6. Конец детства в городе садов

–6–
Конец детства в городе садов

Ох, эти сады в старых русских городках средней полосы. Сады цвели в Орле, в Ливнах. Но и среди них особо славился Елец, где, как говорил Бунин, фонтан в городском саду сыпал прохладной пылью и с женской роскошью пахло цветами в студёном осеннем воздухе на багряном закате.
    Елец! Двухэтажный, летом сонный, зимой в снегу – лубочный. Украшенный куполами и шатрами тогда ещё не снесённых церквей.
    На углу Старооскольской улицы, ставшей улицей Пушкина, длинный кирпичный дом. Он цел, в нём живут, – «старый жилой фонд», комнаты с немыслимо высокими потолками. На снимках серым днём, или под высоким солнцем, или под вытянутыми через перекрёсток закатными тенями дом будто дремлет, но легко представить его себе полным движений и жизни.
    Детские голоса, топот множества ног, звонки. Аккуратные девочки гимназической эпохи, той, когда легендарная дама Елизавета Лысенко, выпускница Императорского Мариинского института благородных девиц, начала учить детей в этих стенах. Годы, годы, другие лица, другие дети: семилетка, фабрично-заводская десятилетка, Елецкая 13-я образцовая школа-десятилетка имени Кирова.
    Мамины времена в Ельце – это расстрелянные как-то в классе на партах чернильницы-невыливайки, старый большевик Бирюков, парашютная вышка в саду, групповые снимки в четыре ряда, где учителя, где мальчишки в косоворотках или в застёгнутых на все пуговицы пиджаках смотрят в объектив с недетской серьёзностью. Блеск очков, тут и там на лацканах школьный значок «Готов к ПВХО», или «Будь готов к труду и обороне», а то и «Юный ворошиловский стрелок» с белым кружком мишени. Девочек поменьше сажали на пол в первый ряд, под ноги им стелили куски вытертых до бесцветности старых ковров. Мама там. Ясные глаза, заколкой над ухом собраны волосы.
    - Мам! А как они уцелели? Довоенные фотографии?.. Кто их забрал с собой в сорок первом из Орла – ты или бабушка?
    - Кот, не помню. Вот убей, не помню, кто их брал с собой. Я собиралась в последнюю ночь перед тем, как немцы взяли Орёл. У меня была сумка от противогаза, и туда я побросала документы. Может, я, а может, мама взяла. Хотя как бы они сохранились у неё? Она думала, что уезжает в эвакуацию, а оказалась в тылу у немцев. Отец отправил её с Ваней в Покровское к сестре. У той был дом, она жила с детьми. Никому бы в голову не пришло, что немцы окажутся там быстрей, чем здесь.
    Мама вздохнула.
    - Кот, я правда не знаю, как снимки уцелели. Кому там было до фотографий, когда рушилась жизнь…

Это будет потом. Но пока – 1935-й или 1936-й год. Елец. Школа имени Кирова.
    Военрук после занятий оставил в классе духовое ружьё – «воздушку».
    Девочка с тёмными волосами, коротко остриженными, расчёсанными на косой пробор, – девочке тринадцать, не то четырнадцать лет, – забралась за последнюю парту. И со вкусом, не спеша, перестреляла чернильницы на столах. Все, сколько хватило пуль. Хрупкие, фарфоровые, они красиво разлетались веерами осколков…
    За погром в классе директор отправил её к школьному партприкреплённому. Была в 30-х такая форма партийного шефства – старший помощник, куратор в серьёзных идейных вопросах.
    Им был в школе Сергей Михайлович Бирюков.
    Бирюкова как огня боялись ученики. Он вступал в партию, когда та ещё называлась РСДРП(б), видел первые маёвки и демонстрации.
    Он казался фигурой почти библейски величественной! В легендарном октябре 1917-го участвовал в Московском восстании – бился с юнкерами на Благуше. Потом с отрядом Красной гвардии он носился по Белоруссии, по Украине. Заседал в военно-революционном трибунале Восточного фронта… После войны руководил профсоюзами в Москве и в Твери. Был председателем Замоскворецкого Совета рабочих и крестьянских депутатов.
    Вот такой человек сидел перед мамой, сложив локти на стол, навалившись на них корпусом. Он страшно хмурил брови и прикрывал глаза: его разбирало веселье.
    «Н-ну, что ты там, – свирепо говорил он, – в-выкинула?»
    «Перестреляла чернильницы».
    «Зачем ты их р-расстреляла?»
    Что она сказала ему? «Зачем стреляла», – что за вопрос. Зачем как безумные прыгали в саду с парашютной вышки! Зачем мечтали о настоящем «Ворошиловском стрелке», о взрослом значке ГТО – «Готов к труду и обороне»!
    «Смотри… Выговор тебе обеспечен, если ты ещё р-раз…» – Бирюков изо всех сил старался хранить серьёзный вид…
    Это не кто-нибудь, а Бирюков однажды на школьном комсомольском собрании поднимет и поставит её прямо на парту – чтобы было видно, кто там говорит.
    Он запомнит эту беспокойную маленькую девчушку.
    - Мальчишки на удивление все рослые, – словно бы оправдывалась мама. – Я среди них не была видна!
    - Господи, что ты там говорила?
    - Кот, мы интересной жили жизнью, ты не представляешь себе. Так много было всего! Метро в Москве, Испания, Арктика, Папанин, челюскинцы, Чкалов, мальчишки все мечтали быть лётчиками! Ты не поймешь теперь.
    О да. «Теперь»! Я жил в «теперь», в уютном цветнике поздней советской действительности семидесятых. В этих оранжереях не растили дома собак, чтобы ехать с ними вместе служить на границу – как «тогда». Флажками на карте Испании не отмечали реку Эбро и Гвадалахару, не плакали – как «тогда» – когда пал Мадрид! Ну, разве что в моём скучном «теперь» люди летали в космос…
    Был летний день – за окнами стеной рушился тёплый ливень. Вернувшуюся с работы, мокрую до нитки маму встречали все: кот Мурзик, бабушка, я.
    - Гришка! Снимай рубашку! – сказала мама с порога.
    Я потянулся к пуговицам, стал расстёгивать петли.
    - Разувайся! Быстрей, – командовала она.
    Я скинул тапки.
    - Снимай штаны. Быстрей, быстрей, ну!
    - Зачем? – спросил я.
    Мама глядела на меня, на бабушку весёлыми шальными глазами.
    - Ты что? Как – зачем? По лужам босиком пойдём бегать!
    Тот день провёл границу между её «тогда» и моим «теперь». В тот день мы оба с ней испытали шок.
    Я замер. Минуту, наверное, я осознавал действительность. Мама ждала, теряя терпение. Она переводила взгляд с меня на бабушку и обратно – тоже как-то растерянно, удивляясь: чего я медлю…
    - Мам, – сказал я. – Мам. – Я говорил тихо, разумно, как только может говорить цивилизованный взрослый тринадцатилетний человек. – По лужам? Босиком?! Мам! Я – что, дурак? Я – что, ребёнок?
    Потом без смеха мы не вспоминали с ней это.
    А тогда она села на табурет прямо в прихожей. Смотрела на меня – приоткрыв рот, подняв брови, – и просто качала головой…

Я думаю: а они?
    Они в какой-то момент тоже становились иными, удивляя своих родителей?
    И так же между ними и старшим поколением ложилась черта, отделявшая «тогда» от «теперь»?
    Для меня мама сразу и навсегда явлена была взрослой. Я искал в ней, в её образе, место той девочке, перестрелявшей чернильницы в классе. Искал – и не находил.
    Мама хитрила. Не хотела говорить об этом всерьёз. Фотографии тоже не отвечали: мама-девчонка с дедом, дед в гимнастёрке и в портупее. Седьмой, а вот уже восьмой класс, стайка подруг – «Нина, вспоминай нашу юность добром».
    Бабушка – удивило меня! – старательно подписывала имена девчонок на фотографиях – благодаря ей они не пропали, не стёрлись во времени. «Галя Ананьевская. Лида Яковлева. Нина Белорусец. Нина Михайлова. Вера Сельчук. Наташа Рощупкина».
    Мама смеялась:
    - А что такого! Твоей бабушке вдруг понравилось быть молодой матерью взрослой дочери! Я выросла. Я взяла и выросла… «Знакомьтесь! Моя дочка! – представляла она меня всем. – Она у меня страшненькая. Но зато умная».
    - Ты? Страшненькая?!.. – смеялся я.
    - Ах, Кот. Я была копия отец. А себя она считала красавицей. Глаза в молодости у неё были немного навыкате, и кто-то её убедил, что это красиво необычайно. Она, правда, была симпатичной, но всё же переоценивала свою красоту. Казалось ей, а как бы иначе ей удалось заарканить самого богатого купца когда-то в Щиграх…

________
На снимках:
Дом 110 на улице Пушкина в Ельце – бывшее здание 13-й образцовой школы-десятилетки имени Кирова.
С.М. Бирюков, член Общества старых большевиков, в окружении школьников 13-й школы имени Кирова. Внизу на полу, в центре – Нина Михайлова.

Предыдущая глава: http://proza.ru/2025/02/10/1059
Продолжение: http://proza.ru/2025/03/01/1202


Рецензии
Вот. Идеальный повод для красно-белого спора. Но любопытно другое: последующие поколения - как им относиться?!

Например, я. С детства от души ненавижу брежневизм, и есть же за что. Но прав я или нет - кто знает?!...

Вона, Галковский вообще ненавидит советскую власть и еврейский народ и тд. Но он неправ, он лысый жирный закомплексованный русский патриот

Следовательно, ответа нет

Спасибо за книгу. Помогает мысли

С уважением

Капитан Медуза   26.02.2025 09:51     Заявить о нарушении