Год Дракона, месяц Скорпиона - 5

                Глава пятая
                НОВАЯ ЖИЗНЬ В СТАРОЙ ХАТЕ

   Вот на эту самую станцию Аполлонскую при станице Новопавловской мы всей семьёй и приехали в 1956 году. Что за время года было, я уже не помню, но, скорее всего,- или поздняя весна, или лето. Почему я в этом так уверен? Потому, что погода была тёплая, и все были одеты по-летнему, - кажется... Но есть ещё одно обстоятельство, которое отложилось в моей детской памяти, и которое является как бы решающим "аргументом" в этом важном вопросе! Как, и на чём мы добирались от станции до дома на улице Красной, номер 4, - я, разумеется, тоже не помню. Но, конечно, не пешком шли, - ведь от станции до нужной улицы было довольно далеко, да ещё куча вещей, да мы с совсем маленькой сестрёнкой... Первое же, что я увидел, и запомнил на всю жизнь, - это длинный деревянный плетень, тянущийся вдоль улицы, и отгораживающий её от двора и, соответственно, самого дома, а на местном, казачьем наречии, - от база и хаты(хотя казачьего наречия я тогда, конечно же, ещё не знал). Может быть, для нынешних молодых читателей и слово "плетень" является каким-то незнакомым и экзотическим, - поэтому вкратце поясню. Это изгородь, сделанная из переплетённых между собой деревянных прутьев и ветвей, которой пользовались на Руси ещё с древних времён. Происходит от слова "плести", "закручивать". Казаки, как и весь бедный люд по всей русской земле, широко пользовались этим самодельным и недорогим "домашним приспособлением", потому как на кованые железные ограды и высокие заборы средств у них, как обычно, не хватало. Такую "роскошь" могли позволить себе только люди обеспеченные, - дворянство, купечество, государственные чиновники, и иже с ними. Плетни бывают вертикальные, горизонтальные и наклонные. Служат они обычно лет восемь - десять, а потом их или подновляют, или меняют полностью... Так вот, именно такой, "горизонтальный" плетень я и увидел. А на нём, на торчащих кое-где вверх жердинах кверху дном висели и сушились на солнышке всякого вида и размера кувшины, "чугунки" и горшки. Опять просите, - а что такое "чугунки"? А это те же самые горшки, только не глиняные и не фаянсовые, а сделанные из железа, из чугуна. И вот тут, как говорится, ключевые слова - "сушились на солнышке". Когда и где какая хозяйка повесит сушиться горшки и кувшины зимой, или в ненастную, дождливую погоду? Вот именно, что никакая! Значит, дело было именно тогда, когда я и указал выше... Правда, впоследствии моя младшая сестра утверждала, что ей, например,  запомнился зелёный забор, а не плетень. Но, во-первых, ей тогда было всего два года, и что-то запомнить она вообще не могла. А во-вторых, зелёный забор вместо плетня действительно появился, - но это было уже потом, через пару-тройку лет, когда на старом дворе был построен новый дом и, соответственно, плетень был заменён новым, более "современным" забором. Вот его сестра Оля и запомнила... 
  Потом, кроме плетня, мне запомнились въездные ворота во двор. Старые, уже тогда, деревянные, с деревянной же поперечной перекладиной вверху, они мне, маленькому, показались очень высокими. Мне тогда ещё не было известно, что под этим самыми воротам, по "казацкому" обычаю, на коне верхом провозили маленького казачонка, и если он не падал с коня,  то должен был впоследствии стать ловким, смелым и удачливым в жизни. Покойный дед Филипп, которого, к сожалению для каждого мужчины, Бог не наградил сыновьями, соблюдая этот обычай, посадил на коня, и провёз под воротами мою маму. Чем для неё это закончилось, я уже описывал в главе "Казачий курень", - шрамом на подбородке на всю жизнь. Повторяю, - был бы жив дед, меня бы тоже, по приезде в станицу, подвергли бы такому же испытанию. Но, увы, дедушка мой, Филипп Власович, сложил голову на войне, и на внуков и внучек ему посмотреть не довелось... Ворота эти потом, как и вновь поставленный забор, выкрасили в зелёный цвет. Изнутри ворота закрывались на длинный засов. На улице, слева от ворот, стояла деревянная лавочка для вечерних "посиделок". Но взрослым, насколько я помню, особо часто на ней сидеть не приходилось из-за постоянной занятости, - и на работе, и по дому. Зато мы, малышня, после того, как нас стали выпускать на улицу, прочно её "оккупировали" вместе с другими мальчишками и девчонками. Чуть дальше от лавочки, влево, рос большой и пышный куст сирени. Впоследствии мы с ребятами любили икать на ветках сирени пятилепестковые цветы, что являлось большой редкостью среди основной массы четырёхлепестковых, и тут же их съедали. Это, по поверью, приносит нашедшему и съевшему такой цветок большую удачу. Ещё далее влево, под окном хаты, смотрящем на улицу, росла акация, которая весной покрывалась белыми гроздьями,и пахла приятно, до одурения, чуть ли не на всю улицу. До сих пор я обожаю запах и цвет акации, которая является моим любимым деревом, а сирень - любимым цветком. А ещё мы, детвора, очень любили срывать с акации какую-нибудь особо понравившуюся гроздь и, несмотря на обилие на ней всевозможных насекомых, разогнав их, сунуть эту самую гроздь в рот, и жевать, наслаждаясь её сладковато-дурманящим вкусом. Это "блюдо" у нас, станичных детей, называлось "кашка-малашка", и заменяло всякие, ныне существующие, "Баунти", "Сниккерсы", и им подобные сладости.
  Но я опять "перескочил в будущее", - поэтому вернусь к тому, с чего начал. Во дворе дома, перед самой хатой, росло ещё одно дерево, тоже, для моего тогдашнего возраста, казавшееся большим-пребольшим. Это была тутовина, - или "шелковица", как называют её в остальной России. Тутовина росла почти в каждом казачьем дворе,  а часто - даже на улице. Из её спелых плодов, - красных розовых, белых или чёрных, - как впоследствии я узнал, казаки делали всевозможные сладкие вещи: варенья, кисели, компоты, - а некоторые, самые хитроумные, даже умудрялись гнать из тутовинных ягод кое-что и "покрепче" компота. Опять же, забегая вперёд, скажу, что эта тутовина являлась нашей "семейной гордостью", и мы целыми днями с неё не слазили, - великодушно, впрочем, позволяя нашим друзьям, которых почти всегда был полон двор, влезть на неё и полакомиться тутовиной от души, после чего спускались вместе с ними вниз, с перепачканными и довольными физиономиями...
  Ну, а теперь перейду к описанию той самой хаты, в которой нам предстояло в дальнейшем жить. Она была "саманной", снаружи выбеленной известью, со старой черепичной крышей, что в то время свидетельствовало о некотором достатке хозяев. В прежние времена кровеля и шифера ещё в ходу не было, - и, в основном, казачьи хаты в Новопавловке крылись соломой, а кое-где и камышом, отчего хаты часто и быстро горели. А пожаров в станице было очень много, - недаром столько станичников носило, - и до сих пор носит, - фамилию Погорелов! А что такое - "саманной", сейчас объясню...