Глава 4. Дом, где оживают тени

Автобус, словно израненный зверь, с хрипом остановился на пустынной, мрачной улице, выплевывая клубы сизого, вонючего дыма в промозглый ночной воздух. Эмилия зябко поежилась, ощущая, как пронизывающий, осенний ветер, словно ледяные пальцы, проникает сквозь тонкую, потертую кожаную куртку, пытаясь добраться до костей. Улица тонула в полумраке, лишь редкие, тусклые фонари, дрожащие от страха, бросали бледный, дрожащий свет на грязные тротуары, разбитые витрины магазинов и обшарпанные фасады старых, величественных, но давно забытых домов.
Она шла за незнакомцем, имени которого она даже еще не знала, по этой мрачной, неприветливой улице. Ее сердце бешено колотилось в груди, смешивая в себе страх, волнующее любопытство и какое-то странное, почти болезненное предчувствие. Она задавалась вопросом, куда он ее ведет и, что еще более важно, зачем она вообще идет за ним, доверяя свою судьбу в руки совершенно незнакомого человека. Но что-то необъяснимое, какое-то внутреннее, властное влечение толкало ее вперед, зачаровывая и не позволяя ей остановиться или повернуть назад.
Он шел быстро, почти не оглядываясь, словно испытывал ее на прочность, проверяя, насколько сильна ее решимость. Эмилия изо всех сил старалась не отставать, сглатывая подступающую панику и стараясь не споткнуться на неровном, изрытом ямами тротуаре. Каждый ее шаг отдавался гулким эхом в ночной тишине, лишь усиливая чувство тревоги.
Вскоре они свернули в узкий, темный переулок, откуда повеяло сыростью, запахом гниющих листьев, прокисшего мусора и каким-то неуловимым, но отталкивающим запахом разложения, словно здесь, в тени, умирало что-то живое. Вдоль стен тянулись мрачные тени, превращая обычные предметы в причудливых монстров. В конце переулка высилась громада заброшенного здания, зловещая и величественная одновременно. Пять этажей пустых, темных глазниц-окон смотрели в черное небо. Это здание словно оплакивало свою забытую судьбу, проклиная этот мир, оставивший его на произвол судьбы.
Они подошли к зданию. Эмилия остановилась, завороженно глядя на эту мрачную картину. На облупившихся стенах виднелись следы старых граффити, изображавших искаженные лица, демонов и странные символы. Выбитые окна зияли, словно черные дыры, готовые поглотить любого, кто осмелится приблизиться.
Они вошли внутрь. Тяжелая, скрипучая дверь с трудом поддалась, пропуская их в царство запустения и разрухи. Подъезд встретил их ледяным холодом, спертым воздухом, запахом сырой земли, плесени и застарелой мочи. Дыра в крыше пропускала слабый лунный свет, который выхватывал из окружающей темноты обломки кирпичей, остатки штукатурки, разбросанный мусор и какие-то смутные тени. Выбитые двери и голые, исцарапанные кирпичные стены свидетельствовали о том, что здесь давно не ступала нога живого человека, что здесь царит лишь смерть и запустение.
Эмилии стало по-настоящему страшно. Она уже хотела было повернуть назад, убежать отсюда, прочь от этого жуткого места, прочь от этого незнакомца. Но художник, заметив ее колебание, остановился и медленно повернулся к ней. В его глазах, в тусклом лунном свете, она увидела нечто, что словно парализовало ее, не позволяя ей двигаться. Грусть, одиночество, безнадежность и какую-то глубокую, неизлечимую тоску. В них она увидела отражение своей собственной души.
Он молча двинулся дальше, и она, словно загипнотизированная, с усилием преодолевая свой страх, последовала за ним, все глубже погружаясь в царство тьмы и разрухи. Каждый шаг отдавался гулким эхом в пустом здании, усиливая чувство тревоги и создавая ощущение, что за ними кто-то следит.
Они долго и молча поднимались по лестнице, переступая через обломки кирпичей, куски штукатурки, прогнившие доски и рваные куски старой, истертой ткани. В воздухе висела густая пыль, заставляя Эмилию кашлять. Наконец, они достигли пятого этажа.
Александр остановился перед покосившейся дверью, глубоко вздохнул, словно набираясь сил, и толкнул ее. Дверь с громким скрипом подалась внутрь, открывая проход в просторную комнату.
Вопреки ее ожиданиям, здесь царил относительный порядок. Конечно, пыль лежала толстым слоем на всех поверхностях, а в углах висела паутина, но чувствовалось, что здесь кто-то живет, пытается создать хоть какой-то уют в этом заброшенном месте.
В комнате стояло несколько мольбертов с незаконченными картинами, всюду были разбросаны тюбики с красками, кисти разных размеров и другие художественные принадлежности. У стены стоял старый, продавленный диван, покрытый выцветшим пледом, на котором валялись несколько потрепанных книг. На подоконнике стоял старый, сломанный радиоприемник.
- Здесь моя мастерская, - тихо произнес художник, словно извиняясь за беспорядок.
Эмилия молча огляделась, пораженная контрастом между разрухой, царящей снаружи, и каким-то странным, призрачным уютом, царящим в этой комнате.
Творец подошел к окну и распахнул его, впуская в комнату свежий ночной воздух, пахнущий сырой землей и морем. Они сели на широкий, холодный подоконник, глядя на раскинувшийся внизу город, словно море огней.
Долго молчали, каждый погруженный в свои мысли. Потом он, словно нехотя, нарушил тишину. Сначала его голос звучал сухо и отрывисто, но постепенно, по мере того, как он рассказывал о своей жизни, голос становился более мягким, более откровенным и доверительным.
Он рассказал о своем детстве, о мечте стать великим художником, о годах учебы в академии, о своем брате, трагически погибшем в автокатастрофе, о несбывшихся надеждах, о жестоком разочаровании в любви, которое оставило незаживающую рану в его сердце. Его в самом деле звали Александром. Он рассказал о том, как постепенно терял веру в себя, как угасал его талант, как он опустился на дно, оказавшись в этом заброшенном здании, забытый и одинокий.
Эмилия слушала его, затаив дыхание. Ее сердце сжималось от жалости к этому одинокому, измученному человеку, словно она чувствовала его боль, как свою собственную. Она впервые в жизни почувствовала такое глубокое сочувствие к другому человеку.
Она, в свою очередь, рассказала о своем детстве в приюте, о матери, которую никогда не знала, об отце, который бросил ее, оставив на пороге приюта, как ненужную вещь. Она рассказала о своих мечтах снимать кино, о желании рассказать миру свою историю, о своих страхах и сомнениях.
Разговор длился долго, до самого рассвета. Они говорили обо всем на свете, словно пытаясь заполнить пустоту, образовавшуюся в их душах, словно пытаясь найти друг в друге то, что они потеряли в этом жестоком мире.
Потом Александр, словно собираясь с духом, признался, что болен. Не смертельно, но неизлечимо. Он сказал, что постепенно сходит с ума в одиночестве, в этом заброшенном здании, в окружении своих мрачных картин, отражающих его внутренний мир. Он сказал, что его сознание затуманивается, что он теряет связь с реальностью, что его преследуют кошмары и галлюцинации.
- Не верь мечтам, Эмилия, - сказал он ей, глядя ей прямо в глаза. – Они обманчивы и жестоки. Займись нормальной жизнью. Найди себе хорошего парня, выйди за него замуж, роди детей. Не повторяй моих ошибок. Не позволяй своим мечтам разрушить твою жизнь.
Эмилия молчала, глядя на его измученное, побледневшее лицо, освещенное первыми лучами восходящего солнца. Теперь она знала его имя. И ей было известно, что ему чуть больше тридцати лет, и что он не помнит своей фамилии.
Она вдруг поняла, что хочет остаться с ним, помочь ему справиться с его болезнью, разделить с ним его одиночество, подарить ему хоть немного тепла и надежды в этом темном и жестоком мире.
- Я останусь, - тихо сказала она, беря его холодную руку в свои.
Александр вздрогнул, словно от удара током, и посмотрел на нее с ужасом и отчаянием.
- Ты не должна! – воскликнул он. – Ты не понимаешь, что делаешь! Я не хочу, чтобы ты страдала из-за меня. Я не хочу втягивать тебя в этот кошмар.
- Я не боюсь, - твердо ответила Эмилия, сжимая его руку. – Я остаюсь с тобой. Я не брошу тебя.
Александр покачал головой, закрывая лицо руками, словно пытаясь скрыть свои чувства.
- Ты пожалеешь об этом, Эмилия, - прошептал он сквозь пальцы. – Но будет слишком поздно. Ты не можешь спасти меня. Я обречен. Я проклят. Господь забыл о моём существовании. Не совершай ошибку. Ведь он может покинуть и тебя.
Эмилия не ответила. Она обняла его, прижавшись к нему всем телом, пытаясь согреть его своим теплом, разделить с ним его боль. Она знала, что это безумие, что это опасно, что это может разрушить ее жизнь. Но она ничего не могла с собой поделать. Она чувствовала, что они связаны какой-то невидимой нитью, что их встреча была предначертана судьбой, что они должны быть вместе, несмотря ни на что.
И она осталась.