Сказка о родословной Андерсена

Двенадцать пассажиров доехали и до нас
Сказка о родословной Андерсена

ЯНВАРЬ

Нравы Датского королевства в эпоху почтовых дилижансов, капризных коней и застывших часовых были беспутными. Принц Кристиан не стеснялся романов, заводил внебрачных детей и совращал совсем молоденьких пассажирок. Семнадцатилетняя Элиза тряслась в карете вместе со всеми, она спешила на свидание. Аристократка спряталась среди обыкновенных горожан, спешила на встречу Нового 1805 года.

Ровно в двенадцать она оказалась у городских ворот в Оденсе. Все поздравляли друг друга, и даже часовому пожелали доброго утра. В час ночи компания благополучно прошла контроль паспортов и багажа. Элиза вернулась из Германии в южную Данию, чтобы наконец встретить месяц Январь в атмосфере настоящей зимы. Ведь самый пушистый снег и самые сверкающие снежинки бывают только в детстве.

Она просто рвалась на королевский бал, где у нее состоится тайное свидание с тем самым, который будет править не только всей Данией, но и другими странами. Сейчас корабли его замерзли, но во дворцах тепло, а особенно в секретных опочивальнях. Элиза имела право на отличный прием, ведь она ждала ребенка.

ФЕВРАЛЬ

Ох уж эти почтовые дилижансы, простым людям они и не снились. Доехать из Оденсе до Копенгагена могли позволить себе только коммерсанты и лица, близкие ко двору, с особыми поручениями. Кто-то вез важные депеши, кто-то спешил доставить счета, ну а молодые женщины надеялись на встречу с покровителем.

Театральные распорядители, устроители маскарадов и прочих увеселений способствовали развлечениям молодого принца. Они же устраивали прехорошеньких служанок в замки, подыскивали здоровых и пышных кормилиц и вообще добропорядочных родителей для незаконнорожденных детей.

На масленицу вся Дания гуляла. В бочку сажали кошку и начинали изо всех сил колотить по днищу, пока не вышибут его и кошка как угорелая не выскочит. Вот ведь потеха! На маскарадах следили за горожанами, выискивая тех, кто не боялся приласкать несчастное животное, обогреть, накормить. Таким можно и детишек отдавать.


МАРТ

Ну вот наконец Элиза добралась до своего замка, проникла в комнату и сразу стала писать гусиным пером, обмакивая в специальные чернила тайное письмо. Она сообщала о своем самочувствии, о воздержании, как и положено в ее положении. Потом открывала заветную тетрадь, куда вносила записи только для себя самой. Дневники в те времена вели все грамотные и не очень люди.

Затопить камин, выпить ароматного пунша, выплеснуть на бумагу все свои горести и радости, - это ли не предел мечтаний? Нет, для Элизы не предел, она ведь не писатель пока, а только слабая женщина, ждущая младенца со дня на день.

АПРЕЛЬ

В этом несерьезном месяце шуток и переменчивой погоды у Элизы два важнейших события. Первое - объявленный давно концерт в местной церкви, а второе - рождение первенца. Что важнее? Апрельские дождь и солнце, смена одежды, как и погоды, настроения, вообще всего уклада жизни, а теперь еще и не только ее, а того, кто придет в этот мир совсем другим.

В час ночи он пришел, сильно кричал, но был успокоен сразу хорошей кормилицей из замка баронессы. Молодая мать быстро восстановилась, и через восемнадцать часов уже пела несравненным сопрано в готическом соборе. Она знала, что в этот изменчивый апрельский вечер готова и плакать, и смеяться от радости жизни, не только своей.

В шелковых чулках и муфте, как это и бывает в апреле, она ехала в карете после концерта домой, где уже не было в люльке ее первенца. Она его больше не увидит, но будет знать о его существовании и даже помогать, как добрая фея. В чемодане у Элизы есть летнее платье, которое она надевала на курорте в Германии, когда встречалась с принцем.

МАЙ

Пожалуй, она подарит этот наряд экономке из замка баронессы в Бронхольме. Милая женщина, уже довольно пожившая, говорят, ей далеко за тридцать. Зовут ее Анна Мария, и внешность почти такая же, как у Элизы. Да, у нее есть внебрачная дочь, надо помочь. Верные люди подыскали Анне Марии достойного мужа, пусть и младше намного, но главное, что сына принца отдадут в хорошие руки! С летним платьем и калошами передали живой сверток приемной матери на вечное хранение.

В мае сердце мается не только у Элизы, но и у отца малыша, но на то и лето наступило, чтобы забыть волнения и датскую звездную зиму. Сейчас время соловьев и пения, Элиза не зря дала концерт. Теперь она будет гастролировать, заниматься искусствами, жить вольной жизнью лесов и полей.

ИЮНЬ

Тем временем Анна Мария стала женой башмачника и умудрилась сохранить горделивую осанку замковской экономки. Она задавала пир на всю округу, выращивала свой цветник в огромном ящике и не стеснялась жить в крошечном домике на широкую ногу. Средства неизвестно откуда появлялись и позволяли даже путешествовать в почтовом дилижансе из Оденсе в сам Копенганен. Поговаривали, что Андерсдоттер бывала в самой королевской резиденции по каким-то делам. Возможно, как прачка из замка, она еще имела какие-то знакомства. По крайней мере ее сын Ханс Кристиан удостаивался в будущем общества самого Фредерика, законного сына короля, которого только очень близкие имели право называть Фрицем.


ИЮЛЬ

Мальчик быстро рос, как на дрожжах. У него были голубые глаза, каштановые кудри и довольно длинные ноги и руки. Нелепость брака сапожника 22-х лет и якобы “старой девы”, которой было уже далеко за 30, к тому же “падшей”, имевшей свою незаконную дочь, – все это вносило густые мазки непонятно чьей кисти в цельную пастораль. Однако в городе Оденсе была прекрасная река за городскими воротами и когда начинался купальный сезон, странный мальчик вел себя по-королевски. Он натягивал специальные панталоны и шапочку, как на лучшем курорте Германии. Прачки, полоскавшие белье в реке, смеялись и показывали пальцем на долговязого и длинноносого паренька, ну вылитого утенка! Проплывавшие рядом белые лебеди кричали, как будто подавая сигналы почтовым рожком: “Нет, он никогда не станет нашим!”

Июль в Дании можно сравнить с королевским месяцем, временем расцвета и силы. В этом месяце была сделана запись в другом дневнике о прошедшем свидании коронованной особы с аристократкой Элизой. Чернила не выцвели, бумага не отсырела, язык датский, хотя и готическим шрифтом переданный, как будто запечатал сургуч для потомков. Им не трудно подсчитать дату зачатия и рождения, и потом уж годы жизни и смерти между которыми время оставляет только один знак - черточку.

АВГУСТ

Биографии у всех участников этой истории сложились ярко, как подобает августовскому урожаю, вакханалии поспевших фруктов и овощей. Они прожили насыщенные жизни, в корзине плодов у каждого предостаточно. В поте лица своего ели они хлеб, творили, любили, правили. И оставили нам, потомкам, с барских столов угощения. Мы до сих пор интересуемся, кто какие деликатесы положил в общую корзину. 

СЕНТЯБРЬ

Лишь в 1823 году Ханс Кристиан получил свидетельство о рождении для поступления на учебу. Документы тогда было легко подделать или не выдавать вовсе, бюрократия была произвольной. Поэтому дневникам 19 века можно верить больше, чем архивным справкам! Чиновники, как художники, меняли краски в палитре, показывая всем свою власть над самой природой. Особенно при интригах двора кому еще, как не крючкотвору, наделенному властью пера, чернил и гербовой бумаги, показывать самому лесу, что осенние листья меняют цвета по мановению его росчерка!


ОКТЯБРЬ

Уже в наше время директор той школы, куда был определен Андерсен, увидел странные документы. Плата за обучение у Ханса Кристиана была в два раза выше, чем у таких же “казенщиков”, то есть учившихся за казенный счет. В архиве латинской школы в городке Сагельсе нигде не встретилось упоминания, кто же осуществлял платежи.

Как будто за спиной ученика из бедной семьи стоял какой-то помещик, у которого только и было, что думы о пашне, посевах и охотничьих забавах. Где ему помнить о таких “гадких утенках”, каким прослыл Ханс Кристиан.

НОЯБРЬ

В ноябрьском Оденсе никто из жителей не хотел без дела выходить на улицу. Слякоть, морской ветер и рано наступающая темнота сгоняли горожан в домики с мансардами. Только редкая повозка стучала по булыжной мостовой, заворачивая в тумане в очередной переулок. В такие вечера даже не очень грамотные люди засиживались за книжками, а самые беспокойные писали их сами.

Сказки Андерсена рождались из предчувствий и подозрений, а также от многочисленных страхов, которые преследовали несуразного на вид человека. Творчество, пожалуй, лучшее свидетельство, которое нельзя подделать, потому что отмечено Божьей искрой. Его можно скопировать, переделать, украсть, но отпечаток руки мастера и улыбку ремесленника каждой авторской сказки придется создавать заново, уже в другой манере. Попробуй посоперничай с самим королевским писателем народа Дании!


ДЕКАБРЬ

Так шли год за годом. Мальчик вырос, из гадкого утенка превратился, как известно, в прекрасного лебедя. И ему самому оказалось совсем не важным, а даже полезным не знать о своем точном происхождении. Он сам создал себя и свою сказку такой, что в нее поверил весь мир. Разве какой-то блудливый принц, потом ставший королем Дании и даже Норвегии, может сравниться с великим сказочником по размеру галош счастья? Они у Андерсена были велики, аж сорок седьмого размера! А горшочек славы остается до сих пор неиссякаемым.

Этой славы так много, что даже через двести лет после рождения нашлись малоизвестные - по сравнению с Хансом Кристианом - писатели, даже магистры всяческих наук, которые выдали теорию о королевском происхождении за единственно верную. Ах, Тетушка Юбилей, зачем ты соперничаешь с Бабушкой Рождество? Это она смогла вырастить маленькую елочку из горшка и устроить такой праздник, что даже все детки притихли, а восковой ангелочек на макушке огромного дерева затрепещал золочёными крылышками так, что все поверили в чудо.

Бедный директор той школы, где когда-то учился нерадивый ученик, не умевший не то, что складно разговаривать, а даже писать школьные сочинения на заданную тему, он захотел погреться, забрав декабрьскую грелку Бабушки себе, и написал обличительную книгу. Он считал, что Андерсен, даже если и знал о своем предполагаемом королевском происхождении, сам создал миф о своем чудесном превращении. Лишь одна фантазия смогла зацепить его санки в заснеженном Оденсе и умчать на самый верх вечности.

Как же сейчас душа Ханса Христиана потешается над всякими слухами и домыслами! Но скорее всего слишком часто чихает и даже икает, потому что весь мир вот уже 220 лет только и делает, что обсуждает самые деликатные вопросы его рождения.