Глава 5. Побег

               

После происшедшего события Маня считала, что она находится в безвыходном положении, что у нее нет ни малейшего шанса на спасение, так как, даже после совершенного побега, податься ей было некуда. Единственным сочувствующим свидетелем ее глумливого замужества была только ее мать, так как на свадьбу дочери Никифор Елисеевич не пригласил никого из немногочисленных родственников. По непонятной причине не поставлен был в известность о Манином замужестве и Василий Тимофеевич. Более того, и как ни странно, но на этом торжестве не оказались и проживающие на другом конце этого хутора дядя Мани Тимофей и выше упомянутые ее двоюродные сестры, а также братья Константин и Николай.
За годы сотрудничества с Василием Тимофеевичем, без преувеличения будет сказано, что Никифор Елисеевич разбогател, и у него имелись возможности, чтобы порадовать дочь: организовать «пир на весь мир». А на справленной свадьбе со стороны невесты присутствовали лишь он да Варвара Ивановна. Почему он так поступил? К сожалению, постыдное интриганство Никифора осталось тайной за семью печатями. Поэтому, сбеги Маня сейчас от нелюбимого мужа домой - отец ее просто отправит назад. Спрячься она у кого-то из родственников - ее ожидает то же самое. А другого приюта для себя она не видела. Но он, как позже выяснится, у нее был.

Не удивительно, что не оповещены о свадьбе Мани были и Анюта с Филиппом Автономовичем. И неизвестно, когда б они узнали об этом, если бы не их поездка за хутор Чесноков в карьер за белой глиной. Филипп Автономович ежегодно в межстрадное затишье готовил ее для бартера. И Анюта, как и в прошлом году, увязалась за ним, так как «невтерпеж соскучилась» по родительскому дому. А возможно, неудержимо влекло ее в отчий дом предчувствие о драматическом положении ее младшей сестренки. На родной Анютин хутор Стольников приехали «налегке», хоть и проехали мимо глиняного карьера. «Часок побудем, - думали они, - а по возвращении загрузимся глиной». Но и при возвращении домой грузиться им ею не пришлось.
Никифор Елисеевич на второй день после свадьбы уехал на хутор Чесноков, по этой причине гостей встречала Варвара Ивановна. После пережитого она боялась, как бы не случились у нее преждевременные роды. А приезд Анюты усилил ее волнение за эту возможную неожиданность. Анюта, расцеловав Варвару Ивановну, первым делом спросила:
- А где Маня?
Та ответила, прослезившись:
- А ее теперь у нас нет.
- Как нет? – встревожилась Анюта.
- В прошлое воскресенье мы ее выдали замуж.
- Вот это новость! А за кого? И что ты плачешь, мама?
Отправив свой «муравейник» погулять, Варвара Ивановна во всех подробностях рассказала гостям, как с «подачи» отца Маня оказалась в объятьях у другого Михаила.
- Но надо что-то делать, – отозвался первым, выслушав историю, сердобольный Филипп Автономович. - Надо исвыбадить Маню от издевщика-подлеца.
- Освободить не в счет, – отчаянно произнесла Варвара Ивановна. – А потом где ей прятаться? Ведь отец сам ее отвезет туда, откуда она сбежит.
- Как где? – подключилась к разговору Анюта. – У нас поживет.
Произнеся это, Анюта перевела свой взгляд на мужа.
- Что за вопрос? – поддержал идею Филипп Автономович.
- Ну, если вы согласны на освобождение Мани, то остается решить, как это сделать.
- А что решать-то? – молниеносно объявил о своей готовности потомственный казак. - Прямо щас и поедем освобождать Маню.
- Ну, если у вас есть такое желание и уверенность в исполнении его, то давайте сейчас перекусим, и отправляйтесь в путь.
- Хорошо! – согласился зять. – Токо, пока дети не узрили, дайте нам самое махряненькое (истрепанное – И.Ч.) платье и что-то наподобие котомки, да еще, если есть, измызганные (потрепанные – И.Ч.) штиблеты. А ты, Анюта, незаметно снесешь все это и спрячешь в тарантасе.  - И еще просьба, мама, – продолжал распоряжаться Филипп Автономович. – О побеге Мани, смотрите, никому ни слова. Ни в коем разе. И рысскажите нам о приметах и нахождении дома, где Маня сейчас находится.
Плотно пообедав, всех детей уложили на послеобеденный сон. Для страховки отъехали от дома в направлении хутора Чеснокова. И только когда хутор Стольников стал невидимым, развернулись в обратном, северном направлении. Погода благоприятствовала осуществлению намеченного плана: небо, как по заказу, прикрылось желанными тучками, а встречный северный ветерок, разгоняя зной, повеял прохладой. Ехать стало даже приятно.
Через пару часов с вершины плато как на ладони взору путников предстал солидный хутор Чапурин. После революции он стал называться хутором Пролетарским. На левобережье, украшенном ветвистыми вётлами постоянно бегущей речушки Малый Чаган, в двадцати километрах от ее впадения в реку Чаган, кривой линией расположились жилища чапуринцев. Преимущественно это были многообразные по размерам типичные российские мазанки. Но на их фоне выделялись сохранившиеся постройки основателей хутора - уральских казаков Анания Елистратовича и его дяди Кондрата Григорьевича Чапуриных. Их жилые дома, амбары, сараи и чуланы были построены из камня и бревен, а крыты и тесом, и даже железом.
Увидев населенный пункт, Филипп Автономович направил коня круто влево и через полкилометра пути остановил его для длительного пребывания. А через минуты распряг его и привязал вожжами к тарантасу.
Анюта в это время впервые в жизни готовилась к исполнению, можно сказать, серьезной театральной роли. Надев старенькое материно платье, она расплела свои русые волосы. Освободившись от дел, на помощь ей пришел муж. От ближайшей суслиной норы он принес горстку чернозема и протянул руку к Анюте:
- На-ка, «умойся» вот этой «водицей», а то ты похожа больше на принцессу, чем на странствующую побирушку.               
Филипп Автономович был убежден, что пошли они с Анютой на беспроигрышное и безгрешное дело. После свадьбы прошла неделя. За этот промежуток времени у «новоиспеченных» сватов все гулянья должны прекратиться. Скорее всего, Михаил с отцом в это дневное время не должны отсиживаться дома, а будут на сенокосе.  Побег спланировали осуществить поздним вечером, но подготовить Маню к нему необходимо днем.
Подумал Филипп Автономович и о возможных поисках беглянки. Ими, по его мнению, должен заняться только горбатенький Михаил. А с ним-то, с уверенностью отмечал казак, он и один, несмотря на ранение, должен справиться. После гражданской войны он саблю с собой не возил, но при нем имелось второе надежное оружие – длинный арапник. Этой ременной плетью он мастерски владел с юности и никогда не расставался с нею. Казак был глубоко уверен, что ею он легко стащит Михаила с коня на землю. Лишь бы у Анюты все прошло гладко.
Но и за это не стоило волноваться. «Нищенка» без труда отыскала местонахождение нужного объекта. Второй от начала хутора дом на берегу речушки, под названием Малый Чаган, с раскидистой ветлой перед его фасадом очень выделялся среди других собратьев. Правильность выбора объекта подтверждалась и длинной скамейкой возле входной двери в дом, упомянутой Варварой Ивановной. Вот на ней и должна, в крайнем случае, прикинуться больной Анюта.
И все произошло, как было задумано, без малейших штрихов фальши. Вероятно, сам Святой Дух присутствовал при свершении благого дела. Только «нищенка», оглядевшись по сторонам, вошла в нужный двор, как из входной двери вышел нужный ей человек. И ей пришлось подать Мане лишь три понятных знака: приложить палец к губам, подмигнуть, а затем тем же пальцем поманить ее для интимного разговора вглубь двора, подальше от двери.
- Как стемнеет, выйдешь через заднюю калитку на зады и берегом реки пойдешь налево. Я тебя встречу у последнего дома. С собой ничего не бери.
За время короткого общения Анюта успела передать сестре и получить от нее всю нужную информацию. Однако их беседа была прервана выходом из дома Маниной свекрови.
- Подайте, хоть что-нибудь. Я умоляю вас, добрые люди, - запричитала «попрошайка», словно продолжая шедший разговор. - Я умираю от голода, - вошла Анюта в роль нищенки с измученным видом.
- Мама, что ей можно подать? – обратилась Маня к свекрови. 
- Что подать? – оглядела брезгливо с ног до головы «попрошайку» женщина. Было видно, что она бродит по селам и немытая, и голодная. – Вынеси ей кусочек хлеба да немножко сальца.
- Спаси Христос Вас! Добрый Вы человек! - благодарила «нищенка», кланяясь в пояс хозяевам.
После этих слов ей вдруг стало смешно, и она, чтобы не выйти из роли, обеими руками стала тереть глаза и изображать плач и рыдания.
Успешно завершив подготовительную часть операции и осмотрев окраины хутора, Анюта выбрала на сумеречное время для себя наблюдательный пункт и только потом возвратилась к ожидавшему ее возвращения мужу. На расстеленном плаще он подремывал в тени под тарантасом.
- Все прошло лучше некуда, – похвасталась Анюта. – Лишь бы и дальше шло, как мы наметили.
- Дай Бог, штоб исполнилось все нами задуманное! Но я, на всякий случай, проскачу по акрестныстям верхом, штобы издали пазреть, хде хутаряне косят сено. А ты полежишь на моем месте. 
Примерно через час Филипп Автономович тоже похвастался жене о правильности своих расчетов:
- Токо с той стороны оне будут возвращаться на хутор. С этой стороны нет никакех сенокосов.
После захода солнца тьма сгущалась быстро, так как с севера над хутором сгустились тучи. Крайняя мазанка Анюте из ее укрытия была очень хорошо видна. Глухая стена, побеленная глиной, служила ей хорошим экраном. На его фоне фигурку беглянки нетрудно будет заметить даже с наступлением темноты. Единственное, что очень досаждало освободителей Мани - это назойливые комары. Особую активность эти кровососы проявили во время сумерек. Но Филипп Автономович и Анюта знали, что спасением от них будет лишь быстрая езда, а когда она начнется, зависело от обстоятельств. И казак, на всякий случай, запряг коня еще до наступления темноты.
Бальзамом на душу явился визит Анюты для Мани. Душа ее после неожиданной встречи с сестрой впервые после пережитой свадьбы наполнилась радостным чувством. И это несмотря на неосведомленность в подробностях планов освободителей. Да ей было неважно, куда бежать, лишь бы избавиться от ненавистного человека, завладевшего ею подлым способом. После пережитого потрясения, осознавая весь ужас своего положения и не находя выхода из него, за минувшую после свадьбы неделю она неоднократно ловила себя на мыслях прибегнуть даже к суициду. Но разум напоминал ей о непрощенном грехе, и она старалась мириться со своей безысходностью.
А вот теперь, после встречи с Анютой, настроение пленницы резко поменялось. В отличие от предыдущих дней, Маня с нетерпением ждала приезда тарантаса, встречать который ее обязали ежедневно. Обычно эту работу она исполняла, как невольница. Но на этот раз пленница жаждала возвращения своих рабовладельцев. Встречая же их, из осторожности сдерживая бурлящие в душе радостные чувства, Маня делала вид, что, как и прежде, погружена в свои грустные мысли. Как в предыдущие дни, безмолвно открыла она ворота, а когда конь сделал остановку, вновь их закрыла. Распряженного мерина Михаил вывел за калитку и почти рядом с ней стреножил его путой. Затем, как обычно, перед ужином они с отцом пошли смыть с себя пыль в баню. Этим моментом и воспользовалась пленница, чтобы вырваться на свободу.
Услышав информацию Мани о том, что Михаил с отцом после трудового дня непременно посещают баню и традиционно с устатку выпивают по три рюмки спиртного, Филипп Автономович окончательно пришел к выводу, что никакая погоня им не угрожает. На эти процедуры отец с сыном потратят не менее часа. А за это время, если торопить коня, можно удалиться на приличное расстояние. «Даже обнаружив пропажу Мани, - логически рассуждал казак, - определить точное ее местонахождение вряд ли кто сможет. Да и ночь на дворе». И лишь на всякий случай он дал беглянке команду:
- Ежели нагонит нас твой «ненаглядный», ляжешь на дно тарантаса и, укрывшись вот этим походным плащом, будешь лежать, спокойно, не шевелясь.
Но осмотрительность казака была излишней. Помывшись в баньке, отец с сыном, как всегда, сели на кухне ужинать.
- А где Маня? - обратился спокойно к матери Михаил.
- Наверное, спать пошла, – ответила та, а потом успокоила сына: - Не волнуйся. Не умрет с голоду твоя Маня. Мы с ней уже поужинали.
Но Михаилу пришлось немало поволноваться, когда, спеша к жене, он не обнаружил ее на кровати.
- А Мани там нет, – доложил он матери, возвратившись на кухню.
- А где же она? – задала теперь мать вопрос сыну. А потом распорядилась: - Иди во дворе посмотри!
Разные предположения в голове жениха породило исчезновение Мани. С зажженным фонарем «летучая мышь» он осмотрел весь двор и прилегающие к нему окрестности. Но все напрасно. Не увенчались успехом у Михаила поиски ни в тот вечер, ни на следующий день. Оседлав коня, он объехал всю округу, но напрасно. На взмыленном коне около полудня горемыка с большой надеждой прискакал к родительскому дому жены, но там услышал лишь нотацию тещи: «Кому мы доверили свою дочь! – запричитала наигранно Варвара Ивановна, взяв грех на душу. А потом, указав рукой на иконы, произнесла: - Вон Бог, а вот порог. И тут же скомандовала: - Уезжай!  И без нашей дочери больше к нам не приезжай».
Разумеется, в дом Грудновых Михаилу, согласившемуся обманным путем обрести в жены их Маню, дорога была закрыта навсегда. Маня же обрела покой у своей неродной сестренки Анюты в небольшом казахстанском хуторе Петрове.
Но последствия недельного ее замужества шестнадцать месяцев почти каждодневно напоминали ей о пережитом тогда кошмаре. Через восемь месяцев у нее родилась больная дочь. Филиппу Автономовичу, ради спасения этой девочки, пришлось ехать к Варваре Ивановне с ложной просьбой, якобы заболела Анюта.
- К чужим ездишь в разные стороны, - произнес, не раздумывая, Никифор Елисеевич, выслушав Филиппа Автономовича. – А своей дочери грешно не помочь.
К сожалению, первой родившейся своей внучке знахарка помочь не могла, так как девочка появилась на свет с тяжким врожденным недугом. Вероятнее всего, на ее здоровье очень отразились драматические часы и минуты, пережитые ее матерью во время недельного замужества. Все три лечебно-диагностических слива воска показывали одно и то же: могилку с крестом. Через восемь месяцев после рождения девочка перестала дышать.