Две жизни Светланы Стёпушкиной

               
Первая глава
        Хлопнула дверь, и Светлана увидела, спускаясь по лестнице со второго этажа, что внизу у входной двери на низкой деревянной скамье с резными ножками появилось два ящика каких-то тёмных ягод. Она не могла разобрать из-за близорукости каких именно, потому спустилась ниже и заметила ещё два ящика с ягодами потемнее у самой двери. Теперь она рассмотрела, что это черника и чёрная смородина. Аристарх недели две говорил о том, что пора замораживать ягоду.  Она пошла за фартуком, вон он, розово-красный из вафельной ткани висит на её стуле с высокой спинкой. Да, у неё есть свой стул и своё место на кухне. Она сидит спиной к окну, а муж лицом к нему. И потому он смотрит в этот большой квадратный зазор на сливовое дерево и кусты, а она на полотенца на гвоздиках у раковины и груды хаотично лежащих вещиц, как-то относящихся к кухне.
И потому у мужа на кухне настроение всегда лучше, чем у неё. Конечно, если не произошло что-то неординарное, например, он не спал всю ночь или позвонил клиент и не подтвердил заказ.
      А дом требуем так много хлопот и средств. Ей иногда казалось, что она – часть этого дома и он понемногу высасывает её жизнь. Вот так вставляет ночью трубочку в ярёмную выемку на шее или за ухо. Она не однажды просыпалась от духоты  этого давящего плотного воздуха, который скапливался вокруг неё и не вентилировался из-за пластиковых окон.
Зачем нужен дом за городом, если в нём пластиковые рамы? Они просто не пускают природу внутрь и приходится открывать окна, чтобы немного разбавить  духоту. Когда она думала об этом, то чувствовала, как уголки глаз и губ опускаются вниз, и она становится похожей на стареющего Пьеро. 
      В детстве Светлана ходила в театр-студию, где играла Колобка, а когда немного повзрослела и похорошела, то Мальвину во втором составе. Она больше других запомнила мужчину по имени Павел щупловатого, невысокого и нервного, ему виртуозно менявшему голос, пластику, мимику доверяли характерные роли. Но роль Пьеро у него получалась особенно хорошо, так ей казалось тогда, в 12 лет. Светлана и сейчас помнит его лицо в гриме с нарочито опущенными уголками глаз и губ, почти как в том старом фильме про Буратино. Это лицо было обращено то к ней, то к зрителям, и она верила, по -детски глубоко, что Пьеро в неё влюблён. А года два назад она впервые в отражении увидела похожее выражение лица. «Вот я и сама стала похожей на Пьеро. Что это – возраст или отсутствие счастья?» 
         А ещё в студии она запомнила девушку с пышной гривой и идеальным овалом лица, её магнетизм чувствовали все, Свете казалось, что при появлении той девушки все остальные сливаются со стенами театрального класса или становятся похожими на вырезки из газет – на них противоположный пол просто переставал реагировать.

- Светик-конфетик, я ягоды привёз! Два ящика смородины и два черники.
Она понимала пользу и необходимость летних заготовок, представила, как они с Аристархом будут радоваться вместе этим ягодам в виде морса месяца через три, он – от души, она немного наигранно. Ей казалось, что плевать она хотела на ягоды, заготовки и всё, что связано с зимой, сейчас хочется на пляж или просто чего-то нового. Мужчину? Нет. Платье? Тоже нет. Трёхмерное пространство, заваленное привычными вещами, не предполагало сюрпризов, которые стоили бы того, чтобы их ждать. Ей 42 – очередной рубеж, но она не понимала чего: гормональной перестройки, зрелости?
Светлана вспомнила, как года три назад ей нужна была какая-то новая цель: за спиной институт, распавшийся брак, выросшая дочь, карьера, начатая в школе в должности учительницы русского и литературы и потом застывшая в офисе в роли секретаря-администратора – порядок в документах и маникюр – обязательно, как и строгое соблюдение рабочего режима. Дальше этого шагнуть не удалось и стало нестерпимо скучно, как в школе, когда она поняла, что считает себя умнее всех своих учеников.
Ей тогда было некомфортно от своей неизбывной жалости к детям, она кожей ощущала их хрупкость и ранимость. Видимо, ещё и потому что вела уроки в младших классах, а когда прошла переподготовку и начала преподавать русский и литературу, в чувства привел один подросток, наоравший матом за тройку, которая портила его итоговую оценку в четверти. И Света почти ответила в том же духе: «Да пошёл ты на…», но оборвалась, дети засмеялись, а она… уволилась.
Благо, подруга Зоя работала начальником отдела по связям с общественностью в том самом офисе фирмы по продаже цемента при заводе, который этот цемент производил. На её счастье секретарь-администратор вышла замуж три месяца назад и переехала к мужу в Красноярск. Светлане было тогда 39. И она перестраивалась на новый лад месяца три, привыкая коммуницировать со взрослыми людьми и не вести себя с ними как с детьми, не говорить дружелюбно-менторским тоном.
       Она признавалась себе потом, кокетничая наедине с собой, что была «далеко не лучшей учительницей». Быть далеко не лучшей, конечно, унизительно в любом деле, тем более, если это касается преподавания. Просто не её миссия, роль, призвание, да что хотите. «Нельзя жалеть детей и снисходить к ним, нужно любить, нужно быть посвящённым этой профессии, делу», - размышляла она с облегчением неделю спустя после увольнения. Она не была по своей внутренней сути учителем или пока не доросла до этой миссии, и спасалась от своей неприкаянности в профессии на уроках русского любовью к конструированию сложных предложений, а на литературе рассказами, к месту и не очень, об обожаемых Достоевском, Чехове и некоторых поэтах серебряного века.
И, когда прошёл уже месяц после того, как она в слезах кинула директору на стол заявление об уходе, Светлана не жалела о своём решении, а значит оно было правильным. И дело было не в том, что мальчик её обматерил, просто подвернулся повод покончить со всей этой бесчеловечной по отношению к себе и детям игрой.
За время испытательного срока на новом месте, когда она разобралась с администрированием и уже не чувствовала на себе изучающих взглядов сотрудниц и сотрудников, просто потому что к ней привыкли, Светлана начала думать о том, как улучшить работу, установить свой порядок там, где это было возможно. Оказалось, что начальство ждало от неё инициативы и её нововведения были одобрены, а она зачислена в штат. 
Здание школы Светлана обходила по большому крюку, теряя минут десять, школа находилась прямо по её маршруту из дома в офис. Было неловко от того, что уволилась она в феврале, а это не принято, и теперь два учителя русского и литературы здоровались с ней холодно, просто кивали, если встречались глазами или проходили мимо – на них свалилась вся нагрузка до конца учебного года. С остальными учителями-предметниками было проще, а директора она не встречала, потому что Иветта Михайловна жила за городом в своём доме и ездила на работу на машине.
         Бонус нового места она в первую очередь ощутила в том, что не нужно больше отвечать за несовершеннолетних. Хотя все сотрудники вольно или невольно казались ей теми самыми несовершеннолетними, за которых ей нужно отвечать как-то особенно их контролируя. Но, когда она вновь и вновь вспоминала, что нет никакой ответственности за этих выросших детей, у которых уже свои - взрослые, а у некоторых  внуки подрастают, она выдыхала глубоко и улыбалась широко и светло.
- Как Вам идёт улыбка Светлана Анатольевна! – слышала она часто в такие моменты. Особенно от Володи Паршина, двадцатисемилетнего парня  из отдела продаж.
-Можно без отчества. Да, я старше  Вас, но… - однажды вырвалось у неё.
-Да, конечно, Светлана, Света, нет проблем, - и он легонько приобнял её за плечи.
Она тогда уже жила одна с дочерью-подростком по имени Алиса. Девушка однажды без разрешения сделала пирсинг и грозилась, что нанесёт большую татуировку на левое плечо в виде ангела, падающего с неба. Но ей хватило и пирсинга. Прокол под пирсинг загноился, и они вместе бегали по кабинетам врачей, чтобы всё уладить и обе рыдали по ночам, боясь заражения крови или ещё чего-то ужасного. Позже Алиса больше не смела проводить эксперименты над своей белой, нежной кожей, а вот волос ей было не жаль – отрастут, и она красилась то в малиновый, то в зелёный цвет.
Они жили довольно мирно, их даже сблизила эта история с пирсингом, когда всё наверняка зажило, Светлана купила для дочери пирсинг из самого безопасного сплава и наиболее удобный, гладкий, не цепляющийся к одежде, чтоб дочка не поранилась.
В их маленькой квартирке, наполненной светло-сиреневыми и бежевыми оттенками стало по-кукольному уютно, как будто и не было никогда в этом доме мужчины, не было брака длинной в 17 лет.
Андрей ушёл внезапно наяву, но ожидаемо благодаря снам. Свете стали сниться разрываемые волосатыми руками страницы и лопающиеся воздушные шарики. Она заглядывала в глаза мужу по утрам после таких снов, будто старалась уличить его в чём-то, потому что во сне были его руки! Телефон не проверяла, а вот разговоры подслушивала, если появлялась такая возможность. Андрей это заметил и начал уходить в ванну и включать воду. 
       Она чувствовала его прохладность, замечала  отсутствие аппетита за ужином к её стряпне и к ней самой. «Раньше было не так», - думала она, и становилось зябко.
      Но плюсы прозрения в том, что они дают возможность подготовиться к будущим переменам. Муж отдавал привычную часть зарплаты, покупал продукты, но сюрпризы делать перестал,  перестал её баловать. Света представляла, как будет выглядеть квартира, когда он вдруг исчезнет, как освободится балкон от велосипеда и удочек, а в шкафу появятся три пустые полки. И если её сердце поначалу сжималось, то потом она привыкла к этой мысли и стала обдумывать, как их распределит однажды – одну Алисе, две себе.
       Однажды она заметила, что на его любимой бордовой рубашке пришита пуговица нитками чуть светлее, чем все остальные.
-  Это што такое, а? Я тебя спрашиваю! – она трясла рубашкой перед его лицом, и чувствовала, как дёргается мышца нижнего века под левым глазом.
Он не понимал, светлые брови поднялись и с высоты своего немалого роста он посмотрел на неё удивлённо и почти равнодушно. Но потом вспомнил что-то и брови сложились как два опускающихся крыла, и все мышцы на лице будто поползли вниз.
- Я ни в чём перед тобой…мне не в чем оправдываться.
- У нас нет, слышишь, нет ниток такого цвета!!
       Её губы дрожали, она задыхалась, а кулаки барабанили по его груди, будто против её воли, и без всякого с его стороны. Казалось, она перестала чувствовать свои руки, только видела, как они продолжают колотить по груди мужа. Наконец, он перехватил правую руки и резко развернув её к дивану отшвырнул на него.
- Это ничего не значит, что вы все копаетесь в мелочах, достали!
Она всхлипывала, потирая руку выше локтя.
Потом, на суде, Света увидела соперницу, та  выглядела старше теперь уже бывшего мужа, плотная, улыбчивая, уверенная, но не наглая. «Всё тихо, просто было в ней». О нет откуда всплыли эти строки, при чём тут Татьяна Ларина. Ну нате пожалуйста, она действительно Татьяна, Татьяночка, - он её так называет.
       Андрей действительно всё забрал сразу после развода и даже протёр за собой пол на балконе. Чтоб даже духа его здесь не было, стало быть. До неё долго, по фрагментам доходили подробности о новой мужниной жизни с женщиной старше его на три года, и о том, что она профессиональный повар, и о том, что он тихо улыбается, когда идёт рядом с ней, и том, что пополнел немного, повзрослел и будто успокоился.
        Алиса сначала поддерживала маму, не говоря лишнего, просто готовила по утрам омлет, а вечером заваривала чай.  Потом  резко бросила свою незатейливую кулинарию и перестала появляться на кухне при маме, закрывалась и выходила глубоким вечером из своей маленькой комнатки с красными глазами. А в одну из суббот покрасилась в зелёный цвет, а мама её ругать не стала, хотя и подшучивала.
- Я с папой вчера виделась.
- Ну, и хорошо, сколько можно горевать. Только с этой теткой не общайся ладно, а то меня трясёт от одного воспоминания.
- Она тебе пирог вчера передала, она вкусно готовит.
- И ты ела?
         - Папа сначала не сказал откуда он и, да, поела, вкусно очень.
- Прикормила, значит. Где пирог?
Дочка открыла холодильник и кивнула на розовый свёрток в полиэтилене. Светлана надела тонкие резиновые перчатки, развернула пакет, задумалась, понюхала втянув в себя ванильно-сливочный аромат и плюнув, шмякнула в ведро.
- Как она посмела? Дура. Хочешь ешь, но мне не носи, но смотри, чтобы не разнесло тебя как отца.
- Да, он поправился.
           - И расскажи папе, где презент от его…
Светлане внезапно стало скучно и лень тратить энергию на уже состоявшиеся события. Она улыбнулась и включила Боба Марли. Алиса, нахмурившись смотрела на маму и пыталась понять, что это на неё нашло, уж не истерит ли?  Регги раскачало и успокоило обеих, от него всегда веет тропиками и беспечностью. Они улыбнулись друг другу и разошлись по комнатам: Алиса звонить подружке, а может быть и папе, а Светлана начала перебирать в шкафу свои летние вещи. Длинный учительский отпуск только начался, до её увольнения оставалось ещё полтора года, и она к тому времени ещё ни разу не думала о том, чтобы уйти из профессии.
         
         Продолжение следует