успею защитить, жить скромно мне есть где, мама, еще работает, а вот, бабушки точно помогут.
       Ник! Надо ему рассказать. Он часто звонит, мы подолгу беседуем, моя нежность и страсть не пропали, но я боюсь ему сказать о беременности.
        Одной в себе носить мою перемену в жизни трудно, и я решила все открыть бабушке Муси. Она у меня такая душевная, я всегда делилась с ней и радостями, и горестями. И мы находили выход из положения.
        Бабушка была мне даже ближе, чем мама. Да, пожалуй, в воскресенье я к ней поеду и все расскажу.
        Про Ника я никому не рассказывала. Пришлось бы признаться, что он на 18 лет старше меня, а теперь надо рассказать, что во мне живет маленький человечек, я его уже люблю, я не смогу прервать его жизнь, даже если останусь одна.
        Жизнь полна примеров: гражданские браки, все прекрасно, а как беременность, так и сбегают будущие папаши.
       Мои раздумья приводили меня к разным вариантам. О детях мы ни разу не говорили. О регистрации отношений тем более, но я, как само собой разумеющееся подразумевала, что Ник меня не бросит.
       Но, открыться ему боялась.
       И я поехала к бабушке Муси.

“Остановись, пусть он увидит солнце,
Услышит шум весеннего дождя.
И будет в час счастливейшей бессонницы,
Смотреть на звезды, глаз не отводя.

Тебе легко не дать ему родиться,
Тебя не будут за руки держать.
А он не сможет даже защититься,
 Не сможет просто встать и убежать”.

        Когда еще мне было 16 лет, и бабушка была обеспокоена моим взрослением, она дала мне прочесть этот стих, сказала его запомнить.
        Мягко предупреждала о серьезности близких отношений между девушкой и юношей, между мужчиной и женщиной.
        Бабушку я предупредила по телефону. И еще только зайдя в парадную, услышала запах пирогов.
       Звонок, объятия, я всегда так рада встречи с ней, а она со мной. Я знала, что бабушка поймет, она самый близкий мне человек.
      - Ну, рассказывай, голубушка, давно ты у меня не была.
И я ей выложила, не задумываясь, все: его зовут Ник, он старше меня на восемнадцать лет, он красив по мужски, живет в Москве, он меня осыпает розами, и у меня будет от него ребенок. И я боюсь ему о ребенке сообщить.
        Бабушка меня не прерывала. Поняла, что если остановит, то я и половину не расскажу.
         - Пей чай, Ника, пирожки с мясом, с картошкой, с брусникой, ешь и слушай теперь меня.
        Я ведь тоже была в твоем возрасте. Твой дедушка был на семь лет старше меня.
       Я была невообразимая недотрога. Училась уже на четвертом курсе,  в группе у нас было всего две девушки, остальные парни. Но, никто даже не пытался ко мне подступиться.
       Однажды в дождливый апрельский день, я шла из института. На мне черная юбка, красный свитер и серый прозрачный плащ.
       Вдруг сзади меня раздается голос:
- Девушка, с вами можно познакомиться?
      С возмущением оборачиваюсь, готова дать отпор уличному приставанию, но, ни одно слово из меня не вылетело. Передо мной стоял высокий светловолосый  мужчина с приятной улыбкой.
- Вообще-то я на улице никогда не знакомлюсь, - несколько повышенным тоном ответила я.
- Сделайте, пожалуйста, для меня исключение, - сказал он с улыбкой, которая меня буквально обезоружила.
- Давайте завтра встретимся в сквере у Академии Художеств, а, если хотите, у сфинксов, у воды.
        И…….. я согласилась. Долго решала пойти или нет, но что-то мне в нем понравилось, и я пошла.
       После этого моя жизнь просто завертелась колесом. Я ходила на подготовительные курсы в институт, он меня привел в библиотеку университета. Сам набирал для себя книг, и меня посадил рядом и заставил заниматься.
        После мы бродили по любимому Васильевскому острову и рассказывали друг другу про свою жизнь и свои увлечения. Звали его Анатолий, работал он старшим инженером в НИИ на космос, оформлялся допуск на полгода на Байконур.
       Но, он признался, что настоящее его призвание литература. И он собирается бросить свою  престижную работу и уехать в деревню к родителям, чтобы полностью посвятить себя творчеству.
        В НИИ все были шокированы его решением. Так стремительно шел его рост, и от такого продвижения вряд ли кто отказался бы.
        Близких отношений у нас еще не было, но перед разлукой мы не удержались. Он был моим первым и единственным мужчиной за всю жизнь.
        А он не собирался заводить семью, его единственной любовницей и страстью была литература.
        Он уехал, а я через некоторое время обнаружила, что во мне зародилась маленькая жизнь.
        Что делать?
        Даже мама сомневалась, стоит ли рожать. Где отец? Где жить?  На что жить? Я обратилась в женскую поликлинику, шел третий месяц беременности, я все равно даже не допускала мысли, что я лишу маленькое существо жизни. А в поликлинике на стене висело это стихотворение.
       Оно поддержало мое решение.
       И я решила написать Анатолию. Какими восклицательными знаками он разразился в письме.
 - Не вздумай делать аборт, срочно выезжаю.
   Мы поженились, на свадьбе были наши друзья: Толины друзья художники из Академии, мои подруги и родственники.
     И родился мальчик, а через два года и еще мальчик. И это был твой отец, Ника.
       Не удивляясь бабушкиной откровенности, я слушала ее,  чуть дыша.
-  Так ты, бабушка, думаешь, что Нику надо сообщить?
-  Конечно, надо. И даже, если он откажется от ребенка, в чем я сильно сомневаюсь, то мы и сами его вырастим. У тебя дружная большая семья: две бабушки, дедушка, мама, жаль не дожил до этого папа.
      Поезжай-ка ты скорее домой и найди повод для встречи, а можно и сказать по телефону.
      - Спасибо, моя любимая Муся, - так я иногда из нежности называла бабушку. Пакет с пирожками уместился у меня в сумке. Я пошла до дома пешком и думала, как сказать о ребенке Нику.
       Не успела я войти в комнату, как раздался телефонный звонок из Москвы.
- Как поживает моя Ника, - спросил он. И я не задумываясь, ответила:
- Мы уже поживаем вдвоем!
Он не понял сначала и рассерженным голосом переспросил:
- Я не понял. Ты, что влюбилась в кого-то!?
- Да, в твоего ребенка.
       В трубке тишина:
- Я вылетаю в Петербург. И гудки, гудки, гудки.
      Через четыре часа, уже ночью, он позвонил в мою дверь.  Подхватил меня на руки,  отнес на кровать и стал покрывать поцелуями лицо и живот, потом приложил ухо и прислушивался.
- Ты, глупый, шевелиться ему еще рано. Мне делали узи и сказали, что скорее всего, родится мальчик.
       И розы, опять огромный букет роз.
       Утром встали мы поздно. Ник в постель принес мне кофе с молоком и вкусную булочку с творогом.
     -   Ты же знаешь, что я не люблю кофе с молоком.
    -  Кофе вообще-то вредно для маленьких детей, но с учетом пристрастий мамочки, все же можно позволить им кофе с молоком. Теперь придется привыкать.
        Ник сразу заявил, что он делает мне предложение: выйти за него замуж, что возражения не принимаются, потому что их, мужчин, уже двое.
        - Твои родственники все в Петербурге, у меня родня, да и та, далекая, вряд ли поедет, поэтому свадьба будет в твоем городе. У меня будет только один друг.
       - Почему я его не знаю?
      - Потому что такое сокровище я никому показать не мог. Он бы точно тебя от меня увел.
     -    Как ты плохо обо мне думаешь. Я ведь решила рожать, даже если ты……. , если ты от нас откажешься.
       - И тебе такие мысли приходили в голову?
      - Мне не с кем было поделиться, кроме бабушки Муси. Это она вселила в меня уверенность в тебе. Ну, уж, если я и ошиблась, сказала она, то мы твоего сыночка и сами вырастим.
         Это были обворожительные и счастливые дни в моей жизни. Сомнения я отбросила прочь, Ник распоряжался всем сам.  Сам заказал ресторан, меню, приглашенных, сам выбрал мне свадебное платье, сам объяснялся с моей мамой, бабушками. Бабушка Муся произвела на него впечатление, но на меня она смотрела с грустью.
       Я подумала, что ей грустно со мной расставаться, и малыш будет расти без ее участия.
       Друг Ника был его свидетелем  и за столом мы сидели рядом. С одной стороны Ник, с другой – Василий, так его звали.
       Ник был прав, таким мужчиной можно было увлечься.  Он был высок, идеально, но выдержанно одет, в нем был шарм, внутреннее обаяние.
       Одна фраза из наших разговоров меня поразила и запомнилась: будьте,
Ника, терпеливы, все не так просто, как кажется, запомните мой телефон, может, когда и пригодится.
       Свадьба прошла на “ура”! И уже через день мы уехали в Москву.
Мне пришлось оформить академический отпуск, моя дипломная работа осталась в одиночестве в пустой квартире.
      Бабушке Мусе я обещала, что пока сыночек не родится,  буду приезжать к ней.
       Странно. Но уезжала я с тревогой.
    
                Золотая клетка.
   
  “Сапсан” со скоростью 200 км в час уносил нас в Москву.
      Ник ничего не разрешил взять мне с собой, только личные вещи, фото бабушки Муси, мамы, дедушки, папы. Томик  дедушкиных стихов, томик стихов моего отца. Объяснил, что все купим новое.
-  И краски, кисти, мольберт, карандаши, бумагу? – спросила я.
-  А ты собираешься еще писать картины?
- Я без живописи жить не могу!
- Но, краски же пахнут, это не повредит нашему малышу?  И у меня нет комнаты под мастерскую тебе. Ладно, что-нибудь придумаем.
       Эта первая размолвка, как шип розы, но пока единственный, оставила след на палитре моего счастья.
       В квартире было четыре комнаты.
       Зачем нам две спальни? Да у меня почему-то не возник ни разу вопрос: а зачем у него в квартире две спальни. Но, этот вопрос я не стала задавать, а только предложила одну из спален отдать мне под мастерскую.
       Сразу он не ответил, а потом сказал, что спальни смежные и разумно в одной из них устроить детскую. Я согласилась.
       - Кабинет мой я не могу тебе отдать, остается гостиная. Давай теперь перенесем столовую в кухню, она у нас просторная, да и уютная.
      - А мастерскую устроим в гостиной. Ко мне редко кто заходит, встречи можно назначить и в ресторане.
       Завтра я выделю время, и мы съездим за покупками, тебе  надо купить и одежду, еще обувь, и заедем в художественный магазин.
       Одежду и обувь он выбирал сам, может, боялся, что я буду смотреть на цены. А при выборе красок, категорически был против покупки лака. Ребенок не должен дышать химией.
        В это утро меня подташнивало, я не стала спорить, мне хотелось скорее закончить с покупками  и отправиться домой. Я еще не поняла, что все решается за меня.
        Дома меня клонило ко сну, и я сразу отправилась в спальню, но Ник принес стакан молока и булочку с творогом, и заставил меня есть: так надо для нашего малыша.  Я почувствовала ограничение моих желаний. 
        Шип розы оставил след на палитре моего счастья.
       Ник составил для меня расписание, когда я должна вставать, когда завтракать, обедать, ужинать, когда гулять…….., когда ложится спать.
        И что мне есть, чтобы малыш рос здоровым.
Только время на живопись не было включено в этот список.
Хорошо, что он еще уходил по своим делам, и его часто не было дома.
В его отсутствие я вела свободный образ жизни: вставала, когда хотела, завтракала, когда появлялся аппетит, гуляла, когда хотела.
        Иногда, но редко, он звонил и расспрашивал, что я делаю. Приходилось лгать, и мне это не нравилось.
       Времени было много, хозяйством занималась горничная, которая приходила на два часа в день. Но, Ник говорил, что родится ребенок, и я буду полновластной хозяйкой. Что-то я его не понимала.
       Странно, но особой радости и настроения не было. Мне было одиноко. Знакомых у меня в Москве не было. К нам никто не приходил.
Лишь однажды пришел Василий. Я была рада и ему. Хоть какая-то разрядка.
Ник и Василий вели разговор не совсем мне понятный, видимо про свою работу, а так общие темы.
       И никто из них даже не поинтересовался моим увлечением, моей будущей профессией, моими взглядами на жизнь. Скучно.
       Я часто звонила бабушке Муси, рассказывала про свою жизнь, вроде бы без проблем, про самочувствие, про Ника, но бабушка чувствовала мое настроение и в ее словах сквозила грусть. Она меня понимала.
       Много бродила я по Москве, но Ник не велел мне далеко отдаляться от дома. Рядом был парк, золотая осень, грустная пора, впереди зима. Я брала с собой блокнот и карандаши, делала наброски.
       Дома ставила холст на мольберт, пыталась писать, но бросала, настроения держать кисти в руках не было.
        Я слушала любимую музыку, под которую у меня родилось не одно мое произведение живописи, но и она не вела меня к полотну.
        Это, наверное, все же беременность, думала я.
        А малыш уже стучался кулачками у меня в животе. Когда я почувствовала это впервые, с радости позвонила Нику. Сдержанно, он ответил, что сейчас не может со мной разговаривать. Может быть, у него какое-то совещание, подумала я. Но, от этого мне не стало легче.
       Вечером он принес мне букет белых роз, безалкогольное шампанское, мои любимые пирожные. При свечах мы поужинали, поговорили о малыше, договорились, что будем думать, как его назвать. Ник несколько раз приникал к моему животу, но малыш не хотел больше стучаться.
       Уже в постеле, когда Ник уснул,  почувствовав толчки в животе, я пыталась разбудить Ника, но он только пробормотал что-то и отвернулся от меня.
         Мне опять стало грустно, до слез. Хотя и причины серьезной не было.
         На следующий  день я пошла  в женскую консультацию, которая была в этом же доме.
        В небольшой очереди  я разговорилась с молодой женщиной, сидящей рядом со мной. Она была моложе меня, такая хрупкая, как фарфоровая, на лице был то ли испуг, то ли ее мучила неприятность.  Я спросила, как она переносит беременность и по глазам  поняла, что ей хочется поговорить со мной.
       Моя очередь подошла, я ушла в кабинет. Врач меня осмотрела, заглянула в мои анализы, сделала узи, и с улыбкой сказала, что  все в порядке. И подтвердила, что у нас будет мальчик.
       Прежде, чем уйти в кабинет, Зоя, так звали эту женщину, попросила меня подождать ее.
        Вышла она не очень радостная, и я пригласила ее зайти в соседнее кафе.
Может я смогу чем-то  помочь ей.
        И она рассказала одну из грустных историй, что случаются с девушками, ищущими счастья в Москве.
        Она из Подмосковья, мама у нее замечательная, а отчим – алкоголик.
У нее еще две сестры младше ее, Маша и Даша. Мама выбивается из сил, работает на ферме по 10, иногда 12 часов. Она, Зоя, была сестрам первой помощницей. Да, все бы ничего, если бы  плюгавенький отчим не коверкал им жизнь.
        Зоя и готовила, и стирала, и сестер отводила в детсад, и за скотиной ухаживала, и огород был на ее руках. А алкоголик каждый день напивался и делал жизнь невыносимой.
        Зоя не выдержала и предложила маме его выгнать. Или она поедет в Москву искать работу.  Выносить все его издевательства не хватало сил.
        Отдел Опеки сестер определил в детский дом, а Зоя собрала свои скромные пожитки, на сэкономленные тайком деньги, которые ей иногда давала мама, купила билет до Москвы и поехала в никуда. И было ей 16 лет.
        Ей было страшно, но и оставаться в кошмаре, она не могла.
По объявлению в газете она выбрала ткацкий комбинат. Бригада, в которую ее определили,  состояла из молодых девушек и женщин.
       Зоя всей своей наружностью не допускала плохого к себе отношения. Дружно приняли ее в бригаду, заботливо обучали профессии. Поселили в общежитии и даже выдали аванс. Половину аванса она тут же отослала матери.
        Дальше, как и во многих историях.
С  наивной  девушкой познакомился парень. Встречи, прогулки, разговоры, первый поцелуй, близкие отношения. Обещал, что поженятся, как только Зое исполнится восемнадцать  лет. На тот момент ей только исполнилось семнадцать. И она верила и ждала.
         Поделилась она, что еще и не понимала многого в близких отношениях, но, казалось, ей, что любит она его, и уступала  страсти.
        А потом беременность, паника, поделилась с ним ……… и исчез он как сон, как утренний туман, так как-то говорят, сказала она. С работы не встречал, на звонки не отвечал. Однажды она все же решилась подойти к его дому, позвонила в квартиру. Открыла миловидная женщина, похоже, его мать.
- А его нет дома, будет он поздно. Может что передать?
- Нет, ничего не надо.
И больше Зоя не искала с ним встреч, но что делать? Этот вопрос не давал ей покоя ни днем, ни ночью.
        Поделилась она с одной из женщин, которая ей чем-то напоминала мать.
Они проговорили долго. Немного она ее успокоила, посоветовала сходить в женскую консультацию, узнать срок, встать на учет, советовала не делать аборт, можно на всю жизнь остаться без ребенка. И сказала, что позора в этом нет никакого, и что иногда даже выделяют таким женщинам отдельную комнату, или комнату на двоих. Обещала, что поможет.
        И, вот, Зоя, в женской консультации.
        Так судьба не похожая на мою, и мне захотелось хоть чем-то помочь этой хрупкой, несчастной женщине.
       Ник не был слишком щедрым, но иногда давал мне деньги на мелкие расходы. У меня скопилась небольшая сумма, и я предложила помощь Зое.
Она отчаянно отказывалась, но я настояла на своем. На глазах у нее появились слезы. Я дала ей свой телефон и просила звонить в любое время.
        Ник пришел поздно, у меня был разогрет ему ужин, но он отказался, сказал, что был на переговорах в ресторане.
         Я остановила его по пути в ванную, хотела рассказать  про Зою.
- Я очень устал, иду спать, а все разговоры завтра.
И даже не спросил, как я себя чувствую.
Это еще один шип на палитру моего счастья.
         Утром он ушел, завтрак остался на столе. Меня это обеспокоило, пыталась до него дозвониться, но автоответчик сообщил, что идет совещание.
        Пришел вечером раздраженный.
- Ну, что там еще у тебя?
- Знаешь, я познакомилась в женской консультации с милой, но несчастной женщиной, у нее тоже будет ребенок. Можно я приглашу ее к нам.
        Ник так взглянул на меня, что ответ не понадобился.
        Прошло еще три месяца, и я родила сына. Ник выбрал ему имя, Денис.
Встречал он  меня из роддома с Василием и букетом белых роз.
       Но, что-то смутное уже зародилось в моей душе, какое-то отчуждение, не понимание друг друга. Ника мало интересовали мои дела, мои мысли, мои надежды, мои проблемы.
        Да, у меня было все необходимое для жизни: дом, который я считала нашим, одежда, продукты без ограничения. К рождению малыша была приготовлена детская.
        Но, теплых отношений, какие были у меня дома, в Петербурге с бабушкой Мусей, с мамой, не было.
       Я до рождения сына все же встречалась с Зоей, мы делились женскими тревогами и радостями. Это было общение с живой душой, мы понимали друг друга. И я была счастлива, что могла  материально помочь Зое, сделать добро.
      Нику  об этих встречах я не рассказывала.
        Денис рос здоровым, без проблем. Вся моя жизнь в этот период складывалась из кормлений, прогулок, смены подгузников и прочих забот молодой мамы.
         Прошло полтора года.
       Однажды утром я обратилась к Нику:
- Оставь мне, пожалуйста, денег, мне надо купить продукты и подгузники Денису.
- Ты, понимаешь, у меня затруднения с деньгами, попробуй обойтись тем, что есть у нас в холодильнике, а с подгузниками, что-нибудь придумай.
       Я была настолько шокирована его ответом, что не могла вымолвить ни слова. У Ника нет денег на подгузники сыну! Нет денег на необходимые продукты!
       Конечно, у меня были некоторые сбережения, и я купила  продукты, и подгузники, но сказала Нику, что мне выслала деньги бабушка Муся.
       Дальше, как страшный сон.
- Я уезжаю в командировку, когда вернусь, не знаю. Деньги постараюсь выслать.
  Трубку телефона не бери, никому ни на какие вопросы не отвечай.
        Телефон звонил постоянно, у меня уже звенело в голове, я набрасывала на телефон подушку, но отключить не решалась, все надеялась, а вдруг позвонит Ник.
        Однажды не выдержала и….. подняла трубку.
- Здравствуйте. – раздался в трубке приятный мужской голос.
- Будьте добры к телефону Николая.
- Его нет дома.
- А вы кто?
- Я его жена.
Он представился и добавил:
- Мне до него не дозвониться, передайте ему, что у него очень большой долг за аренду квартиры, и он должен срочно его погасить. Иначе у него будут большие неприятности.
       Раздались гудки.
       Не передать, что со мной было. Я схватила Дениса, прижала его к груди и разрыдалась. Сыночек, что же нам делать? Что же с нами будет?
       Но, тут раздался еще телефонный звонок, и это звонил он, Ник.
Совершенно чужим голосом он мне сообщил, чтобы я срочно уезжала в Петербург, и повесил трубку.
       Как у разбитого корыта, я сидела, прижав к себе сына, и лишь один вопрос стучал у меня в голове:
- За что? За что? За что? За что? За что? За что?
       Денис заснул у меня на груди, и я погрузилась в тревожный сон.
Не знаю, сколько прошло времени, за окном стемнело.
       Денег у меня не было, ребенок на руках, в квартире оставаться нельзя!
      Звоню бабушке Муси:
- Бабушка, вышли мне деньги телеграфом, я еду с Денисом в Петербург.
Бабушка Муся не стала задавать вопросы. Я вытащила из кладовки спортивную сумку, сложила самые необходимые вещи Дениса, самые необходимые свои вещи. Утром, получив деньги, я отправилась на Ленинградский вокзал.
      В Петербурге меня встречали бабушка Муся и мама. Денис, проснувшись еще в поезде, с удивлением смотрел на двух тетей, которые ему улыбались.
      Он уже неплохо разговаривал, я с ним занималась каждый день: читала детские книжки, даже учила его считать.
- Денис, это твои бабушка и прабабушка Муся.
       Мама с улыбкой протянула ему руки, и Денис потянулся к ней. Я подхватила сумку,  и мы  отправились домой. Как же это слово, домой, меня согрело, успокоило, как будто я выпила чашку ароматного чая из  сбора, что готовит из трав бабушка Муся.
      Мама, не задавая вопросов, побежала на работу, она отпросилась на несколько часов, а бабушка вынула из своей сумки ….. пирожки и заварку чая, аромат которого мне напомнил о родном доме.
       Все разрешится, подумала я. Все проходит, пройдет и это, как было написано на внутренней стороне кольца царя Соломона.  Он носил кольцо, на наружной стороне которого, была надпись “Все проходит”.  Но, неприятности сыпались, как из рога изобилия. И в сердцах  он сорвал кольцо и швырнул. Покатилось колечко, и царь Соломон заметил на внутренней стороне надпись. Подняв кольцо, он прочел “И это пройдет”.
       Денис, напившись чая с пирожками, задремал у меня на руках, и я отнесла его на мою кровать.
        А мы с бабушкой Мусей уселись за стол пить  чай.

                ПРОЗРЕНИЕ
      
       Бабушка Муся с грустью смотрела на меня.
       - Я тебе сейчас все расскажу. Если бы ты знала, в каком одиночестве я жила.
Рассказывать тебе по телефону я не могла, не хотела тебя волновать, хотя понимала, что сердцем и душой ты чувствуешь, что не все ладно у твоей внучки.
      - Милая моя Ника, теперь-то ты у самых любящих тебя близких. Можешь рассказать мне все, облегчить свою душу, успокоить свое сердце. И вместе подумаем, что делать дальше.
       - Бабушка, если бы ты знала, как мне тебя не хватало, как отчаянно одиноко мне было. Я сначала даже не поняла, что я в золотой клетке. У Ника друзей нет, родственников нет или он меня от них скрывал. О своей работе он не рассказывал, уходил утром рано, поздно возвращался. Даже из роддома встретить пришли два человека: Ник и его друг Василий. Ник подарил букет роз.
         В детскую было закуплено все, что требуется ребенку. Имя мы почти не обсуждали: он предложил, я согласилась.
        Кошмар наступил, когда Денису было чуть больше года: я редко видела Ника, денег он давал все меньше, мне не хватало иногда даже на подгузники ребенку. Я перешла на экономию продуктов.
        А потом этот ужасный его отъезд и предупреждение:  не брать телефонную трубку. Но, телефон трезвонил постоянно, и я не выдержала. Угроз, правда, не было, но то, что я услышала, повергло меня в шок.
       Квартира съемная!!! А не собственность Ника, как он мне говорил.
Приказание по телефону: срочно уезжать в Петербург!  При этом даже не выслал ни копейки, чтобы можно было уехать!
       Я не могла понять: как можно так измениться?
       Бабушка Муся, как всегда, ругать меня не стала. Сказала, что самое страшное позади, что я уже дома, с родными людьми. Что Денис – замечательный, и как он сразу доверился бабушке. Обычно дети  боятся незнакомых людей, а тут, ребенок почувствовал доброту.
       А я вспомнила, что очень боялась идти в детский сад в первый день. Мама тащила меня, а я со слезами упиралась. Мне было страшно. Но, на пороге нас встретила пожилая воспитательница, позвала меня на руки…. И я пошла. Мои слезы высохли.
        Я замечаю, что у людей разная энергетика. Одни излучают тепло и доброту, а к другим, и приближаться не хочется.
        Но, мама и бабушка Муся уже излучали свою любовь к моему сыну.
Поэтому он и доверился своей бабушке.
       - Ника, мы вместе решим, как жить дальше. Милая, эта трагедия, что произошло. Но …… все живы, Денис – замечательный мальчик, ты – дома.
Что случилось, то случилось, его уже не изменишь. Пройдет время, возможно, есть и какие-то причины его поведения.
        - Скажи, ты его любила?
       - Мусечка, я даже не могла принимать никаких решений. Он  завладел мной: моими мыслями, душой и телом, он старше и я полностью ему доверяла. У меня не было никаких сомнений в его искренности. Я в нем чувствовала не только мужа, но и отца. Мне так не хватало отца. А тут вдруг такая трогательная забота.
         - Возможно, он и любил тебя, но иногда жизнь ввергает в такие водовороты, из которых не выбраться. “Поживем, увидим” – как говорила героиня одного фильма.
         Отдохни несколько дней, не давай себе время для размышлений, займись хозяйством. Да, и Денис не оставит тебя в покое. Когда он спит, посмотри свои картины, наброски. Да и восстановиться в Академии надо.
        Муся обняла меня, так я ее иногда называла в минуты доверия и нежности, и обещала вечером зайти.       
       Я посмотрела на спящего Дениса, легла рядом с ним, и с усталости быстро уснула.
               
                Прошло шесть лет.

      Дениска рос удивительно смышленым мальчиком.  Я с ним учила стихи, играла в математику, очень он любит собирать трансформеры.
      Я закончила Академию художеств, у меня небольшая мастерская.
Бабушка Муся, мама помогают мне, душевности хватает.
Но, как всякой женщине, наверное, хотелось личного счастья, семейного счастья.
       Я  боялась близко подпустить кого-то к своему сердцу, душе, слишком сильным был ожог.
       Друзья помогли организовать выставку моих картин. В небольшом выставочном зале на Васильевском острове уместилось двадцать семь полотен.
       Многие из них были пронзительно нежными, некоторые чувственными, некоторые с вопросами бытия, отношений мужчины и женщины, и, конечно, природа, любовь к жизни, к моей родине, России.
        В день открытия я волновалась, тронет ли моя живопись сердца и души людей?
       Перед открытием уже собралась очередь.
       Страхи мои оказались напрасными. Пришли даже мои преподаватели из школы Художеств, чего я не ожидала.
       Я старалась быть на выставке каждый день. Иногда приходилось в беседах рассказывать: почему именно этот сюжет я решила воплотить в красках.
       Это же, как музыка: человек потрясен тем или иным событием, ему надо выплеснуть свои чувства. И художник воплощает - в картинах, музыкант – в песнях, операх.
      Помните песню Сальваторе Адамо, “Падает снег”, которая облетела весь мир: падал снег, девушка не пришла на свидание. Он долго ее ждал под падающим снегом, а она не пришла  никогда.
        Мой любимый скульптор, Огюст Роден, его “Вечная весна”.
       Я брожу по залу, смотрю на посетителей, делаю наброски в блокноте.
       И, вот, он, поворот судьбы.

                Поворот судьбы.
      
      Как бы судьба не повернулась, но раны рубцуются, заживают, хочется, чтобы рядом был добрый человек, понимающий твою душу, любящий тебя.
Да, и мальчику хочется ….папу.
       Те редкие приезды Ника в Петербург не доставляли Денису радости. Он отвык от Ника, да и тот тяготился встречами с сыном.
       Вернемся в зал выставки. Я присела на диванчик, заканчивая набросок посетителя. Девушка долго стояла около моей  дипломной работы. Сначала я хотела к ней подойти и расспросить, что  так тронуло в этой картине.
        Я ее долго писала, и, казалось, что  смогла передать то единство настоящей любви, когда и сердца, и души, и тела сливаются воедино.
        Он стоял передо мной, и…… за столько лет сердце мое дрогнуло.
Он напомнил мне моего отца, высокий, стройный, обаятельный, с едва заметной улыбкой, он спросил:
- Это ваши картины?
- Это я, и картины мои. 
- Можно вам задать один вопрос?
- Можно.
- Я – не художник, и на выставки хожу редко, забрел сюда случайно. Но, ваша живопись меня растревожила. Честное слово, я хотел бы познакомиться с такой чувственной женщиной, как, вон, на той вашей картине.
- Эта женщина уже на 6 лет старше.
- Но, она же не рассталась с тем мужчиной?
- К сожалению, рассталась. Хотя мне хотелось, чтобы любовь их была вечной.
- Да, но на картине она останется вечной. А у вас ее никто не хотел купить?
- Я ее не продаю. Я боюсь, что полюблю ее возлюбленного, а он оставит меня, как оставил ее.
- И даже мне не продадите?
- Нет, нет и нет.
- Но, может быть, мы с вами можем посидеть в кафе, вы, наверное, проголодались с утра.
        Да, я  с утра выпила только чашку кофе, бабушка Муся отвела Дениса в детский сад, а я поехала на выставку.
      Я подумала, что это ни к чему не обязывает, да еще представила ароматный капуччино и бутерброд с семгой, например.
       Кафе уютное, я там ни разу не была, кофе и бутерброды были доставлены быстро, разговор  завязался. С ним было легко.
      Выходя из кафе, он попросил мой телефон, и я …… дала, как ни странно.
      Бывало, мужчины пытались со мной знакомиться, но после моего неудачного замужества, я отказывалась от встреч. А иногда и поступала бессовестно, если мужчина был настойчив: договаривались о встречи, но  не приходила.
      Звонка я не ждала, жизнь была напряженная.
      Но, звонок раздался.
- Ника, здравствуйте, можно с вами увидеться?
        И я ответила – да.
       Я рассказывала бабушке Муси про ….. Илью, так его звали.
Она меня не отговаривала, прошло достаточно времени, боль затихла, Денис рос без особых проблем, доставляя много радости.
        Наши встречи стали частыми, переросли в привязанность, может мне просто хотелось семейного счастья. С Денисом Илья дружил. Дениске не хватало отца, он  же видел и в детском саду, что за друзьями приходили отцы. И часто спрашивал: почему папа живет в Москве, почему он редко приезжает.
      А Илья часто вел с ним серьезные разговоры, о будущей учебе в школе, о том, кем Денис хотел бы быть, когда вырастет, о космосе, о машинах, о самолетах. Тем у них было столько, что сын меня не замечал. И не хотел расставаться с Ильей.
       Однажды он даже спросил меня:
 - Мама, можно я буду называть его папой?
        Я мягко запретила ему это делать.
        На следующий год Денис должен был пойти в школу.
       Жили мы с ним на съемной квартире, не хотелось стеснять бабушку Мусю.
       Однажды встреча с Ильей была несколько странная. В кафе он пришел с букетом роз, но мне  это  было неприятным: напомнило Ника. Тот заваливал меня букетами роз, но слишком многие из них оказались с шипами.
       Илья подарил мне колечко и предложил переехать к нему в двухкомнатную квартиру на Невском проспекте.  Вместе, естественно с Денисом.
       Ничто не вызвало у меня опасений, наши встречи в последнее время были 
 близкими, и я согласилась.
       Бабушка Муся, я с ней посоветовалась, не стала меня отговаривать. Ничто не вызывало опасений. А о регистрации брака мне не хотелось заводить разговор, я доверяла Илье.
       Жизнь текла без проблем с маленькими радостями, которые, в сущности, и составляли счастье.
       Но, …… как и во многих романах, проблемы начинаются, когда женщина встает перед фактом, что она беременна.
       Бабушка Муся рассказывала по секрету, что такая же история случилась и с ней.
       Дедушка тогда бросил престижную работу в институте, который работал на космос, пренебрег допуском на Байконур, и уехал к родителям на Украину, где его отец служил военным летчиком. Уехал в уединение, как Пушкин в Михайловское.
      Но, когда бабушка, тогда еще молодая и красивая, написала ему, что у них будет ребенок, то пришла срочная телеграмма: выезжаю, ничего без меня не предпринимай.
       Так у Бабушки Муси родился первый сын.
       Я долго не решалась сказать Илье о беременности, но пришлось. Мои опасения были напрасны, он обрадовался, но о регистрации отношений не заикался.
       Я ему доверяла.
       Когда подошло время появиться на свет второму сыну, все радовались, и Денис тоже. Ведь у него теперь будет брат.
      Но, маленький Артур, так назвали сына по желанию Ильи, оказался беспокойным ребенком. Ночи были бессонные, я очень уставала.
       Илья все чаще запирался у себя в комнате. Лишь потом я
выявила его безумную страсть к компьютерным ставкам. И хотя я не испытывала ограничения в средствах, в этот период я не могла писать картины, заниматься творчеством, но эта вдруг всплывшая из тиши страсть, повергла меня в шок.
       Артур занимал у меня почти весь день: подгузники, прогулки, 6, 7 раз кормление грудью. Да и хозяйство все было на мне: стирка, приготовление завтраков, ужинов, уборка квартиры.
 Дениса пришлось на время отправить к бабушке. Илья от помощи отстранился.
         Дениса осенью надо определять в школу.
И тут Илья предложил поговорить с отцом Дениса в Москве, чтобы тот на год забрал ребенка к себе.
       Как ни странно, но Ник согласился. Очень не хотел Денис расставаться со мной. Мое сердце разрывалось от разлуки со старшим сыном. Но, я уверила его, что, как только Артур подрастет, я буду приезжать к нему в Москву, а потом он опять переедет в Петербург.
      Ник приехал за сыном. Расставание было жутким. На сапсан пришли Дениса провожать и бабушка Муся, и моя мама, и вторая бабушка.
       Никакие уговоры и обещания на сына не действовали, его от меня было не оторвать, как и меня от него. Я обещала в скором времени приехать в Москву.
       Это были первые горькие слезы, и если бы знать, сколько их будет впереди, как будет изуродована и травмирована душа старшего сына, я никогда бы его не отдала этому….., которого и отцом-то назвать нельзя.
      А здесь, в Петербурге, и был поворот судьбы.
Илья, раздраженный беспокойным сыном, его ночным плачем, моим невниманием к нему, изменился, с него спала пелена доброжелательности. Помогать с малышом он мне не хотел. Приходя с работы, требовал ужина, я, уставшая до безумия от маленького Артура, не всегда могла ужин приготовить.
        Прошел год, очень тяжелый для меня год. Начались размолвки, скандалы. Я упрекнула его в безразличии ко мне. В сердцах он сказал, что я могу уйти, сына он будет воспитывать сам.
        И это он, который знал только работу, и запирался в своей комнате, играя в свои ставки.
       Отношения стали критическими.
       Однажды, видно проиграв крупную сумму денег, он выскочил с безумными глазами из своей комнаты и стал выталкивать меня из квартиры.
        Артур, держась за решетку кроватки, он уже вставал на ножки, истошно кричал. Я сопротивлялась, как могла. Не за себя, за сына. Вытолкнув меня на лестницу, он ударил меня в лицо и в грудь, из раны на лице полилась кровь.
        А я слышала истошный крик малыша, и хорошо, что телефон был при мне, вызвала полицию. Приехали быстро.
       Илья дверь полиции открыл, я кинулась к сыну, схватила на руки, прижала и стала успокаивать. Полиция стала составлять протокол. Артур, обхватив меня ручонками за шею, всхлипывал.
        В протоколе указали, что я проживаю без регистрации. Но, мне никогда не приходила мысль просить Илью зарегистрировать меня в его квартире. Я зарегистрирована в Петербурге, на собственности, комнаты в двухкомнатной квартире,  моей бабушки.
      Илья при полиции извинился, сказал, что очень устал на работе, и плач ребенка его раздражал, а мать, то есть я, не могла его успокоить. Что этого больше не повторится, а о регистрации он решит.
       Когда полиция уехала, он усмехнулся и сказал, что делу хода не дадут, что у него в этом отделении все схвачено.
       В моей интеллигентной семье никогда никакого насилия не было. Никто не употреблял алкоголь, а тем более не играл в азартные игры.
       Проигрывая, человек просто звереет. Что и произошло с Ильей.
       Я уже понимала, что все разрушено, обратно ничего не вернешь, я простить насилие не могу, мне этот человек стал противен.
       Я терпела ради ребенка, потому что идти было некуда, Илья угрожал, что ребенка не отдаст.
- Ты уходи, а Артур останется со мной. Ребенок стал предметом шантажа и торга.
      Конечно, расследования не было, хотя я сходила в поликлинику, и там зафиксировали побои.
     Этот день я запомню на всю жизнь.
      Илья пришел навеселе, как он сказал: на работе был корпоратив. Тут же заперся в своей комнате, даже не посмотрев на сына. Видно проигрыш был значительный,  он выскочил из своей комнаты, схватил меня и, потащив к постели, стал сдергивать одежду. Такого я вынести не могла.
       Он в бешенстве орал, чтобы я убиралась из его дома, что у него есть женщина, она будет ухаживать за Артуром.
       Ребенка он мне не отдал. В квартиру не пускал, я могла часами сидеть под дверьми. Это была месть за то, что я его отвергла.
       Женщина действительно приходила.
       Я подала в суд. Этот месяц поиска адвоката, сбора документов, поиск средств на суд, я прожила в каком черном тумане.
       А там, в Москве, мой старший Дениска. Я, разговаривая с ним по телефону, обещаю приехать. Собираю деньги, продаю некоторые картины, конечно, помогают и мама, и бабушка Муся.
      Еду в Москву. Ник в квартиру не пускает, но выводит Дениса, и мы договариваемся, что через три дня я ребенка верну.
       Это были счастливые дни. Я снимала гостиницу, три дня мы ходили по музеям, гуляли в парках, были на аттракционах, мы обедали в кафе, я покупала Дениске подарки.
       Но, что меня насторожило. Сидим мы в кафе, Денис случайно капает на брюки кетчуб. Сын побледнел, схватил салфетки, стал судорожно тереть джинсы, плакать.
- Сыночек, что с тобой ???.
- Папа меня накажет за это !!!
Успокаиваю сына, что мы придем в гостиницу, я отстираю это пятно, и папа ничего не заметит.
     Утром третьего дня, сын пошел в ванную и вдруг оттуда доносится плач. Вбегаю, думаю, что же случилось. Сын забился в угол и, всхлипывая, говорит мне, что он уронил мое кольцо, и оно куда-то закатилось.
       Я опять его прижимаю к себе, глажу по головке, и говорю, что ничего плохого не произошло, и даже, если мы его не найдем, то и пусть, я куплю новое, если понадобится.
- Пойдем, сыночек, я тебе приготовлю чай, и у нас в холодильнике твои любимые пирожки. Я разогрею их в микроволновке, а потом мы с тобой поедем в зоопарк и посмотрим разных зверюшек.
        Я утираю ему слезы, а сама расстроена реакцией ребенка на несущественные проступки. Меня охватывает беспокойство: что же происходит, почему такой страх у ребенка?
       Я замечаю бледность сына, нервозность, замечаю деформированные и обгрызанные ногти.
       Открываю ноутбук и нахожу причины  деформации ногтей у детей:
неправильный уход, неполноценное питание (авитаминоз), перенесенные инфекционные заболевания, хронические болезни внутренних органов, заболевания грибковой природы: псориаз, дерматит и экзема способствуют  образованию вторичной формы дистрофии.
        Но, показать свое волнение я не могу, обсуждать этот вопрос с Ником тоже не могу, боюсь, что это отразится на сыне.
        И даю себе слово: как только будет вынесено решение  суда с Артуром, сразу же заберу Дениса к себе.   
       Успокаиваю сына и обещаю, что скоро все будет хорошо. Не могу сказать большего, чтобы сын не поделился с отцом и не навлек на себя его гнев.
          Отъезд был очень грустный. На вокзале мы долго стояли обнявшись. Дениска прижимался ко мне и просил скорее за ним приехать.
       Я обещала.
       Суд по определению места жительства младшего, Артура, за одно заседание не закончился, но судья, я молюсь за нее постоянно, вынесла решение: до окончания судебных разбирательств, ребенка передать матери, то есть мне.
        Счастью моему не было конца, но только вторая половина моей души страдала за того, моего первенца.
        Артур, когда мы с моими друзьями пришли за сыном, просто влип в меня, обхватил руками за шею, и его было не отнять. Мои друзья помогли с вещами, было уже не до игрушек, сын даже не оглянулся на них.
       Чтобы не стеснять бабушку Мусю, мы сняли небольшую однокомнатную квартиру, недалеко от бабушки.
       Теперь надо вызволять старшего, Дениса, из рук этого чудовища.
      
      В один из приездов в Москву мы с Денисом устроились в гостинице.
Вечером третьего дня, завтра расставание,  сын, уставший за день, грустный, грустный.
      - Денис, ты, что такой расстроенный?
      - Мама, ты обещала, что как только братик подрастет, ты меня заберешь к себе.
      - Милый мой мальчик, скоро тебе исполнится 10 лет, ты уже сможешь заявить свое желание, и мы поедем домой в Петербург.
    Сын обрадовался, но я его предупредила, чтобы он отцу пока ничего не говорил.
       Весь вечер мы проговорили, как будем жить в Петербурге. Что Артур уже подрос, и не такой плакса, что у него, Дениса, будет свой стол, ноутбук, телефон, как почти у всех детей его возраста.
       - А дядя Илья будет жить с нами?
      - Нет, Денис, он выгнал меня из своей квартиры, Артур очень плакал, и вернуть Артура удалось только через суд. 
       - Совсем недалеко живет бабушка Муся, она будет приходить к нам, приносить нам вкусные пирожки, фрукты. Она будет часто гулять с тобой, как мы гуляли с тобой по Москве. Она отведет тебя в музей кукол, музей шоколада, в Русский музей, Эрмитаж. А мне надо писать картины, чтобы зарабатывать нам на жизнь.
        Сын кинулся мне на шею, обнял, я почувствовала его родное тепло, стала гладить по головке и успокаивать:
       - Денис, сыночек, осталось немного, и ты будешь вместе с нами, с братиком, бабушкой Мусей, еще одной бабушкой, еще одной прабабушкой, еще одним прадедушкой. У нас большая дружная семья!
        Нельзя было даже в страшном сне предположить, насколько мы расстаемся, сколько мук и издевательств придется выдержать моему сыночку, какие муки истерзают мою душу, сколько неимоверных сил придется затратить, чтобы свое дитё, которого  выносила, выкормила, растила, удалось вернуть и прижать к груди крепко, крепко.
   Ребенок, есть ребенок, он не удержался и рассказал все Нику. Что он договорился с мамой, и она скоро его заберет в Петербург.
      Что же ты мой милый, любимый сын наделал!!!
       Звоню Денису на мобильный, телефон не отвечает. Звоню Нику, прошу объяснить: почему у Дениса выключен телефон.
      В ответ злобная ругань:
-  Ребенка ты не получишь, ишь чего захотела! Может и алименты тебе платить? Не мечтай даже!
- Ник, давай поговорим спокойно. Мы же договаривались, что Дениса ты берешь на время, пока немного подрастет Артур. Ты же был почти равнодушен к ребенку. Я благодарна, что ты его взял на время моего трудного времени. Никаких алиментов я с тебя требовать не буду, с Денисом будешь встречаться, когда захочешь.
       Я не стала рассказывать, как рад был Денис, что поедет жить в Петербург со мной, боясь навлечь гнев на сына.
       Телефон отключен.
       Звоню его сожительнице Матильде. Она отвечает, что Ник запретил ей разговаривать со мной, это последний разговор и, чтобы я больше не звонила.
       Звоню классному руководителю в школе, отвечает уклончиво и кратко, что все в порядке.
       Посылаю запрос в поликлинику. По семейному кодексу я имею право знать о здоровье моего сына. Ответа нет.
       Звоню в Опеку г. Москвы, ответ безразличный: все в порядке,
 Так и хочется кричать, чтобы хоть кто-то услышал: что с моим сыном!
       Решаюсь поехать в Москву.
Сапсан летит с бешеной скоростью, мысли не дают задремать, всю ночь не спала.
      В школе вызываю классную руководительницу, Елену Михайловну.
С разрешения директора школы Дениса приводят в учебную часть. Он робко подходит ко мне, поглядывая на учительницу, а потом, не выдержав, обнимает меня за шею и шепчет:
-  Мамочка, мамочка, увези меня, я больше с ним не могу.
       В учебную часть врывается Ник. Я его не узнаю, что случилось с человеком? Где его лоск, где насмешливая уверенность в себе? Передо мной опустившийся человек с мешками под глазами, с отекшим лицом и очень располневший, с животом.
        Я вспоминаю, когда я спрашивала, чем занимается папа, Денис мне ответил, что он целый день у компьютера и пьет пиво.
       Ник чуть не набрасывается на учительницу.
-  Почему вы впустили ее в школу?
       Классная руководительница вызывает директора школы.
       Ник пытается уговорить Дениса ехать домой, но сына от меня не оторвать.
Директор школы звонит в полицию и в Опеку.
       Все в сборе. Составляется протокол, в котором четко сказано, что мать, то есть я, не лишена родительских прав и имею право видеть и общаться со своим сыном, согласно Семейного кодекса РФ.
       Нику объясняют, что он не имеет права отбирать у ребенка телефон и запрещать общаться с матерью.
       При всех присутствующих Ник возвращает телефон сыну.
       Денис плачет, я ему говорю, что, вот так, отсюда мне не дадут тебя забрать. Но, я подам в суд, и так же, как твоего младшего сына, тебя вернут мне.
- Подожди немного, мой любимый сыночек, и мы будем вместе. Тебя жалеют и ждут и бабушка Муся, и дедушка Саша, и все наши родственники.
- Мама, мамочка, я все выдержу, только ты обязательно меня забери, можно я буду тебе много раз звонить, ты не рассердишься?      
- Милый мой сыночек, ты даже не представляешь, как  бы я хотела прямо сегодня увезти тебя в наш дом. Но, они этого не разрешат. Хорошо, что они заставили вернуть тебе телефон. Звони мне сколько хочешь, а я буду рассказывать тебе, что я делаю, чтобы побыстрее забрать тебя домой.
         Нику и мне дают подписать протокол. Денис с опущенной головой идет к Нику. Учительница решила, что в классе у ребят будет много вопросов, и лучше Денису поехать с отцом.
        Перед дверью Денис оглядывается, и в его взгляде столько боли и тоски, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.
Сколько же еще  придется перестрадать, прежде чем я вырву из рук этого пивного алкоголика сына.
         Когда сапсан летел в Петербург, я набрала номер сына. Телефон был отключен!!!               
               
Часть 2

                В аду судебной системы.

            Лишь наглотавшись успокоительных таблеток, я задремала полтора часа.
Но, если бы я знала, что испытает Денис, Бог ты мой, как можешь ты такое допускать!
         Звоню на следующий день в школу: Денис в школу не пришел, Ник его не привел. Прошу учительницу выяснить причину. В ответ слышу, что школа   не занимается семейным воспитанием и отношениями с родителями.
        Звоню в полицию, делают выезд: с ребенком все в порядке.
Спрашиваю:
- Вы, видели Дениса?
- Нет, отец сказал, что с сыном все в порядке. А в квартиру мы не имеем права входить, если нет криков о помощи.
- А если ребенок избит, привязан к батарее, а во рту у него кляп!
 Тупо отвечают, что не имеют.
       На следующий день Ник в школе оставляет заявление, что сын по семейным обстоятельствам не будет посещать школу в течение двух недель.
       Предполагаю, что сын был жестоко избит этим извергом, и теперь залечивает ребенку побои.
      Звоню в полицию, отправляю заявление в прокуратуру, звоню в Опеку, бабушка Муся отправляет заявление детскому омбудсмену. Никакого результата, отписываются, пересылают в полицию, результатов – ноль.
      Ребенка никто не видел, и что с ребенком никого не интересует.
      Ночами почти не сплю. Рисуются самые страшные картины. Мой сыночек был исхлестан ремнем, поставлен в угол на колени, лишен пищи, воды.
       Он весь в синяках, и поэтому отец не может отправить его в школу.
       Оставляю Артура бабушке Муси, лечу  Москву.
       Как мы, женщины, безоговорочно доверяем мужчинам, букетам роз, знакам внимания, песням соловьиным. Нет бы быть попрактичнее, да через юриста проверить, а что у него за душой?
        Но, унижать любимого не хочется, а потом……. обман. Квартира оказалась съемной, с огромным долгом. Хорошо еще этот долг из меня не стали вытряхивать бандиты, а мой “любимый” приказал мне с сыном срочно уезжать в Петербург.
     В Москве дежурю под окнами около пяти часов. Его машина стоит во дворе, дверь открывает сожительница Ника, Матильда, и говорит, что Ника с Денисом нет дома.
      А Денис дома, ему запрещено подходить к окошку. В маленькой продолговатой комнате, в которой всего-то одиннадцать метров очень тесно. Денису выделен узкий диванчик, у стены напротив узкий стол с компьютером. Над столом полка с тетрадями и учебниками.  Комната перегорожена узким шкафом, за шкафом постель Ника с Матильдой.
 Денису вечером разрешается полчаса почитать какую-нибудь книгу. И тут он, как бы читая, вспоминает, как хорошо было там, в Петербурге с  мамой, уютно. Мама никогда его не ругала по пустякам, да и, если и случалось что-то, мама всегда разбиралась, а потом объясняла, как надо было поступить. Мама никогда не кричала, не наказывала и не порола его ремнем. Он вспоминал, как любил пирожки, что пекла бабушка Муся и приносила ему, его самые любимые, с вишневым вареньем, а иногда с сушеным виноградом, который она выращивает у себя на даче.
       Там, у мамы, к нам часто приезжала мамина сестра с  Петькой и Славкой.  Мы играли, боролись, шумели, а мама никогда нас не ругала.
         А тетя Таня всегда привозила пирожные и торты. И мы пили чай с пирожными.
       Утром мама отводила меня в детский садик,  а вечером обязательно качала  на качелях во дворе. Вспоминал, как замирало его сердце, когда качели взлетали высоко к небу, но он не боялся, рядом была мама. Вспоминал, как мама ему перед сном всегда рассказывала сказки, или читала стихи, или рассказывала про своего папу, а его дедушку, и читала дедушкины стихи.
       Потом он вспомнил, что они переехали к дяди Илье, а у мамы должен был родиться братик Дениса. Сначала дядя Илья ему нравился, они дружили.
       А потом он стал злой, и мама договорилась с папой, что он на время заберет его в Москву, пока не родится братик и немного подрастет. Обязательно заберет. Ему хотелось ехать на поезде, но не хотелось ехать к папе.
      В Москве он пошел в школу. Мама не приехала, когда он пошел в первый класс.
Все дети были  с мамами, а он с папой. Но, цветы  папа тоже купил.
       Папа сказал, что у мамы родился сыночек и поэтому она не приехала.
       У папы  жена Матильда. А комната у нас маленькая. Еще у Матильды есть брат. Он живет в другой комнате. Но, я его боюсь. Он пьет водку и часто меня пугает.
       Папа заставляет меня рано вставать, делать зарядку, обливаться холодной водой. Потом отвозит  в школу. Матильду меня заставили звать мамой.
        Она меня жалела, но не так, как мама. Я не хотел звать ее мамой. Мама обещала меня забрать к себе, как только братик немного подрастет, и я жду. Но папе не говорю. Я боюсь, что он на меня будет кричать.
        Я его не люблю и боюсь, он часто меня наказывает. Если пожалуется учительница, то ремнем и в угол. Я стою и плачу, а он кричит, чтобы я не плакал. А как я могу не плакать, если слезы сами текут.
 У мамы я никогда не плакал, однажды только, когда быстро бежал, упал и разодрал коленку. Мама быстро меня увела домой и полечила не больно ногу.
Забинтовала, напоила чаем с малиной и стала рассказывать сказку.
Мне так плохо без моей мамочки.
      Когда братик Артурчик немного подрос, я уже ходил во второй класс. И мама стала иногда приезжать в Москву. Папе это не очень нравилось, но он меня отпускал. Мы жили с ней дня два, а иногда и три, в гостинице. Ночевали вместе, кушали в кафе, ходили в музеи, в зоопарк и на карусели.
       Я маму спрашивал, когда она меня заберет к себе. Она обещала, но просила еще немного подождать.
       И я ждал, и ни папе, ни Матильде не говорил.
       - Мамочка, где ты, почему не едешь за мной?
       - Мамочка, почему не подарила подарок на Новый год? Ты раньше всегда мне дарила подарки.
        - Мамочка, папа говорит, что ты меня забыла, что у тебя там другой сыночек, а я тебе не нужен.
        - Мамочка, я все равно тебя люблю, но папе не говорю, он очень сердится.
        - Мамочка, я буду долго, долго ждать тебя, забери меня отсюда.
На часах десять вечера. Подходит время моего вечернего поезда в Санкт-Петербург, приходится уезжать, так и не увидев, и не услышав сына. А сын, наверное, в недоумении, почему мама не приезжает, его не забирает, его забыла.
       Да горе отец еще подогревает рассказами о том, что он маме не нужен, и она его бросила.
       А я даже задремать в поезде не смогла. Я чувствовала материнским сердцем, что творилось там, за закрытыми дверями, где находится мой сын.
Сын, которого я выносила 9 месяцев, которого выкормила до года, с которым, тогда к счастью, я смогла уехать в мой родной город.
       И из-за моей доверчивости, меня так жестоко опять наказала судьба.
        Представляла, что мой сыночек, Денис, конечно, услышал мой голос, когда сожительница Ника, Матильда, объясняла, что Ника с сыном нет дома.
       Как рвалось его сердце, как пытался вырваться он из рук злобного отца, а тот закрывал ему рот рукой, лишь бы сын не выкрикнул ни слова, не обнаружил, что он дома.
        А может и хуже:  пригрозил опять исхлестать ремнем, не кормить, и не пускать гулять.
        На память опять приходили истерики сына по поводу кетчуба на джинсах и закатившегося моего кольца.
       А Матильда вряд ли заступится. Это не ее кровинушка, да она, видно, тоже попала в его западню.
      По скромным рассказам сына, что делает папа, Денис отвечал, что он сидит у компьютера и пьет пиво. Не работает. Работает Матильда, бухгалтером. С утра до вечера на сидячей работе. Грузная, располневшая женщина, любительница пива, с отеками под глазами.
        Живут они в трехкомнатной квартире, занимая комнату 11 метров. В другой - лежачая больная мать Матильды, а третью -  занимает брат Матильды.
        У Ника никакой жилищной собственности за всю его почти пятидесятилетнюю жизнь, не появилось.
       Родственников ни у Ника, ни у Матильды, кроме больной матери и брата, нет.
      Пытаюсь немного успокоиться, вспоминая время с Денисом в Петербурге.
      Я успешно писала картины, часто по заказам. Мы с Денисом снимали квартиру на одиннадцатом этаже нового дома, из окна открывался простор: небо и Финский залив.
       И я вспоминала, с чего началось мое влечение к живописи.
       Когда мне было едва пять лет,  с дедушкой мы часто, даже перед сном, гуляли по берегу Финского залива. А дома, я без конца рисовала одну и ту же картину: черная земля, красный закат, и на его фоне молоденькие деревца, уже без листвы.
        У бабушки Муси до сих пор хранятся  мои рисунки.
       Денис ходил уже в детский садик. Мальчик был спокойный, радостный, и я была спокойна и радостна, не замечая  моего счастья, что сын со мной.
       А потом эта встреча с Ильей! Перевернула мне жизнь.
       Не удалось отвлечься мыслями о прошлых счастливых днях. Мысли возвращались в Москву, к сыну. И стучали колеса поезда, и стучали в голове мысли: что делать, что делать, что делать?
       А дома ждало заказное письмо: исковое заявление об определении места жительства сына и о назначении алиментов.
       Это страшный период, как вхождение на девять кругов ада.
       Бесстыжие адвокаты, чтобы выиграть суд, обгаживают ответчика, в данном случае меня, насколько только способны.
       Читая исковое заявление, я не могла понять, что меня смущает.
Как молнией мелькнула мысль: оно, как две капли воды, похоже на заявление  Ильи! Как такое может быть?
      Сколь подлым может быть человек, да и можно ли назвать его человеком, если он где-то “проиграл”. А Илья проиграл иск в суде, ему не удалось оставить у себя Артура, да еще и алименты на содержания ребенка присудили. И я его отвергла.
      И Илья решил мне мстить. Мстить, играя судьбой старшего сына, Дениса.
      Его адвокатша, иначе не могу назвать, едет в Москву, встречается с Ником, составляет ему исковое заявление. Вот, почему меня удивило исковое заявление Ника.
       Илья оказался на редкость мстительным. А я ведь не противилась его встречам с Артуром. Мы договаривались, когда он его заберет, иногда на несколько дней. Меня только расстраивало, что маленький Артур приходил очень капризным, говорил, что мама у него плохая. А я никогда не отзывалась об Илье плохо. И  еще меня поражало, что никогда Артур не приходил с игрушками, хотя Илья хвастал, что он накупил ему много машинок, которые сыну очень нравились.
       Пришлось так   же прибегнуть к помощи адвоката. Елена Михайловна написала длинный список документов, которые надо подготовить к суду.
Двадцать восемь справок, заключений, осмотров пришлось собрать: о жилищных условиях, из психо-неврологического диспансера, обследование здоровья и пр., пр., пр.
       Не буду описывать всю судебную волокиту, но, казалось, что это заседание за десять дней до Нового года, будет последним, и пришлось ехать в Москву.
       Судья никак не вяжется с образом справедливости. Образ жизни виден проницательным взглядом. Как сказал великий Бальзак“Образ жизни формирует душу, а душа формирует физиономию”.
       Лет от сорока пяти до пятидесяти, фигурой и лицом сухая, уставшая, злобная.
Не хочется ей верить и доверять.
       Ник улыбается, даже что-то говорит в шутку, мне не до шуток. Ни меня, ни моего адвоката, Елену Михайловну, ни представителя органа Опеки из Санкт-Петербурга, судья не слушает. Уткнулась в бумаги и листает их.
       Я почти кричу, что не исследованы обстоятельства: почему ребенок был фактически изъят из школы на две недели, после встречи в школе в присутствии директора школы, классной руководительницы, полиции, почему без согласования со мной, матерью, сын переведен на домашнее обучение? Почему не исследован доход отца, почему не подтверждено его место работы?
        Ник мерзко улыбается, глядя на меня с победой.
         И этого человека я любила!
         Для выяснения мнения сына: с кем из родителей он хочет жить, вводит сына представитель Опеки г. Москвы в зал суда.
        Ребенок идет, понуро склонив голову, на меня не глядит.
Мое сердце обливается кровью. Я готова вскочить с места, бежать, обнять сыночка.
       Но, судья удаляет из зала заседания и меня, и Ника.
Свое мнение ребенок должен высказать без родителей.
Адвокат, Елена Михайловна, обняла меня, успокаивает.
С видом победителя Ник мерзко улыбается. Опухшее лицо, с мешками под глазами, пивной живот. До чего же он опустился.
        С сыном в зале присутствовали только представители Опеки
 г. Москвы и Санкт-Петербурга.
Двери открываются и представитель Опеки г. Москвы быстрым шагом тянет сына ко входу. Дениска глаз не поднимает.
Не удержавшись, я успеваю крикнуть:
 - Дениска, сынок, я люблю тебя, не верь им, я добьюсь, и мы вместе поедем домой!!!!!
      У двери сын пытается взглянуть на меня, но грузная, неприятная тетка из Опеки с силой втягивает ребенка за дверь.
      Ник победно улыбается.
      Нас опять вызывают в зал:
   - “Заседание переносится на 4 дня!”- ударив молотком справедливости, сообщает судья.
         Я просто потеряла дар речи. Дорога в Москву из Петербурга, не ближний свет, адвокату, если у нее не назначен суд на это число, надо оплачивать и дорогу, и участие в судебном заседании.
        Представитель органа Опеки Санкт-Петербурга сразу сказала, что она не имеет возможности два раза в неделю устраивать вояжи в Москву.
        И вкратце безразлично сказала, сын на вопросы судьи ответил, что он маму не любит, что она его биологическая мать, что он хочет жить с отцом и мамой Матильдой.
       Слезы брызнули из глаз сами собой. Меня трясло и колотило. Я прислонилась к стенке зала ожидания в суде, и не могла стронуться с места. Елена Михайловна подвела меня к креслу и усадила. Она нашла в моей сумочке успокоительные таблетки и заставила их выпить.
        Мимо с торжествующей улыбкой прошел Ник.
Первый шок немного прошел, тело размякло, душа погрузилась в безразличие.
Через три часа поезд в Петербург.
       Приехав домой, сразу же утром отправляюсь на почту и посылаю срочную телеграмму в суд, с просьбой перенести суд на более поздний срок, так как у меня маленький ребенок и мне трудно опять уехать от него, что у адвоката день занят.
       Срочную телеграмму получают в суде только через 10 дней!
За пять дней до Нового года состоялся суд, на котором не присутствовали ни истец, Ник, ни его адвокат, ни представитель опеки в Москве.
       От ответчика, то есть от меня, не было никого: ни адвоката, ни представителя Опеки.
        Так же в телеграмме я просила о назначении сыну психолого-психиатрической экспертизы.
      Ну, не мог ребенок, который так радовался недавно, что он переедет в Петербург, вдруг сказать такие дикие слова.
       Мне приходит сравнение  из истории с 37, 38 годами. Когда высшие военные в судах клеветали на себя, признаваясь в несуществующих заговорах.
        А тут запуганный десятилетний ребенок, который знает, что его маме не отдадут, что его сейчас вернут отцу, и если бы он сказал что-то другое,  был бы жестоко наказан.
Вердикт: иск отца, Ника, удовлетворить.
        В суде выносится сначала результативное решение, а в течение пяти дней судья обязана составить мотивировочное, в котором объясняются причины     решения.
       Но, судьям закон не указ. Три месяца я гоняюсь по всем инстанциям за решением судьи. По полдня пытаюсь дозвониться до суда в Москве. Если и удается, ответ один: дело у судьи.
        Чтобы подать заявление в высшую инстанцию, городской суд, по закону дается срок один месяц после дня вынесения решения.
Прошел месяц: решения нет, прошло два месяца, решения нет, лишь в конце третьего месяца после суда решение, наконец-то, появилось.
      Адвокат подает в месячный срок предварительную апелляционную жалобу, так называется заявление в следующую инстанцию после районного суда.
       В русском языке слова “жалоба” имеет уничижительный смысл. Не равноправное разбирательство дела, а унизительно-просительная жалоба.
      Но, закон есть закон, и приходится писать все-таки жалобу, апелляционную жалобу, объясняя в высшую инстанцию все мыслимые и не мыслимые нарушения законов  судьей районного суда.
       А события не стоят на месте в ожидании решения самого справедливого суда на свете.
       Без согласования со мной, матерью, не лишенной  материнских прав, отец, Ник, переводит сына на семейное обучение.
        Да, оказывается, что наши продвинутые законодатели приняли закон о таком обучении.
        Не спорю, есть дети инвалиды, которые не могут посещать школу, есть богатые новые “русские”, которые могут нанять лучших учителей своему чаду.
       Но, в случае с сыном, это – даже словами не выразить!
       Десятилетний ребенок оторван от коллектива, прикован к компьютеру.
Должен проводить за компьютером много времени, при том, можно даже не вникать, а просто скачивать ответы на заданную тему.
         А может быть, задания готовит сам отец и относит в школу? И такое возможно.
       Получить от учителей школы, куда ребенок должен сдавать задания, ответ на вопрос кто сдает задания: сам сын или отец, не удалось.
      Возможно, причиной перевода на семейное  обучение стала и возможная выплата родителям. Такой вопрос обсуждался на сайтах интернета.
           Рассмотрение второй инстанцией, апелляционной, не изменило решение районного суда. Третья инстанция – кассационный суд оставил решение без изменения.
        И я спрашиваю Бога: скажи, разве среди судей нет человека с сердцем? Неужели не понять этим блюстителям закона в черных мантиях, что, кажется, понятным простому человеку без крутого юридического образования.
        Судья мало того, что лишила меня даже видеть сына, слышать сына, прижать его, моего мальчика к груди, так она еще и алименты назначила по максимуму, и безмерно затягивая дело, не высылая решения по три месяца, назначая заседания через два, три месяца, насчитала мне судебные издержки больше трехсот тысяч.
        А у меня маленький Артур, младшенький. И алименты мизерные, и никаких судебных издержек я не предъявляла.
        Да, пока, месть отвергнутого нарцисса Ильи била меня наотмашь.
При том, все это он провернул чужими руками, руками алчного до денег спившегося пивного алкоголика.
       Но, я решила не сдаваться, и мы с Еленой Михайловной, моим адвокатом, подали в суд на общение с ребенком в соответствии с семейным кодексом.
         Но, не тут-то было. Теперь судья и Ник жонглировали опросом сына.
       “Мнение сына, высказанное им на суде: он не считает вас матерью, заявил, что вы – биологическая мать, и что он вас не хочет видеть и встречаться” – такой  вердикт вынесла заинтересованная судья.
        Наши объяснения, что ребенок запуган отцом, боится его панически, не нашли отклика, хочу написать в душе, но….. какая же душа в этой черной мантии? У нее, наверное, и детей-то нет, иначе дрогнула бы хоть одна струнка в душе.
         Но, одного мы все же добились: суд назначил психиатрическую экспертизу сыну. Но, только через два месяца.
        С болью в сердце по вечерам, когда Артура накормлю, умою, уложу в постель, расскажу ему стишки, или спою песенку, возвращаюсь в думах о моем Дениске.
        Как он мой сыночек, мы не виделись уже полтора года, я вымотана судебной системой, которая обрекла меня на такие душевные муки, хоть, как Анна Каренина, бросайся под поезд.
      Но, я нужна маленькому Артуру, и, ночью уткнувшись в подушку, плачу, боясь разбудить сына. Однажды он все же услышал, подошел к моей кровати и стал дергать одеяло и так тихо говорить: - “Мамочка, не плачь, я буду вести себя хорошо, хорошо, только ты не плачь.”
       Я улыбнулась сквозь слезы, взяла его на руки, он прижался, обнял меня.
И я утешила его, что я плачу из-за Дениски, который там один в Москве, без нас.
       - “Мамочка, а я сейчас во сне попрошу Дениску, чтобы он приехал к нам, только ты не плачь.”
       Я отнесла сына в его кроватку, спела ему грустную песенку и уже, засыпая, Артур уговаривал Дениску скорее приезжать, а то мама плачет.
      А я с тоской в душе подумала, что мои подарки на День рождения, на Новый год Дениска не получает. Я заказываю в Москве доставку, но двери в квартиру не открываются, или открываются, но подарки не принимают.
       А потом Ник со злостью говорит сыну: - “Вот, видишь, твоя мама совсем тебя забыла, ты ей не нужен, у нее там другой сыночек”.
       А я часто рассказываю Артуру о Дениске, о его братике, который очень хочет жить вместе с нами, но, его к нам не пускают.
       Бабушка Муся на 11-летие Дениски написала стихотворение и послала в Опеку г. Санкт-Петербурга, чтобы стихотворение переслали в Москву.
        Но, в Опеке видно такие же равнодушные чиновники, как и в суде.
Вот, начало стихотворения:

Не подарю тебе подарков,
И не простых, ни дорогих.
Пишу тебе, мой правнук, Стих.      

Порою в жизни трудно так бывает
И некому поплакаться в плечо,
И слезы от обиды выступают,
И мама очень, очень далеко.

Для вас, для правнуков, любимых
Выращиваю   дивный виноград.
Нам лето обещало быть с тобою.
Мы так тебя готовились встречать!!!

И виноград срывал ты с ветки.
И снимок тот в журнале напечатан,
Вкус детства помнишь ты, наверняка.

      Детские воспоминания не сотрешь ложью и враньем. Да, запугал Ник Дениску, даже бесстрашные комкоры в годы репрессий клеветали на себя. А тут ребенок.
      Боится его ребенок, затаился, живет в страхе.
Как же скорее вырвать моего мальчика из этих жестоких рук!

    



                Экспертиза

      Экспертизу назначили через полтора месяца. Это еще полтора месяца мук и ожиданий.
       Время неумолимо приближается, Сапсан мчит нас с адвокатом Еленой Михайловной в Москву.
        В поезде, да еще на такой огромной скорости, в удобном кресле, бегут мысли, мысли, мысли.
       Так все кажется простым и понятным: ребенок запуган и говорил на суде то, чему отец его научил, да еще под страхом наказания. Судью с Ником, вероятно, связала взятка. Да, и судья настолько озлобленная жизнью, что ей дела до ребенка нет. Интересы свои.
      По статистике треть браков распадается. И нередко в семьях, где есть дети.
Но, мужчина, в лучшем понимании, и обеспечивает бывшую жену и ребенка и встречается, когда хочет с ребенком.
      Едва успеваем ко времени экспертизы.
      Несколько раз выходит секретарь или медсестра и проверяет присутствующих,
       Ника с Денисом нет. Проходит час, проходит два. Меня вызывают, и врач объясняет, что только что пришла телефонограмма,  Денис заболел, и отец просит перенести экспертизу на другое время.
       Я в полном отчаянии. Отъезд всегда тревожит младшего сына, Артура, он  капризничает, не хочет оставаться даже с бабушкой Мусей.
       Билеты в Москву и обратно, немалые деньги.  Адвоката тоже надо оплачивать.
        Главное, двухмесячное ожидание!
        Раньше, чем через месяц, очередь большая, прием назначить не могут.
Расстроенные выходим из здания больницы.
        Как же Ник панически боится моей встречи с сыном! Разрушится карточный домик его лжи, вранья.
        До отъезда из Москвы остается пять часов, и мы решаемся подъехать к дому, где живет в квартире Матильды Ник с сыном. Я даже знаю, куда выходит окно их комнаты. Машины во дворе нет, а свет в комнате горит. С тоской, сковавшей мою грудь, и надеждой, что может сыночек подойдет к окну, мы стоим в тени деревьев, смеркается. Я молю Бога:
      - Если ты есть на самом деле, сделай так, чтобы я хоть краем глаза увидела Дениску.
       И чудо свершилось: прошло минут сорок, занавеска отодвинулась, и Дениска выглянул в окно. Нас он не видел, а мы его видели хорошо.  Может он ждал, когда приедет Ник с Матильдой. 
      Это даже описать невозможно, когда ты видишь сына, и не можешь его обнять, все рассказать, все расспросить. Глаза сами собой стали мокрыми. Я обняла старую липу, уткнулась в ее корявую кору и плакала.
      Тут подъехала машина, Ник и Матильда с сумками грузно вылезли. Какие же они стали старые и помятые.
      Елена Михайловна обняла меня за плечи и повела к остановке такси.
В сапсане  опять лезли мысли: но разве не могло быть иначе, хотя бы как с младшим, Артуром.  Я считаю, что Илья настраивает ребенка против меня, но лучше плохой мир, чем ссора.
        Пролистываю свою жизнь с Ником, я склоняюсь, что не любовь к сыну движет его поступками, а, скорее всего материальные причины.
        Начало нашей жизни с ним – обман. Работы у него нет, работает одна Матильда, на которой по судебным документам висит непогашенный кредит в полмиллиона. А тут и алименты, и огромные судебные издержки, и дотации на ребенка, даже за домашнее обучение. Деньги потекут.
       Если ты любишь ребенка, его нельзя держать в режиме постоянного страха.
       Сапсан примчался в Петербург, прощаюсь с Еленой Михайловной и скорее домой.
       Открываю дверь, топот маленьких ножек, Артур не дает мне раздеться. Хватаю его на руки и целую в щечки, в носик, в ушки. Сколько успокоительного тепла идет от этого маленького человека.
      - А где Дениска? – спрашивает Артур.
      - Пока в Москве, но, когда-нибудь мы приедем с ним вместе.
       Уставшая бабушка Муся дремлет в кресле.
      
      Прошло полтора  месяца, и мы снова в Москве, в институте, где должна проводиться экспертиза.
      С беспокойством приближаемся к приемной, я вижу Ника с сыном, рядом сидит и держит за руку Дениску представитель Опеки г. Москвы.
      Денис видит, как мы входим, испуганно смотрит на меня и отводит глаза, видно ребенку даже глядеть на меня запрещено.
      Ник пересаживается в соседнее кресло, чтобы сын был закрыт его спиной.    
      Слышу  свою фамилию, имя, отчество.
Меня вызывают в кабинет врача психиатра.
В кабинете  приятная обстановка, на окнах легкие занавески, удобные кресла. В углу стеллаж с детскими игрушками.
        Присаживаюсь в кресло напротив врача. И успокаиваюсь.  Врач, называет свое имя и отчество, Мария Сергеевна, у нее удивительно мягкий и внимательный взгляд. 
-  Вероника Сергеевна, расскажите про вашу проблему. Не спешите.
        И я начинаю рассказ про свою мучительную жизнь: как познакомилась с Ником, как он красиво ухаживал, как чем-то напоминал мне моего отца,
как привел в трехкомнатную шикарную квартиру, а потом оказалось, что квартира съемная и с огромным долгом. Как уехал куда-то сам, а мне по телефону приказал брать сына и уезжать в Петербург. Как я с полуторагодовалым ребенком и сумкой самых необходимых вещей для Дениса, бежала на Ленинградский вокзал, а там ждала, пока бабушка Муся переведет деньги на поездку.
        В Петербурге моя большая семья окружила заботой и вниманием.
        Как я долго на мужчин даже смотреть не могла, но опять поверила…… и оказалась в безвыходном положении.
          Договорилась с Ником, что он на время, пока младший сын Артур немного подрастет, возьмет Дениса к себе. У меня не было выхода.
        Но, жизнь с отцом Артура тоже не сложилась. И мужчины стали мне мстить…..
ребенком, Денисом.
        Рассказала, что на суде сын Денис сказал слова, которые больно  ударили по сердцу, а душа разрывалась от горя.
        Рассказала, что полтора года назад при моем очередном приезде к сыну, мы с ним договорились, что скоро я его заберу домой, в Петербург, будем жить вместе с братиком Артуром.
        Рассказала, что Денис не скрыл это разговор от Ника. И, вот, уже полтора года, я не могу ни увидеть, ни услышать своего сына.   
       - Теперь я задам вам вопросы.
       -  Вероника Сергеевна, на чем основаны ваши опасения, что к Денису отец относится жестоко?
        - Мария Сергеевна, пока Денису не исполнилось десяти лет, я часто приезжала к нему в Москву. Ник не был против,  мы снимали номер в гостинице и два, три дня проводили вместе. Ходили по Москве, в музеи, в зоопарк, на детские спектакли.
       Меня поразила реакция сына в кафе, когда он капнул на брюки кетчуп. Его затрясло, он заплакал, стал судорожно стирать с джинсов пятно, сквозь рыдания говоря, что папа его накажет. Я успокоила, как могла, сказала, что в гостинице мы отстираем это пятно, и папа ничего не заметит.
       Такая же реакция была в другой мой приезд, когда мое кольцо в ванной гостиницы закатилось в угол. Ребенок рыдал. Я его обняла, успокоила, умыла холодной водой лицо. Объяснила, что ничего страшного не произошло, и мы сейчас вместе его найдем.
        Я спросила, часто ли наказывает его папа. Ответы меня расстроили. Но, я не подавала виду.
        Кроме того, меня поразили ногти ребенка.
     - Вероника Сергеевна, расскажите, когда прекратилась ваша связь с сыном?
     - Мария Сергеевна, после того, как отец узнал, что Денис хочет переехать в Петербург, он отключил телефон сына, мне нагрубил, и запретил его сожительнице Матильде со мной разговаривать.
       Я приехала в школу, чтобы увидеться с сыном. Были вызваны директор школы, классный руководитель, приехал разъяренный отец, пришлось вызвать полицию. Полицией был составлен протокол, который мы подписали. В этом протоколе Нику велели восстановить телефонную связь с сыном.
        Но, уже в поезде, я поняла, что телефон отключен.
        - Вероника Сергеевна, какие еще факты вы могли бы привести, которые свидетельствовали бы о жестоком обращении с сыном?
        - Мария Сергеевна, на следующий день сын не пришел в школу, а отец написал заявление, что ребенок не будет посещать школу две недели. Я думаю, что Денис был жестоко избит. После истечения двух недель, без согласования со мной, Денис был переведен на домашнее обучение.
       - Вероника Сергеевна, что вам известно о показаниях сына в суде?
       - Мария Сергеевна, у меня слезы полились непроизвольно, когда представитель Опеки из Санкт-Петербурга, она присутствовала на опросе, пересказала слова сына, что я и не мама, а биологическая мать, что он не хочет со мной жить, не поедет в Петербург, не хочет видеть ни бабушек, ни прабабушек, что он любит папу и Матильду называет мамой.
       И я подумала, что же он, этот изверг, сотворил с сыном, чтобы десятилетний ребенок мог сказать такие слова.
Ведь Денис с рождения и почти до семилетнего возраста был со мной. Не мог семилетний ребенок забыть свою счастливую жизнь в Петербурге, не мог забыть мою любовь к нему, не мог забыть бабушку Мусю.
         - Биологическая мама!
         И это после того, каким  Денис был счастливым, когда мы с ним решили, что он переедет в Петербург. Как светились его глаза, как мы обнялись, и долго сидели в креслах гостиницы и мечтали о переезде.      
      - Вероника Сергеевна, предположим, суд решит отдать сына вам. Вы будете препятствовать встречам отца с сыном?
      - Мария Сергеевна, печально, но у меня аналогичная история с младшим сыном. Но,  на первом же заседании судья постановила ребенка до окончания судов передать мне. Я не препятствую встречам с отцом, но огорчаюсь, что ребенок возвращается капризный, говорит, что я плохая. Приходится несколько дней адаптировать сына к нашим спокойным добрым отношениям.
Отец же Дениса, суров и даже жесток.  Его поступки не предсказуемы. Я пока ничего не могу по этому поводу сказать.
       Сейчас будет в кабинет приглашен ваш сын Денис. Я знаю, вам трудно, но постарайтесь быть спокойной.
       Когда Дениса ввели в кабинет, сердце мое сжалось, я собрала все свои силы, чтобы, несмотря ни на что, не схватить его, прижать к груди сильно, сильно, и не дать никому его больше оторвать от себя.
       Я завела руки за спину, до боли сжала пальцы и отвела глаза от Дениса.
Какое же напряженное у него лицо, как вытянуты были руки, почти по швам, когда он шел к столу, как он их сцепил, когда сел в кресло.
       Мария Сергеевна ровным спокойным голосом начала с ним разговор.
Она спросила: как его зовут, где и с кем он живет.
         Ответил он странно: с отцом и мамой Матильдой.
         - Расскажи нам, Денис, как проходит твой день, где ты учишься?
        Ответ, как заученный урок: встаю в семь утра, делаю зарядку, принимаю душ, мама Матильда кормит завтраком. Потом принимаюсь за учебу, включаю компьютер. Мама Матильда уходит на работу, а мы с папой днем идем прогуляться и в магазины.
       - Тебе нравиться учиться дома или в школе было лучше?
       - Дома лучше.
      -Кто сдает задания в школу: ты или папа?
      - Я или папа.
     - Ты занимаешься еще чем-то?
     - Борьбой.
     - У тебя есть друзья?
     - Нет, папа меня одного гулять не отпускает, а в доме у нас мало места, чтобы принимать друзей, как говорит папа.
     - Скажи, Денис, ты на суде сказал, что мама твоя – это биологическая мать. Ты можешь пояснить, что это такое?
     - Ну, как папа сказал, это -  которая родила, а воспитывать не хочет.
     - Ты с мамой жил в Москве у папы полтора года. Мама тебя кормила грудью, ты большой мальчик и это, думаю, знаешь, потом ты с мамой уехал в Петербург.
      - Посмотри на эту фотографию: ты с мамой в поезде, посмотри какой ты радостный. Это ты или другой мальчик?
       - Это я!
      - А на эту фотографию посмотри: мальчик с большой кистью винограда где-то на даче.
       - Это я! У бабушки на даче, там у нее много растет винограда и он такой вкусный. Мы еще там ходили в музей игрушек на улице. Разные чудища, я это помню.
      - Вот, эта фотография? Да, Да, это я, точно!
       - Скажи, а ты любишь твою маму, вон, там она сидит в кресле.
       - Нет!
      - Почему, можешь рассказать.
      - Папа говорит, что она плохая, совсем обо мне не думает, у нее другой сыночек, и она его любит. А я ей не нужен.
       - Денис, а то, что ты сказал на суде, это ты так решил сам.
       - Сам!!! – почти криком ответил Денис.
       - Если ты больше нам ничего не хочешь рассказать, то можешь идти.
       Денис нерешительно встал, щеки его пылали, слезы были на глазах.
      - Я соврал, соврал, так велел мне говорить папа! И сказал, что, если я только скажу, что хочу ехать с мамой, то он меня накажет ремнем и не даст мне есть три дня и пить тоже! И буду стоять в углу днем и ночью. И Матильда не поможет.
      Я почувствовала, как кровь прилила к моей голове, защемило сердце, перед глазами все поплыло. С большой силой я сжала руки и пришла в себя.
       Мария Сергеевна встала из-за стола, подошла к Денису, салфеткой вытерла слезы.
      - Не говорите только папе, что я вам сказал! Он меня сильно накажет.
Мария Сергеевна наклонилась к Денису и сказала тихо:
- если хочешь, подойди к маме.
       Медленно Денис повернул голову в мою сторону, потом вскочил и бросился ко мне. Я раскрыла руки и сильно прижала его к себе, ощутила его хрупкое тельце и сильно бьющееся сердце.
       Мы проговорили около 10 минут. Я обещала, что  добьюсь, что он будет с нами, со мной и маленьким братиком Артуром. Но, сейчас ему надо потерпеть и не рассказывать папе, что он сказал врачу и мне.
        Понимаю, как это трудно для сына, но забрать его отсюда мне не позволят.
        Мария Сергеевна вывела ребенка из кабинета.
        И пригласила Ника.  Мы почти столкнулись, в его взгляде было столько ненависти и злости, сколько я не видала никогда раньше.
        Беседа врача с отцом длилась более часа. Потом пригласили в кабинет Дениса. Я сильно переживала, но Денис вышел, посмотрел на меня и улыбнулся. Я поняла, что он выдержал в тайне наш разговор.

                Победа

Далее нам сообщили, что будет составлено заключение, направлено в суд и нам в короткие сроки.      
       Через несколько дней на сайте госуслуги появилось сообщение о назначении
судебного заседания. Как ни странно, судебное заседание было назначено через 10 дней.
       Опять поездка в Москву, опять тот же зал заседания. Опять та же судья, опять мерзко улыбается Ник.
        Судья докладывает результаты экспертизы и решение по передаче ребенка матери до окончательного решения суда.
И обязательное обследование ребенка у психолога и психиатра.
Судебное заседание переносится на месяц.
Получив решение суда, я снова еду в Москву с адвокатом.         
Есть решение суда, но телефон ни Ника, ни Матильды, ни сына не отвечает.   
       Мы дежурим во дворе. Подъезжает машина, из нее выходят Ник с Денисом. 
Мы подходим к ним и требуем передать ребенка по решению суда.
Ник крепко держит Дениса за руку и в грубой форме кричит, что ребенка не отдаст.
       Вызываем полицию, показываем решение суда, те заявляют, что это не их дело, а дело судебных приставов.
       Опять сапсан везет нас в Петербург ни с чем.
       И я решаюсь на отчаянный шаг.
       Я нахожу  моих друзей, которые готовы изъять, по праву, моего сына от Ника.
       Тщательно, мы продумываем каждую деталь: где перехватить машину Ника с Денисом, как блокировать его телефон, как быстро объяснить Денису происходящее, как блокировать Матильду, чтобы она не сообщила в полицию. Вообщем, детектив.
       Друзья не хотели меня брать, но я настояла.
       Выезжаем еще ночью, на машине с тонированными стеклами,  чтобы рано утром быть в Москве. 
       За пять дней до операции во дворе работал наблюдатель, чтобы установить выход из дома, возвращение домой. Ник с сыном выходил из дома каждый день.
И возвращались так же, но через разное время.
      Через четыре часа мы были уже в Москве. Двор, где живет семейство Ника, большой, в середине двора сквер, качели, песочницы. У каждого подъезда скамейки.
       Машину ставим так, чтобы она не привлекала внимание и была частично закрыта кустами. Ждать пришлось долго, но двери открываются и Ник с Денисом выходят и идут к машине.
      Все остальное происходит настолько стремительно, что я очнулась, ощутив Дениса у себя в объятиях. Я его сжала настолько сильно, чтобы никто не оторвал уже его от меня.
       А произошло так. Как только Ник открыл дверцу своего автомобиля, его руки приемом зажали сзади, вынули телефон, из него симкарту, второй участник операции мгновенно схватил Дениса и он оказался в моих объятиях. Шины автомобиля прокололи, сигнализацию отключили.
        Двое других позвонили в квартиру и таким же образом обезвредили Матильду, сказав, что в их интересах ничего не предпринимать. Телефон находящегося в квартире брата Матильды так же пришлось оставить без симки.
       Не прошло и пяти минут, как машина рванула на трассу Москва – Петербург.
       Денис прижался ко мне и плакал, он боялся, что папа догонит, его заберет и будет бить.
       -- Сыночек не бойся, я тебя никогда больше ему не отдам. Дома нас все ждут, и братик Артур, и бабушка Муся с пирожками, и дедушка.
       Это я так утешала Дениску, хотя операция по его спасению держалась в строжайшей тайне.
       В Петербурге мы подъезжаем к нотариальной конторе, где уже была предварительная договоренность. У меня на руках свидетельство о рождении сына, справка о его прописке в Петербурге, решение суда и заявление от сына, что его желание - жить вместе с мамой, что папа его бил и наказывал, и он боится к нему возвращаться. Что все, что он сказал на суде, ему велел папа.
        Нотариус заверяет заявление сына.
        Мы приезжаем в нашу съемную квартиру, там нас встречает бабушка Муся и Артур. Мальчики обнимаются, но холодно, ведь Денис еще не видел Артура.
       Я благодарю друзей, у которых оказались еще друзья, которые вырвали Дениса из рук отца.
       Суды должны были закончиться. Мой адвокат, Елена Михайловна, ездила в Москву уже без меня, окончательное решение: оставить ребенка со мной.

Эпилог.
         Спустя три года наша семья увеличилась до пяти человек: меня, двоих моих мальчишек, Дениса и Артура, моего мужа и его сына, Ярослава, на год старше Дениса.
          И хотя есть пословица: “Третий раз не миновать”, но, только благодаря бескорыстной денежной помощи этого человека, мне удалось вернуть сына.
        Мы так подходим друг к другу, понимаем без слов, никогда не спорим.
        Ярослав стал мне третьим сыном. Моя любовь к его отцу, мое доброе и заботливое отношение к нему,  отзывается добром с его стороны.
       Все мальчики мне дороги. Конечно, мальчишки есть мальчишки, бывает и поборются дома, но за дверями квартиры стоят друг за друга горой.
       И еще ……я беременна, и родится опять мальчик. Скоро на семейном совете мы  будем выбирать  ему имя.
       В новой семье Ильи родилась девочка, и он все реже и реже стал заявлять о правах на встречи с сыном. Я не запрещаю, Илья поздравляет сына с праздниками, и мы шлем ему поздравления.
       Ник.  Пивной алкоголизм его сгубил. Он и на судах выглядел не лучшим образом, опухший, с мешками под глазами, с животом, показатель больной печени. Год назад он оставил бренную жизнь на земле. Матильда живет одна.
        Я несколько раз предлагала Денису поехать к папе, навестить его, но, видя его испуг, отказывалась от этой мысли.
       По электронной почте я посылала Нику фотографии сына.
       Мне жаль и его, несмотря на то, какие беды нам пришлось пережить с
Денисом.
        Иван, мой муж, добрый Иванушка, и любит всех мальчишек ровно, и строго относится ко всем одинаково. Мальчишки его обожают.
        Когда по утрам Иван развозит мальчиков в школу, а потом едет на работу, я продолжаю писать картины маслом, иногда акварелью. У меня есть помощница по дому, моя любимая бабушка Муся, она еще бодро себя чувствует и продолжает выращивать на даче не только огурцы и помидоры, но и экзотические для нас фрукты: виноград, дыни и арбузы.
         Летом мы часто бываем у нее. И у каждого мальчика есть свои обязанности и своя грядка. И что посадить они выбирают сами.
        И наконец, у нас состоялся бурный семейный совет. Предложений было много, но последнее слово предоставили бабушке Муси.
        И она попросила назвать будущего сына и братика в память моего отца -Сережей. Проголосовали все “за”. Бабушка расплакалась, а детки облепили ее   как пчелки.
        Иван обнял меня за плечи и ласково прижал к себе.
      
       Санкт-Петербург, 2023 – 2025 г.