Предисловие к книге женщины в жизни Лермонтова

    Из письма А.С. Пушкина - П.А.Вяземскому: “ Оставь любопытство толпе и будь заодно с гением...При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе”.
                ПРЕДИСЛОВИЕ  к книге “Женщины в жизни Лермонтова”
 Прежде чем рассказать о женщинах в жизни Лермонтова хочу предварительно обратить внимание на характеристику личностных особенностей, которые преобладают над остальными и обуславливают его мысли, поступки, творчество, отношение к окружению и особенно к женскому полу.  Михаил Юрьевич  был
 противоречивой личностью. За Лермонтовым шла дурная слава, как о злостном шутнике, который любил насмехаться над окружающими. Доставалось многим. Знакомые коротко говорили о поэте: «Им все недовольны», а  в кругу недругов его прозвали «ядовитой гадиной».
По свидетельству князя А. И. Васильчикова, в поэте было два человека: один — добродушный для небольшого кружка ближайших своих друзей и для тех немногих лиц, к которым он имел особенное уважение, другой — заносчивый и задорный для всех прочих его знакомых. Его настроение менялось молниеносно: от лёгкой иронии он мгновенно переходил к сарказму, он одновременно мог быть язвительным и любящим, весёлым и угрюмым, внимательным и злым.
Одним из добрых знакомых Лермонтова был князь М. Б. Лобанов-Ростовский, автор выразительной его характеристики: "Это был молодой человек <...>, исполненный пламенных чувств, овеянных, однако, некоей грустью, отзвуком отчаяния и презрения, вошедших в привычку... Там на Кавказе он еще больше проникся тем духом независимости и безграничной свободы, который считается преступлением в Петербурге..."
"У Лермы (так Лермонтов подписывал одно время свои стихи) чудные глаза, но выражение их совсем иное, чем у Пушкина. У него нет его поэтичного, глубокого взгляда, ни его доброй, открытой, а иногда и немного насмешливой улыбки. В нём меньше души. Глаза Лермонтова грустны, во взгляде иногда сверкает презрение. Я часто спрашиваю себя, добр ли Лермонтов, может быть, его презрительная манера есть не более как желание скрыть застенчивость и недоверчивость, ведь он, повторяю, так молод.
 По характеру  замкнут, скрытен, время от времени попросту нелюдим.  Он был тщеславен, осознавал и признавал всю пустоту и бесцельность светской жизни, но всё же стремился туда, где поначалу его не желали признавать, а потом добивались его расположения.
Иван Иванович Панаев, русский писатель, литературный критик, журналист, мемуарист, публицист, вспоминал:  "Лермонтов был неизмеримо выше среды, окружавшей его, и не мог серьезно относиться к такого рода людям. Ему, кажется, были особенно досадны последние - эти тупые мудрецы, важничающие своею дельностью и рассудочностью и не видящие далее своего носа. Есть какое-то наслаждение (это очень понятно) казаться самым пустым человеком, даже мальчишкой и школьником, перед такими господами. И для Лермонтова это было, кажется, действительным наслаждением. Он не отыскивал людей равных себе по уму и по мысли вне своего круга. Натура его была слишком горда для этого, он был весь глубоко сосредоточен в самом себе и не нуждался в посторонней опоре".
Непримиримый конфликт между Лермонтовым и светским обществом все более обострялся. И поэт отлично понимал это. В письме к М. А. Лопухиной, написанном в конце 1838 года, он так определил свое положение в светском Петербурге:
"Надо вам сказать, что я самый несчастный человек, и вы поверите мне, когда узнаете, что я каждый день езжу на балы: я пустился в большой свет; в течение месяца на меня была мода, меня буквально разрывали…..
Это, по крайней мере, откровенно. Весь этот свет, который я оскорблял в своих стихах, старается осыпать меня лестью; самые хорошенькие женщины выпрашивают у меня стихи и хвастаются ими, как величайшей победой. Тем не менее я скучаю. Просился на Кавказ - отказали. Не хотят даже, чтобы меня убили. Может быть, эти жалобы покажутся вам, милый друг, неискренними; может быть, вам покажется странным, что я гонюсь за удовольствиями, чтобы скучать, слоняюсь по гостиным, когда я там не нахожу ничего интересного? Ну, так я открою вам свои побуждения: вы знаете, что мой самый большой недостаток - это тщеславие и самолюбие; было время, когда я в качестве новичка искал доступа в это общество; это мне не удалось: двери аристократических салонов были для меня закрыты; а теперь в это же самое общество я вхожу уже не как проситель, а как человек, добившийся своих прав; я возбуждаю любопытство, предо мною заискивают, меня всюду приглашают..”
  Лермонтова нельзя было назвать красавцем. Он был невысокого роста и плотного телосложения. У юноши была большая голова, не высокий лоб, выдающиеся скулы, лицо коротенькое, оканчивающееся узким подбородком и коротко остриженные волосы. По-настоящему красивыми у него были большие темно-карие глаза.
  В воспоминаниях В. И. Анненкова рассказывает о первой встрече с Лермонтовым в конце 1832 г.: "...В первый раз я увидела будущего великого поэта Лермонтова. Должна признаться, он мне совсем не понравился. У него был злой и угрюмый вид, его небольшие черные глаза сверкали мрачным огнем, взгляд был таким же недобрым, как и улыбка. Он был мал ростом, коренаст и некрасив, но не так изысканно и очаровательно некрасив, как Пушкин, а некрасив очень грубо и несколько даже неблагородно..."
 
 В юности Лермонтов, сознавая свое умственное превосходство над многими красивыми молодыми людьми, страдал от своей «невыгодной наружности» в глазах женщин. Позднее, будучи уже офицером, он сам, смеясь, говорил, что «судьба, будто на смех», послала ему «общую армейскую наружность». Талантливая поэтесса Е. П. Ростопчина, любившая Лермонтова как друга, писала о нем: «…одно обстоятельство уже с той поры повлияло на его характер <…>. Он был дурен собой, и эта некрасивость <…> решила его образ мыслей, вкусы и направление молодого человека, с пылким умом и неограниченным честолюбием». Впрочем,  Ростопчина замечала, что эта некрасивость уступила впоследствии «силе выражения» и почти исчезла, «когда гениальность преобразила простые черты его лица».
 Женщины, узнававшие Лермонтова ближе, переставали замечать, что он некрасив. Хозяйка знаменитого петербургского литературного салона С. Н. Карамзина, питающая большую симпатию к Лермонтову (по словам А. О. Смирновой, «Софья Николаевна за него горой и до слез, разумеется»), сообщала сестре, что Лермонтов «мил», и его «присутствие всегда приятно и всех одушевляет».
  Если Пушкин был любимцем дам, то у Михаила Юрьевича личная жизнь складывалась гораздо сложнее. Иногда бросал он, но чаще его.  Лишь позже, возмужав, он приобрел благородную внешность и начал нравиться.
  Но за неидеальными внешними чертами поэта скрывались ум и большой литературный  талант. Кто-то понимал, что вся его бравада - всего лишь способ защитить себя от боли и разочарований, что за этой язвительной маской одинокий, ранимый человек с добрым и чутким сердцем, но таких было немного. И он - гордый, привычный не доверять никому - ценил этих редких друзей.
   Есть люди созданные для одиночества. Сами от этого страдают, но иначе не могут.
 
Никто не дорожит мной на земле,
И сам себе я в тягость, как другим;
Тоска блуждает на моем челе.
Я холоден и горд; и даже злым
Толпе кажуся; но ужель она
Проникнуть дерзко в сердце мне должна?
Зачем ей знать, что в нем заключено?
Огонь иль сумрак там — ей всё равно.
 
  Волнения любви Лермонтов начал чувствовать очень рано.
 В 1824 году Арсеньева  повезла десятилетнего внука на Кавказ и по пути навестила  в Пятигорске  дочь младшей сестры  Марию Акимовну Хастатову.   В доме у нее Михаил влюбился.
 В своих  автобиографических записках ночью 8 июля 1830 года  Лермонтов пишет : ” Кто мне поверит, что я знал уже любовь, имея 10 лет от роду? — Мы были большим семейством на водах Кавказских: бабушка, тетушки, кузины. К моим кузинам приходила одна дама с дочерью, девочкой лет девяти. Я ее видел там. Я не помню, хороша собою она была или нет, но ее образ и теперь еще хранится в голове моей. Он мне любезен, сам не знаю почему.
Один раз, я помню, я вбежал в комнату. Она была тут и играла с кузиною в куклы: мое сердце затрепетало, ноги подкосились. Я тогда ни об чем еще не имел понятия, тем не менее это была страсть сильная, хотя ребяческая; это была истинная любовь; с тех пор я еще не любил так. О, сия минута первою беспокойства страстей до могилы будет терзать мои ум! И так рано!.. Надо мной смеялись и дразнили, ибо примечали волнение в лице.
Я плакал потихоньку, без причины; желал ее видеть; а когда она приходила, я не хотел или стыдился войти в комнату; я не хотел (боялся)говорить об ней и убегал, слыша ее названье (теперь я забыл его), как бы страшась, чтоб биение сердца и дрожащий голос не объяснили другим тайну, непонятную для меня самого.
Я не знаю, кто была она, откуда, и поныне мне неловко как-то спросить об этом: может быть, спросят и меня,как я помню, когда они позабыли; или тогда эти люди, внимая мой рассказ, подумают, что я брежу, не поверят ее существованию, — это было бы мне больно!.. Белокурые волосы, голубые глаза быстрые, непринужденность... нет, с тех нор я ничего подобного не видал, или это мне кажется, потому что я никогда так не любил, как в тот раз. —
Горы Кавказские для меня священны... И так рано! в 10 лет!
О, эта загадка, этот потерянный рай до могилы будут терзать мой ум! Иногда мне странно, и я готов смеяться над этой страстию, но чаще — плакать. Говорят (Байрон), что ранняя страсть означает душу, которая будет любить изящные искусства. Я думаю, что в такой душе много музыки.”
 
«Кавказ»
 Хотя я судьбой, на заре моих дней,
О, южные горы, отторгнут от вас, —
Чтоб вечно их помнить, там надо быть раз: Как сладкую песню отчизны моей,
Люблю я Кавказ.
В младенческих летах я мать потерял. Но мнилось, что в розовый вечера час
Та степь повторяла мне памятный глас. За это люблю я вершины тех скал,
Люблю я Кавказ.
Я счастлив был с вами, ущелия гор.
Пять лет пронеслось: все тоскую по вас. Там видел я пару божественных глаз, — И сердце лепечет, воспомня тот взор:
Люблю я Кавказ!..
 
  О своей первой детской влюбленности  вспоминает  также в стихотворении «Первая любовь»:
В ребячестве моем тоску любови знойной
 Уж стал я понимать душою беспокойной;
 На мягком ложе сна не раз во тьме ночной,
 При свете трепетном лампады образной,
 Воображением, предчувствием томимый
Я предавал свой ум мечте непобедимой….



  В 1829 году Лермонтов написал стихотворение   “К Гению”:

 ……..Но ты забыла, друг! когда порой ночной
 Мы на балконе там сидели. Как немой,
 Смотрел я на тебя с обычною печалью.
 Не помнишь ты тот миг, как я, под длинной шалью
 Сокрывши, голову на грудь твою склонял —
 И был ответом вздох, твою я руку жал —
 И был ответом взгляд и страстный и стыдливый!
 И месяц был один свидетель молчаливый
 Последних и невинных радостей моих!..
 Как смутный памятник прошедших, милых лет!.......
В автографе   М. Ю. Лермонтов сделал приписку: «(Напоминание о том, что было в ефремовской деревне в 1827 году — где я во второй раз полюбил 12 лет — и поныне люблю)».
По заключению исследователей жизни Лермонтова, в числе которых был и русский писатель  М.А.Бунин, «Ефремовская деревня» — вероятно, Кропотово, имение отца поэта, находившееся в Ефремовском уезде Тульской губернии. А  второй любовью поэта,возможно, была двоюродная  сестра его матери, Анна.
 Анна Григорьевна Философова, урожд. Столыпина (1815 – 1892), дочь кригс-цалмейстера, пензенского предводителя дворянства
Григория Даниловича Столыпина (1773 – 1829) и Натальи Алексеевны, урожд. Столыпиной (1786 – 1851). Замужем (1834) за генерал-адъютантом, генералом от артиллерии, воспитателем младших сыновей Николая I Алексеем Илларионовичем Философовым (1800 – 1874). Приходилась двоюродной сестрой матери М. Ю. Лермонтова.  По словам А. Я. Булгакова, была прелестной особой и большой музыкантшей. Благодаря мужу занимала почетное положение при Дворе и в обществе, была гофмейстериной Двора великой княгини Ольги Федоровны. С 1851 кавалерственная дама ордена Св. Екатерины 2 ст.
 Вензель “С. А. Г.” Лермонтов  начертил в своей учебной тетради перед записью первой лекции всеобщей истории в 1829 году.
 Художник, член Союза художников СССР, лермонтовед, Почётный член Московского Лермонтовского общества, Почётный гражданин г. Истры Людмила Николаевна Шаталова (14.08.1916 — 10.10.2009)  занималась рисунками Лермонтова шесть лет..., прежде чем смогла увидеть вплавленный в рисунки текст. Причем, если бы она не была профессиональным графиком, а  только литературоведом, она бы текста не увидела. Теперь ясны десятки криптограмм, ввитых Лермонтовым в тело своих рисунков. Но больше всего, в самых разных персонажах и композициях проступает имя «АННА» или монограмма «А.Г.С.»
Ей же посвящены стихотворения “Не привлекай меня красой” (1829), “Дереву” (1830). На листе автографа стихотворения “Дереву” Лермонтов поместил прозаический текст: “Мое завещание (про дерево, где я сидел с А. С.). Схороните меня под этим сухим деревом, чтобы два образа смерти предстояли глазам вашим; я любил под ним и слышал волшебное слово: “люблю”, которое потрясло судорожным движением каждую жилу моего сердца”.
 
… о! да! я был ребенок! -
 Промчался легкой страсти сон;
 Дремоты флер был слишком тонок -
 В единый миг прорвался он.
  Отзвук увлечения Лермонтова  Анной Столыпиной есть и в драме “Menschen und Leidenschaften” ( “Люди и страсти”, 1830). В автографе стихотворного посвящения к драме он  нарисовал сухое дерево и ее портрет.
 
 
 
Тобою только вдохновенный,
Я строки грустные писал,
Не знав ни славы, ни похвал,
Не мысля о толпе презренной.
Одной тобою жил поэт,
Скрываючи в груди мятежной
Страданья многих, многих лет,
Свои мечты, твой образ нежный.
На зло враждующей судьбе
Имел он лишь одно в предмете:
Всю душу посвятить тебе,
И больше никому на свете!..
Его любовь отвергла ты,
Не заплативши за страданье.
Пусть пред тобой сии листы
Листами будут оправданья.
Прочти — он здесь своим пером
Напомнил о мечтах былого.И если не полюбишь снова,
Ты, может быть, вздохнешь о нём.
  Умерла Анна Столыпина   в Париже и была похоронена на Монмартрском кладбище.
  Однако известный исследователь  И. Л. Андроников  на основе раздумий, догадок и   сопоставления фактов пришел  к выводу, что предметом любви М. Ю. Лермонтова в 12 лет вероятно  была,  сестра пансионского товарища  Михаила Ивановича Сабурова  -  Софья  Ивановна Сабурова.
 К такому  заключению учёный пришёл ещё и после того, как обнаружил новый автограф стихотворения «К *** (Глядися чаще в зеркала...)» в бумагах А. М. Верещагиной, где оно озаглавлено «К С. С...ой», и провел   сравнительный анализ со стихотворением «К гению», а также с новогодним мадригалом «Сабуровой».
 
Глядися чаще в зеркала,
Любуйся милыми очами,
И света шумная хвала
С моими скромными стихами
Тебе покажутся ясней...
Когда же вздох самодовольный
Из груди вырвется невольно,
Когда в младой душе своей
Самолюбивые волненья
Не будешь в силах утаить,
Мою любовь, мои мученья
Ты оправдаешь, может быть!.
 Софья  родилась в Пензе. Её отец Иван Васильевич был инженер-капитаном, пензенским помещиком, известным своими агрономическими опытами и статьями по вопросам сельскохозяйственной экономики.   Братья ; Сергей, Михаил и Владимир ; учились в  пансионе одновременно с Лермонтовым, а один из них ; Михаил, одноклассник поэта ; принадлежал к числу его самых близких друзей. Ему посвящены несколько лермонтовских стихотворений 1829 года. Тем не менее, у поэта и Михаила  были очень сложные взаимоотношения. Вот что пишет Лермонтов: «…наша дружба смешана со столькими разрывами и сплетнями ; что воспоминания о ней совсем не веселы. ; Этот человек имеет женский характер. ; Я сам не знаю, отчего так дорожил им».
 Сабуровы, как предполагает Андроников, якобы принадлежали к числу знакомых Е.А. Арсеньевой ; бабушки Михаила Юрьевича. Кроме того, они были приписаны к тульскому дворянству и владели землями в Белёвском уезде Тульской губернии, где находилась «ефремовская деревня»,  в которой 12-летний Лермонтов и мог
встретить семью Сабуровых.  Фактических же сведений о таком утверждении среди жизнеописаний поэта до сих пор не имеется. Кроме этого обращает внимание тот факт , что в 1829 году Софье Сабуровой было всего лишь 11 лет, а Лермонтова уже тогда привлекали женщины старше его по возрасту.
В автобиографической записке 1830 года Михаил писал: « Мне 15 лет.  Я однажды (три года назад) украл у одной девушки, которой было 17 лет, и потому безнадёжно любимой мною, бисерный синий снурок; он и теперь у меня хранится. Кто хочет узнать имя той девушки, пускай спросит у двоюродной сестры моей. Как я был глуп!».
Советский, российский филолог, литературовед Д.А.Алексеев приводит ряд других сведений, позволяющих сомневаться в том, что  Софья Ивановна  Сабурова является именно той девицей, которую Лермонтов полюбил будучи двенадцатилетним подростком. В частности под описание внешних факторов и по  возрасту  более подходит по фамилии  и имени также   Сабурова  Софья , но по отчеству Васильевна 1813 года рождения, дочь бригадира Василия Федоровича Сабурова и Анны Сергеевны Проскочиной.  А  эпиграмму  и стихотворение “Глядися чаще в зеркала “, датируемые 1829 г. с большим основанием можно полагать, что юный Мишель адресовал именно этой девице.
    И света шумная хвала
          С моими скромными  стихами
          Тебе покажутся ясней
        ………………….
  Как? Вы поэта огорчили
        И не наказаны потом?
        Три года ровно вы шутили
        Его любовью и умом
Вы небом созданы для света
        Но не для вас был создан он !
    Очевидно, что эти строки несомненно более относятся к 16 летней Софье Васильевне, невесте на выданье,  но никак  ни к Софье Ивановне, которой в 1829 году  было всего 13 лет и последняя в противоположность первой,  не значится ни  в членах Благородного собрания, ни среди посетителей. И к ней никак не отнести слова “И света шумная хвала”.
   В 1837 году она вышла замуж штабс-ротмистра Н.П.Охотникова.
Один из их сыновей сообщил составителю родословной Сабуровых:“ Мама была очень красива и имела много поклонников. Из любви к ней  застрелился юнкер, живший у них в доме”.
Умерла 30 апреля 1882 года в Париже и там же погребена на кладбище Пер-Лашез.
По мнению некоторых лермонтоведов ,  не исключено, что со временем могут  появиться сведения о какой нибудь другой девице , которая  три года шутила “... его любовью и умом”.
  По словам литературоведа Б. М. Эйхенбаума, у нас нет ни  дневников, ни большинства писем самого Лермонтова , ни писем к нему друзей, ни даже достаточно полных и содержательных воспоминаний.  Поэт  А. Блок, пытавшийся написать историю его жизни , вообще назвал биографию поэта “нищенской”.
 Множество автографов Лермонтова было разворовано, уничтожено или вывезено за границу. Также до февраля 1855 года-дня смерти Николая I, биография опального поэта была запретной темой в русской печати. Все воспоминания о нём были написаны спустя полвека после его смерти и позже, когда запрет потерял актуальность. Именно отсутствием достоверных материалов о жизни и судьбе поэта и объясняется чрезвычайная разноголосица в оценке личности поэта и его творчества.Практически все произведения Лермонтова  автобиографичны, поэтому некоторые лермонтоведы сведения о его жизни  черпают  из их содержания. Вместе с этим  на современном этапе исследования  лермонтовской биографии зачастую даже невозможно в полной мере проследить связь жизненных событий с историей написания конкретного текста.