Завещание 3

глава вторая
Долг воспитания.


-Миссис Уотсон, я вынуждена довести до вашего сведения, что поведение вашей старшей дочери стало нестерпимым, - губы мисс Долли были поджаты, всё в лице говорило о неколебимой решимости нести свой крест до конца.
Миссис Уотсон продемонстрировала готовность выслушать жалобу.
Это была тридцатилетняя энергичная женщина, по всем классическим канонам остро некрасивая, но, и всё-таки, таящая в себе своеобразный шарм, заставляющий обращать на неё внимание. Высокий рост и чрезвычайная худоба делали её похожей на длинного мальчика-подростка, но в движениях сквозила не просто женская а, скорее, кошачье-женская грациозность, и это не смотря на как будто некоторую скованность в нижней части груди и пояснице. Считалось, что Сони похожа на неё, но, по правде сказать, сходство ограничивалось цветом волос и немного неженской манерой говорить и действовать. Мэри - и то больше походила на мать - завышенной талией, тонкими запястьями и длинными кистями рук, высоким сводом очень маленькой ступни, плавностью, даже текучестью стремительных жестов. Впрочем, на этом сходство кончалось, во всём остальном Мэри была копия отца: пепельные, почти в седину, жёсткие волосы, зелено-карие глаза, широкие скулы, улыбка, когда улыбаются губы, глаза, брови, даже немного уши… Сони от отца не переняла ни единой чёрточки и весьма досадовала на это. Отца своего: пожилого, но энергичного; ласкового, но насмешливого; не унывающего, но глубоко чувствующего - она любила, пожалуй, больше, чем мать, слишком похожую на неё. Характером, а не внешностью.
- Говорите, - подстегнула миссис Уотсон, видя, что пауза затягивается, а мисс Долли многозначительности ради готова помолчать и ещё. -  Говорите, мне некогда, и говорите конкретно, без общих фраз - в конце концов, вы и приглашены в дом ради исправления её поведения.
- И я добилась бы больших успехов, если бы родители оказывали мне поддержку, - не осталась в долгу гувернантка. - Но, кажется, дурное поведение девочки находит одобрение у её отца и у этого легендарного деда, которого ждут нынче вечером.
- Не забывайтесь, - ровным голосом сказала Рона Уотсон. - Вы говорите о моём отце и близком друге моего мужа.
- Но это не мешает ему дурно влиять на детей, - мисс Долли не так-то легко было сбить с толку. - Девочки даже упоминали мне о… - жутко подумать - о морфинизме!
- Вы намерены обсуждать поведение моей дочери или моего отца? Разве вы и к мистеру Шерлоку Холмсу наняты в гувернантки? И - послушайте - я ведь уже сказал вам: у меня мало времени.
- Сони скрылась, чтобы отлынить от утренних занятий, миссис Уотсон, - сказала сообразившая, что терпение хозяйки не безгранично, мисс Долли. - Её видели на конюшне - хорошенькое место для леди - с маленьким негодяем Данхиллом, которого, Бог знает, почему, так привечает ваш муж.
- Мой муж вообще терпеливый человек, - непонятно откликнулась миссис Уотсон. - Она и до сих пор ещё не вернулась?
- Нет, мэм.
Хорошо, отправьте её ко мне, если она появится. Она будет наказана, можете не сомневаться. А пока пришлите сюда Мэри.
В глазах мисс Долли сверкнул торжествующий огонёк.
Миссис Уотсон же, посчитав тему исчерпанной, отвернулась и взяла с полки расходную книгу.
"Мой Бог, - прошептала она, убедившись, что гувернантка её не слышит. - Когда же, наконец, мы вылезем из долгов на содержание проклятой усадьбы! Я не могу себе позволить делать дорогие подарки даже тем, кого люблю больше всех на свете! Как это унизительно!"
- Ты звала меня, мамочка? - Мэри появилась в дверях - как всегда, чистенькая, нарядная и жизнерадостная.
- Да. Подойди сюда, - без улыбки сказала миссис Уотсон.
Дочь послушно переступила бежевыми туфельками и остановилась, чуть опустив голову и невинно помахивая тёмно-шоколадными густыми ресницами - единственная черта, доставшаяся ей от Роны и нелюбимого деда - из-под которых испытующе высверкивали на мать отнюдь не столь невинные глаза.
- Я подошла, мамочка.
- Где Сони? - без обиняков спросила миссис Уотсон. - Ты знаешь?
- Нет, мамочка.
- Я, помнится, не позволяла Микки давать ей жеребца. Разве он меня ослушался?
- Нет, мамочка, Котик в конюшне.
- Надеюсь, она не ушла, по крайней мере, за ворота одна, - забеспокоился Рона.
У миссис Уотсон были все причины для беспокойства: жуткие случаи исчезновения детей, имевшие место здесь в прошлом году, с начала лета вдруг возобновились. Подозреваемый был к тому времени уже и схвачен, и казнён. А теперь получалось, что полиция, похоже, сцапала не того. Хотя, понятно, признаваться в этом не хотела, и происшествие с Линой Кроуфорд в мае объявила несчастным случаем, но потом исчезла девочка Сэвиш. И если великовозрастная нищая полуидиотка Лина могла сама нарваться на неприятности, то Нора была девочкой и неглупой, и домашней, и ещё маленькой. Волей-неволей расследование был возобновлено, но топталась на месте. В последний раз Нору видели поблизости от тоннеля - того, что возле железной дороги - и полицейский инспектор утверждал, что девочка непременно ушла оттуда куда-то сама, потому что, подвергнись она среди дня насилию и закричи, крик был бы услышан кем-нибудь из железнодорожных рабочих - на грузовом разъезде их всегда много.
Девочка Сэвиш была ровесницей Мэри, и обе мисс Уотсон её немного знали - не настолько, впрочем, чтобы принимать её исчезновение близко к сердцу, но Рона, как мать - другое дело. Мать не могла не экстраполировать эту жуть на собственных детей. А то, что Нора, как и Сони, отличалась смуглостью и темным цветом вьющихся волос, её тем более не радовало.
- Я не думаю, что она одна, - заметила Мэри. - С ней Сайрус Данхилл. Сайрус Данхилл и его велосипед.
 - Слава Богу! - с облегчением выдохнула Рона. - Никогда - слышишь? - никогда не выходите за ворота одни. Помните!
Мэри поежилась, в её глазах мелькнул затаённый страх. Сони говорила с ней об исчезновении Норы Сэвиш и смерти Лины Кроуфорд, но отношение сестёр к происшествию в округе сильно разнилась. Сони видела в этом интересную с привкусом опасности головоломку, Мэри - возможный вариант своей собственной судьбы, от которого её порой бросало в неудержимую дрожь. С этой дрожью она и слушала рассуждения старшей сестры, даже вставляя порой свои замечания, по определению Сони, "не такие уж и глупые", но куда больше ей хотелось бы вообще ничего подобного не слышать. Мэри, казалось, напрочь была лишена сыскной жилки, так заметной в её матери, а ещё больше - в деде.
Впрочем, быть похожей на деда ей хотелось бы в последнюю очередь. Она, действительно, боялась этого своеобразного человека, то угрюмо-молчаливого, то насмешливого, то лихорадочно-оживлённого, то впадающего в неистовый гнев. Не зная хорошо симптомов морфинизма, там, в Фулворте, она не могла отличить проявления болезни от проявлений натуры и просто старалась держаться как можно дальше.
Увы, расстояние снова будет сокращено уже сегодня вечером. Хотя... кроме "увы", Мэри испытывала всё же толику любопытства - находила же в нём прелесть Сони. А до сих пор все, в ком находило прелесть Сони, со временем безумно начинали нравиться и её сестре - взять хоть того же Сайруса Данхилла.
- Мама , - спросила Мэри задумчива . - А ты стала бы возражать, если бы Сони вышла замуж за Данхилла?
Миссис Уотсон фыркнула от негодования, почти не притворного:
- Стала ли бы я возражать? Ещё бы! Конечно! За такого-то разбойника!
- А вот папа говорит , что ему Данхилл нравится, - возразила Мэри, строптиво наклоняя голову, словно собираясь бодаться.
- Тем не менее, я уверена, что он тоже был бы против. И потом, какие разговоры о замужестве в вашем возрасте? Если я не ошибаюсь, вам, сударыня, ещё и десяти лет не исполнилось.
- Да, но Сони уже одиннадцать, а дед говорил, что в нашем роду все сочетались браком очень рано - например, прабабушка вышла замуж в тринадцать лет, всего на два года старше, чем Сони сейчас. А ты сама - в шестнадцать.
- Его подводит память, - порозовев, заспорила миссис Уотсон. - Не в шестнадцать, а восемнадцать.
- У деда память железная, ты сама так говорила, - напомнила Мэри.- А потом он как раз и объяснял, что в восемнадцать ты только венчалась, а до этого....
- Не смей повторять за дедом всякую чепуху! - крикнула миссис Уотсон и из розовой стала багровой.
- Ага, " чепуху", - уличила её ничуть не испугавшаяся дочь. – Чепуху, а не враньё. Ты же не сказала "враньё"?
- Ещё бы я сказала «враньё» - не хватало мне говорить такие слова! – возмутилась миссис Уотсон. - Ну, не враньё, - тут же сдалась она. - Не враньё. Однако, это не значит, что вам нужно срочно выскакивать замуж - тем более до тех пор, пока у тебя не станет получше с арифметикой, а у Сони - с английским языком, не то ваши мужья просто засмеют вас, особенно Данхилл. Что-что, а уж учится- то он блестяще. Да и на язык - бритва.
- Только не с Сони, - вздохнула Мэри. - С ней он кроток, как ягнёнок...
- Подожди... - миссис Уотсон наклонилась пониже, чтобы заглянуть дочери в глаза. - Уж не завидуешь ли ты? Тебе он тоже нравится? А как же Рик?
- Мама, но это я нравлюсь Рику, а не Рик мне, - напомнила Мэри.- Ведь я тебе говорила уже об этом.
- Не зарекайся, в женщине любовь часто просыпается, как ответное чувство - так уж мы устроены.
- А у тебя?
- Что "у меня"? Будь любезна говорить по-английски.
- Ты любила папу?
По лицу миссис Уотсон словно скользнула чаячьим крылом какая-то тень, но она ответила слишком поспешно:
- Ну, да, разумеется. Любила и люблю, и не перестану любить.
- А сколько вам тогда было лет, когда вы влюбились?
- Ты же сама об этом говорила: шестнадцать.
- Шестнадцать и...? - не отставала дочь.
- Сорок шесть, - неохотно ответила Рона. - Послушай, ты сама этого не могла сосчитать, что ли?
- Это всё равно, - задумчиво проговорила Мэри. - Как если бы Сони вышла замуж за папу Солнышка...
- Папе солнышка уже пятьдесят почти, - сказала Рона сердито. - Да и к чему такие разговоры, я не понимаю?
- Потому что говорят, что вы и папа... как это... мезальянс. И что было бы понятно, будь он уже тогда владельцем усадьбы, когда вы поженились - было бы, за что терпеть почти пятнадцать лет.
Лицо миссис Уотсон пошло неровными розовыми пятнами.
- Это кто говорит? - сурово спросила она. - Дети? Взрослые? И зачем ты это повторяешь? Или... веришь?
- Ещё говорят, - продолжила Мэри, не отвечая. - Что Сони слишком брюнетка для того, чтобы носить фамилию Уотсон. Мама, разве фамилия может зависеть от цвета волос?
Рона растерянно молчала, и эта растерянность прибавила Мэри беспокойства - смутного, потому что она по своей невинности не до конца понимала подтекст сплетен.
Рона же думала о приезде отца. Если слухи дойдут и до него - а они дойдут, раз уж даже Мэри их повторяет - юбилей Джона может запомниться очень надолго, и не как счастливое и мирное событие. Надо отдать ему справедливость, мистер Шерлок Холмс, отец Роны и дед девочек, умел повергнуть в смятение любую аудиторию - что ему десяток соседей, да два десятка гостей!
А Мэри всё стояла, приоткрыв рот, и ждала ответа. И, чтобы не отвечать, Рона перевела разговор на априори выигрышную тему:
- Скоро день твоего рождения, к тому же, юбилей, - сказала она. - Я думаю, что бы тебе подарить, чтобы ты была по-настоящему рада подарку. Из-за твоей сдержанности, девочка моя, я почти не могу угадывать твои желания. Итак, чего бы ты хотела? По-настоящему?
Мэри закусила губу, в её глазах блеснула близкая влага:
- По-настоящему? Обратный билет до Фулворта, - с дерзостью отчаяния сказала она. - Для деда. На послезавтра! - и выбежала из комнаты.
"Мисс Долли ни черта не понимает, - подумала ещё сильнее покрасневшая Рона. - Если считает характер Мэри простым, а Сони - сложным".
В ней боролись тревога, досада и... да, пожалуй, злость. Досужие языки и раньше беспокоили её. Но тогда девочки были малы, и хотя бы их это не касалось.
Она подошла к окну и остановилась в тягостном раздумье, барабаня по стеклу пальцами, как вдруг свинцово-серые глаза её сощурились, вглядываясь, а на губах появилась насмешливая улыбка: через калитку в углу парка крадучись проследовали, дёргая за руль упирающийся велосипед, Сони и Данхилл, перемазанные с ног до головы. А в следующий миг, забыв обо всякой конспирации, Сони закричала во весь голос:
- Рыжий! Солнышко! Рыжий приехал!
А у крыльца уже хлопнула дверца двуколки, и Рона бросилась встречать Дайну и Валентайна, причём только солидность мешала ей по примеру дочери завопить от восторга.
Мэри же ни сестры, ни её сопровождающего не увидела - выйдя из дому, она побрела в увитую хмелём беседку, где надеялась - с большей или меньшей долей вероятности - уединиться. Сплетни, в своё время задевшие её, оказывается, не пустые выдумки, иначе они не задели бы также и мать, но и откровенного разговора не получилось, и Мэри соображала теперь, не подойти ли с этим же к отцу. Её тревожило также предчувствие, что Сони, скорее всего, её самостоятельная попытка объясниться с матерью очень не понравится, и как бы из-за этого им не поссориться.
Из-за зелёной стены хмеля вдруг раздался приветственный возглас, напугавший её, и, раздвинув цепкие стебли, в беседку просунулась кудрявая, как голова сатира, голова Ричарда Коха - чистенького мальчика лет двенадцати с узким маловыразительным лицом, но зато очень выразительными розовыми ушами. Такие уши, общеизвестно, признак музыкального слуха, и Рика готовили к карьере великого скрипача с замечательным упорством, и вместо Рик даже порой называли Ник, памятуя о знаменитом Паганини. Увы, у его имени был и другой, неприятный для него смысл, и в злые минуты нет-нет, да и звучала в его адрес совсем другая кличка - "заноза". Общеизвестно, что Заноза был влюблен в Мэри Уотсон и использовал любую возможность, чтобы ей об этом напомнить.
А Е;жик Белч, увидев их вдвоём, немедленно начинал напевать себе под нос: "у Мэри был барашек", из-за чего Мэри одно время почти возненавидела свое чересчур распространённое имя. Тем более, когда досужая Дора Мэртон спросила: " А ты знаешь, что тебя так назвали в честь первой жены твоего папы?"
Мэри, оскорблённая, бросилась с этим к матери , но та не опровергла клеветы, а сказала спокойно: 'Да. Ну и что? Она была хорошей женщиной, папа её очень любил". Мэри подумала и, вернувшись к Доре, так же спокойно подтвердила: "Да. Ну и что?"- обескуражив этим спокойствием свою подружку.
Однако, упоминание о барашке её неизменно задевало, а настойчивость Коха раздражала. Так и теперь, в ответ на его преувеличенно воодушевлённое: "Как я рад видеть вас, Мэри!" - она едва удержалась, чтобы не поморщиться.
- Рик, вы напугали меня.
- Простите меня, я не хотел, - смутился Кох. - Но отчего вы сидите здесь совсем одна и такая расстроенная? Вас кто-нибудь обидел?
- Кто же меня обидит! - фыркнула Мэри и, не выдержав, призналась:
- На праздник должен дед приехать - прислал телеграмму сегодня. И все рады...
- Кроме вас? - прозорливо догадался Рик.
- Да. Боюсь, что для меня с его приездом праздник будет испорчен. И, возможно, он останется здесь надолго.
- Я вам сочувствую, - неуверенно проговорила Ричард .- Но каким образом, скажите, его приезд может повредить вам?
Мэри покачала головой:
- Он ужасный насмешник и любит выставлять в неприглядном свете и себя, и других. Но ещё он бывает угрюм и вспыльчив, и тогда я боюсь его. А Сони, конечно же, сразу прилипнет к нему, и темы разговоров у них самые ужасные.
Рика, по-видимому, заинтересовали "ужасные темы", но прежде, чем он успел спросить о чём-то ещё, Мэри вдруг вскочила, забыв о его существовании: на боковой дорожке показалась перемазанная грязью и кровью Сони, с самым беззаботным видом болтающая с рыжим пареньком в песочном полуспортивном костюме и сапогах для верховой езды.
- Солнышко! - крикнуло Мэри. - Сегодня? Вот уж хорошо!
- Мэри! - лицо Карла тоже осветилось радостью. Коха он, кажется, даже не заметил. Впрочем, тот и сам к этому не стремился: кудрявая голова сатира снова скрылась, как ей и положено, в зарослях хмеля.
- Что, искали меня? - озабоченно спросила Сони.
- Да. Мисс Долли нажаловалась маме, а если ты попадешься маме на глаза в таком виде, попадёт вдвойне. Что с тобой случилось?
- Совершенный пустяк. Упала с велосипеда.
- А где Сай?
- Бросился исполнять свой долг и помогать по хозяйству. Мы идём на конюшню. Карл ещё не видел Котика.
- И ты его больше не увидишь, если тотчас не умоешься и не переоденешься, - мрачно напророчествовала сестра. Мисс Долли только этого и ждёт.
- Она права, - после минутного размышления не могла не согласиться Сони. - Но ты не уходи, - она погрозила Рауху пальцем. - Я приду, - и побежала к дому.
В тот же миг из тени живой изгороди метнулась ей наперерез женская фигура в чём-то сером.
- Ага, милостивая государыня, попались! - в голосе мисс Долли звучало неподдельное торжество. - Ну и вид! Боже мой, вы просто законченная клошарка! Ну, конечно! Это - логическое завершение дерзкого не послушания и неслыханной ленности. Где и с кем вы были? Отвечайте!
Сони посмотрела гувернантке в глаза и, пожав плечами, ответила:
- В родниковом тоннеле с Данхиллом.
- И это он разорвал на вас платье, маленькая блудница?
Если бы мисс Долли лично знала бы Шерлока Холмса, она бы, вероятно, узнала и огонёк, сверкнувший в жёлтых глазах её воспитанницы. Но мисс Долли Шерлока Холмса лично не знала, поэтому и огонёк истолковала неверно.
- А что, интересно, я должна думать, узнав что вы были наедине с мальчишкой низкого происхождения в тёмном углу и вернулись такая растерзанная? Что я должна почувствовать к вам?
- О, этого я не знаю, - отчётливо и холодно ответила Сони. - Наверное, вы должны думать, что со мной произошла какая-то неприятность - например, что я упала с велосипеда. Но о чём вы не можете не думать постоянно, я знаю, и чувствовать ко мне при этом вы должны самую чёрную зависть.
Мисс Долли вытаращила глаза и захлопала губами, лишившись на какое-то время не только дара речи, но и дыхания.
- Дерзкая девчонка! - завопила она, наконец, срываясь в визг.- Сказать такое мне, своей учительнице! Сразу видно, что вы родились на соломе. Бейся - не бейся, из вас не вытравишь этот дух. Бастардка!
Она бросилась к дому, имея в виду, вероятно, тотчас уволиться, но Сони ещё успела крикнуть ей вслед, что Христос тоже родился на соломе, хотя какое имеет отношение солома к ней самой, она не поняла, как не поняла и слова "бастардка", брошенного ей вроде как в упрёк. Пожав плечами, она обратила свой взор в сторону беседки, но ни Мэри, ни Карла не увидела - предусмотрительный Солнышко утащил младшую мисс Уотсон подальше.
В доме старшую мисс Уотсон ожидал приятный сюрприз: вернулся из сити отец. Как раз тогда, когда Сони вошла в гостиную, он стоял у стола - седой крепко сбитый мужчина с лицом загорелым обычно даже в начале марта, не то, что теперь, в сентябре, и говорил, мягко, запинаясь на отдельных согласных:
- Не стоит расстраиваться из-за этого, Рони. П-просто Мария всегда в тени старшей сестры, а она у нас девица не г-глупая. Эксцентричность же Холмса, извини, к-кого хочешь может порой довести до п-припадка.
- И это было, безусловно, очень умно, - язвительно заметила миссис Уотсон. - Поехать к нему с детьми именно тогда, когда...
- Когда нужно было срочно спасать его, - мягко перебила её муж. – И дети сыграли свою роль спасательного средства как нельзя лучше.
- Но то, что они увидели его таким…
- Ничего с девочками дурного не случится, если кроме наших п-парадных мундиров они иногда будут видеть и изнаночную ст-торону.
Их спор мог бы продолжаться, но тут доктор Уотсон заметил Сони и замолчал, оборвав сам себя на полуслове.
- Здравствуй, па! - Сони сделала полушутливый реверанс, и губы её улыбались, но в глазах улыбки отнюдь не было, а стояло всё то же озадаченное выражение, с каким она рассталась с мисс Долли.
- Тебя пытались сжечь на костре? - спросил доктор Уотсон, приглядываясь к ней. - За что, и кто этот Торквемада?
- Сайрус Данхилл. Я упала с его велосипеда, а ленту нечаянно сожгла, когда уронила спичку, потому что мы хотели умыться у родника в тоннеле, а там темно. Так что виновата я сама, а не Сай,- поспешно добавила она.
- Немало в этом не сомневаюсь. Бедный Данхилл из-за тебя отправится прямо в ад, - улыбнулся отец.
- Согласна, если мисс Долли отправится в рай, составить ему компанию, - парировала дочь.
Доктор Уотсон усмехнулся - на этот раз с ехидцей:
- Готова в ад, лишь бы не учить уроки? Или мисс Долли - средоточие мирового зла?
- Нет, всего лишь гвоздь в ботинке или песчинка в глазу, - Сони отвечала без задержки, быстро и резко, словно отбивала бросаемые отцом мячи.
- И это стоит загубленного образования?
- Это стоит пропущенного урока. Не преувеличивай, па.
Мистер Уотсон повернулся к жене:
- Ну, а что такого произошло? - с лёгким раздражением, но не в её адрес и не в адрес Сони проговорил он. - От меня требуют полицейских репрессий, чуть ли ни кары небесной и лоботомии, и только потому, что девчонка прогулял два часа занятий?
- Между прочим, нанимала её не я, - напомнила миссис Уотсон - явно не о Сони.
- А у тебя были другие предложения? Ну, полно, не будем спорить, - он примирительно коснулся губами волос жены. - Скажем ей, что я уже наказал дочь как-нибудь по-другому. В конце концов, это просто глупо, лишать праздника - их не так много в жизни. Потом, лишив праздника Сони, мы накажем и Мэри с Данхиллом, и возможно кого-то ещё... Сони!
- Да, папа?
- Ты вела себя скверно и неумно, сбежав с занятий. Мисс Долли потребовала наказать тебя за это, и я нахожу её требования справедливыми.
- И я ещё и намекнула ей на то, что она - старая дева, который очень хочется замуж, - сказала Сони.
Брови мистера Уотсона удивленно взлетели вверх:
- Вот как? Этого я уже от тебя не ожидал...
Это искреннее удивление, похоже, уязвило Сони больше всего. Она покраснела так сильно, что на глазах её выступили слёзы.
- Это вовсе не то, что ты подумал, папа, - сбивчиво сказала она, глядя мимо. - Мисс Долли первая намекнула мне на то, что между мной и Саем могло случиться что-то такое... такое...
Уотсон понял - в зеленовато-карих, точно таких же, как у Мэри, глазах отца мелькнуло облегчение:
- Слава Богу, не то я уж было подумал, что ты становишься высокомерной злой девчонкой... Но, и тем не менее, голубушка...
Он не успел, однако, продолжить, потому что дверь открылась, и в гостиную вошла Мэри:
- Здравствуй, папочка! Микки послал узнать, понадобится ли тебе ещё Лефевр?
Мистер Уотсон беспомощно оглянулся на жену: его всегдашнее катание с Сони было такое же незыблемой традицией, как её субботние походы в театр с обеими дочерями. Мэри предпочитала пешие прогулки, но Сони почитала эти выезды за первое удовольствие, и вот теперь перед ним было удобный случай потрафить Мисс Долли и наказать непослушную дочь, а он колебался.
- Скажи Микки, что Лефевр не понадобится, - вмешалась миссис Уотсон. - Вы отправитесь вместе с папой на станцию чтобы встретить дедушку - ведь он ещё ни разу у нас не был, без вас ему и не найти дороги. А в коляску Лефевра не впряжешь.
На это заявление мистер Уотсон издал совершенно неприличное фырканье, но под строгим взглядом жены-стушевался и поспешно принял постное выражение лица.
Да-да девочки, - подтвердил он выше заявленное, и Мэри, а затем и Сони покинули гостиную.
- Это и есть наказание? - спросил тогда мистер Уотсон у миссис Уотсон. - А тебе не показалось, однако, что провинилась Сони, а наказали мы с тобой, кажется, Мэри?
Но Рона не ответила - она, похоже, думала о другом.
- О чём ты? - прямо спросил муж.
- Миссис Сэвиш прислала сказать, что не будет...
- Этого следовало ожидать. Им теперь не до праздника, - пожал плечами Уотсон. - Я и в приглашении нарочно сделал приписку, но нельзя же было их просто проигнорировать.
- А что говорят полицейские?
- А что они могут говорить после того как повесили Мейсона?
- Я одного не понимаю, - Рона покачала головой. - Почему именно Мейсон? Чем он им не понравился?
- Тем, что уже подозревался в насилии над несовершеннолетней. Но это была шлюха четырнадцати лет, а на вид все двадцать пять. И потом, ему нравилось обнажаться, а кто-то донёс на него. Я согласен, что он был сумасшедшим извращенцем но не детоубийцей. И вот вам снова доказательство того, что Мейсон был не причём.
Рона покачала головой:
- Я теперь себе места не нахожу от страха за девочек. Вор, крадущий твои побрякушки, в конце концов, только досадная мелочь - как говорит Сони, "гвоздь в ботинке или песчинка в глазу". Джон, если отец будет здесь уже сегодня...
Настала очередь Уотсона качать головой:
- Не его амплуа. Сама понимаешь, дедукция и маньяк - вещи не совместные. Маньяк нелогичен.
- Это не так, не так! - живо заспорила жена. - Маньяк очень логичен в соответствии со своей паранойей, его нужно только понять. Ведь они даже в жертву выбирают похожих. И Лина Кроуфорд, и Нора Сэвиш примерно одного типа, одной комплекции. Я узнавала, они даже одеты были похоже - в красные атласные платьица.
- Ах, вот почему ты запретила носить то платье Сони! " Оно делает тебя похожей на цыганку", - надо же додуматься!
- Извини, - пробормотал Рона. - У меня сорвалось... Чёрт возьми, Джон! Только теперь начинаю понимать, отчего Холмс так всегда досадовал на сердечные привязанности. С тех пор, как я сделалась матерью, я, кажется, сделалась и окончательно неврастеничкой.
- Ду-урочка,- ласково протянул мистер Уотсон.
Миссис Уотсон со слезинкой рассмеялась:
- Ну, вот, видишь, ещё и дурочка... Ты видел экипаж Раухов?
Лицо Уотсона просияло:
- Валентайн? Уже? Вот это так славно!
- Слава Богу, - удовлетворённо сказала миссис Уотсон. - Хоть что-то в этом мире незыблемо - хотя бы ненаблюдательность моего мужа. Экипаж прямо у дверей. Но боюсь, он приехал не столько к тебе, сколько к Холмсу. Послушай, а Холмс так и не знает что Уилсон... что Уилсона больше нет?
- Узнает, - вздохнул Уотсон, мимолётно помрачнев. - Навсегда всё равно не скроешь. Да и кризис теперь миновал. Это тогда, знаешь, я всерьёз опасался за его жизнь: инфаркт и ломка сразу... У него был делирий, и он не мог усидеть на месте, а надо было лежать... Теперь то уж можно рассказывать, когда всё позади, а то я скрывал от тебя, знаешь ли...
Рона Уотсон фыркнула:
- Уж будто ты можешь что-то скрывать! Кстати, инфаркт не подтвердился - его смотрел в мае Вернер.
Уотсон вытащил глаза:
- Как? Он был здесь?
- Нет, это Вернер был там. По моей просьбе, кстати.
- Так ты...?
- Так я, - рассмеялась миссис Уотсон и ласково взъерошила обескураженным юбиляру густые волосы. - Но о Уилсоне Вернер ему не рассказывал.