Яков и Ривка

Когда Ривка встретила Якова ему было не до любви. Якову хотелось женщину, а тут как раз подвернулась Ривка. Так что он прямо и честно заявил, мол, секс с тобой отличный, будем с тобой любиться по три раза на дню и один раз на ночь, но на свадьбу и любовь не загадывай. Спустя два года Яков признал, что не прав и женился. Родили дочку, завели ипотеку. Жили, как говорится, счастливо, пока смерть их не разлучит. Но по статистике смерть не главный герой в трагедиях и разлуках.

Приходит однажды Ривка домой с губами такими красными, будто ей лизнуть пожарный гидрант предложили. Щеки горят, глазки блестят. Яков и прищурился подозрительно - такими глазками на мужей не смотрят и губами не целуют. Суть да дело выяснилось, что она с каким-то бродягой гуляет и целованием занимается.

Яков в скандал, а она небрежно по женски отмахивается:
— Это ты во всем виноват, сам вынудил.

Собрала вещи и — к маме вместе с дочерью. Ну, Яков, чтобы скандал не затягивать, приходит через день с цветами и слезами. В дверях становится на колени:

— Вернись, Ривочка, я дурак.

Она и вернулась. А через три дня знакомые докладывают: мол, так и так видели Риву, с каким-то негодяем дурака валяла. Скандал пуще прежнего, но тут уж Ривка клянется и божится, что дурой была и больше не повторится.

Ага, как же, держи карман шире! Через три дня она снова гуляет с этим оболтусом. Яков на этот раз без эмоций, собирает чемоданы:

— Всё, Ривочка. Ты живи своей жизнью, а я пойду своей.

Но она опять ему слёзы льет и зовет обратно. Ну, что делать? Возвращается. Проходит неделя. Она ему пишет, что пошла с дочкой в ресторан. Он сразу чует неладное. Приходит туда — а там этот самый тип сидит. Яков подходит, молча дает тому в морду так, что тот со стула падает.

Ривка снова в слезы, клянётся, что больше никогда. Яков тут уж просто плечами пожимает:
— Секс, - говорит, - отличный у нас. Так что поживу с тобой пока. Будем вместе, пока кто-нибудь не подвернется.

Куда деваться, Ривка пожала плечами:
— Ну, ладно.

Так и прожили они счастливо несколько лет, пока не решили попробовать себя на прочность очарованием эмиграции. Помыкались, потыкались, а спустя полгодика Ривка заявляет: — К маме в гости поеду, навещу.

Посмотрел на неё Яков, а у нее на лице все ясно написано. Ну, он ей и говорит:
— Уедешь душа моя — не вернёшься, а наручниками тебя пристегивать законом не позволительно.

Так что, зная наперед чем все закончится, завел себе Яков роман на стороне, не шибко скрываясь. Чтобы и ему и благоверной полегче было расставание пережить. Ривка, когда узнала, плакала сильно, но и уходить не собралась. Зато секс у них стал таким, что соседи стали на шум жаловаться.

И так прожили они до весны. Она поехала с дочей к маме. Он поехал в Амстердам. Договор у них был встретиться там через три месяца, а через три месяца шлет Ривка весточку, мол, так и так, встреча нам не суждена.

Яков вроде и готов был к таким событиям, да не тут-то было. Обрушилась тоска такая, мама не горюй. День за днем, месяц за месяцем год пролетел, он уже смирился с окончанием их истории, а тут она снова весточку шлет.

“Хочу мой дорогой тебя видеть, душа моя требует и мне велит ехать”.

Приехала она вместе с доченькой. Яков от радости сам не свой два месяца был, пока она загранпаспорт не получила и обратно не уехала. Вот и пойми чего душа требовала. Любви или загранпаспорт.

Впрочем, тут все и любому дураку понятно. Еще и знакомые вокруг капают: как же так — жена тебя бросила, за границей живет, думаешь любит она тебя и там хвостом не крутит?

Крепился Яков, крепился, да не выдержал, и бухнулся с головой в новый роман и попросил у Ривки развода:

— Хочу быть свободным.

Ривка поплакала, позакатывала истерики, а спустя месяц смирилась и дала согласие.

Да только не тут-то было. Что ни роман у Якова, а во всех видит он Ривку и никого больше. Ведь любит же он ее, как дурак. Любит больше жизни.

Написал ей весточку, а в ответ:

— Всё, Яков. Больше не люблю.

И знаете, похоже это был первый раз за все годы их совместной жизни, когда она говорила правду.

Стоял Яков с телефоном в руке и прислушивался к своей свободе. И почему-то от этой свободы ему было так грустно, как будто он проиграл собственную жизнь в карты.