Знакомство вместо первой главы
***
Осень 1078 года принесла хороший урожай на земли, что расположились близ гор Тавра. В Малой Азии, в той части Византии, которую изнасиловал поток турецких орд, в горных крепостях заперлись самые отчаянные князья, рыцари и воины из числа византийцев, именовавших себя ромеями, а также из армян. На этих-то землях, что расположились чуть выше Киликии, заплодоносили персиковые и яблочные сады.
Десятилетия назад орды турок-сельджуков прошлись по землям Анатолии смертоносным шквалом, уничтожая сады и пшеничные поля местных христиан. Желтолицые дети степей обустроили на этих местах свои пастбища, загнав в юго-восток Малой Азии оставшихся в строю греков и армян, имевших силы сопротивляться. Однако, будучи в смертельном полукольце, люди из этих двух народов продолжали вражду. Армяне ненавидели ромеев за то, что те в 1045 году уничтожили их государство. Греки ненавидели армян за то, что те были в их понимании «неправильными христианами». А берега Средиземного моря на юге этих земель тревожили лихие пираты…
***
Именно в сторону этой горной земли, где царили распри между двумя лагерями «правильных» и «неправильных» христиан, скакал всадник. Он ехал в сторону западной части Киликии. В полдень он пересек ущелье грозного перевала, попав в эти края. Наездник тревожно оглядывался, словно его кто-то преследовал. Нет, никакого хвоста за собой конник не приметил, хлестнул вороного жеребца и продолжив путь.
Но пусть читающий эти строки человек простит автору, который вынужден отвлечься от действа, чтобы хотя бы немного описать этого путника.
На стройном и мускулистом коне сидел среднерослый мужчина, которому было чуть больше тридцати. Дикое, безумное и смуглое лицо конника говорило о том, что его зелёные кошачьи глаза часто видели кровавые битвы, в коих он участвовал. Эти глаза по-змеиному сосредоточены на ведомой лишь для него цели. На обгоревшем под солнцем лицом не дёргался ни один мускул. Но острый взгляд блуждавших глаз говорил о тревоге.
Рыже-каштановые волнистые волосы почти касались широких плеч и были охвачены повязкой. Носил всадник тёмное дорожное платье с откинутым назад капюшоном из грубой ткани. Чёрные узкие штаны и высокие сыромятные сапоги с ремешками закрывали его крепкие ноги. На поясе этот человек с орлиным носом и шрамами на лице носил большой кинжал и маленький боевой нож с костяной рукоятью.
К седлу коня был приторочен меч, вышедший из-под молота армянского мастера. Об этом говорила форма оружия. Длинный клинок шириной в три пальца плавно сужался к концу. Гарды меча были прямыми и короткими, а ближе к концам они закруглялись кверху. Меч прикрывал небольшой круглый щит с умбоном в форме оскалившейся драконьей морды.
На дорожном костюме этого человека изредка мелькал армянский орнамент в форме фигурок, отдаленно походивших на головы овнов. Спина выносливого и сильного скакуна носила на себе и кожаный мешок со всяким звенящим внутри барахлом.
Человек остановил лошадь на зелёном холме. Позади остался перевал, а вокруг росли сосновые рощи. Никаких следов людей здесь рядом и не было. К востоку были дремучие леса, утопавшие в туманной дымке, а на западе всё было закрыто стенами обрывистых и острых скал, на которых сидели орлы.
Всадник тяжело выдохнул, похлопав своего коня по шее.
-Расслабься, парень! – прошептал он. – Сейчас, второго друга нашего дождёмся… и дальше поедем. Скоро отдохнём, малыш, потерпи.
Лошадь одобрительно кивнула, добродушно зафыркав дымившимися влажными ноздрями. Его красивый конь отличался суховатым, но крепким телом, острыми торчащими ушами, большими глазами и узкой длинной мордой, которая чуть закручивалась книзу. Грива была коротко пострижена.
Второго друга человек так и не дождался, просидев так на коне несколько минут.
Воин спрыгнул с коня. Ягодицы и бёдра ныли от долгой езды. Есть сильно хотелось. Молодой человек заглянул во второй мешочек, что был намного меньше вещевого.
-Не густо, - иронично усмехнулся бездомный.
Если бы и мы с вами заглянули в мешочек, то согласились бы с лаконичным выводом мужчины. Горсть сушёного инжира, несколько фиников и маленькая головка кунжутной халвы, что была заботливо обмотана в белые тряпицы.
Воин закрыл мешок, потянул воды из бурдюка. Но нет, желудок не ребёнок – его не обманешь. Радуясь только что придуманной поговорке, мужчина всё же закинул в себя финики, пока его конь лакомился травой.
По мокрой траве зашлёпали знакомые воину четыре когтистые лапы.
-Наконец-то! – проворчал мужчина. – Гзох, ты иногда беспокоишь меня своими опаздываниями. Постарел что ли?
В ответ на такие слова человек услышал протестующий скулёж его второго друга. Это был большой чёрный волкодав с пронзительными и умными коричневыми глазами. У пса были обрубленные уши и хвост. Ясное дело – чтобы лишить его уязвимых мест.
Четвероногий приятель подбежал к другу – а хозяином такого человека назвать нельзя, слушая его дружеские диалоги с животными – и бросил к его сапогам тельца двух диких кроликов.
-Да, нам тут обоим хватит, Гзох, - закивал боец.
Прицепив будущий ужин к седлу, воин вскочил на седло и поскакал. Пёс метнулся за своим приятелем.
Когда уже начало смеркаться, всадник остановил коня близ пещеры у сосновой рощи. Он спустился с лошади и повёл её к пещере. Пёс кого-то учуял и залаял зычным голосом, надрывая мощную глотку.
-Стой тут! Не иди туда! – повелел старший товарищ.
Конь в такт собачьему лаю начал тревожно рыть копытом землю и фыркать. Пёс оскалился и зарычал. Человек достал нож и кинжал, готовясь к нападению.
Однако это была почти ложная тревога. Там, впереди были мелкие неприятности, но для этой троицы они не были опасны. С жалобным вяканьем четвёрка полосатых гиен, скрывавшихся и нывших за кустами дикого барбариса, рассосалась. Гадкие звери искрами разлетелись по сторонам, теряясь в чащобах. Гости пещеры потом ещё долго слушали отдалявшийся скулёж шакалья и хруст веток.
Чёрные друзья человека успокоились. Кажется, впереди никакой опасности уже и не было. Из интереса мужчина подбежал к кустам и посмотрел на то, что собрало в кучу гадких падальщиков. Там лежали обглоданные останки косули.
Первым делом человек с помощью огнива зажёг свой факел и с мечом в руке прошёл в пещеру. Она была неглубокой, но для такой компании тут места хватило бы.
Убедившись в безопасности временной пристани, путник зажёг костёр. Набравшись терпения, он выпотрошил и ошкурил кролей, а потом и поджарил их тельца над горячими угольками. Первую тушку он отдал своему псу, погладив доброго друга по массивной голове. Благодарная собака лизнула руку старшего товарища и принялась ужинать.
Но и после этого путник не набросился на вторую сочную и хрустящую тушку. Он достал мешочек с овсом и накормил лошадь. Благо рядом был ручей, из которого скакун утолил жажду.
И только после всех этих щепетильных процедур, к которым бродяга отнёсся как к неким важным ритуалам, он не спеша вымыл руки и принялся есть. Мясо он заел парой инжиров.
Нагревшись, наевшись и напившись, человек немного понаблюдал за звёздами. Достав одеяло он ушёл в пещеру. Завернувшись в тёплую шкуру, он зевнул, заявив:
-Вы как хотите, парни, а я буду спать!
Пёс в ответ тявкнул, будто сказал своё твёрдое и мужское «да!»
***
Ночь выдалась спокойной.
Путник проснулся перед зарёй и увидел, как пёс лакомится костями. Назвав лохматого обжорой, человек услышал протестующий скулёж.
Путь продолжили рано утром. Ещё целый час прошёл безо всякого намёка на людей. И впрямь – места тут дикие. Ни одного человека всадник не встретил, если не считать скелет какого-то бедолаги, которого ноги не спасли от волчьих зубов.
Сентябрьский туман рассосался, сосновый лес остался позади. Впереди появилась каменистая земля возле возвышенностей и скал. Местами тут стояли редкие ореховые деревья. Кстати, боец не упустил случая пополнить запасы грецкими орехами. Перекусив ими, угостив орехами коня, воин услышал унылый скрип колёс и топот копыт.
Из-за ореховых деревьев в сорока шагах появилась повозка, которую тянули два мощных вола. Крестьянин в поношенной безрукавной одежде из шерсти и с помятой шапкой на голове вёз дрова и мешки, которые были набиты орехами. С ним был ещё один человек. На куче дров сидел молодой парень в тёмно-зелёном дорожном костюме. Он имел при себе большой двояковыгнутый лук и колчан со стрелами.
При их виде воин немного обрадовался. Выбросив скорлупу, он приставил ладони ко рту и крикнул на армянском:
-Э! Мужики! Куда едете?
Крестьянин притормозил. Лучник нахмурился, вскинув голову.
-Ты армянин? – рявкнул молодой стрелок на ломаном армянском.
-Есть такое…
Лучник презрительно сощурил глаза и харкнул на землю, показывая своё пренебрежение.
Воин догадался, что имеет дело с греческими поселенцами.
-А ты, наверное, грек? – бросил армянин.
-Точно, - рассмеялся лучник.
-Что ж… Это не твоя вина! – сострил воин.
Разгневанный юноша потянулся за стрелой.
-Стой, Коста! – крикнул дядька, управлявший повозкой и молча наблюдавший за словесной перепалкой. – Прекрати! Дай поговорить с этим человеком. Единоверцы всё-таки! Обожди, вояка ты недоделанный.
Армянин вскочил на коня и погнал лошадь к людям. Пёс, конечно же, побежал за ним. Умная собака поняла, что дело попахивает чем-то недобрым.
-Слушай, молодой. Ты бы хоть представился для начала. Поговорим, а потом узнаем – быть нам друг другу попутчиками или нет. Меня звать Никас. Это мой племянник Коста.
Всадник улыбнулся дядьке, покосившись на агрессивного парня.
-Моё имя Баник. Я армянин и приехал сюда из земель сельджуков. Ищу себе новый дом, чтобы соседствовать там с сородичами.
Доброжелательный грек улыбнулся молодому наезднику, почёсывая рыжую бородку.
-А со мной мои друзья – конь Кайцак и пёс Гзох, - представил товарищей Баник.
Пёс снова гавкнул, будто ручаясь за правдивость слов своего человека.
Никас весело захихикал, почёсывая голову.
-Ну и клички ты им придумал. Конь по имени Молния и собака по имени Терзатель. Во даёшь, а! – пробубнил дядька.
-Смотрю, ты хорошо знаешь мой язык.
-Да, у меня мать ваших кровей. И у этого бестолкового стрелка, - тут он обернулся на смягчившегося Косту, - мать тоже из ваших кровей. Чего греки да армяне грызутся друг с другом – не понимаю! Всё одно же, что мы, что вы Христа распятого на груди носим. Все же мы люди… кроме этих проклятых сельджуков, мерзкие дети демонов, чтоб в аду их зажарили! Ты, кстати, упомянул, что едешь из турецких земель.
Баник кивнул. Он поймал на себе пытливые взгляды двух греков и понял, что они хотели бы услышать объяснение.
-Служил наёмником при дворе одного знатного сельджука. Один из его родственников плохо обошёлся с тамошними христианами. Я спас две семьи христиан, но убил родича моего бывшего господина. И пришлось бежать… Теперь я без гроша в кармане, ищу работу, ищу дом.
Лучник проникся сочувствием к армянину и снова умерил пыл. Его дядя с сочувствием покачивал головой.
-Эх и завертелась твоя тропа, сынок! – сказал Никас. – Мы едем в сторону Кизистры. Там живут наши. Ромеи, то бишь. Севернее лежат армянские крепости. Если хочешь, покажем путь… не думаю, что искать дом среди греков для тебя было бы приемлемо. Не подумай ничего, я к вам отношусь по-людски, но… проклятые распри…
Баник улыбнулся и кивнул Никасу.
-Так ты, говоришь, воином слывёшь?
-И ещё певец, - сказал Баник.
Конечно же, его попросили затянуть какую-нибудь из авторских песен, чтобы скоротать путь до деревеньки…
Глава первая.
Трое из Балкан
Вблизи оливковых рощ раскинулась скромная византийская деревушка с домами из грубых камней. По улочками тут резвились дети, бегая и прыгая. За деревней группа детишек, состоявшей из подростков встали стенка на стенку и метали друг в друга камни.
Один из незадачливых метателей рыдал, держась за лицо, в которое прилетел камень. Он захныкал и побежал домой, выкрикивая угрозы и обещания срочно донести об этом маме и папе.
-Нытик! – кричали ему в след озорные дурачки и продолжили опасную игру.
Эта игра, которая часто завершалась травмами, называлась петрополемос. Очень распространенная игра среди византийской ребятни, которая искала разные утехи. Спустя несколько веков, эту кошмарную забаву запретят из-за гибели несчастного маленького игрока.
А пока автор с помощью словесного налёта наивно изобразил ромейскую деревушку, Баник со своими спутниками уже успел к ней подъехать. Кстати, они прибыли в тот момент, когда парнишка с ушибленным лицом привёл истерившую мамашу, оравшую на маленьких давидов, попавших камушком в её милого голиафа.
-Сынок, на обед с нами останешься? – спросил Никас армянского спутника по прибытию в деревню.
-Не! – доброжелательным тоном отмахнулся Баник.
-Как хочешь, - пожал упитанными плечами грек. – Ладушки, тогда слушай и смотри внимательно. Видишь вот эти две дороги?
С этими словами крестьянин пыльными пальцами указал в сторону двух широких троп, аллеями которым служили стройные тополя.
-Вижу, - кивнул Баник, с роду не жаловавшийся на зрение, которому и ястреб бы позавидовал.
-Дорожка на левой стороне ведёт в сторону Кизистры, а правый путь выведет тебя к горным землям. Там, пройдя несколько перевалов, ты окажешься у Цамандоса. В этой крепости живёт ваш изгнанный царь. Смотри не попадись Мэнделу – это правитель Кизистры. Армян он любит только безоружных и покорных. И, пожалуйста, старайся не говорить на вашем языке. И храни тебя бог…
Баник улыбнулся простодушному дядьке и кивнул ему в знак понимания и благодарности. Пощекотав пятками бока коня, он поскакал по правой тропе. Со звонким гавканьем пёс побежал за хозяином.
Необычная троица углубилась в тени, которыми был покрыт путь. Справа, куда скакал Баник, были одни тополя да сосны. Целая роща, за которой простирался густой лес. Место отличное для владельца крепости – совсем рядом целое пространство для охоты. За пару минут езды всадник успел увидеть куропаток, перебежавших ему путь и пару трусливых зайцев, скрывшихся в зарослях шиповника. Короче говоря, место кишело всякой дичью.
Не успел наездник проехать расстояние в два выстрела лука, как его остановили стражники. Середину дороги гвардия перекрыла невысокой деревянной оградой. Тут стояла целая дюжина скутариев. Так назывались византийские пехотинцы, носившие чешуйчатые нагрудники и островерхие шлемы. У всех было одинаковое оружие – миндалевидные щиты, копья и мечи.
Копья и щиты были сложены в кучи. При себе ромейские пехотинцы оставили только мечи. Некоторые и шлемы с себя сняли. Видать, не чувствовали они опасности. На обочине вояки переворачивали косулю, жарившуюся на большом вертеле.
-Не пережарь, Тео! – рявкнул командир. – Чабреца не жалейте.
-Кто-то едет! – крикнул безбородый молоденький салага, стоявший впереди ограды с напарником.
-Вот это псина у него! – удивился второй моложавый скутарий, ковыряя в зубах тонкой веточкой. – Видать, у каких-то горцев заполучил такого.
-Стой, всадник! – воскликнул салага, взявшись за копьё.
Баник остановил вороного товарища, а пёс встал как вкопанный.
-Отличная собака, приятель, - оценил один из парочки.
Баник кивнул с весёлой усмешкой. Гзох дважды гавкнул, будто бы оценив лестную похвалу чужака.
-В чём дело? – спросил Баник, кивнув головой на ограду.
-Прохода нет, приятель, - пожал плечами один из беззаботных солдат. – В той стороне чума разразилась. Сюда не пропускаем, а туда не пропустим.
-Да уж, беда, - понимающим кивком Баник показал законопослушность.
-Это точно, - ответили ему. – Говорят, там какой-то больной армянский торговец неместный заразил наших людей и вот… Вот мы и останавливаем людей, предупреждаем дескать об опасности. Здесь ещё несколько заслонов и они куда крупнее этого да и солдат возле них побольше… Проклятие! Вечно эти мерзавцы и еретики пакостят нам. Хорошо, что господин Мэндел держит в кулаке всю армянскую сволоту в округе. Но вот бабы у них хороши…
Солдатня сразу начала зубоскалить и отпускать сальные шуточки. Баник не присоединился ни к глупому смеху, ни к пошлым шуткам византийской дюжины.
-Я еду в сторону крепости Цамандос, - сказал воин солдатне.
-И какой демон тебя ведёт в край еретиков? – воскликнул молча наблюдавший за беседой командир.
-Меня ведёт туда дело, - отклонился от прямого ответа Баник. – Объехать заражённые земли как-то можно?
-Нет. Там одни леса, куча перевалов – придётся сделать большой крюк тебе. Легче проехать к северо-востоку от Кизистры, - говорил командир. – Объезжай эти края, молодой человек.
Баник лишь кивнул, развернул коня и ускакал обратно, поднимая пыль. Рисковать он не стал с поездкой в сторону заражённой области. А солдаты тем временем продолжили обсуждать мясо на вертеле да приправы к нему. Другие же из этой пошлой дюжины завели похабную песенку:
Померла жена моя Феодора,
В постели она не знала задора.
Семь раз познал её сестру Зою,
С ней я как с дерзкою козою.
А есть ещё соседка у меня Ирина,
После Зои я с нею отдыхаю.
Она говорит мне, что я скотина,
Что от бабы к бабе я порхаю.
Пока на бой не зовут нас трубы,
Пока не вооружилась рать,
Обеих стану я тискать грубо
Да напором бычьим их брать!
Эх!
Такой вокал Банику приходилось слушать часто, и он не потерял ничего, не оставшись слушать эту песенку, сопровождаемую гортанным хохотом и непристойным жестами вояк, чьи чресла горели от похоти.
Скакать с небольшими перерывами до Кизистры пришлось около получаса. Солнце давно перешло зенит, когда он увидел грозные зубья башен города-крепости. Баник вышел на выступ близ каменного моста, который соединял эту сторону с Кизистрой, высившейся на скалистой территории.
Высокая твердыня была окружена стенами из гладко обтёсанных бледно-красных кирпичей. Поздний день был уже рядом, а голод давал о себе знать. Деньги надо было беречь, а было их немного. Небольшую пригоршню серебряников Баник берёг и не смел тратить.
Он слез с коня, чтобы уставшее вдоволь животное отдохнуло. Всадник достал из пищевого мешочка половинку зажаренной тушки кролика. Скромный пёс сидел себе спокойно и тихо скулил. Ему тоже сильно хотелось есть.
Желудок требовал бросить это мясо в себя, а совесть призывала поделиться с лучшим другом. Но Баник не поделил мясо. Он всё отдал верной собаке, с наслаждением и улыбкой наблюдая за тем, как волкодав трескает вкуснятину, похрустывая косточками.
Несколько сухофруктов воин отдал коню, который разбавлял рацион травой, ибо овёс для него уже закончился. Всадник достал кунжутную халву и принялся уплетать её, наблюдая за всем вокруг.
Одни люди шли в замок, другие же покидали его. На широком мосту без труда могли бы поместиться две повозки. Там стояли стражники, следившие за порядком. Крестьяне шли в город со своими дарами полей, чтобы продать их на рынке. Повозки с волами и меринами ехали туда, гружённые виноградом, персиками, клетками, в которых сидели куры, ягнята или козлята.
Ушлая стража то и дело тайком вытаскивала из корзин крестьян сочные яблочки или гроздь-другую сладкого винограда. Иные заигрывали с селянками, а те старались не показывать свои улыбки – то ли слишком скромные, то ли порченые зубы боялись показать. Но в большинстве своём хмурые копьеносцы в шлемах были серьёзными и выполняли свою службу безо всяких выходок и наглостей.
За полчаса своего сидения тут Баник лишь один раз увидел знатного человека. Невысокий мужчина со стрижкой, напоминавшей каре, выехал из города на пегом коне. Богач в белой свободной греческой одежде держался в седле очень надменно, смотря на крестьян будто на падаль. За ним двигались вооружённые до зубов охранники в составе группы из девяти молодых всадников.
Баник собирался было продолжить свой путь, как его взгляд привлекла повозка, которую тянули два сильных коня. Сама повозка имела над собой навес с лёгкими занавесками. Деревянный транспорт местами был оснащён металлическими оковами, а также железными колёсами.
Поводьями управлял молодой мужчина среднего роста. Темноволосый и кареглазый ездок с орлиным профилем был опоясан мечом и кинжалом, носил проклёпанную кожу и плащ из оленьей шкуры. Голову его закрывал красный капюшон, пришитый к плащу.
В повозке сидел плешивый зрелый мужчина в тёмно-синем дорожном платье и богато украшенном поясе. Ещё он носил узкие серые штаны и высокие кожаные сапоги. Его короткие волосы и щетину тронула седина, а лицо покрыли морщины. Он тоже был вооружён мечом.
Возле него сидел голубоглазый молодой мужчина с тёмно-русыми кудрями и пышной бородкой. Он носил безрукавное платье, обхваченное кожаным ремнём с кошельком и длинным кинжалом в богатых ножнах. Его сапожки были невысокими, а голову улыбчивого парня покрывала цилиндрическая серая шапка без полей.
Кампания остановилась близ моста. Судя по всему, они решили немного передохнуть. Возница спрыгнул на землю и выпил воды из своего бурдюка. Когда они начали общаться, Баник заметил, что старший говорил на греческом без акцента, чего нельзя было сказать о его спутниках. Они наспех перекусывали и обсуждали цены на местных рынках. Нашему путнику показалось, что они купцы.
-Нам бы хорошего сопровождающего, - проворчал молодой человек в шляпу. – А то Феофил сможет устроить нам какую-нибудь подлянку. Подкупит стражу, и эти сволочи глаза закроют.
-Да уж… - озадачился старший. – Надо бы в городе сразу нанять кого-нибудь прежде, чем поедем в наш квартал.
-Ага. Если только он не устроит нам гадость прямо у въезда в город, - ответил молодой человек. – Подлец в удобном месте живёт – далёкий отшиб городка, где ему удаётся сидеть в тишине, заманивать к себе соперников и тихо устранять. Связей у него там полно. Неподалёку от него есть казарма наёмников, туда можно будет наведаться.
Хмурый возница молча слушал обоих и сердито грыз яблоко.
Баник решил, что это хорошая возможность подзаработать денег, сопроводив этих трёх до их квартала.
-Ребята, помощь нужна? – окликнул он их, сидя на камне.
-А что? – вскинув голову, бросил плешивый дядька.
-Да вот грешным делом услышал ваш разговор, - говорил Баник, вставая с места, чтобы троица увидела его оружие, скрытое плащом, - решил предложить свои клинки. Если ваше дело пахнет неприятностями, то могу предложить помощь. Конечно же, за звонкую монетку-другую. Канает?
Светловолосый парень улыбнулся и что-то шепнул старшему. Возница пренебрежительно осмотрел с ног до головы незнакомца, выплюнув червивую часть яблока. Шмыгнув носом, он покачал головой.
-Хочешь сказать, ты вояка, что ль? – спросил плешивый.
-Хочу сказать, что могу помочь вам избежать проблем на вашем пути. А там уж хоть воякой, хоть рубакой меня назови.
Старший хитро улыбнулся и что-то пробубнил, вызвав смех у парня в шляпе. Скинув капюшон, возница покрутил шеей, хрустя позвонками.
Затем этот угрюмый мужчина шагнул вперёд, высокомерно вскинув голову и положив ладонь на эфес своего клинка.
-Ты псину-то свою придержи, браток! – сказал он Банику. – Чтобы не покусала меня, понял?
-А что? – спросил армянин, посмотрев исподлобья на грубияна.
-Хочу посмотреть на то, из какого ты теста…
Баник ухмыльнулся и тихо закивал головой.
-Эй! – обратился он к псу. – Гзох, сиди тихо и будь хорошим парнем, понял? Всё будет хорошо, дружок.
Волкодав прилёг, протяжно заскулив, переживая за товарища.
Баник освободил плечи от плаща. Он вытащил меч, приняв боевую стойку.
Противник оскалился и тоже вооружился. Бойцы разбежались и столкнулись, звеня мечами. С первых же ударов Баник понял, что имеет дело с хорошим воином. Он сначала немного отступил, уступая противнику.
Затем он ударом ноги в живот смог отправить молодца на землю. Тот быстро вскочил и продолжил рубиться ещё яростнее.
-Не убейте друг друга, парни! – крикнул плешивый.
Верная собака вскочила с места и запротестовала гулким лаем и скулёжом. Проходившие мимо зеваки глазели на этот бой.
-А он хорош, - сказал старшему предводителю троицы парень в шапке. – Думаю, годится он нам.
Фехтовальщики разошлись по сторонам, ходили по кругу.
-Хорошая у тебя сталь, - сказал боец Банику, стряхнув капли пота на бровях. – Откуда такая?
-Армянская, - подмигнул воин, снова бросаясь в бой.
Обмениваясь хорошими ударами, рубаки не думали уступать. Ударом кулака в лицо незнакомец повалил нашего путника. Баник поднялся, отбивая град ударов. Улучив момент, он выбил клинок из рук противника. Стукнув ногой по сгибу колена, боец обрушил на землю крепыша, приставив меч к его груди, заливаясь смехом.
-Проверку прошёл? – спросил он старшего.
-Более чем, - ответил тот.
Поверженный противник на удивление улыбался. С его лица сошли грозные тучи, и он закивал, словно признал своего человека в противнике.
Баник подал руку молодому человеку и помог ему подняться.
Умелый рубака не отпускал ладонь воина, представившись ему:
-Я Арбер. Родом из севера Иллирии. А ты?
-Баник, - кивнул путник. – Я армянин. А вы кто, друзья?
Последние слова он обратил к двум остальным незнакомцам.
-Я Сильвестр, - представился старший. – А со мной мой болгарский друг Живко. Мы все купцы.
-Албанец и болгарин… - удивился Баник. – А сам ты грек?
-Верно, - ответил Сильвестр. – Хороший меч нам не помешает. Сопроводишь нас до нашего квартала?
Баник кивнул, улыбаясь греку.
***
Трое из Балкан согласились повезти в транспорте волкодава. Баник же ехал на своём коне рядом с ними.
Разношёрстная компания ехала по мосту. Теперь возницей был болгарин, пока его место занял Арбер. Албанец надел свою дорожную бурую шапку из меха. Она немного заострялась кверху и имела короткие поля.
-Итак, говорите, что вы торговцы? – пробубнил Баник, разглядывая сундуки и ковры в повозке.
-Да, - ответил Сильвестр. – Пару месяцев назад мы приплыли из Иллирии в Константинополь. Здесь у меня делишки кое-какие. Решил к тому же знакомых навестить, оставить им кое-что. А ты кто да откуда?
-Сам я воин. Служил у одного знатного сельджука до тех пор… пока мне не пришлось встать перед выбором…
-Каким ещё выбором? – пытливо спросил албанец.
-Между обязанностью наёмника и совестью. Невинных людей спас от мерзавца. Пролил кровь родственника моего господина и… пришлось убежать.
-А оно того стоило? – спросил болгарин, подстёгивая коней.
-Да, - отрезал боец. – Невинных людей спасал.
Сильвестр одобрительными кивками выслушал Баника.
-А кто тот Феофил, который может вам подлянку устроить? – спросил армянин после минутного молчания.
-Зажиточный ублюдок из числа горожан, - ответил Сильвестр. – Запросто сможет подкупить кого надо. У него и среди городской знати есть связи. Он не хочет платить долг и мечтает, чтобы я сгинул. Мы хотели бы надавить на него и получить свой должок. Ну… сильный боец рядом не помешает. Мы приехали сюда в сопровождении наёмников. В город идти они не захотели – видимо, успели там отметиться нехорошими делами. Такие вот дела…Ты и Арбер сумеете оказать должное впечатление. Вряд ли хитрая скотина откажется платить по счетам. Смекаешь, армянин?
-Ясно, - кивнул Баник. – Просто припугнём должника. Надеюсь, меч доставать из ножен нам не придётся.
-О! Мы тоже надеемся, - заметил Сильвестр. – Но нужно быть готовым и к этому. Немного золота отсыплем перед делом. А всё остальное – потом, если дельце удастся довести до конца. Есть у меня секретное оружие, которое может помочь в крайнем случае, - добавил грек с хитрой ухмылкой.
Баник не возражал.
Ворота Кизистры были открыты, и трое странников из Балкан со своим попутчиком въехала в этот замок.
***
Это был типичный городок Каппадокии. Банику он показался самым обычным малоазиатским муравейником, в котором жизнь кипит от зари до зари.
Его нос обожгли знакомые и незнакомые ароматы острых специй, резкий душок айвы и бархатных персиков. Достаточно было пройти хотя бы в один из торговых домишек с фруктами, чтобы почувствовать томное головокружение от сахарной бури плодовых запахов.
Перед глазами мелькали строгие лица важных греков, смуглых и меланхоличных сирийцев, задумчивых евреев и жизнерадостных ассирийцев. Ближе к вратам и стенам Кизистры можно было увидеть людей в простых одеждах. Это были рабочие, торговцы-лавочники, мастера. Простолюдины в запыленных рубахах и видавших виды холщовых штанах, в залатанных шапках или повязках трудились, не покладая рук.
Дюжина смуглолицых армян орудовали кирками, таскали камни, чтобы возвести какой-то небольшой домик. Сириец со своей женой неподалёку приторговывали сухофруктами. Верхом на ишаке кудрявый греческий юноша вёз дрова. Лавочники ссорились друг с другом.
-Хитрый армянин! Опять цены занизил, чтобы моих покупателей переманить?! – ворчал сухощавый грек. – Как вы уже надоели! Везде одни армяне на наших рынках.
-Я не виноват, что твою отраву никто покупать не хочет, - смеялся в ответ тучный армянин, поправляя свою цилиндрическую шапочку. – В отличие от тебя я хотя бы не боюсь кушать то, что продаю сам.
Когда повозка с балканскими гостями и их армянским знакомцем добралась до центра города, то там-то их и ждала истинная красота Кизистры. Здесь расположились длинные двухэтажные дома с красной черепицей, с террасами, которые обросли виноградом. Тут были и конюшни, которые заполонили пара десятков персидских и десяток арабских скакунов.
Между конюшнями продавали мебель из орехового дерева, которую привезли из мастерских Армении. Таверны были переполнены иноземными купцами. И все строения этого города примыкали к гигантским муравейникам – огромным скалам, в которых были вырублены дома простолюдинов.
Изредка уши Баника могли услышать знакомые армянские слова, которые тонули в палитре византийских толп.
-Нам туда! – Сильвестр пальцем указал путь болгарину.
Живко повернул коней в сторону улочки. Пыльные копыта бурых коней зацокали по вымощенной дороге, над которой с обеих сторон возвышались особняки. Между домами находились лавки зажиточных торговцев оружием, тканями и прочими товарами.
Люди расступались перед гостями. Стражники с любопытством рассматривали чужаков. Но приставать к ним никто и не думал – зачем тревожить богатых особ? Хотя странным казалось присутствие Баника, который смахивал на разбойника с большой дороги.
Из окна одного дома выглянула красивая ассирийская госпожа с прекрасным налобным ожерельем, жемчужными украшениями и серебряными браслетами. Она с томным любопытством посмотрела на Баника. Тот подмигнул ей с заигрывающей ухмылкой, а она смутилась и ушла.
-Эй, а я думал, что это она мне глазки строит! – шутливо возмутился Живко. – А это оказывается, ты завоевал её внимание.
-Не списывай себя со счетов, - ухмыльнулся Баник. – Может быть, она сразу на обоих смотрела… Не клюнет один, так другой клюнет.
-Да я бы тоже хотел такую клюнуть, - вдруг выдал Арбер, который тоже успел поглядеть на сирийку.
Баник заметил, что девушка выглянула из другого окна. Она немного вывесилась оттуда и помахала рукой Сильвестру. Тот молча ответил тем же жестом.
Остальные двое купцов продолжали шутить о клевках и женщинах.
Баник, конечно же, посмеивался над такими простыми мужскими шуточками, но лицо этой девушки ему казалось знакомым. Боец сам не знал, откуда он мог бы её знать.
-Ещё наклюётесь, орлы! – прокряхтел Сильвестр. – С делом закончим и устроим веселушку с девками. И чтобы на неё больше не пялились! Это сестра моей любовницы. Она хорошая и воспитанная девушка.
-Ого! – удивился иллириец. – Интересно вышло. Уж не обижайся! Мы просто не устояли перед её красотой.
-Ишь ты! – подхватил болгарин. – То есть, у тебя в Константинополе знатная жёнушка, а здесь любовница есть?!
-Всего лишь одна. В этом города только одна, - самодовольно улыбнулся Сильвестр, чувствуя, как кровь приливает к его чреслам.
-Она сирийка или гречанка? – спросил Баник.
-Ни та, ни другая, друг мой, - ответил грек.
-А кто же?
-Моя Ниневия ассирийка ненаглядная, - сказал купец. – Самая сладкая из всех персиков на этой грешной земле. А из окна на вас смотрела Йонита – её сестра, которая выскочила замуж за одного из близких друзей Мэндела, который владеет городом и близлежащими землями. Так что не стоит так сверлить её глазами, если не хотите к вечеру стать евнухами и до конца своих несчастных дней петь подобно пискливым певунам. Усекли, быки? Не на ту коровку пялитесь.
Арбер рассмеялся, обнажая щербатую челюсть.
Баник нахмурился. Он припоминал одну ассирийку по имени Ниневия. То была его возлюбленная, с которой он расстался за год до своего побега из турецких земель. Она рассказывала ему, что в Каппадокии у неё живёт сестра, но имени не называла.
-Сильвестр, ты, наверное, истосковался по своей прекрасной ассирийке, - сказал Баник, надеясь услышать подробности о девушке.
-О, да! – вздохнул купец, сложив сведённые вместе ладони на затылке. – Особенно по её маленьким родинкам на остреньком подбородке, по её синим глазам, по длинным кудрям и стройной фигуре.
«Точно она!» - подумал Баник. – «Имя, происхождение, внешность. Это именно она, не иначе!»
-А как вы познакомились? – не унимался армянин.
-О, где-то год назад я… приехал сюда и увидел её в компании с Йонитой, - рассказывал Сильвестр. – Её сестру я знал, ибо вёл дела с её мужем, бывал в их особняке, который мы успели проехать. Однажды у них дома я и увидел эту очаровашку. Помог ей открыть здесь свою таверну, пристроил к ней пару крепких защитников. Вот и всё. Я ей таверну и защиту. А она мне… Хе-хе! А она мне – всё то, что нужно настоящему мужчине, мать вашу! Вот была бы ещё у меня любовница по имени Троя! Тогда каждую ночь я бы смог устраивать взятие Трои и Ниневии одновременно.
Арбер и Живко расхохотались.
-Придержи своё копьё, Ахиллес! – сказал Арбер. – Нам бы сначала с делом разобраться, Кучедра тебя побери!
-Что ещё за Кучедра? – пожал плечами Сильвестр.
-Вон, у армянина на щите! – иллириец ткнул на умбон щита, принадлежавшего Банику. Как мы помним, железный элемент изображал морду дракона.
-А, дракон! – кивнул грек. – Так вашего иллирийского дракона зовут. Теперь понял.
***
Компания добралась до самого восточного отшиба города. Там, судя по словам Сильвестра, расположился двор того должника Феофила.
Стражников здесь было совсем немного. Они с презрением посматривали на чужаков, и ушли, бросая на гостей хитрые взгляды.
-Может, остановим и поговорим? – шепнул один страж другому, указывая копьём на балканских товарищей и их спутника.
-Оставь! – ответил напарник. – Феофил нам за что платит? Когда к нему приходят гости, то мы ничего не видим и не слышим. Лучше идём пропустим пару чаш столичного вина. Оно нарасхват.
-Уважаемый! Может, вы оружие сдадите? – сказал один из стражей гостям. – Зачем вам железо, разве оно решает вопросы?
-Согласен, железо не так хорошо решает споры, как золото, - ответил Сильвестр тому, кто обратился к нему и по виду походил на начальника стражи.
К ногам вояки полетел массивный мешок, который издал приятный ушам звон. Страж поднял мешочек и кивнул с одобрением. Гости проехали мимо стражей.
-Да даже если и стрясётся какая-нибудь страшная суматоха, - шептал начальнику один из его молодчиков, - то Феофил надерёт им задницы. У него там достаточно крепких парней, который проглотят этих пройдох словно утиное жаркое.
Начальник стражи сглотнул слюну, услышав вкусное сравнение. Деньги есть, голод есть – пора бы и попробовать это самое жаркое.
Дорога, что вела к дому должника, сделала большой крюк. С одной стороны эту дорогу ограничивала стена, а с другой – гигантская скала, на которой и зижделся город. Здесь было до ужаса тихо, а звуки городской жизни до ушей почти не доходили.
Рядом с двором Феофила расположился дом, в котором обычно жили наёмники. Та самая казарма, о которой упоминал один из новых спутников Баника. Эдакие бараки для всех тех, кто продаёт свои мечи. По соседству расположились лавка травницы и кузница.
Из дома наёмников выглянул щербатый молодой человек с растрёпанными волосами. Он улыбнулся, свистнув гостям.
-Эу! – крикнул наёмник. – Помощь нужна?
-Откуда сам? – спросил Сильвестр, когда Живко притормозил.
-Я из Родоса. Трое моих приятелей оттуда же. Мечей лучше наших вы нигде не сыщете. Дельце найдётся?
Арбер спросил у грека что-то на своём языке. Тот призадумался и кивнул албанцу. Затем купец обратился к родосцу.
-Вы понадобитесь нам на один час. Каждому по золотому. Годится?
Родосец поскаблил свой кудрявый затылок.
-Согласны! – раздалось из казармы.
Уже через несколько минут к купцам вышли четверо крепких молодчиков с топорами и мечами на поясах. У одного из них была поношенная и местами повреждённая кольчужка, а остальные не имели ничего кроме одежды.
Сильвестр пояснил им, что он со спутниками едет запугать должника. Он объяснил, что рубить никого не надо, если того не потребует крайний случай. Просто нужно оказать впечатление опасных людей. Судя по гадким мордам со следами болезней, этим хмырям особо стараться и не надо было. Каждый из них запросто мог бы сойти за почётного горожанина преисподней.
-Уж не против ли Феофила мы идём? – пожал плечами лидер родосцев.
-Именно! – рявкнул албанец. – А что? Испугался? Не потянете с ним разговор?
-Потянем, - проворчал задетый едкими словами наёмник. – Мы тут пару дней всего, но о нём уже наслышались всякого. Наша жизнь хуже некуда, так что рискнём. Либо подохнем, избавившись от неё, либо озолотимся и свалим из этой дыры.
***
Неприметный парнишка-слуга увидел приближавшуюся команду, высмотрев их со стены, с которой он свесил ноги. Он скрылся за стеной – видать, побежал хозяина предупреждать о визите.
Едва повозка подъехала к воротам, как они открылись. Баник спешился и повелел своему псу охранять повозку.
Перед гостями открылся вид на прекрасный дворик с небольшим бассейном посередине. Замечательную террасу обвивал созревавший виноград. Возле деревьев граната маленькая большеглазая девочка играла с двумя кошками.
Шикарный двухэтажный дом всем своим видом говорил о том, что здесь живёт богатый и наглый человек – настолько пафосным и немного вульгарным казался этот особняк, возле которого суетились слуги.
В десяти шагах от бассейна располагался большой стол, за которым сидел очень важного вида мужчина. Баник сразу понял, что этот солидный грек и был тем самым Феофилом. Он носил тёмно-красную тунику с рукавами по локти, цилиндрическую шапку без полей, кожаный пояс с бронзовыми узорами. Его запястья украшали превосходные золотые браслеты, покрытые жемчугом. У поседевшего Феофила, выглядевшего на пятьдесят лет, были густые почти чёрные брови.
При виде гостей он выдал хитрый прищур и ухмылку хладнокровного барса, выбиравшего добычу. Почёсывая бородку, он глотнул вина.
Возле него стоял парнишка с крупными глазами и курчавой головой. Он тоже был одет богато. В руках он держал мартышку, которая пищала и хлопала в ладошки. Подле отца и сына стоял высокий мрачный человек с длинными и заплетёнными усами, пышной бородкой. Через всё его лицо проходил шрам, пересекающий пустую левую глазницу. Волосы цвета пшеницы были собраны в косу.
Этот рослый силач носил белую рубаху, чёрные штаны и сапоги. На поясе у него был меч. Боевой топор с бородкой, который торчал в круглой мишени для метания, скорее всего, тоже принадлежал ему.
Родосские наёмники тихонько шептались о чём-то, что не понравилось Банику. С их лиц сразу слетела тень бахвальства и самоуверенности. Грозный гигант суровой горой высился над ними. Скрестив руки на груди, он с взором дикой рыси рассмотрел всех гостей. Кажется, обдумывал – кого, как, чем и с какой силы он будет резать, колоть или рубить. Конечно же, если дело дойдёт до кровопролития.
-Сильвестр! – театральное приветствие Феофила показалось бы любому настолько слащавым, что кончик языка невольно почувствовал бы привкус сахара. – Гостям я очень рад. Проходи да сядь. Ирина, Феодор, ступайте к маме! Дайте взрослым поговорить.
Дети с тревогой в глазах переглянулись. Взявшись за ручки, ребята побежали в дом. Баник с сочувствием посмотрел им вслед – жаль было видеть тревогу в детских глазах. Детские чувства – самый сильный пульс жизни. По крайней мере, он в это верил.
Арбер жестом указал родосцам, чтобы они отошли в сторону.
-Присаживайтесь, ребята, - пригласил к беседе Феофил. – Будем толковать. Вина или пива будете?
Гости сели на стулья у стола, а родосцы расположились на лавке, стоявшей возле стены неподалёку от ворот.
-Нет, спасибо, дорогой. Мы сытые и не жаждем, - вежливым, но прохладным тоном отказал Сильвестр. – Приехали побеседовать. Думаю, ты не откажешь нам в этом. Ведь ехали издалека именно, к тебе.
-Ох, какая честь! – одобрительным кивком ответил богач, поглаживая мартышку, которую перед уходом передал ему в руки сын. – Ну, тогда я права не имею на отказ. Итак, раз уж долгая дорога вела ко мне, то я внимательно вас слушаю. Но сначала познакомьтесь с моим новым дружком. Это Маймун. Сын решил так назвать.
Сильвестр улыбнулся, поглядывая на дорогую покупку. Баник удивлённо разглядывал маленького зверька. Он слышал об обезьянах от путешественников, но такое маленькое чудо видел впервые. И всё же, молодой человек сосредоточился на деле. Однако маленькая проказница шастала по столу, хватая финики и ягоды, мешая серьёзному ладу предстоявшей беседы.
Суровый светловолосый великан потянулся рукой к столу и взял мартышку. Он отошёл в сторону. Сохраняя мрачный вид, он поигрывал с милым зверьком.
-Тоже твоё недавнее приобретение? – спросил Живко, кивнув в сторону свирепого великана.
-Да. И если Маймунчика я ценю за его миловидность и забавность, то здоровяка – за его мощь и силу. Правда, он тоже бывает забавным. Однажды сукин сын воткнул топор в незадачливого бандита. Оружие вошло так глубоко, что мой силач еле вытащил его. Вы бы видели его рожу во время потуг. Хохма! Милутин прибыл к нам из Балкан. Впрочем, как и вы.
-Милутин? – нахмурился Арбер, заскрипев зубами.
-Верно! – самодовольно кивнул Феофил.
Арбер прохрипел что-то на своём, смерив гневным взглядом гиганта. Он встал из-за стола и отошёл в сторону. Встав спиной к сидевшим на скамье родосцам, он скрестил руки на груди и отстранённо наблюдал за беседой.
-Что это с ним? – удивился Феофил.
-Неважно! – раздражённо отмахнулся Сильвестр, которому уже толком надоела вся эта болтовня. – Давай к разговору, уважаемый.
Баник тихонько отошёл в сторону, поравнявшись с Арбером.
-Дружище, ты себя дурно чувствуешь? – спросил он иллирийца. – Ты какой-то странный.
-Не хочу находиться рядом с этим! – шепнул в ответ албанец, кивнув в сторону великана. – Надеюсь, начнётся драка, а мне выпадет прибить его.
Баник не понимал гнева албанца.
Раздражённый таким непониманием иллириец насупился ещё больше, напоминая грифа. Он выпустил пар из носа, схватив руками пояс.
-Милутин, - произнёс по слогам албанец. – Этот тип серб.
-Серб? Как это слово понимать? – пожал плечами армянин.
-Народец такой! – процедил сквозь зубы албанец. – Они наш народ в горы загнали. Точно так же, как сельджуки ваших. Мало того, так ещё и моя родня сильно пострадала из-за этих. С тех пор у меня кровная месть к этим дикарям.
На лице Баника появилась тень печального недоумения. Весь мир с ума сошёл! Балканы, Кавказ, Малая Азия! Люди жгут друг друга, режут, изгоняют. И все они разные – поют разные песни, говорят на разных языках. Правда, кровь у всех у них одинаковая.
Итак, мы отвлеклись от разговора между двумя греческими купцами.
-Феофил! Дорогой мой! – вскинув голову, начал Сильвестр. – Купил себе забавного зверька, нанял такого силача. Смотрю, денег у тебя полно, раз уж ты тратишься на такие диковинки. Да, это не моя забота и считать чужие монеты не достойно важных людей – это удел черни. НО! Ты не вернул мне деньги, уважаемый. Помнишь ведь!
Феофил глотнул вина и, посмеиваясь, поскоблил свою бородку.
-А с чего ты взял, что я тебе что-то должен? – пожал он плечами.
-Валять дурака ещё менее достойно важных и достойных людей, к которым я тебя относил и отношу покамест, - говорил Сильвестр в свою очередь. – Помнишь, я доставлял твой груз в Иллирию к твоей родне?
-Они все померли от чумы, помню, - сказал Феофил с абсолютно безразличным тоном. – И?
-И я передал груз жене сына твоего дяди. Груз я доставил, а деньги где? Да, я всё равно должен был доплыть до тех земель по своим делам, но… дружище, я дело сделал, а монет не получил, как было оговорено. Пятьсот золотых – ты шутишь с такой суммой?! Ты дал мне всего лишь четверть этого.
-Ты передал груз жене родственника. Эта сучка Аталанта для меня никто. И абсолютно чужая, она мне не родня. Не говори мне ничего о ней.
-Но у неё младенец от твоего родственника остался. Она растит плоть вашей плоти. Получается, товар у твоего родственника. Да и товар этот добыт тобой, как я понял, не самым честным путём.
Тут Феофил сжал губы, заёрзав на стуле. Будто бы подтверждал догадки Сильвестра своей реакцией.
-Я дал тебе время, чтобы ты поразмыслил над своим недостойным поступком, но… - продолжал Сильвестр. – Ты решил меня вот так просто кинуть, дружок? Мало того, так по пути до тех суровых краёв твой племянник, сопровождавший нас, напился точно свинья, замутил драку с моими людьми и заколол двух слуг. Только из уважения к тебе я замял это дельце. Ещё никто и никогда не смел вот так швырять меня в дерьмо.
-И потом моего племянника нашли убитым, - сказал тоном судьи Феофил. – Наш парень валялся в поле с разбитой головой. Так ты решил поквитаться со мной за деньги, которые я якобы должен?
-Это был не я. У него полно всяких врагов было. Сам знаешь, какой длинный и поганый язык у него был. Он даже поссорился в Иллирии с Аталантой и дал ей пощёчину. Сучонок мог нарваться на кого угодно.
-Ты уверен, что имеешь право так оскорблять меня в моём же доме?! – процедил сквозь зубы Феофил. – Притащил сюда вооружённых громил, запугиваешь, оскорбляешь. Не забудь, что мой отец поднял твоего отца из нищеты.
-Не прикрывай своё бесчестие этим. Ты не имеешь право брать на себя благой поступок твоего покойного и чтимого мной отца. А я в свою очередь ничего не должен тебе за его доброту. Итак! Как будем решать вопрос?
-У меня нет никаких вопросов, - рассмеялся Феофил. – Ты доставил груз не тому человеку. Поэтому и катись обратно в общество иллирийских козолюбов, бочка с мёдом. Вот мёду своего поешь да успокойся.
-Да, ты изменился, Фео, - сокрушённым тоном заметил Сильвестр. – Не таким я тебя знал. Ты всегда был честным. Как только ты разбогател на мутных делишках, то в раз изменился.
-А ты не изменился – всё тот же побирушка на побегушках. Эх, не умеешь ты искать влиятельных товарищей.
-Похоже, ты путаешь Азию с Европой, дорогуша, - начал закипать Сильвестр. – Либо мы с тобой идём к самому Мэнделу и он рассудит нас, либо мы будем решать всё иначе, Фео. Не думай, что своими грязными деньгами купишь всех.
-Да? – рассмеялся купец. – Вот уж дела! А Мэндела-то и сынков его я хорошо озолотил. Боюсь, ты бессилен, милый дружочек. Катись-ка ты в балканскую помойку со своими хмырями.
Милутин положил обезьянку на верхушку мишени и вытащил топор, отойдя в сторону. Он спокойно следил за напряжённой беседой.
Баник положил руку на рукоять меча. Лицо Арбера излучало ярость ночной морской бури, и он готовился к драке, чтобы первым делом атаковать серба.
-Ну, тогда решим вопрос иначе! – развёл руками Сильвестр.
Родосские наёмники встали со скамьи, разминая руки и шеи. Феофил со спокойствием встал с места. Он тихо посмеивался, смотря на гостей так, будто те были ничтожными шавками. Он взял обезьянку и зашагал к ступеням, ведущим в дом.
-Сейчас поговорим, ждите, - сказал он. – Долг есть долг.
Феофил ушёл в дом. Балканские гости переглянулись. Они недоумевали – долг хотел вернуть или издевался? Сильвестр вышел из-за стола, сделав пару шагов к дому. Путь ему перекрыл Милутин с топором на плече.
-Туда нельзя, - сказал он на ломаном греческом. – Стой на месте.
-Свинья задунайская! – сплюнул Арбер. – Не терпится вогнать ему под рёбра острую иллирийскую сталь.
Баник держал рукоять меча, но особо напряжённым не был. Он был трезв и холоден. Его зелёные глаза словно очи кота уставились в глубь коридора, в котором растворилась фигура Феофила, растаявшая в тенях каменных стен.
В скором времени кто-то с грохотом закрыл ворота за незваными гостями изнутри на засов. И всё это было проделано незаметно и тихо.
В конце коридора, в котором растворился ушедший Феофил, раздались шаги и появились несколько тёмных силуэтов. Баник не смог чётко разглядеть тех, кто надвигался. Феофила по его павлиньей походке и вскинутой голове он узнал сразу. Однако кто же был за его спиной?
В этой гуще теней Баник различил людей с какими-то меховыми шапками, напоминавшими пышные заострённые купола. И вот из мрака выступил Феофил с мечом в руке. Сильвестр попятился назад.
С надменным и самодовольным видом поверивший в свою безнаказанность должник дал знак своим бойцам – выйти во двор. Один за другим из дверного проёма выскочила шестёрка людей, которых Баник счёл за сельджуков – уж очень они смахивали на этих самых кочевников.
-Печенеги отличаются диким нравом и свирепостью, - сказал Феофил, указывая на своих бойцов. – Я хотел отправить этих доблестных ребят на очередное дельце, но… перед этим у меня появилась замечательная возможность проверить их на прочность. Конечно же, скучно вам не будет. Ведь с вами мой друг Милутин тоже поиграет в нашу любимую игру – стальные щекотки.
Услышав своё имя, сербский наёмник оскалил жёлтые зубы в злобной ухмылке. Арбер отзеркалил этот взор, плюнув сквозь щербину в зубах. Все шестеро печенегов были молодыми людьми, все они носили свои дикарские степные халаты и меховые шапки.
Каждый имел саблю и был увешан ножами да кинжалами. Каждое безбородое лицо степняков излучало надменную уверенность в том, что они сейчас выпустят кишки балканским гостям вместе с их армянским спутником. Самый матёрый из них отличался бельмом на глазу и расписанным шрамами лицом. Шмыгнув себе в усики, он рассмеялся, схватив в обе руки копьё.
Один из родосских наёмников струхнул. Испугался именно тот, который вызвался сопроводить балканских гостей. Он хотел было толкнуть ворота, но они ответили на этот отчаянный толчок вероломным тихим скрипом.
-Сука! – выругался трус, выхватив клинок. – Каждый сам за себя, парни!
Глава печенегов скрючил рожу разъярённого кабана и метнул копьё. Оружие с приглушённым свистом полетело мелькавшей искрой. Копьё чуть не попало в Арбера или Баника, но они успели почти синхронно отпрянуть, едва увидев блеск наконечника. Доля секунды – и лидер родосцев захрипел, выронив меч. Его пригвоздило к воротам. Он задёргал ногами и потянулся рукой к врагу.
Печенеги завизжали от радости и заржали, упиваясь увиденным. Хором зашипели выхваченные из ножен сабли.
-Ты пожалеешь, Феофил! – сказал Сильвестр, извлекая меч.
И спутники оскорблённого купца тоже приготовились к бою, пока хозяин дома – он же хозяин положения – наблюдал за зрелищем.
Милутин размахнулся топором и с медвежьим рыком обрушил было удар на голову Сильвестра. Если бы не ловкость грека, то его голова раскололась бы точно фундук. Но он избежал столкновения.
Дикари в меховых шапках налетели на нежданных гостей под злорадный гогот хозяина. С испуганными глазами выбежал малолетний сын Феофила, выглядывая из-за спины отца.
-Папа, что вы делаете?! – вскрикнул ребёнок.
Однако отец толкнул его, рявкнув на него. Упавший мальчик встал и со слезами на глазах побежал к маме и сестре.
Баник скрестил клинок с одним из печенегов. Боковым зрением он успел заметить, что балканские спутники его двигаются словно бывалые воины. А ведь они только с виду смотрелись как обычные купцы, но в каждом их ударе и движениях явно чувствовалась школа воинства.
Самым отчаянным рубакой, чьи удары и блоки казались повадками бешенного зверя, оказался Арбер. Албанец ревел как дикий вепрь, пытаясь пробраться к Милутину, несмотря на то, что серб явно был на голову выше и мощнее.
Баник заметил небольшое смятение в глазах молодых кочевников. Они тоже сильно недооценили «простых торгашей». В их взглядах больше не было прежнего бахвальства и игривой спеси хищника. Они понимали, что им придётся защищаться, а не только атаковать. Их улюлюканья и лихие выкрики сменились на рычание зверей, встретивших жёсткий отпор.
Родосцев в этой сече успели зарубить и заколоть. Они оказались настолько же «полезны» в этом бою, насколько прохладительный напиток нужен человеку, стоящему на морозе.
Одному снесли голову, которая скатилась в тень гранатового дерева, сохранив в погасших глазах застывшую печать ужаса и агонии. Безголовый труп улетел в бассейн, окрасив его воду в красный цвет. Второй лежал на спине с раной на горле. Третьему выпустили кишки, и он лежал ничком на своих вонявших потрохах.
Арбер сцепился с сербом. Иллириец был куда легче и ловчее громилы, что не единожды промахивался по своему балканскому соседу. Албанец срубил навершие боевого топора противника. Однако разъярённый головорез ударом древка ушиб плечо иллирийца. Затем гигант со всей дури ударил ногой в грудь купца.
Иллириец покатился по земле. От такого прилёта у него потемнело в глазах и на короткий промежуток времени отшибло дыхание. Отбросив бесполезное древко, славянин выхватил из ножен меч. Блеснувший клинок вот-вот располовинил бы ногу Арбера, но прыткий албанец перекатился в сторону.
Сбоку на силача налетел Баник, пытаясь сбить великана с ног. Это получилось не слишком удачно – наш боец был подобен лёгкой волне, ударившейся в мощную скалу. Милутин лишь пошатнулся, но этого хватило, чтобы Арбер встал и отбежал.
На три секунды внимание серба было захвачено Баником, который выставил меч вперёд в ожидании атаки. Воспользовавшись моментом, Арбер подлетел к врагу, вонзив меч ему в правое плечо. Однако клинок уколол слабо и неглубоко.
Амбал зарычал от ярости и боли. Он нападал то на Баника, то на Арбера, а те отбивались, стараясь найти уязвимую точку своими клинками.
Ещё один печенежский наёмник грохнулся наземь мёртвым. И вот кочевников осталась пара. Живко и Сильвестр тягались теперь с ними.
Улыбка с лица Феофила сошла. Он достал кинжал из ножен и метнулся в сторону Сильвестра, стоявшего к нему спиной. Тот полоснул своего кочевого противника по горлу. Сильвестр резко развернулся, услышав гулкие шаги. Одной рукой он схватил десницу, державшую кинжал. Ударом навершия меча Сильвестр оглушил Феофила.
Потом он прибежал на подмогу к болгарину, которого вот-вот проткнул бы саблей печенег, державший ногу на груди Живко. Яростными и в то же время лёгкими движениями горного барса Сильвестр подбежал к печенегу, пронзив его шею клинком.
Милутин был ранен в бедро, а Арбер получил лёгкую рану, которая тянулась через левое предплечье. Болгарин и грек прибежали на помощь. Теперь серб был окружён. Он достал кинжал. Мечом и коротким клинком он отбивался от врагов.
-Вояка, прекрати бой и уходи! Нас больше! – крикнул Сильвестр. – Или примкни к нам, я заплачу тебе, слышишь?!
-Скорее кишки вам выпущу! – рычал серб.
Этот светловолосый великан сражался подобно неутомимому зверю из ада.
Вдруг Баник отбросил в сторону меч. Он вооружился кинжалом. Стремительной пантерой он метнулся в сторону серба, нырнув под его ударом. Перекувыркнувшись по земле, он оказался за его спиной. Острый клинок пронзил коленный сгиб воина, который с нечеловеческим воплем обрушился на колено.
Чудовищная боль сломила громилу. Из глаз градом текли слёзы свирепой боли, что терзала и ум, и дух, и тело силача. Даже Арбер, который ненавидел до смерти народ этого бойца, посмотрел на него слегка сжалившимся взглядом. Гнев и ненависть всё ещё оставались в нём, в его взоре. Но на суровом лице албанца появилась тень сострадания. Будто один дикий зверь понял страдания другого.
-Не мучайте его, добейте! – прохрипел покрытый потом и запыхавшийся Сильвестр.
Живко с вопросом посмотрел на Арбера, но албанец не выразил желания. Тогда болгарин подошёл сзади к сербу и перерезал ему горло. Его громадное тело рухнуло, оставляя лужу крови.
***
Очнувшийся Феофил пытался убежать в дом, чтобы укрыться за дверью. Но Арбер поймал его за капюшон и потянул на себя, обрушив купца на землю. К его горлу приложили меч.
Феофил едва заметно дрожал. Но в его глазах ещё находилась наглость нахального зверя, которого пока не отучили от дрянных манер. Он тяжело дышал, однако пытался казаться смелым.
-Не убивайте! – раздался женский голос.
Молодая женщина лет двадцати восьми выбежала из дома, упав на колени. Красивая дама в синем платье, в дорогих украшениях напоминала сломленную жизнью крестьянку с горькой судьбой. За её спиной стояли двое детей Феофила и этой дамы.
-Аркадия, иди домой! – рявкнул Феофил, прижатый к земле.
-Молю, не убивайте его! – кричала темнокудрая девушка. – Ради Бога! Прошу, смилуйтесь, господа!
Дети плакали, увидев в таком униженном положении отца и мать. Хотя куда более пугающим зрелищем была куча трупов во дворе. За детьми столпились слуги, которые от ужаса прикрыли руками рты и перешёптывались.
-Встань с колен, Аркадия! – повелел Сильвестр тоном строгого старшего брата. – Не унижайся. Мы не причиним вреда твоему мужу. Если он не будет нарываться. Детям незачем за этим наблюдать.
Женщина приказала слугам увести детей, но сама она осталась.
-Я не покину своего мужа! – сказала Аркадия, роняя большие капли слёз. – Позвольте мне остаться.
Сильвестр кивнул. Феофила подняли с земли.
-Пошла домой! Никто меня не тронет, они блефуют! – с издёвкой говорил купец.
Болгарин ударил его кулаком по лицу, чтобы показать – блефом тут и не пахнет. Рычавшего от гнева Феофила посадили на скамью. Аркадия, чувствуя дрожь в ногах, села на лестницу близ порога. Она облокотилась плечом об колонну террасы, смотря на мужа разбитым взором. Тот старался избегать взгляда жены.
-У тебя нет никаких шансов отвертеться, дружок, - говорил Сильвестр. – Короче, давай-ка без лишней болтовни и всей твоей бравады. Нам нужны наши деньги. Это не стоило того, чтобы лишать жизни семерых людей.
-Шли бы вы в задницу, шлюхины дети! – сплюнув, процедил сквозь зубы Феофил.
-Где золото?! – взревел Живко.
-Сейчас скажу! – выпалил Феофил, у которого будто бы появились трезвость и осознание опасности.
Он взял в правую руку мошонку и крикнул сквозь безумный хохот:
-Вот тут то, что вы ищете! Берите! Берите, мать вашу!
Иллириец захотел обрушить град кулачных ударов на наглого должника, но его оттолкнул локтём Сильвестр.
Купец достал из кошелька круглый и плоский предмет, походивший на огромную монету. Он протянул эту вещь лицевой стороной к глазам Феофила. То, что хозяин особняка увидел, вернуло ему серьёзность. В этот раз он точно не притворялся спокойным, чтобы выдать очередную похабную выходку. Он тяжело задышал, а руки его дрогнули, как и сердце.
-Агапи! Откуда… - пролепетал он. – Что за… Что с ней?!
-Твоя сестра, - сказал спокойно и без эмоций Сильвестр, - в порядке. Пока что. Я рад, что в этом мире есть хоть кто-то, ради кого ты можешь оставаться человеком. Мой сын взял её в жёны, и они живут в одном из городов, который я тебе не назову. Одно я точно скажу – он её не обижает, они друг друга любят и… ждут ребёнка. Агапи хорошая женщина, но ты знаешь, что я могу уничтожить кого угодно, чтобы смыть обиду. Наверное, у каждого есть какая-то поганая черта. Вот эта – моя. Бедняжка может ненароком отравиться или с ней случится ещё что-то. Да, мой сын любит её, но это меня не остановит.
-Её портрет… ты подделал его, чтобы сломать меня… - процедил Феофил.
Сильвестр показал вторую сторону портрета.
-А вот знакомая тебе метка. Вырезанная роза и первая буква твоего имени. Узнаёшь свой почерк, а? – спросил Сильвестр. – Твой пьяный и подохший как собака племянник сказал мне одну вещь, когда вино развязало ему язык…
Сильвестр передал портрет Банику. На нём была изображена прекрасная темнокудрая гречанка, а на оборотной стороне и действительно были вырезаны роза и буква.
Балканский гость присел рядом с должником, и принялся ему шептать то, что разрушило внутренний мир негодяя.
-Твоя молодая жена не должна слышать этого. Но тебе следует. Твой племянник мне рассказал правду о твоём появлении на свет. Именно этот стыд и заставил его спиваться. Он узнал о твоей связи с сестрой и о том, что является вашим внебрачным сыном. Уродливый ублюдок был очень злобным. Вот, к чему приводит бессовестное кровосмешение. Я знаю, как ты её до сих пор любишь. С ней может произойти нечто не хорошее. Или сплетни о вас смогут расползтись повсюду. Уж я постараюсь.
Пока в уши Феофила вливали этот словесный яд, его жена вскочила с места. На лице её появилась тревога. Она захотела подбежать ближе, чтобы расслышать разговор, но Арбер оттолкнул её, велев уйти.
Женщина ушла. Оставаясь в коридоре, она следила издали за происходящим. Шепча молитву, она перекрестилась и плакала.
Слёзы покатились и из глаз Феофила. Он стал чуть ли не самым жалким человеком на свете. Его грязный грех сделал купца уязвимым. Объект его болезни, его порочной страсти был единственным, от чего он зависел. Но как?! Ведь он оставил её в Цезарее под присмотром самых верных людей! И Сильвестр будто прочитал в глазах неприятеля этот вопрос.
-Мой сын встретил её в Цезарее и они влюбились друг в друга. Но твои громилы старались им препятствовать. Моим людям удалось похитить её, а твоих бандитов исклевали стервятники в лесу. Не удалось нагнать им Агапи, которую мы уволокли. Ты бы видел её радость! Её счастье! Опять не веришь? Её охраняли немой вояка без одного уха, глазастый и кудрявый здоровяк, а с ними – дюжина других упырей.
Феофил приложил ладони к ушам. Он будто хотел отгородиться от этой атаки.
-Бери золото! Сколько захочешь! – говорил разбитый Феофил, смотревший в пустоту. – Оставь меня и мою семью… оставь нас.
-Клянусь, я не буду причинять тебе и твоим родным обид, покуда нас не вынудят. А твою сестру мы не обидим… если ты не будешь козни строить нам, - сказал Сильвестр безо всякой торжественной спеси. – Пятьсот золотых. Не больше и не меньше.
Возле трупов бегала маленькая обезьянка, с которой ещё недавно весело игрался Феофил. Живко поднял животное на руки, решив забрать питомца себе.
Кровавым гостям выдали сундук с нужной суммой и, когда уже вечерело, они уехали, оставив бывшего должника с тяжёлой горечью в душе. Теперь их путь лежал к ближайшей бане, где им предстояло бы помыться. Неподалёку была одна.
-Ты бы и правда причинил зло жене сына? Ради долга? – спросил Баник Сильвестра.
-Нет. Но на ублюдка надо было надавить, и выбора он мне не оставил, - ответил грек. – Ладно, забудем. Надо напиться, баб поиметь и поспать.
Банику вручили двадцать золотых монет. Коней остановили у неприметной бани с постоялым двором. Они стояли как раз в том месте, где начиналась кривая дорога, что вела к злополучному особняку. Пока гости из Балкан со своим армянским спутником отдыхали, Феофилу предстояло скрыть следы резни и держать язык за зубами. Теперь он не мог навредить гостям, несмотря на всё своё влияние.
Глава вторая.
Дела трактирные
Баник проснулся от того, что трактирная девка целовала его шею. Он был высохшим и чувствовал приятную усталость. Правда, к этому прибавилась головная боль от обильного винопития.
-Деньги на столе. Бери и уходи, - сказал Баник проститутке.
Девка встала с постели, не прикрывая ничем свои прелести. Она подошла к тому самому столику, налила себе вина и отпила. Она не спешила с уходом. Воин лёг на спину, сверля хмурым взглядом потолок.
-А вчера ты был довольно милым со мной, - заметила распутница, улыбаясь своими чуть подпорченными зубками.
-Выпившим был, - ответил с безразличием вояка, повернувшись на бок.
Девка хмыкнула, оделась и ушла. В свою очередь Баник долго валяться в постели не стал. Покрытое шрамами тело он вновь закрыл дорожной одеждой, опоясался.
Головная боль окутала туманом молодого человека, который давно не притрагивался ни к вину, ни к пиву. И именно в таком лабиринте дум, обрывков воспоминаний о вчерашней попойке и фрагментов видений он продолжил путь со своей новой компанией.
Туман хмельной пелены время от времени отгонял своими шутками Арбер, хвастаясь вчерашними страстными победами. Хохот Живко и бормотанья Сильвестра переливались в кипевшем мозге молодого воина.
Ему уступили место в повозке, а на коне ехал иллириец, который смог подружиться с Кайцаком. Скуливший Гзох будто бы печалился из-за немного угнетённого состояния своего друга. Он лизнул ладонь Баника, а тот погладил голову и морду волкодава, который всю ночь спал у двери, пока воин тискал девку.
-Пить что ли не умеешь? – спросил Баника Сильвестр.
-Просто давно не пил, - с вялой улыбкой ответил боец.
Помутневший рассудок воителя не запомнил подробностей того, по каким улицам двигалась повозка. Однако слова новых товарищей дали понять – они направляются в таверну, которой владеет любовница Сильвестра.
Когда пелена винного тумана начала постепенно спадать, Живко дёрнул поводья, остановив движение.
-Приехали! – объявил болгарин.
Сильвестр хлопнул по плечу Баника и тот открыл едва сомкнутые глаза.
Армянин спрыгнул с повозки, обратившись к греку:
-Сильвестр, а если мы приехали сейчас в таверну твоей женщины, то почему сразу здесь не остались на веселье? Из таверны в таверну…
-А! – грек поморщился и отмахнулся. – Не хотел тискаться с другими бабами на глазах Ниневии. Да, она, конечно же, просто-напросто любовница. Но, знаешь ли, я её уважаю. Не хочу, чтобы она меня видела в компании других девок.
-Она хотя бы знает, что ты женат?
-А то! Я сразу ей сказал об этом.
-Довольно избирательная у тебя честность, - усмехнулся Баник.
-Не забывай – я торгаш, а ты вояка. Потому я и счастливее тебя и… смотрю на многое проще. Без обид, дорогой! – Сильвестр хлопнул по плечу бойца, приглашая жестом в таверну.
Сам вход в уютный постоялый двор уже был приятен на вид. Сразу было видно, что здесь над красотой сильно постаралась женская рука. Каменные стены дворика были покрыты виноградной лозой. С двух сторон у скромных деревянных ворот росла пара стройных гранатов. Малые ветвистые деревья уже покрылись жёлто-зелёными плодами, которые станут алыми через пару месяцев. А рядом с деревьями росли высаженные тут цветы и яснотка.
Баник кивнул, вспоминая двор некогда любимой Ниневии. Там, в анатолийских краях сельджуков она украшала свой дом и садик разными красивыми цветами и лекарственными травами. И оттого она сама всегда пахла ягодами, мятой и айвой.
Сутулый юноша, работавший привратником в таверне, открыл ворота гостям, отдав им глубокий поклон. Сильвестр потрепал курчавую голову парня. Потягиваясь, вскинув руки, купец с громким «эх!» вступил во двор.
-Милая моя, Ниневия! – воскликнул он. – Я пришёл, чтобы ты оживила меня.
Ассирийка изменилась. Нет, её красота не увяла. Она осталась той же стройной красавицей. Волосы такие же волнистые, лицо с теми же острыми чертами. Разве что взгляд стал каким-то строгим. Как будто нежный котёнок превратился в самоуверенную пантеру. Её движения стали более резкими, а подбородок и нос чаще вздымались в самоуверенном жесте.
Красавица носила куда более изящный наряд, чем раньше, а также браслеты и жемчужные бусы. Длинное платье подчёркивало красивую фигуру, но не обтягивало её.
Однако больше всего Баника удивили две детали. По прекрасной левой ладошке тянулся шрам, а к богатому поясу был привязан большой кинжал в красных ножнах. Не какой-то декоративный кусок металла для пафосной богачки, а грозное оружие, что было достойно искусного воина…
…Повозку гостей слуги загнали во двор. Лошадей, а в том числе и скакуна Баника, отвели в конюшню и дали им овса.
Вслед за Сильвестром во двор прошли албанец и болгарин. Ниневия встретила их подобно старым друзьям. Она как-то по-мужски похлопала их по плечам и даже по-приятельски толкнула Арбера. Баник, наблюдая за этим через проём ворот, тихо захохотал, покачав головой от недоумения. Его удивило то, как изменилась некогда хрупкая роза, отрастившая шипы.
Её волосы были растрёпаны, а на лице искрились капельки пота. Видимо, день выдался для неё трудным.
В воздухе двора царила палитра разных ароматов – от нежных запахов сухофруктов и коптившегося мяса до резкого духа жгучих свирепых специй. В уютном и чистом дворе суетились работники таверны. Одни кололи дрова, а другие разводили костёр на левой стороне площадки. Справа же у скромного каменного очага суетился человек, который готовил поросёнка, переворачивая вертел. Нанизанный на металлический прут вкусный груз испускал ароматный дым, который разъярил бы желудок даже самого заядлого малоежки.
Под навесом у входа в таверну тут и там были развешены ароматные травы. Дворик стал отражением новой Ниневии. Если уж раньше она была скромной и одинокой нимфой, то теперь это была суетливая женщина, скромно общавшаяся с людьми или избегавшая их, которая могла бы и строго отчитать за пережаренную колбасу.
Баник смотрел на новую среду некогда любимой дамы с добродушной улыбкой. Он был искренне рад, что она нашла новую жизнь. С его сердца упал большой камень. Ему казалось, что их расставание убило в ней нежность. Но то было не так.
Она сохраняла боевой огонёк в глазах, хоть у неё и было достаточно защитников. Пять сильных молодцов, вооружённых клинками как раз вернулись в таверну, заехав во двор с другой стороны. Они не носили доспехов, но по их виду можно было понять, что это люди не раз нюхавшие кровь и чувствовавшие боль от ран. Короче говоря, пытливый взгляд Баника угадал в них бывалых вояк.
Эти ребята привезли тушку косули, трёх тетеревов и с десяток тушек диких зайцев. Луки и копья, притороченные к сёдлам, говорили о том, что они сами добыли дичь, а не купили её.
Мужчины передали слугам дичь, и ушли в небольшой дом, соседствовавший с конюшней. Видимо, там они жили. Ниневия поблагодарила их, повелев помощницам принести еды ребятам.
Вояки в свою очередь вежливо поздоровались с покровителем и любовником хозяйки, его спутниками, а уж потом и ушли.
Расспросив любимых гостей об их делах, поприветствовав своих только что прибывших защитников, хозяйка двора обратила внимание на человека, смотревшего на неё. Она чуть вскинула голову, выдав вперёд подбородок, и сощурила глаза.
-А ты кто, странник? – Ниневия обратилась к воину.
-Меня зовут Баник, - ответил боец с улыбкой.
-Вот как, - хмыкнула женщина.
-О, да это наш добрый спутник! – выдал Сильвестр, жестом руки пригласив к компании армянина. – Очень бравый малый. Мечом машет – ух! Держу пари, император мечтал бы о сотне таких духовитых парней.
Ниневия упёрла кулаки в бока, обнажив зубы в улыбке.
-К нам пожаловал воин? – сказала она, покачивая головой. – Видимо то, что вы в целости прибыли ко мне – это и его заслуга.
-Скажу так, он нас точно не подвёл, - ответил Сильвестр.
-Раз уж мой милый мужчина так хорошо отзывается об этом человеке, то кто я такая, чтобы отказать ему в крове и еде. Значит, быть этому Банику мне другом.
Последние слова вылетели зимней бурей из губ красавицы и инеем осели на сердце воина. Да, старые обиды всё ещё играют свою роль.
-Что ж, стоять не будем тут. Ай да внутрь! – предложила женщина. – Ах, да у нас тут ещё один очаровательный спутник?
Тут она указала на волкодава, который вошёл во двор, сев у ног друга. Баник погладил своего товарища.
-Верно. Думаю, Гзох не откажется от вкусной косточки, - сказал армянин.
Ниневия опять хмыкнула. Пёс заскулил, смотря на женщину, которую когда-то знал, которая тискала его в щенячьи годы, которая кормила его. Он встал и подставил голову под нежную ладонь ассирийки, а та в свою очередь приласкала собаку.
-Кажется, твой пёс разбирается в людях, а? – рассмеялся Сильвестр, толкнув локтём Баника. – Ведь моя красавица добрая.
-А то! – усмехнулся воин. – Разбирается в человеческой доброте так же, как и ты в женской красоте.
-Спасибо за тёплые слова, добрый гость, - теперь слова Ниневии стали растаявшим, но всё же холодным льдом. – А твоему четвероногому другу я дам угощение куда лучше каких-то костей.
И слово своё ассирийка сдержала. Несколько горстей костистых кусков курятины, говяжьи ноги и мясные объедки стали хорошим угощением для волкодава. Пёс вкусно похрустывал лакомствами, сидя у входа в таверну.
-А зачем парни привезли столько дичи? У тебя праздник? Мяса на целую орду сельджуков! – сказал Сильвестр и раскатисто расхохотался.
-Ой! – ассирийка закатила глаза. – Кентурий Нестор сегодня хочет отпраздновать рождение племянника. Сказал, что придёт сюда с боевыми товарищами. Да уж, без парочки драк и разбитых кувшинов вряд ли получится.
Арбер и Живко переглянулись и рассмеялись.
В самой таверне стояла приятная прохлада. В пространном каменном зале стояли несколько столов со скамьями. Тут было не людно. В самом углу сидел человек с надвинутым на голову капюшоном и со шрамированным лицом. Возле него сидел византийский страж из местного гарнизона. Опрокидывая в себя вино, они о чём-то шептались.
В другом уголке на тахте лежал пьяный бородач, который что-то бормотал и ворочался с боку на бок. На том и все посетители.
Немолодая женщина протирала тряпкой стол, за которым обычно сидела хозяйка таврены, эдакая средневековая касса. На полках за столом находились кувшины с разным содержимым.
Потолок помещения придерживали три столба, развешанные тонкими верёвочками, усеянные лавровыми листами, сушёным мясом и сухофруктами, подобно жемчугам на бусах.
Ниневия усадила гостей за самым лучшим столом, стоявшим напротив её прилавка. На стол им подали сыр с хлебом, вино, чашу, наполненную орехами. Гости тут же принялись за еду.
Едва они отведали эти закуски, как на стол им подали жареную баранину с зеленью. Уже в скором времени на посуде остались лишь обглоданные кости.
В это время Ниневия что-то тихо обсуждала с помощницей. Ухо Баника уловило несколько слов и фраз: «не пережарь только», «свежая курятина», «певцу только свежее».
Покрасневший от вина Сильвестр встал из-за стола. Он подошёл к своей любовнице и крепко обнял её. Купец тихо мурчал ей под ухо, что он сильно соскучился по ней и давно ждал их встречи. Затем он вручил ей дорогое кольцо, украшенное изумрудом, получив от неё поцелуй.
После трапезы путешественники пошли отдыхать. Арбер захотел погулять по двору, а Живко пошёл за милой трактирной девушкой, которая хотела показать ему что-то очень интересное в амбаре.
Баник оставил в зале Ниневию с его любовницей, а его самого проводили до спальни на втором этаже. Хотя, скорее всего, такую комнатушку уместнее всего было бы назвать чердаком. Туда вела крутая лестница, по которой пришлось подниматься, орудуя и руками, и ногами.
Отодвинув крышковидную дверцу, воин приподнялся на руках, затем сел на пол небольшой, но уютной комнатушки. Здесь его ожидало полутёмное пространство высотой в полтора человеческих роста.
Баник открыл оконные дверца, запустив лучи света в комнатку. Он чуток осмотрелся, прежде чем приступить ко сну.
Тут было чисто. На правом уголке располагалось ложе – тёплая и мягкая тахта с одеялом из пышной козьей шкуры. Подушкой служил продолговатый мягкий валик, покрытый такой же шкурой. У окошка стоял столик со свечёй, стаканом и кувшином, в котором каждый день была свежая водица.
Свисавшие с потолки сушёные венки из листьев кипрея и кустов мяты вкусно пахли и располагали ко сну. Баник снял с себя плащ и уже готов был лечь, как дверь к нему открылась.
Показалась премилая девица с кудрявыми каштановыми волосами, усыпанными по плечам. Её пышная грудь была едва прикрыта. Она подмигнула гостю, подав ему глубокую глиняную посуду с приятно пахшим отваром.
-Хозяйка велела принести напиток, который поможет тебе уснуть, господин, - сказала она.
Баник встал на колено, приняв отвар.
-Благодарю, - сказал он. – Но я никакой не господин. Можешь звать меня просто Баником. Моё нехитрое имя.
-Я Римма. Если хочешь, воин, я загляну к тебе чуть позже, - девка заигрывала с путником, поглаживая его ладонь.
Боец лишь улыбнулся, не ответив ничего. Девушка хихикнула и ушла, закрыв за собой и оставив воителя наедине с мыслями.
Баник присел на своём ложе и медленно испил преподнесённый ему отвар, смакуя и отгадывая нотки аромата яснотки, душицы и чабреца. Осушив посуду, он лёг и с лёгкостью уснул. Безмятежный сон ему был необходим.
***
В зале таверны было шумно, когда наступил предзакатный час. Тут собрались посетители, о которых ранее сказала Ниневия.
Кентуриями называли сотников византийской армии. Так вот тот самый греческий кентурий Нестор посетил таверну с дюжиной приближённых, устроив гулянку.
Сотник был высоким мужчиной с пышной бородой и поседевшими волосами. На вид ему было не меньше пятидесяти лет. Здесь собрались несколько его боевых товарищей и родственников. Все они были мужчинами, среди коих самому младшему было пятнадцать, а остальным от двадцати до сорока. Причём взрослых и зрелых мужчин тут было больше.
В центре зала стоял молодой смуглый парень с небольшой арфой в руке. Это был кудрявый бард в ярком наряде – свободной красной рубахе, высоких чёрных сапогах и узких синих штанах. Свободные по локоть руки украшали браслеты и кольца, а на голове он носил колпак, с опущенной вперёд округлой верхушкой. В одном ухе он носил серьгу. Судя по чертам лица, он сириец.
-Повтори песню ещё раз, дружок! – кричали ему подвыпившие гости. – Ну! Ещё разок! Ещё! Наяривай, браток!
Глотнув воды, певец вновь стал ласкать струны арфы, напевая ту самую пошлую песенку, которую пели стражники, с коими столкнулся ранее Баник. Да, та самая песенка похотливого византийского легионера.
Уперев руку к щеке, за пиром смотрела Ниневия, стоявшая у своего стола. Рядом стоял Сильвестр, обнимавший её со спины и прижавший к себе. Ей уже порядком надоела прелюбодейская лирика солдафонов. Однако её любовник весело покачивал головой в такт песне барда.
За пиром строгими и безучастными взорами следили пятеро защитников этой цитадели пьянства, обжорства и разврата – те самые наёмники, охранявшие милую ассирийку в отсутствие богатого покровителя. Они же разнимали драчунов, споривших из-за женщин, выпивки и прочей ерунды. Но, кажется, в тот вечер таких драк не было. Да и что было делить родственникам и боевым товарищам важного человека?!
Нестор похлопал в ладоши и затребовал танцы.
Бард сменил ритм игры, а к нему присоединились толстопузый барабанщик и худощавый скрипач. Едва весёлое трио заиграло весёлую музыку, как в зал влетели две девицы, одетые как проститутки.
Одна из них – смуглая и почти черноволосая ведьма с голубыми глазами, напоминавшая роковую кошку. Вторая – светловолосая балканская нимфа с нежной улыбкой. Пахнувшие блудом девицы крутили своими прелестями перед лицами вояк, которые шумно сглатывали слюни и еле сдерживали свои инстинкты.
Здоровенные ручищи бойцов так и норовили поймать мягкие прелести желанных распутниц. Но танцовщицы резко и грациозно уворачивались от назойливых жестов внимания. Отбиваясь от вояк, они подмигивали и улыбались им, заигрывая с ними.
Иной раз кто-то из солдат вскакивал и что-то горланил, пытаясь обнять красоток.
-Всем сесть и заткнуть поганые глотки, засранцы! Пусть эти горячие кобылицы пляшут! – крикнул Нестор, угомонив свою компанию.
Конечно же, возбуждённые самцы, утомлённые вином и пробуждённые эротическим зрелищем, сели на места, успокоились, но не прекратили пялиться.
Нестор потягивал вино, когда к нему подтанцовывая подошла одна из танцовщиц. Она подмигнула ему, взяла из его рук и осушила её.
Бывалого воина такая дерзость была по душе. Уловив такой настрой богатого клиента, девка провела обнажённой прелестной ножкой по коленям мужчины и толкнула ею широкую грудь ветерана. Нестор засмеялся, сияя глазами. Он подхватил ногу танцовщицы и поцеловал её под общий свист и смех.
-Ох, бесстыдники! – выпалила Ниневия, наблюдавшая за происходящим. – У этих бойцов перед битвами и после только две дороги – в таверну и на исповедь.
Обнимая любовницу, Сильвестр не отрывал глаз от плясуний. Казалось, он даже пропустил мимо ушей замечание ассирийки.
-Пялишься на них? Не говори мне, что они нравятся тебе! – прорычала Ниневия.
-А ты ревность пустишь в ход? – подыгрывал купец.
-Я кинжал пущу в ход, - подмигнула Ниневия. – Яйца отрежу и скормлю псу того армянина, с которым вы приехали.
Сильвестр расхохотался, поцеловав свою милую.
Кстати, тот самый армянин проснулся от шума музыки и ощутил, что рядом кто-то лежит. Кто-то, от кого пахнет фруктами и благовониями. Кто-то, кто целует его шею, кусает мочку уха и шепчет что-то на изысканном греческом языке.
Баник понял, что рядом с ним лежит служанка Римма, которая желала соития с ним. Он почувствовал мурашки, бежавшие по спине и шее. Вчерашняя дешёвая проститутка не была четой этой милой кошке, которая тёрлась к нему, желая ласки.
Между ними пробежала животная искра.
Давно он не проводил времени с женщиной, а тут выдался случай отведать грешный вкус прекрасной девушки, которая была настоящим цветком страсти в такой харчевне. Из увиденных бойцов женщин лишь Ниневия могла соревноваться со своей служанкой в красоте, грации и желанности.
Воин не стал корчить из себя аскета. Да и резона в том не было. Мо;лодец позволил ей коснуться его груди. Он перевернул её и нежно укусил за губу. Она обхватила его ягодицы ногами, прижимаясь к его горевшим чреслам.
Лишь громкая музыка и крики веселившихся гостей смогли заглушить нежный стон девицы, в которую проник грубый воин. Этот экстаз стоил того, чтобы отдать силы и семя этой красавице. Замедлив грубый напор, он нежно играл с ней, вызвав у неё истерический хохот и оргазм…
***
Досуха выжатый такими радостями, Баник спустился в зал, оставив в своих временных покоях растаявшую и задремавшую красотку.
Он опёрся плечом в дверной проём, смотря со стороны на веселье.
Когда пляски распутниц закончились, Нестор поцеловал одну из них, вручив им обеим по небольшой мошне с монетами.
-В гарнизоне новый воин, Ниневия? – спросил Нестор, указав подбородком на Баника. – У него славный меч.
-Это гость нашего городка, - сказала ассирийка. – Он проблем вам не доставит.
-Гость, значит? – удивился Нестор. – С мечом, кинжалом, в походной одежде. Гость ли он? Или разведчик?
-Если армянин оказался в окружении греков, то он обязательно разведчик? – усмехнулся Баник, посмотрев исподлобья на сотника.
Нестор захихикал, качая головой.
-А ты слишком дерзок для армянина, - заметил византиец. – Обычно в Кизистре они только в качестве рабочих. Кстати, славно орудуют киркой.
-А я в качестве воина. Кстати, орудую мечом, - отметил Баник. – Раз уж Ниневия сказала, что я вам вреда не причиню, то можете быть спокойны. Я просто гость.
В зале воцарилось молчание и напряжённость. Судя по всему, грекам не понравился такой крутой норов этого человека. Они гости в таверне, а он – гость и в городе, и в таверне.
Пятеро наёмников Ниневии схватились за рукояти клинков, но не спешили их извлекать. Они лишь готовились к возможной рубке.
Баник сменил хмурый взгляд на улыбку, посмеявшись над слегка оторопевшими византийцами.
-Что ж… Думаю, я тут лишний. Пируйте, отдыхайте, мужики. Пойду разомну ноги. Приятного вечера, - с этими словами Баник повернулся спиной к византийцам, и решил было покинуть заведение.
-Кто разрешил тебе идти? – спросил один из греков, который был самым пьяным.
Баник рассмеялся и сказал, стоя на месте и показывая спину вопрошающему:
-А кто тебе сказал, что здесь находится мой командир? Я воин вольный, я слушаю только свою совесть.
Звук сухого лязга дал понять, что дерзкий говорун вытащил меч. Баник сжал губы, огорчившись от того, что дело пахнет кровью – греческой кровью в греческом городе. Быть может, он и покромсает с горем пополам этих ребят. Быть может, и серьёзных ран ему удастся избежать. Но сможет ли он покинуть город и как это отразится на Ниневии, Сильвестре и их друзьях?
К счастью, старик Нестор оказался разумным человеком.
-Убери меч, Никифор! – велел он хмырю из своей компании. – Этот человек гость в нашем городе. Хотя бы тут не показывай свой поганый характер.
-Он хочет сказать, что он воин? – говорил заплетавшимся языком Никифор. – А пущай он на деле покажет свою силу. В Константинополе я побил лучшего кулачного бойца. Кстати, он был армянином. Ещё один армянин сегодня будет в моём сундуке побед. Если, конечно, этот еретик не трус и подерётся со мной.
Баник расплылся в коварной улыбке, чувствуя вкус лёгкой победы. Посрамить греческого вояку перед его сотником!
Армянин продолжал стоять спиной. Услышав слово «трус», он скинул свой плащ, отбросил пояс с оружием. Затем он решил посмотреть на того, кто решил взять и побить армянина.
-Баник, не нужно! – крикнул Сильвестр. – Этот здоровяк тебя покалечит.
Воин увидел того, с кем ему пришлось бы схлестнуться. Это был истинный гигант Антей. Лысый мужчина с шрамом на правой щеке, шедшем по уху. Этот самый Никифор скинул с себя рубаху, обнажив шрамированный торс.
С надменным взглядом он приманил рукой к себе воина.
-Из-за тебя я бросил свой плащ на пол, и он запылился, - сказал Баник. – Если поколочу тебя, то возьму твой плащ – он мне по душе. Проиграю – моё оружие отдаю тебе без слов и склок.
-Катит! – расхохотался Никифор.
В это время в трактир вернулись Арбер и Живко. Встав возле прилавка, они узнали у Сильвестра о том, что тут назревает.
Подойдя вплотную к гиганту, Баник с детской радостью посмотрел ему в лицо. Громила был выше него на голову.
-А ты смельчак – вышел против меня! – шепнул кулачный хвастун. – За это я выбью тебе не все зубы. Не боишься, что я крупнее тебя?
-Здоровые бычки тем и отличаются, что падают громче, - ответил Баник, подмигнув. – Какого это будет? Проиграть армянину особенно неприятно будет, а? Особенно, у себя дома.
-Сначала побей меня, а потом хвастай, горный пастушок. Дело лучше слов.
-Хоть что-то здравое вышло из твоей вонючей пасти, - кивнул Баник, а потом прибавил громко. – Кто упадёт хоть раз на пол, тот считается проигравшим.
Бойцы приняли боевые стойки. Никифор постукивал кулаками, предвкушая, как он будет размазывать «коротышку», в чьих зелёных глазах он видел такое же чувство.
-Начали! – крикнул Нестор.
Ниневия опустила глаза, закрыв лицо ладонями. Видать, она была убеждена в кулачной репутации Никифора.
Исполин наносил удары, от которых Баник смог увернуться. Это была драка медведя и барса – сила и гнев против ловкости и гибкости.
-Давай, Ники! – кричали греки. – Прихлопни горного конюха! Пусть знают своё место! Мочи его, брат!
-Не подведи, армянин! – кричал Арбер. – Мы с болгарином поставили на тебя. Покроши хвастуна, ну!
Албанец и болгарин начали делать ставки, а самоуверенные византийцы, присоединились, ставя на своего.
Разъярённый после ряда промахов Никифор глубоко вздохнул и снова занёс назад кулак, держа левой рукой клок рубахи противника. Тут Баник раскрыл руки и оттопырил пальцы уподобившись взлетающему орлу. Эти мускулистые крылья захлопнулись, ударив по ушам гиганта.
Мощный слитный шлепок разошёлся эхом по залу. Сморщив лицо, дезориентированный силач попятился, а в его печень прилетел удар кулака. Лихач попятился на задрожавших ногах, словив ещё один удар в нос.
Баник отпрыгнул назад, вскинув надменно голову. Разъярённый вепрь пришёл в себя, смахнув с носа кровь. Его кулак вот-вот разбил бы лицо Баника, но тот нырнул под удар, повернулся спиной и ударил локтём – опять в многострадальную печень. Выпрямившись, он ударил в плечо.
Силач смог дважды ударить в бока армянина, показав ему, что он не пустозвон и что есть мощь в его медвежьих лапах. Вскрикнув от боли, Баник отскочил, приплясывая и прыгая на месте, чтобы отогнать боль.
Никифор налетел на соперника, напирая градом ударов, которые Баник блокировал. Улучив момент, армянин врезал византийца по подбородку, а тот отшатнулся, слегка споткнулся и грохнул на пол.
-Да! – завопил во всю глотку Арбер, обнимая Живко и радуясь новым монетам от удачной ставки. – Вот так! В нашей компании нет слабаков!
Посрамлённый грек встал с места, поубавив спесь. Армянин не смеялся над ним. Он лишь кивнул достойному сопернику. Никифор ушёл из таверны.
Нестор встал с места. Вновь в зале мрачная предштормовая тишина. Седоволосый грек посмотрел в глаза Баника. Тишину нарушили овации – Нестор захлопал в ладоши, кивая головой.
-Хорош, армянин! Ничего не скажешь! – произнёс с восхищением Нестор. – Мой сын и в самом деле хороший боец, но ты одолел его. Я очень сильно обижусь на тебя, если ты не присоединишься к нашему пиру.
-Я принимаю твоё приглашение. Вот только… - Баник указал пальцем на лежавшее в стороне оружие и пояс, мол, «вот только нацеплю всё на себя, а потом выпьем».
Едва он опоясался и решил накинуть на себя плащ, как его кто-то хлопнул по плечу. Это был вернувшийся Никифор. Он сдержал обещание и принёс победителю тёмно-красный плащ с бронзовой застёжкой в форме орла. Одежду грек передал на щите, будто на подносе. Этот щит с выпуклым умбоном был отменного качества, а на нём были изображены крылатые сфинксы.
-Эти вещи я покупал для себя в Константинополе. Думаю, ты достоин забрать это себе. Поражение от тебя приму достойнее побед над столичными тюфяками, - сказал Никифор, вручая подарки.
-Спасибо, приятель. Ты хороший боец. Мне показалось, что ты потерял равновесие из-за выпитого вина. Что ж, одолеть тебя было не так уж и легко. Но я оказался прав – ты упал громко, - отшутился воин.
Армянин и грек посмеялись, пожав друг другу руки. Баник решил подарить византийцу свой боевой нож.
Пируя вместе с греками, Баник не чувствовал себя в окружении врагов, хоть византийцы таковыми и являлись по отношению к армянам. Он болтал с ними о всяком – откуда родом, чем занимался до прибытия в Кизистру и так далее.
Когда свечерело, в таверне зажгли свечи. В такой атмосфере, став рыхлыми от вина и еды, гости затребовали певца, чтобы тот спел им о любви.
Слащавый сириец уселся на стуле, заиграв на скрипке, стиснув её между коленями. Водя смычком, он извлекал из струн гнусавые звуки, которыми отличалась тогдашняя скрипка.
Он спел на греческом о какой-то девушке по имени Ирина, по которой скучал, и ради которой готов был бы отдать все сокровища Константинополя, Багдада и Дамаска. Всем понравился такой номер, но лишь Баник недовольно покачивал головой.
-Ну что за песня?! – выпалил он, в меру напившись вина. – Сейчас я вам покажу песенку. А ну, дай мне свою скрипку, певец! Не серчай, но я тебя смогу перепеть.
Смутившийся сириец с сомнением в глазах протянул свой инструмент воину.
-Не бойся, верну в целости, - уверял Баник.
Взяв скрипку и смычок, он обратился к гостям:
-Петь буду на армянском. Вам придётся потерпеть армянскую речь. Вы меня, может, не поймёте, ибо мой язык вам чужд. Но ваши сердца мою песню точно поймут. Это песня о любви к женщине. И её сочинил я! – объявил Баник.
Прокряхтев, он выпрямил спину, сомкнул коленями скрипку и нежно повёл по струнам смычком. С первых же нот сириец раскрыл глаза, прикрыв от изумления рот. На счёт качества песни говорить было рано, но факт – этот пьяный вояка точно неплохо играл. Хотя на вид он лишь челюсти ломать мастак.
Я злым силам тебя не отдам,
Подставлю широкое плечо.
Как волк серый бегу по твоим следам,
Как ангел бесов твоих рублю мечом.
Знаю причину улыбки твоей
И знаю все тайны твоих слёз.
Ты радуешься заре моих идей
И плачешь из-за падений моих грёз.
Удары всех бед преодолев,
Уединимся для наших игр.
Львицу свою ищет горделивый лев,
Тигрице подходит лишь достойный тигр.
Значит и нам стать парой надо,
Нас не устрашит судьбы злой гнев.
В садах гранатовых нас ждёт прохлада,
Там расцелую тебя, страстью согрев.
И пусть меч разрубит мне сердце,
Пусть растворюсь я в адском дыме,
От любви твоей никуда не деться,
Словом последним будет твоё имя.
Банику аплодировали долго все, кроме Ниневии, которая стряхнула с щеки слезу. В этой таверне лишь она и спевший серенаду воин были единственными, кто владел армянским языком.
Чтобы не смутить кого-либо своей реакцией, она выдавила из себя улыбку и несколько раз похлопала в ладоши. Она хорошо помнила, что эта песня была посвящена ей. Она знала, что юный Баник. будучи безусым парнишкой, познакомился с ней, посвятив ей эту нежную песню.
Хозяйка постоялого двора сжала губы, стараясь вновь вернуться в свою уже привычную гавань – в образ строгой дамы, которая больше не позволит себе былой слабости. И вот, спустя годы, перед ней появился призрак той жизни, тех лет, когда орлица была хрупкой голубкой.
-Даже не знаю, что сказать! – воскликнул Нестор. – Не знаю, в качестве кого пригласить тебя на работу? Предложить тебе пост почётного барда или принять в качестве превосходного рекрута, Баник?
-И певец, и воин свободу любят, - ответил боец. – Раз уж я и тот, и другой, то свобода мне нужнее, чем воздух. Пожалуй, буду сам по себе.
Праздничный вечер вскоре завершился…
***
Растрёпанная Римма с томной улыбкой подметала пиршественный зал, выметая осколки разбитых кувшинов, огрызки яблок, косточки фиников и персиков. Но всю эту грязную работу она выполняла с задором и даже каким-то удовольствием, что-то бормоча себе под нос.
За её спиной раздался хруст. Это была вошедшая Ниневия, грызшая яблоко.
-Смотрю, кое-кто тебя обрадовал! – сказала хозяйка.
Римма стеснительным смехом согласилась с ассирийкой.
-О да! – протянула Ниневия. – Чувствую, кто-то из пирующих тебя обрадовал. Ну, сознавайся! Кто это был?
-Это был красавец, - сказала она вполголоса.
-Их тут было немало вчера, - напомнила хозяйка. – Не уж-то ты моего мужа имеешь ввиду, милая моя?
-Что ты, что ты! – заверещала Римма. – Я бы никогда не посмела посмотреть на твоего мужа, на господина Сильвестра, хозяюшка.
-Ой, будто бы я обиделась! – пожала плечами Ниневия. – Будто я не догадываюсь, что он уже успел пересчитать дупла всех трактирных шлюх Кизистры прежде, чем заявится ко мне. От него пахло самками. Уж лучше он был бы с тобой, чем с грязной порванной швалью из вонючих питейных. Ну? Кто поразил твою пташку копьём, кудрявая моя? Говори же… Я так давно не сплетничала подобно обычной девчушке, вот и порадуй меня сплетней. Чей твёрдый меч нашёл твои тёплые ножны?
-Это был тот дерзкий армянин, о котором с утра толдычат остальные слуги. Тот зеленоглазый странник, который вчера поразил тут всех кулачным боем и своей песней. Эх, жаль, что я успела насладиться лишь его телом, а не только остальными талантами…
-Хм… зато ты получила главное, - сказала Ниневия. – Ладно, радость моя, поторапливайся. Таверна должна блестеть, ведь скоро заявятся посетители.
Пока Римма шуршала метлой, а Ниневия проверяла какие-то свитки, стоя за прилавком, во двор спустился Баник. Он попарился в бане, оценил состояние своего коня и верного волкодава.
Освежившийся воин зашёл в зал и сел за один из угловых столов. Римма со смущённой улыбкой поглядывала на него, а он же поскупился на знаки внимания.
-Наш армянский гость желает чего-нибудь? – спросила Ниневия.
-А что можете предложить? – ответил вопросом Баник.
-Ох, наш гость нынче ночью успел не раз вспотеть, демонстрируя свои таланты – поколотил богатыря, страстно спел для всех нас. Может, успел ещё где-то показать какие-нибудь дарования, уж не знаю…
Римма покраснела, опустив глаза в пол, собирая мусор в деревянную бадью. Мимика Баника ответила кривой ухмылкой – он догадывался, что в воздухе пахло свежими женскими сплетнями.
-Да, я потратил силы. А значит, гость хотел бы восполнить их, - сказал Баник, откинувшись спиной к стене.
-Что ж… очевидно, - хмыкнула Ниневия. – Раз уж гость хочет поесть, чтобы и дальше славиться подвигами, то ему надо отведать чего-нибудь сытного и вкусного. Думаю, тебе, армянин будет приятно начать новый день с горячего арганака. Что скажешь, армянин?
Баник присвистнул, погладив живот. Ещё бы – ему подадут сытное армянское блюдо, которое подавали на пирах в средние века.
-Твоя чуткость удивляет, добрая женщина, - отметил Баник. – Ты угадала моё любимое блюдо. С радостью попробую.
Хозяйка таверны лично подала на стол глубокую миску с дымившимся арганаком. В наваристом бульоне плавали куски оленины, курятины и овощей. Римма принесла гостю пару свежих и тонких лепёшек, кувшин с водой и свежую зелень.
-Пусть наш гость смакует, а мы оставим его в покое, - сказала ассирийка, взяв под руку Римму.
Женщины удалились, оставив Баника в зале. И вот он, наконец, смог отведать по-настоящему славную пищу, по которой скучал ещё с тех пор, как покинул турецкие владения. Еда показалась ему изысканной – то ли ароматные приправы сделали своё дело, то ли повара здесь работают славные, то ли он просто давно не ел ничего вкусного. В любом случае, это был самый лучший его завтрак за последний месяц.
Едва он покончил с трапезой, как в таверну вернулись Арбер, Живко и Сильвестр. Первые два знакомца тащили подносы с двумя большими варёными птичьими тушками.
-И куда же вы пропали, друзья? – спросил Баник, наливая себе воды.
-Решили немного поохотиться, - ответил Сильвестр. – Развеялись мы так. Спозаранку в ближайшем лесу глухарей настреляли. Вот сварили.
-Будешь с нами? – предложил Арбер, сев подле Баника.
-Я сыт, - отказался воин. – Надолго вы тут задержитесь в городе?
-Нет, - помотал головой Сильвестр. – Мы… отправимся, которую собираются устроить через пару дней неподалёку от пещерного монастыря. Там местные купцы стекаются с разных городов, торгуются. Побудем тут ещё неделю и вернёмся в Константинополь. А ты?
-Буду думать о том, как найти жилище, - ответил сквозь вздох Баник. – Вот хотел бы доехать до крепости Цамандос. Надеюсь, что смогу найти дом среди сородичей. Не думаю, что Гагик Лев откажется принять к себе человека с мечом.
-Если хочешь, то можешь остаться в таверне, - предложил Сильвестр. – Поговорю с Ниневией, и она тебе выделит комнату, будет кормить. А ты – будешь защищать её вместе с остальными ребятами. Думаю, тебе подойдёт такое.
-Спасибо за доброжелательность, дружище, - отвечал Баник. – Но я привык к дружине, а не к охране таверны. И уж тем более, я буду среди своих.
-Не кажется ли, что среди, как ты сказал, «своих», тебе может быть так же трудно? Тем более, если они узнают, что ты был наёмником среди сельджуков, не задумывался? – напирал Сильвестр. – Видишь, среди местных греков есть здравомыслящие, как тот сотник Нестор.
-Такие здравомыслящие могут быть и среди армян Цамандоса. Это тоже крепость, населённая воинами. Сотни вояк, нюхавших кровь и железо, поймут меня. Мне надо было выживать в Анатолии. И грязных дел против христиан я никогда не брался совершать, - говорил Баник.
-То есть, ты хочешь бороться за себя, а не за свой народ. Всё равно, кому служить? Если ты служил мусульманским сельджукам, то не лучше ли было стать воином в рядах империи?
-Сельджуки – дикари и я это не отрицаю. Но они хотя бы не считали меня «неправильным христианином», как это принято у вас, - огрызнулся Баник.
На лице Сильвестра появилась тень недовольства. Арбер и Живко никак не реагировали на этот спор. Они были голодны, а потому молча рвали руками и терзали зубами глухарей.
-Ты разумный человек, купец, - продолжил Баник, смягчив тон. – Я буду чужим и для греков, и для сельджуков. Может быть, для некоторых армян я тоже буду чуждым. И да, я хочу бороться за себя. Бороться за народ! – с недоумением передразнил собеседника армянин. – Мне бы сначала устроить свою жизнь, стать кем-то значимым в первую очередь для себя. Уж потом и подумаю, посвящать ли свой меч народу, Богу, царям, императорам… За кого бы ни бился, я сражаюсь за нужные мне блага. И даже при этом я стараюсь не вредить единоверцам, соплеменникам, если те сами не напрашиваются. Курд, грек, армянин, сельджук – мой меч поразит любого. А моя судьба – выбить себе крепость под этим небом. Потому я и ищу золота. Я не собираюсь как собака вылизывать руки императорам и султанам. Я лучше как волк буду вырывать желанный кусок зубами. Даже на службе у Танусмана я выполнял задания на моих условиях.
Сильвестр вскинул в удивлении правую бровь.
-Ты был нукером Танусмана? – спросил он.
-Да, - отчеканил Баник.
-Моя Ниневия когда-то жила в его владениях, - сказал Сильвестр.
Баник безучастно кивнул, посмотрев в сторону, хотя сердце его застучало как боевой барабан, под грохот которого он целые годы шёл в бой за турецким вождём Танусманом и его ордой.
-А почему же ты всё-таки взялся переехать на земли армян? – продолжал любопытствовать Сильвестр. – Почему не уехал ещё куда-нибудь? Я как купец много земель протоптал и много вод переплыл. Ваших армян везде полно. Особенно воинов. С тех пор, как вы потеряли страну, я избороздил Иллирию, Грецию, Дуклю, земли хорватов, грузин и персов. И везде смог видеть ваших вояк. Где-то больше, где-то меньше… Но у вас в Армении я их так и не увидел. Я даже подумал, почему они не способны найти нового лидера, не отбить свои земли?
-Потому что в самой Армении наши духовные отцы для своей неприкосновенности, для сохранения своих сокровищ находят лучшим договориться с чужими владыками, чтобы те не трогали их. А отцы эти воспитывают армян ягнятами. Армянский дом лишён теперь хорошего фундамента. И потому наши лучшие люди ищут другие места, где их меч и щит оценят по достоинству.
Сильвестр тихо кивал головой, осознавая суть печальных слов.
-А в земли армян я хочу отправиться, потому что в Цамандосе, как и в некоторых других крепостях заперлись от турецкой угрозы не самые худшие искатели приключений, солдаты, рыцари, ополченцы. И между мною и ими будет меньше различий. У нас одна религия, один язык, общие обычаи. Попробую испытать свой меч там.
-Так часто упоминаешь меч, - улыбнулся купец. – И при этом недурно владеешь скрипкой. Ты мог бы и как певец выковать свою славу.
-Чего стоит песня, если поющий её человек не сможет мечом отстоять свои взгляды, воспетые в стихах?! – пожал плечами Баник. – Вот когда я найду свою крепость, стану её владыкой, смогу наплодить сыновей и выковать из них воинов… тогда я смогу на старости лет играть на скрипке, на лютне и петь о своих подвигах, памятуя о былых днях и годах.
-Но мне интересно, как ты стал тем, кого я перед собой вижу, - сказал увлечённый пламенными словами купец. – Расскажи, если время щадит и ежели тебе то не будет в тягость, друг.
***
Мне было двенадцать лет, когда я в последний раз увидел лицо родного отца. Это было восемь лет спустя после того, как Ани покорили легионы императора. Бывалый рыцарь Глак по прозвищу Медведь прощался тогда со мной и моей матерью Эрануи. В те годы мы жили в бывшей столице Армении, в огромном городе Ани.
Тогда мы жили под властью греков, многие армянские воины и рыцари отбыли с семьями и скрабом в другие края. Моя семья переселилась в ту часть бывшей столицы, которая называлась рабада. Там жили простые ремесленники и бедные люди. И его простой народ принимал хорошо. Ведь до того, как обеднеть и потерять свой небольшой земельный клочок за городом, мой отец хорошо относился к обычным горожанам и сельчанам. Он часто набирал в дружину детей из их семей и относился к ним по-отцовски, а не только как командир.
В нашем городе и в его окрестностях, во всех краях покорённого Армянского царства император Константин Мономах заселил наёмниками из Фракии, Родоса и других краёв империи. Эти ублюдки не горели желанием помогать нам и отбивать нападения кочевников. Они лишь жрали за счёт армян, устраивали бесчинства, но закрывали глаза на наши беды. Тоже мне, защитники новой провинции!
В тому году отцу пришло послание из Карса, который был столицей другого царства армян. Его пригласил Гагик Абасян, тёзка Гагика Льва, что правит сейчас Цамандосом и землями в округе этой крепости.
Царь звал к себе боеспособных воинов, чтобы дать отпор туркам. Моему отцу обещали хорошую оплату. Бывалый Медведь согласился, ибо терять ему было что. Он, как и любой хороший отец, хотел хорошей жизни для своей семьи.
Мы потеряли мою сестрёнку, которая умерла от голода, два брата умерли от чумы, а самый младший брат погиб от рук одной из тех мразей, которыми наш город заселили. Конечно, Глак свёл счёты с этой тварью, не боясь мести.
У моих родителей оставался только я. Ради нас с мамой Медведь продал почти всё своё воинское имущество. Но ни при каком раскладе он не продал то, что оставил при себе: копьё, щит, меч, боевой конь, щлем и видавшая виды кольчуга.
«Хуже обесчещенного только безоружный» - так говорил отец.
Моя хрупкая и несчастная мать не хотела отпускать отца, но она была покорной женой. «Хуже ядовитой змеи только мятежная супруга» - а такие слова я слышал от матушки. Ей оставалось только принять решение Глака.
В тот день наш единственный защитник собрался в путь. Медведь вручил мне большой кинжал, чтобы я не был безоружным. Я до конца жизни буду помнить его таким, каким он предстал передо мной тогда – поседевший, смуглолицый человек низкого роста, но крепкого телосложения. Его бороду покрыл снежок седины. Левый глаз был почти закрыт, а под ним был страшный шрам, тянувшийся до подбородка.
Отец очень редко улыбался. Но тогда он не обделил меня улыбкой – загадочной и немного мрачной и роковой, что ли.
-Хуже обесчещенного… - начал отец.
-Только безоружный, - завершил я.
-Я ухожу, оставляя дом и мать на тебя. Не посрами меня. Вернувшись, я смогу построить с вами новую жизнь.
Я смотрел в спину отцу, пока он не скрылся из виду с кучкой других ратников, набранных им из самых духовитых горожан, коим уже нечего было терять…
Прошло некоторое время, и до нас дошла весть о том, что турки потерпели поражение от армян в битве близ Карса. Эта весть нас обрадовала, хоть в том бою попал в плен и позже был казнён Татул – воевода карских армян.
Вторая славная весть, что мы надеялись услышать – письмо от отца. Из его небольшой горстки ратников не вернулся никто. И лишь позже я узнал о его гибели в том кровопролитном сражении.
Мама верила и ждала.
Как-то раз в нашем квартале произошёл погром. Очередной бесчинство устроил главарь отряда наёмников по прозвищу Фракиец. Лысый мерзкий ублюдок с длинной и узкой бородой, с одним глазом всегда настораживал меня. С шайкой своих прихвостней он начал набирать незаконную дань с наших ремесленников. Мол, это нужно для пополнения припасов гарнизона. Хотя, на самом деле им понадобились деньги для очередной поганой пирушки.
В этой перепалке погибла моя мать. Её зарезал Фракиец, когда она прикрыла собой нищего изувеченного старика, отвечавшего, что у него нет никаких денег. Я бросился к телу мамы, но получил по голове от мерзавца.
Придя в себя, я обещал отомстить. Наши добрые соседи помогли похоронить матушку. И в один прекрасный день я проник в таверну, где спал Фракиец. Прямо в постели я вонзил кинжал в горло этому сыну шлюхи. Никогда я не испытывал такого экстаза, когда эта мразь пускала кровь из горла.
После этого я никогда не говорил, что это мой первый убитый человек. Во-первых, он был для меня животным да ещё и убившим мою мать. Во-вторых, он спал, а мой счёт должен идти только по убитым в бою.
Я удрал из таверны, а потом поспешил уйти и из города. Собрав последние крохи, сев на нашего рабочего осла, я выехал и отправился, куда глаза глядят.
Сын армянского рыцаря и ветерана теперь стал нищим бродягой. Но тогда я решил стать бандитом, взять свою жизнь в собственные руки.
В лесу я наткнулся на какой-то лагерь. Очень вкусно шипел сочившийся поросёнок на вертеле. Вокруг ни души. Тогда я отрезал себе кусок и решил удрать. Голод мучал меня сильно.
Только повернулся я и приготовился дать дёру, как наткнулся на высокого и мрачного человека в чёрном капюшоне и с рыжей бородой. Он смотрел на меня и улыбался щербатым ртом. В руке он держал большой лук, а на поясе носил колчан со стрелами и меч. Мрачный тип расхохотался, а я обомлел.
-Эй, народ! Всем сюда! Глядите, кто к нам подкрался на обед! – загнусавил во всю глотку здоровяк.
Вдруг из-за деревьев, из кустов, из шатров повыходили люди в поношенных одеждах. Все они с виду походили на бандитов.
-И кто это у нас?! – крикнул один из них. – Кто ты такой, парень?
В тот миг я жалел лишь об одном – печально, что перед ужасным концом мне не удалось попробовать вкусного мяса. Отец учил высмеивать смерть.
Я насупил брови и посмотрел исподлобья на разбойника, стоявшего передо мной.
-Ты на вопрос-то ответь, сучонок! – прокряхтел он.
-Я воин! – заорал я, услышав гортанное ржание со всех сторон.
-Нет! Ты жалкий воришка! – выдал рыжебородый. – Тебе бы пятки подкоптить за такие сучьи нравы. Но я в хорошем настроении. Ты будешь нашим батраком на месяц. Думаю, что тот ослик за сосной – твой. Вот на нём и будешь нам дрова таскать, недомерок. Иди по дрова!
Я вытащил кинжал и с криком поросёнка ткнул в грудь бандита, но тот увернулся. Он поймал меня за руку и под всеобщий хохот после недолгой возни отобрал моё оружие. Затем я лежал на земле с ногой на моей груди.
-Не боишься, что зарежу тебя? – улыбнулся разбойник.
-Режь! – крикнул я, чувствуя дрожь в коленях. – Режь, если не трус!
Бандит удивился такой дерзости. Меня подняли и привязали к дереву. Бандиты принялись жрать, подшучивая надо мной. А я в свою очередь язвил им, скрывая свой страх. В конце концов, рыжебородый плешивый хрен, которого звали Хохпук, развязал меня. Я ему понравился, и он захотел взять меня в банду.
Мне пришлось пройти первое задание, чтобы принять посвящение в разбойники. Я пробрался во двор греческого землевладельца, который использовал труд армян и побивал их. Я убил его, подойдя спереди и сказав ему в глаза: «Армения – твоя могила!» Потом я вытащил из его дома сундук с деньгами и удрал. Благо большая часть его охраны следила за трудившимися в поле крестьянами.
Хохпук дал мне коня, лук со стрелами. Мы жили в заброшенном монастыре, где находились наш склад и постоянный лагерь. И такое было часто, многие опустевшие храмы стали убежищами для лихих людей.
Мне было стыдно, но не из-за бандитизма – я выживал. Мою душу печалило то, что нашим притоном был монастырь. Благо, лик Христа всегда находился в близости. Стоя перед Спасителем, я просил его прощения. Ведь разбойник тоже попал в Рай. А я просил не Рая, а лишь прощения. Во мне бились человек и зверь.
Шли годы. Мне исполнилось семнадцать лет. К нашему главарю Хохпуку я привязался. Одних товарищей мы потеряли, другие к нам примкнули.
Как-то мы с новичками ограбили караван. Моей первой пленницей стала грузинка Анна, которая сопровождала купцов. Она шла в Иерусалим вместе с торговцами. И моя невольница стала моей женой.
Анна была красавицей. Сначала она меня ненавидела, но потом призналась, что в моём волчьем теле всё ещё живёт человек. Хочется верить, что он до сих пор там.
У нас родился ребёнок, который жил с нами в той же обители. Но годы не пощадили их. Анна умерла, а наш трёхлетний малыш не перенёс тяжёлой жизни без матери. И тогда я возненавидел себя. Меня снедала вина, которую я испытывал за смерть жены и дочери.
К тому времени Хохпук оставил нас и отправился наёмников в Эдессу. До нас потом дошли слухи, что он погиб, когда возвращался с боя. Его убил какой-то турок, чтобы заполучить трофеи.
Бандитов возглавил я. Наша шайка стала мешать торговле. Армянские купцы тоже хотели покончить со мной. Они подослали к нам человека, прикинувшегося разбойником. Этот засланец потом привёл к нам греческих легионеров из Ани, которые порубили всех моих товарищей. Мне удалось бежать через запасной путь.
Но я не обеднел. У меня осталось золото, которое я прятал в корнях тысячелетнего дуба. На эти деньги я приобрёл меч, что до сих пор верно мне служит, коня и щит. Даже на скромную кольчугу хватило. Тогда мне удалось податься в наёмники.
В двадцать восемь лет я стал участником битвы при Манцикерте, после которой армия императора Романа Диогена была сокрушена. Я стал пленником среди турок, но потом согласился воевать за деньги на их стороне.
Судьба привела меня к одному из вождей сельджуков – к тому самому Танусману. Говорят, он имел армянские корни. Во всех междоусобицах кочевников, во всех их стычках с греками я был одним из первых участников.
Однако обычных мирян я никогда не обижал, а порой даже защищал их. И однажды Ахмед, племянник Танусмана, которого сами сельджуки не терпели из-за его заносчивости и чрезмерной жестокости, решил поквитаться с христианской семьёй. Турки давно искали повод, чтобы прикончить негодяя.
Когда я поселился среди турок, меня хорошо приняла семья греков. Теофил Геогопулос, торговец оружием и доспехами стал для меня как отец. Я любил его и всю семью моего нового друга. Признаться, он был со мной куда мягче, чем родной отец, хотя именно Глак стал мне примером воина.
В семье Геогопулоса я всегда был своим. Они не раз выручали меня, а я в свою очередь обещал им свою защиту. Кстати говоря, под одной большой крышей с ним жил еврейский торговец Иов со своей дочерью Далилой.
Как-то раз Ахмед заявился к Теофилу, сказав тому, что желает взять в жёны дочь купца. Но Теофил отказал – он хотел выдать Зою за меня. Ахмед никогда не любил отказы, однако недовольства не показал.
Мой новый отец однажды собрался в путь с караваном. Я вместе с другими бойцами-христианами сопровождал караван. Возле границы, отделявшей владения кочевников от армянских территорий на юге на нас напали налётчики.
Нападение организовал Ахмед, который и возглавил нападение. В бою я спас Тео и убил Ахмеда. Однако один из прихвостней Ахмеда остался в живых и удрал. Тогда мы поняли, что весть может дойти до Танусмана. И мой покровитель меня простил бы, дойди весть до него о том, что ненавистный племянник погиб.
Но в одном из убитых мы опознали первенца, сына Танусмана. Гибель любимца могла бы вывести из себя вождя кочевников. Тео остался в одной из крепостей армян, пока я с ребятами отправился вытаскивать семью купца и его еврейского друга.
Целый день мы скакали. Слава Богу, мы опередили карательный отряд, который двигался к христианскому кварталу. Семью Тео забрали его бойцы, а я поманил за собой карателей. Они охотились за мной. За голову гяура, убившего двух знатных сельджуков, обещали хорошую награду.
Это была самая лучшая оценка для меня как для воина. Я смог отбиться от преследователей. И с той поры у меня снова пустые карманы. Есть лишь оружие, верный конь и преданный пёс. Я снова на распутье, но не жалею о содеянном. Зато я знаю, что мои друзья уехали.
Теофил был мне как родной человек. Он прекрасно понимал, что в окружении общих врагов армяне и греки не должны воевать из-за «неправильной веры».
***
-Твоя судьба достойна самых ярких песен! – сказал удивлённый Сильвестр. – Клянусь, именно то, что выпало тебе, достойно зваться судьбой, как она есть.
О своей любви к Ниневии, об отношениях между ними армянин умолчал.
-А я хорошо знаю Теофила, - сказал купец. – Он хороший человек. Теперь он поселился в Константинополе.
-Как он поживает? – спросил Баник, волнуясь о своих друзьях. – Как Зоя?
-С ними всё в порядке, - кивнул купец. – Они живут в доме двоюродного брата Теофила. Думаю, скоро встанут на ноги.
-На пути к Цамандосу живёт пожилой еврейский торговец, к которому я должен попасть. У меня есть письмо к нему. Его зовут Иаков, - сказал Баник. – Может, ты слышал о таком, Сильвестр?
-О, старина Иаков! – ухмыльнулся грек. – Старый пройдоха, который везде сухим из воды выйдет! Конечно, знаем такого!
-Еврей Иов, живший с Тео, приходится Иакову братом.
-Да? Даже не знал об этом. Сколько интересного ты на меня вывалил! Ты знаешь, я бы мог сопроводить тебя к хитрецу, но в том нет нужды. Проныра сегодня должен зайти к нам в таверну, чтобы продать товар. Так что, можешь просто подождать его.
Баник облегчённо выдохнул.
«Кажется, одной маленькой задачкой стало меньше. Потом останется главное – добраться до Цамандоса. Интересно, что там в том письме, которое надлежит передать Иакову?» - размышлял Баник.
Глава третья.
Тайна двух сокровищниц
Баник водил ладонью по гриве своего коня. Отдохнувший Кайцак довольно фыркал и тёрся головой об своего друга.
Рядом на куче сена сидел Гзох, который безмятежно поглядывал на Баника. Воин присел рядом с псом, положив руку ему на спину. Верная собака ласково поскулила и положила голову на колено человека.
Баник увидел тень человека, который двигался в сторону конюшни. В дверном проёме появилась Ниневия. Ассирийка на краткий миг покосилась на воина, а затем приблизилась к коню. Она поглаживала холку коня, угостив его зелёным яблоком.
Пёс заскулил при виде женщины. Хозяйка таверны повернулась передом к собаке, присела и подозвала волкодава. Зверь встал и подошёл к старой знакомой, которая принялась гладить его голову и ласково трепать большую чёрную морду.
Она присела на пень и продолжала играть с собакой.
Баник смотрел на их игру, вспоминая, как эти двое забавлялись в его отсутствие в гранатовом саду.
-Он по-прежнему добрый и ласковый, - заметила Ниневия.
-С добрыми людьми он всегда такой, - отметил воин.
-Правда? – усомнилась хозяйка. – Добрых людей не оставляют их близкие. Добрым людям не приходится потом искать поддержки у других.
Баник не спешил с ответом на явный вызов. Но всё же он решил рассказать ей о причине расставания.
-Хочу поделиться с тобой о том, что не даёт покоя мне. Думаю, это не давало и тебе покоя, Ниневия.
-И что же ты хочешь мне поведать?
-Хочу рассказать кое-что о нас с тобой. Это не займёт много времени.
-Нас с тобой больше нет, - ответила холодным тоном женщина. – Но я выслушаю тебя, воин. Говори всё, что сочтёшь необходимым.
***
Ниневия, когда я встретил тебя, то сразу понял, что в этом мире есть ещё надежда на нечто возвышенное, на что-то светлое и прекрасное.
Такой, как я, убийца, губитель людей не мог даже поверить в то, что такая светлая душа озарит его жизнь новой яркой надеждой. Когда мы познакомились, я решил, что свяжу свою судьбу с тобой.
Многие воины жаждали, чтобы очаровательная травница осчастливила их своей любовью. Но такая радость выпала мне. Ты была сиротой, как и я, дорогая Ниневия. Твой вид, твоя улыбка и доброе отношение ко всему живому давало мне надежду на то, что я смогу найти мирный уголок в это тёмное время, когда люди становятся зверями.
В провинции Харсиан, где жили армяне, мы с тобой жили хорошо, сойдясь вместе. В этом краю, который хоть и был под управлением императора, я и ты могли найти свой уютный уголок. Мне не мешало то, что ты ассирийка. И тебе не мешало, что я иноплеменник. Всё близилось к браку, пока не произошёл ужас Манцикерта.
Там, под градом стрел турецких дикарей я думал о тебе. О том, что будет с тобой, если я паду. Но я не пал, ибо меня грел твой образ. Я терял товарищей, я потерял щит, был ранен и попал в плен…
Одна битва поменяла тысячи тысяч жизней и судеб. Среди них – наша с тобой судьба. И тогда Харсиан перешёл в лапы султана, того самого варвара Альп-Арслана, который годами ранее разорил Ани, из которого я был родом.
Когда я стал воином, пополнившим ряды сельджуков, мне выпало жить под постоянным надзором моих новых покровителей, если их можно так называть. Я слишком часто заступался за христиан, ходя по лезвию турецкой сабли. Хищное дыхание сельджукских соглядатаев всегда обжигало мою спину.
Каждый день меня держали под надзором. Турки хотели знать о моих слабостях, чтобы сделать своим псом. Им не нужен был самовольный волк, готовый выйти из-под влияния мусульман. Им хотелось держать у сапога собаку, боящуюся лишь кнута господина. И тогда мне пришлось покинуть тебя, не сказав тебе ни слова. Ибо лишь ты моя былая слабость. Ни родителей, ни братьев. Только ты заняла место моих родных. И я ушёл. Не хотел, чтобы твоя жизнь тоже попала на лезвие стали из-за меня. Не стал предупреждать. Знал, что пойдёшь за мной, не пожелаешь отпустить.
Потом меня взял под своё крыло Танусман. Я одичал, но понимал, что не могу вот так жить – с вечным безразличным холодом в сердце. Всё же я человек. Со своими глупостями, с ошибками, пороками, но человек. Не получается жить без других людей. Я смог найти дружбу с семьёй купца Геогопулоса. Теофил, отец семейства планировал покинуть со временем турецкие края, дойти до Константинополя. Но для того ему нужно было подзаработать больше денег. Богач анатолийского захолустья запросто станет нищим на фоне купцов сердца греческого мира.
Но я убил двух близких родственников Танусмана, защищая своего близкого друга. Я смог вывезти из сельджукских земель семью Тео. За мной шла охота.
Если я ещё до того мог бы погубить тебя из-за того, что за мной следили и могли использовать тебя, чтоб найти меня, то… во время охоты за моей головой ты однозначно стала бы мишенью. Я не мог так подставить тебя.
***
Ниневия смахнула слезу с щеки.
-Вот, почему ты исчез? – выдохнула ассирийка. – А ведь я готова была погибнуть рядом с тобой. Понимаешь? Любила тебя всем сердцем. Ты был настоящим, не старался казаться кем-то большим, чтобы получить ключ моего сердца. Покорив меня, ты так предал свою любовь… Если бы ты знал, что я пережила, когда потеряла тебя! Благо моя сестра смогла вытащить меня к себе. У меня богатый любовник, своя любимая таверна. Теперь я – злобная девка, которой никогда не была в твоей памяти. Вместе с твоим уходом во мне умерла любовь… я перестала ждать и искать её…
-Я тоже, - ответил воин. – Я тоже, Ниневия. Моя любовь может убить и меня, и мою избранницу. Теперь не хочу привязываться к людям. Они не должны отвечать за мои поступки и страдать из-за того, что проливаю кровь.
-Без твоего предательства я бы не стала сильной. А мне всего лишь мечталось быть чьей-то розой, которую будут беречь. Лепестки остались, но шипов стало больше…
***
Ниневия встала, улыбнулась и ушла, переваривая умом исповедь бывшего избранника. Ей стало легче – она узнала исток боли. И ему тоже стало легче…
Едва ассирийка решила зайти в таверну, как во двор заявился новый гость, сидевший на белом муле. Это был пожилой мужчина с двумя пейсами, выглядывавшими из-под капюшона.
Когда ведомый любопытством Баник выглянул из конюшни, то сразу понял, что вероятнее всего гостем был купец Иаков.
Бодрый сухощавый старик в сопровождении двух слуг и дюжина вооружённых охранников – тоже евреев – прибыли сюда с десятью гружёными верблюдами.
-Привет, моя хорошая! – приветствовал старый еврей хозяйку. – Как поживаешь, добрая Ниневия?
-Здравствуй, дядя Иаков. Бог велик – всё идёт своим чередом, - отвечала женщина. – Сейчас мои ребята помогут твоим разгрузить товар. Эй, подсобите нашему гостю! Живо! Есть здесь кто?!
Тут же на громкий голос хозяйки из таверны выбежали трое парней. Они ринулись освобождать ворчливых верблюдов от груза на их холмистых спинах.
-Сколько всего ты привёз! – оценила Ниневия.
Еврей самодовольно улыбнулся, кивая головой.
-Два больших кувшина оливкового масла, мешок кунжута, солонина, финики и сушёные плоды, - перечислил торговец.
Во двор вышел Сильвестр, радостно приветствуя еврея и обнимая его. Он поблагодарил гостя и вручил ему солидную мошну с деньгами. Гостя пригласили в зал, чтобы попотчевать его.
Подкрепившийся купец начал вести разговор с греком и его любовницей о торговых делах, ценах на ярмарках и бандитах на путях. Едва праздная беседа близилась к завершению, как Сильвестр попросил гостя немного задержаться.
-Тут есть один человек. Он воин из Армении, отдыхает у нас. У него есть важное послание к тебе, - сказал грек. – Вам следует потолковать.
-Вот как? – пожал плечами заинтригованный старик. – Ну, зовите его сюда, посмотрим, что и кому я опять должен.
***
Баника и Иакова оставили наедине. Весёлый старик с орлиным носом и молочно-белыми усами и бородой с любопытством смотрел на воина, удивившего своей диковатой наружностью. Армянин представился ему.
-И что за послание хочет мне передать молодой человек, который с виду походит на бывалого воина? – спросил еврей.
Баник скромно улыбнулся.
-Скорее я похож на разбойника с большой дороги, - сказал воин. – У меня к тебе письмо, отец. Его передали Теофил Геогопулос и твой брат Иов.
Еврей с удивлением раскрыл глаза.
-Что-то случилось с братом?! С моей племянницей Далилой?! Тео пострадал?! Чего молчишь?! – загомонил еврей.
-Все они в порядке и живут сейчас в Константинополе. Раньше им грозила опасность, но я помог им избежать гибели, - успокоил собеседника боец. – Держи письмо, там всё написано.
С этими словами Баник протянул свиток гостю таверны. Еврей снял печать и впился совиным взглядом в текст. Читал он не вслух.
***
Изумлённый Иаков поднял глаза на Баника. Затем он ещё раз перечитал текст.
-Сколько стоит совесть? – произнёс еврей первую часть пароля, который только знал он, Теофил и Иов..
Армянин улыбнулся и ответил:
-Она не товар – продать не обещаю, зато как мать свою защищаю!
Еврей закивал, отбрасывая прочь тени недоверия.
-Этот пароль знают только родные нам люди, - шепнул он.
-Геогопулосы и твой брат стали для меня как родные, - сказал армянин. – Я обязан им многим. Они очень часто выручали меня. И не мог бросить свою новую семью на растерзание людоеду Танусману. Но что там написано?
-Разреши мне оставить пока что в тайне содержание письма, мальчик мой, - сказал еврей, коснувшись плеча воина. – Мне кое-что очень нужно от тебя. Это очень важно и для меня, и для моей семьи. Не отказывай старику.
Задумавшись над туманной речью купца, Баник нахмурился и почесал бороду.
-Хорошо, старик, - ответил Баник. – Чем я могу помочь тебе?
-Всё очень и очень просто. Мне нужен надёжный человек. Поможешь мне добраться до моего дома, и я окажу тебе услугу. Сможешь выехать сегодня?
-Да, - согласился воин.
Боец задумался. Зачем это еврей решил вот так воспользоваться его помощью? И почему решил всё это оставить в тайне? Но вряд ли друг Геогопулоса мог обмануть его. Надо всего лишь терпеливо переждать ещё один путь.
Баник рассказал о своих планах Сильвестру.
-Что ж, жаль с тобой расставаться, герой, - сказал с искренним сожалением грек. – Спасибо, что помог поставить на место засранца Феофила, мать его имели сельджуки. Ладно, друг. Надеюсь, судьба нас ещё сведёт.
Краткий отдых оборвался, а Баника ждала новая дорога.
Арбер и Живко сказали, что им будет не хватать такого бойца в путешествиях и тоже выразили надежду увидеть его как-нибудь.
-До встречи, дорогой гость! – попрощалась Ниневия с Баником.
Когда Сильвестр с двумя товарищами вернулся в таверну, ассирийка осталась у ворот. Она смотрела вслед Банику, пока тот не скроется из виду.
-Прощаю, - томно шепнула она.
***
Когда греческая Кизистра скрылась за горизонтом и была уже далеко позади, воин со своими еврейскими путниками через некоторое время остановились на отдых. Иудеям нужно было помолиться.
Видавший народы и события Баник часто сталкивался с евреями, которые говорили с ним и на греческом, и на родном армянском. Но он не часто слушал таинственные для него нотки иврита. Более того, ему не удавалось слышать слова иудейских молитв.
Сидя в своём кругу, эти люди молились. Баник использовал время и покормил лошадей и верблюдов. Затем он дал костистых кусков мяса псу. Эти лакомства для волкодава передала Ниневия.
Группа путников находилась на дне глубокого ущелья. Две огромные скалы нависали над ровным местом, поросшим диким кустарником. Местами земля тут была обнажённая. Совсем рядом находился родник, из которого Баник отпил водицы и пополнил свои запасы.
Позади оставался сосновый лесок, а через ущелье была видна каменистая местность. Кое-где высились зеленевшие кипарисы и тополя.
Баник не стал ждать, пока еврейские спутники помолятся. Ему хотелось перекусить. Он полакомился сухофруктами и орехами, запив всё это кислым молоком.
Едва он успел покончить с перекусом, как иудеи поднялись с места, завершив молитву. Ковры, на которых сидели, они убрали в поклажу.
-Говоришь, в сторону какой реки мы направляемся? – спросил Баник Иакова, забыв необычное для его уха название.
-Онопниктес, - отчеканил имя реки еврей. – Кстати, на её берегу есть крепость, где расположился ваш царь.
-Но ведь Гагик больше не царь, - сказал Баник.
-Кто такое сказал тебе? – усмехнулся иудей. – Он до сих пор носит корону и ведёт за собой твой народ. Похоже, ты плохо знаешь того, кто носит прозвище Лев. Гагик дважды отбил нападение сельджуков.
Такие слова немного приободрили Баника. Выходит, ему предстоит сражаться в фаланге инициативного владыки. Если, конечно, его примут в ряды дружины или хотя бы войска Цамандоса.
-Ты ведь служил сельджукам? – спросил Иаков.
-И да, и нет! – с иронией ответил армянин. – Я сражался в их рядах за деньги. Но никогда не шёл на те дела, которые были против моей совести.
-Что ж, это похвально, - задумался старец. – Глянь на тот перевал.
Иаков ткнул пальцем в сторону серевших на горизонте зубчатых и рогатых вершин. Он так вытянул указательный палец, что тот, казалось, заострился подобно копью.
-Там мы останемся на ночь. Славное место для отдыха. Там мы постоянно отдыхаем по пути до Кизистры, - рассказал Иаков. – У того перевала телохранитель Гагика, князь Рубен разбил большой отряд сельджукских налётчиков. Ладно, пора в дорогу, сынок.
Верблюды вновь лениво зашагали тяжёлой поступью, издавая недовольное ворчание. Караван потянулся по равнине. Поздний сентябрь был тёплым, но не жарким. Это самое приятное время для охоты.
Волкодав рыскал по кустам и искал добычу. С грозным лаем он бросался на зайцев и сурков, пытаясь их настигнуть. Но особых успехов он не достиг. Зато его беготня по полю очень развеселила евреев.
День близился к закату. Небо покрылось перистыми облаками. Приятный ветер трепал кудри Баника, отрывая их от плеч. Стройные кипарисы шелестели листвой. При приближении каравана пёстрые щурки вспархивали с веток деревьев и исчезали из виду.
Кое-где в траве мелькали дикие кролики и зайцы. Любопытные сурки с удивлением поглядывали на караван, хлопая большими и чёрными точно оливки глазками.
Небольшая группа косуль издалека смотрела на людей, а затем потерялась из виду. Когда на равнину опустилась вечерняя прохлада и тени начали овладевать ею, то путники уже приблизились к перевалу.
Огромные грозные глыбы расступились перед Иаковом, точно море перед Моисеем. Этот самый перевал, где горный хребет обрывался порос удобными для отдыха ветвистыми орешнями.
Именно здесь караван встал лагерем. Путники задали корм вьючным животным и скакунам. Появился Гзох, ухитрившийся поймать здоровенного зайца. Пёс не сдался и довёл дело до конца.
С гордым видом он положил тушку у ног хозяина. Это довело до смеха весь лагерь. Один из охранников, бывший лучником, даже поперхнулся водой при виде такого собачьего триумфа.
-А я думал, что твоя псина просто балуется, гоняясь за дичью. Оказывается, он ловит зайцев! – сказал сквозь булькающий хохот еврей, сузив лукавые глаза. – Да, с таким питомцем голодным не останешься.
-Могу угостить зайчатинкой, если хотите, - предложил Баник.
-Нет, нет, нет! – зачастили иудеи. – Мы соблюдаем кушрут. А это мясо нечистого животного. Так что лучше полакомься зайцем без нас, армянин.
-Ну и ладно! – пожал плечами воин. – Мне больше достанется.
-То есть, ты жадный крохобор?! – выпалил шутливым тоном другой охранник каравана. – А ещё нас, евреев, называют скрягами! «Мне больше достанется!» - слышали?!
Баник лишь отмахнулся и посмеялся над иронией.
-Не такой уж и крохобор. Он предложил нам еду, но услышал отказ, - вставил своё слово вернувшийся в лагерь Иаков. – Вот и всё на том.
Караванщики сразу стали сдержанными при виде своего лидера.
Рассевшись, воины отдыхали, пока слуги готовили еду. Они варили булгур с кусочками баранины и специями. В это же время Баник потрошил зайца, стягивая с него шкурку. Он тут же бросил уши и лапки на съедение псу, который с покорностью и нетерпением ждал своей доли. Разделав тушку, Баник отдал больше половины собаке.
Оставшееся мясо он принялся выпекать над угольками.
-Скажи мне, Иаков, - обратился армянин к спутнику, - а ты со своими людьми часто бываешь в Иерусалиме?
-Не так часто, как хотелось бы, - ответил иудей. – Там у меня родня, вот её и посещаю. А к чему ты спросил?
-Много ли там моих сородичей?
-Армяне живут в нашем городе уже очень давно. Кстати, среди них у меня есть хорошие знакомые.
-Ты сказал «в нашем городе?» Разве Иерусалим держат евреи? – спросил Баник.
-В городе Ани, который мне удавалось бывать, правили греки, а теперь турки сидят там. От этого он перестал быть вашим? – развёл руками Иаков.
-Только в сердце народа. Но сердце не отражает то, что видят глаза. Не думаю, что мы вернём Ани, а вы – Иерусалим.
-Посмотрим, - сказал задумчивый еврей.
Дальше Баник почти не перекидывался словами со своими спутниками. Он поужинал, перекусив небольшой горстью зайчатины. Еврейские компаньоны поделились с ним булгуром. Баник взял себе лишь три небольшие ложки каши, чтобы просто утолить голод.
Он редко ел много, и зачастую ему хватало совсем немного пищи, чтобы успокоить желудок. И из добытой дичи нередко львиную долю он отдавал псу, ведь верному товарищу нужно всегда быть сытым и готовым защищать своего человека, следовать за ним.
После еды Баник заварил сушёных трав, которых ему дала с собой Ниневия. Кстати, хозяйка таверны в дорогу передала воину и ячменя для его коня.
Согревшись успокаивающим отваром, боец уснул. Эта ночь прошла для него спокойно. Он проснулся лишь раз, когда Гзох затявкал на какой-то шорох, вызванным пробежавшим мимо зверьком.
***
Свежий запах утра поднял Баника на рассвете. Позавтракав наспех, путники вновь двинулись к берегам горной реки.
Пересекая ущелье перевала, они вышли в долину, покрытую молодыми ясеневыми лесами. Скалистые каскады блестели из-за горных ручьёв, которые подобно сверкающим серебряным змеям ползали по этим каменным ступеням природы. Иногда эти большие ручьи исчезали среди зарослей и деревьев. В самой дали высились голубевшие горы. До них можно было бы добраться за два дня спокойной скачки. А если нещадно понукать быстрого отдохнувшего коня, то скакун остановился бы у подножий за сутки.
-У тех гор расположился Цамандос, - сказал Иаков, указав пальцем в сторону суровых вершин.
Кони спустились в долину, двигаясь по тропе, которая местами заросла, кое-где исчезала из виду, а потом вновь брала начала на других клочках каменистой земли.
Солнце медленно поднималось, заливая светом красивый пейзаж. Постепенно просыпались змеи и мелкие зверьки. Пересекая долину, Баник навострил своё чутьё и озирался по сторонам.
-Что-то тебя тревожит? – спросил его Иаков.
-Да, - сказал воин. – Здесь прекрасное место для засады. Потому нужно быть осторожными, старик.
Однако никакая напасть не встала на пути Баника и его спутников. Так как Иаков скакал рядом с ним, Баник решил поговорить с ним, пока тот не отстал или не опередил его.
-Меня немного тревожит то дело, о котором ты молчишь, отец, - сказал боец. – Всё это как-то странно.
-Если думаешь, что мы заманили тебя в это, как ты сказал, «прекрасное место для засады», то это не так, - посмеялся над осторожностью спутника иудей. – Клянусь Творцом, я не задумал ничего коварного.
-Если бы меня беспокоило это, то я давно предпринял бы меры, - ухмыльнулся воин. – Задумай вы меня пустить в расход, то попробовали бы это сделать давно. И мы прошли не одно хорошее место для засады.
-Да, это верно. Но почему ты обеспокоен?
-Потому что ты не хочешь говорить мне о том, что нам предстоит. Я не сомневаюсь в твоём брате и в Тео. Они хорошие и честные люди, их нельзя назвать коварными лжецами. Однако тебя я не знаю, но верю им, раз уж отправили к тебе. Итак, скажи хотя бы, к чему мне готовиться?
Иаков улыбался, почёсывая бороду и подбирая слова.
-Если в этом деле нужно применить силу и надо будет с кем-то опасным скрестить мечи, то так и скажи. Я не боюсь таких дел и не отступлю. Ответь, нужно ли будет сражаться мне?
-Не знаю, - пожал плечами старец. – Я не премудрый Соломон, мне ведомо не всё, мой молодой друг. Может, тебе и придётся сразиться. Может, такое нас минует. Но веду тебя я туда не ради боя с кем-то.
-Мне нужно будет выбить из кого-то долг? – раздражённо проговорил боец, которому становилось невмоготу от этих загадок.
-Дело касается долгов. Но выбивать не придётся.
Баник перестал мучать старца расспросами и себя догадками. Он пришпорил лошадь, поскакав вперёд. Собака побежала за ним, поднимая лай.
Иаков тихо рассмеялся, покачивая головой.
Воин осматривал путь впереди. Убедился, что никто опасный тут не затаился. Никаких бандитов, дезертиров и хищных зверей.
К полудню караван пересёк долину, попав в дубовый лес. Здесь журчание водоёмов перекликалось с пением оляпок, перестуками дятлов и пением соловьёв. Углубившись в лес, Баник увидел рысь с котятами, которые потерялись при виде каравана.
-Потерпи ещё немного, мы скоро прибудем, - сказал Иаков воину, поравнявшись с витязем. – Ещё совсем чуть-чуть.
-Хоть что-то радует, - проворчал рыцарь.
Спустя час, караванщики сделали небольшой привал. Когда день уверенно овладел своей частью времени, Иаков выехал вперёд, подняв руку.
-Мы приехали! – объявил он.
Перед Баником предстал холм, который словно обрубили надвое. Это была большая возвышенность в самом сердце дремучего леса. На левом склоне рос ветвистый исполинский дуб, которому была не одна сотня лет. Правая сторона холма была подобна утёсу. Напротив находился овраг, куда вытекала родниковая вода.
Иаков слез с мула и направился к лицевой стороне утёса. Путь к нему покрывали кусты дикого яблока, барбариса и ежевики.
У самого дня обрыва находился валун. Иаков передвинул его. На том же месте появилось отверстие в корне утёса. Взяв лопаты, слуги собрали слой земли. Тут почва закрывала дверь, которая вела вниз.
Взявшись за округлую ручку, один из охранников каравана открыл дверь. Показалась каменная лестница, исчезавшая в подземной темноте.
-Прежде чем мы пойдём туда, я хочу, чтобы ты прочитал вот это, - сказал Иаков, протянув свиток армянскому спутнику. – Читай.
-Это письмо, которое я передал тебе! – заметил Баник.
-Да. Читай.
***
Привет тебе, дорогой друг Иаков. Тебе пишет Теодор Геогопулос. Скрываясь со всей семьёй от сельджуков в армянской крепости, я обращаюсь к тебе с просьбой.
Это письмо тебе должен передать молодой армянин по имени Баник. Он зеленоглазый и рослый человек с рыжеватыми волосами. Этот воин спас нашу жизнь – мою, моих родных, а также жизнь твоего брата и племянницы. Они в целости и сохранности. И всё это благодаря силе и отваге Баника, который спас нас от бесчинства турецких вождей. Наш путь отныне ведёт в Константинополь.
Ты знаешь о местонахождении моей сокровищницы неподалёку от Цамандоса. Прошу тебя, передай карту этому парню – он заслуживает такой награды. За нас не бойся. Знай, этому парню известен наш тайный пароль, можешь проверить.
Ему я не сказал, что говорится в письме. Просто попросил передать запечатанный свиток. Узнай он, что я хочу озолотить его – парень не передал бы письмо. Баник высоко ценит дружбу и не возьмёт золота за спасение близких. Но я хочу, чтобы этот парень смог начать новую и достойную жизнь.
Твой друг, Теофил Геогопулос.
Под письмом значились две красные печати – в форме краба и оливкового венца. Это торговые клейма. Первая метка принадлежала Геогопулосу, а вторая – Иову.
***
-Так вот, почему ты молчал? Ты думал, что я откажусь от награды, - осознал воитель, удивляясь содержанию письма.
-Верно, - ответил Иаков. – И я не отпущу тебя. Ты должен принять награду, дорогой мой воин.
-Но… - пролепетал Баник. – Я не делал всего этого ради награды. Это была моя вторая семья. Геогопулосы и твой брат – они для меня не чужие люди.
-Не отказывайся. Ты спас столько жизней! Это самое малое, что ты сможешь принять в знак благодарности. Не думай, что это плата. Это благодарность. Часть сокровищ там принадлежит их мне, но эти деньги я уступлю тебе. Ты спас мою родню, мой дорогой!
Иаков обнял Баника. Рыцарь задумался. А ведь сокровища могли бы помочь ему начать новую жизнь и добиться своего. В сторону ложную жертвенность – это не какая-то игра в доброго и благородного дворянина. В этот раз зверь победил внутри витязя.
-Я приму дар, - сказал он.
Евреи зажгли факелы, передав один из них Банику.
Несколько человек остались снаружи, охраняя вход и вьючных животных. Двое охранников спустились вниз вместе с воинов и купцом.
В подземной сокровищнице царила приятная прохлада. Стены здесь везде были покрыты каменными кирпичами, а потолок был из деревянных балок.
В сердце небольшой скромной комнаты, которой и было хранилище, находились три сундука – один большой и два маленьких.
-Всё твоё, воин! – сказал Иаков. – Забирай и трать с умом. Осмотри то, что стало твоим, Баник. Это всё достойно не только обычных купцов, но и сокровищницы царя Гагика. Взгляни!
Воитель открыл самый маленький сундук, что размером был с книгу. Едва крышечка сундучка открылась, из-за света факелов заискрились разноцветные драгоценные камни – изумруды, алмазы, рубины, жемчуга. Глаза Баника блеснули подобно этим же прекрасным алмазам.
Он открыл крышку большого сундука, а тот был разделён одной перегородкой. Больше половины места занимали золотые монеты – византийские, армянские, арабские, персидские, турецкие… Меньше места отведено серебряным деньгам.
Наконец очередь дошла самого большого сундука. И там было то, без чего свою жизнь наш воин не представлял. И вот здесь его глаза блеснули с настоящей жадностью. Здесь не было камней, дорогих монет и самоцветов. Здесь сияли железо и сталь, которые он ценил больше.
Сразу бросился в глаза прекрасный шлем, над которым, наверное, не одну неделю потел талантливый мастер. Доспех напоминал по форме половинку яйца. Каркас шлема украшали тонкие полосы железа. Плоский, но прочный наносник и надбровные дуги доспеха тоже покрывала бронза. Низ шлема продолжала сетка из тонкой кольчуги – так называемая бармица. Такой шлем закрывал не только голову владельца, но и лицо, затылок и даже часть плеч и горло. Это было нечто среднее между шлемом сельджукских конников и наездников Византии. Видно, заказ какого-то богатого и требовательного военачальника.
Возле шлема лежали железные наручи, закрывавшие руки от запястья и до самого локтя. Их украшали фигурки выгравированных змей. Шлем и наручи покоились на великолепной кольчуге, низ которой уходил ниже колен, а рукава доходили до локтей. Из оружия тут была обоюдоострая секира с округлыми лезвиями – лёгкая, но смертоносная в нужных руках. Ещё тут воин нашёл кривой арабский кинжал. И кроме всего этого тут аккуратные и заботливые руки тут сложили стёганую поддоспешную одежду и качественный дорожный костюм.
Но и это ещё не всё! На стенном выступе стояла утварь из бронзы и серебра – две расписные чаши, поднос и кувшин с ручкой.
-Это чудесный сон! – сказал долго молчавший Баник. – Я смогу спокойно состариться.
-Пребывая в радости, участвуя в пирах и расточая эти богатства, - рассмеялся один из охранников.
-Нет, - помотал головой витязь. – Я смогу использовать это, чтобы достичь своей мечты. Кажется, это не я спас семьи Тео и Иова. Это они меня спасли. Боже! Мой меч всегда будет готов поразить их врагов!
-Возьмёшь что-либо из этого с собой? – спросил Иаков.
Баник кивнул.
Он взял с собой дорожную одежду, доспехи и оружие. Возле сундуков лежали мошны. Две из них Баник набил золотом, ещё две – серебром и самоцветами. В кожаных мешках он спрятал вооружение и одежду. Решил, что пока не будет примерять всё это не себе. Пока не время.
Ведь так он может стать желанной мишенью для бандитов или дезертиров – для любых лихих людей. Какой дурак не поспешит с товарищами ограбить того, кто едет в хорошей одежде, при дорогом оружии?! Сразу голову с плеч, а трофеи – себе!
Итак, закрыв дверь в сокровищницу, дверь засыпали песком. На всякий случай на это место положили несколько больших камней.
Затем Баник попрощался с Иаковом и его спутниками. Их путь разделился. Теперь воину пора было отправляться в Цамандос.
Довольный новым очень ценным приобретением, Баник выехал из леса, запоминая дорогу. А ведь сохранить в памяти это место – дело довольно лёгкое. Сокровищница лежала близ окраины леса. Возле того клочка поля, где заканчивался строй дубов, стоял каменный крест в два человеческих роста. А сама лесная местность лежала на плато, с которого открывался вид на долину.
Там, внизу среди каменных берегов и каскадов бушевала река Онопниктес. Она будто исполинский серебристый змей грозно шипела, выплёвывая на сушу пену. Глаза Баника смогли разглядеть каменный мост, который вёл с одного берега на другой.
Два могучих серых кряжа высились над долиной, и по дну этого ущелья река текла на севере. В рощах можно было увидеть стройных и мощных муфлона. Эти грациозные дикие овны с закруглёнными рогами бродили там, подбирая дикие плоды.
Хлестнув коня, воин погнал скакуна в долину. Собака бежала впереди. Каменистая земля мешала лошади бежать во всю прыть. Зато гибкий и быстрый пёс везде был как у себя дома.
Чуть меньше получаса спустя, Баник пересёк каменный мост, который вывел его на поле. Здесь местами росли ольхи и сосны, а трава тут была выжжена солнцем.
Где-то загавкали собаки и кукарекали петухи. В ответ залаял Гзох. Судя по всему, здесь рядом жили люди.
Всадник помчал лошадь на звуки сельской жизни. Миновав сосновую рощу, он вышел на небольшую, как ему показалось, усадьбу. На самом деле это оказалась корчма, по соседству с которой стоял хлев.
Трава тут была подстрижена. Возле каменной корчмы росли две дюжины персиковых деревьев, на ветвях которых оранжевым пламенем горели сочные спелые плоды. По левую сторону питейного дома стоял хлев.
Юный пастушок загонял туда четырёх крупных овец породы балбас, что была так распространена у армянских крестьян. Два больших волкодава сидели на привязи и лаяли, услышав гавканье Гзоха. У стога сена кормился бурый мул с белым ухом и ослица, молоко которой потягивал её крохотный детёныш.
Из питейной раздались выкрики. Кто-то говорил на армянском языке:
-Кто-нибудь, сходите уже в курятник и соберите яйца! Скоро солдаты должны явиться на ужин.
Сомнений не оставалось – это было хозяйство какого-то армянина. У Баника появилась мысль о том, чтобы купить сильного и крепкого мула. Благородному коню не пристало нести на себе вьюки.
Чтобы показаться более дружелюбным, воин слез с коня и повёл его за узду.
-Эй, хозяева! – крикнул он. – Есть тут кто?!
Из корчмы вышел лысый и бородатый хозяин усадебки. Мужичок в поношенных штанах, посеревшей рубахе и шерстяном жилете выжимал тряпку. Он очень настороженно посмотрел на вооружённого чужака. Два пса вскочили и лаяли на незнакомца и его волкодава.
-А ну-ка заткнуть глотки! – рявкнул дядька на своих псов.
Его лохматые стражи умолкли. После них замолчал и Гзох.
-Что-то ищешь, господин? – спросил он, увидев дорогой меч на поясе пришельца.
Баник заметил это и ухмыльнулся: а разве только богатый господин может носить такой хороший меч? А вдруг этот человек бандит, убивший князя и забравший его меч. Уж тем более нашему-то воину и подходил второй вариант. Ведь он носил видавшую виды дорожную одежду и повязку на голове.
-Отец, продай мне этого мула, - попросил витязь, кивнув на безмятежно жевавшего сено зверя. – Поклажу некуда деть.
-А конь с этим не справится? – спросил корчмарь.
-Справится, конечно. Но не хочу я грузить моего товарища. Он не вьючный конь, а боевой. Продай мула, я хорошо заплачу тебе.
Долгих колебаний не последовало. Питейщик кивнул.
Воин отсчитал ему пригоршню серебра.
-Дам ещё денег, если кто-либо из твоих помощников подсобит мне переставить всё на мула.
-Это конечно! – с горячим дружелюбием отозвался корчмарь, убедившись в доброте незнакомца. – Сыновья мои, ко мне!
Из хлева выбежал пастушок, а из-за персиковых деревьев секундами позже показался второй сын корчмаря, державший в руках корзину с персиками. Корзину он положил на землю.
-Живее помогите этому человеку погрузить его мешки на мула. Он купил у нас его, - сказал строгий отец.
Баник указал парням, что следовало сделать. Они сняли мешок с доспехами и одеждой и приделали к вьючному седлу мула. Затем своё место там заняли мешки с припасами и деньгами.
На седле Кайцака осталась только притороченная секира из сокровищницы Геогопулоса и щит, подаренный византийским воином.
Корчмарь вместе с сыновьями с подозрением и пылким любопытством смотрели на человека, который явно был при деньгах. Путешествующий в одиночку богач в простой одежде странника? Или же это бандит, убивший такого богача и забравший себе состояние несчастного бедолаги? Но простолюдины решили не лезть с вопросами к нему. Если захочет, то сам расскажет.
-Какие хорошие у вас персики поспели! – оценил фрукты Баник. – Выглядят очень аппетитными.
-Угощайся, господин! – сказал корчмарь. – Бери, сколько душе угодно.
-Не откажусь, - улыбнулся воин, хлопнув по плечу одного из сыновей питейщика. – А ещё я бы не отказался от хлеба.
-И это найдётся, господин! – заверял трактирщик. – Мои дочери только что испекли вкусный хлеб. Можешь пройти, господин.
Банику уже порядком надоело это слово.
-Господин! – с добродушной иронией в голосе передразнил Баник, посмеиваясь над робким мужичком. – Я не господин. Меня зовут Баник. Я воин. Приехал сюда из турецкого края.
-Выходит, вы простой воин? – спросил пастушок.
-Не совсем. Мой отец был аспетом – рыцарем! Он обеднел и погиб. А я стал воином, был наёмником. Моя семья родом из Ани. Можете не бояться меня, добрые люди. Я вовсе не бандит.
В скоромной корчме две молоденькие чернобровые красавицы накрыли на стол. Они украдкой поглядывали на гостя и перешёптывались, восхищаясь его мужественным видом и приятной наружностью.
В глиняной тарелке дымилась яичница, к которой подали сухой и солёный сыр с горячей лепёшкой.
-У нас есть гранатовое и виноградное вино. Есть пиво, если пожелаете, - перечислял свой товар корчмарь.
-Пива я давно не пил, - сказал Баник.
Ему налили ячменной воды – так армяне называют пиво. Прохладный напиток после горячего ужина пришёлся воину по душе. Он достал золотую монету и отдал её хозяину.
-Благодарю, добрый человек! – сказал насытившийся воин. – Но скажи мне, не страшно ли тебе жить тут со своей семьёй? Один и без защитников, если не считать двух бешенных сук, прирезать которых не составит труда.
-Мы всегда под защитой воинов, - сказал питейщик. – Тут неподалёку стоит солдатский дозорный форт. Тамошний небольшой гарнизон кормится у нас, а каждую ночь у нас тут ночуют двое вооружённых ребят.
Выйдя на улицу, витязь взял себе десяток спелых персиков. Пока он ужинал, его коня успели подковать, накормить и напоить. Угостили и волкодава объедками.
Баник подвязал длинную узду мула к седлу коня и приготовился тронуться в путь-дорогу.
-Отец, а далеко ли отсюда находится Цамандос? – спросил рыцарь.
-Поедешь по этому берегу реки и выйдешь через ущелье. Там в двух полётах стрелы стоит дозорный форт. Дальше пару часов скачешь вверх и выходишь на саму крепость.
Попрощавшись с трактирщиком, воин собрался продолжать путь-дорогу. Однако далее произойдёт то, что заставит нашего витязя вернуться обратно…
***
Приближался закат и тени в долине стали длиннее. Стоило Банику отъехать от корчмы на какие-нибудь пятьсот шагов, как его внимание привлекли всадники, направлявшиеся к постоялому двору. Четверо наездников говорили по-армянски, подхлёстывая коней.
Баник ехал по краю возвышенности, а слова наездников раздавались слева, снизу. Тропа вела вверх, в сторону усадебки. Эти люди не заметили Баника, который приметил их с края скалистого каскада.
-Проклятый еретик! Думал, что убежит от нас! – говорил один из них. – Завтра порешим его, если не покажет нам склад своих деньжат.
-Ага! – отозвался другой ездок. – Ещё говорил, что там у него и оружие кое-какое припрятано.
Эти слова встревожили Баника. Слова о деньгах и спрятанном оружии он сразу связал с сокровищницей, которая не так давно перешла к нему. Всё это заставило его повременить с отправкой в Цамандос. Он захотел проследить за этими людьми.
-Проклятие! – рявкнул пятый, которого до сих пор не замечал Баник. – Собачий хрен вы от меня получите, сучьи дети!
-Заткнись! – крикнули на пятого. – Иначе пятки твои подкоптим, тварь!
Четверо мужчин были воинами в потрёпанных кольчугах и проклёпанной коже. У всех были мечи и ножи. Самый здоровый из них к тому же имел палицу. Пятого, который разразился руганью, везли за поводья ишака. На осле этот человек сидел задом наперёд, а на голове его был мешок.
Баник повернул лошадь и не спеша направился вслед за подозрительными воинами. Он остановил коня за деревьями, повелев собаке охранять лошадь и мула. Взяв с седла секиру, витязь побежал к низким кустам, скрывшись за ними и наблюдая за происходящим.
В свою очередь воин ринулся за солдатами, замедлившими шаг своих скакунов. Они оставили на поляне пленника, коней и своего товарища с палицей. Трое вояк отправились в корчму, что стояла в полутора сотнях шагов.
-Проклятые сыновья портовых шлюх! – вопил человек с мешком на голове.
Судя по голосу, он был молодым.
-Я ещё сожру ваши гнилые печёнки и помочусь на ваши гниющие трупы. Все вы знаете своих матерей, но отцы ваши вам неизвестны – их было сотни! Нет, тысячи клиентов ваших блудных мамаш! И все они были такими же нищими ублюдками, как и вы. Нищие клиенты! – продолжал орать сквернослов. – За пару медяков ваши матери раздвигали ноги перед этими чистильщиками помойных ям. А ваши сёстры! О-о-о! А это уже совсем другой сорт шлюх. Они…
Отборная и грязная ругань и дальше лилась бы изо рта этого бедолаги, но сквернословный обстрел матерей и сестёр оборвал увесистый пинок громилы, державшего палицу на плече.
-Заглохни, шавка! – зарычал он.
Скрутившись от боли, будто отравленный кот, мешкоголовый лёг на траву и принялся истерично орать.
-Суки! – заорал он точно воющий волк. – Эти деньги уйдут вам на лекарства. Я грешил много и сладко. Мне не страшно отправиться в ад. Знаешь, что я там сделаю первым делом?! Отыщу ваших мамаш и буду окучивать их раз за разом!
Второй пинок был более болезненным и убедительным. Теперь пленник только тяжело дышал и рычал от наплыва самых страшных чувств, точивших его изнутри.
-Боевой топор, кинжал, деньги! – перечислял гигант, поигрывая палицей. – Что ещё там в твоём тайничке?
Баник укусил губу, стукнув кулаком по земле. Боевой топор, кинжал и деньги… А ведь всё это было в сокровищнице Геогопулосов. Получается, речь идёт именно о ней. Но как так вышло, что она принадлежит ещё кому-то? Откуда этот человек с мешком на голове смог прознать о золоте и проникнуть в эту сокровищницу? Кажется, пора действовать и во что бы то ни стало узнать о возможных нечистых делах, творящихся перед взором Баника.
Он показался из-за кустов, встав во весь рост.
-Эй, кто там?! – рыкнул увалень, взяв палицу в обе руки.
Наш витязь прикинул, что удар шипастого металлического шара по голове – ужаснейшее зрелище. Мозги тут же окажутся на траве. Видимо, этот здоровяк слишком скор на расправу, а посему следует избегать столкновения с махиной в его руках.
-Спокойно, воин! Я просто хочу поговорить! – сказал Баник, приподняв руки в знак мирных намерений. – Лучше опусти палицу. Мне не нужна драка.
Но солдат не особо-то и остыл при виде незнакомца. Ему не терпелось раскроить голову этого вояки.
-За что вы повязали этого бедолагу? – спросил Баник богатыря.
-Не твоё собачье дело, недомерок обгаженный! – прорычал верзила. – Потеряйся отсюда в ужасе, а то вторым бедолагой станешь ты.
-Не слушай этого ублюдка, братец! – заверещал пленник сквозь полотно мешка. – Они хотят меня убить. Это чёртовы сектанты! Я поделюсь с тобой своими деньгами, брат. Просто спаси меня от этих сыновей шлюх. Иначе я покойник.
-Он прав! – злорадно усмехнулся гигант. – Он покойник! Топай своей дорогой, иначе и тобой землю удобрим.
-Ваш пленник прав, - кивнул Баник. – Но только насчёт того, что вы поистине сыновья трактирных блудниц.
Великан зарычал и побежал на витязя, взмахнув палицей. Баник увернулся от удара железного шара. Он вынул из ножен кинжал. Когда разъярённый исполин повернулся к пронырливому противнику, то хотел повторить удар.
Но у него ничего не получилось. В следующий миг он выронил массивное оружие, хватаясь руками за горло, из которого торчал метко брошенный кинжал. Пуская кровь из раны и изо рта, солдат грохнулся на колени. Алая жижа залила кольчугу на его груди. Закатив глаза, огромный солдат рухнул набок.
-Пожалуйста, скажи мне, что это ты победил, незнакомец! – затрясся пленник.
-Ты угадал, - сказал Баник.
-Да. Это потому что я ясновидящий.
-Будь ты ясновидящим, то вряд ли бы валялся тут в ожидании гибели, дурачок, - отрезвил пленника Баник.
Витязь разрезал путы на руках человека и снял с его головы мешок. Да, рыцарь был прав, решив, что голос принадлежал молодому человеку. На него смотрел низкорослый мужчина лет, коему с виду было чуть больше двадцати лет. У него был плоский затылок, крючковатый нос, близко посаженные большие карие глаза с массивными и выступающими вперёд надбровными дугами. Волосы его были зачёсаны назад и заплетены в короткий хвост. Небритое лицо изрядно обросло щетиной. Несмотря на низкий рост, этот человек был широк в плечах и имел воинское телосложение.
Спасённый пожал сильной и твёрдой рукой ладонь Баника.
-Ты меня здорово выручил, дружище! – выпалил он. – Если бы не ты… Меня, кстати, зовут Давид. Но можешь звать меня Сквернослов – это моё прозвище среди друзей и знакомых. Я солдат из ближайшего гарнизона.
-Моё имя – Баник. Скажи-ка, что тут происходит? О каких сокровищах идёт речь? – спросил Баник.
Только Давид открыл было рот, чтобы дать ответ, как его прервал протяжный женский крик. Он раздавался со стороны корчмы.
-Бежим туда! – крикнул Давид, подобрав у убитого великана меч и кинжал, взяв их в обе руки. – Там моя возлюбленная. Скорее!
Баник и Давид сели на оставленных солдатами тут коней и погнали их к питейному дому, подымая пыль. Через несколько минут они подъехали к усадьбе. Спрыгнув на землю, они побежали во двор.
Один из вояк держал мечи возле шей девушек – дочерей корчмаря. Они обе стояли на коленях и рыдали в ужасе и животном страхе. Напротив стояли сбившиеся в кучу отец с двумя сыновьями, которым было по четырнадцать-пятнадцать лет. Их держали возле стенки двое солдат, держа перед их лицами острия клинков.
-Мы порешим твоих девок, но перед этим пустим их по кругу, винодел! – говорил тот, что держал на мечах дочерей бедолаги. – Говори, где тут тайник! Неподалёку под деревом есть тайник. Он под камнем. Мы всё знаем, говори!
-Но я ничего не знаю! – дрожал от страха корчмарь.
Сидевшие на привязи псы исходили разъярённым лаем, стремясь вырваться, оторвать цепи и спасти своих хозяев.
Влетевший во двор Баник метнул секиру, которая с лихим свистом перекрутилась в полёте и вонзилась в лысую голову мерзавца, державшего в страхе сестёр. Он упал мёртвым, звякнув кольчугой и мечами.
Вынув из ножен меч, Баник скрестил клинки с одним из разбойников. А со вторым вступил в рукопашный бой Давид.
Отбив град ударов, Баник взмахнул мечом и разрубил противнику шею до середины. Давид в свою очередь смог вспороть живот другому солдату. Тот упал, держась за вывалившиеся кишки. Он задёргал ногами, визжа от чудовищной боли и ужаса. Сделав два шага назад, Давид с ненавистью и торжеством смотрел на поверженного недруга.
Тут разозлившийся отец семейства выхватил меч из руки своего спасителя и вонзил клинок в раскрытый рот мучавшегося бандита. Придя в себя от произошедшего, он отбросил дрожащими руками окровавленное оружие.
Дочери вскочили с места и побежали к отцу, пряча глаза от страшной картины, которую оставила бойня. Трактирщик обнял их, прижав к груди и смотря с содроганием на тела убитых.
-Ребята, - Баник обратился к сыновьям корчмаря, - уведите своих сестёр домой и успокойте их.
Дети подчинились.
-Чего они хотели? – спросил витязь питейщика.
-Требовали золота, - пробормотал тот. – Говорили, что тут поблизости хранится какой-то тайник. Мол, моя дочь Аспрам знает о нём.
У Давида нервно задёргалась щека. Он заморгал глазами. Солдат словно хотел что-то сказать своему спасителю, но боялся. Он то бросал взгляд на трактирщика, то на Баника.
-Отец, пойди-ка в дом. Нам надо поговорить один на один с этим молодым человеком, - сказал Баник, кивнув в сторону Давида.
-А трупы? – спросил корчмарь.
-Избавимся, даю слово, - пообещал рыцарь. – Я вас не брошу. Пойди домой к своим детям, отец.
Покачав головой, питейщик удалился.
-Хотел что-то сказать? – спросил Баник Давида.
-Да! – пылко ответил солдат. – То есть… я… нет…
-Давай пройдёмся и потолкуем спокойно. Будь спокоен, - сказал рыцарь.
Спокойной и размеренной поступью эти двое зашагали в сторону персикового садика, переводя дух после боя.
-Ответь на вопрос, Давид, - начал разговор Баник, - о каком тайнике шла речь? Тот тяжеловес упомянул боевой топор, кинжал и деньги. Будь честен со мной.
-У меня много грехов, им нет числа, но лживости среди них нет. Воин, в этом саду под деревом спрятаны мои деньги и два дорогих оружия, которые я хотел бы продать. Дочь Саака от меня беременна и…
-Саак – это корчмарь? – перебил Баник.
-Верно. Его дочь Аспрам была со мной. Мы любим друг друга, воин. У неё строгий отец – он может наказать её. Я не могу этого позволить. И я… начал откладывать деньги и собирать трофеи. Хочу перебраться с ней в Цамандос. Но для начала мы могли бы жить в форте, где я несу дозор. Там не самое лучшее место для молодой женщины, но там мы будем вместе, друг. Кстати, убитые нами изверги тоже из моего форта.
-Не хочешь ли ты сказать мне, Давид, что вы сослуживцы? – помрачнел Баник.
-Именно это я и говорю тебе, воин. С этими мерзавцами мы несли службу дозорных.
-Я следил за вами, когда вы уже были на подходе к корчме. Они назвали тебя еретиком. Почему?
Из груди солдата вышел тяжёлый вздох.
-Видишь ли, на самом деле еретиками были именно они. Эти подонки оказались выходцами из секты тондракийцев. Они у нас меньше полугода служат. На службу их принял наш воевода Рубен – телохранитель царя Гагика и его двоюродный брат. Сначала мы думали, что эти четверо – обычные армяне. Но они были носителями поганой и лживой ереси тондакийства.
-Как ты это понял? – нахмурился Баник.
-Они часто держались особняком. Почти всегда ходили вместе, а ежели были в компании других, то ни с кем не общались. Мы и молящимися их не видели. Это раздражало ребят из гарнизона форта. Нас там, кстати, человек тридцать.
-А ты с ними пробовал общаться, Давид? К тебе они как относились – эти самые тондракийцы?
Давид почесал затылок, покачивая головой.
-Эх, я был с ними дружелюбным. Именно это чуть не погубило меня. Недавно наши бойцы должны были отправиться зачищать разбойное логово в лесу, на которое часто жаловались крестьяне. Накануне их отъезда мой двоюродный брат, наш командир решил, что в дозорной башне должны остаться несколько человек. Среди них оказались эти еретики и я. Задолго до того я с ними смог сдружиться. Как-то раз по пьяни я, тупой болван, взял да и разболтался о моих намерениях жениться на Аспрам и уехать с ней. Как безмозглый дурень я взял да и ляпнул о деньгах. И вот, после отъезда ребят они признались мне, что они тондракийцы. Говорили, мол, сейчас возьмём самое ценное в форте, и уедем. Давай и ты с нами, мол, бери свою женщину, и отправимся жить в пещерный городок с нашей общиной.
-А ты? – вскинул голову Баник.
-А я… я обомлел. Я долго их отговаривал. Это длилось часами. Но потом я сказал им, что разорву их на куски за воровство армейского имущества и за их ересь. Они меня избили, скрутили и хотели забрать моё золото. И вот вели меня сюда, чтобы я указал им на место тайника. Иначе убили бы мою Аспрам. Эх, что я за придурок! Знаешь, Баник, я иногда могу такое натворить! От гнева я начал ругать их, вместо того, чтобы уступить им деньги. Иначе моей любимой не поздоровилось бы. И её родным тоже…
-Отдал бы золото, и всё было бы иначе? – ухмыльнулся Баник.
Давид молча кивнул.
-А ты не думал, что они и при таком раскладе порешали бы и тебя, и корчмаря, и его семью? Золото бы взяли, а свидетелей убрали. Но почему они подружились именно с тобой, дружок?
-Остальные ребята их не особо привечали. Какие-то они странные были, эти еретики. Видимо, пытались что-то вынюхивать, искали слабые места в армянских владениях Гагика. А тут я – доверчивый и весёлый болван. Какую же глупость я сотворил, поверив им! Дурень я наивный, меньше пить надо было! Что же за чёрт ведёт меня по кривой дороге?!
-Я не священник, Давид, - поморщился Баник. – Оставь свои исповеди для церковников. Дай монету, и они оправдают твой грех. Теперь покажи мне тайник.
Давид изменился в лице. Он сам говорил, что озолотит своего спасителя. Но ему казалось, что Баник не тот, кто возьмёт денег за сделанное добро. Однако обещание есть обещание. Если солдат слово не сдержит – мир рухнет!
-Пошли, - кивнул Давид. – Мы с ней решили спрятать деньги тут. Думаю, в форте не лучшее место для тайника.
Солдат взял факел, подвешенный к седлу одного из скакунов, принадлежавшем тондракийцам. Он зажёг светило и повёл за собой Баника, зацепив попутно воткнутую в землю лопату. Факел из его руки взял Баник.
Они углубились в персиковый сад. У одного из деревьев находилась кучка валунов. Давид быстро разобрал её и стал копать.
Баник успокоился, ибо речь шла не о тайнике Геогопулоса. Солдат выкопал тайничок. Под землёй был спрятан деревянный сундук, собранный из пошарпанных и продавленных досок. Давид открыл сундук, показав содержимое. Там был топорик и кинжал, которые изготовил хороший мастер. Однако это оружие не могло сравниться с тем, что было в сокровищнице Баника.
А ещё тут лежала пара жемчужных бус, два кольца и сорок золотых монет очень среднего качества. Баник поднял одну монету и рассмотрел её.
-Золото сельджуков, - определил Баник. – Откуда?
-Забрал как трофей у напавших на наши края турок, - ответил Давид. – Я готов честно поделить с тобой моё имущество.
-Мне оно не нужно. Я просто… хотел убедиться в твоей правдивости. Итак, ты хочешь вывезти отсюда Аспрам?
Но не успел Баник договорить, а Давид – ответить, как в доме раздался шум возни и крики ругани. Переглянувшись, двое вояк ринулись в корчму.
-Что тут происходит?! – рявкнул Баник.
-Она во всём призналась! – кричал корчмарь. – Она снюхалась с этим солдатиком и понесла от него! За моей спиной!
-Я люблю её! – пробурчал Давид.
Аспрам в стороне плакала, прижавшись к напуганной сестре. Их братья стояли подобно безвольным ослам, склонив головы. Саак нервно потряхивал палкой, которой он хотел отлупить блудную дочку (или уже успел стукнуть её).
-Любит он! – зарычал корчмарь. – Вы меня опозорили! Сукин ты сын! Обрюхатил её, да?!
-Не смей меня оскорблять, папаша! – процедил сквозь стиснутые зубы Давид. – Иначе я не посмотрю на твой возраст, пузатый трактирщик.
Солдат подался вперёд, чтобы добраться до оскорбителя, но Баник оттолкнул его назад локтём.
-Успокойтесь оба и слушайте меня! – скомандовал витязь. – Вы оба! Остыньте! Как ты узнал, что она беременна, Саак?
-Её вырвало, - сказала сестра беременной девицы. – Отец стал подозревать беременность, а сестричка не стала отрицать и заплакала. И она призналась, что носит дитя Давида.
Саак взревел, взмахнув палкой.
Баник выхватил меч, преградив им путь к дочерям. Витязь поднял клинок к лицу трактирщика, сказав:
-Они не твои рабыни. Удар палкой унижает больше, чем удар мечом. В моём присутствии ты не будешь бить женщин. Ты обижен потому, что теряешь служанку, а не дочь. И это вместо того, чтобы радоваться будущей внучке или внуку?! Ты спятил, старик? Даже не думай глупить.
-Мы любим друг друга! – закричала заплаканная Аспрам. – Отец, прошу, дай нам быть вместе. Мы станем супругами и не опозорим тебя. Наша связь до свадьбы будет в тайне. Прошу!
-И на что вы будете жить? И где будете жить без гроша в кармане?! У этого солдатика разве хорошее жалование?! – шипел мужик.
-У нас есть деньги, - сказал Давид. – Я имею достаточно, чтобы твоя дочь не нуждалась ни в чём, уверяю.
Саак отбросил палку. Баник вернул меч в ножны. Повисло тяжкое молчание, которое нарушали лишь хныканья Аспрам.
-Забирайте свои деньги, собирайте её пожитки и… чтобы я вас больше тут не видел. Но сначала уничтожьте трупы. Учитесь убирать за собой дерьмо, молодые. Чтобы кроме вас больше никто не страдал.
Когда все бури утихомирились, все мужчины, которые были тут, потратили немало времени, чтобы вывести трупы в рощу и закопать их там. В том числе был и труп того здоровяка с палицей, которого прикончил Баник.
Правда, Баник в это время отлучился, вернулся к своему волкодаву и прискакал на коне во дворе, оставив там скакуна, мула и пса.
С тондракийцев сняли оружие, доспехи и все более-менее ценные вещи. Трупы закопали аккурат к полуночи. Во дворе убрали все следы крови. Бойцы омыли от крови своё оружие.
Давид покопался в вещах, которые пытались увезти из форта его бывшие сослуживцы. Там он нашёл своё снаряжение: большой лук со стрелами, два кинжала, кожаный нагрудник с прикреплённым к нему капюшоном, перчатки и кожаные башмаки.
-Теперь отправимся в форт? – спросил Баник лучника.
-Но уже так поздно, - пожал плечами Давид.
-Сегодня переночуете у нас, - проворчал Саак. – А утром – выметайтесь отсюда.
Давид и Аспрам ушли ночевать в хлев, а Баник решил переночевать под открытым небом как во времена военных походов.
Глава четвёртая.
Убийца волков
Надрывая глотку, петух закукарекал, призывая утро. Однако первого зова было недостаточно, чтобы спавший Баник проснулся. Его затуманенным сном разумом овладел самый противный ночной кошмар, который время от времени тревожил его.
***
Он снова пережил катастрофу христиан при Манцикерте. Град жужжащих сельджукских стрел вонзался в тела его боевых товарищей, падавших одного за другим в лужи крови. Его щит уподобился дикобразу – на нём почти не осталось места хотя бы шириной с ладонь, из которого не торчала бы стрела.
Окружённый дикарями Баник видел, как в плен берут императора. С холодным потом на лице Роман Диоген из последних сил старался отбиться от варваров, нападавших на него со всех сторон.
Император срубил пару вражеских рук, пару животов он вспорол. Но тут на шею ему закинули аркан. Он схватился одной рукой за роковую петлю, а второй пытался достать кинжал и перерезать верёвку. Но его захватили в плен.
Вокруг груды трупов. Земля побагровела от обилия крови. Везде из земли торчали стрелы. Битва приближалась к трагическому для византийцев завершению.
Баник рубился из последних сил. Он с товарищами стоял спиной к спине. Он слышал крики раненых и умирающих, дикарские завывание и клич сельджуков.
Тратя иссякающие запасы сил, витязь смог прорвать кольцо. Рыцарь вырвался из окружения и бежал, что есть мочи. За ним неслись всадники. К седлу одного из них были привязаны черепа сражённых им воинов.
Сзади в плечо Баника вонзается стрела, прошившая кольчугу. Он с глухим стоном падает на колено. Во сне он тихо прохрипел, чувствуя фантомную боль, которую усиливали призраки минувшей битвы.
Теперь и на него накинули прочные арканы, взяв в плен. Над ним занесли саблю, чтобы снести ему голову. Он вспоминал перед гибелью свою семью, возлюбленную Ниневию, чтобы хоть как-то скрасить свой мрачный финал.
-Этого не убивайте! – раздался дикий возглас турецкого военачальника. – Он нужен мне живым.
Удар по затылку оглушил витязя.
***
Баник проснулся, тяжело вздохнув и чувствуя сильное сердцебиение. Однако он очень скоро успокоился, а ритм сердца затих. Воин снова закрыл глаза. Раздался второй вскрик петуха, но уставший боец не торопился вставать. Лежать под открытым небом на тёплой шкуре было приятно.
Наконец, его рука почувствовала прикосновение чего-то влажного и холодного. Это оказался носик волкодава, который по старой привычке решил разбудить лучшего друга и самого любимого человека.
-Привет, парень! – сказал улыбнувшийся Баник, ласково потрепав голову пса. – Ты уже подружился с теми двумя девчатами?
Последние слова касались сук, которые сидели на цепях.
-Они сидят с самодовольными мордами. Видимо, ты их здорово осчастливил своим семенем. Похоже, у корчмаря скоро будет не только внук, но и кучка прекрасных щенков, - подшучивал Баник, словно пёс понимал его.
Собака села рядом, посматривая на друга добрыми и умными глазами.
-Да, иногда беседа с тобой лучше, чем разговоры с некоторыми людьми, хоть ты и не говоришь, - признал воин, поглаживая любимца.
Посидев на овечьей шкуре, воин встал, чтобы подготовиться к отъезду. Всё было на месте, из мешков ничего не пропало.
Вслед за ним проснулись влюблённые голубки, ворковавшие друг с другом полночи среди овец. Аспрам собрала все свои небольшие пожитки, а Давид забрал сундук тайника. Всё это они погрузили на одну из лошадей.
Девица умела ездить верхом. Она села на одного из скакунов. Давид выбрал себе серого жеребца. Наспех позавтракав фруктами, кислым молоком и хлебом, все трое двинулись в путь.
Они решили не будить никого. Лишь сестра Аспрам вышла из корчмы и помахала ладошкой вслед родной душе, думая о ней только хорошее и желая ей безбедного материнства.
Воины погоняли остальных лошадей, оставшихся от тондракийцев, направляясь в сторону тех огромных кряжей глубокого ущелья, которые Баник заметил ещё возле леса с тайником.
-Где вы жить собираетесь? – спросил Баник Давида.
-В форте, - ответил лучник.
-Там для неё место найдётся? – сомневался рыцарь.
-Думаю, да. Будет работать поварихой. Но это только на первое время. Потом мы переедем куда-нибудь.
-Желаю тебе удачи, друг. Если возникнут вопросы из-за того, что произошло с твоими сослуживцами, то я могу выступить как свидетель перед вашим главным, - предложил витязь.
-Это было бы славно, - сказал Давид.
Когда ущелье проехали, то впереди среди рощ и петлявших дорог и троп появился вид на холмы. На двух из них расположился форт.
-Вот и наше убежище. Этот форт мы называем Логово Барсука, - сообщил лучник. – Так он называется в честь моего брата Шаварша по прозвищу Барсук.
-И откуда у него такая кличка? – рассмеялся Баник.
-Как напьётся в усмерть, то спит так, что его и землетрясение не разбудит, - поделился Давид. – В спячку впадает будто барсук. Вот я и придумал ему это прозвище. Он и не обижается. Шутку он понимает. Командир наш бравый! Барсук!
-Но почему барсук, а не медведь? Ведь медведь тоже любит поспать, но к тому же сильнее барсука. Думаю, такое прозвище он принял бы куда лучше, - говорил рыцарь, вспоминая о медвежьем прозвище своего отца.
-Так он поседевший. Ну, у него волосы кое-где тёмные, где-то седые. Прямо как у барсука. Вот потому и решил увязать.
Баник покачал головой, удивляясь такой щепетильной изобретательности лучника.
-Вот ты говорил, что проболтался о тайнике по пьяни, - говорил Баник. – И сейчас сказал, что твой брат спит крепко, ежели напьётся. Вы оба пьющие? Так как же так получается, что он любит вино, но к тому же командует гарнизоном? Разве такой командир в порядке вещей?
Давид смутился, и его щёки немного порозовели от такой груды неудобных вопросов. Он прокашлялся и решил ответить честно.
-Да вот… тут ты немного ошибся. Брат мой не вино любит, а пиво. Но в форте он никогда не пьёт. Лишь по праздникам и то, когда он отдыхает от службы. Он не такой шалопай, как его братец Давид. Барсук мне поблажек не делает. И… разок брат меня выпорол перед остальными солдатами за то, что я уснул на посту.
-Бравый командир – твой брат, - приятно удивился Баник. – Осторожен с буйными напитками, строг к бойцам. Молодцом! И при этом принимает шутки в свой адрес. Каждому бы форту такого главаря.
Небольшая застава на холмах была слишком скромной, чтобы зваться крепостью. Однако это было вполне годное укрепление. Относительно невысокие стены форта были из плохо обработанных блоков. Из чуть лучшего материала построены казармы, конюшня и пара других пристроек. На деревянной смотровой вышке расположился слуга.
Щуплый парнишка заметил скачущих по тропе коней, которые ещё вчера были в форте. Он что-то крикнул, приставив руки ко рту и посмотрев вниз.
Через пару минут открылись ворота, а на стене показались три лучника.
Из ворот вышли несколько вооружённых мужчин, приготовившихся встречать гостей форта.
Приблизившись достаточно, Баник смог разглядеть людей, вышедших на встречу. И эта встреча радушной ему не показалась.
Со стен на прибывших смотрели стрелки;, стоявшие в капюшонах. Они уже наложили стрелы на луки и готовились слушать команду.
Тех, кто вышел за ворота, было пятеро – двое молодых парней-мечников в кожанках и пара юных новобранцев с копьями, носившие поддоспешные рубахи. По центру стоял их командир.
Судя по виду грозного человека, это и был тот самый Шаварш по прозвищу Барсук.
По седеющим коротко стриженным волосам Баник сразу узнал того, кто носил звериную кличку. Его рот был маленьким и напоминал узкую полосу почти без намёка на губы. Близко посаженные глаза и нос делали его очень похожим на брата, однако широкая нижняя челюсть и обширный лоб Шаварша отличал его от двоюродного братца. Да и ростом он был на полторы головы выше лучника, а в плечах – шире.
Тело командира закрывала кольчуга, поверх которой он носил кожаный нагрудник с металлическими наклёпками. Особую варварскую черту его образу придавал плащ из шкуры горного козла. Из оружия он при себе имел только большой кинжал.
Давид спрыгнул с коня при виде мрачного брата. Лучник прекратил улыбаться, понимая, что сейчас не лучшее время для братских объятий и праздной болтовни.
Баник соскочил на землю, встав позади стрелка и скрестив руки на груди. По примеру мужчин последовала и единственная женщина.
Недовольным взглядом Барсук оглядел прибывших.
-И какого дьявола произошло тут в наше отсутствие? – спросил густым басом Шаварш. – Надеюсь, братик, у тебя хватит ума и слов, чтобы объяснить произошедшую неразбериху? Куда подевались тондракийцы, почему тут только их кони и что это за баба с тобой приехала?
Град острых вопросов не заставил растеряться лучника.
-Тондракийцы мертвы. Все четверо.
-Вот как? – буркнул командир. – И кто же так постарался?
-Одного убил я, а остальных – этот человек, который стоит позади меня. Он спас меня. Но как ты узнал, что они оказались тондракийцами?
Барсук хмыкнул, достав из кожаной мошны четыре амулета с металлическими значками в виде армянской буквы «т» - символа сектантов.
-Когда мы вернулись и заметили ваше отсутствие, то ребята осмотрели вещи еретиков. Они там нашли вот это. Твоё отсутствие вызвало у меня подозрения и… мне показалось, что они тебя завербовали.
-Это не так. Они забрали меня в плен.
-И как это произошло? Может, скажешь мне?
И тогда лучник рассказал вкратце всё то, что произошло. Он вывалил всё без утайки, попросив прощения у брата.
-Я могу подтвердить всё сказанное, - вмешался Баник, выйдя вперёд. – Я видел, как они везли его с мешком на голове и хотели расправиться с семьёй корчмаря, что кормит ваших вояк и нередко поставляет вам еду.
-Да? А ты-то кто? – недоверчивым тоном бросил Барсук.
-Меня зовут Баник. Я воин. Ищу дом и работу для своего меча.
-Ему можно верить, брат, - уверял лучник. – Он честный аспет и врать не станет. Если бы не он, то меня бы тут не было.
-Аспет? Он? – недоверие Шаварша нарастало.
-Не совсем, - уточнил Баник. – Я сын обедневшего аспета из Ани. Мой отец погиб близ Карса в битве с сельджуками.
-Ты больше похож на разбойника, - проворчал Шаварш, косясь на витязя, а затем он обратился к стоявшим рядом бойцам. – Всем уйти в крепость!
Солдаты и новобранцы ушли.
-И вы тоже, - командир обратился к Банику и Аспрам. – Проходите во двор. Будете гостями у нас.
Баник отнекиваться не стал. Он кивнул Аспрам и они прошли в форт. Украдкой витязь поглядывал за разговором между братьями через проём ворот. И кое-что ему удалось услышать.
Барсук ударил кулаком Давида в область печени. Младший братец приложил руку к месту удара, поглядывая виноватыми глазами на командира.
-Только то, что ты прекрасный лучник защищает тебя от изгнания из войска. Сначала ты попадал в беду из-за вина. Потом из-за денег. Затем из-за бабы. А теперь – баба, деньги и вино?! – отчитывал Сквернослова командир. – И что ты будешь с ней здесь делать? Какого чёрта ты притащил сюда свою бабу, на которую будут пялиться ребята из форта?! Ещё и ребёнка ей заделал…
-Поживём тут первое время, - бубнил Давид, - а потом уедем в Цамандос. У нас будет свой дом.
-Купить дом там не так уж и дёшево, парень, - предупредил Барсук. – Вам легче будет поселиться в деревне.
-Пока поживём тут, - говорил лучник. – Она будет помогать слугам стряпать, если на то появится нужда.
-Болван… ты думаешь только желудком и своим хреном! – рычал на брата командир. – Ты понимаешь, что теперь на тебе ответственность за эту девку и вашего щенка?! И много ты надыбал деньжат, чтобы устроить себе уголок?
-Достаточно, - заверил лучник.
-Дело твоё. Ступай в крепость. И постарайся как можно скорее найти дом и ещё денег. Идём!
Во дворе Баник увидел самый простой дозорный форт. Вполне скромные казармы, конюшня, загоны для армейского скота и свиней. Рядом пристроился курятник. Напротив пыхтела кузница, где раздавался перестук молота.
Местные псы гавкали на Гзоха, но чёрный волкодав нашего рыцаря держал себя гордо, не реагируя на провокации более молодых псов. Солдаты тоже заметили достойное спокойствие собаки.
Судя по поведению солдат, они вернулись не так давно. Вояки помогали друг другу снимать кольчуги. Они отмывали от следов крови и грязи оружие, собирали в кучи копья, прикрепляя их к особой солдатской перекладине. На ней крепились и боевые топоры, секиры и булавы.
Пара молодых новобранцев подошли к Банику и начали расспрашивать его о мече, который был прикреплён к поясу рыцаря. Витязь улыбнулся – ему польстило внимание к его шикарному клинку. Он вытащил меч, показал ярко сверкающий клинок и даже дал подержать своё оружие в руках.
В форте солдаты занимались своими ежедневными заботами – точили потупившееся оружие, относили доспехи к мастеру на починку.
Пока юные салаги рассматривали и обсуждали меч витязя, тот в свою очередь осматривал двор.
Баник понял, что скоро он может стать свидетелем смертной казни. Неподалёку от левого крыла лагеря, где стояли свинарник и хлев, установили два столба с перекладиной. Двое слуг привязали к перекладине верёвки с петлями. Напротив поставили увесистый пень. Судя по большому числу отметин от рубящего оружия, этот пень держал на себе много рук, ног и голов, которых нещадно рубил палач.
-Собираемся все! – воскликнул Шаварш. – Быстро во двор!
Молодой рекрут по знаку командира принялся трубить в огромный боевой рог. Страшный подземный звук, издаваемый рогом, стал сигналом для воинов. Солдаты высыпали во двор кто в чём был. Одни прибежали в кольчугах. Рядом с ними встали те, кто еле успели снять снаряжение. А были и те, кто стоял здесь обнажённым по пояс.
В воздухе, кроме копоти кузницы и душка из хлева и свинарника запахло потом и чесноком, которыми пропахли эти солдаты – седые и лысые, бородатые и безусые, молодые и зрелые.
Те, кто были помоложе, косились на Аспрам, которая смутилась и спряталась за спиной возлюбленного.
Шаваршу принесли его оружие – большой односторонний топор. Это оружие отдалённо напоминало то ли бердыш, то ли алебарду. Этот своеобразный двуручный топор был в ходу у армянского воинства в те лихие годы.
Во двор вывели трёх пленников в коротких портках. Они были избитыми и с всклокоченными волосами. В стеклянных глазах приговорённых застыли предсмертная пустота и взгляд смерти.
-Твой брат сражается этой штукой или только для казней использует? – спросил Баник Давида.
-Постоянно с ней сражается. А ведь я ему говорил, что пока он там машет своим громадным топором, я тысячу раз успею истыкать его стрелами или заколоть кинжалом. Это наша очень давняя шутка. Придумали её тогда, когда выбирали себе оружие для службы в армии, - объяснил Сквернослов. – Тупая громадная железяка. На кой хрен ему эта здоровая громадина?!
-Ну! Раз уж он хорошо владеет этим оружием… - многозначительно пожал плечами Баник, скрестив руки на груди.
-И то верно. Он отлично рубится этой штукой. Но будь у него меч или топор полегче, он со своими-то силами успел бы покрошить куда больше народу, чем этой уродливой дрянью.
Баник тихо захихикал, покачав головой.
-Солдаты, внимание! – крикнул Барсук. – Сейчас вы увидите правосудие.
Вояки отставили недовольный шёпот, переговоры и сальные шуточки в адрес служанок, работающих на фортовой кухне.
-Мы зачистили логово бандитов в лесу. Теперь эти твари никогда не помешают армянским крестьянам мирно жить и трудится. Как видите, среди них были греки, армяне и один сириец. Бандитизм, жажда бесчестной наживы, жадность – это слабость. Господь наш запретил нам желать то, что есть у ближних наших. Эти грабители нарушили законы армянских владык. Но куда хуже, что они переступили через заповеди Божьи. В этих краях мы, армяне, пытаемся отстоять своё право на новый дом. Но каким он будет, если мы отринем единство?! Если будем заниматься беспределом, отбирая блага друг у друга?! У родины не может быть героев-бандитов! Разбойное ремесло – а справедливо ли эту дрянь именовать ремеслом?! – не должно иметь места здесь. Оно объединяет подонков из всех народов, и убитые нами ублюдки – тому подтверждение. Вот только жаль, что армяне и греки не объединятся так же ради благих дел.
Солдаты молча слушали командира. Никто не смел издать хотя бы шёпота. На фоне громового голоса Шаварша можно было услышать только похныкивания одного из приговорённых, стук молота и лай собаки.
-Эти трое мерзавцев – дезертиры. Они четырежды предатели! Они предали Бога, пойдя против его закона. Они предали нашего царя, которому должны были служить самоотверженно. Они предали народ, который должны были защищать, а не грабить. Наконец, они предали наше братство – наше воинство. И теперь вы увидите их смерть. Тех двоих выродков повесят, а этот скот – лишится головы. Он уговорил их дезертировать. На его совести изнасилование девушки и убийство старика. Всех трёх я помню. Всех их я видел в бою. И такие твари опозорили честь нашего оружия! С этого дня за любой проступок я буду спрашивать по всей суровости. У Бога закон, а у меня – железо. И моё оружие на службе у Него. Приговорённые хотят что-либо сказать перед своей позорной смертью?
Один из бандитов сложил в мольбе руки и сказал дрожащим голосом:
-Прошу, не говорите матери. Просто скажите ей, что нашли мой труп.
Второй невольник сокрушённо молчал. А тот, кому предстояло лишиться головы, сплюнул в сторону Шаварша, чем вызвал у него злорадную ухмылку.
-Повесить тех крыс! – приказал командир.
Двое новобранцев накинули петли на головы пленных и выбили пни из-под ног. Эти двое захрипели, захрапели и задрыгались. Тот, что воспользовался правом на слово, обмочил портки и обгадился. У второго изо рта потекла рвота. Они дёргались словно рыбы, выброшенные на берег. И через несколько минут оба застыли с выпученными глазами, в которых застыла холодная печать смерти.
Аспрам повернулась к своему любимому, уткнувшись лицом в его грудь. Он нежно прижал её к себе, наблюдая за казнью с должным для воина хладнокровием.
Третьего дезертира поставили на колени. Он наклонился, приложившись к поверхности пня ухом. Глубоко вздохнув, он закрыл глаза.
Барсук взял в обе руки топор. Он взмахнул оружием и опустил острое лезвие топора на шею бандита. Раздался тихий хруст. Голова отлетела в сторону, покатившись в лужу. Из шеи брызнул фонтан крови, а тело лениво рухнуло на бок.
-А теперь уберите отсюда это дерьмо! – повелел Шаварш.
Рекруты подошли к трупам. Повешенных сняли. Трупы, обезглавленное тело и голову погрузили на носилки и унесли.
Ткнув топором в сторону солдат, Шаварш объявил:
-Такой позорный конец будет ждать каждого, кто посмеет стать разбойником, податься в тондракийцы или ещё как-то изменить нашему народу. А теперь… пора бы пообедать, солдатики. Крошить сельджуков или ромеев на пустой желудок – не для меня. В Барсучьем логове не должно быть голодных защитников. Идёмте жрать!
Шаварш знаком позвал к себе брата. Давид подбежал к командиру.
-Браток, помнишь, тут были два рекрута, которых мы определили в строй лучников? – спросил глава гарнизона.
-Конечно, - кивнул Сквернослов. – Они уже неплохо учатся.
-Вот именно это я и хотел выяснить. Эти болваны говорили, мол, охотниками прослыли в своих деревнях. Недомерки не усекли, что им придётся стрелять по туркам, а не зайцам и кроликам. Ладно, иди есть. Хороший лучник уж точно должен набить желудок. Ступай!
Шаварш похлопал брата по плечу, улыбнувшись ему.
-И скажи кухаркам, чтобы принесли поесть и попить твоей женщине, - крикнул вдогонку Шаварш.
Солдаты, коих тут было около сорока человек, валом валили в низкое и очень длинное здание, где их угощали харчами. Здание столовой расположилось прямо за кузницей, а между ними находился колодец.
-А мы с тобой поедим отдельно, друг! – сказал Барсук Банику. – Мне очень интересно, кто же этот человек, что спас моего брата?
-Мне скрывать нечего, - пожал плечами Баник, подходя к командиру. – А за хорошим обедом я и тем более куда больше правды могу вывалить.
-Вот и славно! – расхохотался Шаварш. – Теперь я знаю, как мне тебе пытать в случае чего. Буду угощать вместо избиений.
Баник тоже рассмеялся над мрачным юмором этого человека. А он и в самом деле был как барсук. И не только из-за седины. Он словно очень много времени провёл в тёмной норе, которая омрачила его душу. И рукопожатие его оказалось холодным, хоть и по-дружески крепким.
Усталые служанки накрыли небольшой столик для этих двух возле харчевни.
-И на кой вам харчевня, если прямо под рукой есть корчма? – и в шутку, и в серьёз спросил Баник.
-В корчме мы пьём, когда уходим на отдых. А ещё питаемся там, если разъезжаем в окрестностях в поисках дичи или бандитов, - объяснил командир.
Две зрелые служанки принесли воды, чтобы обедавшие помыли руки. Вытирая ладони, Шаварш спросил одну из них:
-Что у нас будет на обед, сладкая моя?
-Баранина с горохом, командир, - ответила тётка, улыбаясь Барсуку. – А ещё будет сладкий пирог.
-Но держу пари, ничего слаще тебя в этом мире нет, не было и не будет, радость моя! – сказал Шаварш, показав свою щербатую улыбку.
Служанка тихонько посмеялась. Затем она подошла к стоявшей в стороне Аспрам.
-Пошли с нами, дорогуша. Покушаешь с нами, - сказала кухарка.
Затем Шаваршу и Банику принесли две глубокие деревянные посуды, наполненные ароматной похлёбкой. Оттуда приятно пахло сочными кусками баранины, горохом и сушёными травами. Ещё им подали тёплые лепёшки.
-Ну, гость, давай навернём вкусноту, - прищёлкнув языком сказал Шаварш.
Суровое и холодное лицо Барсука заиграло тёплыми красками и эмоциями, когда он начал лопать вкусное блюдо. Баник проглотил слюну, чувствуя захлестнувшую желудок волну аппетита. Командир так вкусно ел, что аппетит разыгрался бы даже у самого воздержанного отшельника.
Взяв ложку, Баник тоже принялся опустошать тарелку. Это было через чур вкусно, чтобы оставить что-либо на дне, кроме косточек.
-Эх! – воскликнул оживившийся Шаварш. – Вкуснее только победа на поле боя. Надеюсь, ты не начнёшь отпираться от того, чтобы завершить обед пирогом.
Баник только улыбнулся на слова командира.
Служанки принесли им ароматный пирог со сладкой начинкой и кунжутом. А в качестве напитка им дали отвар из трав.
Завершив с десертом, Баник подумал, что теперь до конца дня ему не придётся думать о еде.
-Ну, рассказывай, кто и откуда, дружище, - затянул Шаварш.
Баник поделился с гостеприимным командиром о своей жизни. Почти всё то же самое, что он рассказал ранее Сильвестру.
Командир время от времени хмуро кивал или отвечал пресловутым «угу». Когда Банику уже нечего было рассказывать, то он заметил, как на лице командира вновь появилась ледяная тень.
-Н-да, - выдохнул Барсук. – Тяжко тебе пришлось. Ты кажешься мне очень честным малым, Баник. Скрывать и лицемерить не буду – мне не по душе, что ты служил сельджукским отродьям и разбойничал. Но раз уж ты оставил это в прошлом и ищешь себе дом и работу… Хм… Даже не знаю, что тебе сказать. Думаю, человек с твоим опытом пригодился бы царю Гагику. Да, ты правильно решил, захотев посетить Цамандос. Хорошие и надёжные воины здесь всегда нужны. Говоришь, ты хотел бы жить в своей собственной крепости?
-Да. Я сын аспета. Кроме дома в Ани, у отца был свой небольшой пограничный бастион. Сейчас его нет – он разрушен до основания. Но мне хотелось бы стать тем, кем я не был.
-Быть аспетом наподобие своего отца, да? – догадался Шаварш.
-О, да! Хуже обесчещенного только безоружный – так мой отец говорил. Он очень дорожил своим бастионом. И мне тоже хотелось бы такой заполучить. Но… не знаю, как мне это удастся. Думаю, за верную службу царю я смогу получить от него в надел небольшую крепость. Мне хочется найти своё логово. Иначе… зачем мне сын, который будет скитаться как вольный наёмник? Солгу, если скажу, что не ценю свою свободу. Но… мне хочется наполнить её чем-то. Хочу найти уголок, который будет опорой моему духу, - говорил Баник, погружаясь в раздумья о своей судьбе.
Бойцы молчали, думая каждый о своём.
-Прекрасно понимаю твой путь, - заявил Барсук. – Я тоже слишком рано потерял отца. И он тоже владел мечом. Не аспет, как твой отец, но простой солдат. Мой отец погиб в бою с кочевниками. С тех пор и я решил идти по его дороге. И дядя мой, кстати, тоже пал в том сражении. Вот мы с Давидом вместе держимся. Эх, разволновался я за этого разгильдяя, заметив его отсутствие!
-Слова у него очень острые, - улыбнувшись, признал Баник. – Думаю, он оправдал свою кличку – Сквернослов.
-А, ты тоже уже знаком с его даром изысканно ругаться! – усмехнулся Шаварш. – Да, в этом весь он. Ладно, аспет. Можешь отдохнуть в казарме, а мы скоро будем оттачивать наши воинские навыки.
Спустя время, пообедавшие и наболтавшиеся вояки вышли из харчевни, и пошли тренироваться. Они вернулись в то самое место, где совершилась казнь. Ведь это была самая широкая площадка форта.
Солдаты вооружились деревянными мечами и копьями. Разбившись на пары, они принялись фехтовать, покрываясь потом. В отдельной стороне лучники стреляли в большие круглые мишени.
-Выше! Подними лук выше! – наставлял стрелков Давид. – Теперь пускай. Не дёргай рукой, ты…
Безусый рекрут промахнулся. Раздражённый мастер лука и стрел вскочил с места. Он выхватил из неумелых рук оружие. Почти не целясь, он засадил стрелу прямо в центр мишени. Затем совсем рядом с этой стрелой оказались ещё две. Выстрелы Сквернослов произвёл с тридцати шагов. Он выпускал стрелу, едва вскинув лук.
Восхищённые рекруты захлопали в ладоши. Они перешёптывались с восторгом, удивляясь такому большому мастерству.
-В чём ваша главная ошибка? – продолжал наставления мастер. – Вы взяли пока ещё слишком большое расстояние. Подходите ближе. На пятнадцать шагов ближе. И вот тогда уже стреляйте. Иначе, если не сможете пройти уроки лучников, то придётся выбрать вам другое оружие.
Баник настолько увлёкся этими тренировками, что тоже пофехтовал с солдатами, оценивая их способности и проверяя свои навыки. Весь этот день он прожил в одном ритме с местными бойцами, попутно раздумывая о дальнейшей жизни.
Оставаться в Барсучьем логове ему не хотелось. Пусть здесь и находились хорошие бывалые солдаты, однако он твёрдо решил на следующее утро отправиться в Цамандос. Ведь всё-таки ему хотелось быть не одним из солдат форта, а владеть своей собственной крепостью, что стала бы его домом и уголком мужества.
Поехать в царский город он решил на следующий день. Однако, что же ему ниспослала судьба к утру?
***
Несмотря на обилие зерна, муки и непортящихся запасов, солдаты время от времени отправлялись на охоту, чтобы разбавить свой рацион дичью. Даже если подвалы полны пищи, благородная еда в виде оленины, зайчатины или кабанятины никогда не помешает солдату, который сегодня жив, а завтра – кто знает?
На охоту собрались пять человек. Конечно же, Давид как лучший стрелок форта присоединился к ребятам. Баник тоже захотел поохотиться. Это была одна из его самых любимых забав.
Гзох выглядел каким-то уставшим, а потому Баник решил не брать его с собой на охоту. Он вооружился охотничьей рогатиной. На всякий случай воин взял и лук со стрелами. Секиру и меч он не оставил в форте. Он завёл себе привычку никогда не расставаться с основным оружием, а родной меч и вовсе должен был чем-то вроде новой частью тела.
Рыцарь позавтракал краюхой лепёшки, чашей творога и пригоршней сушёных ягод. В путь он прихватил собранных им орехов, сухофруктов, которых дала ему в дорогу Ниневия. Кроме того он зацепил и оставшуюся половинку кунжутной халвы.
-Завалите вепря, парни! – крикнул один из солдат, тренируясь в стрельбе. – Давно не ел жаркого из кабанчика!
Свора гампров побежала за шестью всадниками, отправившимися в лес…
***
Молодой кленовый лесок постепенно перешёл в густой смешанный лес из дубов, елей, сосен и ясеней. В то утро природа порадовала хорошей безоблачной погодой. Дул нежный ветерок, а солнце подарило тепло.
Вояки насвистывали какую-то свою песенку. Баник начал кивать в такт – настолько забавной и заразительной была эта простая мелодия.
-Давид, замочим кабана? – один из солдат обратился к лучнику.
-Мы не готовы к встрече с вепрем, Вруйр, - сказал Давид. – Нас маловато. А чтобы убить вепря, да ещё и секача, я бы отправился на такую зверюгу с целой оравой охотничьих собак и с дюжиной, если не двумя, охотников. А так… у нас маловато шансов, дружок.
-Ой, знаю я, чего боится господин могучий лучник! – отмахнулся Вруйр. – Боишься, что кабан вспорет тебе животик, а твоя милашка останется мне?
-Моя женщина? Тебе? – усмехнулся Давид. – А овцы тебе уже надоели? Или ты больше по козам?
Острый ответ Вруйр принял лишь со смехом, которым он заразил и остальных охотников. А какая между мужчинами дружба, если они не отпускают в адрес друг друга едких шуток, сопровождаемых лёгкими ударами кулаков?!
Тогда Вруйр очень натурально захрюкал, подражая вепрю.
Хрю-хрю-хрю!
Я Давиду брюхо вспорю!
Он прятаться побежит в дебри,
Там ждём его мы, вепри!
Он сражаться будет слабо,
Сгинет и Вруйру достанется его баба!
И нет в моей песне вранья!
Хрю! Давида победит свинья!
Давид сквозь смех отвесил подзатыльник другу за такой грязный, пошлый и колкий экспромт. Но в глубине души он оценил эту шутку.
А Вруйру нет дела до женских сердец,
Он прячется в гуще кудрявых овец.
Его избранницам не нужны розы,
Лишь сену рады его милые козы.
Уж лучше быть убитым свиньёй,
Чем любимцем козьим быть.
И всё же песня твоя – враньё,
Бег козы тебе слаще, чем бабья прыть.
А вот это уже сымпровизировал Баник. И его шутка вызвала куда более истеричный и раскатистый хохот охотников.
-Вот ты утёр ему нос! – воскликнул изумлённый Давид. – Вот так его! Прямо в самую цель! И как быстро ты это сочинил?
-Да вот прямо сейчас, - пожал плечами Баник.
-Ну и ну! – удивился посрамлённый Вруйр. – Я часами придумывал свой вздорный стишок. А ты – раз и…
-Я многому научился у лучших гусанов, - признался Баник. – Изредка сочиняю свои песни и играю на скрипке и арфе.
-Сколько интересного у тебя за плечами! Хорош, хорош! Спел так спел! – говорили солдаты, удивлённо мотая головами.
Смех солдат прервал протяжный трубный вой охотничьего рога, раздавшийся где-то вдалеке.
-О, кажется, ещё кто-то решил испытать удачу в этом лесу! – заметил Баник.
-А ты как думал? Тут зверьё кишит, - сказал Давид, доставая стрелу из колчана.
Вслушиваясь в перестуки дятловой дроби, щебетание оляпки и шорохи, Баник пытался разглядеть зверька, в которого целился Давид.
Вскинув кверху лапки и издав тихий писк, на сухую травку шлёпнулся большой и упитанный заяц, насквозь проткнутый стрелой.
-Неси! – скомандовал псу лучник.
Послушный волкодав побежал за тушкой и принёс её в зубах.
-Хорош! – оценили вояки.
Ещё больше углубились солдаты в лес. Стрела Давида вновь свистнула, взмывая вверх. В дождевую лужу упал убитый перепел. А двое других охотников подстрелили крякву и рябчика. Чуть позже оставшиеся двое стрелков добыли по паре диких кроликов.
И только Баник не убил ни одного зверя, не подстрелил ни одной птицы за три часа тихой езды по лесу.
-Неплохо началась охота, - сказал Баник, которому стало немного не по себе от того, что на его счету пока ни одной дичи.
-Ладно, не волнуйся! – говорил Сквернослов Банику. – Тебе тоже выпадет случай удаль свою показать. Зайцев и кролей ещё полно. Может, даже молодую косулю сможешь одолеть, братец.
Косули, зайцы, рябчики! Банику это не казалось серьёзной охотой. На столе его отца всегда были копчённые лоси, жареная медвежатина, варёная оленина, печёный на угольках вепрь. Покойный Глак любил охоту. Если он говорил, что идёт в лес или поле подурачиться, то это означало – ждите к столу мелкую живность. А уж если он заявлял, что пошёл на охоту, то вернётся только с матёрой добычей.
И это врезалось в память Баника. Даже византийские наёмники, сидевшие в Ани, уважали Глака за его удаль охотника и умение добыть самых могучих медведей и самых свирепых секачей. А во времена правления Гагика Второго, когда тот ещё правил независимой Арменией, Глак прославился как охотник, который приносил на царские пиры прекрасную добычу.
Эту черту отца Баник унаследовал несомненно. Сельджуки тоже хвалили его удачливость на охоте. Но с «армянским добытчиком вепрей» турки очень редко делили трапезу – авось харамную кабанятину на стол подаст.
Рыцарь не хотел терять случай, чтобы показать себя. Единственным страстным азартом, который поглощал его полностью, оставалась охота. Больше всего Баник любил бить кабанов и лосей.
«Однажды кабан принесёт тебе удачу», - как-то раз пошутила над возлюбленным Ниневия, узнав о его страсти.
Лес сменился просторной поляной, пестревшей цветами. Псы зарычали, потягивая воздух носом. Кого-то заметили.
Охотники остановили коней. Они вглядывались в проёмы между древесными стволами. И им удалось разглядеть пару косуль, мирно пасшихся серди обилия сочной зелени. За ними появились ещё три косули с детёнышами.
С выражением лица коварной лисицы Давид улыбнулся, радуясь хорошей возможности добыть вкуснейшее мясо.
-Затравим косуль! – решил Давид, доставая стрелу.
Баник вздохнул, поворачивая головой туда-сюда от смущения. Не очень хотелось добывать молодую косулю вместо достойного зверя. И вот, казалось, бессовестная и капризная стерва по имени Фортуна повернула голову витязя влево.
И этот поворот головы по воле Фортуны указал Банику на большого кабана с бритвенно острыми клыками в два ряда. Зверь гадко хрюкал, рыл копытом землю. Он почуял людей и собак, но на рожон не лез. Свин пасся в тридцати шагах.
-Даже не думай об этом, друг! – предостерёг его Сквернослов. – Ноги от задницы оторвёт и кишки вместе с дерьмом по земле разбросает. Не рискуй. Лучше пошли косуль травить с нами.
Но Баник с кривой ухмылкой продолжал смотреть на секача, который решил уйти от опасных естественных врагов.
-Не дури! – толкнул рыцаря локтём Давид.
Но витязь достал рогатину, поворачивая коня в сторону уходящего вепря.
-Сумасброд! – огрызнулся лучник. – Ты как хочешь, а мы лёгкую добычу не станем терять. Понял?
Охотники понеслись за косулями, погнав вперёд лаявших волкодавов. А вот Баник поскакал за кабаном. В ту минуту он не думал ни о чём: как он унесёт тушу зверюги? как он затравит его без помощи собак? не потеряется ли в лесу?
Витязь попал в петлю пожравшего его азарта. Он пришпорил верного коня, полетев молнией за могучим зверем.
-Баник, ты болван! – раздался издали голос Давида.
Взвизгнув от страха, кабан понёсся чёрной тучей по полю. Баник издавал воинственные крики, потрясая рогатиной.
-Вперёд, дружок! Давай, вперёд! – гнал скакуна витязь.
С протяжным визгом секач влетел в тени соснового леса. За ним молнией гнался Баник. Дикая свинья то отставала, то ускорялось. Расстояние между секачом то сокращалось, то снова увеличивалось.
Кровь в жилах рыцаря закипела. Он расхохотался, радуясь опасной погоне. Это чувство его радовало даже больше, чем девки, с радостью падавшие к нему в ложе.
Ещё сильнее Баник развеселился, когда увидел терявшихся в зарослях две большие искорки. Это пара пятнистых рысей удирала при виде погони.
Уши Баника уловили зов боевого рога. Но это были не его спутники. Это был всё тот же рог, который они услышали вдали.
В голове пульсировали сосуды. В сердце, печёнке и мозгах плясали черти и бесы, толкавшие удалого охотника на опасное безумие, на танец со смертью. Вокруг совсем незнакомый лес, а остальные товарищи далеко позади.
Где-то впереди раздались крики. Это кричал мальчик. Воину показалось, что где-то звякнула сталь.
-Лови его! – различил слова Баник. Звучали они на языке сельджуков.
Витязь нахмурился, с жадностью ловя губами воздух. Что турки забыли в этом краю? И что за мальчик там кричал?
Снова крик. Откуда-то справа. Баник вот-вот минует то место, откуда раздавалась возня и странные вопли. Звук боевого рога звучал уже намного ближе и куда отчетливее. Снова лязгнула сталь.
Но воин не смог оторваться от поводка, на котором его тянул в свою пучину азарт. Шелест листьев будто хохот Фортуны пронёсся по лесу.
Вепрь повернулся, удачно подставив бок. Баник метнул рогатину, однако дёрнувшийся под ним разгорячённый конь отнял у друга удачу. Рогатина вонзилась в землю. Вепрь скрылся в кустах. Он бежал, а вдали трещали ветви и шелестела листва под копытами удиравшего зверя.
Баник стиснул зубы, плюнув под ноги.
-Зараза! Вот дерьмо! – выругался он, вытащив рогатину.
-Подвёл ты меня! – с укоризной сказал Баник коню, потрепав скакуна по чёрной морде.
Лошадь выпустила горячий выдох, нервно роя копытом землю.
Взяв в обе руки рогатину, воин решил всё-таки посмотреть, что это за крики раздаются справа.
Баник побежал к стройной липе с раздвоенным стволом. Выглянув из-за дерева, рыцарь искал взглядом тех, кто шумел посреди леса.
На небольшой поляне он увидел такую сцену.
На стволе поваленного огромного дуба стоял мальчик лет двенадцати. По внешности подростка Баник узнал в нём армянина. К тому же парень казался выходцем из знатной семьи.
Он носил яркое синее платье с короткими рукавами и с изображением львов. У него было утончённое благородное лицо и тёмные кудри, обхваченные тесёмкой. Парень держал в руках меч и щит, отбиваясь от тех, кто пытался до него добраться.
Дерево окружили шесть сельджуков, кричавших что-то на своём диком языке. Свирепые кочевники с узкими и длинными косами, выглядывавшими из-под островерхих шлемов с торчащими тройками перьёв, метали арканы или пытались столкнуть парня тупыми концами копий.
-Этот неверный щенок не должен выжить! – кричал один из варваров, носивший шлем с колчьужной маской и размахивавший кнутом. – Убейте его! Он не для выкупа, шайтаны! Убейте!
Головорезы собрались было залезть на дерево, чтобы изловить мальчугана.
-Будьте вы прокляты, поганые твари! – ругался парень, не зная, куда ему деваться от этих гиен в людском обличии.
Азиатские лица варваров излучали жажду поймать ребёнка. У всех этих налётчиков были кинжалы, кожаные нагрудники и сабли. Их низкорослые лошадёнки стояли в стороне, мирно ожидая своих хозяев.
Оценив ситуацию, Баник решил выручить своего маленького соплеменника.
Молниеносным прыжком он выскочил из кустов и ринулся на подмогу юному княжескому отпрыску. Сельджуки опешили от такой внезапной атаки. В два прыжка он подскочил к одному из турок. В полную силу он ткнул рогатиной в шею одному из дикарей. Пронзённый им варвар рухнул на землю мёртвым.
Как только сельджуки опомнились и схватились за сабли, Баник успел метнуть рогатину, пронзив грудь ещё одному врагу.
-Убить его! – крикнул враг в маске.
Баник схлестнулся с недругами. Он проткнул мечом сердце сельджуку, который был самым молодым.
С двух сторон витязя атаковали двое турок. Рыцарь рубанул оружием и почти обезглавил кочевника, у которого осталась от шеи не рассечённой лишь небольшая стенка плоти. Жгучая боль резанула правое предплечье воина.
Сельджук успел порезать саблей руку рыцаря. Вскрикнув от боли, воин повернулся к налётчику. Смертоносный тычок в горло пронзил насквозь шею варвару в меховой шапке. С тихим хрипом он схватился рукой за поразивший его клинок и обрушился на траву мёртвым.
В живых остался тот сельджук, что был вооружён намного лучше. Через глазные вырезы маски было видно, как его узкие глаза смеялись. Из-за кольчужной сетки на лице раздался хрюкающий смех.
Кочевник достал из ножен кривой меч, а в левую руку взял кинжал.
-А теперь – ты! – оскалился воин, говоря на турецком. – Так нападай!
Сельджук зарычал и побежал на Баника. Пока они дрались, за ними с напряженным взором наблюдал мальчик, который что-то нашёптывал. Он вдруг решил спуститься с полулежавшего ствола.
По хорошим доспехам Баник понимал, что перед ним бывалый боец. Ему часто приходилось убивать сельджуков во время междоусобиц последних. И ему не составило труда убить тех нескольких кочевников. Однако этот вояка в маске был куда сильнее и умелее своих сородичей.
В ходе поединка витязь получил лёгкую резаную рану на левом боку. Сельджук смог повалить Баника на землю. Он взмахнул мечом и вот-вот разрубил бы рыцаря. Баник подставил свой клинок. Столкнувшиеся полосы стали выбили искры, одна из которых обожгла бровь армянина.
Турок скрипел зубами. Пока Баник контролировал своим мечом кривой клинок кочевника, тот держал в левой руке кинжал. Блеснувший кинжал устремился в сторону горла Баника. Армянин готовился перевернуться на бок и освободиться. Он шипел от боли и напряжения.
Вдруг одолевавший его враг с протяжным и почти женским криком упал на левое колено. Он безумно вопил и страдал, хотя Баник пока не понимал причины таких мук. Поднявшись, воин понял, почему кричал коленопреклонный сельджук.
Во время схватки бойкий мальчуган вонзил свой короткий меч в коленный сгиб того, кто ещё недавно хотел его поймать. С клинка дерзкого парня стекала кровь.
-Ну, что стоишь, мужик?! Завали его! – заверещал парнишка, сияя карими глазаёнками.
Баник снял шлем с головы раненого врага. На него с болью, обречённостью и яростью в узких глазах смотрел усатый кочевник с распущенными волосами. Отбросив шлем, воин снёс голову с плеч врага. От такого зрелища мальчик даже не поморщился. На его мордашке даже появилась злорадная ухмылочка.
Витязь вытер клинок одеждой врага.
-А я думал, что ты сбежишь, малец, - сказал воин ребёнку.
-Было бы куда бежать. Я заблудился, - ответил парень.
-Как тебя зовут? – спросил витязь.
-Торос, - представился подросток. – Мне двенадцать лет. Я сын великого князя Константина и внук могучего Рубена – телохранителя великого царя Гагика. Я приказываю тебе вернуть меня отцу!
Такое высокомерие и наглость этого хмурого и пухлощёкого Тороса сильно удивило Баника. Рыцарь рассмеялся, несмотря на болевшие раны.
-Ах ты паршивец! – нахмурился Баник. – Высечь бы тебя да оставить тут на съеденье кабанам и медведям!
-Не смей… - напугался наглый сопляк.
-Ты как сюда попал?
Мальчуган начал выкладывать всё о произошедшем. Оказалось, что этот самый Торос выехал сюда утром с несколькими слугами. Он прибыл из крепости Вахка, что в самом сердце горной Киликии. Вместе с отцом и дедом Торос приехал в Цамандос, чтобы погостить у своего родственника – царя Гагика.
Княжич решил позабавиться охотой. Парнишка приказал своим верным телохранителям и слугам поехать с ним в лес. Однако на них напали сельджуки, которые могли быть разведчиками.
Кочевники поняли, что перед ними маленький знатный армянин и решили бы изловить его, чтобы получить за него солидный выкуп. Но зачем же тогда они хотели его убить? Непонятно.
-Хм… - кивнул Баник, выслушав наглеца. – И где сейчас твои слуги и охранники? Ты знаешь?
-Дорогу я помню. Это по пути к трём лесным родникам. Совсем недалеко. Мы там и остановились, - сообщил княжич.
-Мне это ни о чём не говорит, - прохладно ответил Баник. – Сможешь показать место вашего лагеря?
Подросток кивнул.
-Тогда стой тут. Я пойду за моим конём. Думаю, ты умеешь ехать верхом, Торос, - сказал Баник.
Мальчик снова кивнул, будто ему не особо хотелось говорить со своим спасителем.
Когда Баник выехал на коне на поляну, мальчик всплеснул руками.
-Вот это у тебя конь! – воскликнул княжич. – Какой красавец!
-Давай меньше болтать, - оборвал его Баник. – Лучше вскакивай на одного из этих лошадей, и поедем!
Мальчик нахмурился. Парень поднял с земли шлем с полумаской, принадлежавший главарю турок. Он побежал к одной из невысоких лошадей и вскочил в седло. Серая лошадка с белыми пятнами была довольно изящной.
-Это мой конь, - сказал княжич. – Отец специально для меня его купил. Ладно, держись за мной. Кстати, как тебя зовут и кто ты?
-Я воин. Меня звать Баник, - ответил воин.
Княжий сын погнал коня, а Баник держался за ним. Ему срочно нужно было промыть и перевязать раны. К счастью, ехать до лагеря было недолго – парень не врал. Там и действительно было три родника.
Невысокий обрыв, обросший мхами и грибами, имел три проёма, из которых вытекала хрустально чистая водица. Все три мощные струи образовали малый водоёмчик, который ручьём лился вперёд и скрывался внизу, журча по просторам каменного каскада.
В тени молодых дубов был разбит небольшой лагерь. Здесь горел костёр. Рядом с этим временным очагом лежали несколько трупов – слуг и телохранителей парня. Рядом мирно бродили лошади слуг.
Один из охранников лежал с открытыми глазами.
Княжич спустился на землю и прикрыл глаза своего защитника. Мальчик скис, опустив голову. Его явно мучала совесть.
-Мы их похороним? – с надеждой спросил он рыцаря.
-У нас времени нет. А я ранен. Мне ещё нужно отвезти тебя к отцу. Не бросать же тебя тут, - сказал Баник.
Понурый Торос не стал противоречить.
Баник осторожно спустился на землю. Он снял одежду и промыл родниковой водой раны. Больше всего болело увечье на животе. Воин достал кинжал и поставил его калиться на огне.
-Кишки не задеты, уже хорошо, - бормотал Баник.
Затем он взял раскалённый кинжал, а зубами сжал ветку.
Мощно выдохнув, воин коснулся раны на животе. Кровь свирепо зашипела, обжигая плоть. Сжав глаза, воин издал сдавленный вопль. Прожёг вторую рану и сплюнул палку.
Из глаз текли слёзы, а обожжённые раны полыхали. Боец перевязал раны с помощью юного спутника, который наблюдал со спокойным выражением лица эту страшную процедуру. Благо, ранения были всего-то порезами. Но важно было избежать заражения.
Торос собрал всё более-менее ценное, погрузив мечи и кошельки своих охранников на свою лошадку.
-Помнишь, как приехали сюда? – спросил Баник.
-Не очень, - поморщился с досадой княжич. – Слушай… ты ведь не бросишь меня и привезёшь к отцу? Туда… в Цамандос…
-Прошу, не скули, - проворчал Баник. – И без того мне не по себе, а тут ещё и ты гундишь. Просто рот закрой свой и старайся вспомнить дорогу до Цамандоса.
Малец не стал дерзить и мериться знатностью. Он послушно закрыл рот и перебирал в голове образы деревьев и троп, замеченных им на пути к лагерю.
-Да, вспомнил! – воскликнул мальчик. – Нам туда!
Он живо ткнул пальцем вперёд, в сторону возвышенности, на которой росли всё те же молодые дубы.
Баник и Торос поехали по той возвышенности.
***
Дело близилось к вечеру, когда Баник петлял по лесу со своим спутником. Воин был очень и очень зол. В первую очередь витязь гневался на самого себя. Дурацкий и опрометчивый поступок – погнаться за кабаном! Однако, если бы он не оказался тут, то и не спас бы юного отпрыска весьма знатной и зажиточной семьи.
Хотя ещё и не ясно – спасён парень или нет. Вполне возможно, что они так и не выберутся из этих дремучих чащоб. Если парень не вспомнит дорогу, то они с конями могли бы стать обедом для волков или же ужином, ежели настигнут их вечером.
Воин даже не помнил и обратной дороги до Барсучьего логова! В потоке охотничьего беснования Баник потерял дорогу назад. И он надеялся, что рано или поздно они всё-таки выберутся.
Когда уже стемнело, Баник предложил парню остановится на отдых. Рыцарь думал о том, что станет сейчас с его золотом там, в форте. Он взгрустнул, задумавшись о Гзохе, который ещё щенком попал в руки своего друга. Да уж, к верному псу Баник привязался как друг, но не как хозяин.
Прихлопнув комара на щеке, Баник рассмеялся, увидев, как забавно княжич отбивается от пискливых летающих кровососов. Светлое лицо парня даже порозовело от укусов маленьких жал.
-Есть хочу! – простонал Торос.
Баник вспомнил, что он тоже в свою очередь голоден. Он поделился с мальчиком орехами, халвой и сушёным инжиром. Оказалось, что парень очень любил орехи.
-Древние греки называли его жёлудем мудрости, - сказал Торос.
-Ишь, какой знаток! – удивился Баник. – Откуда знаешь?
-Матушка рассказывала. Она умеет читать по-гречески, а её отец – великий ромейский полководец Вард Фока. Правда, пишет мама не очень хорошо, - сказал парень. – Говорила, что афинские целители рассказали ей, будто, орехи помогают хорошо думать.
Баник лишь хмыкнул, покачивая головой.
-Вспомнил! – вскочил княжич. – Вот то дерево!
Парень указал пальцем на старую сосну, у основания которого росла кучка грибов, и валялся большой булыжник.
-Вон у того камня мы останавливались! – радостно проговорил Торос. – Я на нём ногу держал, чтобы мне сапоги почистили.
И тут парень вновь понурил голову, вспомнив заботливых слуг. Затем он поднял глаза на Баника, сказав спокойно и без прежнего огонька в глазах:
-Нам туда. Оттуда уже совсем немного до крепости моего дяди.
-Вот и здорово. Похоже, твоя мать была права. Эти твои жёлуди мудрости действительно помогают мыслить. Едем!
Тьма начинала сгущаться. Вечер обрушился на лес почти незаметно. В чащобах завыли серые разбойники, сбивавшиеся в стаи.
-Скорее! – крикнул Баник. – Едем живее! Ты ведь не хочешь стать ужином для волков, а! Быстрее!
Кони полетели по тропе, что брала начало у старой сосны. Деревья начали редеть, а лес постепенно уступал равнине.
Волчий вой стал всё отчётливее. Бледный призрак луны появился на небе, а первые звёзды начали зажигаться.
Кони выбивали клочки почвы мощными копытами – настолько рвались они прочь. Лошади нервно храпели и ржали, услышав волчий вой.
На поляне появились волки. Трое зверей бежали на наших путников. И в этот миг Баник взял лук, притороченный к седлу. Об этом оружии он даже успел забыть, но запах опасности напомнил о том, что пора вспомнить о старых навыках.
У сельджуков Баник научился стрелять из седла. А ведь это – важная черта кочевых воинов, к которой они смогли приобщить своего армянского наёмника.
-Ай, волки! – заорал мальчик, достав маленький меч, который ничем не помог бы ему против волков.
Стрела свистнула и угодила в глаз волка, нападавшего на юного всадника. Вторая стрела поразила бок другого зверя, выскочившего из-за валуна. С жалобным визгом серый хищник покатился вниз колобком. Он визжал, трепыхаясь в муках.
Лес остался позади. Оттуда же протяжно выла волчья стая, пустившаяся в погоню за людьми. Баник достал ещё одну стрелу, развернулся и выстрелил. Поражённый в грудь вожак распластался на земле мёртвым.
-Туда! Туда! – вопил мальчуган, указав пальцем на руины старого форта, маячившего на одном из холмов. – Спрячемся там! Туда!
-Погнали! – гаркнул в ответ Баник.
Старый форт стоял северо-восточнее. Лошади галопом летели туда, ведомые своими седоками.
Волки разбились на две части. Они пытались окружить людей и их коней. Теперь стая напоминала раскрывавшуюся пасть чудовища, которая вот-вот захлопнется, пожирая пойманных бедолаг.
Снова стрела полетела в цель. Подбежавшая слишком близко волчица получила стрелу в горло, а затем зверюга перекатилась уже мёртвой по земле.
Кони понеслись по тропе наверх. Рука Баника вновь потянулась к колчану, но пальцы смогли нащупать лишь вероломную пустоту. Воин убрал уже бесполезный лук, зарычав от досады.
Ещё несколько секунд, и перед взором всадников открылся вид развёрзнутой пасти – проёма выбитых ворот в каменных руинах форта. Воин остановил уставшего коня во дворе руин. Он слетел с седла, приземлившись на каменистую твёрдую поверхность.
Лязгнул выхваченный из ножен меч. По тропе вверх неслись волки, подымая чудовищный вой. Баник приготовился к столкновению с лесными бестиями.
Он сжимал в руках меч, припоминая народную пословицу: «Волк сбросит шкуру, но не клыки».
Воин покосился на мальчика, который тоже слез и начал копаться в мешке, притороченном к его седлу.
-Эй, Баник! Держи! – с этими словами мальчуган бросил что-то широкое и длинное, обмотанное козьей шкурой.
Рыцарь поймал непонятную вещь. Он убрал меч, поняв, что держит колчан. Вскрыв его, витязь обнаружил то, что было весьма и весьма кстати – короткие дротики с массивными наконечниками. Видимо, парень взял их для охоты. Дротики в те времена были привычным оружием для армянских ратников.
Торос вооружился своим мечушкой, прикрывшись щитком. Он зарычал, готовясь к встрече со зверьём.
С протяжным воплем Баник метнул дротик, пробив грудь приблизившемуся волку. Второй снаряд вонзился в глотку другому животному, влетев через раскрытую пасть. Ещё один удар приняла на себя крупная старая волчица, покатившись вниз по тропе.
Оставалось ещё четыре дротика. Но Баник решил взяться за меч. Клинок вновь вспыхнул в руке бойца, который выбежал из двора заруиненного форта.
За спиной тяжело дышал мальчик и храпели кони, чувствовавшие рычание и вой опасных врагов.
Молодой волк, подбежавший к Банику, сделал мощный прыжок, но острая полоса стали раскроила ему череп, обнажив мозги. Поражённая дротиком воина старая волчица скулила, смотря в глаза рыцарю. Баник с протяжным криком проткнул мечом умиравшую самку.
Он издал тигриный рёв, увидев, как оставшаяся шайка дрогнула. Звери убрались прочь, а Баник долго провожал их взглядом.
Витязь извлёк меч из трупа волчицы, вытер его о серую шкуру. Потом он собрал дротики и убрал их в колчан.
-Ты здорово выручил, Торос, - признал боец.
Это порадовало княжича. Всё-таки он услышал это от хорошего бойца, вытащившего его из двух страшных ситуаций.
Вокруг воцарилась тишина и тьма. Небо затягивалось тучами. Луна то исчезала за свинцовыми покровами дождевых облаков, то вновь появлялась, обливая землю призрачным серебристым светом.
В воздухе запахло дождевой влагой. Баник достал факел и зажёг его с помощью огнива. Воин стал осматриваться, расхаживая по двору.
-Стой тут! – повелел Баник. – Если что-то потревожит, то позовёшь меня.
Дворик этого форта рыцарь смог обойти лишь за каких-нибудь пять минут. Тут стояли две башенки в четыре-пять человеческих ростов. Невысокие стены в трёх местах имели полуобвалившиеся проёмы. По расчётам воина, этим стенам и башенкам было не менее полувека.
Местами грубые и плохо отёсанные блоки обросли диким виноградом, плющом и даже грибами. Во дворе валялись куски утвари и железное колесо. Будто бы тут давно находился небольшой гарнизон, в котором служило чуть меньше людей, чем в том форте, где был ещё утром наш витязь.
По соседству с одной башенкой стояла пристройка в виде маленького сарая с оконным проёмом и широкой дверцей. Крыша была покрыта потрёпанным непонятным материалом – что-то очень отдалённо напоминавшим то ли полусгнившую кожу, то ли грубую ткань. Здесь можно было оставить на ночь коней. Именно так путники и сделали. Осталось найти место для ночлега.
С факелом в руке Баник проник в одну из башенок, дверь в которую свободно открывалась. Внезапно его захлестнула волна вылетевших с диким писком и визгом летучих мышей. Чёртова дюжина противных зверей улетела, здорово напугав Тороса.
Наверху было несколько проёмов – то ли это были окна, то ли это следы разрушений. А прямо под ними располагалась какая-то странная деревянная балка. Кажется, именно на ней кверху тормашками ещё недавно висели летучие мыши.
Внутри запахло зерном. Присмотревшись, воин увидел там небольшой мешочек. Внутри был ячмень не самого лучшего качества. Тут и там лежали остатки еды и сломанной посуды. Ещё тут стоял перевязанный тюк овечьих шкур.
Баник передал факел княжичу и перерезал верёвку на тюке. Он расстелил на земле шкуры – эдакая тахта для сна.
-Наверное, надо спать так, чтобы один из нас бодрствовал? – предположил Торос. – Ну, чтобы быть начеку.
-Верно смекнул, - подтвердил предположение Баник. – Ложись спать. Я буду держать дозор.
-Нет, нет! – отмахнулся мальчуган. – Мне пока что не спится. Я потом буду спать. Пока я побуду на ногах.
-Ну, смотри, - пожал плечами воин. – А я пока пойду и гляну, что там во второй башенке. Жди тут.
А во второй башенке Баник никого и ничего не обнаружил, кроме кучи паутин и разбросанных клочков сена и пустых кувшинов. Он вернулся к месту ночлега. Воин лёг спать, а мальчик остался дежурить.
Рыцарь слишком сильно измотался за этот день, чтобы не уснуть сразу. Морфей сразу уволок его в своё царство.
В то же время княжич шастал по двору, осматривая это жутковатое место. Внимание мальчика привлёк уголок возле заброшенной соседней башенки. Там была деревянная крышка из досок, закрывавшая собой круг из обожжённых камней, в центре которых были сгоревшие угли. Крышку поддерживали два деревянных упора. Палки держали доски так, чтобы эта крышка находилась по диагонали, а восходящая её сторона упиралась в стену башенки.
Малец достал кинжал и стал им водить по пеплу, оставленному в очаге. Там было несколько костей и маленький череп, который скорее всего принадлежал лисице или волчонку.
Парень поморщился и ушёл от этого противного места. На миг ему показалось, что где-то заплакал ребёнок. Но потом он подумал, что это мог быть звук какого-нибудь дикого кота, коих тут водилось много.
Торос быстро ушёл оттуда, решив ничего не говорить Банику. Да и зачем? Витязь и так проверил помещение этого заброшенного здания.
Княжич ушёл туда, где лежали трупы волков. Он с интересом разглядывал их тела и полученные ими увечья.
С неба закапал мелкий дождик и парень ушёл в то место, где находились кони. Он достал из своей дорожной сумки солёное мясо и принялся жевать его, чтобы едкий вкус соли и приправ отбил у него сон. Парень присел на небольшой пень, валявшийся в этом маленьком загоне.
Торос сидел тихо и молча. Ничего не могло даже намекнуть на его присутствие в этом месте.
Вдруг его ухо услышало сдавленный звук быстрых шагов. Он вскочил с места и спрятался за стенкой у входа в эту временную конюшню.
Две тёмные фигуры двигались к проёму врат. Это были мужчина и женщина, говорившие друг с другом в полголоса.
-Что ты слышала? – говорил мужчина, который судя по голосу, был стариком. – А? Что слышала?
-Тут были волки, - отвечала молодая девушка шепелявым голосом.
Выглянувшая полная луна помогла парню разглядеть этих людей. Они оба были нищими, носили потрёпанные обноски. Крепкий и бодрый старичок с длинной бородой ходил в плаще с капюшоном.
Он держал в руке большой односторонний клинок. Его спутница держала в руках факел и нож. Они не заметили лошадей, так как оконный проём, из которого скакуны время от времени высовывали головы, смотрел в противоположную сторону.
Торос не издал ни звука. Он просто тихо наблюдал, высунув поллица. Не дай Бог, если кони заржут или захрапят, - думал он.
Эти двое были похожи на бродяг или на жителей разбойничьего притона. Оба грязные и в рванье – не иначе нищуки или грабители.
-Они уехали, наверное, - сказала девушка. – Походили тут, а потом их уже не было слышно. Получается, убрались.
-Возможно, - прокряхтел старик. – Дочка, ну-ка посвяти мне тут. Надо бы мяса нарезать, а то внучок не доедает. А тут будет пир горой.
-А из шкур новые плащи себе смастерим, - улыбнулась нищая.
Пока девушка светила факелом, дедок отрубил волчьей тушке голову, ноги и хвост. Он вспорол брюхо зверю и выпустил ему все потроха. То же самое он проделал и со вторым трупом и третьим.
Они по очереди унесли тела в башенку.
-Дождь собирается. Внутри разделаем как следует, - сказал старик, вернувшись за последним тельцем.
Торос услышал, как тихо захлопнулась дверь в башенку. Самое интересное, что двери обеих цитаделей смотрели друг на друга.
Парень побежал в башню, где спал Баник. Едва он хотел открыть дверь, как из противоположного помещения вышла та самая бродяжка. Она вылила что-то мерзкое и вонючее из бадьи.
Подняв свои огромные и ужасные глаза, она с голодным и страшным выражением лица смотрела на юного пришлеца. Девушка была тощей, и от неё разило рыбой, сыромятной кожей и испорченным сыром. Её страшное лицо обезобразила оспа, а когда она в ужасе приоткрыла рот, то стали видны пожелтевшие зубы, кроме верхних резцов. Теперь было понятно, почему она шепелявила.
Её поношенная рубаха была немного раскрыта и из проёма выгладывали основания исхудавших грудей. Страшная девушка казалась старухой из-за болезни и тяжкой жизни, несмотря на то, что голосок её был молод.
Она нахмурилась и быстро ушла обратно, хлопнув дверью. Опомнившись, Торос ворвался в ночлежку и разбудил Баника, потрепав его руку. Воин плохо спал из-за нывших ран, а посему и проснулся быстро.
-Что такое?! – спросил он, увидев встревоженного парня.
-Тут люди! – доложил Торос. – Вставай.
-Кто такие? Воины?
-Кажется, бродяги или воры. Не знаю я! Меня увидели!
Баник недовольным голосом что-то пробурчал. Он встал, взяв в руки меч.
-А вот сейчас поглядим, кто это покусился на наше убежище! – кряхтел кто-то снаружи. – Кто это тут нас тревожит, а?!
Раздались звуки возни и странные постукивания.
-Я не знаю, - верещал женский голосок, в котором Торос узнал увиденную им жуткую бродяжку.
-А вот бошки им поотрубаем и дело с концом! – загомонил кто-то густым басом. – Ишь ты! Теперь всякие богатые бродяги нас беспокоят! Эй, там! Золото отдавайте! Слышите нас?
В дверцу кто-то застучал. Снаружи раздался галдёж с десятка голосов. Будто из преисподней в мир людей высыпали все бесноватые адские жители – от мелких чертей до самого Люцифера.
-Эй, слюнтяй! – рычал голос за дверью. – Скидывай свою богатую одежонку, и бросай нам свой меч. Тогда, может быть, оставим тебя. Золото давай!
Стоявшие по ту сторону гадко захихикали и улюлюкали.
-Золота нет, но стали много! – заорал громогласно Баник. – Меч ты под рёбра получишь, а не в руки!
Жуткий хохот смолк. По рядам страхолюдов пробежал мятежный и робкий шёпот.
Баник ударом ноги открыл дверь и вышел с мечом в руке, издав яростный крик. Стоявшие напротив него попятились, устрашившись лихого человека.
Это были десять нищебродов в звериных шкурах, залатанных одежонках, меховых шапках. Трое из них были женщины, а остальные – мужчины разных возрастов от пятнадцати до восьмидесяти лет.
-Не смейте угрожать тому, чей отец пустит ваши кожи на ножны для мечей! – воскликнул витязь, сияя зелёными тигриными очами. – Я вас всех надвое разрублю, нищуки! Прочь!
Трусоватые бродяги ощетинились в сторону воина деревянными рогатинами и ржавыми пиками. Несколько из них носили на поясах зазубренные и ржавые ножи.
Тот самый старик, который подбирал волчьи трупы, молча и даже с каким-то уважением посмотрел на Баника.
-А кто ты такой? – спросил старик.
-Я аспет и зовут меня Баник! – сказал твёрдым голосом витязь.
Из башенки вышел Торос с мечом и щитом.
-Не смейте угрожать молодому господину! – процедил сквозь зубы воин. – Я скорее сгину, чем вы коснётесь его!
-А ну осади! – прокряхтел старик, оскалив свой почти беззубый рот, а его седая борода острым клином потянулась в сторону Баника из-за дуновенья ветра. – Ты лучше скажи, что тут потерял молодой господин?! Мы слишком много натерпелись от ваших господ и их капризных жёнушек с розовыми задницами, не сидевшими на холодных камнях!
Бродяги захохотали, обнажая вонявшие чесноком и порченной пищей рты.
-Он странствует, а я его защищаю, - сказал Баник. – Поняли? Мы просто искали убежище и не более! Ведь на нас напали волки, а тут ещё и непогода.
Кстати, дождичек зачастил, но не так, чтобы сильно промочить одежду.
-Это ты положил тех волков? Видел, у одного разрублен череп. Это ты так прикончил волчар? – спрашивал дед.
-Да! – горячо ответил Баник. – И именно этим мечом! Мы ничего вам не сделаем дурного! Просто заночуем здесь и утром уедем. Единственное, что мы взяли у вас – это остатки ячменя для наших коней. Но мы думали, что тут никто не живёт и что это припасы тех, кто жил тут ранее. Я заплачу за то, что взял у вас.
-И чем заплатишь? – ухмыльнулся свирепый старичок. – Вы, аспеты, всегда были цепными псами князей. Вы подавляли восстания и обирали нас, чтобы ваши богатеи сыто жрали и красиво одевали своих шлюх, дочерей и жён.
После этих слов дедок смачно сплюнул.
-Вы ничего нам не дадите! – зарычал дед. – Мне стоит вас убить?
Баник подошёл к старику коснувшись, концом меча его груди. Но старик не рыпнулся, а с презрением и гневом смотрел на незваного гостя.
Разбойники в свою очередь коснулись наконечниками пик и рогатин Баника. Если прольётся кровь их вожака, то витязю смерти не избежать.
-Кто выиграет от того, что я сгину или от того, что ты помрёшь? – спросил сдержанным тоном Баник, сделав шаг назад.
Он убрал меч в ножны и перестал горячиться. С тревогой в глазах Торос, доселе молча наблюдавший за конфликтом, испугался, увидев, что его спаситель убрал оружие.
-Я никогда не унижал бедных, - сказал Баник. – И не надо мне угрожать, ибо и я когда-то был разбойником и скитальцем без дома. А этого вам всем хватит на еду и на дешёвое оружие.
Сказав последние слова, витязь бросил в руки старика несколько золотых монет.
Разбойники удивлённого переглянулись. Они больше не стояли в боевых позициях, угрожающе держа оружие.
Дедок потряс монеты, передав их одному из бандитов. Молодой бородач с топором при виде золота ахнул.
-Это золото! – крикнул он с восхищением. – Золотые монеты!
-С чего такая щедрость от знатного всадника? – удивлённым, но умиротворённым тоном спросил дедок воина.
-Это не щедрость. Мне знакомы святые правила гостеприимства. Я нарушил ваш покой, я скрылся под вашим кровом и покормил коней вашим зерном. Вот и не дурно было бы ответить благодарностью, - говорил Баник, гордо подняв голову. – Я знаю гостеприимство. А тебе такое слово знакомо, старик?
Главарь банды погладил свою бороду, нервно заморгав. Он задумчивым взором смотрел в кошачьи глаза Баника.
-Я был суров с тобой в своих лихих словах. Не взыщи с меня, молодой человек, - сказал мягким голосом дед. – Просто мы видели от господ только жестокость и несправедливость. Такие, как ты относились ко мне как к двуногой скотине. Я думал, что вы все такие. Сегодня я радуюсь, что ошибался. Я не побеспокою тебя и твоего господина. Оставайтесь в башенке. Мы не тронем ни ваших коней, ни ваши вещи. Эй, Рат! Выйди!
Вперёд вышел шестнадцатилетний дикарёнок в меховом прикиде.
-Да, дедушка Есаи? – сказал щуплый и шустрый парнишка.
-Позови своего пса и стереги сон этих людей! – повелел старик. – Это наши гости. За них головой мне ответишь!
-Сделаю, дед! – ответил Рат.
Мальчик ушёл обратно в башенку.
-Могу ли я поговорить с тобой наедине, Есаи? – спросил Баник лидера бродяг. – Если ты не возразишь…
Старик достал свой клинок и передал его одному из своих людей, сказав:
-Всем уйти!
Нищие начали переглядываться и с недопониманием глядеть на седого вожака.
-Я хочу говорить с гостем без лишних глаз и ушей! – строго сказал старец. – Всем уйти сей же час!
В свою очередь Баник отдал меч Торосу.
Нищие ушли в башню. Торос тоже ушёл в свою ночлежку.
Из убежища бедолаг показался юный бродяга Рат с потрёпанным и неухоженным псом, на теле которого было несколько язв.
-Буду вас охранять! – бодро сказал мальчик, сев возле двери.
Баник с улыбкой кивнул юнцу.
-Есаи, давай пройдёмся и поговорим с тобой, - пригласил витязь старца.
Долгобород пошёл с рыцарем в сторону вратного проёма.
-Я был жёсток с тобой, сынок, - бормотал Есаи.
-Забудем, - отмахнулся Баник. – Скажи мне, старик, кто вы все такие? И что вы тут забыли? Не лучшее место для жизни.
-Мы все беглые крестьяне и слуги, - с горечью признал старик, сверкнув глазами, будто хищная птица. – Видишь ли, во время поборов мой сын хотел защитить наше имущество, но его убили сборщики налогов. У нас хотели забрать корову – единственную опору и поддержку. Тебе ведь чуть больше тридцати лет, если судить по твоему виду, верно говорю?
-Да, - подтвердил Баник.
-И моему Абгару было чуть более тридцати годков. Помер он, истекая кровью на моих руках. Мы жили в Себастии. Нам очень сильно доставалось от греков, а тут ещё и наши господа обирали нас.
-Чтобы держать в готовности армию, наверное, - предположил витязь.
-Оправдываешь их? – хмыкнул дед.
-Описываю, - осторожно ответил воин. – Я не господь Бог, чтобы раздавать оправдания. Я всего лишь знаю, на что идут деньги господ. На то, чтобы содержать армию и защищать своих подданных.
Дед нервно захихикал, качая головой. Похлопав по плечу воина, он сказал:
-Вот только кто защитит нас от наших защитничков?! А? От греков наш народ не уберегли, от кочевников не спасли, а тут ещё и их бесчинства терпеть?! Вот мы и стали ворами, жуликами, бандитами… А сам ты кто? У тебя отменный меч. Видать, из знати.
-Я сын обедневшего и погибшего аспета. Мне известно то, что ты пережил. Мой отец пал в бою, моя мать пала жертвой бесчинства. Её тоже убили те, кто якобы должен был нас защищать. И я тоже в былые времена встал на путь разбоя. Не мне судить тебя. Но мне дано понять тебя. Всем хочется жить.
-Получается, нет настоящих защитников…
-Наша защита в наших руках. С овцой не считается ни волк, ни пёс. Один охотится на неё, чтобы сожрать. Второй пасёт, чтобы…
-Чтобы тоже сожрать… - завершил старик.
-Да, - согласился Баник. – Остаётся самим отрастить клыки.
-Вот мы и решили показать оскал. Добываем еду как можем. У нас есть несколько детей, а их тоже нужно содержать, сынок. Спасибо тебе за золото. Пусть водой и хлебом судьба не обделит тебя.
- Дед, а вы все прибыли сюда из Себастии?
-Все оттуда. Увы, в этом краю нет порядка…
-Это как? – насупился Баник.
-Тут вокруг одни крепости. Далеко на юг, на запад и восток – везде одни бастионы и форты. Замки в горах и на скалах. В одних замках заперлись греческие князья, а в других – армянские. Все грызутся друг с другом. Затем дружат друг с другом против других. Безумие! Сплошное безумие!
-Так ведь всегда так и было… - пожал плечами Баник. – Dura lex, sed lex. Вроде бы так говорили древние римляне. Народ такой был.
-Ишь ты! – ухмыльнулся дедок. – Я не понимаю эту твою колдовскую тарабарщину. И что же этот народ хотел этим сказать?
-Закон суров, но это закон, - перевёл крылатую фразу Баник.
Это было железная обыденность эпохи. Князья и цари то заключали союзы, то разрывали их. То строили вместе мир, то рушили его, отправляя на смерть солдат в железных доспехах.
-Сейчас не лучшее время для таких усобиц, - говорил старик. – Я мало понимаю в делах господских. Но я жизнь пожил. Я застал те годы, когда дикие кочевники начали рушить нашу Родину. И вместо того, чтобы объединиться против них, греки и армяне вспарывают друг другу животы. И более того, армяне и сами друг с другом жестоко соперничают… Не понимаю… Не понимаю ничего… Как мы можем пойти служить таким господам? Уж лучше жить в разбое и воровстве… А не то! Под игом таких хозяев не знаешь, каким будет завтрашний день. Здесь мир очень хрупок…
Баник не знал, что и ответить. Кажется, он тоже не понимал происходящего. Ему тоже было невдомёк – отчего такой хаос опустился на земли христиан.
-Кажется, грядёт конец света, - сказал Баник.
Дед отмахнулся, не желая вдаваться в такие премудрости.
«Я тоже хорош. Нашёл с кем обсуждать дела богословские. Да и сам я в таком не блещу!» - говорил сам себе Баник.
-Жаль, что моя старость выпала на эти годы, но… по крайней мере, я умру раньше, чем увижу полный крах всего грешного мира.
-Мне повезло меньше, старик, - с грустной иронией возразил Баник. – Я встретил свои лучшие годы в эту эпоху.
-И ты прав, - кивнул Есаи.
-А что ты слышал о царе Гагике? – поинтересовался Баник.
-Всякое, - пожал многозначительно плечами старец. – Говорят, он старается теснить греков, где это возможно. Молвят, что он часто бывает в граде Константина и спорит с мудрыми мужами, пытаясь снять разные обвинения греков в сторону нашего народа. Мне до этого нет дела. Хотя, несколько лет назад этот царёк спас местные земли от жуткой напасти.
-Что ещё за напасть такая?
-Сюда притащились полчища кочевников, а Гагик их разбил и рассеял, - ответил Есаи. – Вот такие дела… Хотя мне всё едино. Цари всегда нас обирали. Что они, что их враги греки или турки – всё одно. Всё спрашиваешь да спрашиваешь! А ежели и мне хочется что-то узнать у тебя?!
-Я точно открытая книга перед тобой! – развёл руками воин. – Спрашивай, отец. Отвечу честно.
-Я в книгах ничего не понимаю. Неграмотным пастухом был и неграмотным разбойником помру! Скажи-ка, сынок, а сам ты родом откуда?
-Аниец родом. Из бывшей столицы всех армян.
-О! – воскликнул Есаи. – Тысяча и один храм там стоят. И сорок ворот…
-Это легенда, - улыбнулся Баник. – Там нет столько храмов и столько врат. С приходом турок храмов стало ещё меньше. Турки сняли с главного собора крест и отдали его на поругание.
-А что за отрок с тобой там?
-Он молодой княжич из очень и очень знатного рода. А я его охраняю.
-И хорошо охраняешь ты его?
Баник улыбнулся, показав на остатки волчьих трупов.
-От волков его уберёг, - сказал воин, а затем указал на башенку, - от нападения бандитов его спас. От зверья защитил сталью, а от людей – золотом.
Старик вдруг развеселился и расхохотался, качая головой и хлопая по плечу Баника.
-Вот скажешь тоже! Что ж… Получается, ты и в самом деле хороший защитник. Таких бы господ всем нам – неумытым, голодным и сирым. И тогда мы бы не страдали от всяких бед и злодеев.
Повисло молчание. Тогда Баник вспомнил то, о чём очень хотел спросить старика, но забыл в ходе беседы.
-Долго мучал тебя вопросами. Не сердись, но ответь мне на ещё один вопрос, - сказал витязь. – А как в той маленькой башне поместилось столько людей?
На лице старика появилась хитрая улыбка.
-Могу показать, - с интригой в голосе сказал бандит.
-Ты… колдун? – заколебался Баник.
-О, нет! На мне море грехов, но колдовством я не промышлял, - отнекивался дед. – Идём за мной, я могу показать.
Витязь пошёл за стариком. Мимоходом он поглядел на юного бродяжника и его пса. Они всё так же тихо сидели у двери, охраняя сон Тороса. Хотя у того желание спать отбилось напрочь.
Дед открыл дверь в башню и пригласил туда Баника. Кстати, в этот момент залил дождик. Рат ушёл в убежище, где сидел Торос, забрав туда и пса.
А Баник в свою очередь спрятался от дождя в соседней башенке со стариком. Порывшись в одном из уголков, Есаи достал факел и огниво. Он попросил воина подержать факел, а затем зажёг его.
Вспыхнувший свет огонька сделал различимым сморщенное лицо старца и суровый лик витязя. В этой темноте их контрастные лица были словно театральными масками с глубокими тенями.
Посветив перед собой, старик отодвинул старый и потрёпанный ковёр на полу. Баник увидел округлую дверь люка.
-Открой, сынок, не боись, - сказал дед.
Баник открыл эту дверцу и в нос ему ударил мощный поток из букетов сильной вони. Нотки плесени, горелого мяса, пота и кожи проникли в ноздри воина, закружив его голову.
-Уф! – запыхтел воин, сжав нос пальцами.
-Ароматы горькой жизни, - сказал сквозь хриплый смешок дед. – Иди за мной. На вот, держи факел.
Воин взял светило. А старик спустился вниз по крутым ступенькам. Глаза бандита хорошо знали эти стены, и даже во тьме он не терял ориентацию. Витязь пошёл за ним, освещая путь.
Тут было сыро и прохладно. Спустившись вниз, Баник попал в большой и круглый коридор. Здесь раздался мерзкий писк крыс, мелькавших тут и там. Над головой висели грозди и цепи из паутин.
Двое крыс тащили какой-то кусок мяса, а за ними бежала толпа других грызунов.
-Не боишься? – спросил дед.
-Крыс? – усмехнулся витязь. – Убийце волков не пристало бояться крыс.
-Хе-хе-хе! Я не про эту писклявую мелюзгу! Говорю, не боишься оказаться в логове лихих бродяг? Авось мы окажемся вероломными тварями! Приняли твою помощь, а на деле… возьмём и убьём тебя… ты не боишься, а? – говорил дед не то в шутку, не то серьёзно.
Баник ухмыльнулся, посмотрев на деда исподлобья. Он отодвинул плащ, показав старику, что на его поясе крепился большой боевой нож.
-Ах ты вероломный ублюдок! – рассмеявшись, рявкнул дед. – Говорил, что хочешь поговорить со мной без оружия, а сам…
-Я не в Царствие Небесном живу, старик. Я не слишком глуп, чтобы доверять незнакомым людям, - говорил воин. – Я верю в твою доброту, верю в мир между мной и тобой. Но миролюбие твоё будет убедительнее, пока я опасен.
-Ишь, ты! Хорош! – изумился старик. – Ты молодец! Ладно, ступай за мной, убийца волков. Идём…
Старик привёл воина в большой зал, где сидели все те бедняги, которых он видел раньше. Почти все они сидели у стены, где развели огонь. Серый поток от огня поднимался в дымоход.
-А где открыт дымоход? – спросил Баник.
-Он за стенами форта, - объяснил старик.
Пока одни люди грелись, другие в стороне жарили волчатину над угольками второго очага.
-Скоро мы попробуем мясо куда лучше волчьего! – крикнул один из нищуков. – И будь у нас вино, я бы поднял чашу в честь убийцы волков!
Остальные бедолаги хлопали в ладоши, приветствуя своего благодетеля.
Баник с сочувствием смотрел на этих бедняг. Кто-то точил потупившийся нож. Тощая женщина, испугавшая Тороса, качала безобразную колыбель, с ребёнком. Во второй руке она держала другого малыша, сосавшего её тощую грудь. Возле неё сидел тщедушный мужчина – наверное, её муж.
Посидев с бродягами, Баник узнал их горькую судьбу. Они делились историями своих несчастных жизней и потерь.
Чуть позже рыцарь захотел спать. Он покинул подземный притон, вернувшись в свою ночлежку.
-О, Бог мой! Ты жив! – приятно удивился Торос, с недоверием и высокомерием поглядывавший на охранявшего его дикарёнка.
-А ты думал, что мы пожарим его и съедим, что ль? – съязвил обидевшийся парнишка, поглаживая своего страшного пса.
-Они были со мной добры, - сказал Баник, а затем лёг спать.
Глава пятая.
Замок встречает рыцаря
Торос разбудил Баника на рассвете. Воин опоясался мечом и кинжалом. Иной раз витязь ловил себя на мысли, что он чувствовал облегчение, снимая с себя привычный груз в виде пояса с оружием. И теперь меч, кинжал и нож снова заняли положенные места на поясе своего владельца.
И вот витязь бодро вскочил на коня, собираясь в путь с заспанным Торосом, который так и не сомкнул глаз за всю ночь.
-Не знаю, чем мы можем отблагодарить тебя. И не знаю, захочет ли гордый всадник принять нашу помощь, если мы и смогли бы её оказать. Но ежели тебе что-то понадобится, то в любое время можешь получить нашу поддержку, Баник, - с такими словами воина провожал Есаи.
Рыцарь скромно улыбнулся, оставив форт со своим юным спутником.
Скача вниз по крутой дорожке, они увидели остатки волчьих трупов, которые исклевали грифы и вороны. А у одной трупной кучки даже столпились хихикающие полосатые гиены, поглядывавшие на всадников трусливыми взглядами.
-До Цамандоса пара часов, - сообщил Торос. – Нам туда.
Мальчик указал пальцем в сторону невысоких серых гор, подножья которых окутал молочный утренний туман.
Отдохнувшие кони летели подобно ветру в то прохладное и нежное утро. Безмятежная природа просыпалась, а утреннее солнце постепенно начало прогревать местность ласковыми лучами.
-Вообще крепость уже отсюда можно было бы увидеть, - сказал Торос, едва прошёл час после скачки. – Но туман мешает.
И то было правдой. Сентябрьский туман своей белой и жидкой пеленой скрывал из виду рощи, вершины скал и кряжей глубоких ущелий, через одно из которых проезжали наши всадники.
-Скорее бы добраться до крепости, - надулся Торос. – Уже надоела вся эта природа. Лучше бы я и не выезжал вчера! Людей бы не погубил…
-В следующий раз будешь умнее, мой юный друг, - сказал Баник. – Жаль, конечно, что твой урок стоил жизни другим людям. Но зато ты хотя бы цел.
-Да уж… в крепости нас с тобой ждёт награда, - говорил нахмуренный княжич, моргая опухшими и уставшими глазами.
-Правда? И что же за награда такая? – заинтересовался рыцарь.
-Ну… - протянул парень, - тебя отец наградит деньгами за моё спасение. А меня наградит плетями за такой тяжкий проступок.
-Его расстроит потеря слуг? – удивился Баник.
-Не то, чтобы расстроит… Отец ценит порядок, и он не любит, когда кто-то рискует кем-то зазря. Вот мне и влетит за две вещи: за то, что надолго пропал и за то, что из-за меня погубили слуг…
-Да уж… Твой отец строг…
-Он убьёт меня, - отчаялся Торос.
-Тогда получается, что я напрасно тебя спас, что ли? – сказал Баник, рассмеявшись над кислой миной заспанного юнца.
-Тебе весело, - отмахнулся парень. – А мне вот не до этого… Отец точно покарает меня, Баник.
-Ну не убьёт же! – обнадёживал рыцарь. – Не ной. Отец не станет так разбрасываться наследниками. Ты ведь у него единственный сын?
-Из законнорожденных – да, - ответил Торос. – Говорят, где-то есть у него дети от его служанок и крестьянок.
-Всё обойдётся. Твой скулёж не к месту. Привыкай к наказаниям, - посоветовал воин. – Все мы совершали проступки и всех нас наказывали. Невинных я не встречал никогда. Так что лучше спокойно поедем. Я постараюсь убедить твоего отца, чтобы был помягче с тобой…
-Уж спасибо, - выдохнул с надеждой мальчик.
Когда всадники миновали ущелье, то они вышли на долину. Здесь где-то был разбит лагерь. Баник понял это по трубному рёву рога, ржанию коней и отдалённым отголоскам речи. Говорили на армянском.
Рог вновь прозвучал, и Торос остановил коня. Он поморщился, вжав голову в плечи, настолько гадким был звук рога.
-А что, ты знаешь, кому принадлежит этот сигнал? – поинтересовался витязь у княжича.
-Ага, - кивнул парень. – Это князь Абгариб из рода Арцруни. Терпеть не могу его. Он такой гадкий и неприятный тип!
Когда туман перед путниками начал рассеиваться, то они увидели лагерь, разбитый в самом сердце поля. Суетившиеся слуги, скакавшие по полю всадники, телеги с дичью – тут кто-то охотился.
Судя по пышным шатрам с богатым убранством, эти охотники были очень знатными и богатыми. Приблизившись к самому большому шатру, всадники увидели штандарт на шпиле.
На красном поле были изображены два золотых орла, стоявших вплотную друг к другу и державшие одно кольцо своими изогнутыми клювами.
Баник узнал этот герб, принадлежавший знатному и некогда очень влиятельному роду Арцруни. Этот род некогда владел Васпураканом – большим армянским царством с десятком процветавших городов. Именно Васпуракан первым подвергся атакам сельджуков, а затем попал под власть Византии, став греческой Васпраканией.
Теперь Арцруниды не были царями, а всего лишь князьями, имевшими владения в греческой Себастии. Несмотря на то, что ряд храбрых мужей из этого рода очень достойно себя проявили, князья и цари Арцруни остались очень неоднозначными персонажами на сцене армянской истории.
Не раз они выступали противниками царского рода Багратуни – людей, объединивших армян в Средние века. Не раз Арцруни становились сепаратистами, примыкая к внешним врагам Армении, чтобы стяжать свои выгоды, пусть то и бывало в ущерб армянским интересам…
У входа в шатёр стояли два стражника в кольчугах и шлемах, вооружённые копьями, мечами и щитами.
Возле шатра двое слуг водились с тушей леопарда, вспарывая живот убитому дикому коту.
-Славного зверя я убил! – раздался стальной и звонкий голос из шатра. – Сейчас с неё снимут шкуру, а потом изготовят для меня отличный пятнистый плащ, подбив его шатром. Ох, люблю я охоту на славных хищников!
Банику сразу не понравился этот голос. В его металлическом звучании были нотки неукротимого гнева и жестокости.
-Эй, вы кто и чего тут остановились?! – рявкнул гнусавым голосом один из стражей. – Это ставка князя Абгариба.
Выпрямившись в седле и встав на стременах, Торос принял важный вид.
-Я Торос из рода Багратуни – сын доблестного Константина и великого Рубена! – воскликнул княжич. – Имей уважение, ратник!
Стражники уподобились идеально ровным палкам, услышав эти слова. Они не разглядели парня в богатой одежде, который держался за своим спасителем.
Из шатра быстрым рывком вышел очень грозный человек свирепого вида. Роковое пламя бушевало в больших карих глазах, блестевших навыкате. Крючковатый нос походил на клюв хищной птицы. Рослый и широкоплечий мужчина был сложен великолепно. Острые скулы, кудрявая бородка и подстриженные «под горшок» волнистые волосы придавали некое благородство этому хищнику. Большой улыбчивый рот напоминал боевой лук, готовый пустить стрелу в любую цель.
Этот человек носил ярко-синий дворянский запашной халат с растительным орнаментом, красный пояс из бархата. Рукавицы были такими, какие диктовала тогдашняя армянская мода – с большими необъятными манжетами, нижняя часть которых свисала в виде больших глубоких мешков. На поясе вельможа носил узкий меч в украшенных ножнах.
Он смотрел на мальчика как на самого нежеланного гостя. Сморщенный широкий лоб покрылся каплями холодного пота. Сдвинутые брови вдруг дрогнули и выпрямились. Рот вельможи оскалился в наигранной бутафорской улыбке.
Из горла богач исторгнул холодный и жутковатый смех, сверкнув белками больших орлиных глаз. Он даже чем-то напоминал одного из орлов, изображённых на его княжеском штандарте.
Князь сжал в ладони заморский наполовину очищенный апельсин. Он большим пальцем сжал сладкую мякоть фрукта. Сахарный сок потёк по большой ладони князя, а плод стал портиться.
Вельможа швырнул апельсин в куст крапивы, стоявший возле слуг, потрошивших леопарда. Князь вскинул руки.
-О, княжич Торос! – воскликнул он. – Приветствую тебя.
-Здравствуй, князь Арцруни! – с достоинством ответил юный вельможа. – Почёт и счастья тебе и твоему дому.
С этими словами мальчик коснулся двумя пальцами лба, а затем раскрыл их, направив в сторону знамени.
-Я гляжу, мой дорогой благородный Торос вернулся с охоты! – заметил Абгариб. – Но ты без слуг и без добычи. С тобой лишь один охранник. Помню, как ты уезжал из крепости. Но… этого молодого человека с тобой не было.
-Да, произошло кое-что… - сказал Торос, с недоброй усмешкой поглядывая на противного ему человека. – На нас напали, а мои слуги были убиты. Я и сам чудом избежал гибели. Погиб бы я, если бы не этот человек.
Баник кивнул, когда Торос коснулся его локтя, представив своего спасителя.
-Вот как… - пробормотал Абгариб. – И кто же посмел напасть на восходящую звезду рода Багратуни? Какого подонка должны проклинать честные армяне за нападение на тебя?
-Это были сельджуки, - вмешался Баник. – Они убили слуг и охрану молодого господина. Волею судьбы я охотился в том же лесу. Я прибежал на крики, и мне удалось спасти юного княжича от кочевников.
-А вот шлем предводителя этих вонючих лошадников, - самодовольно сказал Торос, показав доспех, что он забрал у лидера налётчиков. – Хорошая работа. Я пополню ею свою оружейную комнату. Этого мерзавца я поразил в коленный сгиб, когда он прижал Баника. И мой храбрый спаситель смог убить его. Заберу себе шлем, если славный воин не против.
-Шлем по праву твой, молодой господин, - сказал Баник.
Абгариб потирал руку. Слуги, ошкуривавшие леопарда, остановили свои хлопоты, уставившись на Тороса и слушая его. Арцруни фыркнул на слуг, а те склонили головы, продолжая снимать пятнистую шубу с кота.
-Вот так новости… - пробурчал Абгариб.
-Да, - кивнул Торос. – Не лучшее место ты посоветовал мне для охоты, великий князь. Не лучшее…
-Торос, откуда же я мог знать, что поганые разбойные сельджуки осмелятся попасть в эти земли и напасть на тебя?! – оскорбился Абгариб. – Знай я это, то сам бы вызвался сопровождать тебя…
-Мне не в чем винить тебя, - говорил Торос. – Я просто сказал, что это не лучшее место для охоты. А вот ты выбрал себе лучшее поле для охотничьего лагеря.
-Что ж… Предлагаю тебе и твоему достойному путнику присоединиться к нам, - сказал со слащавой улыбкой князь. – Уверен, ты тоже сможешь проявить себя, сумеешь поразить какого-нибудь опасного зверя. Представь, как юные княжны будут вожделеть тебя! Торос, поразивший подлого сельджука и заваливший грозного хищника! Да о тебе поэты будут песни слагать! Приглашаю и настаиваю – попируй с нами…
Торос слез с коня и подошёл к Абгарибу. Он почтительно обнял князя так, будто тот был его близким родичем.
-Мне очень стыдно отказывать тебе. Но я прошу тебя простить мне мою отроческую наглость. Вынужден отказать славному Абгарибу. Но в другой день я обещаю поохотиться с тобой и попировать, - говорил Торос. – Мне нужно поспешить к отцу. Он наверняка встревожен моим долгим отсутствием.
-Такой достойный и смиренный сын, уважающий волю родителя – мечта всякого отца, Торос. Хорошо, поезжай к отцу. Надеюсь, что мне ещё повезёт поохотиться в твоей компании, княжич, - лил слащавые речи Абгариб. – В добрый путь!
Князь Арцруни и Торос обменялись улыбками и лёгкими поклонами. На этом они попрощались, а княжич в свою очередь вскочил в седло и ускакал.
Баник тоже отдал поклон вельможе, хотя это было больше похоже на какой-то глубокий кивок. Воин вгляделся в тёмные глаза этого человека. В такой сгущённой и непроглядной темноте могли бы без остатка раствориться все бесы ада.
Князь улыбнулся воину и ушёл в шатёр.
Баник пришпорил скакуна, поравнявшись с отдалившимся от шатра княжичем. Рыцарь осмотрел это поле, где царила суета. Тут и там стояли дозорные и воины. Где-то даже мелькнули два богато одетых человека. Скорее всего, тоже князья. Они стояли у большой телеги с битой дичью и обсуждали трофеи.
Двое наших путников покинули лагерь, приблизившись к сосновому лесу. Это было дворянское охотничье угодье, о чём говорили широкие тропы, которые тут проложили в нескольких сторонах.
Перед тем, как въехать в лес, Баник приостановил горячего коня. Он посмотрел напоследок на шатёр Арцруни. С этого расстояния всё ещё можно было кое-что разглядеть. И в течение одной минуты Баник увидел сцену, которую посчитал довольно любопытной и странной.
Возле шатра остановились двое – гонец и человек, похожий на воина. Гонец разогнал слуг и стражей, которые немедленно удалились. После этого из кибитки вышла фигура, в коей узнавался сам Абгариб. Он начал гневно трясти указательным пальцем перед лицом воина, понуро опустившего голову. Князь расхаживал вокруг массивного силуэта человека, активно жестикулируя, вздымая кулаки и хватая голову руками. Потом он даже слегка стукнул кулаком в грудь силача и резким жестом указал ему, дабы тот убрался прочь.
Затем из шатра вышел человек, который, как показалось Банику, странно передвигался. Будто бы этот персонаж едва заметно приплясывал. И ещё у него были длинные волосы, обхваченные в хвост.
Князь подошёл к нему и что-то важное говорил ему. Он тыкал его в грудь указательным пальцем и наседал на него какими-то эмоциональными речами.
-Суровый человек, этот Абгариб, - заметил Баник.
-А что? – пробурчал недовольный Торос, отпив воды из бурдючка.
-Гляжу, как он жёстко отчитывает своих людей, - сказал Баник.
-Ага. Отец говаривал, что он так себя постоянно ведёт. Вечно грубит и рычит. Всё время орёт на слуг, - перечислял Торос.
-По-моему, почти все дворяне не так уж и обходительны с простолюдинами, - с ироничной улыбкой заметил рыцарь.
-По-моему тоже, но… Этот тип слишком грубый. Даже для богатого и благородного князя, - возразил Торос.
-Хочешь сказать, твой отец, к примеру, не так уж и жесток к слугам? – подначивал Баник на откровения.
-Хороших плетей мой отец всыпать может. Даже собственноручно, - сказал Торос. – Но не по пустякам. Он более достойный человек.
-То есть, за исчезновение на пару дней он может кому-нибудь всыпать ударов плетьми? – сдавливая смех, спросил Баник.
Надув щёки, Торос закатил глаза, поняв, кого могло бы ожидать в ближайшем будущем наказание. Он покачал головой и поскакал по лесной тропе. Баник погнал коня, говоря юному спутнику, чтобы тот не сильно-то и ошибался на простой воинский юмор. Но парень не выглядел обиженным. Скорее, он был уставшим и немного измотанным от произошедших с ним гадостей.
-Слушай, Торос, - начал новый разговор Баник, - а если ты так не любишь этого Абгариба, то к чему все эти объятья и добрые слова?
-Тоже мне! Сразу видно, что из тебя был бы неважный князь! – ехидно ухмыльнулся парень.
-Потому что зады лизать не умею? – вновь уколол острым юмором воин. – Уж извини, великий князь Торосик!
-Эй! – рявкнул княжич. – Больше не говори так!
Баник осёкся. Он не думал, что такие слова могли бы так обидеть юного княжича. На его лице даже появилась тень смущённости.
-Извини, просто грубо пошутил, - сказал Баник спокойно. – Просто мы с воинами всегда так разговариваем. Ты уж не взыщи.
-Да я тоже не неженка, - язвил Торос, - потому что тоже могу грязно подшутить. Но не называй меня Торосиком. Ненавижу, когда какие-нибудь малолетние дуры так ко мне обращаются, строя глазки.
Баник кашлянул, неудачно маскируя очередную волну смеха.
-Хорошо, Торос – так Торос. Но, видать, нравишься ты девчатам, раз они так обращаются к тебе. Так почему ты был так мягок с этим Арцруни?
-Баник, мы князья. Во время усобицы мы можем и убить друг друга. Но в мирное время, даже будучи врагами, мы должны сохранять достоинство. Он же не холоп, чтобы грубо с ним обходиться. Это наши княжеские порядки. Тем более, что я, что он из царских родов, а не каких-нибудь дворян, держащих полторы деревни.
Баник хмуро подумывал над этими словами. Ранее он лишь издалека наблюдал за разговорами благородных особ. Но то были лишь переговоры перед боем или после побоищ.
-А разве нельзя ли было поговорить с ним просто прохладно? – спросил витязь. – Без лишних жестов доброты? Не грубить, не оскорблять, а просто холодно приветствовать и говорить с тем, кто тебе не нравится. Так нельзя?
-Он же мне не враг, - сказал Торос. – Жёстко говорить нужно с врагами. Будь он моим недругом, то я бы вырезал ему его вонючую печёнку.
Теперь Баник не стал скрывать смех.
-Чем же он заслужил такую ненависть? – не унимался с вопросами Баник.
-Этот урод влепил сильную пощёчину своему слуге, который вместо баранины, накормил его охотничьих псов костлявыми кусками от курятины. А мужик просто перепутал корзины! – искренне возмущался Торос. – Слишком высокомерный! Меня отец учил быть строгим к слугам, но не мучать их. Кстати, этот паршивец Арцруни вчера утром собирался на охоту и, увидев, что я отлучился из замка со своими людьми, чуть не сгубил меня своим добрым советом.
-И что же он такого тебе посоветовал? – спросил Баник.
-Он посоветовал мне поохотиться у трёх ручьёв. Ну, в том лесу, где мы со слугами разбили наш лагерь, - рассказывал Торос. – А один из моих погибших слуг отсюда родом. Он знал дорогу и привёл нас всех к ручьям. Абгариб говорил, что лучшего места для охоты не сыщешь. Местечко не самое лучшее. Зато сам он тут наохотился вдоволь. Тоже мне, прекрасный советчик.
Баник нахмурился. Слишком уж подозрительным казался ему этот Абгариб Арцруни. Но он старался не возлагать напраслину на незнакомого ему человека. Ведь быть неприятным и отталкивающим человеком – ещё не преступление и не грех. Что-либо говорить о Абгарибе Баник не спешил. Но теперь он тоже невзлюбил этого человека, хоть и не так пламенно, как Торос.
***
-Ну, осталось совсем немного, - с облегчением сказал Торос, которого уже уморила дорога до замка. – Вот выедем из леса, а до Цамандоса будет рукой подать. Ох, можно будет спокойно поспать!
-Вот и славно! – отозвался Баник. – Думаю, там найдётся неплохая питейная, где можно будет отдохнуть и путнику вроде меня.
-Найдётся, - ответил Торос. – Вот, гляди. Мы уже подъехали.
Лес закончился. Оставалась лишь небольшая стена сосен. Между ними виднелась в трёхстах шагах обработанная земля, покрытая садом. Возле плодовых деревьев даже суетились крестьяне, набиравшие в корзины персики и яблоки.
-Только давай немного задержимся тут, - попросил княжич рыцаря, чуть по-детски сморщив нос. – Мне надо сменить нужду.
Воин кивнул, спустившись на землю, чтобы застоявшаяся в бёдрах и ягодицах кровь заиграла. Ему на голову упала большая шишка, а затем последовал писк белки, которая нечаянно уронила свой трофей.
Баник зачем-то подобрал шишку, посмеиваясь и подбрасывая в воздух ненужную ему находку. Пока мальчик скрылся за кустами, воин упёрся лбом в седло своего верного коня, думая о планах.
Его скакун нервничал. Животное фыркало и мотало головой. Жеребец рыл копытом землю и тихонько заржал.
-Что такое, парень? – успокаивал коня Баник, похлопывая того по крепкой холке. – Что ты фыркаешь, Кайцак?
Княжич немного задерживался.
-Торос! – окликнул его Баник. – Ты в порядке?
-Порядок! – отозвался юноша.
Конь Баника вскинул голову и снова занервничал и даже надрывистым нежным голосом жеребёнка заржал. Это беспокойство передалось и стройной лошадке юного княжича.
Витязь взял под уздцы коней и притянул их к себе, встав между ними. Он оглядывался, посмотрел за деревья и прислушивался к голосу леса, чтобы увидеть или услышать то, что так беспокоило чутких животных.
Однако ничего опасного не обнаружил. Воин вышел вперёд, оставив коней за спиной. Те в свою очередь немного утихомирились.
Справа раздался шорох. Это не мог быть Торос, так как он ушёл в левую сторону. Баник повернул голову в сторону звука. Шорох вновь повторился, а за ним раздался звук хрустнувшей сухой ветки.
Кусты зашевелились и… оттуда выглянул барсук с нервной мордой, который увидел своего естественного двуногого врага, а затем дал дёру. Баник рассмеялся над забавным зверьком, который заставил его напрячься.
-Ах ты, пушистая задница! – рассмеявшись, обозвал зверя витязь. – А вот тебе, держи, барсук!
Шишка, что несколько минут назад упала на голову воину, и которую он всё ещё зачем-то держал в руках, полетела в мохнатое гузно барсука. Черно-белый обитатель нор ещё быстрее побежал, теряясь в густых зарослях дикого барбариса.
-Прямо в цель! – весело пробормотал вояка, вернувшись к коням.
Торос закончил со своей нуждой и вернулся.
-Это с кем ты там воюешь? – с улыбкой спросил малец.
-С барсуком, - ответил боец. – Угодил шишкой ему прямо по заду!
Парень покачал головой, удивляясь тому, что простодушного вояку может развеселить невинная детская забава.
-Барсук… - задумался княжич. – Говорят, в этих краях есть небольшая крепость, а называют её Барсучьим логовом.
-И почему она так зовётся, знаешь? – с хитрой улыбкой спросил воин.
-Ага. Потому что там командует воин по прозвищу Барсук, - с важным видом сказал княжич так, словно отлично знал все солдатские дела и подноготные здешнего воинства. – Говорят, он огромного роста и за раз может сожрать целого запечённого кабана аж с костями! А ещё говорят, что ему под силу раздавить одной левой голову медведю. Вот!
Баник рассмеялся, почесав бородку.
-А что? Не веришь? – спросил малец.
-Не верю. Я встречал этого самого Барсука. Его на самом деле зовут Шаварш. Уже успел с ним познакомиться, - поделился воин.
-Да?! – отрок с удивлением и любопытством вытаращил и без того крупные глаза. – И что, он в самом деле таков, как его обрисовали?
-Вот именно, что… обрисовали! – ухмыльнулся рыцарь. – Он вообще не таков. Ростом он очень высок. Повыше меня будет. Ест он хорошо, но не смахивает на того, кто за раз вепря проглотит. Да и кости он от мяса отделяет. А вот по поводу медведя… думаю, это тоже брехня от глуповатых простаков. Сил ему хватит, чтобы пронзить медведя копьём или раскроить ему башку большим топором, которым он, кстати, вооружён. Но не думаю, что раздавит зверю голову. И уж тем более, что одной левой. Вот ведь вздор! И кто тебе это рассказал?
-Да я от новобранцев отца услышал такую байку. А они от кого услышали – не знаю, - слегка разочаровался Торос. – И что, этот Шаварш даже человеку череп не раздавит рукой?
Баник накрыл ладонью голову княжича, потрепав её и прицениваясь к силе руки. Торос хохотнул хрюкающим смешком, приподняв плечи.
-Скорее, он сможет раздавить голову ребёнку. И то двумя руками. Если напряжётся, конечно же, - рассчитал воин. – Ладно, хватит болтать. В крепости потом ещё поговорим. Пора ехать.
Торос приготовился сесть на коня, как снова раздались шорохи в кустах. Эти звуки раздавались оттуда, где стоял витязь, когда метнул шишку в барсука.
-Хорошие тут угодья, - сказал Баник, - на каждом шагу какие-нибудь звери да покажутся. Охоться вдоволь!
-Это не зверь! – встревожился Торос, стальной взгляд которого смотрел перед собой. – Там человек!
Рука парня потянулась к клинку. Баник будто орёл резко повернул голову туда, где раздавались шорохи и где его спутник увидел человека.
Хищными движениями и чуть приплясывающей походкой тёмная фигура приближалась к нашим путникам. Между ветвями показался образ человека в тёмно-сером плаще и капюшоне. Нижняя часть его лица была закрыта тканной полумаской, а в руке его скрипел натягиваемый лук.
Трёхгранный наконечник излучил роковой мертвенно-бледный блеск, смотря своим острым носом в сторону цели. Лучник целился в Тороса, стоя в пятнадцати шагах от путников. Правая рука увлекла за собой стрелу, скользящую по деревянной дуге.
Эти жуткие мгновения тянулись словно вечность. Всё вокруг будто стало серым и пустым. У Баника запульсировали сосуды в висках, а сердце тихонько дрогнуло. Он выхватил меч из ножен и выбежал вперёд.
Пока автор этих строк вёл описание страшного мига, миновало всего несколько мгновений с той секунды, когда Торос увидел смертную тень.
С глухим свистом стрела полетела, но таинственный убийца не попал в Тороса. И ведь прицел он поймал чётко. Этого выстрела хватило бы, чтобы мальчик лежал на траве со стрелой в ране.
Но выбежавший вперёд Баник, рванувший на эту жуткую фигуру, принял удар на себя. Стрела пробила край промежутка между животом и грудью под самым нижним ребром слева. Древко прошло насквозь, прошив одежду и разгорячённую плоть воина.
Рука ослабла, но ладонь не выпустила меч.
Свирепая боль сковала витязя, а он сам рухнул на спину с коротким хрипом. Ломая стрелу, трёхгранный наконечник которой вышел через тело, воин почувствовал какое-то непонятное внутреннее затмение.
Всё вокруг словно покраснело, покрываясь цветом кровавого потока. Его глаза смотрели наверх, в сторону качавшихся сосен и летевшего сокола. Рана будто пригвоздила его к земле, не давая прийти в себя.
Перед взором воина промелькнула длинная полоса, подобно большой искре. Раздался рычащий крик. Баник не понимал, что произошло, и что он увидел. Боль скрутила и скомкала его сознание. В глазах темнело так, словно вокруг сгущались свинцовые тучи, а в ушах звенело.
Воин упустил из виду то, что Торос не испугался. Он взял в руки дротик, которыми ещё не так давно Баник исколол волков. Парень метко поразил оружием лучника, попав ему в бедро. И тот рычащий крик принадлежал ему.
Достав из-под седла свой боевой рожок, княжич затрубил в него.
-Эй, люди! На помощь! – закричал маленький боец, взявшись за свой короткий меч, сжав в ладони ремень щитка.
Крики парня прозвучали не как призыв о помощи. Его призыв звучал как клич.
-Прочь, тварь! – крикнул Торос, прячась за своим конём. – Убирайся!
По ту сторону леса, где уже находились сады, раздался барабанящий по земле цокот приближавшегося цокота коней. Где-то там звякнуло железо.
-Туда! Там! – раздался приглушённый крик мужчины с той стороны, откуда звучал конский топот.
Таинственный лучник ретировался.
-Сюда скачут, Баник! – крикнул обрадовавшийся Торос. – Сюда скачут воины! Эй, держись, держись!
Но витязь ничего не слышал. Он потерял сознание, погрузившись в вязкую, тягучую и чёрную пустоту.
***
Петухи пропели во второй раз, когда седобородый врач с островерхой шапочкой корпел над какими-то пахучими зельями. Он размешивал травы с микстурами, а ему помогал кудрявый мальчишка – помощник пожилого лекаря.
-Дай немного настоя чабреца! – пробурчал врач. – По моему опыту, он сможет снять жар и воспаление.
Курчавый помощник медика внимательно посматривал на то, как его престарелый наставник обходился с лечебной смесью. Вскоре целебное снадобье превратилось в вязкую и однообразную массу.
Целитель достал маленькую палочку, широкая верхушка которой была обмотана чистой и мягкой материей. Он макнул свой этот инструмент в тягучую смесь и зачерпнул немного лекарства.
-Открой рану! – повелел врач юноше.
Ученик врача снял повязку с раны, которую витязь получил вчера. Воин тихо-тихо дышал, находясь в бессознательном состоянии. На его лице появлялись испарины, а кожа была нездорового цвета.
В углу лечебного зала, пропахшего шалфеем и снадобьями, сидел ссутулившийся Торос, перебиравший маленькие квадратики чёток. Время от времени он поглядывал на клетку, в которой резвился жирный кролик.
-А что тут делает этот кролик? – спросил наконец долго молчавший княжич. – Он тут для красоты?
-Прошу, не мешай нам, юный господин! – со строгой вежливостью попросил лекарь. – Мы заняты раной твоего спутника.
Торос тяжело выдохнул, облокотившись боком о стену и приложившись к ней головой. Под его глазами были большие серые мешки, а белки глаз покраснели из-за бессонной ночи.
-Господин, тебе лучше бы поспать, - заметил знахарь. – Сон – это здоровье. Ты молод, а здоровье надо беречь с безбородых лет.
Но Торос оставался безответным.
Маленькая тросточка коснулась раны, а целебная масса покрыла её. Затем и спинную сторону сквозной раны обработали умелые руки.
Витязь стал дышать громче. Когда его рану снова обмотали чистыми материями, то он тихо застонал. Его брови и веки задёргались.
-Ах! – простонал раненый. – Болит… Болит… Торос в беде… Где мой меч? Прочь, убийца. Уходи прочь…
Всё это он пролепетал тихим и сдавленным голосом сильно измотанного и досуха выжатого мученика.
-Кажется, он возвращается к нам, - с улыбкой заметил врач. – Это хорошо. Скоро снадобье подействует и ему станет куда лучше. Рана не опасная, но он потерял немало крови.
Торос вскочил, наблюдая за страданиями того, кто за краткое время успел много раз уже спасти его от ужасных бед и смерти.
-Он не умрёт?! – взволнованно затряс чётками княжич.
-Умрёт, - ответил врач. – Но не от этой раны… Господин, прошу тебя, иди поспи. Чем меньше человек спит, тем больше он приближает болезни, а за ними и смерть.
-Я послушаю тебя, добрый старик, - кивнул Торос, - но пообещай, что сделаешь всё, чтобы Баник стал себя лучше чувствовать.
-Баник? Так зовут этого молодого богатыря? – спросил старик, подойдя к Торосу и заглядывая в его огромные глаза.
Княжич ответил бессильным кивком.
-Хм… Баник… Интересное имя. Да, я сделаю всё, чтобы он остался жив и здоров. Свидетель мне Гиппократ. Так! Ты ещё спросил, зачем я держу тут кролика? На нём я буду изучать природу. Я рассматриваю внутренности разных животных и сравниваю их.
-А ты вскрывал трупы людей?! – испугался Торос, отбросив пелену сна.
-Что ты! Чтобы на следующий же день быть подвешенным кверху тормашками?! Или отправиться в ссылку на какой-нибудь вонючий греческий остров?! Нет. Не вскрывал я трупы людей. Просто… я чувствую, что с животными у нас куда больше общего, чем кажется. Ладно, дружок. Ступай…
Старец не успел договорить, как Баник закашлял, открыв глаза.
-Где я?! Где Торос?! – выпалил он трескучим голосом.
Перед его глазами показалось лицо курчавого ученика целителя.
-Господин, - пробормотал робкий малец, - как ты себя чувствуешь?
-Рана болит… - ответил Баник. – А где я?
-Ты находишься в целебном доме врача Согомона. А Согомон – это я! – представился старый лекарь. – Мы в окрестностях крепости Цамандос. Ты лежал без сознания долго.
Теперь перед глазами воина показался сам врач. Затем рядом выросла фигурка Тороса, который с братским волнением посмотрел на Баника.
-Ты как? – спросил виноватым тоном парень.
-Живой, - хило улыбнулся воин. – Вот видишь, ты тоже живой. А говорил, что отец тебя прибьёт.
-Шутит. Значит, здоровье ближе, чем нам кажется, - определил врач. – Что ж, тебе придётся набраться терпения, молодой человек. Восстановление твоё не за горами, но нужно подождать и потрудиться. Апусет! – тут он обратился к ученику, положив руку ему на плечо. – Приготовь мятный отвар для этих двух славных молодцов. И капни туда жидкого мёда. Им бы поспать…
Мальчик вышел из зала в сопровождении княжича.
-Это твой сын? – спросил Баник лекаря.
-Нет, что ты! – отмахнулся весёлый дед. – Он сирийский сиротка, которого я подобрал и решил сделать своим помощником.
Рана воина всё ещё болела, но старания Согомона сделали своё дело. Жар остался позади, а боль угасала.
-Но почему твой зал не в Цамандосе, а в окрестностях? – спросил Баник.
-Меня побаиваются, - отметил Согомон. – Многие думают, что я колдун.
-А это так?
-Я такой же колдун, как и этот сириец мой сын… Хотя… с годами я стал чувствовать, что он – моя маленькая частица. Но суть ты понял – я не чародей. Просто я не показал себя в качестве верующего христианина, потому мне и не доверяют. Поэтому, когда кто-то болеет, то наивно спешит к священникам, дабы вымолить у бога здоровье. А потом приходит ко мне, чтобы получить микстуру. Эх, но я уже привык…
Через некоторое время Баника напоили мятным отваром. Ему помогли приподняться и осушить стакан с острой и вкусной жидкостью. Он успел оглядеть зал.
Тут всюду были развешены высушенные венки с целебными травами, запах которых напомнил ему об ассирийском ангеле, некогда озарившем его мрачную наёмническую жизнь.
Ещё здесь стоял большой стол, на котором лежали две книги из пергамента и сундучки с врачебными инструментами, ступки с пестиками.
Баник снова лёг и уснул. Старик потрогал его лоб, послушал сердцебиение и оставил его в покое.
Пока и мы оставим в покое раненого бойца и отправимся по следу оборванца Тороса, который спал по соседству. Он дремал в питейном доме для крестьян! Что-то неслыханное – княжеский отпрыск отправился спать в плебейский трактир, где запыленная чернь поглощала задымленную еду!
Но никто бы не сделал ничего плохого княжичу. Его сторожили. Десять телохранителей, одетых как воины, ходили рядом с таверной. Некоторые из них сидели во дворе питейного дома, перекусывая. Все они были молодыми людьми, которым было меньше тридцати лет.
Время от времени они заглядывали в лечебный зал, чтобы узнать, как там обстоят дела с незнакомцем, сопровождавшим их господина.
И так миновал ещё один день.
***
Баник проснулся рано утром. Он слушал разговор между лекарем и каким-то потрёпанным жизнью доходягой. То был крестьянин в меховой шапке и в кожаных трехах – так называется армянский лапоть из воловьей кожи. Он что-то бубнил, рассказывая о том, что его жена в последние дни не очень довольна супружескими подвигами своего ненаглядного.
-Не спеши расстраиваться, друг мой! – обнадёживал пациента Согомон. – Ты орехи любишь?
-Ой, не люблю я их, - шепелявил крестьянин. – Да и грызть их мне почти нечем.
-А вот придётся тебе их полюбить! – наставлял врач. – Протри орехи, а потом капни туда медку. Съешь эту смесь, а сверху закинь в себя ложку кунжута. Кровь сразу прибежит к твоим чреслам. Будешь как богатырь – ух! И супруга твоя будет довольна! Вот у меня где-то даже завалялась ступка с кунжутом. Можешь забрать.
С этими словами врач передал пациенту семечки сезама.
-А это точно поможет? – прокряхтел плебей.
-Ты хотя бы попробуй. И меньше волнуйся! – продолжал наставлять врач. – Волнения тоже могу помешать сношению. А уж если не подействует, то приходи. Мы ещё разбудим твоего вялого дракона!
Воодушевлённый советом и подарком старца, крестьянин поспешил к своей ненаглядной, чтобы внезапно порадовать её забытыми подвигами страсти.
Едва мужик ушёл, Баник прекратил делать вид, что он спит.
-А я и не знал, что кунжут возбуждает, - сказал воин.
Согомон тихо захихикал, постукивая пальцами по столу.
-Всё проверено на себе и на других, - тоном бывалого хитреца сказал мастер по микстурам. – Ты как себя чувствуешь?
-Немного голова болит. И рана… тоже немного болит…
-Порядок. Так бывает.
-Когда мне можно будет подняться и ходить? – с нетерпением рвался к прежнему распорядку Баник.
-Не торопись, молодой человек! – строго сказал врач. – Тебе надо ещё полежать. А слуги за тобой поухаживают дальше.
-Скажи мне, лекарь, где сейчас мой конь? – спросил рыцарь.
-Конь, конь! – пробурчал врач. – Ты о себе пекись, милый мой.
В глазах Баника блеснуло недовольство. Он приподнялся, потянувшись рукой к мечу. Ладонь сжала рукоять, а старик выпучил от ужаса и изумления глаза.
-Кто забрал моего коня?! Кайцак мне дорог! – прорычал Баник, метая искры из глаз. – Старик, не скрывай ничего!
-Успокойся, успокойся, воин! – загомонил лекарь, приподняв ладони. – В порядке твой боевой товарищ. Его кормят и за ним ухаживают. Клянусь костьми моей матушки, с ним ничего не стряслось, только не вынимай эту свою страшную железяку!
Баник продолжал смотреть на старца, стараясь понять, а не врут ли ему.
-Честность и правда в моих словах! Слово целителя даю – твой скакун в порядке, милый мой! Угомонись! – заверещал дед. – Только ложись. Ты только ляг, тебе нельзя так быстро вставать.
Баник успокоился и фыркнул, а затем лёг, закатив глаза.
-Извини меня, дорогой лекарь! – сказал тоном провинившегося мальчика воин. – Этот конь… он для меня куда больше, чем просто животное. Он мой друг и мой верный соратник. Ты понимаешь?
-Да, я тебя прекрасно понимаю! – с жаром сказал Согомон. – А вот, кстати, моя подруга. Можете быть знакомы. Моя милая Муро.
На постель к Банику вскочила премилая большая кошка, которая сразу замурлыкала, свернувшись клубком возле гостя.
-Это ведь дикая лесная кошка, разве нет? – удивился Баник.
-Верно. Я приручил её ещё котёнком. Она спасает от проклятых мышей и крыс мои пергаменты и травы. Я очень привязался к этому зверьку, - сказал врач.
Баник понимал чувства этого человека. Ведь он и сам привязался к своему псу, к верному коню. Избрав путь войны, он решил привязываться лишь к оружию и боевым товарищам, ибо его любовь к людям иной раз могла сгубить их. А вот к мечу, псу и коню он был открыт душой раз и навсегда.
И с нежной улыбкой воин принялся гладить кошку.
***
Путь, пробитый стрелой до спины, был невелик. А посему Банику не было суждено долго хворать и болеть. А уж сильный молодой организм помогал ему в выздоровлении. По крайней мере, так воина заверил травник. Кроме того, он залечил Банику две раны, которые он получил в лесу от сельджуков.
Так миновала ещё неделя. К воину заглядывал Торос и его телохранители.
-Но кто эти люди с тобой, княжич Торос? – не выдержав мрачных взглядов воинов, спросил витязь.
-Мы малхазы царя Гагика! – сказал заносчивый мужчина лет сорока с острым подбородком. – Нам велено оберегать княжича и тебя, пока вы находитесь среди деревенской черни.
Малхазами в старину называли дружину царских телохранителей. Вот как! То есть, наших знакомцев теперь защищают (немного и немало) сами дружинники правителя.
-Мой отец почти не говорил со мной. Что-то обсуждает на военном совете, - говорил Торос Банику. – Теперь я не имею права ступать шагу куда-либо без людей моего дяди. Мне велено защищать тебя…
-Тебе?! – удивился Баник, гладивший кошку, которая настырно напрашивалась на ласку и упорно мешала переговорам своими пушистыми выходками. – Но не малхазы ли царя Гагика?
-И да, и нет… - развёл руками Торос. – Отец сказал, что теперь я отвечаю головой за тебя – за человека, который спас меня. Он не доверяет этому колдуну. – Тут он указал на мирно дремавшего в сиденье лекаря. – Я нахожусь поблизости. Малхазы защищают меня. А мне приказано оберегать тебя. Отец сказал, что так я смогу искупить свою вину.
-Клянусь моим мечом, твой отец – великий воин и достойный князь! – сказал Баник. – Он не похож на надменных князей, которых я успел повидать. Тебе недолго осталось тут тосковать. Согомон сказал, что я скоро встану на ноги.
***
Возле этого целительского зала находилась, как мы уже знаем, питейная с конюшней. Восточнее на соседнем холме находился лагерь дозорных стрелков и смотровой вышкой. Западный холм занимала община ремесленников, где всё время коптилась кузница. У подножья холмов стояла одна из деревень с виноградниками и садами. Таких высот было несколько вокруг Цамандоса.
Малоазиатский крепостной городок Цамандос высился над всеми этими холмами и селами. Снаружи замка у каменных стен из обтёсанных блоков находились постройки горожан и наёмных рабочих из деревень. Здесь тоже кипела жизнь. Кое-где даже начинались работы по возведению ещё одной стены, которая станет новым уровнем города.
Врата крепости не были пафосными. Это были металлические ворота в три человеческих роста. На стенах постоянно находились лучники, а патруль городской стражи ежечасно мелькал то тут, то там, бороздя улочки городка.
Сердце Цамандоса занимало двухэтажное здание с несколькими входами. Белокаменное строение с чешуйчатой красной черепицей говорило о том, что тут раньше находился руководитель крепости и её византийского гарнизона. Но теперь тут расположился армянский царь Гагик, а само здание – его дворец.
Кое-где на стенах дворца появились барельефы в виде драконов, рыб и орлов, которые были делом рук армянских мастеров.
У главного входа во дворец стоял каменный постамент со скульптурой бегущего льва, что несёт на спине крест. Это герб царского рода Багратуни, из которого и происходили владыка Гагик и Рубен – глава его телохранителей и двоюродный брат монарха в изгнании.
У правого крыла дворца стояла царская конюшня, псарня и скромная комнатушка с соколами. Слуги Гагика суетились, наводя порядок в этих помещениях. В основном это были безусые ребята и сироты воинов, поступившие на службу к царю.
Вплотную к стенам приросли казармы гарнизона, дома горожан и конюшни. Чем ближе к дворцу, тем знатнее были горожане. По соседству с замком находилась церковь, возведённая из красного туфа.
Гнусавые звуки армянской скрипки и грохот барабанов время от времени нарушали мерные звуки города. Музыка раздавалась из таверны, с которой не могли сравниться те закопчённые забегаловки, в которых проводил время Баник или любой другой из его сослуживцев.
Где-то дороги тут были мощёными, а кое-где оставалась голая земля.
Если бы орёл вспорхнул над Цамандосом, то вот, чтобы он увидел. На юге находился тот самый лес, где своё ранение получил Баник. Там же находился зал лекаря и те постройки, о которых мы уже узнали. На востоке от города виднелся горный и лесной пейзаж. На западе открывался вид на реку Онопниктес, возле которой росли молодые платановые рощи. Ну, а севернее открывались виды на перевалы, за которыми уже начинались земли турок-сельджуков.
И вот возле этих-то перевалов можно было увидеть простые башенки и посты дозорных, следивших за движениями возле границ. Поднимающийся дым предупреждал стрелков на городской стене о вторжении.
Бывало и так, что дозорным удавалось изловить заплутавшего тут кочевника, пугавшего крестьян своим диким видом. Бывало, что отряды лазутчиков или шайка турецких лихачей гуляла тут, покуда их не разгоняли дозорные гарнизоны. Но в тот день тогда было подозрительно тихо.
-Затишье перед бурей! – шутили дозорные.
В эти дни Баник постепенно приходил в себя. Добрый лекарь кормил его полезными орехами, травами и кореньями. Вкусные семечки и сухофрукты воин ел с особым удовольствием. И так миновала вторая неделя…
Рядом бесновался Торос, который мерился силами с малхазами. Молодые воины учили юношу фехтовать, а зрелые вояки посмеивались над ними.
За эти дни Баник успел поговорить с царскими дружинниками. Он поведал им о своём прибытии в Барсучье логово, о том, что оставил там мула с имуществом и самое главное – верного пса.
Через гонцов Баник передали волю князя Рубена – имущество витязя привезут к нему и передадут лично ему. Конечно же, Баник обрадовался такому почтенному обращению. Малхазы, закалённые в гущах не одной жуткой бойни, имевшие грубый нрав, относились к Банику очень хорошо.
Рыцарь с трудом, но всё же ходил. Он увидел своего коня, ласково потрепал по гриве, а затем покинул конюшню.
Снова пора было в постель.
Ближе к полудню, когда Баник отдыхал в своём ложе, а городские бездельники и сельские пьяницы веселились в корчме, малхазы застучали в щиты.
Снова неделя миновала, близился октябрь…
***
-Мой дед едет! – раздался крик Тороса на улице.
Баник слышал, как малхазы разгоняют выпивших лоботрясов.
-Пошли вон! – рявкали вояки. – Вошли в свою пьяную нору и не скулите там! Князь едет сюда!
Баник задумался – уж не навестить ли раненого спасителя внука едет сюда сам Рубен Багратуни, бывший здесь вторым человеком после царя?
Пыль поднялась близ Цамандоса. Взошедшее солнце поигрывало лучами, освещая доспехи всадников, которые гнали лошадей к пригородной застройке. Около тридцати конников в чешуе, пластинчатых панцирях и кольчугах были вооружены до зубов – от копий и мечей до булав и топоров.
Единственным, кто ехал без доспехов, был лидер этого отряда. На стройном сером коне с тёмными пятнами скакал человек, который прожил более полувека. И весь его вид говорил о том, что тёмные волосы покрылись инеем седины в сражениях и других испытаниях.
Острый орлиный нос, массивные надбровные дуги и далеко посаженные совиные глаза придавали этому человеку нечто от образа хищной птицы. Его карие глаза смотрели с таким же пылким азартом, которым осматривает поле под собой сокол или ястреб. По лицу этого мужчины змеился глубокий шрам – от правого глаза до мочки уха. Другой лицевой шрам был меньше, и словно волнистая молния был ответвлением описанной выше большой сабельной отметины.
Сам человек был среднего роста, но широк в плечах. Руки его были крепкими и сильными. Изрядно поседевшая борода округлялась книзу, а края волос были очень ровно обрезаны и не касались плеч. Создавалось ощущение, что это была какая-то грибовидная шапка из волнистых локонов.
Широкий лоб и плоский затылок мужчины обхватывал варсакал – красная бархатная лента, украшенная в трёх местах жемчугами и орнаментами. Одет этот знатный всадник был в алый запашной халат с растительным орнаментом. Халат наполовину закрывал его высокие и остроносые кожаные сапоги тёмно-зелёного цвета. Его торс оплетал подобно змее пояс с четырьмя длинными лоскутами, свисавшими с краёв самого пояса. К этой детали одежды крепились ножны из кожи, в которых покоился длинный меч, а возле большого клинка находился кинжал.
Правая рука князя уверенно управляла конём. Горячий скакун нёсся вниз, не зная преград. И лишь твёрдая десница князя могла быть единственной управлявшей лошадью силой. Этим человеком и был тот самый князь Рубен.
Перед входом в лекарский зал стояли малхазы, готовые к встрече со своим лидером. Во главе их был Торос.
Несколько минут прошло, пока всадники не добрались до вершины большого холма, на котором расположился этот уголок пирушек и исцеления. Кстати, удобно придумали! Напился, отравился – сразу к целителю.
Всадники с суровыми, загорелыми и бородатыми лицами остановились в двадцати шагах от дома Согомона. Торос отдал поклон отцу, а за ним приветственный жест повторили малхазы.
-Приветствую тебя, дед! – сказал Торос.
Князь строго кивнул, сурово посматривая на сына. Рубен бодро и чуть-чуть игриво спрыгнул с седла, звякнув незаметной и лёгкой кольчужкой, носимую им под одеждой по старой привычке. У порога стоял целитель, который ни чуть не боялся мрачного гостя и даже как-то по-простяцки улыбался ему.
Твёрдым и чеканным шагом Рубен выдался вперёд, оставив за спиной дружину.
Он резко выкинул вперёд руку, указав двумя пальцами на дом.
-Этот человек тут? – спросил он звонким голосом, переведя взгляд с внука на хозяина помещения.
-Да, он здесь, господин, - кротко ответил старик. – Воин отдыхает в постели. Прикажешь позвать его?
-Нет! – отрезал Рубен. – Я войду в дом. Торос, ты со мной!
Гулкие шаги дали понять Банику, что к нему идёт дед парня, коего он уже не раз вырывал из развёрзнутой пасти смерти. Ведь только суровый и лихой военный человек мог приближаться с такими звуками.
И перед ним предстал тот самый брат царя, не побрезговавший войти в такой зал, куда обычно захаживали лишь простые крестьяне и далеко не всякие горожане.
Рубен глядел на Баника так, как горный барс настороженно смотрел на другого хищника. Князь кисло улыбнулся, подёргивая усами с острыми пиками.
-Это тебя зовут Баником? – спросил Рубен таким голосом, который заставил вскочить с кровати и убежать дремавшую кошку.
-Это я, господин, - ответил воин в порыве подъёма.
Однако резким жестом руки его остановил Рубен.
-Лежи, отдыхай! – повелел князь. – Не торопись с почестями. Я слышал, что ты вроде как бывалый вояка.
-Это так, - признал Баник.
-А внука моего встретил на охоте?
-Да.
-С кем охотился?
-С солдатами из Барсучьего логова. Крепость такая.
-Ведаю о такой. Туда я отправил своих людей. Тебе привезут твои вещи, - пообещал Рубен. – Ты у кого служил? Говори честно.
-Был разбойником. Это я после гибели моего отца, который был анийским рыцарем, промышлял в юные годы. Потом я служил наёмником у ромеев. После битвы при Манцикерте…
Тут Баник выдохнул, сжав кулаки под одеялом. В эти дни перепутья судьбы и воспоминания о трагедии восточных христиан не давали ему покоя и часто мутили его сознание.
-Так? – вытягивал слова Рубен.
-После того побоища я попал в плен к сельджукам. Они взяли меня в ряды своих нукеров. Я служил Танусману. Убив его родича, я бежал сюда. Тут много армян и греков, а потому я и решил найти свой оплот среди христиан, - рассказывал Баник. – Это было честно, князь.
-Хм… - прокряхтел Рубен, водя глазами по комнате. – И что ты имел ввиду, говоря о своём оплоте?
-Хочу вновь сражаться. Но для начала желаю найти себе дом. А именно – мне хочется обзавестись землёй и крепостью, - говорил Баник.
-Вот как? – пожал плечами Рубен.
В сварливом голосе князя прозвучало сомнение.
-А как иначе? – при этих словах рыцарь тоже пожал плечами. – Нам достались невиданные времена. Мы оставили вдали Армению и пытаемся вырвать у старых врагов свой клок земли. Как сын аспета я тоже желаю получить своё.
Рубен молча закивал.
-Знаешь приёмы войны, которые привычны сельджукам? – спросил князь. – Учился их военному искусству?
-Да! – бодро и живо ответил Баник. – Я умею стрелять из седла на скаку на сельджукский манер. Мне известны их обычаи и порядки.
-Что ж… - развёл руками Рубен. – Такие парни мне нужны в нашей фаланге. Выздоравливай, а потом мы подумаем о том, чем ты можешь быть полезным нашей общине. Затем поглядим, чем заинтересуем и мы тебя.
Баник сдерживал улыбку, чтобы не показывать малознакомым людям эмоции. Однако радость горела в его груди. Ему думалось, что судьба подарила ему нужный шанс и что за него следует ухватиться.
Рубен стрельнул острым взором на сидевшего в уголке лекаря, словно старик совершил что-то неприемлемое.
-Ты хорошо следишь за этим человеком? – спросил князь.
-Да, господин, - спокойно отвечал ни чуть не испуганный холодным тоном лекарь. – Я лечу его так, как лечил бы родного сына.
-Это хорошо. Не дай зачахнуть такому воителю, - сказал спокойным тоном Рубен. – Ты прослыл как чародей. Но если твои травяные причуды подымут на ноги этого человека, то ты станешь для нас нашим Авиценной.
Престарелый врач с глубокой мечтательностью в глазах улыбнулся, услышав имя легендарного персидского целителя.
-Тебе следует переодеться, - сказал Рубен Банику. – Мы с тобой отправимся к царю Гагику. Мой двоюродный брат хотел бы тебя видеть.
Это ещё больше заколыхало сердце витязя. Наверное, Торос стал его верным компасом, указавшим короткий путь к удаче.
-Дед, а где мой отец? – вмешался в разговор княжич.
-Константин осматривает гарнизоны фортов и проверяет их боеспособность, - сказал Рубен. – С ним увидишься позже. Иди, садись на коня. Мы едем к Гагику. Скажи-ка, лекарь, - тут он обратился к Согомону, - а этот добрый воин уже в состоянии путешествовать?
-В целом он вполне окреп, но я бы ещё немного его подержал тут, - признал старик. – Но, думаю, небольшое путешествие не будет для него опасным.
-Что ж, тогда мы его заберём, - с этими словами Рубен передал мошну с монетами врачу. – Это тебе за труды. Собирайся и ты в путь с нами. Добрый лекарь не помешает нашей компании. Твой дом будет под охраной.
Перед тем, как Баник уйдёт с малхазами, Согомон передал ему наконечник стрелы, которой ранили витязя. Так, на память. Баник решил сохранить этот необычный трёхгранный наконечник с острыми плечами.
Тело воина осмотрели. На месте ран появились свежие розовые шрамы.
***
Возле стен Цамандоса располагалась неплохая банька, в которой витязь успел умыться. Освежившись, он переоделся в тот костюм, который ему привезли. Это была хорошая одежда для воинов наподобие него. В ней можно и погостить у приличных людей, и на охоту отправиться, и путешествовать.
Баник нарядился в узкие синие штаны, новые кожаные сапоги. Также он оделся в тонкую белую рубашку с длинными рукавами. Поверх неё он надел тёмно-красное платье с короткими рукавами до локтей и с медными пуговицами, а низ одёжки едва касался колен воина.
Еду даже подарили лучшую шапку, которую можно было тогда купить. Это был короткий и плоский колпак, словно сдавленный с боков. К плоским бокам прижимались поля шапки, в виде пары дуговидных торчащих воротников.
Новый кожаный пояс с бляшками оказался куда лучше старого. Да и меч с кинжалом на нём смотрелись ещё краше.
-Ах, вот это красота! – всплеснул руками удивлённый целитель, который тоже не упустил случая искупаться.
-Самому нравится, - сказал Баник.
Рыцарь не отрывал глаз от крепостных стен, которые казались ему чуть ниже, чем виднелись издалека. И всё же Цамандос не был самой худшей малоазиатской твердыней.
Баник не заметил, что в те минуты он и сам стал объектом большого внимания. Лучники, ходившие на стенах, указывали на незнакомца оружием и пальцами. Что-то обсуждали и даже с каким-то опасливым расчётом осматривали того, кто только прибыл сюда, а уже получил такой хороший костюм.
Рубен находился с дружиной неподалёку и ожидал витязя.
-Ну, что ж… пора в путь, - сказал князь.
Без прежней прыти и резкости Баник уселся в седле верного коня. Он не двигался скованно, но и не шустрил, чтобы зажившая рана оставалась в покое.
-Князь, а разве Гагик живёт не в замке? – спросил витязь.
-Живёт, - подтвердил Рубен. – Но сейчас он отдыхает на своём острове. Мы поедем туда и присоединимся к нему.
Кони поскакали вниз по дороге, что плавно вела к подножью возвышенности, на которой стоял замок.
Менее получаса скакали всадники по дикой местности, в которой появились первые штрихи человеческой жизни – молодые деревушки, где во всю силу трудились армянские крестьяне.
Широкая тропа вела через пшеничное поле и упиралась в каменистый берег реки Онопниктес. Там, где жёлтый край засеянного хлебом земли обрывался, появлялись прежние каменные пределы этого края. Вновь показались дикие кустарники возле шумевшей полноводной реки.
В чистой воде можно было увидеть сновавших в толще реки рыб – малых и больших, карасей и окуней. Тут располагалась маленькая гавань, в которой стояли лодки для переправы. В приречных домах жили слуги царя, которые перевозили его вместе со свитой на остров.
По плоской и прохладной поверхности нервно дребезжали чешуйки бликов, ловившие свет дневного солнца. Ещё далеко было до заката, ещё кипела природная жизнь.
В самом широком месте реки высился островок с обрывистыми и каменистыми берегами. Вокруг него из реки местами выглядывали безобразные скалистые пики, напоминавшие пробудившихся чудищ или рога подводных исполинов.
Вид на самое сердце острова закрывала стена старых осин, между которыми передвигались фигуры коней и людей. Это были дружинники царя. Оттуда раздавался приглушённый лай собак, а где-то за стеной островной рощи завыла волынка.
Для новоприбывшего отряда подготовили три большие лодки. В путь отправились Рубен, его внук, Баник и двадцать воинов. Остальным приказано было оставаться на берегу и ждать возвращения князя.
Царские гребцы налегли на вёсла и поплыли к заветному острову. Буйная река Онопниктес своим свирепым и безобразно грубым нравом сама выбила из груди дружинников песню о братстве и воинстве, которое всегда становится лишь крепче при трудных переправах и бурях.
Эх, подай-ка, братец, мне топор,
Я прорублю нам к славе путь!
Мы долго ждали до сих пор,
Но сначала пред боем бы вздремнуть!
Нам и один меч булатный
В две руки сгодится.
Прощай, дева. Твой стан ладный
Ещё долго мне будет сниться.
Встанем, братцы, к плечу плечом,
Врагов порубим мы мечом!
Нас не устрашишь! Нас не тронь!
Мы пройдём чрез воды, кровь и огонь!
Банику не особо понравилась эта грубая песенка. Он сморщился, поглядывая с отцовским снисхождением на тех, кто сочинял и распевал такие нестройные песни. И дело не в воинской грубости и солдатском юморе. Дело в грубом исполнении и крикливости певунов.
Да, витязь знал, что с бойцов нечего взыскивать за простоватые и плохо отёсанные строки. Но в его сердце загорался азарт барда, когда он слышал песни – желание показать свой талант. Как воин он сразу определил, кого он сможет тут убить запросто, а кто с лёгкостью снесёт ему голову с плеч. Слушая песни, он сразу пытался вспомнить какие-то свои вирши, коими он мог бы сказать своё слово.
Например, тот щупловатый вояка в поношенной кольчужке, что увешен мелкими клинками – явно не противник Банику. Он держался у носа лодки, подымаясь над остальными. По его движениям и телосложению рыцарь понял – отличный разведчик и диверсант, но не рубака. А вон тот здоровый лысый бородач, что сидел у ног стоявшего Рубена – вояка хоть куда. Этот человек и передвигался быстро, и тело у него было крепкое и сильное.
-А ты чего так морщишься, братец? – толкнул локтём Баника тот тощий кинжальщик, державшийся за закрученный назад нос лодки. – Впервые такую песенку слушаешь?
-Немного не привык я к таким, - скромно ответил воин.
-Гляньте-ка! – выпалил кто-то из дружинников, сидя в конце лодки. – Столичный парень! Песенки киликийского быдла не для тебя, аспет?!
-Завывания сельджуков лучше? – говорили насмешливым тоном малхазы. – Ага, а может пьяные напевы греческих рыгален? Да нет, он же столичный! Ему песенки тонкопалых гусанов подавай! Это так, воин? Ты привыкай, мы тут бойцы простые и песенки любим обычные. Без этих ваших эросов и прочей нудной латынщины.
-Во-во! – вякнул тощий ловкач, вновь толкнув Баника локтём. – Так что ежели кому и возмущаться, то только гусанам. А ты просто воин, братец.
-Я и сам немного гусан, - сказал без заносчивости витязь.
По рядам малхазов прошёл недоверчивый ропот и усмешки.
-Тоже мне! – прокряхтел кто-то.
-Да оставьте вы человека в покое, - гундел другой. – Ну, столичный. Ну, повидал разное в разных странах, видать! Оставьте!
Ловкач с ужимками полубезумного человека, оттолкнул в сторону Баника, перебравшись к гребцу. Он уселся у молодого слуги, обнял его и пытливым взглядом смотрел на Баника.
Похлопав ладонью по его сапогу, он сказал ему:
-Раз моя песня не по душе тебе, о великий воин и бесподобный гусан, то молим тебя, порадуй нас своим искусством! Вы же не против, братки?
-Пусть поёт! – зачастили вояки. – Стоит и петушится – весь из себя воин да певец. Вот пусть и споёт лучше нас. Или пусть проще ведёт себя.
Баник молча смотрел в сторону крепости. В том же направлении смотрел и Рубен, стоя в самом хвосте лодки.
Воины тихо хихикали, думая, что они Баника теперь проучили. Воин снял с головы шапку, прижав её к поясу. Ветер затрепал его рыжеватые локоны.
Торжествующий тощий вояка с кинжалами уже пытался снова выдать что-то едкое, как вдруг произошло нечто…
Чистый, стальной и горный звук заставил колыхнуть воинские сердца. Это голос Баника покинул его каменную грудь, превращаясь в гармоничную песню. Даже Рубен при первых же строках песни резко развернулся, с удивлением смотря на Баника.
Душа моя, будь крепче горных глыб,
Я к тебе прилечу, словно орёл.
Будто неанг, плывущий среди рыб,
Тебя, русалку, в пучине обрёл!
Мчусь к тебе, словно одинокий волк,
Несусь по полю, как сердитый лев.
Я уничтожил весь вражеский полк,
Пусть же страсть бойца утолит мой гнев.
Я как тур выбегаю из леса,
Каменная крепость лишь впереди.
Там ты ждёшь меня, моя принцесса,
Ради меня бьётся сердце в груди.
Дева, я порву любого барса,
Расколю железо всякой брони!
Покину палаты града Карса,
Чтобы прибыть в твой каменный Ани!
По кровавым телам буду скакать,
Вперёд же, моя буйная лошадь!
Я деву на плече буду таскать,
Пусть видит вся городская площадь.
Ты мне не изменяй, дорогая!
Не для того же я славу стяжал.
Твоя грудь лишь для меня нагая,
Твоим ножнам нужен лишь мой кинжал!
Воины растворились в мире этой песни. Они были затянуты в песенную пучину слов этого витязя. На лице Рубена появилась горячая улыбка молодого любовника, который вот-вот пройдёт за запретную ширму и впервые попробует то, о чём так часто шепчутся юнцы. Он, познавший любовь не одной девицы, дожил до седин, а теперь вновь почувствовал себя молодым.
-Да! – вопили разгорячённые воины. – Вот это я понимаю, песня для вояк! Да-а! Ха-ха! Парни, кажется, мы теперь будем водить на все наши попойки этого столичного певуна!
Воины хлопали в ладоши, а тощий владелец кучи кинжалов, ножей и заточек вскочил и обнял того, кто утёр ему нос.
-Этот парень спел обо мне! – завопил он, обращаясь к друзьям. – Это было про меня! Я себя узнал!
Бойцы посмеивались над дурным товарищем.
-Нет, про меня! – раздалось с другой лодки, которая плыла сбоку. – Эй, аниец! А давай-ка ты споёшь ещё! С меня выпивка!
Но с исполнением на бис пришлось бы подождать. Ведь лодки уже прибыли к берегам, и пора было сходить на берег.
Малхазы встали с мест и попрыгали в воду, которая была им чуть выше щиколотки. Каждый подходил к Банику и хлопал его по плечу или хвалил.
-Эй, меня зовут Врам! – сказал кинжалоносец. – Я тут самый дурной и самый ловкий! Тебя вроде Баником звать?
-Да, - ответил воин приняв крепкое рукопожатие.
-Но вот то, в чём я тебя одолею, так это умение много пить и умение договориться с трактирными толстушками сбавить цену, - хвастался чудак.
-Договориться о чём? – усмехнулся Баник.
-О том, чтобы сбили цену на еду и напитки, - простодушным тоном школяра ответил ловкач. – А о чём же ещё? А-а! Ты подумал о других вещах?
Баник лишь улыбался и ничего не говорил.
-Да! – вскрикнул Врам, подняв указательный палец так, словно поймал просветление за хвост. – Ты подумал… - тут он озирнулся и добавил шёпотом. – Ты подумал о цене за тискания в постели? Ах, ты похотливый столичник! Я о таком не договариваюсь! Какие ещё цены?! Мне отдаются бесплатно! Ты не стесняйся, ну! У меня столько девок! Договорюсь на счёт тебя!
Баник не выдержал такого словесного напора со стороны обаятельного болтуна. Он похлопал по спине нового приятеля, из-за чего позвякивала лёгкая кольчужка.
-Скажешь тоже! – еле выговорил через смех рыцарь.
-О, наш Врам нового приятеля себе нашёл! – крикнул кто-то из перебравшихся на остров. – Это он может!
-Я гляжу, что ты не только девок обольщаешь, но и друзей быстро находишь, Врам! – дружелюбно подшутил Баник.
-Я не я, если мы вернёмся в Цамандос, а ты после этого не станешь мне другом и не попробуешь одну из моих девок! – хвастал с дурными ужимками Врам.
Баник спрыгнул на торчавший из воды камень с плоской верхушкой. Затем он скакнул на другой камень, на третий… и так до тех пор, пока не добрался до берега. Тут он в мыслях отдал должное прекрасным гребцам, которые умело управляли лодками, не дав им удариться об камни.
Берега острова были крутыми, каменистыми и глиняными. Здесь мастеровые царя смогли установить в нескольких местах простые, но удобные ступени.
-Здорово, воины! – крикнул Рубен воинам, которые стояли тут на острове, ожидая его отряд.
-Здравья, великий князь! – хором выпалили бойцы.
Прохладные тени от деревьев, росших близ берега, были хорошим местом для отдыха. И не зря дружинники отдыхавшего царя остались тут. Но самого владыки здесь Баник не увидел.
Пройдя под тень широких ветвей, витязь оказался в царстве приятной прохлады. Уютная полянка была окружена многолетними осинами. На больших брёвнах вокруг костра сидели дружинники. Тут было около двадцати малхазов царя.
Одни воины вывесили на деревьях свои кольчуги, другие сидели в доспехах. Тут они варили простую, но аппетитно пахшую пшеничную кашу с мясом и ароматными травами.
Малхазы встали, увидев Рубена.
-Час отдыха, ребята? – спросил строгий князь.
Вперёд вышел одноглазый и плешивый вояка с массивными ручищами и широкими плечами. Его куцая бородка вздрагивала от дуновенья ветра. Он положил руку на грудь, обращаясь к Рубену.
-Великий князь! – грубым деревянным голосом говорил мрачный крепыш. – Царь отослал нас смотреть за берегом. С ним там есть несколько наших бойцов. Он под защитой наших ребят.
-Добро! – Рубен кивнул. – Садитесь, парни. Ешьте, ешьте. С пустым желудком много не повоюешь. Что у нас на обед?
-Дроблёное пшено с травами и козлятиной, - довольно ответили князю. – Скоро будет готово.
-А я бы тоже не отказался от миски каши! – бодро сказал Рубен, разглаживая острые усы. – Пахнет вкусно, я ведь прав, Баник?
Стоявший возле князя витязь приятно и скромно улыбнулся, услышав такое обращение в свою сторону.
-Да, князь. Полагаю, что сам император константинопольский пожелал бы увидеть это блюдо на своём пиру. Настолько пахнет вкусно! – сказал рыцарь, которому и действительно понравился мощный хлебно-мясной аромат.
-Меч под рёбра – вот угощение басилевсу от нас! – выпалил Рубен в сторону дружинников, вытаращив глаза и подняв кулаки.
Бойцы подняли одобрительные выкрики, взбодрённые своим командиром. Не меньше их приободрило то, что высокородный князь захотел присесть возле них и отведать простой бойцовской трапезы.
-А этот человек – Баник. Он потомок анийских рыцарей! – представил Баника князь. – Думаю, мы и для него найдём тут место. Думаю, ему тоже не пожалеете пару горстей этого вкусного варева.
-Конечно! – отвечали малхазы. – Проходи, браток, садись! Не побрезгуй.
Баник по-простяцки снял шапку, подвесив её на обрубленном суку древа. Расстегнув пару пуговиц сверху, он уселся возле вояк очень свободно и немного фривольно, чтобы не сойти за напыщенного дворянина или не в меру богатого нувориша. Ведь незнакомцы смотрели на него немного с недоверием и интересом – «кто этот нарядный человек, явившийся к нам?!»
Дружинники заулыбались, увидев свободный норов гостя, который с участием оглядывался, посматривая на бородатые или небритые лица воинов. Вокруг были люди от двадцати до пятидесяти лет. Рядом с ними сел и Рубен.
-А ты откуда, Баник? – спросил бойкий юноша с бритым лицом. – Нам сказали, что ты аниец. Из какой части города?
-Уехал оттуда ребёнком. Мои родители обеднели и из шахастана мы переехали в рабаду, населённую бедными ремесленниками, - отвечал Баник.
-Понял, - участливо закивал парень. – Я оттуда же. Я ассириец. Мои родители тоже жили в рабаде, а сам я родился в Цезарее.
Вскоре вкусная каша дымилась в деревянных посудах, которые передавали друг другу бойцы. Баник попробовал кашу и прищёлкнул от удовольствия языком.
-Дикий горный козёл! – определил Баник, разжёвывая мясо.
-Как понял? – пробурчал Рубен, поедая кашу.
-В землях сельджуков я только этим и питался, - сказал Баник с улыбкой, которая всё никак не слетала с его лица. – Их еда мне надоедала.
-И чем же они тебя кормили? – спросил Рубен.
-Баранина! – Баник воткнул ложку в кашу. – Баранина! Каждый день! Очень редко нам давали говядину. О моей любимой поросятине, конечно, речи не могло быть. Каждый день лопать баранину надоедало. Вот я и шёл на козлов со своим волкодавом. Хотя иногда и кабанов тоже добывал.
Тут Баник вздохнул, уткнув взгляд в тлевшие угольки. Он вспомнил верного Гзоха, который остался в Барсучьем логове.
-А ты жил среди сельджуков? – спросили в один голос два воина.
И тут Банику пришлось снова раскатывать порядком надоевшую ему вереницу воспоминаний – он был разбойником, попал в плен после трагедии в Манцикерте, стал наёмником Танусмана. Его рассказ малхазы слушали с большей жадностью, чем с той, с которой они наворачивали обед.
Баник вновь повёл рассказ о том, как защитил семью своего благодетеля перед лицом опасности. И его спрашивали о всяком – чем кормили ещё сельджуки, какие у них женщины в быту, какие у них обычаи. На все эти вопросы Баник отвечал с удовольствием – оно куда интереснее, чем рассказывать свою биографию будто летопись.
-Что тебе меньше всего там нравилось? – спросил кто-то
-Кислое молоко! – отшутился витязь.
-А каков этот человек – как его там? – Танусман? – вдруг спросил оживившийся Рубен. – Насколько смел?
-Очень смел, - признал Баник, погружаясь в воспоминания. – Слышал, что в его жилах сочится и армянская кровь.
-От этого он не перестаёт быть подлым армяноедом! – вставил тот одноглазый дружинник. – Чтоб пеплом стал его дом!
-Но он не идёт на неоправданный риск, - продолжал Баник, будто и не слышал реплики страхолюда. – При всём своём мужестве, он очень хитёр и расчётлив, будто леопард. Его полководцам не достаёт его трезвомыслия, хоть они и не менее храбры. Танусман умеет зажигать сердца в груди даже самых непригодных к войне кочевников. Он многое понимает о человеке, поговорив с ним лишь несколько минут.
-Так говоришь, будто уважаешь его! – посмеивался молодой ассириец.
-Я и не скрываю этого, - смело ответил Баник. – Разве неустрашимый человек, ведущий за собой отряды всадников и разбивающий врагов, не достоин уважения? И врага можно уважать, парень! Или я не прав!
-Они все дикари! – пробурчал безусый ассириец, бросив в огонь косточку. – Как их можно хвалить?!
-В моих словах нет похвальбы. Ромеи, к примеру, не дикари. Но они проиграли сельджукам, хоть и держали в руках преимущество. Называть храбреца храбрецом – это значит, говорить правду, а не хвалить. Если они дикари, то как называть нас? Слабаками, которые проиграли дикарям?
Воины задумались над горькими словами Баника. Они и сами понимали правду, которую он говорил. Просто мало кто из них мог её так озвучить перед всеми.
-Оскорбляя и принижая врага, ты сделаешь возможную победу над ним дешёвой, а возможный проигрыш – плевком в свою честь, - сказал Баник. – Я многому научился у сельджуков. Глупые дикари не могут собираться в орды, покидать свои голые степи и покорять страны, друзья мои.
-Это да! – прокряхтел один из малхазов, вынужденно признавая горькую и очень неприятную правду. – А ты знаешь какие-нибудь их приёмы ведения войн?
-Я научился неплохо стрелять из седла на манер сельджуков, - говорил в ответ витязь, продолжая трапезу. – Турки очень лихо маневрируют, пуская стрелы в противников. У ромеев, к примеру, плохо защищены руки и ноги. Сельджукские налётчики метят прямо туда. Я не раз видел, как тяжеловооружённые греки из числа скутариев, падали с проткнутыми коленями и плечами.
-На равнине они очень опасны, - сказал Рубен. – А когда их больше числом, то на поле они при любом раскладе выйдут победителями.
-Вот потому их лучше всего бить в тесных местах. В ущельях и скалистых местах их численный перевес теряет смысл, а легковооружённые всадники становятся мясом, которое остаётся просто расстрелять и разрубить, - говорил Баник. – В горы они не полезут. Да они им особо и не нужны.
Молчавший и спокойно слушавший разговоры Врам вдруг снова примерил свою лихую дурацкую улыбку.
-А каковы сельджукские бабы? – выпалил он.
Среди дружинников пролетел весёлый смешок, а Рубен с полупрезрительной ухмылкой покачал головой.
-У них немало красивых женщин, - признал Баник. – Особенно, среди знатных. Все такие в украшениях, в венцах и в пышных и ярких платьях, достигающих земли. Изначально меня немного забавляли их острые скулы, плоские лица и глаза, напоминающие миндаль.
-Ох, как вкусно описал! – рассмеялся Врам. – Всё, братцы, я еду в турецкий край. Найду себе миндалеглазую турчанку!
-Врам мечтает попробовать бабу из каждого известного племени! – сказал ассириец Банику. – Аппетит у него неплохой. Уверен, он сможет похитить себе сельджучку. Хотя, эти дикарки скорее, сожрут его, чем дадут прикоснуться к себе.
-Женщины у них крепкие духом, - сказал Баник. – А что, Врам – мастер похищений?
-При всех его чудачетсвах и дурной башке, я ценю его проворность и умение скрываться в любом месте! – сказал Рубен. – Если я скажу ему, чтобы он сейчас же достал мне змеиное яйцо, то он исполнит всё точь-в-точь. А однажды я ему наказал, чтобы прирезал одного паршивого грека в Цезарее, который притеснял армян.
-И он справился, - догадался Баник.
-Ага! – чавкал Врам, получив вторую порцию каши. – Правда, пришлось полдня удирать от ромеев со стрелой в заднице!
Дружинники захохотали, вспоминая то, о чём поведал Врам.
-Ой, висел бы я под перекладиной на петле, если бы не везение! – вспоминал дурной вояка. – Спас меня мой приятель. Кстати, тоже грек. Добрый купец по имени Сильвестр.
Баник едва заметно дёрнул бровями, услышав имя нового знакомца, с которым он задал жару злостному должнику.
И этот разговор между воинами продолжался бы долго, но тут прибежал мальчишка с обращением от царя.
Невысокий паренёк с едва пробивающимися усиками и ровно подстриженными да обхваченными тесёмкой волосами походил на царского пажа. Он был одет как типичный царский слуга – длинное платье с боковыми треугольными вырезами, поясок, широкополые штаны и башмаки.
-Великий князь! Мой повелитель узнал о твоём прибытии и хочет видеть тебя, - сказал паж.
Рубен ответил многозначительным кивком. Второй кивок был адресован Банику, означая, мол, «иди со мной».
Верно истолковав жест князя, Баник поблагодарил малхазов за угощение. Он снял с ветки шапку, нахлобучил её и зашагал за братом царя. Видно было, что наевшийся вкусной кашей Рубен перешёл на куда более бодрый и даже дерзкий шаг. Баник поймал себя на мысли, что этот человек понравился ему – седовласый воин и полководец, который с удовольствием разделяет трапезу с обычными бойцами. Он очень бодр и крепок для своих лет.
И этот настрой не мог не заражать. Баник и сам не был стариком, но видя такую молодецкую благую развязанность, он наливался прежней юношеской отвагой. И теперь он начал понимать, как армяне ухитрились в этих диких местах построить подобие нового княжества, вытесняя греков и турок – благодаря такому искателю приключений.
Перед ясным взором развеселившегося витязя открылась широкая поляна, усеянная вянущими летними цветами. В самом сердце островной поляны стояло необычное строение. Круглый каменный навес с красной черепицей удерживали шесть каменных колонн с расписными волютами. Там отдыхали люди, которых Баник пока не мог разглядеть. Это строение стояло на высоком каменном основании, а потому приятная беседка (если этот уголок отдыха можно было так назвать) и возвышалась над остальной поляной, которую с прибрежных мест кольцом окружали старые деревья.
Возле этого уголка возились люди. Там звучала музыка арфы и барабанов. Расторопные слуги что-то варили на огне. Воины расхаживали по сторонам, охраняя драгоценный покой того, кто находился под каменной крышей.
Там же бродили несколько лошадей, а также собак. Кстати, среди псов различались не только армянские гампры, но и силуэты каких-то диковинных собак.
На поляне возле рощи, которую покинули Баник и Торос, резвился юный Торос, который фехтовал со старшими дружинниками. Несколько бойцов посмеивались над тем, как низкий и свирепый паренёк нападает на громилу в кожаной броне, который с раскатистым смехом отбивает удары княжича.
-Да ты посмотри на него! – радостно и азартно рявкнул Рубен, обращаясь к Банику. – Он словно назойливый комар, который хочет ужалить задницу слона!
Баник обнажил зубы, улыбаясь точно ребёнок того же возраста, что и Торос – настолько оживлял его этот Рубен. Князь совсем немного уступал по росту новоприбывшему витязю, но энергией мог бы поделиться со всей своей боевой фалангой.
Даже смурной паж, сопровождавший князя и рыцаря, невольно исторг булькающий смех в ответ на колкое сравнение с комаром и слоном, но затем резко оборвал его на высокой ноте, поймав на себе взор Рубена.
-Думаешь, ты сможешь фехтовать лучше моего внука, мальчишка? – насупился Рубен, внезапно остановившись.
Своей резкой остановкой он и Баника с пажом заставил застыть на месте так, будто те были мраморными статуями древних греков. И, кстати говоря, на лице пажа появилась трагичная рожа, очень похожая на гротескные маски античных эллинов.
Рубен рассмеялся, по-дружески толкнув ребёнка.
-Успокойся ты! Шучу я, чтобы ты не ходил с такой кислой рожей! Ты когда-нибудь пробовал лимон? – обращался Рубен к пажу.
-Нет, - взволнованно промурлыкал слуга.
-А я пробовал. Такой дрянной жёлтый фрукт цвета твоей одежды. Редкостная дрянь! Если что, я не про твой наряд, а про лимон. Он очень кислый, а ты выглядишь так, будто корзинами поглощаешь его! – шутливо рычал князь. – Но твои кислые рожи могут помочь нам напугать сельджуков. Я прав, Баник?
-Да, парень даст жару врагам. Но, князь, в рожах сельджуков куда больше жутких гримас. Особенно, когда они идут в бой. Уверен, этот мальчик не грустит, а просто старается держать себя скромно, как и подобает ему подобным, - сказал рыцарь.
В глазах мальчика блеснула надежда на то, что не все взрослые люди – грубые и едкие шутники.
-А ты хорош! – Рубен ткнул пальцем в грудь Баника. – Твой ответ понравился и мне, и Васпуру. Это чашник моего брата.
Васпур кивнул Банику, мол, приятно познакомиться.
Тут Рубен внезапно вытащил из ножен меч и ринулся на своего внука с диким криком, размахивая клинком.
-Эй, вы двое! – вопил он. – А ну, защищайтесь!
Теперь громила и его маленький соперник стали союзниками. Конечно же, здоровый богатырь взял на себя весь жар атаки князя. Баник следил лишь за плясом стальных мечей, которые заполыхали под лучами солнца как полосы затвердевшего света.
Шустрый Торос всем весом навалился на деда, но не сдвинул того с места. Потом он бросил оружие, использовал момент, дёрнул за ногу князя. Рубен потерял равновесие и упал, так как его быстро и жёстко атаковали с двух сторон.
-Ах ты ж! – гаркнул на проворного внука Рубен, лежавший на земле. – Да я тебя выпорю котёнка такого! За ногу меня изловил…
-Это слабое место! – крикнул воодушевлённый Торос. – Надо бить туда. Именно так я поразил вонючего сельджука. И ударил его мечом в коленный сгиб, а Баник зарубил его как собаку.
-Ишь, какой шустрила! – усмехнулся Рубен, поднявшись с земли. – Проворство на твоей стороне. Молодец!
-Я хороший армянский воин! – хвастливо крикнул мальчишка, стукнув себя кулаком в грудь.
-А я – здоровый и злой сельджук! Я проглочу тебя, маленький витязь! – сказал Рубен, состроив мрачную рожу и напав на внука.
И тут Торос удрать не смог. Под громогласный хохот воинов Рубен поймал внука, подняв его над собой.
-Я съем тебя! – кричал Рубен. – Проглочу маленького ловкача!
-Баник, помоги! – вопил Торос сквозь заразительный смех.
-Что ж ты стоишь, Баник?! – дразнился князь Рубен. – Помоги маленькому воину! Он опять перестал быть великим и могучим! Ну, помоги ему, не стой!
Баник почувствовал в себе жар ребяческой отваги и дури. На него с недоверием косились вояки. Особенно недружелюбным был взгляд того гиганта, с которым потягался Рубен.
-Я иду! – крикнул Баник, обнажив меч.
Рубен опустил на ноги внука и тоже вооружился.
Когда рыцарь в шутливом порыве атаки побежал на князя, то путь ему преградил богатырь, мерившийся силами с Рубеном. В его деснице сверкнул резко выхваченный огромный меч.
-Ничего не путаешь, малявка? – пропыхтел увалень в кожанке.
Баник миролюбиво поднял левую руку, сделав шаг назад.
-Эй, это ведь шутка! Мы не будем серьёзно сражаться с господином Рубеном! – сказал посерьёзневший Баник, с трудом вернувший улыбку.
-Остынь, здоровяк! – осадил великана Рубен, стукнув его плашмя мечом по плечу. – Мы не будем рубиться, просто позвякаем сталью. Хочу проверить его.
-Я не доверяю ему, - пробурчал бык. – Если бы ты не остановил меня, то я снёс бы ему голову, князь.
-Да ты ведь пыхтишь как кабан! – усмехнулся Баник, глянув исподлобья с вызовом на наглеца. – Каждый твой хрюк выдаёт момент замаха.
-Что ты сказал? – процедила сквозь почерневшие зубы гора мускулов, пахшая овечьим сыром и кожей.
-Говорю, хрю-хрю, ты молодец! Могучей вонью перебьёшь всех сельджуков! – дразнил Баник, разведя руки, точно подзадоривая нарисовавшегося соперника. – Кстати, а ты предпочитаешь жёлуди или грибы?
С недоумением гигант оглянулся на Рубена, который из рук вон плохо сдерживал смех, скрывая за спиной тихо хохочущего Тороса.
-Господин, ты хотел проверить силу этой тощей суки? Позволь, я сам встряхну этот кожаный мешок с костями и дерьмом! – брызгал слюнями тупой столб.
Рубен с лёгкой ноткой тревоги во взгляде посмотрел на излучавшее самоуверенность лицо Баника и морду богатыря, покрытую маской слепого гнева. Князь просто развёл руками, мол, сами разбирайтесь.
-Меня зовут Тачат! – представился титан Банику, улыбаясь мерзкой ухмылкой и выдыхая ароматы лука и солонины. – Это чтобы ты смог передать наверху, кто послал тебя, малыш.
-Не калечьте друг друга! – повелел Рубен, приподняв руку.
-Я всего лишь развлекусь с ним, - громыхнул в ответ Тачат. – Но воля твоя, князь. Сильно портить не буду этого цыплёнка.
Баник прикусил губу, смотря с отвращением и ироничным укором на Тачата, предвкушавшего быструю победу.
-Что смотришь, малявка? – прохрипел гигант, расхаживая с угрожающими движениями вокруг Баника.
-Я вот думаю, что ты жрал, если стал таким огромным? – уколол Баник соперника, спокойно стоя к нему спиной.
-Каждый день ем свинину. Иной раз могу и полтуши за раз съесть.
-А я думал, вы друг друга не едите, - рыцарь продолжал отпускать едкие фразы, пытаясь ослепить вояку приступом нахлынувшей ярости.
Но Тачат лишь что-то пробурчал и лёгким ударом меча скинул шапку Баника на землю. Головной убор шлёпнулся в лужу.
Витязь хмыкнул, поправив причёску и встав лицом к богатырю.
-Давай так, если кто-то из нас будет лежать на спине с ногой противника на груди, то он весь день будет носить на голове эту испачканную шапку! – предложил рыцарь. – Идёт?
Тачат расхохотался, представив себе позор соперника.
-Идёт! – согласился богатырь. – Скорее бы увидеть твою башку испачканной!
Баник выставил меч вперёд. Поединок вот-вот разгорелся бы.
-Как тебя там? Тачат? – посмеивался Баник.
Но гигант ничего не ответил. Он лишь лязгнул своим мечом по клинку соперника, пробуя крепость его руки.
Тачат! Могучий Тачат!
Твой купол патлатый украсит грязь!
Губки как бабьи груди торчат,
Твой позор увидит сам князь!
Ехидный экспромт разозлил великана. Он взревел чуть ли не на манер диких вепрей, которых ест на обед. Топая ногами подобными столбам, он подбежал к Банику, ткнув в него мечом.
Баник подпустил громилу, а потом подобно вёрткой гадюке отпрянул от укола. И не успел богатырь снова занести громадный меч, как рыцарь отвесил левой рукой ему лёгкую пощёчину.
-Взбодрись, Тачат! – посмеивался Баник. – Ты не впечатлил меня. Ну же!
Воины из прохладной рощи, где не так давно отдыхал аниец, вышли из неё на звуки боя и выкрики. Они с удивлением переглядывались, а потом возвращали взоры на две фигуры – здорового крепыша и его ловкого противника.
-Ой, Тачат опять нашёл себе дружка! Вот так он со всеми и знакомится! – сказал один из зрителей.
-Спорю, что победит новичок! – выдал ловкий кинжальщик Врам. – Ловкость против силы. Вот это я и называю достойным зрелищем.
-Это всё потому, что ты и сам сухой ловкач! – заметил кто-то.
А тем временем Баник отскакивал от опасных выпадов великана. Он даже успел шутливо стукнуть его не режущей частью меча по плечу.
-И что тебя так разозлило, хрюшка ты моя? – подзадоривал Баник свирепую громаду. – Ты вроде бы губастый и лохматый. Разве я соврал в своём стихе?
-Я тебе ноги от задницы оторву, кролик! – крикнул богатырь.
Баник снова увернулся от тычка, но смеяться над воякой он уже не смог. Внезапно могучий кулак титана сотряс ударом голову рыцаря.
Витязь протяжно ухнул, шустро попятившись и чуть не упав. В глазах немного потемнело. Воин тряхнул головой, отгоняя звон.
-Теперь не весело, крольчонок?! – рассмеялся Тачат.
Баник воткнул меч в землю. Он поднял кулаки.
-Ты… стукнул меня по лицу. Да, это было мощнее моей братской пощёчины! – говорил витязь. – Ну, кулаки – так кулаки!
-Да я тебя съем! – обрадовался титан, вонзив меч в шапку, которая всё ещё лежала в луже. – Шапочка-то твоя будет дырявой, а не только грязной.
Теперь кулачники сцепились в другом бою. И здесь Баник тоже пару раз успешно нырнул под огромные лапы здоровяка. Он от всей души ударил кулаком в область печени своего соперника, но кожаный доспех проглотил всю мощь атаки. Тачат почти ничего не почувствовал.
Тогда Баник использовал свою ногу как крюк. Он продел ногу к ноге Тачата так, чтобы зацепить икроножной мышцей коленный сгиб воина. Поймав цель, он потянул ногу со всей дури.
Силач Тачат не упал, но всё же заколебался, чуть не рухнув на бок. Улучив момент, Баник тоже угостил его хорошим ударом кулака, разбив губу.
-Так его! – вопил радостный Врам, прыгая от веселья. – Давай! Мы с тобой ловкачи! Так его! Бей!
Затем Баник получил кулаком в предплечье, чувствуя жгучую боль удара. Баник не издевался больше над могучим богатырём. Тачат в свою очередь перестал чувствовать в противнике лёгкую мишень. Кажется, они оба друг друга недооценили, а при этом смогли переоценить себя.
«Оказался слишком сильным для легкотелого ловкача», - засомневался Тачат.
«Не думал, что здоровяки бывают такими проворными. Обычно такие хвастливые туши падают с грохотом и очень быстро. Ну, сорвиголова!» - подумал Баник.
Теперь в глазах обоих появилось колебание. Они даже косо поглядели на грязную шапку, из которой торчал меч. Страшно было вот так опозориться!
Затем они снова посмотрели друг другу в глаза. С дикими воплями они схлестнулись, перейдя в борьбу. Баник заметил, что его травма почти перестала болеть и что она не мешала ему бороться.
Вдруг воины, смотревшие за боем, перестали смеяться. Они уставились в одну точку, отставив шум. Даже отбитый на голову весельчак Врам прекратил без конца болтать и хохотать.
Князь Рубен перестал с увлечением следить за боем. Он повернулся, чтобы увидеть то, что заставило замолчать вояк.
Борющиеся лихачи тоже заметили, что нечто другое стало объектом общего внимания. Но они продолжали сплетаться друг с другом точно взбешённые змеи.
К шумному уголку острова приближался всадник на белоснежном коне. Он двигался со стороны необычной греческой постройки. Рубен сразу же узнал во всаднике своего двоюродного брата.
Приближавшийся топот конских копыт заставил борцов остыть, отпустить друг друга и встать словно вкопанным.
Перед Баником выросла величественная фигура всадника.
Великолепный рослый конь с идеально округлёнными мышцами словно сошёл со страниц сказки. Его естественную красоту дополняла золотая сбруя и серебряные украшения. Грива коня аккуратно подстрижена.
Всадником был огненный мужчина – настолько пылким он показался Банику. Это был человек, которому было больше пятидесяти лет – сам царь Гагик Багратуни. Его тёмная и седеющая бородка была так подстрижена, что напоминала бороду какой-нибудь статуи. Волосы с пробором по центру напоминали два широких крыла орла. Локоны царя обхватывала тесёмка наподобие той, что носил его брат.
Царь был одет в длинное платье насыщенного синего цвета с вышитым из золота геометрическим орнаментом. Тонкий пояс из красной кожи покрывал жемчуг. У чресел властителя висел необычный клинок – то ли лёгкий меч, то ли большой кинжал. Оружие имело короткое, но широкое лезвие, а кожаные ножны изготовлены из того же материала, что пояс.
Сапожки из светлой кожи с фигурными наклёпками были самой скромной частью одежды царя.
Баник поймал на себе острый и режущий взгляд царя. Тот глядел с лёгким укором и холодной насмешкой на незнакомого ему человека. Воин подумал, что царь смотрит на него с каким-то презрением. Он пока не знал, что это было обычным состоянием Гагика.
Острый крючковатый нос вместе с горячим взглядом близко посаженных крупных глаз придавал Гагику особую харизму.
-Брат? – нарушил тишину Рубен.
Гагик кивнул родичу, медленным и солидным движением подняв руку.
-Отлучился я из города, чтобы побывать вне суетного шума и звука колоколов, - сказал царь. – А шум меня и тут настиг. Ну, что ж… Надеюсь, мои воины не убивают друг друга, а лишь меряются силами?
-Это так, - ответил Рубен. – Они лишь пытаются проверить навыки друг друга. И не более.
-Радует, что мои воины пекутся о своих боевых способностях, - кивнул Гагик. – И всё же, я бы предпочёл тишину. А как вернёмся обратно, то устроим большие учения воинов, чтобы все недостатки всплыли наружу.
-Или стали заметны сильные стороны! – вставил свою реплику Баник, смотря на царя так, будто тень его величия не смущала его.
Гагик нахмурился, посмотрев с любопытством на того, кто осмелился говорить своё непрошенное мнение.
-А вот этого молодого человека я не помню среди моих малхазов, - сказал царь, обращаясь к брату.
-А я вовсе и не твой малхаз, армянский царь, - улыбнулся Баник.
Хмурый властитель вдруг улыбнулся и хмыкнул. Он даже слез с коня и подошёл поближе к тому, кто был с ним одного роста – к витязю, который не боялся говорить свои мысли перед монархом.
-Одет как дворянин. Ты князь? – спросил Гагик.
-Мой отец был мелкопоместным землевладельцем, - ответил Баник. – Сам я был наёмником, выходцем из семьи анийского аспета.
Лицо царя ещё больше просветлело, как только он услышал о родном ему городе, коим он правил до своего низложения.
-Мне сразу показалось, что ты не трус и запросто сойдёшь за отважного воина. В речах и манерах ты смел. Мне это понравилось, но знай, что дерзости на моих землях наказуемы. Хм… твоя смелость даже заставила меня отвлечь внимание от моего племянника Тороса, - тут Гагик повернулся и увидел княжича, который вышел из-за фигуры своего деда.
Мальчик поклонился своему царю и родичу.
-Говорят, ты попал в беду, - мрачно заметил царь. – Попал в засаду сельджуков, но был спасён, верно?
-Да, царь. Меня спас вот этот храбрый воин! – мальчик указал на Баника, посмотрев ему в глаза с глубокой благодарностью. – Баник – очень честный и мужественный человек. Я таких раньше не встречал.
Гагик рассмеялся, погладив свою бородку.
-Матерь Божья, взгляни! Торос, ты разучился дерзить и быть высокомерным! – обрадовался царь. – А где же твоё былое крутое обхождение с воинами? Ты ведь считал себя выше других и часто говорил о том, что в храбрости воинов нет ничего особенного и что это их простая обязанность. Разве не так?
Торос опустил глаза, а на его скулах показался румянец покаяния и стыда.
-Дядя Гагик, но этот человек и в самом деле храбрый, - сказал тоном забитого и запуганного волчонка Торос.
-Я верю в его храбрость. Он точно не трус. А ты? Ты смелый?
Торос поднял голову, сказав пылким и самоуверенным тоном:
-Говорю честно – у меня нет такой храбрости, как у этого достойного воина. Но у меня тоже есть смелость. И вот я смело говорю: я ошибался в воинах. Они не просто вооружённые слуги, а доблестные люди. И я не боюсь признавать свою ошибку перед тобой и твоими малхазами.
Гагик глубоко проникся словами своего внучатого племянника.
-Наука! – приподняв указательный палец воскликнул Гагик. – Я рад, что ты понял это всё, пока не поздно.
Царь снова повернулся к Банику лицом.
-Эти сельджуки были разбойниками? – спросил он воина.
-Они были бойцами. Хорошо вооружёнными бойцами. Кстати, Торос смог тоже спасти меня. Он поразил мечом главаря кочевников, когда тот пытался убить меня, придавив к земле.
Гагик с приятным удивлением посмотрел на Тороса.
-И скромно умолчал о своём ударе? – спросил он юношу. – Думаю, твой отец Константин тоже порадуется. Что ж. Я рад, что ты жив Торос и рад, что вижу твоего спасителя, которого хочу наградить.
Повисло недолгое молчание.
-А мой малхаз Тачат хороший воин? Вы ведь состязались? – спросил царь Баника, указав на громилу.
-Я недооценил вашего человека, - признался рыцарь. – Сегодня я тоже получил науку для себя. Тачат отличный воин.
-Это радует. Приглашаю тебя разделить мой отдых, Баник, - предложил Гагик, а затем он обратился к брату и его внуку. – И вас тоже зову.
Гагик вскочил на коня и ускакал к своему уголку покоя. Рубен же в свою очередь жестом позвал внука и Баника, которые последовали за ним.
-С тебя новая шапка, - шутливо сказал Баник Тачату.
Богатырь ничего не сказал, а лишь чуть высокомерно усмехнулся.
По пути до каменной беседки Баник увидел травника Согомона, который собирал цветы и другие растения на поляне, складывая их свою дорожную сумку.
-Спасибо тебе, Торос, - сказал Баник мальчишке.
-За что? – искренне удивился малец.
-Ты сказал добрые слова обо мне, - ответил витязь. – И ты был очень смел в своих речах. Молодец.
-Слушай, а научи меня твоим воинским крутостям, чтобы я смог задать жару всем малхазам моего дяди! – вдруг сказал парень. – Пусть они поймут, что я могу быть смелым не только в речах. Вот я задам им тогда перцу!
Баник посмеялся, похлопав парня по плечу, а Рубен закатил глаза, покачав головой. Торос нахмурился, услышав смех рыцаря и увидев недовольный взгляд деда. Он ускорил шаг, обогнав спутников.
***
Греческая постройка на острове оказалась довольно старой. Кажется, она стоит тут со времён поздней античности. Красивые колонны местами пошарпаны, кое-где у них были сколы и трещины. Где-то у них можно было заметить более поздние замены деталей. Крыша этого навеса была покрыта черепицей на манер богатых византийских домов. Скорее всего, какой-то ромейский вельможа использовал это место для своего отдыха и местами переделал постройку.
А теперь тут расположился царь Гагик…
Возле пристройки суетились слуги. Они мыли свежие фрукты и виноград, раскладывая его на красивом серебряном подносе. И выбирали они самые красивые и сочные плоды и грозди.
Кстати, тут Баник смог разглядеть собак, которых увидел ещё издалека. Кроме пары гампров, там ещё спокойно разгуливали салюки – персидские гончие с длинными ногами, тонкими и острыми мордами, висячими ушами. Их на поводках водили другие царские слуги.
-Забавные уродцы, - сказал Баник, разглядывая диковинных салюки.
-Бить мелкую дичь годятся, - отметил Рубен. – Это подарок от басилевса. Брат получил их, когда посетил Константинополь.
По ступенькам Баник и его спутники поднялись в зону отдыха – круглую площадку, обложенную каменными плитами.
Царь занял своё место на деревянном сиденье с подлокотниками, украшенными образами львиных морд. Под ногами царя и на самом сиденье были мягкие звериные шкуры.
В стороне стояли двое его пажей – юноши, с одним из которых мы уже познакомились. Они держали руки за спинами, ожидая приказов своего господина.
Напротив царя, у подножия колонны стояла арфа, подле которой сидела перебиравшая струны женщина. На ней глаза Баника остановились довольно долго. Красавица подумала, что снова завоевала очередное мужское внимание. Она коварно и слащаво улыбнулась Банику, но затем опустила глаза.
Это была смуглая темноглазая женщина лет сорока. Её кудрявые тёмные волосы были распущены так же, как и её манеры. Она не встала, увидев вошедших мужчин. Она страстно грызла грушу, посматривая надменным взором на Баника. Её волосы обхватывала лишь тонкая тесёмка, а её вздорный женский характер удерживал лишь один человек – её хозяин, царь Гагик. На него она иногда бросала страстные взгляды. И такой же страстной была её одежда – тесно облегающее алое платье с небольшим вырезом на груди и плотно прилегающим серебряным пояском. Притом сама она была босая, а свои нежные смуглые ножки держала на коврике.
-Это моя чашница и певица Арегназ, - представил Гагик женщину, заметив внимательный взгляд Баника.
Рыцарь сделал вид, что заметил красавицу только тогда, когда царь упомянул о ней. Тогда витязь отдал такой лёгкий поклон женщине, словно та была его давней знакомой, а не персоной под защитой правителя.
-Между прочим, Баник тоже отлично поёт! – с деловитым видом сказал Торос. – И я сам это слышал, дядя. И твой брат это подтвердит.
-Да, голос у него редкий! – охотно признал Рубен.
В глазах Арегназ вспыхнул огонёк зависти. Она не ожидала, что этот приглядный молодой мужчина с рельефными и сильными руками к тому же прекрасно поёт. Певица вздёрнула нос, бросив на Баника спесивый взгляд.
-Присаживайтесь и разделите со мной отдых! – пригласил Гагик. – Поразмыслить о своём, побыть в лечебном одиночестве я уже успел.
Царские чашники сразу же засуетились, наливая студёное гранатовое вино гостям. Торос тоже протянул чашу, но её накрыл ладонью Рубен, строго посмотрев на внука. И маленький Торос понял, что, вином баловаться ещё очень рано.
Торос перечить не стал и скромно сел, сохраняя спокойствие.
Это вызвало улыбку Гагика, который тоже приятно удивился тому, как пелена спеси слетела с лица Тороса.
-Кое-что я уже успел услышать, - начал разговор Гагик. – О том, что наш буйный Торосик отправился на охоту с малым числом слуг.
Мальчик еле заметно поморщил носик, услышав ласкательную форму его имени, которое он привык слушать в свой адрес лишь в изначальной строгой и суровой форме. И это тоже не ушло от волчьего чутья Гагика.
-Честно говоря, мы успели поволноваться, а мой внук Ашот и вовсе сник, узнав о твоём исчезновении, - продолжал царь. – Какой бес шепнул тебе в ухо отправиться к трём родникам?
-Это сделал Абгариб Арцруни! – выпалил Торос с мстительным огоньком в глазах. – Ненавижу его!
Гагик и Рубен перекинулись взглядами, в которых застыли недопонимание, тревога и сомнение.
-Князь Абгариб из рода Арцруни? – с расстановкой уточнил Гагик.
-Именно он! – горячо ответил Торос, пряча под столом стиснутые кулачки. – Он отправил меня туда.
-Что значит – отправил? – недоумевал Гагик. – Говори яснее, Торос.
-Он… - Торос немного остыл и замялся. – Он… сказал, что если я выехал на охоту, то местечко у тех родников – самое лучшее для охотничьего привала.
-Только это сказал? И всё?
-Он сказал, что лучше всего мне поторопиться туда, потому что в это время там полно дичи водится.
-Кстати, в последнем он не врал, - добавил Баник. – Добычи там было много. Я в тот день сам там охотился.
-Добычи я не нашёл, но зато опасность выпала на мою долю, - скромно проговорил пристыжённый неудачей Торос. – Абгариб даже предложил мне своих людей для сопровождения.
Гагик подумал после паузы, переводя взгляд с одного собеседника на другого. Баник сорвал пару виноградинок и полакомился.
-Ну, слова Абгариба – это ещё не повод считать его виновником произошедшего, - трезво рассудил Гагик. – Да, он указал тебе на то место. Он мог сказать это с преступными целями. А мог и не быть виновником.
Торос не знал, что сказать в ответ. Зато Баник вспомнил деталь. Приподняв палец, он вставил своё слово:
-Абгариб еле сдерживал гнев, когда увидел нас с Торосом. Это довольно странно. Выйдя из шатра с улыбкой на лице, он вдруг стал серьёзным, немного разочарованным и даже слегка разозлившимся. Он едва ли смог скрыть выражение своего лица. Он ещё предложил нам остаться с ним и поохотиться.
А вот тут Гагик нахмурился, уперев кулак в подбородок. Теперь он смотрел себе в ноги, пытаясь сложить кровавую и мутную мозаику.
Дальше Баник вспоминал о том, как издалека заметил, что прихрамывающий человек предстал перед Абгарибом и что князь распекал кого-то из своих людей. Он явно вышел из себя. И, спустя совсем недолгий промежуток времени, когда крепость Цамандос была на виду, появился какой-то лучник.
Теперь и мы с читателями вспоминаем те жуткие мгновения, когда Баник был ранен невесть откуда взявшимся лучником. И Торос тоже успел уязвить подосланного убийцу или просто случайно попавшегося разбойника – пока рано судить о том, кем был тот мрачный человек.
Гагик постукивал ладонью по столу.
-Это уже больше похоже на что-то складное, - проворчал царь, - но и это пока не доказательство преступления.
-Но это был Арцруни! – надулся Торос. – Он разозлился, увидев меня живым и невредимым. А потом нагрянул этот убийца.
-Вот если бы ты смертельно его ранил, то его лицо смогли бы рассмотреть и узнать в нём убийцу, работающего на Абгариба, - в размышлениях говорил Гагик.
-А если бы границы хорошо охранялись, то сельджуки не настигли бы меня, - робко восстал Торос.
Гагик так задумался над произошедшим, что даже не услышал скрытого укора со стороны младшего родича.
Зато Рубен грозным взглядом вернул Торосу скромность. В тот миг мальчуган твёрдо решил, что пора бы впредь и действительно связывать язык с мозгами и не давать первому нагло опережать последних.
Но царь всё услышал и всё понял, хоть и смотрел отвлечённо в другую сторону, уйдя по голову в водоворот мыслей и подозрений.
-Парень прав, брат, - сказал Гагик. – И в том его укор мною заслужен. Пора бы прекращать рассчитывать на скалы, перевалы и горы. Крепостей маловато. Нужно бы оградить наши земли фортами, и их стоит построить в больших количествах. А то каждая шайка кочевых грабителей будет не только нападать на князей, но и пугать крестьян.
-Это были не грабители, царь! – возразил Баник. – Они были вооружены по всем канонам сельджукской армии. Притом, они были не самыми плохими бойцами, хоть и проиграли.
-Всё это мутно, - пробормотал Гагик. – Да, всё это очень похоже на то, что очередной отпрыск рода Арцруни вновь решил нам подсолить. И не удивительно, что это Абгариб, который утратил влияние на своих землях, коими теперь правлю я. Он мечтает вернуть их так же, как я в своё время мечтал вернуть Ани.
-А теперь не мечтаешь? – удивился Баник.
Ведь столица средневековой Армении была сердцем армянской культурной и политической жизни. Там в лучшие годы жило порядка четверти миллионов человек. А тут её правитель (пусть и бывший, пусть и в изгнании!) вдруг говорит о том, что он «мечтал», а не мечтает!
-Я был слишком молод, когда стал царём без царства, - отметил Гагик. – Я мечтал вернуть этот город, но кое-что уразумел. Если не убить безумные мечты до старости, то до неё тебе не дожить. Я и сейчас хочу вернуть Ани, чтобы он снова стал крепостью для моих воинов. Чего мелочиться – я и Константинополь хочу, и Багдад, и Дамаск, и Тебриз на сдачу! Но если мы не укрепились тут, то рано говорить о всяких сказках о величии. То, что мы тут имеем – лишь подобие государств. Ладно, это всё мысли, а нам надо бы свершать дела. Надо бы размять ноги и погулять. А утром вернёмся в город.
Гагик повёл своих гостей в сад, стоявший за постройкой. Плоды и виноград здесь созрели и манили своим видом. Для гостей тут предусмотрели набитые паклей расписные лежанки, на которых можно было посидеть.
Царь опустошил очередную чашу с вином. Баник держался поодаль от благородной троицы родственников. Он заболтался о чём-то с одним из чашников. По словам юного слуги, в самой глуби сада расположилось инжирное дерево, плоды которого уже немного переспели. Баник очень любил смоквы и решил отведать их.
Оставив трёх знатных Багратуни, он углубился в сад. Среди низеньких гранатовых деревьев и невысоких персиков маячило фиговое дерево. Баник слышал, что параллельно, скрываясь за деревьями справа, с ним к смокве шёл ещё кто-то. Возможно, это был кто-то из слуг, собиравших вкусные плоды для господина. И там, за кустами раздался тихий и нежный смешок, который принадлежал то ли юноше, то ли девушке.
Эти звуки не вызвали тревоги у Баника – настолько мирно и гармонично они раздавались из-за плодовых деревьев.
Его очень впечатлило фиговое дерево. Сочные смоквы уже поспели, покрывшись тёмно-фиолетовым налётом. Сахарные и зернистые плоды так и просились в рот. Ветвистое дерево привлекало щурок, которые клевали фрукты. Быстрые и проворные сони тоже не упускали случая погрызть мякоть инжира. И Баник тоже глазами выбирал тот плод, который смотрел на него в ответ.
***
Она высокомерно улыбалась ему, впиваясь острыми зубками в бархатную мякоть персика. Её тонкие брови, лукавый рот и длинные ресницы были произведением природы, которая сильно потрудилась в тот день, когда задумала создать эту женщину, сохранившую свою желанность и красоту в свои сорок лет.
Арегназ, следившая за своей красотой, сумела отсрочить годы, и им не удалось нарисовать морщины на её всё ещё моложавом лице. Сорок лет! Да этой хорошенькой женщине самые нежные девственницы бы позавидовали.
Снова раздался тот же тихий смешок, и Баник одёрнул руку от ветви, на которой висела желанная смоква.
Он повернулся, чтобы увидеть ту, которая посмеивалась над ним. Она оглядывала его с головы до ног, с презрением сверкая очами. Придерживая в правой руке персик, Арегназ пальцами левой руки поигрывала со своими локонами.
Баник пожал плечами при виде женщины, мол, «что-то не так?»
-Хм… - простонала певица. – Не успел приехать в город, а уже на хорошем счету у его правителя.
Но Баник лишь молча смотрел на неё, как на незваную гостью, не понимая, чего ей надо от него. Она глядела на него так, как кошка смотрит на мышку, которая попала в опасную западню. Женщина словно готовилась обернуться красивой хищницей, которая будет бить глупого мышонка ударами смертоносных, но очень милых лапок.
-Ты заблудилась? – Баник не нашёл ничего лучше, чтобы сказать ей.
-Я имею право идти, куда мне вздумается, - сказала Арегназ, вскинув в надменном жесте голову. – И ты мне не можешь препятствовать.
-Ты слишком дерзкая для наложницы, хоть и лежишь под царём! – кольнул острой фразой Баник.
Арегназ изумилась такой дерзости. Не всякий мужчина мог вот так указать нахальной пантере её место. Она отбросила в сторону персик, зашагав к воину.
-А ты тоже дерзок… для того, кто ищет покровительство царя, - заметила она. – Наглец! Но твоя дурь мне нравится. Позволь мне самой подобрать для тебя плод, нахальный воин.
Баник не возражал, но и согласия не показывал. Приняв молчание за знак согласия, женщина потянулась ручкой за плодом, подойдя к воину и наклонившись перед ним так, чтобы он смог лучше заглянуть в вырез на её груди.
Краем глаза он смог увидеть глубокое ущелье между двумя тёплыми холмиками. Он тихо кашлянул, сделав шаг назад. Сорвав фрукт, она поднесла его воину. Он принял его, чувствуя, как женщина норовит коснуться его руки.
-Спасибо, - сказал воин.
Она снова зашагала к нему навстречу. Он пятился до тех пор, пока спина не почувствовала кору древесного ствола.
-Ты довольно дерзкий мальчик, - шепнула она.
-При всём уважении к царской девке, я был бы благодарен, если бы ты не смела впредь называть меня мальчиком, - Баник начал закипать, стараясь удержать табун буйных мыслей и чувств.
-Мальчик… - шепнула она, смотря ему в глаза.
Баник стиснул губы и сжал кулаки. Она открыла была рот, чтобы вновь сказать оскорбительное слово мужчине, но витязь схватил её за горло и прижал к дереву. Певица тихо и хрипло застонала.
-Послушай, сука! – процедил сквозь зубы воин, говоря вполголоса. – Ты тут пользуешься безнаказанностью, потому что тебя имеет царь? Но сегодня тебе достался не тот, с кем ты можешь пошутить. Я очень скор на расправу. Так что, следи за словами… девочка!
Певица нагло улыбалась, изображая страдания через театральные эмоции.
-О, я знаю, твой кинжал достаточно остёр! – прошептала она. – Он может проколоть всё, что угодно!
-Да что ты! – с брезгливым презрением бросил в ответ поморщившийся Баник, ослабив хватку. – И откуда знаешь?
-Хотя бы оттуда, что твой кинжал сейчас упирается в мои ножны, - поморщилась в ответ певица.
И она была права. Несмотря на гнев и смятение, Баник даже не заметил, как кровь прилила к его чреслам. В голове и сердце он был уязвлённым рыцарем чести, но внизу он оставался простым мужчиной.
Он отпустил её. Но она всё ещё прижималась спиной к дереву, будто ей нравилась развратная и пошлая роль загнанной в угол невинной девы. Хотя, она была настолько же невинной, насколько огонь бывает холодным.
-Как думаешь, что сделает наш мудрый царь, увидев нас тут или… узнав, что ты домогался его возлюбленной? – с издёвкой в голосе шантажировала Арегназ.
-Я думаю, что мудрые цари ценят воинские десницы выше, чем задницы шлюх! – ответил Баник. – Ему нужны хорошие воины, которых не найти в любом трактире, в отличие от потасканных баб вроде тебя. Я пришёл сюда отдыхать. Теряйся с виду!
Наглая куртизанка высокомерно улыбалась воину, бросив на него роковой взгляд, полный скрытой угрозы. Она коснулась рукой нижней части его живота и подмигнула ему, поняв, что с ним шутки плохи.
-Но управляют царями шлюхи, а не воины, - возразила женщина, покидая воина. – Подумай об этом. Ты хороший мерзавчик. Тебя я губить не буду.
Она ушла. Довольный мелкой, но очень приятной и страстной победой Баник, взялся руками за ветвь дерева, поднявшись наверх. Усевшись на сук толщиной в бычью ногу, он с особой радостью жевал смоквы, наблюдая за тем, как фигурка Арегназ исчезла из виду.
Пораскинув мозгами о том и о сём, Баник решил вернуться к царским особам. Всё-таки не очень-то и хорошо надолго пропадать из виду, гостя у хозяев этих мест.
Вернувшись, Баник застал царя Гагика, князя Рубена и княжича Тороса на прежнем месте.
Мальчик-слуга что-то нашёптывал правителю, стоя с ним в стороне. Гагик нахмурился. Видимо, что-то очень не понравилось ему из слов верного слуги.
Увидев недоверие, мальчик приложил руки к груди.
-Это я своими глазами видел, великий царь! – уверял парень. – Клянусь землёй, на которой стою, и пусть поглотит она меня, если лгу!
-Я тебя услышал, - кивнул царь. – Займись делами или иди отдыхать.
Мальчик поклонился и покинул властителя. Гагик улыбнулся Банику, спрашивая его о том, нравится ли ему островок.
-Хорошее место, чтобы родиться здесь, но не самое лучшее, чтобы состариться, - замудрил в своём ответе воин.
-Это как понять? – удивился царь такому красноречию.
-Здесь красиво, чтобы провести беззаботное детство. Но состариться бы я хотел в крепости, чтобы умереть в своём чертоге под слёзы жены и детей, - сказал Баник. – Мой отец был аспетом. Обедневшим, но всё же был им. А я… я всего лишь его сын. Мечтаю о своей крепости.
-Это хорошая мечта, - сказал Гагик, коснувшись ладонью груди. – Я бы даже сказал, что для храброго воина крепость и жизнь в ней должны быть не мечтой, а обыденным бытом. Многие хорошие бойцы получают лишь жалование, но достойны были бы крепостей. И где ты видишь свою крепость?
-В этих краях, - признался Баник. – Горные земли с бешеными реками, глубокими провалами, ущельями, скалами и горами. Душа моя радуется тут.
-Мне нужны хорошие воины. Тем более, что у тебя есть опыт военной службы в рядах сельджуков. Хочу предложить тебе службу у меня.
-Службу у тебя?
-Не торопись! – остановил его Гагик. – Поживи у меня при дворе. Будь моим гостем, узнай людей. Тогда и решим, идти ли тебе ко мне на службу или нет.
Баник молча кивнул царю.
Когда приближался вечер, слуги разбили шатры возле садов.
***
Когда свечерело, Гагик продолжил беседовать со своим новым гостем. Он удивился тем приключениям, в которые попадал Баник вместе с Торосом – погоня волков, встреча с нищими жителями заброшенной крепости. У Тороса горели приключенческим огнём глаза, когда он вспоминал эти тревожные часы.
Под крышей греческой пристройки царь со своими гостями поужинал. Как ни странно, его чашница Арегназ отсутствовала.
После ужина все разошлись по шатрам. Банику тоже выделили шатёр – красивый, украшенный и богатый.
Воину тут подготовили прекрасные лежанки, для него тут всё умастили благовониями, даже свечи зажгли.
-Что-нибудь еще пожелаете, мой повелитель? – спросила прехорошенькая глазастая служанка.
-Ничего, - ответил сытый и безразличный Баник.
Оставшись один, он сбросил с себя платье, оставшись в рубашке и штанах. Небрежными движениями он высвободил ноги от сапог, чуть распахнул рубашку.
Иногда им овладевал безумный порыв. Когда ему бывало хорошо или злые мысли сволочными когтями своими рвали ему ум и душу, то он извлекал из ножен меч и рассекал им воздух.
Вот и в тот поздний вечер он в боевой стойке ходил по шатру, уйдя с головой в своё чудачество. Рубя воздух, он чувствовал радость – менялась его жизнь. И что-то подсказывало ему очень скорый поцелуй Фортуны.
Он что-то нашёптывал себе в усы, убивая незримых врагов.
Когда он встал у входа в шатёр и пронзал горло невидимому византийцу, чёрную ткань кто-то резко одёрнул.
Ловким движением голодного леопарда Баник развернулся и едва коснулся кончиком меча горла того человека, что нарушил его покой.
Пришелец поднял руки, сделав шажок назад. Незваная женщина откинула капюшон, явив своё лицо. В тусклом свете свечей Баник узнал её.
В этот раз наглая львица была похожа на кошку, которую кто-то здорово проучил. Это была Арегназ. Несколько часов назад она дерзила ему, а теперь стояла перед ним так, словно пришла на исповедь. На её красивом лице не осталось ни следа от наглости, спеси и дерзновенной похоти.
Она стояла словно разбитая трость.
Баник отошёл от неё, посмотрев на женщину презрительным взглядом жестокого победителя.
-Позволишь войти? – робко промямлила она.
Баник убрал меч и пригласил её жестом руки.
Она молчала и со страхом смотрела на витязя.
-Пришла снова угрожать? – спросил он деревянным и полубезразличным тоном. – Или опять будешь отпускать наглые шутки, царская девка?
-Хочу попросить прощения, - призналась она.
-Ты? Прощения? – Баник искренне удивился.
Женщина вплотную подошла к нему. Опускаясь вниз, она коснулась коленями ковра.
-Прости мне мои дерзости, храбрый воин! – попросила она.
Рыцарь сделал шаг назад.
-Встань! – повелел он. – Встать, я сказал!
Но она не подчинилась. Певица принялась целовать его руки. Когда он брезгливо одёрнул ладони от её холодных губ, то она склонилась перед ним, коснувшись лбом босых ног.
-Мой царь меня сурово покарает, если ты не простишь меня! – взмолилась она.
-Твой царь? – Баник синхронно вскинул брови и голову. – Он видел нас?
-Кто-то увидел и доложил ему... – проскулила она. – Прости...
-Прощаю и прощаюсь. Уходи! – ответил он. – Чужой женщине нечего делать у меня. Ещё и ночью.
Выдохнув, Арегназ ушла со слезами на глазах.
Баник с недоверием во взгляде вышел за ней. Она ушла, склонив голову, в шатёр царя, стоявший напротив в десяти шагах. Возле шатра стоял Васпур – тот самый паж, который позвал Баника и Рубена, нагрянув к ним во время обеда дружинников.
Васпур самодовольно улыбался и посмеивался. Но он вдруг стал серьёзным, увидев внимательный взгляд Баника.
Витязь позвал его рукой. Послушный паж подбежал к воину, храня позу покорности и страха.
-Это ты рассказал всё царю? – спросил Баник.
-Да, витязь, - признался слуга. – Это я. И не прошу я у тебя прощения. Во-первых, мне эта женщина ненавистна. Во-вторых, я слуга царя, я – его уши.
Баник изумился такому ответу. Этот тщедушный и щуплый мальчик поставил свою ненависть к женщине выше долга слуги.
-И чем тебе навредила эта женщина? – спросил рыцарь.
Васпур озирнулся. Потом он подошёл ближе к воину и зашептал будто лукавый бес:
-Как-то раз Арегназ отправила меня на рынок за сладостями. Ей хотелось пирога с фруктовой начинкой. Продавец что-то напутал и дал мне обычный пирог, - рассказывал паж. – Самовлюблённая певичка влепила мне пощёчину и пыталась оклеветать меня перед царём. Мой повелитель не поверил ей. Но с тех пор я ненавижу эту шлюху и сделаю всё, чтобы испортить ей жизнь! Я невинная и добрая овца! Горе тем, кто обижает добрых слабаков.
В глазах Васпура сверкнули тысячи искр ярости и ненависти. Во истину, тот вечер был полон человеческих чудес для Баника. Распущенная женщина, смиренно просившая прощения. Боязливый и мирный юноша, исторгающий злобные речи и злорадствующий страданиям неприятеля.
У витязя даже мурашки побежали по спине – настолько жуткой и даже немного гадкой была улыбка парня.
-Тебя ведь Васпур зовут? – спросил Баник.
-Да, господин, - сказал слуга.
-Я не господин! – отмахнулся Баник. – Я воин. Можешь просто звать меня по имени.
-Баник, - улыбнулся слуга, вспоминая имя витязя.
-А эта Арегназ… она откуда? – спросил воин.
-Я не знаю. Она говорила, что откуда-то с юга Киликии, но я с трудом верю её словам. Она мне кажется лгуньей.
-А ты не лгун?
-Моя ложь – лишь для спасения, - сказал парень. – Соврать я могу лишь перед лицом смерти. И не смотри так на меня, Баник. Я не аспет и не воин, я не могу говорить правду, видя опасность.
-В том твоей вины не вижу, - сказал Баник. – Знаю много воинов и аспетов, которые лгут страшнее подлейших жуликов. С тебя нет спроса. Послушай, Васпур. Ты мне кажешься надёжным и верным человеком. Мне бы хотелось подружиться с тобой. Ты примешь мою дружбу?
-Конечно! – обрадовался паж.
Пожав руку новому другу, Баник отпустил его, так как царь Гагик звал его, сидя в своём шатре.
Едва лишь Баник решил лечь и отдохнуть, как его снова кто-то начал беспокоить. Он заметил, что кто-то украдкой подсматривает за ним, когда он снимал рубашку, обнажая шрамированное и атлетическое тело.
-Ну, кто там ещё? – проворчал он как жадный медведь. – Заходите!
За ширмой звучал тихий смешок и сладострастный шёпот. Баник выглянул, увидев двух служанок. Среди них была и та глазастая красотка, которая помогла ему обустроиться тут.
Они немного смутились и хотели было уйти, но воин их остановил.
-Я гостей не выгоняю! – сказал он, чувствуя, что снова пора поработать чреслами. – Раз пришли, то входите.
Обе служанки были красавицами лет восемнадцати-двадцати. Опустив головы, они смущённо вошли в шатёр. Баник оценивающе смотрел на них так, как горный барс искал момент, чтобы настигнуть робких козочек.
-Мы просто слышали о твоей храбрости, могучий аспет, - заговорила одна из них после минутного молчания у порога. – И просто… просто хотели поговорить… и не хотели беспокоить… мы…
Баник выдохнул, решив сразу перейти к делу. Девушка хотела что-то сказать в продолжение своих слов, но Баник прикрыл пальцами её рот.
-Вас по очереди или обеих сразу? – спросил он.
Служанки переглянулись, рассмеялись и с вожделением неопытных любовниц повисли на шее желанного царского гостя.
***
Где-то у островного берега протрубил боевой рог. Баник уже не спал, а лишь дремал. Звук рога заставил его отбросить сонную паутину. Он аккуратно убрал растрёпанную девичью голову со своей груди, а затем встал, оставив обнажённых служанок на ложе.
Уже наступило яркое, ясное и свежее утро. По запаху прохладного воздуха с нотками почвы Баник понял, что ночью капал назойливый, но не сильный дождик. И тут он не ошибся – дождевая роса жемчужными капельками повисла на кустах и траве. Шустрые оляпки весело щебетали, склёвывая росу.
Мимо шатра проходил Васпур. Царской палаты тут уже не было, а о ней говорила лишь помятая трава. Похоже, воинство царя возвращалось в Цамандос.
-Эй, Васпур! – окликнул пажа Баник. – Мы уезжаем в город.
-Да, - ответил тот, унося куда-то царскую утварь.
Убедившись, что люди собираются в замок, Баник разбудил девок, которые с заспанными и смущёнными лицами выбежали из шатра. Они склонили головы, закрыв головы накидками, чтобы на них никто с укором не смотрел.
Но люди и не обратили внимания на этих однодневных любовниц.
Баник тоже привёл себя в порядок и оделся. Слуги принесли ему воды, чтобы он помыл руки и лицо.
Слуги, пажи, дружинники – все наспех перекусили, собираясь покинуть остров. Оказалось, что царь уже отбыл, а из знатных людей тут остались только Рубен и Торос. Последний, кстати, опять бесновался, размахивая мечом и фехтуя с одним из воинов, который играючи отбивался от парня.
Последним на корабль сел Баник, плывший с прежней компанией.
Рядом с воином сел ловкач Врам. Он как и всегда сидел с нарочито дурацким видом счастливого идиота.
-Эй, Баник! – шепнул он. – Ну, как они тебе?
-Ничего, - ответил Баник, поедая мелкие яблочки. – Кисловатые, правда, но вкусные. Будешь?
-Да я не об этом, вояка ты тугой! – зафыркал подобно хорьку Врам. – Я про баб тех. Ну, про тех служанок.
-А ты откуда знаешь… стой, ты подглядывал? – прошептал удивлённый воин. – Делать нечего?
Ловкач ехидно захихикал.
-Вот ты наивный простофиля! Так это я их к тебе отправил! – затрещал он под ухо собеседнику. – Я их тоже время от времени тискаю. Это наши наёмные кухарки. Но не всем дают, видишь ли. Вот я им и сказал, что к нам прибыл интересный фрукт. Вот они и посмаковали тебя. Вот я и спрашиваю – как они тебе?
-Хороши, - сказал Баник.
Но Врам так пытливо смотрел на воина, словно ждал ещё каких-то слов.
-Что? – рыцарь пожал плечами. – Спасибо, что подослал их.
-Хороши… - передразнил ловкач. – Тоже мне, певец. Ты песни сочинять мастак, а описал тисканья с хорошенькими потаскушками словом «хороши». Н-да, странный ты поэт, однако.
Баник лишь улыбнулся, пожав плечами. Он задумался, а зачем же Врам решил сделать такое добро тому, с кем познакомился совсем недавно. Но чудак предвосхитил его вопрос.
-Ты спрашиваешь, зачем я послал их к тебе? – начал Врам, хотя Баник и не спрашивал ничего такого. – Я просто подумал, что наши девки должны плодить детей от тебе подобных. Хорошие вояки с умением славные песенки наяривать нам очень нужны. Если побеждать или подыхать, то под хорошую оду. Да, да! Я дурачок! Даже не спрашивай, друг мой. Мой тебе совет – дружи с дураками. Мы не умеем бросать друзей. Потому что если у дурака затесался друг – значит ещё одним дураком больше. А зачем бросать единомышленника, а?
-Тогда уж единоглупника, - ухмыльнулся Баник.
-А вот теперь признаю мастера слов! – выпалил радостный ловкач, хлопнув по спине рыцаря.
***
Черный скакун радостно зафыркал, завидев Баника. Он долго ждал своего верного друга и седока. Царские слуги, ютившиеся в прибрежных домах речной гавани, хорошо кормили лошадей. Они с добром и даже с лаской относились к животным и сочные яблоки, и манившие вкусом потрескавшиеся арбузы. Но он не мог выбросить из своей горячей лошадиной головы скуку по другу.
При встрече конь ткнул мордой в грудь воина, а тот обнял доброго зверя.
-Соскучился, парень? – нашёптывал рыцарь. – И я тоже. Нам нашего третьего не хватает. Надеюсь, лохматый скоро встретится с нами.
Царь со своей свитой возвращался в Цамандос, пересекая дорогу через пшеничные поля. Тут трудились крестьяне с утра пораньше.
Гагик раньше всех проехал наверх по дороге в замок. С ним были самые близкие малхазы и пажи. У повозок с обозом и скарбом ехали остальные дружинники вместе с Рубеном и Торосом. Баник тоже был в их числе.
Они позже царя прибыли к предместьям замка. Тут было очень людно и шумно. И вот почему.
В миг, когда Баник прибыл к стенам крепости, он увидел, как тут скопился народ. Десятки людей возились, занимаясь своими делами.
Из леса пришёл сухощавый и высокий охотник с луком на плече, торгуя свежайшей дичью – тушками диких кроликов, зайцев и дроф. Горожане и крестьяне обменивали одни товары на другие. Люди ворчали, жалуясь на цены: «Грабёж! У Вардана дешевле!», «Сколько?! Твои яблоки золотые, что ли? – так дорого продаёшь!»
А ещё тут стояли две дюжины верблюдов – с далёких краёв сюда прибыли торговцы из земель аланов и керкетов, чьими потомками являются осетины и черкесы. Христианин алан прибыл, чтобы продавать шелка, а одетый в бархат керкет мог предложить на выбор редкие краски, оружие и птиц. Но торговали они не с простыми горожанами или селянами. Они ждали, когда стража выдаст им разрешение на торговлю в городе.
В этой всеобщей анатолийской суматохе Баник не слышал зов своего друга. Из большой клетки на него смотрел верный волкодав. Пёс надрывал глотку, жалобно зовя любимого им человека, но задумчивый Баник едва ли слышал его.
Он спустился на землю, разглядывая товары купцов. Керкет самодовольно улыбнулся, когда любопытный витязь стал присматриваться к охотничьим птицам. Баник потрепал по шее ленивого верблюда, а затем сунул палец в отверстие клетки. Он погладил пальцем шею красивого охотничьего ястреба, но дерзкая птица укусила его. Из указательного перста брызнула кровь, и рявкнувший от боли воин одёрнул руку. С охотничьими пташками он ещё никогда не водился.
-А ты как хотел?! – смеялся над ним керкет, говоря на ломаном греческом языке. – Наши пташки такие же, как наши женщины – красивые и дерзкие.
-Ты с гор Кавказа, язычник? – спросил Баник, увидев золотой солнечный символ на шее богача.
-Выше бери, - ответил купец. – Я из земель керкетов.
-Что-то слышал, - сказал Баник.
Тут кто-то хлопнул витязя по плечу. Ручища была увесистой и мощной. Воин повернулся и увидел того, в ком узнал Тачата. Задиристый громила улыбался ему с долькой высокомерия во взгляде.
-Не суй пальцы, куда не следует, малявка! – подшучивал он, держа руки за спиной. – Тебе повезло, что это не орёл. Орлы могут сухожилия из руки вырвать.
Но Баник молчал и не сказал ни слова, ожидая чего-то более толкового от внезапно нагрянувшего великана.
-Это тебе! – с этими словами исполин вручил Банику новую шапку, взамен той, что лежала на островной луже. – Думаю, я задолжал тебе такую вещицу.
-Да ладно! – усмехнулся витязь. – Велика ль потеря! Оставь себе.
-А я говорю, бери! – нахмурился здоровяк. – А то ты меня оскорбишь отказом, и тогда поединку снова не миновать. Впитал, что тебе сказали?
Баник принял подарок. Нова шапка была даже получше старой. Она была островерхой, изготовленной из тонкого и гладкого меха и украшена парой перьев.
-Благодарю! – сказал Баник. – Ты хороший боец, Тачат. Я зря в тебе сомневался.
-Ты не во мне сомневался. Ты в себя верил. И верь дальше, воину это никогда не мешало. Но в нас не сомневайся – не всякого вояку примут в ряды малхазов, - сказал Тачат без презрения во взгляде. – И ты тоже отличный боец. Говорят, ты у турок был наёмником?
-Было такое, - вздохнул Баник.
-Шапку-то примерь! Вот бабы побегут за тобой, увидев такого расфуфыренного столичного павлина!
Баник надел шапку, скорчив важный вид. Тачат рассмеялся над этим видом, а Баник хохот подхватил. Общий смех похоронил возникшую вчера обиду и злобу. Они пожали друг другу руки. Здоровяк Тачат был суров во всём – в жестах, в движениях и даже в смехе, который был грубым и диким.
Великан в шутку схватил рыцаря за плечи и потрепал его. Вдруг раздался свирепый собачий лай. Во весь опор в сторону шутливо боровшихся воинов мчался Гзох – волкодав Баника, который покинул клетку. Человек, сопровождавший повозку с клеткой, открыл железный дом пса, чтобы покормить того. И всё это аккурат в тот момент, когда собака почуяла неладное.
Волкодаву очень не понравился этот великан, над обликом которого природа потрудилась спустя рукава, хоть и силой его не обделила. Пёс страшным лаем заставил встрепенуться всё живое вокруг – от людей до вьючных животных. Волкодав готов был налететь на Тачата.
-Стоять! – крикнул Баник на пса, встав перед Тачатом. – Стой на месте, чёрный болван! Ух, я тебя!
Послушный пёс застыл на месте. Он рычал, но без прежней ярости.
Тачат вытер вспотевший лохматый лоб, потупил взгляд и попятился в недоумении. То ли волкодав его так здорово напугал, то ли он впервые видел таких больших чёрных псов.
-Это твоя псина? – спросил Тачат.
-Да, - ответил витязь, погладив голову собаки. – Мы с ним недавно разминулись. И вот наконец-то встретились. Этот пёс дорог мне.
-Ещё бы! – пожал плечищами Тачат. – Такой яростный охранник и мне был бы очень дорог.
Вдруг к Банику подошёл тот самый керкетский торговец.
-Эй, воин! У тебя хорошая собака! – обратился к Банику адыг. – Озолочу тебя, если продашь. Согласен?
-Нет! – с твёрдой решительностью и даже с ноткой оскорбления отказал рыцарь. – Не продам его.
-Не веришь, что хорошо заплачу?
-В твою торговую честность я верю, - ответил витязь, - но друзей на продажу у меня нет. Не обижайся, чужестранец.
Адыг призадумался над таким отказом и ушёл к своему каравану.
-И чем же ты так обязан этому зверю, что не хочешь продать его? – спросил Тачат рыцаря. – Или ты и без того слишком богат?
-Гзох часто спасал меня. Я многим обязан ему, и для меня он не просто зверь, - объяснил витязь.
Тачат понимающе закивал. Он поднёс руку к псу, но тот нервно заскулил и заворчал.
-Свои! – воскликнул Баник, успокоив собаку.
Тачат ласково потрепал шею волкодава, а тот издавал скулёж, высовывая язык и смотря на нового знакомого большими и умными глазами.
Вдруг к Банику прибежал тот самый человек, который должен был следить за собакой и кормить её. Неприметный и низкорослый мужчина с оспинами на лице, подбежал к витязю, увидев его с псом.
-Мне нужен воин по имени Баник, - сказал слуга. – Это его собака, а я должен передать её ему.
-Баник – это я, - ответил тот, кого искали. – И это мой пёс.
-Я прибыл из крепости и доставил твои вещи. Пойдём, покажу тебе всё.
Минуя толпы, Баник прошёл к большой повозке с клеткой, в которой сидел волкодав. Рядом стоял мул, гружёный всем тем, что рыцарь оставил в Барсучьем логове – оружие и доспехи из сокровищницы Геогопулоса, одежда, кое-какие припасы. Баник заглянул в мешки и оценил сохранность вещей. Мошны с золотом никто не тронул – они были по-прежнему туго связаны и на ощупь весили так же.
-Благодарю за труд! – сказал Баник слуге, который прибыл сюда в сопровождении нескольких воинов.
Он очень обрадовал доставщика, передав ему несколько хороших золотых монет. Теперь Баник был спокоен – два его четвероногих друга с ним, а дорогое имущество тоже при нём.
Воин хотел вернуться к Тачату, но на месте того не было. Возле скакуна аспета стояли царские дружинники. Баник привязал узду мула к седлу коня, окликнул пса и поехал в город.
***
А в замке Цамандос наш путник был удивлён тому, что на него вылилось в первые же минуты прибытия.
На своём невысоком коньке сидел Торос. Рядом с ним стояли певцы и музыканты со скрипками, абрикосовыми трубами, флейтами и барабанами.
-Это он! – воскликнул Торос, привлекая внимание горожан. – Это он спас меня от сельджуков. Моему новому другу – славную песню!
И тут скрипка гусана загнусавила, флейты и дудки защебетали, а барабаны отбили дробь. И три безусых мальчика небесными ангельскими песнями запели оду спасителю младшего львёнка княжеского рода.
Баник покраснел, подъезжая к музыкантам. Он даже снял шапку и накинул на глаза капюшон, будто и не ему принадлежала эта слава. Ведь пройдя большие битвы, он не видел большого геройства в истреблении нескольких головорезов. Но горожане уже знали, что песня о нём.
И Голиаф – перед героем жук,
Баник подлых врагов наших сразил.
И кормом для грифов стал сельджук,
Ведь против Баника нет у них сил.
Убегут подлые трусы, крича,
Унесутся они в ужасе прочь.
Их смерть – на конце нашего меча,
Тень Баника их накроет как ночь.
А коня его Молнией зовут,
Он как дракон изрыгает пламя.
И вот храбрец наш грозный уже тут,
С ним войско потопчет вражье знамя!
С этими словами Цамандос встретил Баника. Скромного витязя обрадовал такой приём, хоть поступок свой он и не счёл подвигом. Слава его вошла в этот замок раньше, чем он сам.
Глава шестая.
Анатолийская вакханалия
Нежный запах ореховой халвы на меду заставил воина проснуться. Любимое лакомство уже подали к столу. Из зала в спальню проникли ароматы фруктов и сладостей. И витязь не мог поверить глазам. Нет, дело не в дорогой еде. Дело в том, что он проснулся в своём новом доме. Первое утро в уютной хатке.
Вчера воин прибыл в Цамандос, попировал в таверне с малхазами царя. Затем ближе к вечеру к нему заглянул дворецкий Гагика.
«Ты хотел бы найти себе дом? Тут продаётся один. Царь договорился, чтобы тебе его продали дешевле», - объяснил старик.
Денег у Баника на покупку хватило. У него даже осталось монет и других сокровищ с лихвой. От царя он получил хороший костюм и шкатулку с самоцветами. Баник нанял себе слуг – двух молодых парней Арнака и Погоса, который наводили тут порядок. Домашним хозяйством руководил Товмас – рослый мужчина лет сорока пяти с рыхлым телом. Готовкой еды занималась вездесущая и рукастая старуха Нвард.
В то счастливое утро должны были привезти и служанку, которую заказывал Баник. Рыцарь захотел, чтобы в доме было место и для девичьих рук.
Самодовольный волкодав поселился возле дома. Он отдыхал в своём уголке – в псарне, где места ему было много. А в небольшой конюшенке поселились конь и мул.
***
Кровать воина расположилась в углу спальной комнаты. Баник потёр глаза. Ложе из орехового дерева покрывала набитая паклей тахта. Восточная подушка вытянутой формы позволила отдохнуть голове, наполненной разными мыслями. Теперь этих мыслей не было – о судьбе, о нуждах и о прочей бытовой суете. Дом у воина уже есть.
В спальне на настенном ковре висели кольчуга, наручи и шлем, доставшиеся витязю из сокровищницы.
Это был вполне годный дом, в котором с удовольствием поселился бы не самый богатый купец. Скромно, но со вкусом. Ведь одно дело жить в пафосном дворце сельджукского владыки и совсем другое – иметь свой уголок. Это, конечно, всё ещё не крепость. Но уже что-то
Покинув спальню, одевшийся Баник попал в просторный зал. В самом сердце помещения стояли стол и стулья, которые тоже были выполнены из орехового дерева. На столе стояли серебряные кувшины и подносы с виноградом, персиками и яблоками. Ещё тут была любимая рыцарем халва.
На каменных стенах висели ковры и две звериные шкуры, на которых висело оружие Баника – секира, кинжал и недавно купленная булава. Возле стен пристроились сиденья и пара красиво исписанных скамеек с мягкими подкладками на сиденье.
Главный вход зала вёл на кухню. В двух отдельных комнатах ютились слуги. В эти комнаты можно было пройти в кухне. Один их двух соседних входов с арочным проёмом вёл к покоям работников, а второй – в прохладную кладовку.
На кухне сидели Погос и домохозяин Товмас. Они что-то писали – какой-то важный список вещей для дома. Возле них суетилась старуха, стряпавшая завтрак для нового молодого хозяина. Время от времени она с глухим ворчанием подкидывала кусочки еды полному и очаровательному коту с чёрными полосками.
Тут, на кухне везде висели сушёные травы, «ожерелья» из сухофруктов, ложки и черпаки.
Домой вернулся Арнак с новой служанкой, которую заказал Баник. Старуха сразу же полезла осматривать нового члена трудовой группы. Мало ли – авось дурными болезнями богата.
Радостный Баник торжествующе расхаживал по залу и потягивался. Он в последний раз так радовался, когда лишился невинности. Кстати, в то утро он снова почувствовал особый прилив желания – настолько загорелась его душа новыми энергиями.
-Господин Баник, тут новая служанка! – сказал Арнак, войдя в зал. – Потом поглядите на неё?
-Давайте сейчас, - пожал плечами, садящийся за стол воин.
В зал привели молоденькую красавицу, которая откинула капюшон, явив своё лицо. Милое и не испорченное никакими болезнями лицо показалось воину знакомым. Кажется, девушка тоже его знала, раз смотрела на нового хозяина с хитрой ухмылкой.
-Спасибо, Арнак. Свободен, - сказал Баник, разглядывая служанку.
Парень ушёл, шурша краями своего платья. Кстати, одеты слуги Баника были ни чуть не хуже княжеских чашников. Но вернёмся к девице.
-Как тебя зовут? – спросил воин служанку.
-Ирина, - представилась та.
-Гречанка? – тут Баник слегка вскинул брови.
-По отцу. Мать из Армении, - ответила Ирина.
-Подойди ближе, - сказал воин.
Без ложной скромности девушка подошла к витязю. Она не казалась ни скованной раболепием, ни разнузданной.
Баник осмотрел её с головы до ног.
-Ты хороша собой. Но вот почему-то лицо твоё мне знакомым кажется. Вообще-то я хорошо запоминаю лица, но твоё… - Баник всё пытался понять, где же он видел её, эту красавицу с волнистыми локонами и лукавыми глазками.
-Ничего удивительного нет, мой господин. В темноте трудно разглядеть лица.
Затем она наклонилась к витязю, покрывая его ароматом мяты и яблок, исходивших от её платья.
-Вас по очереди или сразу? – шепнула девушка, напомнив Банику фразу, которую тот говорил где-то пару дней назад.
Воин рассмеялся, вспомнив страстные забавы под одеялом. Это была та девка, которую подослал к ней Врам. Та самая прехорошенькая глазастая красотка, которая с подругой заглянула к желанному воину.
-Теперь вспомнил! – кивнул Баник. – А что, ты больше не прислуживаешь воинам? Им будет тебя не хватать.
-Я приходила к ним часто, чтобы сопровождать в походах. Но они какие-то грубые. Решила наняться к кому-то другому и узнала, что ваш слуга ищет девушку в дом. Буду рада тебе служить, господин, - заигрывающим тоном пропела служанка. – Я из бедной крестьянской семьи. Мне же надо прокормиться, но вечно терпеть грубости не могу. Захотела попасть в приличный дом, попасть в руки к такому доблестному и желанному льву, как ты.
Баник почти безучастно улыбнулся и кивнул.
-Вот и хорошо. Служанка нам нужна. Ладно, иди на кухню, угостись чем-нибудь, - сказал витязь.
Девушка ушла. Она немного разочаровалась. Ведь разгорячённый вином витязь страстно любил её той ночью. Даже её милой подруге не досталось так много приятного, как ей.
-Хочу есть! – шепнул себе под нос Баник, потянувшись за сладостями.
-Подожди, мой господин! – раздался хриплый возглас старушки Нвард. – Подожди ты с этой халвой. Это разве еда? Ну! Это разок губки подсластить. Вот лучше наверни баранины с овощами!
Баник одёрнул руки от десерта. Он приятно удивился такой материнской строгости служанки. Заботливая бабушка несла ему на подносе дымившуюся посуду с жареной бараниной с кусками моркови и чесноком. Возле главного блюда лежала маленькая лепёшка.
-Вот поешь моей баранинки, а потом и халвы отведаешь, мой дорогой хозяин! – приговаривала бабка. – Ты молод и силён. Тебе по-богатырски надо кушать. Приступай, мой хороший.
Баник с весёлой усмешкой уставился на свой обед. Да уж! Заботливые слуги подарили ему атмосферу семейного очага. С ироничной искрой в глазах Баник задумался – а друг такая красивая жизнь подарит ему ленивый идеал? То есть, вдруг он захочет ограничиться тем, что уже имеет?
Нужно золото? В сокровищнице его ещё очень много. Хочется женской ласки? У него есть очаровательная служанка, которая будет счастлива разделить с ним ложе. К тому же он может нанять новую! Хочется крыши над головой – так вот же она! Не то, что воину, а мелкопоместному князьку из отдалённых краёв Кавказа будет радостно тут поселиться!
Нет! Цель есть цель. Желание получить крепость ещё в силе. И пусть новые радости возбудят жажду к новым подвигам.
Едва Баник завершил трапезу, как услышал, что у его дома остановились кони. У ворот столпились воины, которых первыми увидели мальчики-слуги.
-Господин, у вас знатный гость! – взволнованно загомонил слуга. – Кажется, это князь. Что прикажете?
-Впустите его, конечно! – развёл руками воин.
Баник вышел из дому, чтобы лично встретить ту дворянскую особу, которая начала своё утро с визита в жилище обычного воина, потомка обедневших всадников.
Витязь покинул кухню, увидев, как Ирина перебирает чечевицу, а старушка разрезает колбасу, пахшую чесноком.
В просторном дворе росло с десяток плодовых деревьев, фрукты на которых уже поспели. В центре двора стоял небольшой деревянный постамент с деревянной скульптурой в форме оскалившегося льва. У грубой скульптурки был очень мужественный, хоть и примитивно неотёсанный облик.
Слуги открыли врата. Во двор вошёл рослый человек с обгорелым лицом и карими глазами, с острым ястребиным носом и выпирающими вперёд надбровными дугами. Его курчавые волосы и густая остроконечная борода придавали его внешности нечто львиное. Он носил такой же запашной халат с геометрическим орнаментом, что был похож на одежду царя Гагика. Он носил деревянные башмаки и пояс с притороченным к нему большим мечом. На вид зрелому мужчине было чуть больше сорока лет.
Этого человека сопровождала высокомерная женщина, что была одного возраста с этим господином. Она была куда светлее многих армянок, а волосы её были светло-каштановыми. Госпожа носила длинное тёмно-красное платье, кафтан, поверх которого сидела меховая накидка, напоминавшая пончо. Женщина носила две длинные косы, а голову её покрывала невысокая цилиндрическая шапка без полей.
За их спинами виднелись лица воинов, стоявших с копьями в руках. Лишь двое стражников прошли во двор с княжеской парой.
-Итак, ты и есть тот самый Баник? – спросил князь своим узким голосом, излучавшим хитрость коварного хищника. – Тот самый богатырь, который ест турецких воинов на завтрак, заливая их соусом из крови греческих легионеров? Тот самый Баник, который выпускает молнии из глаз, испепеляя целые армии? А ещё говорят, ты ешь львиные сердца.
-Про львиные сердца – преувеличивают, - улыбнувшись, сказал Баник.
Князь рассмеялся, оценив юмор молодого воина. А княгиня закатила глаза, отойдя в сторонку и разглядывая с брезгливым видом двор.
-Не знал, что сегодня я буду иметь честь принимать у себя знатных гостей, - сказал Баник, приняв рукопожатие. – Госпожа, прошу простить за не самый красивый двор. Я поселился тут недавно.
Княгиня высокомерно усмехнулась, кивнув воину.
-Ты прав, гость, я – и есть тот самый Баник. Жаль, что моё имя обросло небылицами, - говорил рыцарь. – А кто же мой гость?
Князь хотел было уже представиться, но его прервал мальчишеский крик:
-А ну, пропустите! Дайте пройти!
Перебирая локотками, во двор Баника вбежал юный княжич Торос. Теперь Баник стал понимать, на чьё лицо было так похоже высокомерное личико княжеской особы с длинными косами.
-Баник! – прикрикнул Торос, обнявшись с воином. – Это мои родители!
-Торос! – нахмурился князь. – Имей уважение! Ты видишь, что я разговариваю с этим человеком. И он не приглашал тебя. Он имеет право не впускать тебя.
-Я вовсе не против! – с этими словами, Баник прижал к себе голову Тороса, потрепав её. – Теперь я понимаю, что ты – князь Константин, сын Рубена и племянник царя Гагика.
-Это верно, - сказал Константин. – А со мной – моя жена Кассандра.
-Я дочь ромейского полководца Варды Фоки! – с гордостью сказала Кассандра, подойдя к собеседникам и потянув к себе сына. – Мой отец армянин, но род Фок прославился как ромейский. И только из уважения к моему величию я отвечаю тем же здешним армянам, придя сюда в армянском наряде.
-Кровь твоя – армянская, госпожа. Но сердце твоё – греческое. Достойным людям в моём скромном доме всегда есть место, а происхождение – лишь выбор Бога. Кто я такой, чтобы идти против него, - всё это Баник сказал на не самом дурном греческом языке. – Потому будьте как дома.
Кассандра улыбнулась, отогнав своё высокомерие.
-Спасибо, добрый витязь, - сказала она. – Мой сын многое о тебе рассказывал.
-Радость моих дней, я хочу поговорить наедине с Баником. Оставь нас! – сказал с супружеской строгостью Константин.
Кассандра скромно улыбнулась, взяв под руку сына.
-Прошу, пройдите в дом. Мои слуги дадут вам прохладительных напитков. Не стесняйтесь, - говорил Баник.
Слуги вышли во двор и поклонились знатным гостям, приглашая их жестами в дом.
Когда княгиня вошла в дом с сыном, Константин раскрепостился.
-Скорее солнце погаснет, чем высокомерные ромейки станут хоть чуточку скромнее, - сказал князь.
-Но солнце светит, а значит – всё на своих местах. Ты хотел что-то обсудить со мной, князь Константин?
-Да. Я хочу позвать тебя на ужин в царский чертог. Там собирается знать, - сказал Константин. – Мы хотим, чтобы в наших рядах был сильный и надёжный человек вроде тебя. Пусть ты не ешь турецкие сердца, как поют болваны шуты, но зато ты кажешься верным и смелым человеком. Приходи сегодня к закату солнца во дворец. И заодно обсудим там работу для тебя.
-Рад знать, что мои знания и достоинства пригодятся царскому двору, - признался Баник. – Обязательно приду.
-А меня ждут дела. Но перед уходом я хотел бы дать тебе подарки от себя, - сказал Константин с жаром. – Ты спас моего наследника. Я ценю это, воин. И пусть от судьбы ты получишь в сотни раз больше даров, чем от меня.
Князь дал знак, и его люди внесли во двор дары для воина. Перед ним положили большой ковёр и развернули его. Там были два копья с прекрасно отделанными наконечниками. Ещё здесь были три больших кинжала и колчан с дротиками. Кроме того воину подарили оседланного серого коня с тёмными пятнами и сухим стройным тельцем.
Баника очень порадовала такая щедрость со стороны благодарного князя. Разгорячённый радостью Баник даже обнял Константина.
-Благодарю, князь! – сказал воин.
-Не тебе, а мне пристало благодарить, - отметил князь. – Буду ждать тебя во дворце. Город рад тебе.
Константин позвал супругу и сына, которые поспешили за ним. Хотя озорной Торос не очень-то и хотел покидать нового друга, которому был обязан жизнью. Баник помахал ему вслед рукой, закрыв врата.
Баник приказал слугам подготовить для него наряд к царскому ужину. Между прочим, они даже отыскали на чердаке прекрасную накидку из леопардовой шкуры с бархатной подкладкой.
Воин решил в тот же час одеться и выйти на прогулку, дабы осмотреть город. Но перед тем следовало бы заглянуть в кладовую, в которой Баник ещё не бывал. Его туда сопроводил Товмас.
-Кому, говоришь, ранее принадлежал этот дом? – спрашивал слугу Баник. – Купец? Ростовщик?
-Греческий купец, - сказал Товмас. – Когда в очередной раз началась усобица между армянами и греками, Алексиос уехал, продав дом. Я жил с ним и служил ему. Но… когда два месяца назад он отбыл в Константинополь, то я всё же остался жить тут, пока у дома не появится новый хозяин. Благо, прошлый домовладетель оставил мне денег на жизнь.
В полумрачной кладовке было прохладно, но сухо. Здесь тоже хранилось целое море всяких запасов – от сухофруктов и сушёного мяса до огромных кувшинов с мёдом, кунжутным маслом и вином.
Оставшись довольным кладовой, Баник решил нарядиться. На улице было прохладно. Осенняя погода взяла верх над последним дыханием лета. В небе собирались облака.
Воин надел новые узкие штаны, обулся в высокие кожаные сапоги. Поверх белой рубахи он надел короткорукавное платье синего цвета с тонким кожаным поясом. На плечах его красовались леопардовая накидка. К воротнику одежды слуги прицепили капюшон.
Баник собрал волосы за затылком и обмотал голову чёрной повязкой, отдалённо походившей на тюрбан. Конечно же, он опоясался мечом и кинжалом, прицепив к поясу и мошну с монетами. Вид у него получился диковатым и в то же время очень благородным. Он выглядел будто царь разбойников – настолько лихим и чудесным нарядом он обзавёлся.
***
Пройдя пару дюжин шагов от своего дома, Баник приближался к главной площади. Он уже успел поймать на себе внимательные взгляды горожан. Он даже услышал обрывки разговоров о себе: «Вон, гляди. Это тот храбрец, спасший княжича».
Баник жил в тридцати шагах от царского дворца на одной улице с купцами и мелкими торговцами, державшими тут лавки. Ворота рыцарского дома смотрели в сторону большой мастерской оружейников, где кипела работа с утра пораньше. Между мастерской и его домом стоял колодец.
Молодая девушка набирала воду и смутилась, поймав на себе взгляд воина.
Рыцарь решил первым делом посетить площадь, где собиралась куча народу. Люди галдели, потрясая кулаками. Звучали призывы о расправе и самосуде.
-Эй, девица, ты не знаешь, почему народ шумит? – окликнул девушку у колодца витязь.
-Там казнят еретиков. Чтобы все видели, - сказала горожанка, опустив глаза.
Баник решил направиться туда и поглядеть на тех самых еретиков. С каждым шагом он видел, как всё больше и больше людей подходят посмотреть на смерть.
На большой деревянный помост поднялся расфуфыренный пузатый глашатай, который призвал толпу замолчать. Спустя несколько минут горланившая орава успокоилась. На помост поднялись два помощника палача с масками на лицах.
Подобно чёрной смерти на эшафот взобрался человек в тёмном капюшоне с большим топором на плече. Перед ним помощники установили пень и корзину, чтобы отрубленные головы катились именно в неё.
Как читатель мог уже знать, возле дворца стояла и церковь. Оттуда в сопровождении иноков вышел седобородый священник с островерхим клобуком армянских попов.
-Вот, что бывает с теми, кто растлевает народ грязными речами! – говорил поучительным тоном священник, потрясая пальцем. – Стыд, срам! Наш народ погряз в ереси, а от того и немилость со стороны Бога!
Безвольные иноки лишь сокрушённо кивали, даже не думая показать хотя бы тень инакомыслия.
-Смерть тондракийцам! – крикнул кто-то в толпе. – Вздёрнуть ублюдков! Порвать их на куски!
Баник заметил, что среди зрителей тут были только зажиточные горожане. Крестьян и рабочих тут не было. Они лишь с опаской наблюдали издалека. Оно и понятно. Раз уж казнят сектантов из общины тондракийцев, то их смерть была интересна лишь знати. А народ тихо сочувствовал тем, кто призывал к равенству.
-Эти четверо еретиков вредительствовали государству! – начал толкать речь глашатай своим высоким голосом. – И все они сегодня падут от секиры палача. Четверо из них были пойманы на разбое. А ещё один – на воровстве. Наказания им не избежать. Да будет над ними справедливый суд!
Среди приговорённых трое были взрослыми людьми, повидавшими жизнь. А четвёртым был молодой человек двадцати лет – высокий и крепкий, с длинными кудрями, массивным подбородком. Он стоял нагим по пояс, а его тело покрывали шрамы, которые явно походили на оставленные некогда мечом раны. Другие шрамы были на его лице – три желобка тянулись по правой щеке от уха и до подбородка.
Баник заметил, что возле толпы встал царский паж Васпур. Со слезами на глазах он смотрел на эшафот. Рыцарь смекнул, что один из приговорённых, возможно, является родственником или близким другом царского слуги.
Ещё он увидел, как молодой шрамированный человек с грустной улыбкой смотрит на Васпура. В это время полетела первая голова под крики толпы.
Баник подбежал к Васпуру и отвёл того в сторону.
-Там твой близкий? – спросил воин.
-Да. Там мой брат! – трясся от шока паж. – Умоляю тебя, спаси его. Я по жизни буду твоим должником. Он дорог мне. Спаси его, и требуй чего хочешь. Он спас мою жизнь, и я хочу видеть спасённым его! Вот он – самый молодой среди них со шрамами на лице.
Баник вытащил из ножен меч, разгоняя толпу. Когда подошла минута казни последнего преступника, воин взобрался на помост. Он нагло и дерзко отпихнул преградившего ему путь глашатая и шикнул на палачей.
Витязь перерезал путы на руках приговорённого. Толпа тихо перешёптывалась.
-Как это понимать, воин?! – воскликнул вдали священник.
Толпа расступилась так, как морские волны разомкнулись перед Моисеем.
-А чего ты не понял? – вскинув голову, воскликнул в тон Баник. – Я забираю этого человека. Я воин и мне нужен будет соратник.
-Он грешник! – воскликнул поп.
-Как и все здесь! – ответил Баник.
-Он сектант и еретик! Ему не место среди благочестивых горожан! – возражал церковник.
-А я ещё хуже. Я служил турецкому правителю и убивал его врагов. Я был разбойником. Я прелюбодействовал и убивал. Пусть сначала меня убьют! – выпятив грудь, кричал витязь. – Пусть безгрешные бросят камень. А этот человек…
Последние слова касались приговорённого.
-Тебя как звать? – шепнул воин тондракийцу.
-Аргам! – ответил, сверкнув глазами сектант.
-Аргам носит на себе свои грехи. Мне нужен товарищ по мечу. Я прослежу за тем, чтобы Аргам послужил народу и Богу на славу. Лучше исправить человека, чем совершить грех, убив его.
-Прелюбодей и еретик! Вот так компания! – хохотнул глашатай. – Вас обоих бы под суд, молодые люди.
По толпе прокатился смешок.
-Судить надо тебя, жирная свинья! – ответил Баник. – Вчера ты трахался с трактирными шлюхами. Сегодня говоришь о целомудрии. Вчера ты напился вина в таверне, а сегодня решаешь участь еретиков.
Глашатай заткнулся и в смущении покинул эшафот. Ведь Баник вчера видел его безобразное поведение в таверне.
-Вы хотите отправить на тот свет сильного и молодого человека. А я хочу, чтобы такие крепкие парни пополнили ряды нашего воинства. Теперь я спущусь с ним, возьму его под своё покровительство. А вы – попробуйте меня остановить!
Рисковать здоровьем никто не собирался. Толпа разошлась. Теперь Баник дал новую пищу для небылиц о себе. Интересно, а как скоро запоют о защитнике сектантов и уличителе лицемеров?
Палачи убирали трупы и головы. Аргам поднял с земли плащ одного из убитых сектантов, прикрыв свою наготу.
-Благодарю тебя, воин, - сказал еретик витязю. – Чем могу отблагодарить?
-Оденем тебя, как подобает приличному человеку, накормим и… обсудим твой должок, друг мой, - сказал Баник.
Спустившись с эшафота, витязь проследовал к Васпуру, на лице которого сияла улыбка. Он обнялся с братом.
-Как могу отблагодарить тебя, воин? – спросил паж.
Баник отвёл его в сторону и шепнул ему:
-Будешь моими глазами и ушами во дворце. Мне будет полезно знать обо всём, что там происходит – измены, интриги, рогоносцы, коварства. Всё!
-Провалиться мне, если не исполню! – ответил паж.
Обрадованный Васпур побежал во дворец.
-Пошли в таверну, - сказал Баник еретику. – Но сначала заглянем к портному.
***
В одёжной лавке сектанту подобрали простой кафтан с капюшоном и длинными рукавами, широкополые штаны и сапожки. Костюм был прост, но удобен и хорош по качеству. Васпур очень обрадовался такому подарку, поблагодарив рыцаря. Затем он признался, что чувствует голод.
В таверне Баник заказал жареных перепёлок с зеленью и горячий хлеб. Перед царским ужином он решил не пить вина. Аргам тоже отказался от выпивки. Они решили ограничиться кислым молоком и горячим бульоном.
Рыцарь завязал беседу со спасённым им юношей, макая кусок хлеба в куриный бульон. Парень ел так, что за ушами трещало.
-Итак, говори, мой друг, - сказал Баник. – Кто ты и что тебя привело к помосту смертников? Времени у нас много.
Аргам поперхнулся куском горячей птицы, запив её кислым молоком.
-Не торопись, молодец, - с ласковой усмешкой сказал витязь. – Времени у нас много и никто тебя не торопит. Поешь, и я закажу ещё чего-нибудь. Ладно, не буду тебя торопить. Сначала утоли голод.
Мрачный и рыхлый кабатчик с неухоженными сальными патлами и могучими руками поднёс завтракавшим небольшой арбуз, разрезанный надвое. Обычный средневековый арбуз – большие семечки да толстая корка. На красную мякоть заботливо уложили виноград.
-Это от меня, дорогой Баник! – улыбнулся от уха до уха пухлый хозяин двора. – Угощайся на здравье!
-Ты так щедр! – признал витязь, с вопросительной ноткой в голосе, мол, откуда такая щедрость.
-Ха! А то! – развёл руками кабатчик, затем наклонился к рыцарю, нашёптывая. – Мне мои батраки рассказали, как ты поставил на место Верго. Это наш глашатай! Вот так его! Ах, Баник! Каждый день готов тебе горячий хлеб подносить за счёт нашей таверны! Спасибо тебе за взбучку.
-Неужто глашатай хуже всякого тирана? – спросил Баник.
-Всякий тиран получше нашего глашатая, - сузив поросячьи глазки, посмеивался трактирщик. – Таких нахальных и грубых чурбанов свет ещё не видывал. Он тут никто, всего лишь собирает объедки из дворцового корыта, а думает о себе многое. Ну, да ладно! Донимать не буду вас, ребятки. Ешьте, ешьте, ешьте!
Довольный трактирщик ушёл за прилавок, принимаясь распекать слонявшегося без дела батрака.
Благо, в таверне почти никто и не сидел, а значит, что Баник мог свободно говорить с Аргамом. Спавший вояка, положивший голову на стол, и ворковавшая парочка молодых крестьян не могли бы помешать этим двум.
Аргам закончил с едой, но Баник не торопился донимать его вопросами. Он даже смотрел в другую сторону, чтобы не докучать пытливым взглядом юноше. Но парень всё же заговорил.
-Ещё раз спасибо, воин, - сказал парень. – Не обижайся, что голод связал мой язык. Теперь я готов поговорить.
Баник кивнул, жестом рук приглашая парня к беседе.
-В словах глашатая не было лжи. Я и в самом деле тондракиец, - говорил еретик шёпотом, а затем чуть погромче продолжил. – Васпур – мой родной брат. Мы с ним родились в простой семье бедных горожан. Родом мы из Тарса. Мы рано лишились родителей – отца убили ромеи, а мать умерла, заболев с горя. Сборщики налогов обескровили нашу семью, и я ненавидел их пуще всего на свете.
Мой брат куда расторопнее и ловчее меня, хоть он с детства и слаб телом. Он мог делать несколько дел сразу – вездесущий. Меня это восхищало. Васпур стал работать в хорошей таверне в нашем родном городе. А я… я стал охотиться и продавать дичь – пошёл по следам отца. Князь Абгариб взял брата в слуги, когда тому было десять лет. А потом князь передал Васпура царю Гагику, который посетил Тарс. Он хотел примириться с князем Арцруни, а потому и отдал ему такого надежного слугу. Мой брат и сам был рад такому.
-Тогда вы с братом разминулись, да? – догадался Баник.
-Да. Мы с братом договорились, что увидимся на землях Гагика. Мне удалось узнать, что братец служил и жил в Цамандосе, к которому я хотел перебраться… - тут еретик замялся.
-Тебе трудно говорить? Можем продолжить потом, - говорил Баник, заметив, что юноша делает странные паузы между словами.
-Нет. Я… продолжу. В Тарсе у меня была любимая девушка. Мы хотели переехать во владения Гагика, обосноваться там. Но по пути до Цамандоса моя любимая погибла. Её взял силой и убил сборщик налогов. Тот самый, что постоянно обирал семьи обычных работяг.
В глазах Баника появилось сострадание и тень грусти. А на лице еретика появилась жуткая кривая ухмылка.
-Я перерезал глотку этому законному грабителю, - сказал парень с хладнокровием присущим маньяку. – А потом истыкал ножом его брюхо, которое он часто набивал нашим хлебом. Тогда на меня объявили охоту. Я не мог просто так перебраться к брату, и открыто с ним видеться. Меня искали, дружище. Я прятался, где только мог.
-И что было далее? – спросил воин.
-Именно тогда я и примкнул к общине тондракийцев. Лишь они сочувствовали убийце богача. Я охотился для общины. Среди них были воины, у которых я многому научился. Мы заперлись в глухих местах. Сам знаешь – нас травят везде, где находят. В окраинах Цамандоса меня могли бы поймать – там были соглядатаи Абгариба. Тогда Арцруни помирился с Багратуни, как я уже сказал. И людям Абгариба был открыт путь к Цамандосу.
-И где же в то время находилась ваша община?
-Мы перебрались туда, где нас не тронули бы ни Гагик, ни Абгариб. Это были предместья Кизистры. Туда с общиной мы отправились с тарсских земель в сопровождении каравана, прикинувшись торгашами. На земли греков не стоит соваться армянским князьям. Там мы жили в заброшенном пещерном селении. Со временем я стал верен общине. Эти люди меня приняли. Но только я не принял учение тондракийцев всем сердцем.
-Что ты хочешь этим сказать? – нахмурился Баник.
-Я никогда не хотел примыкать к ним, хоть и считал их правыми. Но другого пути не было. Я запятнал себя убийством законного грабителя. Кто будет мне рад? Убийцу ищут повсюду. А шрам на моём лице, который оставили когти рыси на охоте, явно указали бы всем, что это я и есть. Единственные люди, где я не буду чувствовать охоты и слежки – тондракийцы. Более того, они уважали меня за убийство того толстосума.
-Почему ты так говоришь – «законный грабитель»?
-В общине так мы называли сборщиков податей. Как-то раз я всё-таки решился отправиться в Цамандос в надежде найти брата. До нас дошли вести – Гагик и Абгариб снова не поладили. Значит, людей Абгариба там больше не захотят видеть, а ведь только они и ищут меня. Переодевшись торговцем, я отправился туда с одним арабским купцом. Брата увидеть я был рад. Мы встретились в городе, и он обещал замолвить перед дворецким, чтобы и мне нашли работу. И всё это было не так давно – около месяца назад.
-А как ты попал в руки палачей?
-Украл финики, - сказал еретик. – Есть хотелось. Меня хотели было уже отпустить, увидев, что брат решил заплатить за меня, но… в Цамандосе находились люди Абгариба. Они узнали меня и сказали, что я тондракиец. Тогда-то меня и арестовали. Оказалось, что Арцруни прислал сюда своих гонцов, чтобы помириться с царём Гагиком. Именно они и указали на меня, и я попался. Держали меня в темнице, хотели казнить, а потом явился ты… Когда меня вели на казнь из тюремной крепости, я заметил, что Абгариб тут охотится. Кажется, Гагик захочет выдать меня, когда узнает о моём спасении. Ведь он вряд ли захочет ссориться с тем, кто идёт на мир.
-Я не позволю быть такой расправе, - сказал рыцарь. – Но взамен я хотел бы, чтобы ты поселился у меня и стал оруженосцем. Ты готов стать моим боевым товарищем.
-Принимаю с благодарностью, Баник, - сказал еретик.
-Я не могу злоупотреблять гостеприимством Гагика, который дал мне здесь поселиться. А посему ты покаешься в грехах, если того потребуют и откажешься от тондракийства. Согласен?
Без сомнений и колебаний Аргам кивнул.
-Васпур говорил, ты спас его, - напомнил Баник.
-Это было давно. И свидетелем тому – шрамы на моем лице. На моего брата напал бешенный пёс, которого я заколол кинжалом, получив такие метки судьбы. Васпур своенравный, иногда сердитый и буйный при своей худобе и слабости тела. Иногда я не понимаю его ядовитый характер, но он умеет благодарить.
-Мне нужен надёжный и молодой соратник, помощник в бою. Я надеюсь на тебя. В твоих глазах я не вижу лукавства, - сказал витязь. – Не подведи.
Баник корил себя. Он спас этого Аргама не только из-за того, что верил в его невиновность. Ему нужен был соглядатай во дворце в лице Васпура и оруженосец в лице Аргама.. Вряд ли те трое сгинувших на плахе тондракийца были чем-то лучше Аргама, но… Баник понимал, что ему не обойтись в этой жизни ни без внутренних ангелов, ни без внутренних демонов. Сам по себе он – всего лишь носитель тех и других, а они выведут его на нужный путь. Если захотят, если их устроит возвышение их пешки.
***
До заката солнца оставалось всего ничего. Собеседники заболтались в таверне. Подробности судьбы Баника вызвали уважение и робкую тень восхищения на лице Аргама. Витязь тоже рано стал сиротой и боролся за жизнь как мог, став воином.
-Пошли домой! – сказал ему вдруг Баник. – У меня тут ещё будут делишки. А тебе будет безопаснее у меня. Идём!
Рыцарь поставил на трактирный прилавок перед хозяином таверны больше денег, чем следовало.
-Как щедро! – лукаво улыбнулся толстяк.
-Это плата за еду и предоплата за следующие блюда, - таким же лукавым тоном ответил Баник.
-Это как? – пожал плечами кабатчик.
-Когда я вернусь сюда, то ты подашь мне самые свежие и горячие сплетни. Теперь понял?
Пузатый коварно ухмыльнулся и кивнул, пряча монеты.
Аргам глянул на хозяина питейной хмурым и брезгливым взглядом, выйдя вслед за Баником. Воин зашагал наглой павлиньей походкой при виде богатых горожан, которые с гневом таращились на еретика и его покровителя. Когда кто-то смел подойти поближе, то Баник касался ладонью навершия меча. И тогда горожане сразу отступали – вероятность увидеть свои кишки на земле не была малой.
-У него руки по локоть в крови. Будем держаться подальше! – бормотала толпа, смотревшая в спину воину.
Баник разразился коварным хохотом, раскрыв руки.
-А ещё я ем сырые печёнки сельджуков, запивая их кровью ромейских легионеров! – напомнил про байки о себе Баник. Он специально говорил всё это очень громко и вызывающе, зная, что роптавшие недоброжелатели услышат.
-Если задумали убить меня, то делайте это ночью, когда я буду спать! – восклицал он, обращаясь к зыркавшим на него горожанам. – И знайте все, что мой дом находится напротив оружейной, сбоку от царского дворца! Пронзите мне горло кинжалом, и молитесь, чтобы я не восстал из мёртвых.
Ошарашенные богачи зачесали затылки и бороды, удивляясь такой изящной наглости, такой обжигающей надменности этого лихача в тюрбане и леопардовой плечевой накидке. Он шагал так, словно не то, что город, а вся Анатолия была лишь двором в его усадьбе, которой являлся весь мир.
Едва Баник вернулся к дому, там его уже ждали вооружённые люди – два человека. Рыцарь оскалился в досадливой улыбке. «Наябедничали, твари!» - подумал он. – «Буду стоять на своём!»
Но гневная маска на его лице рассыпалась, когда он увидел Тачата и Врама. Высокий и лохматый гигант с щуплым ловкачом стояли у ворот. Они перешёптывались и хихикали, указывая на Баника.
-Эй, бойцы! – окликнул их рыцарь. – Я арестован?
-Да! – рассмеявшись, рявкнул Врам. – Ты арестован, мы бросим тебя в подвал с лучшими винами и самыми славными бабами!
-Бесстыдник, постыдись! – крикнула пожилая горожанка, набиравшая воду из колодца. – Срамословит и не краснеет!
-Прости, бабулечка! Я просто родом из Лори, а там одни леса! Чего ещё ждать от нас – неотёсанных медведей?! – кривлялся ловкач, жонглируя кинжалами.
-Ещё и лориец! Тьфу на вас, болваны лесные! – пробурчала старуха.
-Прости его матушка, - сказал с сердечным теплом Баник. – Он славный малый, просто иногда болтает лишнее. Помочь тебе воду донести?
-Не надо, сынок. Ступай с Богом! – смягчилась бабка, уходя в сторону оружейной. – Молодёжь, молодёжь!
Баник упёр руки в бока, подойдя к воротам своего дома. За ним скромно встал Аргам, который был чуть выше рыцаря, но уже в плечах.
-Врам! Не стыдно тебе?! Ругаешься средь бела дня! – шутливо отчитывал кинжальщика воин.
-А не стыдно ли тебе спасать еретика средь бела дня и устраивать встряску толстозадому глашатаю! Ух, как ты его! Мы всё слышали, - с восторгом тараторил ловкач, а суровый Тачат весело кивал в такт. – Так его! Жирная свинья – это было лучшее, что ему могли сказать! Ну, боец! Наша дружина хочет почествовать тебя. Ах, как ты его!
-Да что вы все так взъелись на жирдяя? – недоумевал витязь, не понимая, чем это так прославился глашатай, кроме того, что пьёт без очереди в трактире и мацает там девок, пока его не менее толстозадая жена сидит дома.
-Он настоящая свинья, Баник! – зашипел ловкач, взяв воина за плечи и потрепав их. – Когда мы напивались или допускали что-то не очень хорошее, то эта пузатая сука сразу бежала к Рубену стучать на нас. Хотя, сам он делает вещи куда гаже! А когда некоторым нашим соратникам объявлял о наказании за разные делишки, то смотрел на них так, как сельджуки глядят на свинину. Жаль, конечно, что ты меч не вонзил в зад этому куску дерьма. Но всё же! Царские малхазы за слова отвечают – с нас пирушка.
-Благодарю, мои хорошие! – Баник приобнял гиганта и мелкого болтуна. – Обязательно погуляем с вином и девками. Но меня сегодня вызвали во дворец. Выберем позже день и нагуляемся!
-В замок позвали?! – удивился Тачат. – Во даёт! Ну, ты прославился, новичок. Царского родственника спас, еретика вытащил с плахи и сохранил шкуру, по городу ходит как павлин, шикарный дом получил, ярко расфуфырился как царин брат, да ещё и… в замок пригласили!
-Это всё каприз судьбы, а я всего лишь её капризный племянник, - сказал скромным тоном Баник. – Ребята, вы свободны от службы?
-Да, на денёк! – отметил с важным видом Врам. – Царь дал нам отгул, чтобы мы пошаталась по городу, отдохнули. Ведь мы бессонной ночью несли дозор на острове, пока царь отдыхал, а его благословленную задницу мы должны защищать любой ценой. Мы не льём крови зазря, лишь бы целой была задница царя! Мой девиз!
Тачат отвесил подзатыльник сослуживцу.
-Что попало говоришь, чёрт позорный! – рыкнул гигант на ловкача, потиравшего затылок с дурацкой ухмылкой. – Вот если бы кто-то подшутил над задницей твоей сестрёнки, то тебе было бы приятно?
-Мне – нет, а ей – да! – пропел Врам.
-И вот с этим поношенным сапогом мы в одном строю, Баник! – сокрушённо сказал Тачат, кивнув на Врама.
-Да заладил ты уже! – тявкнул Врам. – У меня нет сестры, вот и пусть шутят над её мягкими прелестями!
Баник посмеивался над этими двумя, а Аргам улыбался, сдерживая хохот.
Приподняв руки, рыцарь обратился к спорившим соратникам:
-Парни! Хорош уже шутить, мне больно смеяться. Вы мне лучше скажите, что хотите делать в ближайшие часы?
-Пока ничего не придумали, - сказал Тачат. – Но я бы пожрал.
-Ребята, это мой новый друг Аргам, - представил еретика рыцарь. – Он будет жить у меня, как мой соратник и оруженосец. Не знаю, припрутся ли за ним какие-нибудь злопыхатели, но мне было бы спокойнее, если вы побудете у меня дома. Вас и накормят, и напоят, и дадут поспать!
-Мы будем веселиться в красивой хате! – блеснул жадно глазами Врам.
-Но чтобы по возвращению у меня всё было цело! – предупредил Баник.
-У тебя-то, думаю, всё будет целым, но у твоего имущества! Шучу я, шучу! – хихикал как чертёнок Врам. – Служанки есть?
-Есть. Кухарка пожилая и молодая служка. Молоденькую ты уже знаешь – это Ирина. Если не захочет тебя, то не приставай, - распекал ловкача Баник.
-Ещё и Ирину себе отхватил! – присвистнул Врам.
Баник вверил трёх молодых людей своим слугам, а затем направился в замок.
Алый диск нависшего над горизонтом солнца заливал золотистыми и красными оттенками дом Баника. До дворца совсем немного идти.
Не прошло и четверти часа, когда воин подошёл к воротам чертогов, который окружала невысокая стенка. Там его уже ждал дворецкий – рослый сухощавый мужчина семидесяти лет с плешивым лбом. Он находился в окружении четырёх стражников в кольчугах.
-Молодой человек, с тобой говорит дворецкий Карен. К нам пожаловал человек по имени Баник? – спросил дворецкий.
-Верно, - ответил воин.
Рыцарь не дождался указаний стражи, сняв с пояса меч и кинжал. Прямо в ножнах он отдал оружие стражникам.
-Прошу! – широким жестом дворецкий пригласил Баника в чертоги. – Меня зовут Карен. Обращайся, если что-то заинтересует. Тебя проводит Васпур.
Открылась дверь, из замка вышел уже знакомый нам паж царя. На его глазах застыла искорка благодарности и жертвенной готовности услужить гостю.
Рыцарь прошёл во дворец. И тут его дух снова воспарил над суетными мыслями. Он снова вернулся в те годы, когда был вхож в чертоги Танусмана. Он вновь почувствовал себя в окружении благородной опасности – ощущение незримой угрозы дворянского коварства. Ведь кровавые дела армий начинаются здесь, с этой шахматной доски, которая была чем-то большим, чем складом интриг, местом собрания ушлых кружевников и льстецов.
-Как мой брат? – шепнул Васпур.
-Он в моём доме и под моей защитой, - ответил Баник.
-Царь в недоумении. Весь двор изумлён твоей дерзостью и наглостью. Ты спас еретика, нагрубил священнику, оскорбил глашатая, - робко говорил мальчик. – Не знаю, что теперь будет. Надеюсь, моему брату ничего не будет грозить. Его ведь могут убить, Баник…
-И я тоже могу его убить, - хладнокровно сказал витязь. – Если он мне изменит. Ведь теперь он мой оруженосец. Измену я и матери не простил бы.
Мальчик напугался от таких суровых речей. Он перекрестился дрожащими пальцами.
Прихожая часть чертога представляла собой множество параллельных арок в три ряда, стоявших с двух сторон от широкой дороги к главному входу в царский зал. Здесь стояло несколько треножников с большими свечами, которые ещё не зажгли. Всё было хорошо видно, особенно лица дворян.
Знатные гости дворца стояли тут, разговаривали о своём тихо и спокойно. Кто-то заигрывал с милыми дворяночками, кто-то заключал союз против общих врагов, которые находились неподалёку. Были те, кто сулили золотые горы за продажу каких-то земель. Тот, кто говорил на языке меча – а это Баник – мог бы сломать голову в попытке понять скрытую и назревавшую бурю анатолийской суматохи армянских дворян и мелокпоместных землевладельцев. Поэтому надо было вооружиться дружбой с тем, кто всё слышит и видит – с Васпуром.
Воин остановил слугу царя, взяв его за локоть и потянув к себе.
-Это кто? – он кивнул в сторону невысокого, но очень крепкого господина, который в гордом одиночестве стоял у колонны, попивая вино.
Рядом с ним была лишь служанка. Но почему его описали тут как стоявшего в гордом одиночестве? Господин был одинок, так как остальные дворяне косились над ним и шипели что-то в уши друг другу, а он высокомерно смотрел на них.
Это был мужчина лет сорока пяти с тёмными волосами и бородкой, синими глазами, насмешливыми глазами и крючковатым носом. Князь носил алый плащ и короткое платье синего цвета и красную шапку на манер византийских стратегов. Его смуглое лицо излучало энергию неукротимого хищника. Он властным взглядом смотрел на местных князьков, закатывая глаза. Этот господин провёл левой рукой по лицу своей служанки, а та смущённо улыбалась. Баник заметил, что на его руке не было мизинца и безымянного пальца.
-Такой важный и высокомерный. Кто это? – повторил вопрос витязь. – Язык проглотил, парень?
Васпур, опасливо смотревший на господина со служанкой, встрепенулся.
-Это Торос из Мараша. Его тут не любят, - сказал паж. – Он из тех самых… ну… из тех…
-Не виляй и говори! – шикнул Баник. – Я не выдаю тайн!
-Он крестился по греческому обряду! – сказал Васпур с явным презрением в голосе, ожидая увидеть осуждение и в глазах рыцаря.
Но витязь никак не отреагировал. Зато догадался, почему его не любят. Само собой армянину с византийскими замашками вряд ли будут рады в чертоге того царя, который лишился своей страны в ходе войны с греками.
-И всегда он одевается как греческий вельможа? – спросил Баник.
-Ещё бы! – фыркнул паж. – Не упустит случая сказать пару фраз на греческом лягушачьем языке, блеснуть ромейской одёжкой. Как-то раз он приехал сюда на пасху, но никаких поздравлений знати не говорил. Видишь ли, греческая пасха превыше нашей. Такой вот он! Вот увидишь, на пиру не обойдётся без пары ехидных колкостей с его стороны.
-А зачем приезжает сюда? – спросил Баник.
-Царь Гагик нередко получает от него воинов, закалённых в боях с турками. А Торос взамен получает плату от царя. Обычно повелитель отдаёт деньги из почетной пенсии, которую ему выделяет императорская казна, - сказал слуга.
-С этим всё ясно, а вон тот кто таков? – тут воин указал на рослого молодого мужчину с платьем вышитым из золота и орнаментом в виде бегущих львов.
Знатный мужчина был где-то одного с Баником возраста. Он отдавал какие-то приказы командирам стражи, кажется, что-то связанное с распределением постов. Витязь не зря обратил на него внимание – этот человек носил с собой меч. По армянской моде его волнистые локоны были сострижены в кружок, а небольшая бородка подстрижена и причёсана. Он ходил в дорогих башмаках. Больше всего в нём запоминался широкий и ясный лоб, а также крупные глаза.
-Это Давид, младший сын царя Гагика, - сказал Васпур. – Он суров, но справедлив. Я ещё никогда не видел, чтобы он жестоко обходился со слугами. Иногда мне даже кажется, что он ценит жизни простых людей.
Из-за угла показался мужчина, одетый в красный бархат. Этому человеку на вид было больше сорока, но меньше пятидесяти лет. Он подошёл к тому самому Давиду, держа в руках ручного камышовго кота. Его запястья украшали массивные золотые браслеты с жемчугами. И он тоже носил с собой меч на широком поясе, отделанном серебром. У него уже начали седеть волосы.
-А это Ованес – старший сын Гагика, - пояснил паж. – Он только выглядит таким суровым. На деле он очень весёлый. Однако если его разозлить, то остаётся лишь молиться Богу, чтобы уйти от него живым.
-Охотно верю, - ответил Баник.
Всё тело Ованеса дышало затаённым огнём дремлющего вулкана. Он иногда резко поворачивал голову как ястреб, ищущий добычу. Иногда вскидывал голову, смотря на окружающих оценивающим взглядом. Огонёк презрения в его глазах напоминал взор рыси. Телом царевич был крепок – его рельефные мышцы и туловище атлета хорошо подчеркивала обтягивающая одежда.
Лицом он был копией царя Гагика. Вдруг из противоположной стороны зала к царевичам через дорогу к залу перебежал юноша в синем кафтане с короткой стрижкой. Чертами лица он немного походил на Ованеса. Кстати, двигался он на тот же манер, что и Торос, сын Константина. В его мимике угадывался тот же заядлый задира и непоседа, что и сам Торосик.
-А это Ашот – сын Ованеса, - представил юношу паж, пока Баник осматривал присутствующих, стараясь не делать это вызывающе. – С Торосом, внуком Рубена они просто неразлучны. Я ещё удивился, что на свою злополучную охоту Торос поехал без него.
Баник увидел, как Ашот услышал какую-то шутку от своего дяди Давида, а затем шутливо вызвал его на бой, встав в позицию кулачного бойца.
-Не сейчас! – возразил ему отец. – Дядя сегодня не в духе. Потом померишься силами со слугами.
Мальчик взял из рук отца кота и ушёл по своим делам. Но вдруг он зацепил взглядом Баника и пажа, а после подбежал к ним.
-Эй, это ты тот Баник, который спас Тороса, моего братца? – спросил воина гордый мальчик, с достоинством царя приподняв голову.
-Да, - сказал рыцарь. – Что ещё обо мне слышал?
-Что ты ешь сельджуков. Но это враньё для глупых простаков! – с важным видом заметил парень. – В любом случае, лично я рад тебя видеть. Спасибо тебе, что спас моего родственника.
-Любой хороший воин спасёт невинного отрока, будь то княжеский сын или ребёнок горожанина, - сказал Баник, поглаживая по голове кота, которого держал на руках Ашот. – Ты согласен со мной?
-Я согласен, - говорил важным и прохладным тоном юноша. – Люди ждут от тебя многого. Смотри, не разочаруй меня. Ты мне нравишься, храбрец.
Заметив, что кот ластится к рыцарю, Ашот передал Банику любимца.
-Он очень капризный и вредный. Но раз уж ты покорил его, то подержи на руках, Баник, - сказал сын царевича. – Увидимся в зале. Буду очень рад, если ты сядешь возле меня. Ты – ценный гость.
Когда Ашот удалился в сторону зала, Баник бесшумно посмеивался себе в усы. Он заметил, как парень покосился на Тороса Марашского. Пока Баник осматривался, пытаясь увидеть цели дальнейшего исследования, к Васпуру вдруг откуда-то явился другой паж, взявший его под руку.
-Ну, где пропал-то?! Идём! Пора наряжать царя, а ты тут торчишь! – заверещал юный слуга.
-Иди, Васпур. Мы позже увидимся, - сказал Баник, добродушно хлопнув парня по спине. – Спасибо на всём.
Баник решил пройтись по этому гостиному залу, где было с десяток расписных скамей для гостей, которые иногда ожидали здесь приемов или собирались на пир, как в тот день.
Боковым зрением он поймал на себе пристальный взгляд марашского владыки, который обратился к витязю на чистейшем и безупречном греческом языке.
-Воистину сегодня – день чудес, добрый человек. Я вижу легенду во плоти, которая ходит среди нас, - сказал Торос, указав на Баника оставшимися тремя пальцами левой руки. – Ты ещё не бессмертная легенда, а лишь рождающаяся. Но всё же – легенда.
-Красиво говоришь, но не понимаю тайн твоих слов. Думаю, ты простишь меня за мой плохой греческий. На турецком говорю лучше, - ответил Баник.
-Хм… но твой грубый голос делает греческий язык речью воинов, - Торос втягивал гостя в разговор. – Ты легенда, потому что делами и даже видом своим бросаешь вызов всем порядкам.
Баник удосужился повернуться лицом к говорившему и подойти к нему.
-А что с моим видом? – пожал плечами витязь.
-Воин с мусульманским тюрбаном, греческими сапожками и леопардовой накидкой щеголяет в армянском платье, - говорил Торос, оглядывая Баника.
Витязь тоже начал осматривать сам себя. Он даже не догадывался, что обувь ему вручили византийскую. Торос верно всё заметил своими ястребиными глазами – армянин носил на себе греко-арабские атрибуты поверх армянского платья.
-И что дурного в моей одежде, Торос Марашский? – Баник выделил последние два слова, чем порадовал собеседника.
-В твоей одежде всё хорошо. Ты хочешь помирить запад с востоком. Но поймут ли тебя эти две стихии? Они как сварливая баба и неуступчивый мужик. Хм, впрочем, отбросим эти философские мысли. Я успел полюбить философию древних эллинов.
-Гляжу, ты любишь всё греческое, - сказал Баник.
-О, нет! – отмахнулся Торос. – Я уважаю всё греческое. А люблю я злить неразумных соплеменников, которых сердит мой греческий наряд. Константинополь дал мне всё.
-И ты служишь ему? – усмехнулся с едва заметной ироничной брезгливостью рыцарь.
-Нет, я лишь на словах верен ему. А служу я себе – самому любимому мною человеку, - при этих словах он словно нарочно поднял покалеченную руку, указательный и средний палец которой украшали массивные кольца с самоцветами. – Город Мараш – моё государство. И я не отношу себя к грекам или армянам. Просто среди греков я армянин, а среди армян – я худший из греков.
-Почему худший из греков?
-Потому что нашу их наряд, молюсь по их обрядам и с удовольствием принимаю их золото, если дадут. Но корни мои тянутся из Армении.
-Ты хоть говоришь по-нашему? – спросил Баник уже на армянском.
-Я думаю по-армянски, - ответил на ломаном армянском Торос. – Думаю, что нужно менять обличье ради высоких дел. Моя армянская плоть исчезнет, моя греческая речь смолкнет, но о делах моих напишет историк. Будут знать Тороса Марашского. Ох, опять философия! Ты лучше скажи, почему ты поддержал еретика?
-Потому что мне нужны сильные люди за моей спиной, - ответил Баник. – Армяне жалуются на жестокости греков и бесчеловечность турок, а сами с удовольствием клеймят друг друга и казнят. У нас и без того немного сильных людей.
-У нас! – передразнил Торос. – Друг мой, ты говоришь о них «мы», но они тебя считают чужим. На этих свободных землях каждый сам за себя. Забудь об обществе. «Мы» - это мои воины, мои слуги, мои подданные! Среди них не только армяне. За моей спиной греки и даже норманны. И сегодня я привёл сюда дюжину хороших рыжих норманнских ублюдков, которые встанут под знаменем Гагика. Потому меня терпят, хоть я и неправильный армянин, который неправильно молится. Чего хочешь добиться, Баник? Сюда приезжают лишь те, кто готов поиметь кого-то или кто готов раздеться.
Пошлые речи заставили и без того стеснительную служанку подрумянить бледные щёки краской стыда.
-Хочу свою крепость и свой отряд. Моя мечта, - сказал Баник.
-Мой человек! – обрадовался Торос, положив руку на плечо рыцаря. – Ты выбрал еретика? Молодец. Да хоть турка или печенега! Хоть норманна или грека! Нам нужны крепкие люди в одной фаланге. Армяне потеряли бойцов, потеряли государство, а ведут себя так, словно их границы всё ещё прочны, а полки полны сильными воинами. Дурной народ! Ты хочешь выковать свою крепость, а я – выковать новый народ. Думаю, мы поможем друг другу.
Баник поколебался. От этого Тороса веяло какой-то заразительной дикой харизмой. Он вёл себя так, будто в любую секунду бросит служанку, выбросит чашу с вином, сядет на скакуна и полетит в какие-нибудь дальние захолустья Азии или варварские края Балкан, чтобы найти смертельное развлечение.
Витязю казалось, что князь хочет взять его в свои ряды. Но Баник хотел начать путь независимого землевладельца. Он был готов идти за кем-то, но сначала желал сколотить свою фалангу.
-Думаю, судьба покажет, а время что-нибудь шепнёт, - мягким тоном ответил Баник.
-Хорошо. Мне нужны друзья. Здесь я мало кому доверяю. А ты мне кажешься добрым малым, старина! – марашский владыка говорил так, будто Баника он знал с раннего детства.
Баник со смятением посмотрел в сторону. Он сейчас почувствовал себя в роли пажа, в роли трактирщика, которых он сделал своими соглядатаями. Ещё не хватает того, чтобы Торос выручил Баника, вытащил его из беды, а потом на вполне понятных основаниях навязал ему удобную для себя «дружбу».
-Выбрось из головы, витязь! – сказал добродушно Торос. – Я слишком наглый. Мы успеем подружиться. Не должен был я обижать тебя такими словами. Уверен, ты воин не хуже моего. Просто у меня есть свой город, армия и подчинённые люди. А ты… у тебя всё впереди. Кто знает, может, это я ещё буду плестись за тобой как обычный пехотинец. Приезжай ко мне в Мараш. Приму как родного брата.
-Благодарю за приглашение! – поклонился Баник.
-Зря я тебя напряг перед тяжёлым пиром, - интриговал Торос. – Царь не в духе, и, боюсь, что твоему блюду достанется самый горький соус.
-Разве? – усмехнулся Баник.
-Непременно. Он уже прознал о твоей дерзости, об освобождении еретика, о твоём покровительстве над ним. Думаю, он попытается состричь малый росток тондракийской ереси в твоём доме. Но… он не посмеет.
-И кто помешает ему? – удивился Баник.
-Я! – выпалил Торос, ударив ладонью себя по груди. – Ты прав, нельзя убивать сильных людей в такие тяжёлые годы. Глупо убивать сильного тондракийца. И куда глупее отбирать первого воина, который встал на службу могучему Банику – спасителю моего тёзки из дома Багратуни. Он оставит еретика тебе, а я… предложу ему ещё несколько норманнов.
Баник оказался прав. Марашский выскочка обязательно попытается вогнать его в долг, преподнеся это как борьбу за справедливость. Но рыцарь сделал вид, что он очень признателен доброму, понимающему и абсолютно бескорыстному храбрецу.
-Эх! – при этом вздохе на лице Тороса появилась тень печали. – А вот моим заботам мне поможет лишь Господь Бог мой!
-И кто же тебя так опечалил? – спросил Баник.
-Моя милая дочь А;рда! – ответил Торос тоном человека, нуждающегося в плече, в которое он может уткнуться лицом и плакать. – Моя красивая и нежная дочь, умная и скромная… в свои цветущие годы она ещё не нашла себе пару.
-А разве не ты должен искать ей мужа и заключать союз? – удивился Баник.
-Да, но я люблю мою Арду и не могу заставить её. Она мечтает о достойном человеке. А как она на арфе играет! А как вышивает и поёт! Молюсь о том, чтобы Бог подарил ей счастье супружества и материнства.
«Цены повысились, и в ход пошла дочь. Коварный барс!» - подумал Баник. – «Но недурной союзник, кажется. Буду осмотрителен».
Открылась дверь в главный зал, откуда вышел дворецкий Карен. Зычным голосом, напрягая мощную глотку, старик объявил:
-Царь Гагик Второй из дома Багратуни приглашает всех в главный зал! Он хочет поприветствовать гостей!
Могучему голосу бодрого старичка помогала хорошая акустика, и все гости могли услышать объявление. Разбившись на пары или на мелкие группы единомышленников, дворяне последовали в зал.
Торос рассмеялся, заметив пренебрежение армянских князей. Он приобнял Баника и пошёл с ним в сопровождении своей служанки. Витязь продолжал всё это время держать в руках кота, который сладко задремал, чувствуя заботливое сердце нового человека. Ему даже жаль было будить зверька.
Дворяне смотрели на Баника как на странного человека – странный костюм, странные спутники в виде армянина греческой веры, странный дикий кот. Странное на странном!
-Они смотрят на меня, как на главное блюдо пира! – поделился Баник ироничной мыслью с Торосом.
-О, небеса! Друг мой! Кто сможет замахнуться рукой на человека, пережившего Манцикерт?! Либо дурак, либо храбрец, - ошпарил лестью Торос. – Кое-что о тебе тут уже болтали. Служил туркам?
-И не скрываю этого.
-И не надо! Носи достойно печать судьбы. Её шлепка не избежит ни раб, ни царь, ни турок, ни армянин. Лучше мы с тобой гордо пройдём в зал и покажем всем прелесть нашего изгойства.
-А мы изгои? – мотнул головой Баник.
-Не меньше твоего еретика, ха! – развеселился Торос. – Мы с тобой думаем иначе. Мы не похожи друг на друга. Но нам тут вряд ли рады. Овца не смирится с волком в своём загоне, даже если он там лишь на одну ночь и ищет спокойного сна.
Банику стало весело. Этот авантюрист умел заражать своей энергией. Было нечто сладкое, нечто приятное в том, чтобы выглядеть особенным среди этих надменных павлинов, считающих лишь себя правильными армянами, христианами и вообще людьми. Зато можно увидеть искреннее отношение к себе.
Из зала вышла встречать гостей уже знакомая нам Кассандра Фока – жена Константина, сына Рубена.
Торос резко убрал руку с плеч Баника. Он глубоко поклонился княгине, встретив точно такое же приветствие.
-Если есть лев, что смеет бросаться в океан, кишащий левиафанами, то это – ты, доблестный Торос! – польстила Кассандра.
-Если в мире есть второй после Константинополя уголок благочестия, то это твоя светлая душа, госпожа Фока, - ответил сладкой речью Торос.
Из зала вышел Константин, взявший под руку супругу. Он тоже поприветствовал гостя, но был куда скуднее в речах. Между ними пробежал холодок – Константин выступил немного вперёд, отодвинув жену назад, а Торос удерживал на лице улыбку, скрывая какие-то тёмные чувства.
-Следуйте в зал, дорогие гости! – Константин сказал это Банику и его спутнику. – Царь непременно будет рад вас видеть.
Баник поглаживая кота, спокойным и медленным шагом прошёл в зал. Каменный пол, уложенный плитами из красного туфа, четыре большие мраморные колонны по две стороны – это общий костяк царского зала. У стен расположились такие же скамьи, что в большой прихожей замка для гостей. На стенах висели ковры и звериные шкуры, а на них красовалось трофейное оружие – турецкие сабли, византийские мечи, разные топоры и секиры. По углам стояли два десятка треножников с подсвечниками.
В нескольких местах тут стояла охрана. Три большие ступени поднимались на площадку постамента, на которой находился царский трон. Сидение из ливанского кедра было создано руками лучших мастеров. Его украшали фигурные прорези, а гладкие подлокотники оканчивались оскалившимися львиными мордами.
На троне сидел сам Гагик. В вечер встречи с важными гостями он оделся в длиннополое платье красного цвета с вышитыми из золота мелкими фигурками – зоологическим и геометрическим орнаментом. Платье плотно облегало к его телу, подчёркивая статную красоту царя. Обут он был в византийские сандалии, а ноги он держал на коврике из оленьей шкуры, скрестив ступни. На голове царя красовалась округлая красная шапка из грубой материи. Она была одним целым с золотой короной с восемью короткими и широкими зубцами, верхушки которых венчали жемчуга.
Возле ног царя сидела персидская гончая. Собака зарычала и издала протестующий скулёж, увидев наглого кота, который высокомерно поглядывал на извечного врага с рук Баника. Властным движением Гагик погладил пса, угомонив его.
Гости собрались в зале, взяв царский трон в полукруг. Гагик приподнял правую руку, приветствуя знать.
Он встал с трона, спустившись к дворянам.
-Приветствую всех вас, мои дорогие гости, - сказал владыка. – Я рад видеть здесь самых богатых, известных и влиятельных людей нашего народа. Но я хочу, чтобы вы все кое-что уразумели. Вы знаете, что я ищу достойную пару моему младшему сыну Давиду. И я рад видеть здесь молодых и знатных армянок – жемчужин нашего народа, одна из которых украсит семейную корону рода Багратуни. Сегодня не вы у меня в гостях. В этот день я хочу стать гостем, чтобы посетить ваши души и мысли. Я хочу не просто заключить брачный союз. Мне хочется узнать, кого я смогу призвать на бой с общими врагами армян в роковой час. И не хотелось бы мне, чтобы кто-то из вас был в строю этих самых врагов. Печально, что среди вас отсутствуют Абгариб Арцруни, Габриэл Мелитенский, Торос Эдесский и Фаларет из рода Варажнуни, но… слава всем тем, кто явился. Пусть начнётся праздник, пусть настанет время новых союзов.
***
Пиршественный зал – уютная пристройка с боку от главного зала царя Гагика. Потолок тут был куда ниже, а с двух сторон – множество арочных сводов и расписных колонн. Большие столы построились квадратом, оставив открытым центр помещения. Две стороны занимала женская часть пирующих, а мужчины, соответственно, расселись отдельно. Все сидели с одной стороны столов, чтобы суетливые слуги спокойно подавали еду, не беспокоя отдыхающих.
Баник занял место за одним из столов так, что напротив него был виден целый ряд нарядных молодых женщин и юных девушек. Второй «женский» стол заняли зрелые дамы и пожилые княгини.
Рыцарь сразу заметил, что на него смотрят как минимум семь пар очаровательных очей. Но сам витязь не смотрел на прекраснейшую часть зала. Он рассматривал причудливые наряды гусанов, игравших на арфах, флейтах, лирах и барабанах. Музыка не была весёлой, она лишь легко касалась сердца своим томным и интригующим звучанием, разогревая гостей.
Воин не сразу заметил, что компанию ему составили два Тороса – князь Марашский, севший по правую руку от витязя, и княжич, сын Константина, фривольно рассевшись слева. Словно пробудившись от сна, Баник с улыбкой переглянулся с обоими.
-Держу пари, что это компания мечты, - сказал Марашский, постукивая пальцами по своей миске, намекая слугам на голод. – Два Тороса – один другого храбрее. Я прав, молодой львёнок?
-Куда мне до тебя! – пробурчал Рубенян, которого мы назовём по имени родовладыки, чтобы не путать княжича с его православным тёзкой. – За тобой не одно сражение, князь. А я ещё не убил своего первого врага.
-Ну! – пожал плечами Марашский. – То дело поправимое. Твой отец очень хороший человек, и он понимает, что тебе ещё рано убивать первого врага. Но я кое-что уже слышал о твоей храбрости. Вести летят быстро и неожиданно. И если они правдивы, то достойный Баник не даст солгать. Поговаривают, что ты ударил сельджука в коленный сгиб, чтобы тот оставил твоего спасителя.
-Так и было, - с безразличием в голосе подтвердил Баник.
-Отвага? Нет, не только. Это настоящая звериная хитрость! Удар в такую часть тела сразу выводит из строя, дорогой тёзка. Пропаду я пропадом, если на этой пирушке я не заставлю всех выпить за славу твоего удара, дорогой мой!
Баник покосился на младшего. Сахарную лесть он проглотил с удовольствием, как то присуще юным и мало чего смыслящим в жизни людям.
-Ну, расскажи нам! – сказал Марашский Банику.
-Что именно? – пожал плечами рыцарь.
-Какого тебе между двумя Торосами? Между светлым ангелом и искушающим людей демоном? – подшучивал Марашский.
Баник изобразил смех ради приличия, чувствуя, как заразителен двуличный анатолийский этикет авантюристов и мелких землевладельцев.
-В свои годы он храбрее меня, когда я был таким же парнем. Зная, что в мире есть подобные ему Торосы, то я рад, что не я один ношу это имя.
-Как же! – огрызнулся Рубенян. – Есть ещё Торос Эдесский! На его счету тоже есть битвы, а ещё он тоже людей убивал.
-О, да! – кивнул Марашский. – Но ты оказался смелее для своих лет.
-Я прятался на дереве. И я не ударил бы турка в его чёртово колено – ещё и со спины – если бы не Баник, - вспоминал со стыдом парень.
-Но ты удосужился слезть с дерева и помочь спасителю! – заметил Марашский. – В твои годы я попал в похожее злоключение. Мне было столько же, сколько и тебе. Я тайно встречался с любимой девочкой. Милая девочка, княжна из богатой семьи. Я подарил ей цветок, когда появился её более богатый и знатный ухажёр. Этот парень затравил меня своими тремя большими псами-молоссами. Я бежал со всех ног, залез на дерево и сидел там, пока слуги не отогнали собак. Я подмочил штаны и дрожал от страха. Мне было страшно. Даже когда все ушли, когда собак след простыл, я ещё час опозоренным сидел на том дереве.
Княжич опёрся локтём в стол, уткнул кулак в щёку и смотрел на старшего тёзку, слушая того с интересом. Баник откинулся на спинку скамьи, чтобы не мешать собеседникам.
-А потом? – спросил княжич.
-А потом меня дразнили ребята – «Торос от страха чуть сединой не зарос», «Торос едва ножки унёс», «Торос до мужества не дорос». И тогда, мой милый тёзка, тогда прежний Торос сломался. Тогда я решил отомстить. Ночью я пробрался с кинжалом в псарню того парня и убил его любимого пса. Правда, там я кое-что оставил…
-И что же? – удивился мальчик.
-Вот это! – улыбнулся от уха до уха Марашский, показав искалеченную руку. – Я оставил там два пальца, но зато отрастил храбрость. Я был опозорен на глазах возлюбленной, а значит, надо отомстить обязательно. Утром я явился к тому парню и бросил к его ногам голову любимца. Однако, мальчик мой, я трусливо сидел на дереве, а ты спустился и помог своему спасителю. Я потом долго хвастал убийством бедного пса, а ты скромно преуменьшаешь свой храбрый рывок. Первый бокал – за твой удар.
-Тогда я сбегаю за своей любимой чашей! – глаза польщённого мальчика засияли, и он выбежал из-за стола, пока не все гости ещё не собрались.
Баник помрачнел от таких воспоминаний. А сам князь Марашский даже засиял, словно смаковал все те жуткие мгновенья.
-Та девочка так тебе нравилась? – прошептал Баник.
-Эта девочка до сих пор в моём сердце, - сказал Торос. – Моя несравненная Кассандра Фока, которая стала женой достойного князя Константина.
Теперь витязь понял, почему надменный Торос так пламенно рассыпался в чествованиях при виде матери княжича.
-А она любила тебя? – спросил Баник.
-Да, но… на жестоком огне жизни первой сгорает любовь. Кассандра была обещана другому, тому, кто оскорбил меня. Я мечтал стать тем, кто получит руку самой прекрасной дамы. Я отправился служить империи в Мараше, где смог взять власть. Мечи, кони – у меня было то, о чём я мечтал с детства. И самое главное тоже было. Я мечтал о крепости! – тут он хлопнул Баника по плечу, словно намекая на общие мечты. – А получил целый город. Я переписывался с ней. Но как-то раз мне принесли новость о том, что она стала женой более достойного человека. Однако моя любимая обещала назвать первенца моим именем. И я был счастлив, что Константин принял её просьбу назвать малыша Торосом.
Сердце Баника дрогнуло. В тот момент он понял, в честь кого дочь Варды Фоки назвала своего сына.
-А что стало с тем парнем, который затравил тебя псами? – спросил Баник.
-С тем мальчиком мы ещё не квиты. Понимаешь, мой друг. Все мы – дети. Просто с годами игрушки становятся опаснее. И тому мальчику придётся ещё плакать кровавыми слезами. Я тут, потому что у царя Гагика и у меня общий неприятель – Абгариб Арцруни. Этот ублюдок хотел убить мальчика, я уверен, я почти знаю, иначе быть мне сыном шлюхи, если вру!!!
Торос говорил гневно, но сдерживая тон. Благо вплотную рядом с ними никто не сидел, а гости непринуждённо болтали, только собираясь рассаживаться.
-Он мне не сын. Но он Торос. Мой Торос. Моя отнятая мечта. Я жизнь бы отдал за него. И я сделаю всё любым подлым способом, чтобы Гагик вновь стал врагом Абгариба! – шипел подобно змею владыка Мараша. Я – скудный человечишка. Мои мечты – это грёзы мальчишки о благородном оружии, прекрасных конях и своём чертоге. Я потерял любовь. Но нашёл жажду крови. Я не наигрался.
Вдруг лицо Тороса вновь стало излучать приятельскую радость и веселье. Он ударил кулаком по столу, обращаясь к слугам:
-А где моё вино! Великий царь Гагик, почему твоего гостя так морят жаждой?! И голод! Голод тут как тут, чтоб его!
Царь в это время спешной походкой подошёл к главному месту, уселся за стол, поглядывая с иронией на шумного гостя. Дворяне покосились на нежеланного буяна и стали шептаться о его вздорном нраве.
-Пусть первое блюдо с яствами и первый кувшин с вином поставят перед достойным Торосом Марашским! – воскликнул Гагик. – В Цамандосе всегда протянут руку голодным и бездомным.
Дворяне рассмеялись словно по команде, а Гагик поморщился от такого подобострастия лизоблюдствующих павлинов.
-О, дом у меня есть! Целый город! – напомнил Торос. – Поэтому я хочу от тебя лишь кусок тёплого хлеба. Я ведь не безродный мелокопоместный евнух, чтобы тереться тут ради куска земли! Уж извини, не умею я смеяться, если не смешно. Зато охотно ем, когда голоден, а не когда хозяин даст миску с горстью риса.
Дворяне сразу поняли, что речь о них и ответили нарастающим рокотом.
-Тишина! – воскликнул Гагик. – Еды и земель хватит всем! И честным голодающим людям и безземельным храбрецам. Все мы что-то имеем и в чём-то нуждаемся. У меня нет всего на свете, но всё, что имею готов разделить с лучшими людьми нашего народа. Поэтому убедите меня в том, что вы именно такие люди.
Вельможи утихли, занимая места. Весте с Гагиком села его чашница, Рубен, Константин, старшие царевичи Давид и Ованес. Вернулся с красивым золотым кубком Торос Рубенян, возле которого сел его двоюродный брат Ашот.
Первый поднос и кувшин поставили перед Торосом Марашским. Но он не бросился на тёплые лепёшки, варёные яйца, сыр и зелень, следуя своему природному самодурству. Он скромно сидел, уважая доброе слово Гагика так, будто тот был ему отцом.
Туда-сюда сновали слуги, расставляя закуски, чтобы раззадорить аппетит гостей. Чашники наливали вина. За Торосом Марашским ухаживала его служанка, которая вскоре пришла в пиршественный зал.
Все ждали, когда Гагик первым преломит хлеб.
-Только после храброго Тороса! – сказал Гагик.
Марашец демонстративно поднял лепёшку, надломил её, положив вторую половинку в миску Баника. Затем сел и пригубил вино.
-Теперь ешьте и пейте, гости! – сказал Гагик, посмеиваясь над выходками гостя. – Всем доброго пира!
-Да уж! Не люблю шутов на пиру, так этот паяц ещё и в ромейском наряде! – тихо сказал Давид, которому сегодня предстояло выбрать невесту.
-Куда хуже, когда шуты на троне, - заметил Ованес, подтолкнув локтём младшего брата. – Но будь рад, что на твои смотрины пригласили лучшего из шутов.
-Спокойнее! – обратился к сыновьям Гагик. – Этот, как вы сказали, шут привёз мне хороших норманнских всадников. Будем его терпеть. Я не меньше вас люблю ромеев и их людей, но этот человек может быть полезен нам. – Затем царь сказал своей Арегназ. – Свет солнца моего, плесни мне гранатового вина.
Арегназ с ясной и даже счастливой улыбкой подчинилась.
Тут из-за стола встал Константин с полной чашей и направился к центру зала. Хотел сказать тост. Но Торос Марашский помнил, что право на первый тост он перетянул на себя. Проглотив кусок сыра, он лёгким и даже каким-то пламенным движением тела перелетел через стол, не опрокинув ничего, не задев никого.
-Шут! Шут безмозглый! И этот придурок правит городом! – шептали возмущённые старшие дворяне.
-Гляньте на этого греколюба! Его рожа похожа на задницу императора, которую тот часами протирает на троне Константинополя! – посмеивались молодые князьки и всадники. – Спасибо Гагику за такого гостя, скучно нам не будет. А на его наряд смотрите – чистейший поварёнок!
Лихой князь взял со стола свой кубок и зашагал навстречу оторопевшему Константину. Он подал ему знак, чтобы тот остановился. Константин кивнул, уступив слово придурковатому гостю.
-Прошу меня простить! – сказал Торос. – Думаю, великодушный Константин извинит меня, но я считаю, что первое слово должно быть о юном львёнке могучего дома Багратуни.
Шептавшая гадости толпа затихла. В глазах царя Гагика появилось удивление – о каком львёнке хотел сказать этот сорвиголова?
-Не знаю, в честь кого вы все хотели бы поднять первый кубок, но я желаю сделать первый глоток за юного Тороса, сына Константина и Кассандры. В такой день было бы дурно, если бы мы не выпили за него, за его спасение, за его счастье. И за малого Ашота поднимем кубок. Ведь дети – это начало и завершение наше. Мы все начали детьми и все хотим завершить жизнь в старости под плач детей. И пусть Цамандос наполнится новыми детьми рода Багратуни. Пусть эта крепость станет логовом львов, которые закроют собой наш народ от всех бед. За львят Багратидского дома!
Такие слова нашли отклик в сердцах пирующих, которые осушили кубки. Гагик с одобрением кивнул, отпив из чаши.
-Славный тост. За моего сына, - сказал Константин шёпотом Торосу, встав к нему вплотную.
В его словах были недоумение и подозрительность. Ему не понравилось такое внимание к своему сыну.
-И за Ашота тоже, - напомнил Торос.
-Но изначально звучало имя моего сына. Почему? – спросил Константин.
-Потому что только Торос поймёт другого Тороса, - сказал Марашский с намёком на шутку. – Я сижу тут чужой для всех – греколюб, неотёсанный, не такой как все. Мне хочется найти кого-то похожего на себя. Не ты ли в детстве радовался, думая, что столицу греков назвали твоим именем?
Константин улыбнулся, вспоминая наивные шутки детства.
-Откуда знаешь про это? – спросил князь.
-От царя Гагика. В прошлом году он рассказал про это.
-Он тоже тебе близок? Мой дядя?
-Он не дядя, а отец. Он отец всем нам, армянам. Ведь только он защищает честь народа, пока его князья грызутся. Ладно, мы ещё потолкуем. Люди смотрят, подумают, что мы заговор устраиваем.
Константин решил разбавить обстановку, обратившись к гостям:
-С хранителем Мараша мы решали, кому же посвятить следующий глоток вина. И раз уж речь зашла о наследниках, то я пью за то, чтобы прекрасная Арда, дочь нашего марашского гостя стала сияющей звездой своего рода и чтобы она подарила достойных витязей своему народу! Но не напевайтесь, дорогие гости. Если пить по глотку за каждого достойного сородича, то вина не хватит во всём мире. Согревая сердце вином, мы говорим о наших наследниках, а пьём за всех достойных друзей и соратников. Возрадуемся, гости!
Константин дал знак музыкантам, и заиграла совсем новая мелодия – задорная, жизнерадостная и солнечная. Даже строгий царь Гагик оживился, поглядывая со скрытым вожделением на Арегназ.
В зал вышли гусаны в островерхих красных шапках с лирами и лютнями. Они затянули песню о царской охоте, о пышногрудых девах, которые ласкают взглядом царя, о врагах, что не рискнут сойтись в единоборстве с правителем гор.
Потом песню спела и Арегназ, радуя гостей любовными мотивами. Ей аплодировали все, кроме Баника, который почувствовал какую-то скуку. Ему раньше не могло показаться, что ему посчастливится войти в царские чертоги. Но он и не мог подумать, что тут окажется настолько убийственно скучно. Причём эта скука исходила именно от людей. Только Торос Марашский был для него тут самым ярким и весёлым человеком. Он казался самодуром, но его лихое шутовство было жемчужиной искренности в этой анатолийской суматохе.
Потому, не слушая нудятину гусанов, Баник вдруг заговорил с Торосом.
-Тут скучновато. Мне жаль, что ты скоро уедешь, - сказал рыцарь.
-Ну… я пока никуда не собираюсь. Хочу закинуть сюда свой невод и поймать рыбку мечты. А посему я тут ненадолго останусь, - шепнул Торос, прислонившись к Банику, дыша на него жареной рыбой и вином. – Мне хочется блеснуть здесь. Хочу зажечь ещё больше сердец и приманить их к себе. Понимаешь?
-Да, но… зачем ты тогда передал своих норманнов Гагику? – спросил витязь. – Раз уж ты хочешь собрать вокруг себя как можно больше искателей приключений, то не следовало ли беречь их?
-Это не лучшие из моих норманнов. И я их не подарил, а отдал внаём за хорошую плату, мой новый дружок! – напомнил Торос. – Где бы они ни были, они мои люди, пусть и стали служить другому правителю. Мне мало одного Мараша и его плодородных предместий. Хочу создать царство достойных воинов, налётчиков и… но это всё пока что красивая и далёкая мечта. Пока что я служу Филарету Варажнуни, а мои норманны – из тех людей, которых он передал под моё командование. Пока что я нужен себе тут. Здесь я близок к старому обидчику и к старой музе…
-Ты хочешь войны… - признал с ноткой печали Баник.
-Да. Я хочу, чтобы Абгариб и Гагик поссорились. Это даст мне повод выступить на стороне царя и законным путём устранить негодяя. Твой новый путь начался здесь, друг мой. Потому тебе суждено быть на стороне Гагика, но наши интересы совпадают, о, поверь мне! Я почти знаю, что Абгариб хотел убить мальчика. Не зря ведь он подсказал ему роковое место охоты и не зря его там настигли сельджуки. Я смогу получить выгоду, отомстив подлецу. А ты – поможешь вывести на чистую воду того, кто хотел убить родственника твоего будущего господина. Ты подумай, дружок! Тут выгода на выгоде стоит! Берёшься со мной за это дело?
Воин молчал, стараясь понять, цену такого шага, который ему предлагают.
-Ты странный какой-то! – проворчал Торос.
Последние слова Тороса поразили Баника, и он отодвинулся от первого. Благо сидевшие рядом дворяне тоже шептались о своём и не сильно-то и прислушивались к чужим разговорам.
-Баник, ты вроде бы воин, витязь без страха и упрёка. Хоть прямо сейчас полезай на страницы героических манускриптов или сказаний, но… зачем ты лезешь в политику? Ты рубака или кружевник?
-Рубака или кружевник? – удивился ещё больше воин, слушая непонятные по смыслу фразы.
«Бог ты мой, да он и в самом деле паяц»! – подумал Баник. – «Безумный человек! Он и к беде привести может!»
-Милый ты мой дружочек, - Торос начал активно жестикулировать ладонями, - здесь ты или сражаешься – а это твоя суть, - или плетёшь политические интриги. Каждому князю пристало быть воином, но превыше для них – понимать суть престольных дел. А аспетам вроде тебя следует либо и дальше сражаться в рядах вояк, либо подняться на новую ступень. Ты умный малый, дружок! Ты смел и хорош, но лезешь в политику. Оставь это или учись. Я если захочешь пойти по этому пути, то давай помогу тебе в первой игре. Если проиграешь, то я сделаю всё, чтобы тебя не казнили. Поедешь в Мараш и там будешь жить в лучшем особняке. Но кто я такой, чтобы ставить выбор перед Баником – удалым витязем без страха и упрёка?!
-А с чего ты решил, что я лезу в политику? – спросил Баник.
-А о чём ты там шептался с царским мальчонкой Васпуром? – тоном хитрой лисицы парировал Торос. – Расспрашивал о том, о сём. Баник, я лихая голова, но не дурак. Если обычный аспет пришёл в царский замок и начинает шептаться, поглядывая на знать, то он готовит себя к новой, к особой жизни.
-Скажу прямо – ты понимаешь меня. Я бы хотел получить крепость, но воинской смелости для этого мало. Храбрецов полно, но не все они при замках и фортах. Хочу показать царю, что я могу сделать нечто большее, чем просто убивать турок и греков. Это будет опасный, но короткий путь к моей крепости.
-Рисковый? Рискуй! – обозначил Торос.
-Но я тебе не доверяю, - признался Баник, вызвав у Тороса усмешку.
-Взрослеешь, парень! – Торос рассмеялся, по-дружески толкнув локтём рыцаря. – Начинаешь понимать, что тут не всё является тем, чем кажется. Думай сам. Спаситель еретика не сразу обретёт тут доверие и славу.
Баник сжал губы и отодвинулся от Тороса. Опять он давит на это! Снова показывает рыцарю, что он слишком неуклюже начал шагать по ступеням в мир крепостей, где замки берут не столько силой таранов, сколько гружёнными серебром мулами, которые прямиком шагают в карманы предателей.
Вдруг Торос расхохотался раскатистым хохотом, ударив кулаком по столу, чем привлёк внимание многих.
-Борьба! Борцы идут! Моё любимое развлечение! – воскликнул он.
И он был прав. В зал шли два крепких и красивых молодых человека, которые должны были развлечь гостей. Пировавшие дворяне издавали радостные восклицания при виде силачей. Оба красавца были в коротких портках и обнажённые по пояс.
-Начать! – царь Гагик махнул рукой, дав ребятам приказ.
Борцы тут же начали хватать друг друга, как пауки ловят букашек, как барс ловит козла. Они напрягали гранитные мускулы, двигая друг друга с места. Их бычий напор был могучим и горячим. Ещё минуту назад они как старые друзья общались, переглядывались, шептались о длинноволосых княгинях. А теперь они с подлинным гневом прониклись своим противостоянием.
-Ставлю десять монет на того, который с бородой! – кричал кто-то из князей.
-А я говорю, победит этот лысый! – спорил другой.
После недолгой, но яркой борьбы победителем вышел тридцатилетний бородач. Им рукоплескали. Товарищи обнялись, вновь сияя дружелюбными улыбками.
-Разве это бой?! – закричал Торос Марашский. – В Константинополе борцы могут задать жару вашим бородатым мальчишкам.
Борцы с недоумением переглянулись. Они никогда не ждали особого отношения к себе со стороны знати. Но такая грубость – что-то через чур наглое даже по отношению к нижестоящим.
-Наш православный гость из Мараша не доволен таким зрелищем? – вставил своё слово молодой человек, одетый бедно для князя (кажется, он всего лишь знатный всадник-аспет с малым наделом). – А сам можешь показать свою силу?
-Малыш, для меня отправиться в бой – всё равно, что встать под утро и сходить отлить. Я знаю толк в силе, так что сиди тихо! – ответил Торос юноше. – Судя по твоему говору, ты из лорийских дровосеков или пастушков?
-Явно не марашский выскочка! – крикнул парень.
-Марашский выскочка давил врагов тогда, когда ты ещё у папеньки в яйцах ютился, молокосос! – проворчал Торос тихо, не желая распалять огонь конфликта. – Ещё лорийский петух не кудахтал мне про силу.
Его едкую пошлость услышали соседи по столу и стали хохотать, хоть им самим и не нравился этот православный гость.
-Довольно склок и распрей! – строго, но без ярости сказал Гагик, заставив львиным рокотом своего голоса замолчать зал. – Торос, борцы как борцы. Извини, но это лучшие ребята. Молодой человек прав – покажи свою силу, если хочешь.
-Я мужчина, а не тощая баба из вонючих питейных домов Лори, - сказал высокомерно Торос. – Я не буду тискаться в объятьях с кем-то, если это не красотка. Я предпочту кулачный бой.
-С любым из нас – мы согласны! – сказал борец, победивший в схватке.
-Мне будет трудно, ибо никто за меня тут не болеет. Мне нужен товарищ, который сразится со вторым, - говорил Торос. – Ведь я же гость. Уважьте гостя. Баник, может, ты блеснёшь удалью?
Рыцарь улыбнулся, не зная, что и ответить.
-Не боишься богатую одежду подпортить! – кто-то решил сострить в адрес Баника.
Но витязь кивнул Торосу. Марашский лихач рассмеялся. Он скинул с плеч плащ, снял шапку, грубо поставив её на стол.
Он вновь перелетел через стол, в то время, как Баник спокойно снял с себя плащ, леопардовую накидку, обошёл стол и вышел в зал.
-Эй, лорийская болтушка! – Торос обратился к молодому задире. – Если мы положим этих двух, то с тебя тост в мою честь!
-Идёт! – насмешливо ответил юнец.
Но и этого не было достаточно Торосу. Он снял с себя платье, оставшись в портках. Одежду он швырнул в того, кто дерзнул ему. Парень брезгливо поймал платье, положив его на подлокотник.
Загремели барабаны, заиграла зурна. Борцы приняли боевые стойки, принявшись лупить друг друга. Торос подпустил к себе бородача, ударив его левым локтём по лицу, а правым врезал в нос. Бородач угостил соперника выпадами по поясу.
Баник принял град ударов от бритого молодца, подставляя блок сжатых параллелью плотных рук. Воин экономил силы.
-Не подводи меня, дружок! – кричал ему Торос. – Мы ведь союзники!
Когда слегка утомившийся боец захотел вновь ударить Баника, тот услышал глубокий вздох – соперник готовит новый град ударов. Растопыренными ладонями Баник от всей души со всего плеча трижды надавал пощёчин противнику. Тот попятился, а потом поймал мощный удар в лицо рядом с подбородком и ухнул на пол.
Баник помог подняться дважды проигравшему за вечер борцу. Он заметил, как зал в ужасе заохал – Торос сидел верхом на противнике и лупил его по лицу кулаками.
-Что, сука?! С любым, говоришь, можешь выйти раз на раз?! Вышел?! Вышел?! – кричал разъярённый князь, которого во время боя высмеивал силач.
Витязь оттащил князя. Двух побитых борцов увели слуги.
Торос часто дышал, широко раскрыв рот. Он искал взглядом лорийского юношу, который смеялся над ним ранее.
-Где моя одежда и где мой тост? – спросил высокомерно Марашский.
Посрамлённый лориец подал платье князю, а тот нагло подмигнул юной красавице, которой весь вечер строил глазки проигравший спор парень. Торос надел платье, нахлобучил шапку и приготовился слушать тост.
-За самого лучшего бойца, у которого в пору поучиться силе всем нам! – сказал с большой досадой и неохотой парень.
Он только собрался выпить вина из чаши, которую поднял в честь победителя, как Торос взял её из рук лорийца и осушил сам.
-Борцы здесь плохие, зато вино хоть куда! – сказал Торос, заняв своё место за столом.
Ему аплодировали. При всех его вызывающих чертах характера и эксцентричности, он на деле доказал своё носатое ближневосточное бахвальство силой.
Засидевшиеся гости решили потанцевать после такой горячей драки. Томная музыка флейт и нежная мелодия арф будто наливали своим звучанием ноги и руки солнечной энергией. Пировавшие вели хороводы, пока Гагик со своими близкими родственникам – сыновьями, двоюродным братом и племянником ушли в тронный зал. Малолетние царевич Ашот и княжич Торос остались тут.
Паж Васпур позвал Тороса и Баника. Он повёл их к царю, который с роднёй стоял возле тронного постамента.
-Славный бой, друзья мои! – сказал Гагик. – Было бы неплохо освежиться всем нам. Торос, ты любишь вино, как я вижу?
Князь осушил ещё одну чашу с алкоголем, покрываясь пьяным румянцем, но сохраняя обычную для него адекватность (если, конечно, самодуры вроде него могли зваться адекватными).
-In vino veritas! Истина в вине! – с достоинством знатока латыни сказал Торос. – Да, я уважаю вино.
-In aqua sanitas! Но здоровье в воде, - напомнил Гагик. – Следуйте за мной.
Гагик пошёл в сторону маленькой дверцы, которая находилась за тронным постаментом. Он открыл её, вошёл в узкое помещение и поманил за собой гостей.
***
Тёплая вода была весьма кстати. По самую шею Баник погрузился в неё, смотря на потолок. Оттуда на него глядела мозаика – страшное лицо Горгоны Медузы. Позднеримская работа. Видимо, здесь находилось какое-то неизвестное римское поселение, на месте которого армянин Мелиас в десятом веке основал город Цамандос – юго-восточный бастион Византии.
Эта комната с бассейном была маленьким языческим уголком христианского города, где нагота купающихся являлась естественной, а античные следы сочетались с ней. Баник слушал речи царя, его родичей и Тороса. Однако глаза его манили простые, но изящные образы.
Потолок тут держали колонны древнеримского стиля. На стенах мелькали мозаичные изображения дриад, ланей и гладиаторов, убивающих зверей. Хоть кроме звуков речей и всплесков воды слух ничего не улавливал, в голове Баника заиграла волынка, звавшая его в толщу веков, в годы забытых образов.
-Эти рисунки смущают твоё воображение, мой гость? – спросил Баника царь Гагик, заставив воина встрепенуться.
Витязь приподнялся, увидев полуобнажённого Гагика, сидевшего на подступи у бассейна и державшего в воде ноги.
Аспет сел напротив царя.
-Здесь всё выглядит прекрасно, - сказал Баник. – Меня тут ничто не смущает. Красота не может смущать.
-Но это всё дело рук язычников, - с лёгким укором напомнил Гагик. – Когда человек сбивается с пути, то его тянет к природе, а это – языческая похоть и гневливое буйство идолопоклонников.
-Я не язычник! – заверил Баник.
-А я и не обвиняю тебя в грехе многобожества, - спокойно продолжал царь. – Пойми, мне интересно, кто это поселился в моём городе? Ты спас еретика и спесиво говорил со священником. Зачем?
-Я не дал казнить Аргама, потому что он молод и силён. А мне нужны сильные соратники, которым я могу доверять, - ответил Баник.
-И ты можешь доверять еретику?
-Я готов довериться хоть бездушному зверю, если он вытащит меня раненого и полумёртвого из боя. А если человек верующий христианин, но бросит меня в беде или станет её причиной, то для меня он хуже Сатаны. Бог есть любовь, я знаю. Но я далёк от вопросов веры. Я понял, что Бог может вытащить нас из беды иной раз не только руками христиан, но и мусульман. А иной раз беды нам могут причинять и единоверцы.
Гагик молчал, ожидая продолжения речи.
-Царь, ты ведь и сам знаешь, о чём речь. Твою столицу сожгли мусульмане, но до этого её разорили греки, а ведь мы с ними Христа распятого носим на груди. Не христиане ли ромеи убивают и преследуют армян. Мы для них тоже еретики. Я готов стоять рядом не с теми, кто одной веры или крови со мной, а с теми, кто достойны зваться людьми, владыка.
-И кому же ты предоставляешь честь звать себя людьми? – спросил царь.
-Того, кто слово держит и не бросит меня в беде. Я простой человек, и достоинство понимаю очень просто. Я не философ, а обычный воин.
-Царь не может рассуждать как обычный воин. Моя ноша тяжелее, а совесть куда хладнокровнее. В моих землях еретикам не место. Тондракийцев тут ждёт только меч, - говорил Гагик. – Они не должны сеять смуту против знати и церкви.
-Ты прикажешь забрать из моего дома того, кто под моей защитой? – с вызовом спросил витязь. – Он мой новый соратник. Ты его казнишь?
Гагик криво ухмыльнулся. Ему понравился достойный собеседник – дерзит и ощетинивается, не боясь царского гнева.
-Казню, если он не откажется от ереси…
Все присутствующие молча наблюдали за беседой с вниманием. Васпур, стоявший у колонны с подносом в руках, задрожал. В его глазах появились слёзы, а затем их заменил гнев. Он с остервенением смотрел на затылок Гагика. Такая немая ярость, не ушла от глаз Баника.
Царь повернулся, чтобы посмотреть на того, кто привлёк внимание витязя. Васпур встрепенулся, резко смахнул слёзы и сделал вид, что ничего не знает и не ведает. Но сердце его бешенно стучало, болея за родного брата.
-А если отречётся от ереси? – спросил Баник.
Гагик перевёл взгляд на собеседника. Торос посмеивался с блаженным видом.
-Если начну щадить еретиков, то… народ начнёт сомневаться в знати и церкви, - говорил Гагик. – Сначала сельджуки чуть не убивают моего внучатого племянника. Затем тондракиец избегает казни. И вокруг всего этого Баник. Я-то сумею подавить недовольство, но ты начинаешь получать зависть и вражду. Много хороших воинов желали получить твой дом, хоть ты и получил его честно. И многие знатные люди возненавидят тебя за спасение сектанта. Стоит ли его щадить?
-А ты пощади! – воскликнул Торос, усевшись по левую руку от царя. – Восстание ты подавишь, если будет бунт. Я тебе за это выделю ещё норманнов. А ты пощади еретика. Если он, конечно, отречётся от ложного учения.
Баник выжидающе смотрел на владыку.
-Пощажу! – пообещал царь. – Но ему придётся получить тридцать ударов плетью и носить лисье клеймо. Таковы порядки. А палач наш любит бить от всей души. Тридцать ударов будут равны сотне.
Баник часто закивал, признавая великодушие.
-Но мои гонцы меньше часа назад вечером принесли весть. Целые тучи тондракийцев покинули пределы Киликии, двинулись на север и засели в лесах Команы. А ведь и это тоже мои владения, - всё это царь говорил, помрачнев, как свинцовая туча перед ледяным ливнем. – А вот князь Абгариб ушёл на юг. Решил поохотиться в моих владениях в округе Команы. Он дал мне хорошую плату за то, чтобы охотиться тут. Не знаю, стоило ли разрешать ему такое. Но деньги моему княжеству нужны, чтобы построить армию и не попасть в пасть султана.
-Абгариб слинял на юг? – Торос тоже помрачнел.
Марашский владыка, видимо, хотел настигнуть старого обидчика тут.
-Комана защищена хуже, чем Цамандос, ибо здешний город стоит возле земель сельджуков. А Комане нужно меньше защиты… Мне нужен мир с Арцруни. Да, я его потеснил, но это пора оставить в прошлом. Надо воевать с врагами армян, а не делать врагами друг друга. Вот что! – Гагика посетила мысль. – Не лучше ли норманнов отправить в Коману, а с ними и большой сильный отряд из армян. Баник, а ты сможешь возглавить армянский отряд?
-Что мне там предстоит? – спросил Баник, не ожидая такого хода событий.
-Ты заслужил моё уважение за спасение Тороса. Но ты испортил красивое начало спасением… эх, уже тошнит от слова – «еретика»! Остаётся, чтобы ты проявил себя как боец, если вдруг толпы тондракийцев повадятся атаковать моих подданных. Пойдёшь стеречь мой юг? Если и здесь блеснёшь, то награда не заставит себя ждать.
-Я за это возьмусь! – решил Баник.
-Тогда быть тому, - сказал царь.
-С твоего позволения, владыка, я тоже отправлюсь туда, - вмешался Торос. – Я помогу норманнам ужиться с местным населением. Да и отдохну в Комане. Этот красивый город ни чуть не хуже моего Мараша. Но если отец нашего народа против, то кто я такой, чтобы стоять на обратном?!
Гагик тихо засмеялся, услышав лесть.
-Поезжай! – согласился Гагик. – В Комане и я люблю отдыхать. Там самое место для просветления мыслей. Глядишь, твоё буйство тоже пройдёт.
Торос вместе с Гагиком рассмеялись, приобняв друг друга. Едва отдыхающие звякнули чашами и снова пригубили вина, как в зал отдыха ворвались очаровательные вардзаки – полуобнажённые танцовщицы.
Искусные красавицы с широкими вырезами на груди, голыми животами и короткими штанами танцевали под музыку скрипок и томные ритмы барабанов музыкантов, неспешными шагами вошедшими сюда.
Глава седьмая.
Лисья метка
Грузный мужчина с капюшоном на голове шёл в казарму, где он ютился среди воинов. Дело близилось к рассвету, и палач хотел уснуть, чтобы хоть немного отдохнуть после попойки. Ведь утром ему предстоит порка и клеймление еретика Аргама.
Он насвистывал какую-то песенку, шагая возле дворца, где уже давно не звучала музыка, а гости ушли отдыхать.
Он вдруг захотел отлить, как к нему из густой предрассветной полутьмы подскочили двое. Схватив его под руку, палача прижали к стенке.
-Ты у нас тут палач? – спросил один из налётчиков с маской на лице.
Но лысый громила, у которого стянули с головы капюшон, словно язык проглотил. Он вытаращил глаза, уставившись на безликих налётчиков.
-Отвечай! Не бойся, ничего не сделаем тебе, если будешь делать, как тебе скажут! Ты палач?! – гаркал на него второй.
-Да, я палач, - признался напуганный мастер пыток.
-Тогда слушай, что тебе говорят! Сегодня утром ты будешь пороть тондракийца. Мы знаем, что твоя рука тяжёлая. Ты итак ему клеймо поставишь! Но бей его не во всю дурь, понял! Чтобы язв больших не осталось!
-Хорошо, хорошо, хорошо! – загомонил дрожавший пыточник.
-Если он будет сильно избит, то мы тебя казним. Казнь палача – вот так комедия! – посмеивался один из напавших.
-Понял, понял, понял! – закричал палач.
Люди в тёмных одеждах исчезли в закоулках города.
Едва живой от страха палач забыл о том, что желал помочиться. Он побежал в казарму, чтобы прийти в себя и отдыхать.
***
Утро у помоста встречал лишь один человек. И это был Баник. К нему подошли два человека в тёмной одежде. Они спустили маски, закрывавшие низ лица.
-Ты Баник? – спросили они.
-Чего хотели? – неприветливо спросил витязь.
-Мы люди Тороса.
-Которого? – пожал плечами рыцарь.
-Марашского. Твоего дружка бить будут слабо, мы палачу дали взбучку. Клеймо, конечно будет. Но плетью его не покалечат.
С этими словами незнакомцы удалились.
Когда пёстрый и напыщенный петух, сидевший на ограде оружейной мастерской, прокукарекал во второй раз, Цамандос начал просыпаться.
Караульные ушли спать, а их место на крепостной стене заняли другие стражи.
Баник продолжал сидеть возле помоста, разглядывая клинок своего меча, будто за долгие годы у него не было на это времени.
На одной стороне клинка мастер вырезал фигуру сказочного змея. На второй была надпись: «В нём спасение». Под этими словами было изображено солнце с крестом в центре и подпись «Мастер Грагат».
Рыцарь без упрёка и без крепости размышлял над прошедшей вакханалией.
Торос Марашский будто открыл ему новый мир.
Хотя... Скорее Баник сам открыл его для себя, в то время, как Торос лишь открыл глаза витязю.
Рыцарь запутался. С одной стороны он открыл для себя новую дорогу. С другой стороны он пришёл в новый мир, нарушая его порядки. А ведь с порядками местных армянских авантюристов придётся серьёзно считаться, а то и опережать их во многом, чтобы получить своё.
«Я думал, что смогу начать новую жизнь знатного всадника среди тех, кого знаю. Оказывается, мне их только придётся узнать». – думал Баник. – «Мои родители жили среди тех, кто имел государство, царя единого над собой в Ани... А эта земля, усеянная крепостями... Тут в каждой крепости свой царёк. Что ж, раз уж на то пошло, то быть мне царём в своём уголке!»
Нарастающий звук раздавался в двух, трёх кварталах от помоста. Сначала Баник подумал, что это играет большая флейта со странным звуком.
На деле же это был юный глашатай, который ходил от улицы к улице, от дома к дому и кричал:
-В сей день горожане увидят, как наказывают еретика. Помилованный тондракиец будет выпорот на главной площади, а затем его пометят клеймом лисицы! Затем он покается. И так – со всеми еретиками будет, ежели те предпочтут кресту поганую ложь безумца Сумбата из Зарехавана!
Упомянутый парнем человек – убитый в девятом веке основатель движения тондракийцев.
Баник увидел, как со стороны его дома идут трое знакомых людей – Врам, Тачат и Аргам. За ними шёл конвой – стражники в шлемах и с копьями.
-Тебе придётся потерпеть немного! – воскликнул Баник, подходя к еретику. – Тебе рассказали об условиях?
-Говорили, - отозвался Аргам. – Метка лисы и тридцать ударов плетью. Лучше, чем обезглавливание.
-Эй, стража, я хочу сказать кое-что другу! - обратился витязь к конвоирам.
Главарь стражей кивнул.
Баник отвёл в сторону еретика так, чтобы шёпот нельзя было услышать, но чтобы не стоять слишком далеко от охраны и не вызвать подозрений.
-Бить будут слабо, но ты кричи, что есть мочи. Все должны видеть, что ты будто бы страдаешь, - велел Баник.
Аргам молча принял слова своего старшего товарища.
Перезвон колоколов грубо оборвал мысли Баника, который ещё что-то хотел добавить.
В богатых синих и красных одеяниях храм крепости покинул епископ Хачатур, степенно и с твёрдой поступью шагавший на главную площадь в сопровождении отроков. На голове епископа высился чёрный клобук.
Он остановился возле Баника, смотря, как стража отводит к помосту Аргама.
Возле Баника встали дышавшие перегаром Тачат и Врам. В коей-то веке Врам стёр с лица привычную дурацкую ухмылку.
-Что такое, Врам? Тебе не оказали должных почестей в моём доме? – спросил Баник.
-Нам со здоровяком всё понравилось, дружище! – вдруг бодро сказал царский вор, сдержанно улыбаясь. – Но этот Аргам... Он меня удивил своей судьбой. Столько рассказал!
-Парень неплохой! – пробурчал Тачат, положив ладонь на плечо Баника. – Рука у него твёрдая. Ты доброго ратника освободил от смерти. Мы могли бы его обучить, и он стал бы ладным воином.
Баник облегчённо выдохнул – не зря, значит взял на себя чёрную славу спасителя еретиков, если это окупится хорошим рекрутом в его грядущей дружине.
К Банику приблизился епископ, и рыцарь мог рассмотреть его лучше. Когда солнце брызнуло утренними лучами, то дорогие одеяния церковника заблестели, а вышитые золотом кресты заискрились. Епископ спокойно перебирал чётки. Улыбка его близко посаженных глаз и маленького рта с тонкими губами были маской кроткого и доброго человека.
-Здравствуй, воин! Ты здесь не так давно, а имя твоё – Баник – на устах у горожан, - говорил епископ быстро, отчего его молочно-белая борода дёргалась и выдавалась вперёд. – Пусть Бог благословит твою десницу, спасшую от зла юного княжича.
-Добра тебе! – Баник поклонился старцу. – Не знаю, кто тот человек, с кем я говорю, старик. Ты кто?
-Я епископ Хачатур, - ответил церковник. – Вчера я прибыл сюда, чтобы увидеть церковь Святого Геворга. Знаешь ли, тут моя душа особенно спокойна за свою судьбу. Ты сделал мудрый поступок, решив спасти испачкавшуюся душу этого грешника, - тут епископ указал плавным мановением руки на Аргама, с которого стягивали рубашку. – Убить еретика решится каждый сильный муж, но не всякий возьмёт на свою душу такую ношу – привести того к публичному покаянию, к спасению своей души. Спасибо тебе, ты дашь народу хороший пример того, как церковь дарует милость всякому, кто признает свои грехи, покается и поклянётся в верности армянской церкви.
Баника омрачил такой ответ, но он ничего не сказал, а лишь молча принял такое. С одной стороны скромный епископ говорил спокойно и без свирепого фанатизма. Но с другой стороны он хоть и похвалил воина, но вместе с тем же дал ему понять – здесь инакомыслие в любом случае наказуемо. Епископ с выжиданием смотрел на витязя, а тот решил хоть чем-то ответить.
-Бог каждому воздаст за его дела, - сказал воин. – И дар Его, и наказание, и урок должно принимать с миром и скромностью.
Епископа очень впечатлили такие слова. Он указал двумя пальцами на грудь воина, сказав:
-Я чувствую, что здесь бьётся крепкое сердце. Благо, что такой человек, как ты примкнул к праведному воинству Гагика Льва, который защитит нас от турецких язычников и греческих халкидонитов. Мир тебе.
Баник легко поклонился, а епископ отошёл в сторону, увидев кого-то за спиной витязя – кого-то очень отталкивающего и кощунственного.
Это был Торос Марашский. Ещё бы! Армянский епископ вряд ли захотел бы чествовать греко-православного князя, хоть тот и был армянином.
Князь поздоровался с Тачатом и Врамом, а затем хлопнул по-свойски Баника по спине. Он подмигнул какой-то девушке, которая тоже подошла посмотреть на порку еретика.
-Ничто так не бодрит с утра, как женская улыбка и хмурое лицо епископа Хачатура! – сказал вполголоса Торос. – Видишь ли, ему невмоготу, ему больно и страшно стоять рядом с самим Торосом из Мараша – с перевёрнутым армянином православной веры. Эх, Баник! Столько чудес тебе откроет эта игра, в которую ты вляпался!
-Князь, видимо, твои воины так хороши, что Гагик терпит тебя? – спросил Баник, параллельно кивая Аргаму, чтобы подбодрить его.
-Гагик и не терпит меня. Будь я бесполезным анатолийским выскочкой, у которого кроме ржавого меча ничего нет, то я давно висел бы в местных лесах кверху ногами, - с улыбкой и даже какой-то детской непосредственностью смаковал свои слова Торос. – У царя Гагика с наглыми халкидонитами разговор короткий. Но ведь я не кто-нибудь. Я богатый анатолийский выскочка с хорошими воинами. Гагик не так уж и глуп. Он понимает, что устоять перед греками и сельджуками ему помогут мечи моих норманнов, а не молитвы епископа Хачатура. Слыхал, что где-то в полках Гагика затесались крещёные сирийцы и люди из других народов.
Баник помнил рассказы родителей. Юный царь Гагик в пятнадцать лет стал царём Армении. Уже тогда с помощью своего талантливого престарелого воеводы Ваграма он разбивал армии греков и сельджуков. Неопытный венценосец в ходе заговора прибыл в столицу Византии, поверив добрым намерениям императора. Там его лишили короны, показав ключи от столицы Армении, мол, армянский народ отрёкся от своей свободы в пользу басилевса.
Под давлением императора царь отказался от престола, получив в качестве горькой компенсации земли, крепости, особняк в Константинополе и почётную пенсию из греческой казны. Баник понял, что это, конечно же, больше не тот наивный юный царь. Это опытный правитель, который продолжал оставаться тем, кем был ранее – царём, покровителем армян.
Тот же Торос Марашский, который подчинялся Филарету Варажнуни – авантюристу, построившему своё обширное государство на Ближнем Востоке, признавал Гагика отцом армянского народа. Такая вот неразбериха в краю горных крепостей!
А вот и царь Гагик. Венценосец в окружении малхазов и родственников тоже явился на площадь. Народ уже столпился у помоста.
Малхазы грубо и бесцеремонно отталкивали тех, кто подходил опасно близко к царю. Они держали людей на расстоянии копья от царских особ, даже если люди подходили с добрыми намерениями.
Один босоногий и косоглазый городской сумасшедший подошёл было к царю, чтобы коснуться его.
-Отец мой! Царь мой! – верещал юродивый бедняга. – Ты мою семью спас от турок, грабивших нас возле Вана. Господь тебя благослови!
-Больше не шагу, страхолюд! – прокричал молодой малхаз. – Только подойди к царю, и я проколю тебе бок.
Телохранитель встал перед царём с копьём в руке.
-Отойди, отрок! – повелел царь.
Юноша отошёл в сторону, не смея перечить своему господину, хоть и заботился о безопасности последнего.
-Юродивый человечек! Зачем его обижать?! – тоном наставника говорил царь. – Он и без того обижен судьбой.
Косоглазый подошёл к царю, встав в четырёх шагах от него. Малхазы не сводили с бедолаги глаз. Рубен вышел вперёд, загородив наполовину Гагика и положив ладонь на рукоять меча.
-Предсказание есть для царя! – говорил горожанин.
Сумасброд притянул к губам сжатый кулак правой руки, дунул в него, и ко всеобщему удивлению выпустил оттуда трёх бабочек.
-Тебе быть грядущим царём! – сказал бедняк, тыкнув пальцем вперёд. – Ты вернёшь своему народу трон.
Было не ясно, на кого он указал. Рука человечка дрожала, а косые глаза едва ли могли застыть на одной точке. Юродивому бросили монетку. Он улыбнулся от уха до уха, и растворился в толпе.
Люди начали было обсуждать чудака, как вдруг раздался сигнал. Пузатый глашатай поднялся на помост и затрубил в витый рог овна, издававший жуткий звук. Оторвав рот от рога, покрасневший толстяк прокашлялся.
-Народ Цамандоса! – воскликнул он. – Сегодня мы решаем судьбу этого еретика, который уже второй раз стоит на плахе.
Пузач вновь покряхтел, постучав себя по груди.
-Еретик Аргам из Тарса сегодня покается, примет тридцать ударов плетью и будет заклеймён меткой лисицы! – объявил глашатай.
-По делом ему! Вот так! – рявкнул кто-то в толпе.
-В Цамандосе разговор с еретиками всегда краток, - продолжал глашатай, вытирая пот со второго подбородка. – Но в этот раз!... В этот раз великий царь Гагик и епископ Хачатур снизошли до милосердия. Тондракиец откажется от своей лжи, признает Бога и прекратит смущать народ злодеяниями. Слово тебе, еретик!
Аргам шагнул вперёд, гордо подняв голову. Его большие глаза со змеиным хладнокровием глядели на толпу.
-Я отказываюсь от учения Сумбата из Зарехавана. Отныне мне община тондракийская – не братья и не сёстры. Мой господин – лишь Иисус Христос, а после него – отец армянский царь Гагик. Прости меня, Господи! – воскликнул Аргам.
-Теперь палач выбьет из него всю дурь! – воскликнул глашатай.
Два помощника пыточника положили Аргама животом на прокрустово ложе. Палач помнил, что сильно ударив, он ударит по себе. Тем более, что в толпе он рассмотрел группу лиц в капюшонах, которые пригрозили ему, проведя пальцами по горлу.
Кнут свистнул в руке истязателя, обрушившись на спину еретика.
-Кричи! Кричи, болван! – тихонько подсказывал палач после второго удара.
Аргам вдохнул поглубже и завопил, напрягая лицо. Он даже постарался выпустить пару слёз и брызнуть слюнями, изображая страдания. Ведь публика была знакома со своим садистом, который любил рассекать кожу и мясо преступников могучими ударами.
-Тридцать ударов! Достаточно! – воскликнул глашатай, подняв кулак.
Палач остановил наказание. Незнакомцы, стоявшие в капюшонах и, по-видимому, бывшие теми, кто настиг его накануне, одобрительно кивали и ухмылялись, глядя на запуганного пыточника.
-Остаётся последняя вещь, которую надлежит сделать палачу – лисья метка! – воскликнул глашатай.
Аргама держали за подмышки. Левую руку освободили от рукава рубашки, подвернув её так, чтобы тыльная часть смотрела наверх. Палачу передали раскалённые клещи с зажатой в них железной фигурой лисы, которую раскалили докрасна.
Обычно местный экзекутор бывал в бодром настрое, когда совершал казни или калечил людей. Но в тот день он не выглядел таким. Наоборот, могло показаться, что местами ему даже противно то, что он делает. Кажется, вчерашние налётчики здорово его припугнули угрозами расправы.
Еретик вздохнул, ожидая жгучей боли, а та не заставила себя ждать. С сердитым шипением фигурка впилась в кожу Аргама. Он стиснул зубы и тихо зарычал, тяжело выдыхая. На его лице не дрогнул ни один мускул. Толпа даже зауважала его за такую стальную выдержку.
-Теперь никто не будет называть тебя еретиком, а метка пусть станет тебе уроком на оставшуюся жизнь, - сказал глашатай.
На помост поднялся епископ, который исповедал Аргама. Затем он обратился к горожанам:
-С этого дня он не будет зваться еретиком! Я отпустил ему его грехи. На том и завершим, братья и сестры.
Аргам сошёл с помоста, а народ живо разошёлся по своим делам – плести корзины и интриги, продавать и покупать, попутно сплетничая о том, что епископ слишком богато одет и что православный князь Торос Марашский здесь совсем не к месту.
Баник подошёл к Аргаму, чтобы узнать, как тот себя чувствует.
-Вполне сносно, - ответил тот.
Вдруг к этим двум подбежал юный Торос, сын Константина.
-Баник, мой отец передал тебе, что в полдень мы отправимся на смотр норманнских наёмников. Там будут рыжие негодяи с севера! – говорил парень. – Моя мать их так называет.
-А отец? – улыбнувшись, спросил витязь.
-А он говорит, что эти негодяи стоят того, чтобы их кормить, - сказал малец.
-Значит, у Цамандоса будут хорошие защитники. Рыжие негодяи, которых нужно кормить, - последние слова Баник сказал шутливым тоном. – Передай, что я поеду смотреть негодяев. Мы собираемся тут?
Мальчик кивнул, а затем побежал к отцу, возле которого стояла высокомерная мать, осматривавшая наряды горожанок с пренебрежением.
-Мы в казарму, Баник! – воскликнул Тачат. – Ещё встретимся.
Витязь поднял руку, помахав великану, который вместе с Врамом ушли.
-Пошли домой. Твой ожог надо обработать, - сказал Баник товарищу.
Дома служанка Ирина вместе со старой кухаркой обработали рану парня.
-Ой, господин, я вчера услышала столько срамных шуток от двух воинов, которых ты отправил сюда! – говорила кухарка, промывая рану Врама, сидевшего у стола.
-Не обижайся, моя хорошая. Это обычные солдатские шутки! – сказал Баник. – Но тебя они обижали?
Домохранитель Товмас начал смеяться как сумасброд, копошась в хранилище, откуда раздался его голос:
-О, молодой господин! Да кто посмеет обидеть нашу Нвард?! Она хоть и старушка, но в обиду себя не даст. А я вот сейчас мяты принесу, чтоб она заварила вам её. Слышал, что она помогает от всяких болячек.
Кухня наполнилась жгучим ароматом сушёной мяты, которую принёс Товмас, щеголявший в новом чёрном кафтане и белых штанах.
-Бог мой! Откуда такой наряд, Товмас?! – удивился Баник.
-Нравится? Мне госпожа Кассандра вчера дала деньжат, чтоб я приоделся. Ей понравилось то, как я принял её у нас! – с чувством собственного достоинства сказал главный слуга.
Баник одобрительно закивал, думая: «Вот прыткий слуга! И чем же он это так впечатлил госпожу, которая побывала тут менее часа?!»
На кухне гости и слуги Баника беседовали, а сам он ушёл вздремнуть, попросив разбудить его ближе к полудню. Сон обволок его голову быстро, забрав в царство Морфея, но приятный дурман сновидений должен был оборваться очень скоро. И только яркие сны украсили краткие часы.
***
Робким прикосновением кто-то будил Баника. Нежные пальцы он сначала принял за те, которые были у юной служанки Ирины. Оказалось, что это был слуга Погос – его мальчишеские ручки тоже были нежны и почти не имели изъянов, чего не сказать о его твердоруком напарнике Арнаке.
-Господин, скоро полдень! – сказал он своим мягким голоском.
Баник немедленно вскочил, тряхнул головой и пошёл умываться. Мимоходом он увидел, как Ирина сидела на скамье рядом с его оруженосцем Аргамом. Она что-то шептала ему, а он держал себя твёрдо и не позволял себе лишнего.
-Ирина, неси воды, хочу умыть лицо! – повелел Баник. – И торопись!
На улице Баник смыл сонную пелену с глаз, промыл бороду, вымыл руки. Затем он переоделся. Раз уж дело касалось смотра, то он надел новое коричневое дорожное платье с округлым капюшоном, отдалённо напоминавшем раздутую шею кобры.
Пришло время отправиться на смотр. Он предложил своему оруженосцу выбрать себе клинок. Но молодой человек не захотел брать меч или саблю. Он выбрал два кинжала и лук со стрелами. Ведь ему, прирождённому охотнику, такое оружие было куда привычнее.
Малхазов в это время дома не было – до того, как Баник проснулся Врам и Тачат ушли на построение дружины.
Баник сел на своего вороного коня, свистнул волкодава и выехал в город. За ним на сером жеребце, который витязю подарил Константин, поскакал Аргам. Украдкой он обернулся, увидев, что любопытным взглядом его провожает Ирина. Никак пару себе нашла в лице крепкого и стройного оруженосца!
***
Город галдел – политика, цены, распутницы, чужая личная жизнь, ложные святыни, обо всём и ни о чём. Анатолийский муравейник проснулся, продолжая жить. Ещё пуще люди галдели, когда рядом с ними на коне проезжал Баник в сопровождении бывшего еретика. Аргам всего лишь отвечал смачными плевками и высокомерным взглядом, не боясь ответа, ибо только дурак посмеет напасть на того, кого помиловали царь и церковь, на того, кто теперь служит витязю.
-Полегче, Аргам! – сказал Баник. – Здесь всё не такое, каким кажется. Думаю, что они ненавидят тебя не за ересь, а за то, что у тебя хватило смелости стать бунтующим тондракийцам. А они остались обычными холопами, которые свою мягкотелость скрывают за маской верности царю и церкви.
-Ты говоришь как поэт или философ, - сказал с явным уважением приободрившийся Аргам.
-Как-нибудь спою что-то из своих песен, - пообещал Баник. – На площади нас уже ждут. Давай поднажмём.
А на площади их уже ждала дружина – двести вооружённых всадников из числа царских малхазов. Все они были в полном военном облачении – в кольчугах, островерхих или колоколовидных шлемах, в панцирях из железных пластин или чешуи. У каждого был щит – круглый или миндалевидный. У каждого на поясе был меч и кинжал, а кроме того имели и второе оружие – у кого булава, у кого секира или подобранный у кочевников кистень, но большинство были с копьями.
Они все выстроились в четыре ряда – по пятьдесят в каждом. Напротив них в двадцати шагах остановился Баник с оруженосцем.
Со двора замка на благородном пегом скакуне к ним выехал глава малхазов – уже известный нам Рубен. Его кольчуга и чешуйчатый нагрудник стоили целое состояние, а конская сбруя – дороже одежды любого из горожан.
-Сидеть ровно! Главный едет! – пронеслось в рядах малхазов.
Дружинники вытянулись так, что стали чуть ли не ровнее копий, которые они держали в крепких руках.
-Будьте сегодня бодрее, парни! – воскликнул Рубен. – Сегодня царь проводит смотр бойцов. Вам придётся проверить навыки норманнских всадников, которых привёл сюда Торос Марашский. Покажите им сегодня, чем пахнет ваш кулак, и не позорьте меня! Ни норманнские рыжие ублюдки, ни халкидонские выскочки вроде Тороса не должны увидеть вашей слабости! Скажу по чести, бледнолицые франки – очень смелые и сильные уроды. Не зря пройдоха Торос всюду тащит за собой ораву этих рыжих псов. Но будьте крепкими, вы не должны оказаться хуже них. Всем всё ясно?!
-Да! – раздалось в рядах дружины.
Но тихий ответ не удовлетворил Рубена. Он оскалился и заорал безумным варварским рёвом:
-Всем всё ясно?!
От этого крика его скакун встал на дыбы и истерично заржал, но твёрдые руки потянули узду вниз, приноровив лошадь под свой лад. Конь выпустил пар из ноздрей, карябал копытом землю.
-Да! – неистовым воплем ответили малхазы, звеня оружием.
Кровь в жилах Баника закипела. Снова запахло битвой и боевым безумием, по которым он успел соскучиться.
Рубен ткнул пальцем в сторону гор, видневшихся к северу от Цамандоса и по правую руку от него.
-Всё это будет происходить на том поле! – воскликнул он. – Там, где поблизости граница с сельджуками. Показав хорошую спайку и хороший бой, мы удаль свою покажем не только косматым норманнам, но и свиноглазым кочевым тварям! Они смотрят – так пусть увидят, что малхазы орлы в этих горах, а не цыплята. Все за мной! Выбьем дерьмо из иноземных мерзавцев!
Малзахы заразились гневом и буйством своего лидера, потрясая копьями, которые издавали жуткие глухие звуки, ударяясь о щиты.
Рубен неспешно погнал свою лошадь, а за ним тронулись дружинники. Из двора замка показались сын Рубена – Константин, царь Гагик в воинском облачении и с короной на голове. Затем следовали царевичи Ованес и Давид с юными Торосом и Ашотом. Все они были в дорогих кольчугах и нагрудниках и все сидели на породистых конях из Персии, Багдада и Сирии. С ними ехали ещё сорок человек – самые юные дружинники, которые ещё совсем недавно прошли боевое крещение. А ещё с ними была дюжина слуг.
В хвосте всего этого железного потока двигались Баник и Аргам, которым махал рукой паж Васпур, провожавший взглядом брата.
Люди расступались перед этой конной тучей, которая лавиной повалила из замка. И это – не всё войско царя Гагика, а лишь цвет, сливки и главная ударная сила.
-Эй, Торос! – Баник окликнул княжича.
Зычный голос воина быстро дошёл до ушей мальчика, и он остановил своего коняшку, повернув его мордой к витязю.
-А где твой тёзка из Мараша? – спросил Баник.
-Он уже ждёт нас на поле! – ответил парень, вновь погнав лошадку, присоединившись к знатному строю дворянских всадников.
***
Их путь лежал по уже известной нам дороге. Конница спустилась по большой тропе, которая недавно вела нас с вами в сторону пшеничного поля, пересекала его и вывела к реке Онопниктес с царским островком.
Но всадники не вклинились в пшеничное поле, которое крестьяне уже успели изрядно выкосить. Вся эта кавалькада мускулов и железа, пота и кипящей крови шла к востоку от пути к речной гавани.
Вторая дорога вела на большую равнину с острогами и смотровыми башенками и вышками. Там, близ горизонта горные перевалы становились порогом перед владениями сельджуков.
Солнце было в зените. Последние горячие лучи сентябрьского солнца пролили свет на царских всадников. Наконечники копий сияли белым светом, шлемы блестели, покрываясь озорными бликами. Одно лицо было свирепее другого. Все эти мрачные, седеющие и бородатые дружинники в этом строю уже не один десяток лет. Каждый день для них – сплошные упражнения, товарищеские поединки, скачки. Даже увлечения их чаще всего были связаны с боем.
Аллея тополей и платанов напоминали живые природные колонны. Если хоть на миг мы отрастили крылья, переместились бы в тот горячий миг, встав на том самом поле, что увидели бы?
Расступавшиеся стены стройных деревьев были будто коридором к равнине. Подымая пыль и выбивая клочки почвы, здоровые и горячие кони единым строем, к которому их учили с ранних лет, скакали, задирая головы. Всадники же словно приросли к телам своих четвероногих товарищей. Впереди двигались Гагик и Рубен вместе с молодым знаменосцем, который нёс львиный штандарт рода Багратуни.
Копья будто колосья ловили солнечный свет наконечниками, а на фоне этого леса копий высилась возвышенность, на которой стоял Цамандос. Кажется, что даже самый безвольный евнух мог бы стать неумолимым и беспощадным воином наподобие этих же всадников, вдыхая воздух местной природы.
В первый раз мы с другом пьём –
Пора идти на подвиг ратный.
Лживых недругов бьём копьём,
Бой нас ждёт неравный.
Коней подымем на дыбы,
Пронзим мы вражьи туши.
Готовят недруги гробы,
Наш крик их плач заглушит.
Для боя этого я родился и рос,
Мои владыки – Гагик и Христос.
В последний раз мы с другом пьём,
Мы вскормлены одним копьём!
Малхазы затянули свою строевую песню. Мрачнее и суровее её слов были лишь голоса царских дружинников.
Выйдя на поле, они услышали звук боевого рога, который подали из военного лагеря, стоявшего там.
Красный и пышный шатёр, украшенный византийским орнаментом, греческим лабиринтом сразу выдал его хозяина – Тороса Марашского. И рядом с ним расположились шатры его наёмников – греков, сирийцев и норманнов. Были среди них и армяне. Его лагерь был окружён частоколом и рвом.
С утра пораньше тут тренировались норманны – рослые мужчины с рыжими и русыми волосами. У многих из них была типичная причёска – гладко выстриженный затылок и густая грива впереди.
Торос вышел из шатра, услышав звуки рогов. Он упёр кулаки в бока, с иронией поглядывая на армянский полк.
-Приветствую, Гагик! Добра тебе, Рубен! – поздоровался Торос. – Воздух в ваших краях что надо.
-Настолько, что ты отказался от отдыха в чертоге? – спросил Гагик, слезая с лошади.
-Иной раз мне нравится спать под открытым небом. Не могу отучить себя от казарменных привычек бывшего наёмника басилевса, - объяснил природу своей привычки князь.
-Хорошо, если это так! – сказал Гагик, пожав руку Марашского. – Значит, у нас будет сильный союзник.
-Я рад, что ты начинаешь мне доверять, - улыбнулся Торос.
-Я доверяю не тебе, а мечам твоих воинов и их пылу. Сразу видно, что они могут многое. И ещё я доверяю силе, а у тебя она есть, Торос. Мне не помешает такой союзник, - сказал царь.
-Мне тоже в пору признать, что ты – хороший союзник для меня, - сказал князь. – Только глупый армянин откажется принять дружбу отца всех армян. Хмм… даже если этот армянин такой, как я – греческий христианин.
-Меч есть меч. Будь он армянским или греческим, - сказал Гагик. – Я хочу отстоять свою землю и жизнь своих подданных от всех, кто посягнёт на них. Потому я и не брезгаю хорошим железом и хорошими людьми, владеющими им.
-Твоя трезвость впечатляет, царь. Ладно, не будем тратить время на разговор. Давай лучше приступим к смотру, а затем поглядим, чьи воины на что годятся. Ты согласен?
Царь молча кивнул, оценивающе осматривая высоких норманнов, ошивавшихся возле шатра.
***
За лагерем, в открытом поле выстроились в одну шеренгу всадники норманны. Все до единого они облачились в длинные кольчуги, носили островерхие шлемы и длинные наносники, которые внизу чуть закручивались вперёд. У каждого из них в арсенале копья и мечи. Северян с ледяными бледными лицами здесь было две дюжины.
Первая дюжина отправилась служить Гагику, согласно договору, а вторую Торос предоставил взамен на то, чтобы Банику оставили его тондракийца. Ведь Марашский хотел, чтобы в Цамандосе (да и вообще в среде анийских армян) у него был настоящий союзник – Баник.
Как царский паж Васпур нужен был Банику во дворце, чтобы докладывать о делах дворянских, так и Баник был нужен Торосу Марашскому, дабы стать его приближённым в тех землях, где князь хотел дать волю своим амбициям.
Напротив норманнов расположились малхазы – двадцать четыре самых опытных вояк, и каждому из них от сорока до пятидесяти лет.
В поле разместили деревянные столбы с тренировочными чучелами, напоминавшими отдалённо человеческие фигуры. Их тут было около двадцати. И построили их в круг так, чтобы от одного столба до другого было не менее двадцати больших шагов.
Особняком от противных друг другу шеренг расположились Гагик, его дружина и свита. Они не сидели на конях, а стояли посреди поля. Подле него стоял Торос с одним молодым норманном – усатым молодым блондином с пронзительными голубыми глазами. Этот норд тоже носил типичную стрижку своих сородичей.
-А этот человек почему не в строю с остальными? – спросил царь.
-Он мой телохранитель, моя права рука! – сказал князь. – Его зовут Роджер, а родом он из Марселя. Этот франкский норманн слишком хорош, чтобы я отдавал его в наём кому бы то ни было.
Роджер молча смотрел за построением вояк. Он никак не реагировал на армянскую речь.
-Он нас не понимает? – спросил Гагик.
-Только по-гречески, - отметил Торос.
-А другие тоже знают речь греков? – вновь спросил Гагик.
-Тоже, - коротко ответил Марашский.
-Сначала испытаем их как наездников, - говорил Рубен, - а для этого они поразят копьями чучела. А что затем?
-Предлагаю стенка на стенку! – бодро вмешался Баник. – Строевая битва – вещь! Надо посмотреть, чего стоят эти франки в пешем строю, а заодно оценить и армянских наездников в этом деле!
-Почему нет? – спокойным тоном согласился Гагик, поглаживая волкодава нашего главного героя. – И лучше бы сделать это так – одни должны вытеснить других за черту. А потом нужно разбить их на пары и сражаться в поединках. Мне хотелось бы, чтобы и ты, Баник, показал свои достоинства.
-Но тогда у вас будет на одного больше, - заметил Торос.
-А пусть твой Рождер – или как его там – тоже сразится, - проворчал Рубен, скрестив руки на груди.
-Что ж… быть тому! – согласился Торос, сказав затем своему телохранителю, чтобы тот тоже занял место в конном строю.
Баник и Роджер синхронно вскочили на коней и поскакали к сородичам.
-Эй, франк! – крикнул Баник норманну на греческом. – Если нас стравят в поединках, то давай будем сражаться друг против друга.
-Если ты решил, что я лёгкая жертва, то ты ошибаешься! – недружелюбно и дерзко огрызнулся Роджер, обрушив на лицо армянина взгляд исподлобья. – Я моложе, но не слабее.
Баник расхохотался, увидев такую реакцию. Кстати, пусть читатель не взыщет с летописца за то, что норманнов он зовёт франками. Для армян в старину любой выходец из земель Западной Европы был франком. О чём говорить, если нынешние армяне так называют тех своих соотечественников, которые исповедуют католическую веру! Но мы отвлеклись.
Роджер стиснул зубы, отделяясь от Баника и приближаясь к норманнам.
Баник с улыбкой подъехал к армянам.
-Парни, а как вам давить рыженьких франков? Ещё не пробовали? – посмеивался Баник, стараясь подбодрить своими словами малхазов.
Но мрачным дружинникам и не нужна была новая напускная бодрость. Они и без того были бодры и даже ироничны в своей надменности к норманнам. Сами же франки выглядели иначе – их сверлящее молчание и ледяной покой мог бы показаться тем состоянием, что присуще статуям.
-А ты, Баник, давил их когда-либо? – спросил один из малхазов.
Это был голос Тачата, которого витязь не узнал из-за наносника.
-Один раз я сразил франка, - отвечал Баник, остановив коня в строю возле Тачата. – Скажу честно – тот рыжий великан был ранен стрелами, но всё же, в нём кипела сила. С трудом я его одолел. Ребята, эти люди слишком отважны и сильны даже перед лицом явной смерти. Не нужно их считать слабыми дикарями.
Молодой норманн Роджер нарушил северное и холодное молчание в ряду своих сородичей.
-Братья, эти люди достойные соперники, хоть и держат себя надменно. Многие из нас сражались в их рядах, но не многие бились с ними. Помню, как наш бывший господин Филарет повёл нас против Торника – горного князька армян. Я в том бою чуть не погиб от рук этих горцев, а ещё потерял трёх товарищей, - говорил он. – Да, эти армяне любят задираться, но они не худшие бойцы. Так что давайте драться как в последний раз.
В это время наблюдавшие за всем этим дворяне решили, что пора начинать боевые игрища. Гагик предложил, чтобы один объяснял правила игр армянским малхазам на их родном языке, а другой человек довёл всё то же самое до ушей норманнов.
Торос Марашский подошёл к князю Константину, обратившись к нему:
-Достойный Константин, позволь мне взять с собой Тороса. Хочу, чтобы мой маленький тёзка говорил с дружинниками царя, а я буду говорить со своими бойцами. Не отказывай мне.
Константин поглядел на царя Гагика, ожидая его кивка. Получив молчаливое и хмурое одобрение родственника, князь ответил Марашскому:
-Два Тороса – две дружины. Пусть будет так!
Княжич обрадовался, узнав, что ему предстоит стать армейским глашатаем и командиром.
Изначально решили, что воины покажут свою удаль в конных наездах – им предстояло налететь и ударить копьём по чучелу. Самый лучший удар – в голову, а худший – в живот.
Всё это Торос юный и Торос Марашский объяснили армянской и норманнской фалангам. Оставалось увидеть, кто окажется самым лихим налётчиком.
***
По жребию первыми показывали мастерство армяне, а первым среди них выпало стать Банику. За его движением следили малхазы – им хотелось увидеть, насколько хорош тот, о ком в городе и в округах болтают всякое.
Норманны смотрели на выехавшего в поле всадника без особого интереса. А вот Роджер провожал его пытливым взором. Молодой франк даже выехал вперёд из конной шеренги, чтобы лучше видеть того, кто бросил ему вызов, предложив сразиться в поединке.
Баник гнал верного коня к одинокому ясеню в поле, от которого и решили начинать наезд на мишени. Звук рога должен был стать сигналом. Самое главное правило – нельзя останавливаться или замедляться при наезде. Это чтобы всадник не мог выиграть время и прицелиться. Иначе любой вчерашний тупой рекрут может тыкнуть наконечником в набитую трухой морду чучела.
Витязь держал в руке копьё за серёдку древка. Вдали копьё казалось соломинкой, а за его движениями помогал уследить маленький алый флажок, горевший ярким цветом под дневным солнцем.
Двое тёзок стояли и наблюдали за всадником. Рядом с ними на коне сидел воин Тороса Марашского с большим боевым рогом в руке. К ним подъехал и Рубен, который очень хотел посмотреть на успехи своих малхазов. Остальная знать оставалась на месте, ведь возвышенная часть поля, на которой они стояли, помогала им увидеть достаточно.
Гагик махнул рукой. Знаменосец сделал знак Рубену, а тот кивнул Торосу Марашскому. Князь легонько стукнул рукой по плечу своего человека. Трубач вздохнул, собрав в лёгких чуть ли не весь воздух Анатолии, пропахший конским потом сельджукских лошадей, византийскими красками и армянской кошенилью. Затем он протрубил, исторгая из рога чистый и протяжный звук.
Баник щекотнул пятками сапог бока вороного коня.
-Вперёд, Кайцак! Покажем всем им, что мы с тобой можем! – воскликнул Баник, чувствуя огонь азарта в груди.
Мощный конь полетел пущенной стрелой, оправдывая свою кличку – Молния. Под солнцем его бархатно-гладкая шкура блестела, а литые мускулы ловили блики светила. Из ноздрей валил пар.
Баник улыбнулся, приближаясь к чучелу так, словно этот истукан был давним врагом, которого вот-вот настигнет удар возмездия. Ведь тренировка – это малый бой, а битва – большая тренировка.
Витязь слегка наклонился, готовясь к удару. Затем наклонилось и копьё, ведомое сильной рукой. Конь набирал скорость подобно урагану, распугивая сурков, пищавших в поле.
Баник приподнялся, встав на стремена. Короткий миг блеснул подобно искре, и копьё вонзилось в голову чучела, обломившись надвое, встретив твёрдый стержень истукана.
Когда всадник пролетел, то наблюдавшие могли увидеть, как из самого верха поражённой цели торчала половина копья.
-Да! – крикнул обрадованный Торос, который сильно впечатлился Баником ещё тогда, когда увидел его впервые.
Малец смотрел на своего деда, чтобы найти в его лице отражение такой же радости. Но серьёзный Рубен не улыбался. В его чуть сощурившихся глазах скользнула эмоция удовлетворения – этот новичок стоил того, чтобы держать его при дворце. Однако впереди ещё будут испытания.
Парень поглядел на тёзку, а тот радостно улыбался, показав участие и боевой запал при виде приятного зрелища.
Роджер сжал губы. Кажется, наглый армянин не оказался пустым бахвалом, а рука его и действительно очень крепка.
Однако Баник не думал даже возвращаться. Он проехал дальше по полю, остановил лошадь и развернул её. Вдруг воин извлёк меч и погнал коня снова в сторону чучела.
Вытянув вперёд руку с клинком, он ловил оружием лучи солнца, а издалека казалось, что в деснице он держал какую-то вспыхивающую полосу.
-Что он делает?! – удивился Торос Марашский.
Но гадать предстояло недолго. Пролетевший возле чучела Баник срубил голову воображаемому врагу. Малхазы в радости начали кричать, бряцать оружием и выкрикивать одобрительные лозунги.
-А я говорил вам – он хорош! – воскликнул Тачат. – Не зря я купил ему шапку. Мой дед говорил о таких, как он – кто головы сносит, тот свою должен бережно носить на плечах.
С горделивой улыбкой на блестевшем от радости лице Баник скакал обратно. Он очень радовался, что не только начал состязания, но начал их сверх меры хорошо. Рубен кивнул ему, одобряя удалую выходку. Торос Марашский встретил Баника кулачным жестом одобрения.
Малхазы с дружеским смехом встретили Баника, хлопая его по плечу. Раньше, относившиеся к нему чуть прохладно ветераны, признали в воине хорошего витязя, который заслуживал зваться сыном аспета.
Баник исподлобья поглядел на Роджера, мигнув ему. Холодный франк хранил змеиное спокойствие, что было видно и по его хрустальным голубым глазам.
***
Один за другим малхазы налетали на чучела, поражая их копьями. Многие из них попадали в головы и шеи, меньшая часть поразила лишь верх груди. Всадники норманны оказались ни чем не хуже своих армянских коллег. А завершил наезд молодой Роджер, который выровнял счёты с Баником. Он не только вонзил наконечник рогатины в голову чучела, но и срубил ему голову.
Судившие воинов не засчитали «обезглавливаний» ни со стороны армянского, ни со стороны норманнского всадника. Ведь требовалось лишь ударить копьём. И Роджер это прекрасно понимал. Он лишь дал знать Банику, что служа армянским правителям, ему не будет страшно среди здешних воинов. Он дал понять и то, что принимает вызов армянина.
Второе испытание – поединки на деревянных мечах и щитах. Получал победу тот, кто больше всех попадал в шлем противника. Баник явился сюда без доспехов, но ему предложили кольчугу и шлем. Однако воин высокомерно отказался от защиты. Он взял лишь щит и меч, надменно поглядывая на норманнов. В него словно вселился демон войны и азарта. Тот самый демон, который гнал его тогда за кабаном и теперь привёл его сюда.
Против него хотел выйти Роджер. Но франкскому удальцу это запретил Торос. Князь увидел, что между Баником и Роджером назревает нездравая искра соперничества.
-Нет, Роджер! – воскликнул Торос. – Я против. Рольф – давай ты сразишься с ним. Он вышел без доспехов, вот и задай ему трёпку за высокомерие.
Роджер слегка огорчился – у него отобрали шанс показать Банику свою силу. А армянин лишь ухмыльнулся, воскликнув на греческом, чтобы его слова понимали и норманны:
-Мне всё равно, кто лежит передо мной на лопатках!
Рольф был одного роста с Баником. Поединок по правилам не должен был быть долгим. И потому нельзя было ходить по кругам и выжидать лучшие мгновения для наскока.
По сигналу Рольф налетел первым на Баника. Первая минута состояла из череды лёгких уворотов и завершилась тем, что армянина здорово огрели деревянным мечом по спине. Норманны загоготали над тем, что наглец получил своё.
Но Баник заткнул этот поток смеха на второй минуте. Он мощным ударом по шлему отправил спать Рольфа, а в руке армянина от сильного удара остался обломок деревянного меча.
-Кажется, эти норманны тоже деревянные! – сказал Баник, возвращаясь к малхазам.
***
Солнце переплыло зенит. Всё это время Баник подзадоривал выкриками своих сотоварищей по смотру. Он вёл себя немного вызывающе. Точно так же петушился и Роджер, когда поддерживал восклицаниями товарищей, поругивая противников.
Шёл завершающий поединок – Роджер против уже знакомого нам гиганта Тачата. Этот бой закончился так, что чуть не испортил учения. А всё дело было в том, что Тачат рассердился на молодого норманна за то, что перед поединком тот сплюнул лишнюю слюну, а вероломный ветер швырнул плевок на одежду гиганта.
Это и заставило Тачата рассвирепеть и броситься с кулаками на норманна. Массовый погром едва остановили Торос Марашский и Рубен, вставшие между своими бойцами, не дав им атаковать друг друга.
Поединок отменили.
Гагик рассердился, увидев такое непотребство среди тех, кто должен будет сражаться в его рядах. Он позвал к себе главарей армянской и норманнской дружин. Рубен говорил, что боец Тороса должен был быть аккуратнее с плевком. Торос же сказал, что тупоголовый великан обиделся на чепуху как малолетняя девчонка, которая потеряла игрушку.
Рубен сверкнул очами, положив руку на рукоять меча. Ему очень не понравились такие слова о его самом сильном малхазе.
-Прекратить! – закричал Гагик. – Я не уйду отсюда, пока не увижу последнее испытание – стена на стену.
-Но как это сделать, если бойцы разгорячились и готовы порвать друг друга из-за ссоры? – развёл руками Торос. – Они же сожрут друг друга. Не нужно! Или ты забираешь моих норманнов за плату, или я уезжаю восвояси!
Мысль прилетела в голову Баника. Когда началась распря между двумя фалангами всадников, он придумал идею о том, как завершить состязания и сделать так, чтобы это не стало опасным побоищем.
Малхазы указывали пальцами на франков и ворчали. Норманны будто голодные вепри уставились на соперников. Теперь обе стороны показывали явную спесь по отношению друг к другу.
Высокомерие слетело с лица Баника. Он чувствовал лёгкую вину за то, что его надменность запалила огонь вражды. А ведь можно было просто показать свою удаль без лишних павлиньих танцев. Но демон азарта иногда покидал темницу, в которую его иногда заключал Баник. Всё равно этот огонь рано или поздно вырывался наружу, устраивая варварский бунт.
Напротив себя Баник видел хмурого Роджера, который хранил покой и не слушал гневный ропот сородичей.
Баник кивнул молодому норманну. Вытащив меч, витязь вонзил его в землю и вышел вперёд, показывая дружелюбие. Роджер инстинктивно почему-то повторил всё то, что делал армянин. Противники смолкли – и норманны, и армяне сводили на нет гневный ропот, поглядывая на этих двух.
Был слышен лишь спор Гагика, Тороса и Рубена. Тревожно залаял Гзох. Волкодав переживал за товарища, увидев, что к нему твёрдой поступью идёт здоровяк. Почувствовав остроту ситуации, Аргам схватил пса за ошейник, подсел к нему и стал поглаживать.
«Молодец! Ухватил миг за хвост. Не хватало, чтобы ещё мой пёс тут учудил!» - подумал Баник.
Роджер и Баник остановились в шаге друг от друга.
-Что? – спросил Роджер.
-Плохо вышло, франк. У меня есть мысль о том, как остановить всё это безумие и даже как-то сдружить наших ребят с вашими, - отвечал Баник. – Но мне нужно, чтобы ты был на моей стороне и поддержал меня.
-Согласен. Говори.
Пока Баник что-то нашёптывал норманну, спор между армянскими вельможами не стихал. Перед сидевшим Гагиком стояли его двоюродный брат Рубен и Торос Марашский, которые без устали ругались. Гагик хмурился, думая, чью бы сторону конфликта ему выбрать.
-Царь Гагик, выслушай меня! – раздался голос Баника.
Но крики споривших, к которым добавились и возгласы остальных родственников царя, не дали владыке услышать слова рыцаря.
-Царь, послушай меня! – чуть громче сказал Баник.
Но царь опять не слышал. Константин, сын Рубена даже чуть не выхватил кинжал, сверкая очами на Тороса. Ведь первому началось казаться странным то, что Марашский выказывал уважение ромейской жене Константина и их сыну. Подозрение подогревали страшное недоверие, а конфликт и грубость ещё сильнее могли распалить распрю.
Царевич Давид взял за локоть двоюродного брата и потянул его за собой – в строй воинов.
Раздосадованный Баник закричал во всё горло не своим голосом – не то громовым, не то львиным.
-Царь Гагик! Слушай моё слово! Услышь ты меня уже наконец! – завопил рыцарь.
Спор смолк как по мановению волшебника. Властитель ещё сильнее нахмурился, не понимая, кто это с ним так дерзко говорит.
Торос Марашский с Рубеном расступились, показав царю того, кто выпалил его имя с такой наглостью.
К удивлению царя, это оказался стоявший на одном колене Баник, придерживающий меч одной рукой. Возле него стоял Роджер.
Дворяне и воины оторопели и застыли, поглядывая остекленевшими от изумления глазами на витязя, который свою дерзость успел уже и на царя направить. Но всю свою наглую прыть воин сгладил тем, что встал на одно колено.
-Я и этот храбрый норманн хотим сказать своё, - сказал спокойно Баник. – Мне нужно, чтобы царь послушал нас. Хоть минуту.
-Поднимись, Баник, - таким же спокойным тоном говорил Гагик. – А теперь можешь советовать.
Выпрямившись, витязь перешёл на греческий:
-Скажу на общем языке, чтобы и этому человеку тоже было ясно. Вот, что мы придумали с Роджером…
-Говоря по чести, это мысль Баника. Но я поддерживаю его. То, что он вам всем скажет, нужно послушать, - добавил франк.
-Я предлагаю сделать следующее, - продолжал Баник. – А что, если бой стенка на стенку мы проделаем иначе? Пусть все бойцы разобьются на два отряда, но чтобы оба были смешанными – состояли как из армян, так и из франков. Чтобы борющиеся сражались не из-за племенной распри, а за то, чтобы решить общую задачу. Я предлагаю, чтобы один отряд возглавил Роджер, а второй – я. Распрю посеяли мы с ним, но первым в том был я – говорил грубо с норманнами, снёс голову чучелу, чтобы показать наше превосходство.
-И я тоже оказался слишком груб с Баником, а потому мне надлежит поддержать его, и вместе с ним мы исправим положение! – сказал Роджер. – Предлагаем распределить по отрядам тех, кто сражался в поединках друг с другом.
Гагик хмыкнул, раздумывая о необычном предложении и о том, как всё это может выглядеть со стороны.
-Хуже не будет, - сказал царь. – Приступайте.
Баник и Роджер вернулись к товарищам и начали объяснять им задачу. Немного посопротивлявшись, стороны согласились с предложением. Плечом к плечу с Баником сражался Рольф, которого он поколотил.
Напротив них были Тачат и Роджер.
-Говоришь по-гречески? – спросил норманн великана.
-Есть немного, - на очень плохом греческом ответил здоровяк.
-Смотри, по краям мы поставим самых здоровых. Кто меньше, тому стоять по центру. Когда мы дрогнем и будем отступать, то здоровяки начнут давить противников с флангов. Так мы можем взять их полукольцо, а потом постараемся отбросить. Понял?
-Хорошо! – проворчал Тачат. – Здорово ты мне голове-то врезал, сучонок!
-У тебя тоже медвежьи лапы, - улыбнулся Роджер.
В это время Баник говорил с Рольфом.
-Ты догадываешься, что они делают? – говорил армянин. – Они ставят самых сильных по флангам, а меньших в середину убрали.
-Хотят, чтобы мы прорвались через середину, а потом с краёв поднажмут и возьмут в полукольцо, - догадался франк.
-Именно. Я предлагаю встать клином, а наших здоровяков мы поставим в самый нос. Так мы пробьём их, разбив на две части, не давая взять нас в щипцы. Ты согласен со мной?
Норманн хитро ухмыльнулся, кивнув ему.
-Эй, Баник! – это кричал подбежавший Врам.
Снова дурацкая улыбка, снова неуместная радость, да ещё и синяк под правым покрасневшим глазом.
-Баник, я с вами! – сказал он. – Но тут такое дело. А как мы будем узнавать друг друга, если ряды смешаются?
-Хм… это ты правильно спросил! – заметил Баник. – Нам нужны будут повязки на головы, чтобы отличаться.
-Хорошо бы, чтобы повязка была смочена холодной водой! – подметил шутливо Врам, указывая на Рольфа. – Ты ему хорошо дал по голове, она у него, наверное, кипит и трещит.
-Чего он сказал? – фыркнул Рольф, кивнув на Врама.
-Говорит, что твоей рыжей голове сегодня здорово досталось, - сказал Баник. – Уж не обессудь.
-Ерунда! Пара бокалов вина, пара бабских поцелуев – и боль забыта! – отшутился франк.
-Наш человек! – Баник хлопнул по плечу соратника на час.
В скором времени большая круглая борозда очертила собой импровизированную арену. Правило простое – вояки налетают друг на друга строем с задачей выкинуть противника за борозду. Вылетевший выбывает из боя.
Для бойцов Баника нашли повязки, которыми они обвязали головы.
-В бой! – крикнул молодой Торос, махнув флажком.
С игривым азартом и раскатистым хохотом бойцы столкнулись…
***
Летописец думает, что нет нужды слишком долго описывать то, как вояки друг друга таранили, выталкивая за борозду. Проиграла команда Баника, хоть со своей группой он старался одолеть соперников.
Вояки сидели, желая отдышаться, потирая ушибы и синяки. Баник и Роджер сошлись в центре истоптанной и промятой сапогами арены, пожав друг другу руки, завершив дело миром.
-Мои далёкие предки верили в Вальхаллу – рай языческих северян, где обитают воины. Тамошние обитатели были бы рады потягаться с тобой. Твой проигрыш – честь для меня. Победу принимаю смиренно, как и подобает христианину, - сказал франк твёрдо и с достоинством.
-Насчёт рая не знаю, но в самое пекло ада против Сатаны я готов был бы отправиться с тобой, - ответил Баник.
Они взялись за руки, приподняв их вверх пирамидой, обращаясь взглядами к довольному царю Гагику.
Норманны и армяне рукоплескали такому финалу.
-Отдадим должное Роджеру – он победил! – сказал Рубен.
-Но в прежнем состязании лучшим были ваши люди, - ответил Торос. – А в поражении чучела – все равны.
-В итоге победили норманны, - сказал немного разочарованный Гагик.
Он хотел уже было объявить о победившей стороне, как к Банику подбежал его оруженосец Аргам. Парень подал витязю лук и колчан со стрелами.
-Что происходит? – пробормотал царь.
-Сейчас опять какое-нибудь красивое лихо учудит! – усмехнулся Рубен, ожидая, что Баник снова выкинет какой-то фокус. И был прав.
Вооружившись луком и стрелами, Баник вскочил на коня, обращаясь к царю и ко всем, кто его слушал:
-Светлый царь! Твоим малхазам и норманнам Тороса многие бы позавидовали. Но встречать в бою сельджуков нам придётся не только плотным строем копий и мечей. Они имеют и другую сильную сторону, и вы это знаете. Смотрите…
Баник вновь поскакал в сторону чучел. Все воины переполошились – что это вознамерился им показать дерзкий вояка?! Куда он это опять понёсся?! Будет стрелять из лука? А разве обычные норманны и самые простые ратники армян далеки от лучной стрельбы? Давайте молча последуем за всадником.
Гагика проняло любопытство. Он тоже сел на лошадь и проехал через арену, чтобы лучше видеть то, что покажет витязь.
Малхазы и франки тоже пошли вперёд, а конные дворяне все до единого встали возле царя.
Витязь встал у дуба и будто снова ожидал сигнала. Торос Марашский дал команду своему трубачу. Рёв боевого рога дошёл до Баника, и тот поскакал. В ушах зашумел ветер, а в голове ярким пламенем вспыхнули воспоминания.
Баник издавал надменный, улюлюкающий клич сельджуков, напоминающий клёкот ястреба, настигающего перепёлку или крик рыси, ловящей трусливого ушастого сына лесов – зайца.
Натянув тетиву, Баник ехал среди чучел, поражая их стрелами. Он выпускал их на большой скорости, поворачивая корпус. Все стрелы били в головы, шеи, груди и спины истуканов.
-Он сражается как турок! – выпалил Роджер, обращаясь к товарищам.
-Вылитый сельджук! – тем же тоном сказал косматый Тачат малхазам. – Таких ребят в нашем строю ещё не было, клянусь бородой.
-Ты прав Тачат! – раздался голос Гагика, который не отрывая глаз, внимательно смотрел на зрелище. – Таких у нас ещё не было. Армянин, сражающийся на манер кочевника – это что-то неслыханное в наших рядах.
-Дал бы тебе ещё дюжину норманнов за одного Баника, - сказал Торос царю, поправив на голове сползшую на затылок красную шапку.
-Баник – не мой воин. Он гость моего города, он сам распоряжается своим мечом, он сам решит, кому служить, а кого поразить оружием, - сказал Гагик. – Но я согрешу против истины, если скажу, что сам не хотел бы принять такого человека в свои ряды. Знаток турецкого воинства может мне помочь. Но на то его воля и его право. Впрочем, он уже пообещал мне отправиться в Коману.
-Как и я! – напомнил Торос.
Баник вернулся к воинству. Но теперь он не был надменным или кичливым в своём мастерстве. Его улыбка была сдержанной и скромной.
Остановив коня, он обратился к воинам и дворянам:
-Эти храбрые и упрямые норманны меня удивили. Мне можно многому у них научиться. В свою очередь и я захотел удивить наших храбрых франкских гостей. Не один месяц и не один год я потратил на то, чтобы стать конным стрелком.
-Армянские воины тоже стреляют из седла, - сказал Рубен. – Но не так, как турки, не так, как ты показал. Мы стреляем, сидя в седле в неподвижном строю, а ты поражал мишени на скаку, совершая манёвры. И нам бы поучиться у тебя, молодой Баник.
-Предлагаю провести пирушку, - сказал Константин на ухо Гагику. – Это… поможет воинам сплотиться ещё лучше и укрепить плоды состязаний.
-Верю, - кивнул Гагик. – Попируем вечером. Мне надо будет объехать владения с дружиной. Я рад, что у меня есть надёжные уши и глаза по всем владениям, но царь иногда должен примерять на себя роль и своего воина, и лазутчика.
Воины свернули лагерь. Норманны вместе с новыми однополчанами отправлялись в Цамандос, откуда в скором времени им предстояло двинуться в город Комана – на самый юг владений царя Гагика.
Баник потрепал по голове верного пса, который сегодня много раз хотел броситься на помощь товарищу. Он обнял шею и доброго коня, который не подвёл его в важные моменты.
-Как твоя рана? – спросил Баник оруженосца.
-Меньше болит, - ответил Аргам. – Кажется, снадобье в самом деле очень помогает мне. Спасибо тебе.
-Поблагодаришь служанку мою, - улыбнулся Баник. – Это её мастерство, а мне лишь повезло быть над ней хозяином.
Когда войско двинулось в замок, Баник обернулся, задержался на миг. Он смотрел вдаль – в сторону чучел, которые он истыкал стрелами. Возле них на низкорослом коне ехал какой-то человек с парой длинных и узких кос, выглядывавших из под меховой шапки. По знакомым манерам езды витязь сразу понял, что это, скорее всего, турецкий шпион, который с лисьей улыбкой осматривал поле. Видимо, турки нащупывали слабые точки, а до ушей эмира Танусмана скоро дойдёт весть о том, что армянский царь укрепляет свои границы.
Глава восьмая.
Погибшие боги, или страстотерпцам тут не место
Во дворе таверны вечером царил шум воинского пира. Вспотевший и покрасневший то ли от вина, то ли от яростной игры скрипач, гневно и страстно водил смычком по гнусавившим струнам бамбира. С такой же энергией буйно отбивал такт барабанщик.
Между ними плясала вардзак с распахнутой рубахой и выглядывавшими грудями и животом. Похотливые улыбки норманнских наёмников и царских малхазов то и дело скользили по её телу, а руки так и тянулись облапать мягкие прелести. Но она ловкими и грациозными движениями рыси уворачивалась от них, кружилась вокруг барабанщика, а затем и вокруг скрипача.
Завершив танец, она начала петь задорную песенку, которой рукоплескали и франки, ничего не понимавшие слова из чужого для них армянского языка.
Возле таверновых врат сидели за отдельным столом несколько человек, беседуя и опрокидывая в себя вино. Это были Баник со своим оруженосцем Аргамом, норманн Роджер, здоровяк Тачат и ловкач Врам из царской гвардии. Кроме них тут сидели ещё двое – лучник Давид по прозвищу Сквернослов и силач Шаварш, известный как Барсук.
О последних двух летописец поспешит напомнить – Давида наш витязь успел спасти, когда его вели с мешком на голове тондракийцы, а Шаварш был его братом и командиром форта, известного как Барсучье логово.
Причём все они сидели за столом под стать друг другу. Великаны Шаварш и Тачат обсуждали битвы с их участием. Легкотелые и пронырливые Давид и Врам шептались о чём-то с хитрыми лицами (скорее всего, обсуждали назревающую афёру). Эти четверо издавна знали друг друга.
В свою очередь Баник и Роджер играли в кости, размышляя о том, что подобные тренировки стена на стену было бы неплохо повторить в Комане. Аргам молча их слушал, принимая поцелуи трактирной девки, сидевшей у него на коленях.
Во двор трактира вошёл Васпур. Паж посмотрел выжидающе на Баника, а затем покинул двор. Витязь принял это за знак, мол, царский слуга хочет ему что-то сказать наедине.
Баник сказал товарищам, что покинет их на несколько минут. Он вышел к пажу, взял того за локоть и отвёл в сторону.
-Что-то хотел сказать, дружок? – спросил Баник.
-Да. Арегназ сегодня ушла из замка утром, а я за ней проследил. Пока царя и его малхазов тут не было, она зачем-то заходила в таверну. Обычно там она берёт вино для себя. Сегодня ведьма пошла в питейную, а я осторожно шёл по пятам. Она вдруг спряталась в каком-то проулке, а затем снова показалась, но уже в балахоне с капюшоном. Я её узнал по походке. Она встретилась с каким-то мрачным хромым незнакомцем прямо тут, где мы с тобой стоим.
Васпур замолчал и стал озираться.
-А дальше? – спросил Баник.
-Потом передала ему свиток. Они разошлись. Арегназ вернулась во дворец и сказала, что в таверне не было того вина, которое ей было нужно. А этот незнакомец ушёл из города. Он хромал и даже немного приплясывал. Это всё, что я видел. Разреши мне…
-Стой, стой! – перебил его Баник. – Приплясывал, говоришь?
-Ну, да. Странная походка. А лица его я не разглядел. Баник! Позволь мне попрощаться с братом. Ведь завтра вы уедете, и я не знаю, когда мы ещё увидимся. Хорошо?
-Хорошо. Спасибо, мой юный друг. Счастливых дней тебе во дворце, - говорил в ответ Баник, улыбнувшись пажу.
Мальчик ушёл во двор, сев возле брата. Трактирная девка села между ними, обняла обоих, прижав к себе.
-Гляньте на этих пташек! Какая красота! – шутили над ними здоровяки Тачат и Шаварш.
А Баник, стоя у ворот, думал, что бы могла значить эта странная встреча. А хромавший и чуть приплясывавший тип не выходил у него из головы. Так откуда же он мог его знать? Где он его мог видеть? Точно! В лагере князя Абгариба, который охотился поблизости, Цамандоса.
Когда незадолго до своего ранения Баник остановился, чтобы понаблюдать за подозрительным князем, он увидел, что тот подозвал к себе хромого слугу, который будто бы приплясывал – настолько сильно он припадал на одну ногу. Тогда ещё был разговор между юным Торосом и Абгарибом, который явно не ожидал увидеть парня (да ещё и живым и невредимым). После этого он и позвал слугу, а потом… а потом Баника ранил человек в капюшоне.
Думая об этом, Баник разглядывал трёхгранный наконечник, который и поразил его в бок. Как всё это связано?
Воин решил потолковать с трактирщиком, чтобы узнать ещё что-нибудь интересное перед отъездом. Он быстро метнулся во двор, прошёл через столы, чуть не столкнулся с танцовщицей, которая даже успела поцеловать его в щёку. Будто не заметив поцелуя, он шёл в питейный дом, где тоже царило веселье.
Трактирщик отмывал столешницу, на которой лежала голова спящего человека возле лужи разлитого пива.
-А, спаситель невинных! – улыбнулся радушный кабатчик. – Чем тебя порадовать, мой дорогой?
Витязь подошёл близко к толстяку, чтобы их никто не слышал.
-На пару слов и чтобы нас не слышали, - сказал серьёзным тоном Баник так, чтобы лишние уши не слышали.
-Это конечно! – кивнул пузатый. – Выйдем за таверну!
Витязь и трактирщик вышли из дома, в котором сидело с десяток человек. Они обошли правый угол трактира, минуя франка, который тискал служанку. Затем они прошли на задник – самую узкую и тихую часть двора.
-Что нового? – спрашивал его Баник.
-Э-э… Епископ принял пару золотых от какого-то дворянина, чтобы его дочь не опозорили, так как она переспала с еретиком. Глашатай наблевал у меня в зале, сидя в окружении блудниц, а потом его там настигла его толстозадая жена, устроив ему взбучку. Ух, и веселое было зрелище! Так, что ещё, что ещё… Гусан Артак вчера спел забавную песенку о Торосе Марашском, а утром он вернулся в таверну с синяками и разбитой губой, похожей на переспелую сливу.
-Это всё очень забавно, конечно! – остановил его Баник. – Но не видел ли ты каких-нибудь подозрительных людей?
-Хм… - кабатчик призадумался, стараясь вспомнить какую-нибудь лихую образину. – Даже не знаю.
-Человек в капюшоне здесь бывал?
-Скажешь тоже! Чуть ли не каждый второй вор, бродяга, должник, подмастерье шастает в капюшоне.
-Он ещё сильно хромал на одну ногу, - добавил Баник. – Был такой!
-А-а! Точно! Припоминаю! Утром был такой. Жуткий тип, и я его запомнил, дорогой ты мой! – затараторил толстяк. – У него ещё бельмо на глазу, а рожа вся такая змеиная и противная. Зато он очень вежливый и даже щедрый. Хорошо заплатил, очень по-доброму разговаривал.
-Что здесь делал? С кем-то виделся?
-Хм… Нет, поел, попил, заплатил и потерялся. И даже обронил кое-что, - доложил ручной стукач.
-И что обронил? – безучастно спросил Баник, потерявший интерес.
-А сейчас покажу! Вот это он уронил! – сказал трактирщик, нырнув рукой в кошель и достав оттуда пропажу.
Он раскрыл пальцы и приподнял ладонь, чтобы показать находку.
-Вот оно! Решил оставить себе! Думаю, пусть будет оберегом от зла, раз уж это вещица от добродушного гостя, - говорил толстяк.
Баник опешил от увиденного. Трактирщик держал в руке трёхгранный наконечник стрелы – точную копию того, которую носил Баник. Один в один! Витязь моргнул, чтобы убедиться, что это не пьяные галлюцинации.
-Я ведь правильно понимаю, что это наконечник стрелы? – будто самому себе задал вопрос Баник.
-Самый настоящий! Самый всамделишный! – заверил трактирщик.
-Отдай его мне, - сказал Баник.
Не дожидаясь ответа, он сразу взял из руки наконечник, отправив на опустевшую ладонь пару золотых.
-Да пожалуйста! – пожал плечами кабатчик, который улыбнулся с печатью смятения на лице. Он не понимал, на кой витязю такая штука? Да ещё и заплатил за неё. – Тоже любишь обереги?
-Люблю. Особенно те, которые извлекают из моей плоти! – сказал со странной ухмылкой Баник.
Кабатчик пожал плечами, а витязь молча ушёл. Теперь начал складываться пазл – загадочная мозаика, наподобие тех, которые он видел в царской бане.
Гневный князь видит спасённого из беды мальчика, которому накануне спасения указал хорошее место для охоты, где парень «совершенно случайно» попадает в засаду турок. Затем князь кого-то отчитывает, зовёт хромого слугу. Спустя час или чуть больше, Баник видит человека в капюшоне, от которого получает стрелу в бок. И вот – два одинаковых наконечника! Абгариб точно хотел убить парня.
Но причём тут царская чашница, она же наложница? Что передала она жуткому лучнику?
***
-Просыпайтесь, господин! Уже заря! – запыхавшийся Арнак будил Баника, мирно спавшего в своём доме.
Витязь проснулся, поймав себя на мысли о том, что размышления о мрачном лучнике выбили его от мыслей о поездке в Коману. И лишь, когда его разбудили, он вспомнил, что ему пора собираться в путь. Хотя это ему было совсем без надобности – верный своему долгу слуги Арнак вместе с Погосом собрали вещи для нашего витязя – одежду, часть утвари, оружие, доспехи и немного еды в дорогу.
Баник решил взять с собой в путь Ирину и Арнака. Дома должны были остаться домохозяин, кухарка и слуга Погос.
Витязь не успел сильно привязаться к новому дому, а потому он не испытывал никаких ноток грусти. Наоборот – появлялась возможность проявить себя, показать свои силы и послужить Гагику. Так он сможет получить право на управление какой-либо крепостью.
К его дому подъехала повозка со слугой. Туда погрузили вещи, рядом с которыми уселся Арнак. Возле него села Ирина, которая уже заигрывала с ним, хотя до этого и пыталась строить глазки то Аргаму, то Банику. Кажется, красотка пыталась найти себе уголок в этом мире, но не понимала чего и от кого хочет.
К дому прибежал и Васпур, который обнялся с Аргамом.
-У меня сегодня много дел, братишка. Но я решил выиграть время и проститься с тобой, - сказал паж. – Храни тебя бог, братец.
-Береги себя! – улыбнулся Аргам, проводив Васпура.
Товмас накинул на плечи Баника плащ – близился конец прохладного сентября. В город везли огненные и сочные плоды из яблочных и персиковых садов – последние яркие краски ушедшего лета.
Небо затягивалось серыми облаками. Дул холодный ветер.
Плащ, капюшон, тёплое дорожное платье тёмно-красного цвета с меховой подбивкой – хороший наряд себе выбрал Баник. Меч и кинжал в ножнах хорошо сидели на поясе, ничто не стесняло движений.
Баник свистнул пса, который бодро запрыгнул в повозку, напугав Ирину, визгнувшую от ужаса.
-Не бойся. На тебе немного мяса, - успокоил её Баник.
-Ради мяса он скорее бы отгрыз пузо или зад глашатая! – заметил Аргам, выехавший на сером коне вслед за своим господином.
-Это точно, - согласился Баник.
-Господин, мы будем ждать остальных или все уже выехали и ждут нас? – спросил оруженосец.
-Не зови меня господином, Аргам! – строго сказал Баник. – Ты помнишь моё имя? Вот по нему и обращайся. Что касается твоих слов – да, будем ждать. Кстати, вот и норманны.
С этими словами витязь указал пальцем на конную дружину франков, которые скакали на рослых и стройных конях со стороны площади. Они двигались к вратам. Наёмники в то утро выезжали в путь без доспехов, но от этого зрелище их гордого движения было не менее ярким.
Суровые светлые лица, перебранки на их родном и диковинном для армян языке, чудные стрижки волос, мечи на поясах и щиты у сёдел – всё это придавало им образ героев из незнакомых жителям Анатолии северных мифов и сказок.
Проезжая мимо, Роджер кивнул Банику.
-Витязь, мы спустимся вниз – на поле. Там нас ждёт обоз с доспехами. Там же будет и Торос со своими людьми. Наш поход возглавит молодой царевич Давид, сын вашего владыки Гагика, - говорил франк, остановив лошадь. – Просили передать тебе, чтобы ты подождал тут, у своего дома. Скоро покажется и царевич.
-Спасибо за сообщение. Увидимся в пути, друг, - сказал Баник.
Едва норманнская кавалькада скрылась за стенами города, выехав через врата, как на площади показалась церемония.
В сердце своего города с охраной вышел царь Гагик и епископ. Отец провожал своего бездетного сына Давида, которому подарили белоснежного коня для похода в Коману. Давид нарядился в дорожные платье и штаны из тёмной, но дорогой материи. Его тёмноволосую голову венчала меховая шапка.
С ним попрощались все родные, о которых мы уже знаем – его родной брат Ованес с сыном Ашотом, двоюродный брат отца Рубен с сыном Константином и внуком Торосом.
После этого прощания Давид двинулся в путь. С ним ехали два малхаза его отца – Тачат и Врам. Баник улыбнулся, поняв, что путь в Коману и пребывание там скрасят с ним эти двое.
Затем за царевичем тронулись в путь сорок хорошо вооружённых воинов. Среди них были лучник Давид Сквернослов и Шаварш по прозвищу Барсук. Это тоже обрадовало Баника. С ним там будут сильные люди. С ними можно будет дать достойный отпор еретикам или каким-нибудь греческим отрядам, если кто из них рискнёт перейти черту.
Среди статных и крепких Багратуни только Давид, если не брать в расчёт прытких и озорных принцев Тороса и Ашота, был самым светлым и лучезарным. Его лицо при всех благородных чертах излучало отроческую открытость.
В каждом своём движении Давид показывал, что не боится выглядеть тёплым и тонким в противовес своей родне. Даже Кассандра, ромейская жена Константина казалась более суровой, а от неё так и веяло надменным княжеским морозом.
-Надеюсь, прогулка будет долгой! – говорил Давид воинам. – Надоело сидеть в замке в ожидании боёв. Если судьба меня уважит, то она даст мне повод блеснуть по пути в Коману.
Воины одобрительно кивали и отвечали словами «да, пора бы», двигаясь за своим лидером.
Но был человек, которому тоже предстояло держать путь в Коману вместе со всеми, и чья компания очень не понравилась и даже побеспокоила Баника. Это была Арегназ. Она отправилась в своей красивой повозке, запряжённой двумя конями и в сопровождении двух служанок. Её повозку охраняли четверо воинов. Интересно, зачем это она собралась в путь?
Царь Гагик не показывал особого внимания своей наложнице. Он был прохладен, держал себя строго и лишь раз удостоил чашницу едва заметной улыбки. Арегназ же скромно поклонилась царю, садясь в повозку.
-Баник! Меня обрадовала мысль о том, что ты едешь с нами! – сказал Давид, встретив витязя.
-И что же порадовало тебя, царевич? – спросил Баник.
-То, что буйный и непослушный человек вроде тебя поможет мне навести порядок, если грядёт какое-нибудь восстание, - признал Давид. – Ты не будешь возражать, если я попрошу тебя ехать возле меня, а твои люди будут в обозе под охраной моей дружины?
-Присоединюсь охотно, - сказал Баник.
Так и сделали. Аргам и слуги витязя вместе с повозкой остались ждать, когда с ними поравняется хвост всего этого человеческого и лошадиного потока. Когда появился обоз с верблюдами и мулами, с другими повозками, эти трое отправились в путь.
-Открыть ворота! – раздался визгливый высокий голос тщедушного привратника. Врата Цамандоса снова раскрылись, выпустив своих защитников и их спутников.
***
Когда Баник вёл коня вниз по дороге, то с видом на поле перед его глазами открылся и тот лес, в котором его ранили.
Кстати, войско ехало через сам лес. Воин не упустил случая задержаться на том месте, где он получил стрелу в бок.
Он стиснул губы, а затем отпил воды из бурдюка, чтобы смочить пересохшее горло.
Волнение Баника заметил подъезжающий к нему царевич.
-Торос говорил, что это было здесь, - сказал Давид. – Имею ввиду твоё ранение.
-Да, - сухо ответил Баник.
-Он повёз меня сюда и показал это место. Торос рассказывал, что тот человек был со скрытым лицом. А ещё говорил, что успел метнуть в него дротиком. Жаль, что не убил его, - сказал Давид. – Если бы он прикончил злодея, то мы смогли бы понять, чей это человек, ежели это прислужник кого-то из очень знакомых нам людей. Теперь остаётся гадать, был ли это бандит или злобный прихвостень кого-то из врагов. Князя Абгариба, к примеру.
-Это его человек и есть, - сказал Баник.
-Ты что-то знаешь? – встрепенулся Давид.
-Слишком непозволительно много совпадений, чтобы говорить о том, что вина Абгариба не доказана, - утверждал витязь.
-Можешь доказать? – спросил Давид. – Мой отец слишком требовательный к судам. И он никогда не начнёт усобицу или расправу, если не получит достаточно доказательств вины того или иного человека. Это хорошая, а иной раз и плохая черта – удивительно. Боюсь, эта честность доведёт отца до беды. Итак, ты говорил, что знаешь о вине Арцруни?
-Хочу поговорить без лишних ушей. Скачи за мной, царевич. Тебе нужно услышать кое-что. Надеюсь, мы с тобой поймём друг друга, - сказал Баник.
С этими словами он погнал коня по редколесью и, выехал на равнину, по которой тянулись воины и слуги, то теряясь в дебрях рощиц, то снова выходя на поле. Баник повёл коня в сторону, туда, где их никто бы не услышал.
Давид двигался за воином, а на хвост царевичу подсели пара его конных телохранителей. Принц приостановил лошадь, повернулся и рукой дал знак отстать от него и не ехать за ним.
Телохранители скакали параллельно со своим господином, но держали почтенное расстояние.
Царевич подскакал к Банику. Сбавив ход коней, они не спеша ехали дальше.
-Баник, прежде, чем ты начнёшь рассказ, то я прошу тебя – будь честен. Торос для меня не просто племянник или сын двоюродного брата. Я очень привязан к нему. Его отец Константин в ладах со мной, а во время своих походов он оставлял сына мне. Понимаешь, я бездетен, хоть и молод. Я стал чувствовать к Торосу не братскую, а отцовскую любовь. А теперь – слушаю тебя.
-Буду честен. Постараюсь быть и кратким, - сказал Баник перед тем, как начать рассказ о своих подозрениях.
Летописец не будет долго рассказывать то, что мы с вами и так уже видели. Вкратце опишем то, что Баник пересказал царевичу, с коим он был одного возраста и даже одной стати.
Воин передал ему о том, что увидел в лагере Абгариба перед тем, как его поранили. Затем он поведал о двух одинаковых наконечниках. Он поведал и о том, что Арегназ стояла близ двора таверны и передала письмо человеку в капюшоне, а тот в свою очередь и выронил наконечник.
Баник не стал говорить о том, что свидание с царской чашницей увидел Васпур. Ему не хотелось выдавать парня. А на вопрос царевича о том, кто ему рассказал о такой странной встрече, витязь ответил, что это сделал один из его, Баника, подчиненных.
Выслушав витязя, Давид улыбнулся. Он обнажил зубы в своей коварной и хитрой улыбке.
-Я уверен, я уверен, что это Абгариб. Но то, что это сотворил он, всё это не без помощи этой суки Арегназ… я уверен не меньше, - процедил сквозь зубы Давид, кивнув головой вправо.
Баник повернул голову, увидев экипаж Арегназ. Она даже выглянула из повозки, улыбнувшись молодым людям. Они холодно молчали, а радостная наложница скрылась из виду.
-Отец ценит её ласку, хоть и не показывает того. После смерти матери он стал замкнутым и холодным. А вот Арегназ… Отец говорит, что внешне она похожа на мать в свои лучшие годы. Матушка умела поддержать отца словом, всегда относилась к нему с трепетной любовью. Никогда не видел, чтобы женщина так любила своего супруга. Эту певичку я терплю только из-за того, что отец близок с ней. Царь перенёс много потрясений, много потерь, отстаивая интересы армян. Я бы не хотел, чтобы он терял утешения. Но… она мне не нравится. Высокомерная и наглая. Порой княгини так надменно себя не ведут.
-Не хочешь ли ты сказать, что отец предпочитает её своим родственникам? – спросил Баник.
-Нет! Отец железной рукой удерживает родню, не давая рассориться. Он дал нам всё, а мы хотим видеть его утешённым, - пояснил Давид. – Я никогда не любил Арегназ, которая очень назойливо пыталась влезть к нам, стать нашей семьёй. Бред! Мать она нам не заменит, даже если станет лучшей спутницей для царя. Но теперь, когда ты рассказал мне обо всём, что стряслось… теперь я сделаю всё, чтобы вывести на чистую воду и её, и Абгариба. Я уничтожу их, если они дадут мне повод. Но мне нужно поймать их на какой-нибудь гадости.
Давид промолчал, словно пытался подобрать нужные слова.
-Если бы какие-то подозрения пали на какого-нибудь грека или турка, то мой отец был бы очень скор на расправу. Но если дело касается знатного армянина, то он будет с ним суров, лишь узнав про его вину через доказательства. Даже если это подлец из рода Арцруни. Царь всегда был к ним добр, ведь в своё время они поддержали его отца Ашота Храброго. Но Абгариб – худший из Арцруни. Скажу честно, и ему есть за что нас ненавидеть. Мой отец взял верх над Киликией и Абгариб ему того не простит.
Баник помрачнел, понимая, сколько конфликтов наслаиваются друг на друга в этой мозаике культур Анатолии. В таких мелких и крупных распрях он может легко попасть под удар, если влезет в большую политику.
-Поэтому оставь свои мысли, мой друг, - сказал вдруг Давид. – Дела государственные погубят тебя.
-Ты это о чём? – спросил Баник.
-Мой друг, ты метишь в дела государственные. А это опасно для человека меча, - объяснял Давид. – Здесь таких пожирают первыми. Будь на чеку, если уж выбрал политику.
Баника начали напрягать такие предупреждения с разных сторон.
-Моя цель ведёт меня этим путём. Я должен понимать, где нахожусь, чтобы отстоять свой интерес среди новых людей, - возразил витязь.
-Ты не прав… - тоном многознающего старца сказал молодой Давид. – Я помню, ты хочешь получить замок. Это добрая мечта для мужчины. Но у тебя много достоинств, которые помогут тебе в этом. Не нужно становиться хитрым, поверь мне.
-Смелых воинов в ваших рядах я успел увидеть. Тот же Тачат. Здоровяк силён духом, а рука его тверда. Но здесь не найти столько крепостей, чтобы их хватило на каждого царского храбреца. Поэтому придётся искать другие пути.
-Не все из них метят так высоко, чтобы получить дворец, - заметил принц. – Многим из них достаточно жить при дворе царя. Другие ограничиваются скромными особняками. Скажу страшную и кощунственную вещь: молись, чтобы к нашему приезду тондракийцы или Абгариб задумали какую-нибудь мерзость!
Баник был чуть ли не повержен такими речами. И это говорит тот, кто совсем недавно говорил плохо о князе Арцруни!
-Объяснись! – Баник перешёл на твёрдый тон, будто забыв, что говорит с царским наследником.
Но такое ни чуть не задело Давида.
-Понимаю, что тебя поразили мои слова. Ты хочешь славы, свой очаг знатного всадника. А я хочу крушения врагов моего отца. Наш царь занял часть Киликии. В другой её половине правят Арцруни, но уже под началом Филарета.
-Под началом того, кому служит Торос Марашский?
-Да. Абгарибу очень невыгодно быть пешкой Филарета. Поэтому он хочет отбить утраченные земли у моего царя. Большой войны не было. Армяне из северных крепостей Киликии быстро признали власть моего отца. Абгариб пошёл на мир с Гагиком. Он будет мстить, и я хотел бы убрать его. Баник, поможем друг другу?
-Как? – пожал плечами витязь.
-Будет тебе добрая крепость на подступах к Комане. Будет тебе и хороший чертог в городе. Я позабочусь об этом. Мне бы хотелось сокрушить Абгариба, а для этого понадобятся добрые воины вроде тебя. Если мы, ближние моего отца, выступим открыто против недругов, то сможем показать Гагика в новом виде. Его станут больше любить и уважать, чем православного выскочку Филарета и всяких его прислужников вроде Тороса. Я хочу славы полководца, а ты – крепость. Я протягиваю тебе руку, Баник, чтобы ты помог мне.
Рыцарь заколебался. Конь под ним фыркнул, постукивая копытом, будто стараясь предупредить седока о чём-то.
-Ты хочешь, чтобы я поклялся в верности тебе? – спросил Баник.
-Нет, я хочу, чтобы ты принял мою клятву! – ответил с юношеским жаром Давид. – Я не хочу видеть тебя в рядах моих ратников, среди которых станешь обычным бойцом. Будь мне братом по мечу. Ты хочешь замок, а я хочу царство. Я верю, что Багратуни всё ещё могут сказать своё слово! Мой отец занят тем, что отстаивает права нашей церкви в Константинополе и наказывает отдельных ромейских подонков. А я хочу, чтобы мы отстояли свои мужские права. Помоги мне, витязь! Я устал сидеть в чертоге, пока меч отдыхает в ножнах. Мне кажется, что я заржавею раньше моего булата. Мы с тобой похожи. Твой отец был анийским аспетом и тебе хочется пойти по его пути?
-Это так, - согласился витязь.
-А мой отец – царь. И я тоже хочу следовать по его пятам, - продолжал пламенную речь Давид.
-А твой брат Ованес? – спросил рыцарь. – Разве не он наследует твоему отцу?
-Он наследует Цамандос. А мне достанется Комана. Этот город станет сердцем моего нового царства, - говорил Давид. – Я не пойду войной на брата. Наш дед Ашот Храбрый скрестил мечи с другим Ованесом – со своим старшим братом, разделив Армению. Мне не хочется повторить их горький урок. Мне моё царство, моему брату – его трон. Поразмысли над моими словами, воин.
Договорив, Давид тут же хлестнул коня, поскакав вперёд и оставив рыцаря с грузом новых мыслей.
Баник думал, чью бы сторону ему выбрать?
Тороса Марашского? Он всего лишь вассал авантюриста Филарета Варажнуни, к тому же приверженец другой церкви. У него есть свой город-крепость, но Банику хотелось бы иметь свою твердыню, а не особняк в чужой цитадели.
Давиду предложить свой меч? Он оставил впечатление прямодушного человека, хоть и слишком горячего. Он наследует Коману. Но пока что он не царь, а младший сын всё ещё живого Гагика. Но старость царя не за горами, а с нею и смерть приходит. Поэтому после его ухода нужно найти влиятельных людей.
«Мне нужно впечатлить не только Давида, но в первую очередь его отца. Я не буду провоцировать Абгариба или тондракийцев на нападение. Но если они атакуют, то я буду так жесток, чтобы моя ярость вошла в пословицы и поговорки»! – подумал витязь. – «О да! Давид прав! Да пошлёт мне небо удачу – пусть враги Гагика спровоцируют меня!»
С голодным взглядом разгорячённого барса Баник тоже погнал своего коня. Снова азарт стал им управлять…
***
За большим двугорбым холмом скрывалось огненное солнце, унося за собой остатки вечернего света. Среди кипарисовых рощ мелькали тени скрытных оленей, которые учуяли людей. Где-то с треском сухих веток перемешивалось уханье филинов. Кое-где раздавалось слащавое мяуканье канюка – перелётной хищной птицы, которая посещает Анатолию в осень, покидая родные края.
Истошный и душераздирающий вой заставил дикую местность, которая еле-еле перешла на спокойный лад, встрепенуться. Откуда-то раздался этот желудочный, подземный и распирающий округу протестующий крик.
На горбатом холме появилась фигура тигра – ещё одного чужака в этих краях. Туранский тигр, которого сейчас современные люди больше не могут лицезреть, в тот вечер забрёл в эти малоазиатские края. Для этого хищника пройти тысячи и тысячи шагов за день – самое просто дело. Эти звери могли покинуть родные земли Кавказа, Прикаспия и Средней Азии, зайдя на чужую ойкумену.
Патлатый зверь рычал и выл, словно заявляя о себе. Мол, вымер последний лев на этих землях, а я пришёл на его место.
Упёршись спиной в ствол платана, Баник смотрел на движения хищника. За рыцарем простирался лагерь с шатрами и обозами, которые охраняли часовые. Никто не смел подходить так опасно близко к тому месту, где показался тигр.
И только Баник смотрел на это существо, походившее на него самого. Этот полосатый монстр тоже заявился сюда в поисках новых жертв, но остановился на одной точке, не зная, куда податься.
-Понимаю тебя, зверь! – бормотал Баник. – Есть клыки, есть когти. Нет братьев и сестёр. Лишь рогатые звери, возомнившие себя хранителями леса…
Но и тут Баник оказался одиноким. Вскоре на холме нарисовалась более тонкая фигурка – молодая самка вернулась к тигру. Светившее солнце не позволяло рассмотреть их. Витязь видел только тёмные кошачьи силуэты. Тигр и его царица потёрлись мордами, ласкались и игрались. После недолгих шалостей они синхронно спустились с холма, исчезая в зарослях.
-Даже тут я один! – с иронией заметил Баник.
Кто-то тихим шагом приближался сзади. Это не топот больших воинских сапожищ, а робкие шаги миниатюрной женщины. Баник не чувствовал опасности. Он не повернулся, но сохранял чуткость.
-Назовись! – сказал Баник.
-Это я – твоя служанка Ирина, - отвечал тонкий голосок. – Ты позволишь подойти к тебе, мой господин?
-Позволяю, - прозвучал сухой ответ.
Ирина покрыла плечи и спину воина тёплой накидкой.
-Я не могу позволить себе, чтобы герой замёрз, - говорила она, придерживая руками плечи воина. – Тёплая вода готова. Не хочешь ли пройти в шатёр, чтобы я омыла твои ноги?
-Идём, - кивнул Баник.
Он встал, посмотрел на заходящее солнце так, словно такого зрелища больше никогда не увидит, и ушёл вместе с Ириной.
Его шатёр стоял поодаль от остальных. Под открытым небом на овечьей шкуре лежал Аргам, подложив под голову седло.
-Ты не спишь в шатре? – удивился Баник.
-Люблю спать под открытым небом, - признался оруженосец.
-Воля твоя. Замёрзнешь – заходи погреться, - предложил рыцарь.
У входа стоял кипарис, к стволу которого привязали скакунов витязя и его оруженосца. Поблизости дремал Гзох, чьи обрубленные уши дёргались при звучании шагов.
Пёс проснулся, увидел, что это товарищ вернулся. Волкодав добродушно поскулил, приняв ласку хозяина, а затем снова положил голову на сложенные вместе лапы и закрыл большие глаза.
В шатре возле ложа стоял стул. Служанка подготовила всё – горела масляная лампа с лучиной, тёплая вода в небольшом корытце.
Баник сел и с выжидающим взглядом смотрел на Ирину. Та сладострастно улыбалась, но витязь не показывал похоти в глазах и не подыгрывал ей.
Она прикусила губу, встав на колени перед господином. Ловкими движениями рук девка сняла с него сапоги.
Погрузив ноги в корытце, Баник томно закрыл глаза. Очень хотелось спать, а тёплая водица ещё сильнее его расслабляла. Девушка пыталась показать своими нежными прикосновениями, что она снова хочет разделить с ним постель.
Но воин был глухим к её вожделению. Едва она закончила, как Баник сразу же ушёл спать. Девушка немного огорчилась, спросив:
-Вам больше ничего не хочется, мой господин?
-Только спать! – приглушённый и ленивый голос ответил девке.
Вздохнув, Ирина легла на устланный шкурами пол. Она тоже хотела получить свою крепость – мужчину, от которого будет плодить детей и получать защиту.
***
После завтрака и омовений никто не собирался задерживаться на месте привала. Время дорого, ведь до Команы ехать ещё три дня. Люди двинулись в путь, кони поскакали, подымая пыль, а вьючные животные медленнее последовали за ними, оставаясь в хвосте.
-Не оставляйте обоз беззащитным! – обратился Торос к своим людям, а сам он с норманнами ехал впереди.
Кольчуги снова засияли под солнцем, а взбодрившиеся вояки снова болтали о своём да шутили.
Баник ехал на коне, а возле него держался ехавший верхом Аргам. Параллельно с ними держалась повозка Арегназ. Через тонкую шаль окна повозки витязь смог увидеть хищный взгляд глаз царской любовницы.
-Не нравится мне эта баба! – сказал вдруг немногословный Аргам.
-Кроме красоты в ней почти и нет ничего хорошего, - говорил хмурый Баник, который то ли оставался заспанным, то ли думал о пути.
-Ещё меньше мне нравится Ирина, - делился подозрениями оруженосец. – Приставучая девка. Не взыщи за любопытство, Баник, но ответь мне – она тоже назойливо навязывается к тебе?
-Да. Ты сказал «тоже»? То есть, и тебе она предлагает свою любовь или тело? – с иронией спросил воин.
-Случается так. То ко мне пристаёт, то к Арнаку, то к франкам подойдёт с чашей воды, чтобы напоить и потом будто бы невзначай строит им милые рожицы. Тьфу, мелкая шлюшка! Не может остановиться на одном мужике, а лезет ко всем.
-Пытается найти опору, - улыбался Баник. – Пусть делает что хочет. Главное, чтобы служила исправно.
-Вот в это уже трудно поверить, - сказал оруженосец. – Если она постоянно будет отвлекаться на мужчин, то как служанка она будет никудышной. Как бы она не создала тебе неприятностей.
-Поглядим, - сказал Баник.
Всё это они говорили вполголоса, чтобы ничьи уши не слышали.
Нежная ручка Арегназ отодвинула шаль, показав своё красивое и надменное лицо. Она с явным вызовом и оцениванием смотрела на витязя.
-Что-то тревожит? – спросил Баник, отзеркалив её высокомерный взгляд. – Или сказать есть что?
-Сказать я всегда могу. А тревоги у меня нет, - сказала Арегназ. – Ведь нас сопровождает смельчак по имени Баник. Разве осмелится кто-то напасть на людей, которых сопровождает этот воин, этот спаситель невинных отроков, убийца волков и… покровитель еретиков.
Она посмеялась, увидев, как Аргам, пивший воду из бурдюка, вдруг оторвался от мешочка, стиснув зубы и ускакав вперёд.
-Не смей задевать моего оруженосца! – сказал Баник. – Ты царская девка, а не царица. Знай своё место.
-Осторожнее, витязь! Мои охранники могут всё слышать, - сказала Арегназ. – Понимаешь?
-И пусть слышат! – повысил тон Баник. – Они не дураки, чтобы напрягаться из-за тебя. Твоё слово может что-то значить для твоей челяди, но моих людей и самого меня не касайся острым языком.
Со стороны хвостовой части повозки показался юный всадник без усов – совсем юный парень в кольчужке.
-Господин, это женщина царя. Не говори с ней так! Я охранник её, - сказал телохранитель.
-Если бы царь её ценил, то дал бы ей более надёжных охранников, а не тебя. Когда начал усики брить, мальчик? Или вчера еле оторвался от маминой груди? – с ядовитой усмешкой говорил Баник.
-За языком следи, иначе я…
В это время Арегназ высунулась из повозки и с капризной улыбкой поглядывала на мальчика, подыгрывая его запалу.
Баник улучил момент, неуловимым движением руки вытащил из ножен парня кинжал и ткнул концом клинка в доску повозки прямо в сантиметре от ладони Арегназ. Она тихо вскрикнула, а парень вытянул вперёд руку, раскрыв от изумления рот.
-Я её мог бы пять тысяч раз убить, пока ты угрожаешь и копаешься с оружием, - сказал Баник, переведя торжествующий взгляд на чашницу. – Нарядить слуг в воинов… это твой каприз или ты очень любишь спектакли?
Арегназ сглотнула слюну, а левый глаз её дёрнулся. Она не привыкла к такому грубому обхождению.
Витязь вложил рукоять клинка в ладонь женщины.
-Тебе он понадобится, - сказал он. – Лучше защити себя сама. Слуги, облачённые в кольчуги, остаются слугами. Не того человека ты пугаешь тощими мальчуганами. Я прекрасно знаю, кто воин, а кто кашевар. Пусть парень орудует черпаком дальше.
Сокрушённая от такой наглости Арегназ закрыла шалью окно, тихо сидя на месте. Райская пташка потеряла несколько красивых перьев, пытаясь показать ястребу, что красота довлеет над силой.
Самодовольный Баник покосился на одоспешенного слугу, поморщился и сплюнул под ноги его коню. Воин развернул лошадь и поскакал вперёд. Его бодрый конь даже приподнял голову, словно радуясь за маленькую моральную победу своего товарища.
Баника нагнал князь Торос. Поравнявшись, он спросил воина:
-Ты не побоялся посрамить царскую бабу! Хорош…
-Я бы побоялся быть посрамлённым такой бабой, - сказал Баник. – Наложницы и танцовщицы, рабыни и певицы не должны иметь власти над дворянами.
-Но, к сожалению, имеют власть над некоторыми. В царе Гагике мне всегда нравилось то, что он не подпускает к трону и к делам государства ненужных людей – шлюх, шутов, наложниц и музыкантов. Это тебе не полудурок Константин Мономах, который раздавал должности тем, кого вообще смешно представить на таких местах. Вот так-то…
-Но именно этот Мономах и лишил Гагика царства и трона в Армении, - с горечью заметил Баник.
-О да! – с неохотой согласился князь. – Кажется, дураки побеждают. Вот именно поэтому Бог и послал нам в наказание турок.
-Если приход сельджуков – дело Господа, то мне страшно представить, что готовит Сатана, - сказал Баник.
-А Сатана даст тебе сложный выбор и искушение через других людей. Например, я спрашиваю тебя – ты решил о том, примкнёшь ли ко мне? – спросил Марашский.
-Не решил, - отрезал Баник. – Комана покажет, что к чему. Но пока я не собираюсь бросать свой дом в Цамандосе и отправляться в Мараш. Здесь у меня уже есть кое-что, а там у тебя? Пусть мои слова тебя не заденут, Торос.
-Пусть будет так, - безо всякой тени обиды и с дружелюбной улыбкой сказал князь. – Если вдруг передумаешь, то я буду ждать тебя.
Торос погнал коня, поравнявшись с норманнами.
Без приключений прошёл второй день пути. Вечером путники встали лагерем в глубоком ущелье среди пожухшей травы, каменистой земли и прохладных дубовых теней.
После ужина норманны мерились силами – боролись, вступали в кулачные бои и фехтовали. К ним присоединился Баник. Он скрестил клинки с Роджером, радуя своим запалом как армянскую половину, так и франков.
Баник решил побыть в компании с норманнами и найти с ними общий язык.
Он присел на большое поваленное дерево, на котором возле костра уселись франки. Часть чужеземцев лежали, сидели на пнях или перевёрнутых бадьях.
-А кто научил тебя стрелять из седла? – спросил витязя Роджер. – Ты хорошо владеешь этим способом вести бой.
-Меня научил сельджукский вождь Танусман, - ответил Баник. – Я сражался в его рядах.
-Танусман… - пробормотал Роджер. – Что-то слышал… А семья есть у тебя?
-Никого, - пожал плечами витязь. – Родителей потерял в детстве. А свою семью ещё не завёл.
-Короче, ты есть у себя, но у тебя никого нет, - определил норманн. – Что ж, мне это нравится. Держу пари, моим товарищам тоже. Мы, франки, тут чужие для всех. У каждого тут лишь один товарищ – он сам. Это и есть истинная свобода.
-Товарищей всегда можно найти, и в том нет слабости. Главное, найти друга по уму. В эти годы великих смут, когда земли христиан покрыла турецкая чума, надо искать верных друзей. Для меня разумный франк и верный сириец куда лучше глупого и продажного армянина. Мне нужна команда боевых друзей, а не толпы беззаботных сотрапезников. Без меча я никто. И мне не нужны друзья без мечей.
-А доброе слово говорит этот армянин, - заговорили между собой норманны на родном языке. – Кажется, мужик он толковый, с ним можно и в поход, и на разведку. Одобряем, парни?
Сохраняя холодность и отчуждённость, норманны всё же начали смотреть на Баника иначе, стали думать о нём лучше.
-Скажи мне, Баник, а в Армении есть ещё такие люди, как ты? – спросил франк по имени Рольф. – Такие – умелые вояки, знающие толк в турецкой стратегии?
-Таких там почти не осталось, - сказал Баник, смотря на оранжевые языки вздымавшегося пламени.
Через дрожащие волны огня он видел искажавшееся то нежное, то бесноватое лицо Арегназ, фривольно сидевшей неподалёку от наёмников в окружении служанок. Возле неё крутилась Ирина, которая о чём-то шепталась с царской наложницей.
-Те, кто умеют сражаться, давно покинули Армению и ушли в Грузию, на Балканы, в Константинополь, в Иран… Я пересекался с сыновьями однополчан моего отца. Они в Армении были никем, но в других краях стали не самыми худшими бойцами.
-Тогда кто же защищает вашу родину? – недоумевающим тоном спросил Роджер. – Почему вы оставили свою страну?
-Потому Армению больше ценят её завоеватели турки и греки, чем её народ. Годы назад там везде были наёмники из Балкан, которые не слишком-то охотно охраняли население. Теперь там сельджуки верхом сидят.
-А ваши духовные отцы? Почему они вас не вдохновляют на войну? – Роджер продолжал недоумевать из-за общеармянской халатности.
-А наши духовные отцы, - тут Баник с горечью усмехнулся, - сделали всё так, чтобы народ ждал милости завоевателей. Они учат народ смирению. Если люди восстанут, то турки огнём и мечом подавят мятежи. И тогда гнев кочевников падёт и на самих духовных отцов. Дрожа за себя, они сдерживают у армян мысли о сопротивлении. Лучше быть сиротами, чем детьми таких отцов. Армянские воины готовы терпеть клеймо еретиков в землях ромеев, но зато там они востребованные бойцы. Армянская пустота породит лишь евнухов, а не воинов. Потому боеспособные люди и уходят оттуда.
Роджер не знал, что ответить. Две вещи его удивили – армянская близорукость в деле создания государства и беспринципная, жестокая и убедительная честность Баника. Никакой носатой ближневосточной циничности, никакой попытки идеализировать дурные черты своего общества – жёстко и чётко.
-Одно я точно понял. Ты – тот, на кого обратят свой гнев ваши духовные отцы. Им без надобности храбрый вождь, но им ты нужен лишь как сильный слуга. Ваши священники в Месопотамии сплошь заняты руганью с греками, тондракийцами и латинянами, но не борьбой с турками, - сказал Роджер.
Баник смотрел за тем, как его служанка без конца шушукалась с Арегназ. Это ему надоело, и он решил остановить их болтовню.
-Ирина, неси мне воды! – крикнул Баник.
Служанка дрогнула и побежала исполнять приказ.
***
Влажный октябрь был подобен плаксивой женщине, которую бросил возлюбленный. Листва деревьев покрывалась осенним золотом, когда после череды ущелий и лесов показалась Комана – обитель древнегреческого язычества, которая теперь принадлежала царю Гагику.
Древний город был средоточием хаоса. Здесь уцелевшие и видавшие века античные колонны и арки соседствовали с армяно-греческими построениями.
Сердцем города была большая площадь, на которой обычно проходили гуляния и торг с заморскими купцами. Двухэтажный пышный царский замок в византийском стиле с красной черепицей оброс пристройками, созданными армянскими зодчими – двумя особняками, конюшней и псарней. Вокруг замка находились дома знатных горожан, вечно шумевший рынок и мастерские. Чем ближе к стенам, тем беднее были дома граждан.
Вокруг самого города в пещерных домишках селились крестьяне. Большие скалистые поселения удивляли своим видом, напоминавшим муравейники. Два таких пещерных массива будто пара кряжей высились над дорогой в Коману.
Между этими муравейниками тёплым октябрьским утром проезжал Баник в самом хвосте путников.
Чумазые детишки бегали возле новоприбывших людей, махая им руками. Малолетние армяне, греки, евреи и ассирийцы резвились, поглядывая на воинов в интересных для мальчишек доспехах.
Население начало взволнованно роптать – о чём может говорить прибытие войска, к тому же с франкскими наёмниками? Здесь готовятся к войне? Появилась новая угроза?
До Команы уже рукой подать. Её стены снаружи тоже обросли рынками, саклями, лавками мелких торговцев и конюшнями. Здесь тоже ютились простолюдины…
…Последним в город въехал Баник. Скромные врата в два человеческих роста были простыми, не имели никакой росписи. Через этот проём одновременно могли бы параллельно проехать два всадника.
И этими последними были Баник и Аргам, пропустившие вперёд свою обозную повозку с вещами, слугами и верным псом.
Любопытные зеваки сразу же стали осматривать приезжих. На лицах нарисовалось недовольство. Одним из таких возмущённых был неприметный лысый человек с жидкой бородкой и лысой головой в одежде священника.
-Опять! – пробурчал он. – Опять воевать начнут. Конец нашей покойной жизни. Почему Гагик не договорится с басилевсом?
Широка мощённая плоским камнем дорога вела в сторону округлой площади, где и кипела городская жизнь.
-Горожанам везёт, что они пока ещё далеки от границы с турками, - сказал Баник, когда его дождался Роджер.
Норманн вёл коня за узду.
-Оно заметно, - согласился франк. – На десять горожан тут по одному городскому стражу. Если задумают восстание, то мятежники победят. Здесь работы у нас полно. Глянь! – с этими словами норманн раскрыл в удивлении голубые глаза. – Какая прекрасная работа.
Франк указал пальцем на осиротевшую статуэтку, украшавшую колодец. Местами разрушившаяся, поцарапанная и обвалившаяся фигурка Артемиды оставалась красивой и изящной. Правой ладошки не было, лук в её руке тоже не сохранился. Зато целой была гончая у ног богини.
Баник притормозил коня, разглядывая идол. Время испортило многое, но статуя отчётливо хранила холодную улыбку, а взгляд богини направлен в сторону скромной часовенки на отшибе города.
-Ты прав, Роджер – отличная работа, - согласился Баник.
Воин протянул руку, коснулся складок платья древней Артемиды.
-Осторожнее, воитель! – сказала темноволосая смуглая девушка, вытащив из колодца ведро с водой. – Эта вещь зачарована древними язычниками. Она может поразить тебя.
-Да ты что! – недоверчивый тон выдал скептицизм Баника. – Что-то молния меня не поразила? Или тут должно было сработать другое заклятие?
Девушка ухмыльнулась, почуяв недоверие.
-Здесь много старинных языческих построек, - говорила девушка. – Но разрушать их боятся. Как-то раз епископ послал сюда своих прислужников, чтобы они убрали все эти следы идолопоклонников. И что ты думаешь? Они один за другим погибли!
-И как это было?
-Тот, кто сломал руку Артемиде, был укушен змеёй. Гадюка выползла из корзины с зеленью, которую тут оставила какая-то торговка травами. Второй, которому надлежало разрушить ряд греческих колонн, упал во время работы с лестницы, разбившись насмерть. А третий и вовсе был съеден в лесу волками, после того, как сломал статуэтку Афродиты.
-Ты слишком хорошо знаешь древних богов Греции. Это необычно для простолюдинки, - сказал Баник.
-А я и не простая простолюдинка, - сказала девушка. – Мой отец поэт, и он долго жил в Афинах.
-Ты гречанка? – спросил воин.
-Да. Меня зовут Электра.
С этими словами девушка ушла гордой и царственной походкой.
Проводив её взором, Баник продолжил путь.
Выезжая на площадь, он заметил, что народ здесь одет получше, чем в Цамандосе. Но народ Команы был куда беззаботнее. Видимо, отдалённость от врагов давала им ложную и спасительную надежду на то, что ни копья византийцев, ни сабли турок не настигнут их.
Над площадью высился царский замок, на крыше которого гнездились хищные канюки.
У самого края форума Баник заметил, как царевич Давид с тёплой улыбкой на лице общается с очаровательной и утончённой девушкой.
Знатная особа лет двадцати пяти была невысокого роста. Красивая аристократка носила длинное светло-красное платье и накидку из собольего меха. Две длинные косы спереди касались пояса. Золотой поясок девушки украшали жемчуга, а голову прикрывала цилиндрическая шапочка с геометрическим орнаментом. Головной убор окаймляла серебряная диадема.
Черты лица девушки были утончёнными и благородными, а тело – гибкое, хоть и немного рыхлое. Правда, эта рыхлость и мягкость не переходила в тучность или нездоровую полноту. Жесты этого милого создания были мягкими, плавными и полными княжеского или царского достоинства.
Баника сразу заинтересовала эта девушка. Она не высокомерная, как типичные придворные дамы наподобие Кассандры Фоки – жены Константина. Но и не забитая и стеснённая, как монахиня. Её спокойствие напоминало штиль, который иногда нарушали волны – вот она смеётся вместе с Давидом, вот кивает, соглашаясь с ним, а вот и хмуро мотает головой, говоря своё мнение. В ней гармония – никаких крайностей и странностей.
Рядом с женской компанией стояли две служанки. Одна из них держала поднос с фруктами и виноградом, а вторая – блюдо с кувшином и чашей.
Возле Баника стоял Тачат, который пил воду из бурдюка, стоя подле своего могучего коня – такому гиганту и конь полагается мощный.
-Тачат! – Баник обратился к силачу.
-Я знаю, о ком ты хочешь меня спросить, и сразу скажу тебе, друг мой, забудь о ней! Она твоей не будет, хоть золотом всего мира ты завали её чертог! – сказал Тачат. – Это Мария. Она дочь царя Гагика.
-У него дочь есть! – опешил витязь. – А я думаю, чьи это глаза у неё. Но почему, Тачат, ты решил, что я засмотрелся на неё?
-Хотя бы потому, что болтая со мной, ты всё ещё не отрываешь от неё глаза, балбес! – сквозь смех сказал великан.
Баник в смятении отвёл взгляд, переведя его на собеседника.
-Так-то лучше! – отметил гигант. – И больше так не пялься. Меня она однажды отчитала, что я мимолётно глазел на неё. Вон, сколько рядом с ней служанок молоденьких и сладеньких!
-Ага! – вздохнул витязь. – Та в синем плаще очень даже хороша.
-Уж лучше пялься на Марию, а эту в синем плаще забудь! Моя пташка! Моя Ашхен! – сказал Тачат. – Яблочко ей куплю сейчас и подарю.
-Яблоко? А почему не морковку? – посмеивался Баник.
-Морковку потом пристрою куда надо. А подарить надо яблоко – наш с ней символ. Она как-то на рынке яблок накупила, спешила в чертог и рассыпала фрукты. Я помог ей собрать яблоки – так и познакомились! – рассказал титан.
-Да ты мастер в делах любовных! Помог яблоки собрать – вот и любовь?
-Э! Я одно яблоко у неё забрал откусил и сказал: «Слаще только твоя душа, царица моей грешной жизни»! Она покраснела и убежала, а поутру ждала меня в саду, где я любил отдыхать, там-то и познакомились, - говорил Тачат. – Ладно, пойду за яблоками.
-Яблочный витязь! Звучит прекрасно, - сказал Баник.
Он слез с коня, ведя скакуна под уздцы. Воин приближался к Давиду, остановившись в двадцати шагах от него. На воина с ухмылками поглядывали служанки и подруги принцессы.
-Ой, а кто этот человек в капюшоне? – бормотали девушки.
Баник откинул капюшон, показывая свои красивые локоны и пронзительный кошачий взгляд.
Мария услышала эти перешёптывания, удивляясь, кто это так зацепил девушек и молодых женщин? Она посмотрела по сторонам, и тонкие тёмные брови её дрогнули, когда взгляд поймал образ витязя.
Баник смело и даже дерзко смотрел на царскую особу, не смея отводить взгляд. Ему хоть служанка, хоть княгиня, хоть жена басилевса – он смотрит на женщину как на женщину. Служанку не принижая перед царевной, а последнюю не возвышая перед простолюдинкой. Он мужчина, а она женщина – никаких дворянских или иных граней.
Мария нахмурилась и покраснела.
-Брат, а наш отец начал уже и разбойников вербовать? – спросила принцесса. – Всё так плохо?
-Ты про кого? – спросил Давид.
Царевич проследил направление взгляда Марии, поняв, на кого это так изумлённо смотрит сестра. И Давид понял – он бы и сам принял Баника за солидного бандита. Весь такой в тёмном плаще, с мечом и кинжалом на поясе, с повязкой на голове – даже хорошая одежда не смягчила его варварский облик и кошачий взор.
-А, ты про него! Это Баник – хороший человек. Он воин! – сказал Давид. – Мой отец отправил его со мной в качестве помощника.
-Можете не бояться меня, прекрасные женщины! – вскинув голову, с кислой усмешкой бросил Баник. – Моя разбойная жизнь уже в прошлом. Теперь живу честно и по совести.
По рядам девиц и женщин пробежал нервный смешок. Все они тихо зашептались, начали переглядываться и смотреть на новоявленного персонажа с новой волной интереса.
-Баник спас Тороса! – сказал Давид. – От турок, потом от волков, от нищих бандитов и потом принял на себя удар подосланного убийцы.
-Какого Тороса? Марашского? – с недоверием спросила Мария.
-Нет же! Горе всем туркам и волкам, бандитам и убийцам, если они встретят Марашского сорвиголову! – сказал Давид аккурат в тот момент, когда Торос Марашский подъехал к Банику и спешился возле него, сняв красную шапку и угодливо улыбаясь дамам.
-Подожди! Он спас… нашего Тороса?! Сына Константина? – испугалась принцесса, приложившись ладошкой к груди.
-Именно! – кивнул Давид. – Четырежды спас нашего дорогого наследника.
-И моего тёзку! – вставил своё слово Марашский. – К тому же этот самый Баник достойно потягался с моими храбрыми норманнами. Девушки, женщины, его сердце свободно!
Прекрасная часть площади подняла смущённый смех.
В глазах Марии появилась странная эмоция – нечто между недоумением и уважением. Мол, хорош вояка, хоть и слишком спесив, и к тому же бывший бандит! Мария выглядела настолько удивлённой, что могло показаться – это её первое удивление за четверть века, прожитых на грешной земле.
-Здороваться уже поздно, но благ пожелать – самое время, - сказал Баник после долгой паузы. – Думаю, Торос Марашский и Давид не соврали ни в чём. Если молва начнёт говорить обо мне, что я спаситель еретиков, пожиратель турецких сердец и что я пью кровь ромеев, то учтите – про сердца врут.
Дамы засмеялись над таким грубым, корявым, но очень действенным юмором. А вот Мария изумлённо посмотрела на брата, словно тот мог как-то объяснить такое не совсем подобающее при дворе поведение.
Давид тихо посмеивался, подойдя к Банику и хлопнув его по плечу.
Мария приподняла подбородок, пронзив нахального витязя оценивающим взглядом.
-Нынешний день не сильно обилует солнцем. Где же так перегрелся отважный Баник? – сказала Мария, словно говорила сама с собой.
-Солнца и в правду сегодня я не видел, пока не прибыл сюда, - признал Баник. – И сегодня я увидел воплощённое солнце – это ты, прекрасная дева. А красивые женщины и девицы, что окружают тебя – голубки и ангелицы, греющиеся в твоих лучах.
«Ого!», «Слышала?!», «Ох, мёд льёт через уста!» - шептались придворные и служанки между собой.
-Ты умеешь так красиво говорить, глотатель турецких сердец? – с надменной улыбкой спросила Мария. – А ведь сначала ты мне показался свирепым и безжалостным убийцей.
-Ты ошиблась. Я ещё хуже, - сказал Баник. – Но в этом месте, на этой площади я нашёл то, чего я так жажду! Столько дней и ночей я ждал этого! И всё это я вижу лишь возле тебя.
-И что же это? – игриво заинтересовалась Мария.
Баник кашлянул, освободив плечи от дружеской руки, которой его приобнял Давид. Витязь зашагал к девушке, смотря ей в глаза с томной улыбкой.
Мария чувствовала, как забилось её сердце.
Баник молча поглядел на неё, а затем протянул руку к подносу, которую держала служанка. Он взял персик и так надкусил его, что чуть не забрызгал соком принцессу.
-Я очень хотел фруктов, - признался Баник. – Видишь ли, солёное мясо и прочая сухая еда надоела, а тут я нашёл то, что так хотел! Ммм, спелый плод!
С этими словами нахал взял второй плод, которым оказалась груша. Он бросил фрукт Торосу Марашскому, который едва успел поймать плод.
-Торос, пошли осмотрим чертоги! Я устал, а добрые госпожи простят мне моё отсутствие. Уверяю, мы ещё потолкуем с ними и познакомимся! – с этими словами Баник ушёл, поманив рукой Тороса.
Хрустнув грушей, князь зашагал за Баником.
Ошарашенные дамы даже не знали, какую эмоцию выразить. Смех? А вдруг принцесса обидится?! Гнев? А чем заслужил гнев этот милый дикарь, который смело говорит то, что думает без оглядки на носатый анатолийский этикет?!
-Давид, этот тупой варвар заслужил доверие моего отца? – выкрикнула Мария, надеясь, что её речь дойдёт до ушей Баника.
Царевич еле сдерживал хохот от выходки витязя. А сам лихой шутник уже скрылся из виду, направляясь к одному из придворцовых особняков.
-Он не варвар. Он лев, не привыкший к цепям, - пояснил Давид.
***
Баник за весь день успел избороздить город в сопровождении оруженосца. Торос лишь побывал в чертоге, но гулять по улицам отказался. Рыцарь отправил своего скакуна в конюшню. В псарне нашлось тёплое местечко для его волкодава. Оба здания были пристройками за чертогом. А два особняка, о которых говорилось выше, стояли перед дворцом.
Дерзкая, наглая, павлинья походка Баника не понравилась стражникам. Аргам старался не ходить так разнузданно.
-Баник, а почему ты так вызывающе себя ведёшь? – спросил оруженосец, оглядываясь на стражников, шагавших за ним.
-Хочу нарваться на драку, - сказал Баник.
-Зачем? – развёл руками Аргам.
-Затем. Лучше прекрати гундосить! Почему, почему! Скоро сам узнаешь. Мне нужна небольшая драка. Если тебя это не устраивает, то можешь идти отдыхать! – огрызнулся рыцарь.
-В могиле отдохну. Пока жив, надо железом бряцать! – ответил обиженный на острые слова Аргам.
Баник расхохотался, похлопав по спине оруженосца, чью верность он хотел испытать на деле.
-А ты хорош! Очень даже хорош! – сказал витязь. – Вот сразу бы так, а то – куда, зачем, почему.
Аргам улыбнулся, вдохновляясь воинственным задором своего господина. Его заражала и заряжала нахальная дерзость воина. Парень даже не заметил, как начал в точности повторять лёгкую и дерзкую походку витязя.
Баник был очень доволен собой – недовольных взглядов стражников становилось больше. Мужчины, женщины и дети с любопытством смотрели на высокомерного чужака, который прошёл на территорию рынка.
-Аргам, а ты любишь финики? – спросил Баник.
-А разве ты забыл, что меня поймали на воровстве фиников? – посмеивался оруженосец.
-Вот теперь тебя поймают на покупке фиников. Впрочем, меня тоже поймают на этом. Сколько молодчиков сели нам на хвост? Только резко не оглядывайся, - говорил витязь.
-Человек шесть, - ответил парень.
-Великолепно. Три мне, три тебе, а то будем ссориться из-за того, что кому-то не хватило чучела для избиений, - иронизировал Баник.
Среди хаоса галдевших и косившихся на двух чужаков лиц, среди сплошных линий восточных лавок витязь увидел двух стражников, стоявших возле хорошенькой торговки сухофруктами.
Миловидная девица как раз продавала искомые финики. И это была Электра – та девушка, которая набирала воду у колодца, предостерегая Баника рассказами о несчастных случаях.
-Пошли! – сказал воин оруженосцу.
Двое молодых людей подходили к прилавку, где пара стражников безуспешно пыталась уговорить Электру сходить с ними в таверну.
-Электра! Лучезарная красотка! – воскликнул приближавшийся Баник, разводя руками. – Не откажи нам с другом в одной связке спелых фиников. Заплатим очень даже хорошо.
Девушка со смятением на лице улыбнулась, опустив глазки, а потом снова подняв их на воина.
-Здравствуй снова, воитель! – сказала она. – Всегда рада помочь.
Двое незадачливых стражей-обольстителей покосились на пришлецов. Они осмотрели их с головы до ног.
-Любите финики, красавцы? – кокетливо спросила девушка. – Это самое сладкое, что есть на свете!
-Я тоже так думал до нынешнего дня. Но сегодня я узнал, что слаще всего – твоя улыбка, солнце ты моё. Нам вот эту хорошенькую связку! Какие плоды! – говорил Баник, стараясь подключить всё обаяние, которое было у него.
Электра прикусила губу, покраснела и даже растерялась от такого мёда, который лили ей в уши. Она дрогнувшими ладошками сорвала связку фиников, висевшую на навесе над ней.
-Ох, я даже забыла цену… - томно и смущённо проговорила дева.
-Что за мужчины тут! – сказал Баник. – Неужто они так мало балуют тебя сладкими речами, что ты теряешься от первого же соблазнителя.
Пока девушка подбирала подходящее слово, а витязь тянулся за монетами, как терпение стражников лопнуло. Двое молодых стражей, не сумевших покорить девушку, не хотели терпеть этого хама, на которого с интересом стали поглядывать и другие торговки. Два стражника набрались смелости, увидев, что приближаются шесть их товарищей, которые явно тоже не были настроены на милую беседу с этой парой приблуд.
-Свинёй воняет! – сказал картавый стражник. – Интересно, от кого?
Второй дуболом тихо захихикал.
-Мне вот тоже любопытно! – включился в беседу Баник. – Придя сюда, я тоже учуял вонь обгадившейся свиньи. На всякий случай советую свинье помыть ноги и сменить сапоги.
Электра расхохоталась, заткнув нос пальцами.
-О, да, Айказ! Он прав, смени сапоги! – сказала она.
Стражники стали закипать, вместе с тем радуясь тому, что вместе с подошедшей братвой они оттузят задиру и его дружка в придачу. Да, паренёк не дерзил, но он в одной компании с этим острословом. А значит, ему тоже неплохо бы бока намять!
В плечо Банику прилетело что-то. Это было надкушенное яблоко, которое швырнул преследовавший его стражник. Высокий страж, кажется, был лидером шайки.
Витязь повернулся, успев поймать второе яблоко.
-Откуда сам, сучий потрох? – бросил ему шепелявый громила.
-Оттуда, где тебе подобные каждый день отхожие ямы чистят! – ответил Баник, ухмыляясь и смотря исподлобья.
-Какой у нас тут дерзкий парняга, а! – задирался здоровяк, уперев кулачищи в бока. – Матушка не учила не дерзить папе?
Баник едва сдержал рык, который вырвался из груди. Про мать было лишнее.
-Ладно, бродяга! К нам иногда захаживают подобные тебе красавчики с блестящими мечушками в ножнах. И таким мы иногда загадываем загадку. Вот и ты угадай! Шла-шла свинья, заблудилась на рынке… а что дальше с ней сделали добрые люди? – говорил задира.
Баник быстро поймал нужную мысль и резанул ответом по ушам громилы:
-Добрые люди вернули свинью в свинарник. Хрюшка трахнула свиноматку, отчего и родился ты!
Здоровяк стёр с лица самодовольную улыбку.
-Не режьте их! Запинаем ублюдков до кровавых соплей! – рявкнул товарищам громила.
Баник рассмеялся – провокация удалась. Первым делом он с оруженосцем отправил спать тех двух стражей, которые стояли у прилавка. Эти двое были ни кем иными, как вчерашними новобранцами, неделю назад заступившими на пост.
Женщины подняли визг, а мужчины увлечённо смотрели на то, что в тот момент назревало. Шесть потных туш в кольчугах и проклёпанной коже неслись на рыцаря и его оруженосца.
-Верзила мой! – крикнул Баник Аргаму.
Завязалась драка, которая скоро превратилась в самое простое ребяческое избиение. Мелькали кулаки, лица, разбивались губы, носы.
Драчунами местные стражи были хорошими, но вояки из них такие себе. И об этом справедливо рассудил Баник.
Он принял кулаки дерзкого верзилы на сложенные стеной руки. Орудуя кулаками и ногами, воин положил на землю громилу, который упал оглушённым от удара в голову.
Рыцарь убедился в том, что Аргам – парень очень не робкого десятка. Молодой человек оказался хорошим борцом. Он громоздил противников друг на друга, жестоко ударяя локтём в дыхалку.
Баник увернулся от кулачного удара одного стражника. Второго подбежавшего он мощным толчком ноги отправил в лужу, а испугавшиеся три кота с диким визгом разбежались.
Воин развернулся, ударив в челюсть того, под чей кулак миг назад он нырнул. В это же время Аргам, упавший от удара сильного противника вскочил, треснул соперника растопыренной ладонью по уху. Потом он обрушил на него град ударов кулаками в дыхалку.
Псевдовояка в кожаном доспехе громко ухнул, шлёпнувшись на двух товарищей. Поверженные драчуны потихоньку приходили в себя, тяжело дышали и кряхтели.
Баник потирал ушибленную грудь и бедро. Рассечённая нижняя губа кровоточила, а на скуле начал проявляться синяк. Аргам отделался разбитым носом и рассечённой щекой.
-Неплохо, но пора валить, господин! – сказал Аргам, указав пальцем на толпу стражей, которые замаячили в шестидесяти шагах.
С дубинами в руках звякавшая кольчугами толпа неслась по рынку, грубо отпихивая горожан, пиная собак и кошек.
-Я не господин, а Баник! – рявкнул витязь.
-Прости, забыл! – крикнул Аргам.
Баник подбежал к лавке, чтобы забрать финики. Взяв в руки гроздь, он положил перед девушкой два хороших золотых.
-О, не надо! Возьми как подарок! Вы здорово отделали этих негодников! – с восхищением говорила задыхавшаяся от восторга Электра.
Но Баник не забрал монеты. Он лишь поцеловал в смуглую щёчку красотку, отчего та ещё сильнее смутилась и взволновалась от потока страсти.
Закинув в себя один финик, Баник дал дёру из рынка. Аргам ринулся за своим старшим товарищем.
На рынке поднялся переполох – кто эти два наглых удальца, которые здорово намяли бока местной страже? Но пара лихачей исчезли в переулках Команы, оставив за собой большую шалость и загадку о себе.
***
Запыхавшись от долгого бега, Баник и его оруженосец остановились на главной площади. Они положили ладони на колени, жадно глотая воздух губами. Отдышавшись, эти двое посмеивались над той мелкой авантюрой, которую они провернули здесь.
Здесь на площади уже не было ни принцессы Марии, ни придворных дам. Тут стояли лишь Торос Марашский и царевич Давид. Оба со своими телохранителями. Все они с удивлением смотрели на прибежавших молодцев. Роджер почёсывал бородку, нахмурившись при виде побитых беглецов.
-А что случилось? – спросил царевич Давид, пожав плечами. – Вы будто побывали в лапах Сатаны.
-Мы подрались со стражей! – похвастался Аргам.
Торос рассмеялся хриплым хохотом, толкнув локтём Роджера, будто приглашая того присоединиться к смеху. Но франк с лёгким недоумением вопросительно поглядывал на драчунов.
-И зачем вы подрались со стражей? – развёл руками Давид.
Аргам посмотрел на Баника – ему тоже было интересно, зачем витязь ввязался в такую авантюру, в такую шалость.
-Я так делаю постоянно. На службе у разных князей я объезжал их владения и устраивал драки с местными стражами. Чтобы проверить боеспособность гарнизонов. И вот, царевич, что я тебе скажу. Мы безнаказанно поколотили восемь здешних стражников. Кажется, они давно не сражались с кем-либо?
-Верно, - сказал Давид.
-Устроить драку и проверить силу гарнизона – одно из дел, которое мне часто поручали. Скажу так – здесь есть над чем поработать, Давид, - доложил Баник. – С твоего позволения, завтра же начнём работу.
-Почему завтра? – спросил принц.
-Сегодня я осмотрю предместья Команы, выберу лучшее место для учений. Вот тут-то и понадобится опыт малхазов и франков. Распоясались стражи – к бабам пристают, бездельничают. Мечи ржавеют в ножнах – это не дело! – говорил Баник. – Встряхнуть их надо. Красивый город, кажется, тут немало сокровищ. А богатый город со слабыми стражами – идеальная добыча для любого немытого кочевника. Местных тюфяков надо растрясти.
Давид сжал губы, скрестив руки на груди. С одной стороны ему не нравилось то, что воин поставил под сомнение людей его отца, хоть и справедливо. С другой стороны – здорово, что рядом есть, человек, который не только увидел такую проблему, но и взялся помочь.
-Прекрасно, Баник! – сказал наконец Давид. – Одобряю, берись за это. Мне здесь нужны крепкие защитники.
Едва царевич завершил говорить, как из-за одного дома показалась толпа пресловутых стражей – те самые, которые спешили на подмогу избитым товарищам. Но чёртова дюжина вояк остановилась, увидев опозорившую их пару возле знатных господ.
Вперёд вышел их главарь – молодой человек с ухоженной бородой и собранными в хвост волосами.
-Прошу простить, царевич! – сказал глава стражей. – Мы не ожидали тебя тут увидеть.
-И это очень скверно! – повысил голос Давид. – Вы – якобы защитники нашего юга. Мой отец положился на вас, Ерванд! Как это всё понимать?! Где дозорные? Почему тебе не доложили о нашем приезде?
-Не знаю… - растерянный Ерванд пролепетал эти слова как пристыжённый мальчишка. – Я разберусь! Эти люди побили…
-Восьмерых твоих людей! – эти слова Давид воскликнул в гневе, а лицо его побагровело.
Стражи выстроились, опустив вниз оружие в знак почёта и уважения.
-Что у вас тут творится, Ерванд? Я всегда знал тебя, как ответственного человека, но что это всё значит? – отчитывал стража Давид.
-Я… охотился… - сказал Ерванд.
-Охотился?! – ошеломлённо процедил царевич. – Ты стрелял косуль, зайцев и кроликов? Нашёл время для забав?
-Я охотился на медведя, который завёлся в этих краях. Зверь убивал скотину в сёлах, убил одного крестьянина, а одну женщину покалечил. Охотники бы не справились, мне пришлось взять это дело на себя.
-И? Бестия мертва?
-Мясо зверя подадут на пиру в честь твоего прибытия! – заверил Ерванд. – Я отсутствовал тут неделю. Потому и не знал о том, что люди распоясались. Даю клятву – дозорных и прочих разгильдяев нещадно выпорю своими руками.
Баник подался вперёд.
-Не переусердствуй, Ерванд! – сказал витязь, указав на главу стражей ладонью. – Мне нужно, чтобы твои люди могли стоять на ногах. С завтрашнего дня я буду работать над тем, чтобы вернуть им боеспособность.
Ерванд с недоверием и раздражением поглядел на того, кого ещё недавно захотел арестовать.
-Давид, позволь мне взять с собой Ерванда, чтобы выбрать подходящее место для учений! – сказал рыцарь.
-Позволяю. К вечеру жду на ужин. И да, ещё кое-что! – говорил Давид. – Вон тот особняк будет твоим домом на то время, пока ты живёшь в Комане.
Царевич указал пальцем на один из двух домов, который располагался возле дворца.
-Отрадно такое слышать! – улыбнулся от уха до уха Баник. – Тогда мы с Ервандом пойдём. Аргам, ай-да с нами!
***
-А тебя-то как звать? – спросил Ерванд витязя.
-Я Баник Анийский, сын аспета Глака, - представился Баник с достоинством, но без дворянской спеси.
-Значит, не должно мне быть стыдно, раз уж сын аспета поколотил моих людей… - сказал с самоиронией глава стражей.
-А ты, значится, командир гарнизона? – поинтересовался рыцарь.
-Ага! – выдал Ерванд.
-Покажешь мне убитого медведя, дружище? Перед тем, как мы поедем искать подходящее место?
-Идём, - кивнул командир.
Обратным путём, по которому Баник и Аргам удирали от стражей, Ерванд вывел их на рынок. Оттуда они пошли к южным вратам города. Их сопровождали двенадцать бойцов гарнизона.
У скромных и узких ворот города стояла повозка с трупом большого медведя. На теле зверя было десять ран от копий и рогатин, не считая стрел. Здесь столпились горожане, которые с любопытством рассматривали тело зверя, который беспокоил их край нападениями.
Баник присвистнул от удивления, кивая головой.
-Матёрая зверина! – оценил рыцарь. – Видимо, долго боролись с медведем – так сильно искололи эту тварь.
-Да. Наши воины постарались на славу, - сказал бесстрастным тоном Ерванд. – Главное, что теперь люди могут спать спокойно.
-Но самый главный удар нанёс сам Ерванд, - подал голос один молодой вояка. – Это он уничтожил зверя, всадив тому пику в сердце.
Однако Ерванд скромно молчал.
-Достойно! – с этим словом Баник хлопнул Ерванда по плечу, отчего кольчужная куртка звякнула. – Ты уж не сердись, что поставил в такое положение перед царевичем. Вижу, ты воин ладный.
-Не извиняйся! – отмахнулся командир. – Я и сам прекрасно понимаю, что гарнизон распоясался. Воины давно не показывали себя в бою.
-В бою?! – рявкнул стоявший в стороне зевака, который пялился на труп медведя. – В бою я бы выпустил кишки этому столичному хрену!
В этом человеке Баник узнал здоровяка – задиру, которого успел поколотить у прилавка Электры.
-Закрой-ка рот, Стэпан! – сказал Ерванд. – Ты на кулаках оказался слабее, так что молчи о мечах.
-Напротив, он хорошо дрался, хоть и проиграл, - заметил Баник. – Просто меньше кудахтать надо. Он поплатился за высокомерие.
Побитый Стэпан плюнул на землю, поморщившись и смерив злобным взглядом Баника.
-И что тут забыл великий воин, мать его бери на крыше?! – съязвил хвастун.
-Ещё одно слово о моей матери, и я отправлю тебя к предкам, свиная ты задница! – рявкнул Баник, потянувшись к мечу.
Ерванд поднял руку, успокоив пыл Баника.
-Стэпан, закрой пасть! Этот человек будет вести воинские учения! Имей уважение! – отчитывал тупого здоровяка Ерванд.
-Этот ишачий хрен? Этот кусок падали будет учить…
Верзила не успел договорить, как Ерванд дал ему в морду, отправив лежать на земле.
-Половинная порция обеда до конца месяца! Теперь хоть траву задом жри, мне плевать! – воскликнул Ерванд. – Такое же наказание остальным ослам, которые не смогли уложить двух человек. С меня хватит!
Стэпан встал с места и ушёл, ворча себе что-то под нос.
-Кто разрешал идти?! – одёрнул его командир.
Опозоренный долбень повернулся лицом к Ерванду.
-Позволишь идти, главный? – прохрипел он.
-Выметайся! – ответил командир, а затем он обратился к солдатам. – Тушу медведя унесите к мяснику. Подать трёх свежих лошадей!
В ту же минуту трёх выносливых коней вывели из привратной конюшни. Баник, Аргам и Ерванд вскочили на коней и выехали из города.
***
Земли вокруг Команы не сильно отличались от тех, над которыми высился Цамандос. Такие же скалы, горы, леса. Река Онопниктес плыла параллельно Комане, но до неё было далеко, если сравнить с Цамандосом, который стоял почти на самой реке. Единственное, что здесь отличалось – обилие пещерных домов, вырубленных в скалах близ Команы.
Полчаса воины искали поле, где можно было построить шеренги и тренировать гарнизон. Удачное место для массовых учений среди каменистой местности всё-таки нашли.
Поле, в сердце которого рос вековой дуб, наметили для будущих учений. По пути до этого места Баник разговорился с Ервандом. Они рассказывали друг другу о своём боевом опыте и вообще о жизни.
Баник приятно удивился, узнав, что Ерванд тоже сражался при Манцикерте, и что ему тоже удалось выжить в той ужасной бойне. В Комане командир гарнизона жил со своей супругой, от которой у него было четверо детей.
И после знакомства трое молодых людей вернулись в город. Едва они оказались у казармы, как им сообщили новость – царевич Давид ждёт их всех на ужине в главном чертоге города.
Солнце ещё не село, но пять часов назад оно переплыло зенит. Перед тем, как пойти на ужин, Баник поспешил в особняк, который временно ему отвели для пребывания в городе.
Длинный одноэтажный дом с небольшим чердачком был выполнен в византийском стиле. Вход в дом был со стороны площади, а хвостовая часть с запасным выходом, где расположилась опочевальня, смотрела в сторону дворца, до которого оттуда было тридцать шагов. Сам дом длиной был чуть больше пятнадцати метров, а шириной – в десять.
В головной части расположилась прихожая, кухня и покои для слуг. По центру находился зал с мебелью. Внутри всё было скромно, но с хорошим вкусом. Размером дом был поменьше того, который витязь купил в Цамандосе и чуть солиднее.
Здесь жили слуги, которые обслуживали дом, когда там кто-то поселялся.
Среди них был лишь один парень, а четыре остальных – девушки. Этим парнем был Арнак, а одной из служанок – Ирина. Грубо говоря, лишь три служанки были незнакомы временному хозяину особняка.
Расположившись на одной скамье с подушками, Баник полулёжа пил травяной отвар, который ему подала Ирина. Но в этот раз она не строила ему глазки, не пыталась завести с ним томных разговоров. Напротив, она была очень отчуждённой и даже более, чем незнакомые служанки.
Впрочем, Баник этого и не заметил, углубившись в свои мысли. Он медленно попивал отвар, от которого его тело отяжелело. Воин даже немного вздремнул в неудобном для сна положении тела.
Но вскоре его разбудил переодетый Аргам.
-Госп… то есть, Баник, пришло время ужина, - сказал оруженосец.
-Хм… и что же там состряпали девушки? – спросил спросонья Баник.
-Вообще-то мы будем ужинать в чертоге. Забыл? Нас Давид пригласил к застолью, - напомнил Аргам.
-Ах, точно! – вспомнил Баник. – Как такое могло выйти из головы?! Или отвар был хорош, или я сильно ушёл в свои думы.
-Скорее, первое. Я тоже пригубил этого отвара, но… в сон меня не клонит. Так как? Мы идём?
-Ты когда в последний раз пировал в чертоге? – пытливым тоном спросил витязь.
-Никогда, - пожал плечами Баник.
-Вот потому-то ты и не забыл такое приглашение. Ладно, мне тоже не положено отказываться от такого, - сказал витязь. – Пошли.
Баник тоже переоделся, сполоснул лицо студёной водой, освежив себя.
Второй город, второй особняк, второй пиршественный ужин. Интересно, а здесь тоже закрутится очередная интрижка, в ходе которой Банику предложат выбрать себе сюзерена?
Витязь покинул особняк вместе с Аргамом, следуя в главный чертог Команы, до которого рукой подать.
Конечно же, и здесь тоже их встретил дворецкий со стражей, который поприветствовал воинов, забрав у них на время оружие.
Мальчик слуга наподобие Васпура, пажа царя Гагика, проводил их в праздничный зал. В длинном узком помещении уже пахло едой и вином.
Здесь тоже собрались придворные, но в основном это были зрелые дамы и девицы. Молодых мелкопоместных дворян тут оказалось мало – всего семь человек из сословия аспетов. Была здесь и Арегназ, которая вела какую-то пошлую беседу с двумя молоденькими девушками в углу. А эти две дурёхи тихо посмеивались над сальными шутками певицы.
Тороса Марашского, Давида, кого-либо из малхазов Баник тут не видел. Видать, подойдут позже.
Атмосфера здесь была довольно томная и тёплая. Посреди зала горел узкий, прямоугольный и длинный очаг. В прохладный вечер это было лучшее место в зале, где можно было постоять и согреться.
Наш витязь не преминул подойти к очагу, грея над огоньком руки. В десяти шагах от очага с трёх сторон находились столы. Главный стол находился напротив входа, а остальные два – расположились справа и слева.
Приятную полутьму разгоняли свечи в красивых серебряных подсвечниках. Стражи в кольчугах хранили суровое молчание, охраняя покой гостей чертога. На флейтах тихо играли два музыканта, а мальчишка, стоявший возле них, отбивал спокойный такт в бубен.
Разбившись на группы, люди беседовали на самые разные темы – дороговизна византийских костюмов, цены на хорошие мечи, качество заморских вин, политика, в конце концов. Когда беседы становились скучными, то девушки переводили тему – говорили о своих платьях, обсуждали красоту местных молодых дворян. А среди этих семерых дворян один был другого сильнее, краше и дерзновеннее.
Юноши подходили к девушкам, заводили с ними болтовню, пытаясь узнать, свободны ли они. Горячие и пылкие оккупанты дамских сердец изощрённо подбирали сладкие слова, чтобы понравиться им. Но они звучали довольно приторно, а девушки слушали, слушали, слушали…
Ведь надо выйти за дворянина. Надо дать потомство сильному и хоть немного знатному мужчине. Закон времени, а не прихоть женская.
Когда в зал зашёл Баник, то женщины стали перешёптываться, срываясь на смех. Они ещё не могли отойти от того шума, который успел наделать этот дикий человек. И принцессу смутил своим поведением, и сладких речей наговорил, и, оказывается, успел поколотить стражу города. Было бы странно, ежели визит витязя в праздничный зал не вызвал ропот, полный вожделения или просто вздорного любопытства женщин, давно не знавших таких безбашенных горячих голов. В женских глазах застыли любопытство, лёгкий страх и желание узнать эту загадочную стену из мышц и большого самомнения.
Молодые парни из знатных слоёв армян почувствовали себя неловко. На горизонте появился конкурент. Но Баник не стал раздражать дворян. Это со стражей ему нужно было затеять драку, дабы узнать их боеспособность. А вот богатых и придворных ребят колотить не есть хорошо. Тем более, что и сам Баник происходил из аспетской семьи, а тут и солидарность некая полагается.
Баник просто стоял себе молча и грел руки над огнём. Он не обращал внимания ни на кого.
Мимо проходил слуга с подносом, на котором стояли два кувшина и несколько чаш. За ним шагали ещё двое слуг с таким же набором.
-Здорово, парни! Что наливаете? – спросил Баник простым доброжелательным тоном.
-Вино, вода! – сказал оторопевший юнец, с которым впервые так просто и с добром в голосе говорил кто-то из господ.
-О, водицы бы я глотнул! – сказал Баник.
Он взял чашу, плеснул туда воды и потихоньку попивал её.
-Обычно гости здороваются с нами! – сказал молодой дворянин, который успел напиться вина перед ужином.
Баник догадывался, что эти слова могли быть обращены к нему, но виду не подал. Если задире и знатоку этикета нужно, то пусть скажет громче и определится с тем, кому это он говорит.
-Дружище! – повысил голос. – Ты, у огня! Приветствовать дворян не учили?
-Привет, дворянин! – сказал Баник так, чтобы эти слова прозвучали смешно и немного нелепо.
Подействовало – дамы начали смеяться. Мужчины напряглись, переглянулись и зашагали вперёд. Аргам, стоявший поодаль, подошёл к своему господину, встав перед ним, чтобы на всякий случай загородить от опасности.
-Ой, прошу простить! – начал кривляться Баник, увидев вышедших к нему поближе аспетов. – Я хотел сказать «привет, дворяне»! Или я должен был сказать «поклон вам, князья»?
Женщины сдерживали новый приступ хохота.
-А он хорош, дорогуши! – сказала одна дамочка своим подругам.
Пьяный дворянчик кашлянул, нахмурив брови. Он приблизился к Банику.
-МЫ! Не князья! – отчеканил он. – Мы все сыновья аспетов.
-Как и я! – ответил Баник.
-И как зовут твоего отца, сын аспета? – выпятил грудь пьяный юнец. – Скажи! Назови его имя, ежели не лжёшь!
Баник грозно приблизился к дерзкому задире, которого он превосходил по росту на целую голову.
-Послушай, малыш! Лишь присутствие благородных женщин сдерживает меня от того, что я хочу с тобой сделать за твои слова! – сказал твёрдым железным тоном Баник. – Я понимаю, что вино поссорило твой мозг с твоим языком. Веди себя достойно, а иначе я их примирю, и тебе от этого будет больно! Чтобы ты знал, моего покойного отца звали Глак Анийский. Никто никогда не посмеет поставить под сомнение его имя и моё с ним родство. А если ты смеешь…
С этими словами Баник схватил наглеца за воротник, а тот поморщился от гнева, схватив витязя за руку.
-То тогда я вызываю тебя на поединок! – завершил рыцарь.
-Стой! – крикнул один из дворян.
Это был самый рослый парень лет двадцати пяти со светлым лицом и короткими волосами. Он подошёл к Банику и пьянице, разняв ссорящихся.
-Как ты сказал, звали твоего отца? – спросил миротворец Баника. – Ты сказал «Глак Анийский»?
-Верно, - спокойнее ответил Баник.
-Не Медведь ли было его прозвище?
-Да, так его прозвали товарищи за силу и доблести, - подтвердил витязь.
-Я слыхал о нём. Знаю историю о твоём отце. Он погиб, обороняя Карс от турок. Глак погиб, прикрывая спину моего старшего дяди.
Затем молодой человек повернулся к остальным, заявив:
-Успокойтесь все! Это наш человек!
-Меня зовут Саак, - представился молодец, протянув руку. – А ты?
-Я Баник, - ответил витязь, пожав десницу.
Аспеты подошли к пьянице и оттащили его в сторону. В этот момент в зал пришли Торос Марашский и царевич Давид.
-Ого! Я вижу, Баник обзаводится друзьями! – воскликнул Торос. – Того и гляди, скоро свой полк соберёт!
Дворяне и дамы поклонились царевичу.
-Дай-ка встану возле тебя, царевич! Чтобы создать иллюзию, мол, это и мне тоже кланяются! – шутил Торос.
-А в твоём Мараше тебе не отдают поклонов? – с улыбкой спросил Давид.
-Отдают не только поклоны. Но здесь… здесь я хочу немного побесить высокомерных князьков, - признался вполголоса Торос.
-Рад всех видеть! – сказал принц. – Давайте рассядемся за столы!
Столов тут было три. Один заняли знатные люди во главе с Давидом. За вторым должны были сидеть царские телохранители – малхазы. Третий заняли дамы. Но малхазов ещё не было в зале.
Баник стоял молча возле огонька, пока все рассаживались по местам. Едва люди заняли отведённые им уголки, как раздался мерный перестук башмаков. В дверном проёме показалась принцесса Мария в платье всех оттенков красного.
На её нежных плечах сидел плащ оттенка вина. По моде того времени плащ знатной дамы снабжали двумя длинными лоскутами, которые спереди ложились женщине на грудь и на живот, а по центру дама держала их в сжатой ладони. Именно в таком плаще пришла Мария в сопровождении служанки.
Плащ был довольно длинным, а потому его подол придерживала служка. Бросив на Баника ироничный взгляд, принцесса прошла к женскому столу. Все гости встали, приветствуя луч красоты этого чертога.
Как только во главе дамского стола села Мария, то в зал пришли приглашённые Давидом малхазы Тачат и Врам. С ними явился и норманн Роджер. Они сели на левый край стола, за которым сидели дворяне. И именно возле этих трех ребят приземлился Баник.
-Хм… А я хотел пригласить его сесть за наш стол, - с ноткой разочарования сказал Торосу Давид.
-Ничего не поделаешь, он до мозга костей пропитан битвой, вот и в пиру предпочитает компанию вояк, - с простодушной ухмылкой сказал Торос.
Едва Давид взял первый кусок еды, как остальные гости тоже принялись ужинать.
-Откуда тут так много дворян? – спросил Баник малхазов.
-Это сыновья, племянники, жени и дочери князей, сражавшихся и погибших под знамёнами Гагика. Наш царь взял их под своё крыло, - сказал Тачат. – Он следит за тем, чтобы дети его соратников не бедствовали.
-Затратно… - заметил витязь.
-Но это окупается! – подчеркнул Врам. – Время от времени сюда заявляются новые дворянчики, которые потеряли из-за ромейских или турецких мерзавцев свои клочки земель. Тут царь даёт им шанс показать себя – принимает в ряды своих всадников. Аспеты здесь лишними не бывают.
-Из всего сказанного вами я почти ничего не понял, - сказал по-гречески молчавший до сей поры Роджер. – Разобрал лишь слово «аспет». Это такие знатные всадники среди армян?
-Всё верно, - сказал Баник. – Это цвет армянского войска.
-Эх, сколько бед ваш народ избежал бы, если вы смогли бы построить государство на своих землях! Притом, что у вас есть такие всадники. Не самые худшие конники, которых я встречал, - сказал Роджер.
-Мы не смогли построить государство, потому что нам всё время мешают твари из Константинополя! – раздражённо оправдывался Врам.
Тачат озадаченно скоблил подбородок. Врам самоуверенно кивал своим же словам. На лице Баника появилась горькая усмешка, а Роджер раздражённо закатил глаза.
-Ладно. Я вас понял, ребята. Просто… просто удивляюсь, как так получается, что далеко не трусливые парни ведутся на такую ушлую сказку… Ладно, закроем этот разговор. Будем считать, что вам просто не повезло, - сказал Роджер.
-А ты не сходи с пути разговора. Говори, что ты там хотел сказать! – раздражённо пробубнил Врам.
-Тише, ребята! – сказал Тачат.
Пировавшие господа поглядывали на этих молодых и сильных людей, которые что-то тихо, но возбуждённо обсуждали.
-Друзья! – начал Роджер новую мысль. – Мои предки – викинги. Люди с далёких северных земель грабили Франкию, отбили у их народа землю. Наш вождь Роллон утвердился там. Несколько десятилетий назад наши норманны вторглись в Англию, перебив саксонских дворян и покорив их. Кроме мечей, нашим предкам терять было нечего. Они искали новые плодородные земли и находили их. А вы, народ с высокими горами, которому есть что защищать и как защищать… просто так смирились со всем этим, чтобы теперь заявлять – «нам не повезло». Плохая отговорка, парни. Я не хотел вас обидеть.
Завершив эту горькую для армян мысль, Роджер продолжал свирепо терзать варенную куриную ногу.
-А что мы должны были делать по-твоему, о великий и могучий франк? – съязвил Врам.
Норманн оторвался от еды. Он шумно швырнул на стол обглоданную кость. Разведя руками, франк пожал плечами, выдав простяцкую и очевиднейшую мысль, над которой и не надо было долго философствовать:
-Сражаться! Сражаться до последней капли крови! Ради ваших красивых темнокудрых женщин, ради вашей красивой земли с глубокими ущельями и белоснежными пиками гор!
Врам откинулся на спинку скамьи, чувствуя, как у него отбилось желание есть, хоть стол и изобиловал вкусностями.
-Ваш народ лучше меня знаком с сельджуками. Но и я успел их узнать. Эти мерзкие ублюдки, эти коварные и дикие зверьки должны были встретить с вашей стороны глухое сопротивление! – говорил Роджер, подняв палец подобно наставнику. – С такими мразями не договариваются, а сражаются. Эти извращённые гады и подлецы не знаю человеческого языка. Неужто тебя не смущает мысль о том, что такая противная скотина имеет доступ к твоей сестре, матери или дочери?! Зная, в чьи руки они могут попасть, ваши люди должны были свирепо и отчаянно сопротивляться этим тварям. Но вы слушали и слушаете не достойных армян, а тех, кто промывает вам уши болтовнёй о мире с врагами.
-И кто же для тебя достойный армянин? – с сомнением и иронией спросил Врам. – Скажи нам, о отважный франк!
-Вот он! – с этими словами норманн указал двумя пальцами на Баника. – Он безо всякой лицемерной ушлости ответил мне на вопрос о том, почему его народ так бедствует.
-А царь Гагик? – спросил Тачат.
-Он смелый мужик. Но он постоянно защищает тех, кто привёл ваш народ к бедам! Скажи, Баник, это не так разве?! – говорил Роджер.
-Это так, - согласился Баник. – Армянский католикос продал ключи от нашей столицы грекам. И теперь Гагик защищает их… Защищает тех, кто не поднял на восстание народ… боюсь, когда-нибудь это сгубит его.
Повисло молчание. Были слышны позвякивание утвари, переговоры пировавших, унылая музыка флейт.
Задумчивый Врам вновь примерил маску дуралея.
-Роджер, а у вас там во Франкии девушки светловолосые? – спросил кинжальщик.
-Да! – улыбнулся норманн, словно бы вспоминая красавиц из родных краёв. – Светловолосые, рыжие, с веснушками и без, стройные и высокие.
-Оо! Эту жизнь стоит того, чтобы побывать во Франкии и найти себе там высокую и огненновласую красотку! – размечтался Врам.
-Да у вас и здесь милых женщин немало, - сказал Роджер, пожав плечами.
-Хочу попробовать по одной женщине из каждой известной страны… - протянул Врам, выпив вина.
Анатолийская вакханалия в Цамандосе была хотя бы немного радостной. А вот в Комане царила скука. Такая тягость привела к тому, что почувствовавший напор рыхлости и пустоты Баник решил прогуляться.
-Я отойду, - шепнул он Аргаму.
***
Витязь прошёл в конюшню, повидал своего скакуна. Он покормил его своими руками, угостив Кайцака яблоками. Убедившись, что верный товарищ в порядке, воин решил заглянуть и в псарню.
На улице было прохладно. Темнело, набежали тучки. Баник одолжил у одного из слуг, стоявших близ псарни масляную лампу. Воитель прошёл в псарню, привратный охранник которой дремал, сидя на пне возле входа.
-Кто идёт? – пропыхтел страж, не открывая глаз.
-Моё имя тебе ничего не даст. Иду посмотреть моего пса, чёрного волкодава, - сказал Баник.
-Иди, - прозвучал ленивый ответ.
Рыцарь прошёл в узкое помещение с загонами для собак. При его приближении раздался лай четвероногих обитателей псарни. По зычному голосу воин определил загон, в котором сидел Гзох.
Когда воин зашёл к своему питомцу, волкодав вскочил с места, положив лапы на грудь. Пёс будто бы с любопытством заглянул в глаза товарища. Баник приподнял лампу, чтобы посветить на собаку. В больших умных глазах волкодава играли пляшущие огненные блики.
-Хороший парень! – сказал воин, потрепав голову собаки.
Воин сел в уголке загона на стоге сена. Пёс положил голову на колени товарища, добродушно заскулив.
Боец прислонился спиной к стене, уйдя мыслями в воспоминания.
Перед глазами будто словно прошли мгновения тех лет, когда собака стала близким товарищем для воина.
***
У тела родной матери скулил маленький и чёрненький щенок волкодава. На теле мёртвой собаки были следа какого-то хищного зверя, который и убил её. У неё осталось четверо щенков.
Три щенячьих тельца валялись возле тела своей мамы. Баник скакал мимо на коне. Он скакал в сторону дома своей любимой… ещё тогда любимой Ниневии. На пару мгновений воин остановил разгорячённого коня. Он поглядел на тела зверей, и захотел было погнать лошадь дальше, как вдруг раздался тихий писк.
Что-то задёргалось, кто-то лежал под бёдрами трупа большой суки волкодава. Чуть отчётливее раздался нежный и испуганный скулёж.
Воин спрыгнул на землю, подошёл к телу, приподнял ногу трупа. Там дрожал осиротевший вороной щенок. Он трясся и боязливо смотрел маленькими тёмными глазками на большого человека.
-Выжил, потеряв маму? И братишек с сестрёнками потерял? – пробормотал рыцарь. – Случается такое, малыш. Поди сюда, сучёнок, не огрызайся.
Пёсик фыркал и пищал, стараясь показаться кровожадным монстром. Но это был малыш, каким он и остался для своего человека годы спустя.
Воин аккуратно взял кутёнка в руку. Он спрятал его за пазухой и поскакал к своей любимой девушке.
-Ниневия, ты ведь целительница? Как думаешь, этот зверёнок здоров? – спрашивал воин.
-Какая прелесть! – сказала нежная ассирийка, взяв на ручки дрожавшего малютку. – Давай погляжу. С ним всё в порядке. Покормить бы его.
Трёхмесячного красавца покормили молочком. Он рос, привязываясь к Банику, сопровождал его на охоте, а потом и на войне.
Будучи раненым во время одного из боёв, он лежал на поле битвы среди трупов. Его тогда спас Гзох, который поднял лай, позвав встревоженных сельджуков, в рядах коих и воевал боец.
И так всегда – спасали друг друга. Баник всё делил с четвероногим товарищем, отвечая за него сполна.
***
Сладкий и томный хохот женщин разбудил воина и его пса.
Волкодав тихо заскулил, приподняв голову.
-Тссс! Лежи тихо! – велел ему рыцарь.
Собака стихла, сохраняя внимание.
Говорили две женщины. Одна взрослая, а вторая – юная. Они стояли в соседнем загоне.
-А это моя любимица! – говорила взрослая дама.
-Очаровательное создание, - ответила ей девушка.
-Можешь погладить её, она добрая…
Витязь узнал голоса – это говорили царская чашница Арегназ и служанка нашего витязя Ирина.
-Милая госпожа, ты хотела что-то рассказать? – спросила Ирина.
-Ах, душа моя, не зови меня госпожой! – ответила женщина. – Я хотела поговорить с тобой. Скажи мне, ты ищешь мужчину?
Ирина ответила лишь тоскливым вздохом умирающей надежды.
-Говори со мной свободно, моя хорошая! – повелела Арегназ. – Я не обижу тебя, я умею хранить тайны.
-Я ищу мужчин! – отчаянно сказала девушка.
-Вот как!
-Я всегда хотела любить мужчину, который будет и сильным, и добрым, и храбрым, и красивым, и высоким… - перечисляла девушка. – Но такого нет. А я хочу получать удовольствие от любовной связи сначала с красавцем, а потом с храбрецом или силачом. Ты меня понимаешь? Ты думаешь, что я распутная девка?
-Милая, ты очаровательная красавица. Мне очень знакомы твои желания. И я знаю, как тебе помочь… - говорила Арегназ.
-И как же?!
-Я знаю общество людей, которые не осуждают любвеобильность. Там есть юноши на любой вкус и цвет. Они не признают брак как союз, все женщины принадлежат всем мужчинам. Каждый волен найти себе любовника по душе, и никто этому не противостоит! Никаких строгих постов и другого бреда – только любовь и страсть! – искушала Арегназ.
-Ах, и кто же эти люди?! – заинтриговалась девка.
-Это отважные тондракийцы, - сказала Арегназ. – И я могу тебя привести к ним.
-Ой, они же… они же… злые еретики! Если я буду с ними, то меня убьют или опозорят лисьей меткой! – испугалась девушка.
-Ничего такого не будет. Я умею хранить молчание. Я подарю тебе твою мечту, моя милая голубка! – сказала Арегназ с жаром. – Всё для тебя. Но мне понадобится от тебя лишь самая малая услуга.
-И что я должна буду сделать? – спросила девка.
-Узнаешь. Завтра утром поехали со мной! Я приду за тобой и попрошу твоего хозяина о том, чтобы он отпустил тебя… якобы… за травами. И мы с тобой уедем туда, где тебя никто не достанет. Там ты всё увидишь. Если тебе всё понравится и ты захочешь жить с еретиками, то ты сделаешь для меня ма-аленькую услугу. И я помогу тебе незаметно и под охраной перебраться к тондракийцам. Ты ещё и золота от меня получишь!
-Я согласна! Моя милая госпожа, дай расцеловать твои ручки! – заверещала развратная девка.
-Чудно! Иди домой, будь хорошей и угодливой девушкой. Поутру я приду за тобой, - сказала Арегназ. – Помни, милая моя, здесь земля древних людей, возводивших храмы богам. Эти боги не считали обилие любви грехом. Не терпи страсти, дай им свободу.
Женщины удалились.
«Проклятие!» - подумал Баник. – «Какая ещё услуга нужна этой царской шлюхе?!»
Рыцарь решил не сопротивляться, когда утром к нему придут. Он задумал сесть на хвост змеям, а потом и выяснить – где окопались тондракийцы, присутствие которых тревожило Гагика, как связана Арегназ с еретиками?
Это надо было выяснить.
Баник решил поделиться о произошедшем с Аргамом, вернувшись в чертог, когда все уже собирались разойтись по домам или опочевальням.
-Где ты пропал, Баник? – спросил Аргам.
-Есть дельце, которое я хотел бы с тобой обсудить, - сказал воин.
Баник попрощался с царевичем Давидом и князем Торосом.
Затем он с оруженосцем отправился на площадь, чтобы обсудить то, что он запланировал на утро. Баник рассказал всё, что у него было на уме.
-Согласен, надо преследовать их. Но нам надо бы переодеться. Мы нарядимся в священников или монахов, поменяем лошадей, чтобы нас не узнали. Наряды и лошадей я возьму на себя, и займусь этим прямо сейчас, - сказал Баник.
-Тогда поторопись. Я встану на заре, потом мы тронемся в путь, - объяснил Баник.
Аргам исчез в вечерних сумерках затихавшего города. Он для начала направился в конюшню, чтобы договориться о лошадях.
Крепости хаоса
© Copyright: Андраник Чилингарян, 2025
Свидетельство о публикации №225020900812
Свидетельство о публикации №225020900812
Рецензии