115

Так глубоко в колдыбань Нала ещё не заходила. Но Яка всё шёл и шёл. Временами останавливался, оборачивался и ждал её. Нале не хотелось показывать свою слабость, да и незачем заставлять человека ждать, но сделать ничего не могла. Ноги не шли. Устала.

Не разговаривали. Совсем. Не о чём. Всё, что было - общие интересы, общая жизнь, общие знакомые - осталось позади. Яка вернётся, продолжит эту общую жизнь, а вот она - нет.

Мыслями унеслась в юность. Как же быстро промчалось время! Ведь кажется, совсем-совсем недавно всё было - молодость, красота, сила и бесконечность впереди. А рядом родные. Мать, брат, бабушка, потом муж. Кажется, оглянись, тут же они должны быть. Рядом.

Рядом... Давно уж нет тех родных. Ушли тихо и безвозвратно. Ушли навсегда. Лишь память хранит любимые лица. А уйдёт Нала, так словно и те не жили. Будет ли земля помнить их лёгкую поступь? Или ветер давно и равнодушно сровнял их следы, дождь в свою очередь крепко полил, и земля позабыла...

- Тут.

Голос Яки, хоть и негромкий, заставил вздрогнуть. Нала и забыла про него. Вот и правда - дура старая. Голова дырявая, кому такая нужна?

Остановились перед зарослями крапивы.

- Ты глянь-ка, туда и не пробраться. Вон, видишь бугор?

- Вижу как будто.

- То землянка. Дойдёшь?

- Дойду.

Яка потоптался, спросил нехотя:

- А то, может, ход пробить? - кивнул на крапиву.

- Не. Не надо. К чему?

- И то верно. Ну, прощай, старая Нала.

- И ты прощай... Яка.

Бабка долго смотрела в спину последнему человеку, которого видела в жизни. Долго... Пока та не скрылась в зелени. Да и тогда не сразу отвернулась, всё ждала, может, мелькнёт ещё раз между деревьями. Не мелькнула.

Вздохнула. Повернулась к крапиве.

- Ишь, как ты тут расхозяйничалась! А ну, милая, подвинься чуток.

Стала пробираться в высокой траве, а крапива её жгла, жгла. Но Нала терпела. Не так много ей осталось терпеть.

Внезапно заросли закончились. Перед полуразвалившейся землянкой мурава была густая и невысокая.

- Ишь, как тут хорошо! - вновь подивилась Нала.

Разговаривать вслух ей понравилось, и она продолжила:

- А где же тут старая Коса? Сохранились ли её косточки? Или звери лютые унесли?

Внезапно поняла, что каждый следующий старик хоронит предыдущего. Если оставалось что хоронить.

Подошла ко входу. До полога дотрагиваться страшно - сгнил весь, того и гляди, рассыплется в прах. Но, может, на её век хватит, а вот следующему нечем будет закрываться от мира.

Зимой тяжко придётся.

Вступила в тёмную затхлую землянку, пропахшую пылью и сгнившим деревом. У стены неширокая лавка. А на ней... Нала сдержалась, не отвела взгляд. Постояла над Косой. Поговорила с ней:

- А помнишь...

Потом поискала какую-нибудь палку-копалку. Нашла. Каменная, крепкая. Знать, кто-то позаботился. К вечеру Косу похоронила.

Постояла, качаясь от усталости. Что дальше? Есть хочется. Подумала... Махнула бы рукой, если бы силы остались, - какое там есть! Умирать надо!

Вернулась в землянку, улеглась на место Косы и через короткое время... захрапела на всю округу.


Утром чуть свет вскочила по привычке, огляделась. Воспоминание тяжёлым грузом легло на душу. Не померла за ночь. И есть хочется страшно.

А потом словно пелена в голове спала:

- Да что это я? Наказали умирать, а я и согласилась. Как дура. Ай у меня других забот нет? А внучка? Неужто не взгляну на Каму?

И словно камень свалился с души. И силы откуда-то взялись. Вскочила и не оглядываясь поспешила прочь. Даже не почуяла, как по крапиве проходила.

- Надо только смотреть по сторонам, - учила по дороге саму себя. - Может, ягоды какие попадутся, или ещё что. Есть страшно хочется. Сейчас бы рыбки!

И живот тут же откликнулся громким и продолжительным согласием.