Мальчать!

                Милые бранятся - только тешатся.
               
                Русская народная поговорка.

     Это было летом 1969 года. Дедушка Сергей принимал ежегодное участие в сенокосе. Обычно он вместе с сыном Александром уезжал в Мананниково  к зятю-леснику, мужу его дочери Анастасии. Косили они в лесах, на полянах. Он, бывший кавалерист Первой Мировой и Гражданской войн, ставший в результате ранения хромым, никогда не отставал от молодых. Дедушка помогал складывать сено в омёты и  любил кашеварить.

     Самым эксклюзивным его блюдом была полевая каша, и все ели  её с большим аппетитом. А готовил он это блюдо так: варил пшено вместе картошкой, а потом заправлял всё жареным салом и луком. Каша получалась сытная и вкусная. На первое варил кулеш, любимое блюдо крестьян в сенокос и другие полевые работы. Кулеш – похлёбка с пшеном, которую он тоже заправлял жареным салом и луком, или же свежими сливками, которые передавала тётя Настя. Чай заваривал веточками свежей земляники или душицей  (у нас её называли «матэрынкой»), ещё шалфеем, но на самом деле, как потом определил мой муж Валерий, это был не шалфей, а грудница, которая хорошо помогала при кашле. Это растение около двадцати сантиметров в высоту с мелкими серебристыми листьями. Дедушка всегда хорошо справлялся с обязанностями кашевара.

     И вот однажды, когда был сенокос, прошли сильные дожди, косить  было невозможно, все разъехались по домам. Вернулся и  дедушка Сергей.  И, как обычно, он стал осматривать свои хозяйственные владения (а нужно сказать, что на дворе у него всегда был идеальный порядок). В небольшом амбарчике у него хранились отходы для птицы и запас хорошей пшеницы на хлеб, её возили молоть на мельницу, а потом бабушка пекла хлеб в русской печи. Там же висели его выходные тёмно-коричневые яловые сапоги, всегда чистые и обильно смазанные свиным салом, чтобы не трескались. По какой причине он их решил осмотреть – не знаю. И тут он пришёл в такую ярость, что и описать невозможно. Позвал меня и говорит: «Вот твоя «баушка» твердит, что она хорошая  хозяйка. Да какая она хозяйка, посмотри, что с моими сапогами стало!» С этими словами он перевернул их, а оттуда ручьями полилась жёлтая от глины  вода. Оказывается,  крыша амбара прохудилась, и вода попала в сапоги.

     Но на этом испытания для дедушкиных нервов не закончились. Он решил посмотреть, а как там хранится его пшеничка. Когда дедушка сунул руку в зерно, он даже подпрыгнул на своих  хромых ногах, лицо его перекосилось от ужаса, слышалось буквально мычание – ему не хватало слов для выражения своего негодования.  Он ругался своим любимым выражением «мать твою курицу», так как моё присутствие не позволяло ему вставить словцо покрепче. Пшеница тоже промокла, нужно было срочно спасать её, иначе она могла «загореться» и пропасть. И он пулей помчался в избу, где высказал бабушке всё, что думал о том, какая она хозяйка, не забыв вставить своё любимое матерное словечко. Потом,  хлопнув дверью, выскочил из дома, и мы с ним стали расстилать полог, на который тонким слоем стали рассыпать пшеницу. День стоял солнечный, жаркий. Это вселяло надежду на спасение зерна.

     Целый день мы сушили зерно, переворачивали его, охраняли от голубей и кур. К вечеру оно действительно стало сухим. Когда мы с дедушкой стали  пшеницу ссыпать в закрома, пришла бабушка посмотреть, как у нас спорится работа. Вытирая руки запонкой, она весело спросила, совсем не к месту:  «Что за шум, а драки нет?» Дедушку опять прорвало. С его губ посыпались упрёки, ругательства, от ярости он подпрыгивал, как бойцовский петух. Но бабушке всё это вскоре надоело, она взяла большой амбарный замок и, размахнувшись им в сторону деда, как закричит не своим голосом: «Мальчать!» Дедушка от такого неожиданного отпора буквально присел, притих, на лице был явный испуг, видно, что он действительно испугался, поняв, что доведённая до отчаяния его нападками бабушка могла запустить в него замком. Больше он ей не сказал ни слова. Бабушка торжествовала всем своим видом – победа была за нею, а я от души хохотала, наблюдая за их баталией. Когда бабушка ушла,  дедушка для вида ещё немного поворчал и успокоился. Мы с ним пересыпали всю пшеницу в закрома и, за день уставшие, но довольные собой, пошли ужинать.

     За ужином дедушка объявил, что пора починить крышу в амбаре. Бабушка сияла как полная луна, ведь не по её вине-то намокла пшеничка…!
                Декабрь, 1999 г.