Тень свободы. Рассказ

ВАСИЛИЙ ТОЛСТОУС


ТЕНЬ СВОБОДЫ

РАССКАЗ С ПЯТЬЮ ОТСТУПЛЕНИЯМИ



ПЕРВОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

           Тысяча девятьсот семьдесят третий год и следующий за ним семьдесят четвёртый запомнились нам, студентам Донецкого политехнического института, взрывным интересом к англоязычным рок-группам и исполнителям. «Uriah Heep», «Deep Purple», «Creedence Clearwater Revivial», Пол Маккартни, Джон Леннон открыли целый мир совершенной, как нам казалось, музыки. Не забывали и «Beatles», хотя эта группа к тому времени уже распалась. Вообще, время странная штука, она поистине – настоящая «трава забвения». В её монотонном шелесте растворяется всё, что ещё вчера казалось близким душе и даже вечным.
           Герои повести «Три билета на Высоцкого», повзрослели. Коля Потапов, прежде фанатично преданный яркому творчеству Владимира Семёновича,  почти перестал напевать под гитару его песни, да и гитара теперь всё чаще пылилась на антресолях его комнаты а общежитии. Валера Гутник увлёкся учёбой, забросил тяжёлую атлетику, стал слушать Бетховена, рассказывать с восхищением о гениальности Баха и Гершвина. После возвращения из стройотряда я на заработанные деньги купил мощный усилитель «VEF» и магнитофонную приставку «Нота». Стал записывать и проигрывать для друзей записи модных рок-групп.


1. РАЗГОВОР ЗА СТОЛОМ

           Стало понятно и очень даже просто, что «траву забвения» можно прекрасно взращивать и самому. Окружающая жизнь, заполненная посещающими душу мыслями, что, мол, все хотят обычного материального благополучия – такого, как на благословенном Западе, а здесь доступного лишь нашей, отечественной номенклатуре, капала постоянно и ядовито на мозги, разжижая их до состояния ожидаемого и вожделенного пофигизма.
           Но однажды, под Новый год, исчезли двое: Юра Еремеев и Коля Потапов.
           Шла зачётная сессия. Студенты зубрили начитанные преподавателями знания научных дисциплин, почерпнутые из конспектов. Головы, казалось, дымились от впускаемых туда знаний, кстати, с годами благополучно позабытых за удивительно быстро обнаруженной ненужностью в повседневной жизни.
           После Нового года так же внезапно появились и Коля с Юрой. Ходили по общежитию с загадочными лицами, но на вопросы о том, где их носило в новогодние праздники, не отвечали, только головами качали и вздыхали.
           Понемногу вся эта история стала забываться. Но однажды, через год или даже более, Юра, большой любитель выпить пива и водки, проговорился. Речь среди собравшихся зашла о необычных приключениях. Юра, распираемый от желания рассказать что-то, имевшее отношение к теме разговора, вдруг выдал:
           – Это ещё что? Вот я однажды встречал Новый год в московском метро.
           – В смысле? – не поверил один из слушателей. – Как это в метро? Разве оно работает по ночам?
           – Недолго, до часу ночи, – ответил Юра. – Встретили, а потом взяли такси и поехали в аэропорт.
           – Поехали? – поднял брови второй слушатель. – А сколько вас было?
           Юра покраснел. Он понял, что сболтнул лишнее.
           – Какая разница? – буркнул Еремеев.
           – Это была девушка? – заинтересовался третий слушатель. – Из наших? И кто же? И кто платил за билеты до Москвы, а потом обратно? Да ещё и на такси раскошелился! Я всё равно узнаю. Танька из группы «Б» всё знает. Сейчас же пойду расспрашивать. Мимо Таньки ни одна новость не пролетает. Всё обо всех знает, зараза.
           – Какая девушка? О чём вы? – отбивался Юра.
           – А с кем же? Не с преподавательницей ли какой-нибудь, а? Танька и о них всё знает. 
           – Да ну? – не поверил второй слушатель. – И про Моисееву?
           – Про всех, – подтвердил третий слушатель. – Могу поспорить. Идёт?
           И потянулся к руке второго.
           – А я разобью, – протянул свою руку первый слушатель.         
           Юра понял, что попался крепко.
           – Ладно, – сдался. – Мы с Колькой Потаповым ездили.
           – Что? – удивился третий. – А на фига ему Москва? Да ещё и с тобой?
           – И когда же это было? – поинтересовался второй.
           – На прошлый Новый год.
           – И ты только сейчас об этом говоришь? – упрекнул первый.
           – Вот именно, – кивнул третий. 
           – Значит, было что скрывать, – подытожил второй.
           Юра замялся.
           – Наливай, – понял ситуацию первый. – Надо размочить, а то у человека горло пересохло.
           Выпили и закусили.
           – Ну? – напомнил второй. – Так на чём мы остановились?
           – Да, – поддержал третий. – На чём? А, я вспомнил: Юра что-то скрывал. И Колька Потапов тоже молчал целый год.
           – Дольше, – вступил в разговор первый.   
           – Что: «дольше»? – уточнил третий.
           – Молчал дольше года, гораздо дольше, – обратился к нему первый. – Сейчас уже май.
           И все трое замолчали, ожидая, что же скажет Юра. 
           – Ну, что такого? – решился тот. – Что, нельзя полететь в Москву? На два дня. Даже меньше – на сутки. Утром прилетели туда, а следующим утром – обратно.
           – Чтобы встретить в метро Новый год? – вытаращил глаза первый слушатель.
           – Нет, конечно, – вздохнул Юра. – Это всё Коля. Говорил, мол, поехали в Москву, на спектакль театра на Таганке. Там Высоцкий играет, и всё такое. Я ему говорю, что туда так просто не пустят. Нужны билеты, а у тебя они есть? Он сказал, что нет, но Высоцкий, когда выступал с концертом у нас в Донецке, пообещал провести собравшихся тогда зрителей на свой спектакль. Не всех, он говорил, а некоторых. Неужели, напирал Колька, нас двоих не пропустят?
           – Поехать? – засомневался второй слушатель. – Так до Москвы только туда больше суток на поезде.
           – Вот он и предложил лететь на самолёте, – тихо сказал Юра. – А я что? Я не отказался.
           – А деньги? – недоверчиво покачал головой третий слушатель. – Да ещё на двоих. Или каждый платил за себя?
           – Не, – пожал плечами Юра. – Деньги его. Он их скопил. Или занял. Мне какое дело?
           – Ну и что? – спросил третий слушатель. – Посмотрели спектакль? Пустил вас Высоцкий?
           – В том-то и дело, что нет, – признался Юра.
           – Что? – не пустил Высоцкий? – ахнул второй.
           – Нет, Высоцкий ни при чём, – потянулся Юра к рюмке, наполненной первым слушателем. – Его на этом спектакле не было. Не играл почему-то. А без него никто без билета не пускал.
           – И вы не спросили, где он? – поинтересовался первый, закусывая.
           – Да ты что? – покосился на него Юра, отставляя пустую рюмку и беря в руку огурец. – Тогда нас вообще в милицию забрали бы. Мол, какие-то пацаны выспрашивают, где сейчас находится известный артист. Нет, мы просто ушли.
           – А что, нельзя было узнать раньше, играет Высоцкий в этот день, или нет? – спросил третий. – Позвонить, что ли.
           – Не знаю, – признался Юра. – У него спроси.
           – А ответит? – засомневался третий.
           – Нет! – твёрдо ответил Юра. – Не только не ответит, но и мне накостыляет за то, что разболтал. Он так расстроился тогда, что в Москве за Новый год шампанского даже не выпил.
           – Вы и шампанское с собой прихватили? – спросил удивлённо второй. – И что, в метро разрешают пить?
           – Шампанское и стакан купил я, по дороге в метро. Но открыл уже в такси. Таксист, правда, ругался. Сказал, что сдерёт кучу денег, если в салон прольётся хоть одна капля. Но ты же знаешь, – обратился Юра к второму, – я умею открывать шампанское.
           – Да уж, – согласился тот. – Умеешь.
           Повисло молчание.
           Юра тихо сказал:
           – Ребята, прошу вас. Не сдайте меня. Коля мне не знаю, что сделает.               
           – Да ты что, Юрец? Мы как могила, – наперебой зашумели слушатели.
           – А вообще-то, пацаны, – вдруг сказал Юра, и выражение его лица внезапно стало серьёзным, – не знаю, как вам, но мне почему-то кажется, что вот ради таких мгновений, безумных на первый взгляд, и стоит жить.
           Он поглядел на слушателей, ожидая возражений. Но все молчали, и у каждого на губах блуждала немного грустная улыбка.

           Об этой истории я узнал дня через два. С малейшими подробностями. И не от троих Юриных слушателей, а совсем от других людей – так широко разошлась молва.
           Насколько правдиво то, что передавали из уст в уста, я тогда не знал, да и не мог знать.


2. ШАХТА В ГОЛОМ ПОЛЕ

           Через несколько лет, уже работая на шахте имени К.И. Поченкова, я созвонился с Юрой Еремеевым и договорился о встрече. Студенческое товарищество крепко сидело в нас и не отпускало. Кстати: некоторых ребят и девчат (теперь уже – дедушек и бабушек) не отпускает и по сей день.

           Шахта, где Юра в то время работал заместителем начальника участка шахтного транспорта, располагалась в голой степи, вдалеке не только от центров цивилизации, но и от ближайших посёлков. В то время я по ночам писал в стол фантастический роман «Туда и с полпути обратно», спал по три часа, а по утрам на двух автобусах ехал с крошкой-дочкой Оксанкой в детский комбинат «Малыш». Оттуда, пересекая рельсовые пути Центральной обогатительной фабрики «Кальмиусская», добирался уже до места работы. Уставал сильно. Требовалось какое-то расслабление, и я вспомнил о Юре. Жена Лида как раз ушла в свой первый отпуск и с дочкой улетела на самолёте на родину, в Черниговскую область.
           Юра на звонок ответил сразу.
           – Приезжай к часу дня, – сказал, подумав. – Как раз второй наряд закончится. Я закажу столик в ресторане, там и поговорим.
           К Еремееву на работу я приехал на такси. На автостанции городка Зугрэс мне женщина в окошке кассы сказала:
           – Куда? На шахту? Туда не ходят рейсовые, только рабочие, на смену. Они отправляются не отсюда, а к нам только заезжают на пять минут, чтобы шахтёров подобрать. Но на автобус ко второй смене ты опоздал. Минут десять как уехал. Теперь пойдёт на третью смену, но это уже к вечеру. 
           – Что же делать? – растерялся я, отойдя от окошка, так как позади уже волновалась очередь. – Как мне туда добраться?
           – Молодой человек! – окликнул меня седой дядька из очереди. – Идите вон туда. Видите? Там таксисты стоят. Может, и сторгуетесь, чтобы отвезли до шахты.
           Я поблагодарил и подошёл к стоянке такси. Один из водителей для вида немного поторговался, но в итоге согласился.
           – А ты почему не на рабочем? – спросил он, когда отъехали.
           Я объяснил, что еду из Макеевки к студенческому товарищу.
           – Хорошее дело, – одобрил. – А у меня на этой шахте племянник работал.
           – Работал? А сейчас?
           – Нет его, – он как-то судорожно сглотнул и крепче сжал пальцами баранку руля. – Его мама – сестра моя. Старшая. Он на участке ШТ работал. Молодой совсем. Вагонетки сошли с рельсов, и… Короче, мучился недолго.
           О том, что Юра работает на этом же участке, я распространяться не стал.
           – Витей его звали – таксист вздохнул. – Если хочешь устраиваться на шахту, не иди на ШТ.
           Я промолчал.
           Оказалось, что шахта совсем недалеко от Зугрэса. Я даже не понял, что передо мной угледобывающее предприятие.
           – А где же копёр? – вырвалось у меня.
           – Здесь наклонный ствол, – объяснил таксист. – Так ты понял? – не иди на ШТ! Да, и ещё. Если надумаешь возвращаться отсюда, позвони на автостанцию вот по этому телефону, – он подал бумажку с заранее написанными цифрами. – Мне передадут. Кстати: меня Алексеем зовут.
           – А по отчеству? – спросил я зачем-то.
           Таксист лишь фыркнул, покачал головой и уехал.
           Стояла поздняя осень. Я огляделся. Более неприглядного места не видел за всю свою молодую жизнь.


ВТОРОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

           Много позже, году эдак в две тысячи семнадцатом, я снова побывал на этом предприятии. Заместитель директора шахты пригласил меня, своего коллегу, по делам работы. Леонид Викторович Федотов, водитель автохозяйства шахты «Ясиновская-Глубокая», где я тогда трудился, вышел из машины, оглянулся вокруг и сказал:
           – Какие сказочные места! Степь, овраги, перелески. Тут, наверно, дичи видимо-невидимо!
           Стояла поздняя весна, акации уже вовсю  распускали свои пахучие соцветия. Трава стояла по пояс, и колыхалась от лёгкого тёплого ветерка. Идиллия!

           Но тогда, в семьдесят девятом, при виде окружающей унылости, сердце сжала такая тоска, что захотелось просто выть, по-волчьи. Подумалось: «Как же люди живут и работают в таком гиблом месте?»
 
           В нарядной участка ШТ за столом в гордом одиночестве сидел Юра и что-то писал. Люди уже ушли переодеваться в шахтную спецодежду, чтобы отправиться под землю.
           – Владик, привет! – протянул руку Еремеев. – Ты подожди немного, сходи в плановый отдел, посиди там, а я пока переоденусь, пройду табельную, чтобы отметиться в шахту, а потом снова в баню, приму душ, и поедем в Иловайск.
           – Почему именно в Иловайск? – недоумевал я.
           – Там около вокзала есть ресторан. Я уже заказал стол, распорядился насчёт меню и всё такое, Кстати, к нам подъедут ещё Серёга Торс с женой. Он сейчас в шахте, в первой смене. Выедет, возьмёт свою половину – и сюда. Да, его благоверная, Галка, тут работает в плановом отделе. Можешь подождать меня у неё. Понял? Действуй!
           Я успел только кивнуть, а Юры уже и след простыл.
           Торс окончил институт на год раньше меня и Юры. Галина училась на поток позже. Они с Сергеем сыграли свадьбу в прошлом году, сразу после получения девушкой диплома. Её отец работал большим начальником в Харцызске, городе, примыкающем к Макеевке. Тогда я этого, естественно, не знал, как не догадывался поначалу и о том, какие отношения у них с Сергеем.
           Окончив институт два года назад, я ещё долго приходил в общежитие к своим друзьям: Павлу и двум Олегам – Большому и Маленькому. Заходил и в комнату, где жила Галина. Она меня хорошо знала. Разговаривали обо всём: о будущем, вообще о жизни. Девушка умная, недурна собой, в общем – приятный человек, гордая и независимая натура.
           В плановом отделе она сидела за столом, стоявшим сразу около входа. Самые лучшие места – у окна – занимали, как обычно, пожилые тётки, разной комплекции и наружности.
           Меня Галя узнала сразу.
           – Владик! Уже приехал? – поднялась она и пригласила сесть на стул у её стола. – А Серёжа в шахте. Юру уже видел?
           Я ответил. Сразу понял, что разговаривать в присутствии подозрительно зыркавших плановичек не совсем удобно, да и Галину моё присутствие смущало. Понятно: муж в шахте, а в это время к его жене вдруг заявляется какой-то неизвестный им парень... Но Галя не относилась к робкому десятку и лишь зарумянилась под взглядами сотрудниц.
           – Я всё знаю, – сказала она громко, чтобы слышали окружающие. – Серёжа выедет на-гора, и мы присоединимся к вам с Юрой.
           Разговор под осуждающими взглядами всё же не получился. Через минуту я встал, извинился, что отвлекаю Галину от работы, и пошёл обозревать шахтный административно-бытовой комбинат: отдел нормирования, бухгалтерию, профсоюзный комитет, отдел кадров… В конце концов эти бесцельные шатания надоели, и я снова направился к нарядной участка ШТ. К моей радости, Юра, серьёзный и сосредоточенный, уже подходил к ней быстрым шагом.
           – У Галины был? – тотчас спросил он и, не ожидая ответ, увлёк за собой. – Сейчас зайдём к ней, а потом сразу едем. Из ресторана уже звонили.
           – Галя, мы уже выдвигаемся, – сходу заявил он, ворвавшись в плановый отдел.
           Сотрудницы разом перевели взгляды от бумаг на нас и, как по команде, поджали губы.
           – Извините, девочки, – сменил тон Юра. – Я вас сегодня ещё не видел, поэтому всем привет!
           «Девочки» молча проводили нас взглядами, повернув головы как по команде.
           – Ожидайте нас, – пообещала Галя, улыбаясь.
           Она явно наслаждалась эффектом, произведённым на женщин бурным появлением Еремеева.
           – Как тебе наши дуры? – вполголоса произнёс Юра в коридоре.
           Я пожал плечами, мол, не рассмотрел. А из кабинета плановиков донесся тягучий женский вздох:
           – Молодёжь!


3. В РЕСТОРАНЕ.   


ТРЕТЬЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

           Железнодорожный вокзал «Иловайск» мне, как транзитному пассажиру, довелось посетить впервые в августе 1975 года, через год после окончания его строительства – я тогда возвращался из Сочи, где мы, пятеро студентов, после броска через Кавказ, отдыхали на море. Этим замечательным зданием посчастливилось любоваться ещё не раз: в августе семьдесят шестого, в сентябре восемьдесят второго и в августе девяностого. Огромный, светлый, многофункциональный – он каждый раз вызывал в душе незабываемое чувство подъёма, гордости за страну.               
             
           Поздней осенью семьдесят девятого, слякотной, промозглой, бессолнечной – мне вокзал совсем не запомнился. Да ресторан и не находился там: ничем не примечательное здание стояло на отшибе, а внутри вообще походило на заурядное кафе где-нибудь на окраине Донецка.   
           Столик, накрытый на четверых, оказался в дальнем углу и сиял белизной скатерти.
           – Садись, а я позвоню на шахту, – сказал Юра. – Надо узнать последние новости. Я же ещё вроде как на работе.   
           Юра подошёл к телефону, висевшему на стене у входа, и попросил набрать шахтный коммутатор. Говорил негромко, так что разговор я не слышал.
           С подошедшей к нему знакомой официанткой (Еремеев обнял её за плечи) пообщался вполголоса, та кивнула и ушла на кухню.
           Быстрым шагом Юра вернулся и сел за столик. Что-то его тревожило. Он как-то исподлобья посмотрел на меня и тяжело вздохнул.   
           – Как думаешь, – спросил я неожиданно для самого себя, – слово «официант» происходит от прилагательного «официальный»? Так сказать, законный представитель властей.
           – К чему ты? – поднял брови Юра. – Никогда об этом  не думал. Ты расслабься и будь как дома. Сейчас принесут заказ.
           – Как дела на работе? – спросил я, видя, как изменилось его настроение. – Что-то произошло?
           – Нет, нет, всё в порядке, – улыбнулся Еремеев. – Серёжа ещё в шахте. Скорее всего, задержится.
           – Это он сказал?
           – Да, я дозвонился до участка.
           – Далеко это от ствола?
           – Далековато. Шахта неглубокая, но очистные работы ведутся под самим Зугрэсом.
           – Ого! – не удержался я от восклицания. – Это же Бог знает где.
           В это время подошла официантка.
           – А вот и Лена! – воскликнул Юра.
           Он явно обрадовался смене темы.
           Порции блюд оказались огромными. Еремеев явно знал о моей любви к бефстроганову и жареной картошке. Он разлил водку по рюмкам и сказал:
           – Владик, давай выпьем за нашу юность! Мы ещё не всё понимаем до конца, но сейчас, работая на шахте, мне приходится балансировать между абсолютно противоположными личностями. Каждая из них может подставить подножку, сдать с потрохами начальству. Жуть!
           Я держал в руках рюмку, смотрел Юре в глаза и не узнавал его. В институте лихой выпивоха, он и учился неплохо, словно бы шутя. Отличался откуда-то взявшимся аристократизмом движений, что так не вязался с его рыхловатым упитанным телом. В любых обстоятельствах он стремился пускать пыль в глаза, при этом то и дело проскакивала некая хитреца в общении… А теперь передо мной сидел перепуганный молодой человек, продолжающий пытаться играть роль первого парня на деревне, но в этой «деревне» жили такие хищные обитатели, что выжить в их окружении оказалось очень непросто.
           – Сергей и Галя не придут? – перебил я.
           Юра как-то весь съёжился, махнул рукой и молча выпил.
           – Что ж, не особо и рассчитывал, – признался я. – Ты есть, и этого достаточно.
           – А я надеялся, – глухо произнёс Юра.
           Скорее всего, он хотел присутствия здесь именно Галины. Дочь одного из секретарей горкома партии могла помочь утвердиться в жизни. Но кто для неё Еремеев? Муж – другое дело, его нужно было продвигать. Что в итоге и произошло.


ЧЕТВЁРТОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

           В студенческие годы мы с Сергеем жили на одном этаже общежития Донецкого политехнического института, так называемого ДПС-5, что расшифровывалось как «Дом приезжих студентов номер пять». Торс не отличался особо сильной харизмой, не участвовал ни в одной из групп друзей-товарищей, казался серой личностью. Яркими индивидуальностями блистали совсем другие студенты. Тот же Юра Еремеев или Коля Потапов явно затмевали Сергея талантами, апломбом и, казалось, даже интеллектом. Но прошли годы, и Сергей Борисович неожиданно для всех стал доктором наук и министром. Впрочем, из жильцов ДПС-5 не он один сделал сумасшедшую карьеру. Виталик, долговязый нескладный студент, отличался  ушами, напоминавшими антенны радиотелескопа, и шаркающей походкой, когда дефилировал по коридору общежития в старых тапочках на босу ногу. К удивлению многих, лет через двадцать он стал вице-премьером. Впрочем, Украина, которой оба служили, не отличалась стабильностью, поэтому их карьера прервалась довольно бесславно.         
         
           Водку выпили быстро. Лена принесла ещё запотевший графинчик, потом – ещё… Юра захмелел и попытался упросить официантку сесть за наш столик, но это ему не удалось, так как в ресторан пришли посетители, и девушке нужно было работать.
           – Скажи, Юра, – спросил я, глядя студенческому товарищу в глаза, – вот ты прожил четверть века…
           – Ну да, почти, – согласился он. – А что?
           – Я помню твоё крылатое выражение…
           – Да? Какое же? – он положил локти на стол, чтобы поддержать голову. – У меня их много, выражений этих.
           – Неужели? А я помню только одно. Ты говорил: «Вот ради таких мгновений и стоит жить!» Можешь назвать такое мгновение? Ну, не мгновение, а событие,
           Еремеев задумался. Взгляд прояснился.
           – Молодец, что спросил, – ответил он искренне и улыбнулся мечтательно. – Знаешь, мне тут не с кем поговорить по душам. Никому не интересно, что у человека на душе. Никому. Тот же Серёга рвётся изо всех сил наверх, у него только карьера на уме. Галка... Да Бог с ней...
           – Ну, так что? – не отставал я.
           – Налей-ка ещё, – попросил он. – Всё-таки пошёл серьёзный разговор.
           – А не много ли для серьёзного разговора?
           Впрочем, я, конечно же, налил – и ему, и себе.
           – В студенческие годы принимали «на грудь» и побольше, – сказал он, закусывая.
           Закурили.
           – Помнишь, как мы с Колей встречали Новый Год в Москве? – начал он.
           – Да вы же с ним отнекивались, говорили, что этого не было, – усмехнулся я. 


4. ТЕНЬ СВОБОДЫ

           Я прикрыл глаза. Пульсировала мысль: «Боже, как же здорово мы жили! Учёба, конечно, изматывала, но мы всегда шли на помощь друзьям, по любому зову.
           Как только возникла идея похода с палаткой через Кавказский хребет – тут же обсудили все нюансы,  и летом рванули в Горловку, где на вокзале "Никитовка" вечером сели на поезд, а проснулись уже в предгорьях.
           Однажды решили посетить все рестораны Донецка – и выполнили это неподъёмное дело!
           Учились за столом орудовать вилкой и ножом, танцевать с девушками на студенческих вечеринках. Стали разбираться в современной музыке, вести учёные беседы».
           В результате полученного самообразования мы после окончания учёбы легко вписались в довольно сложные коллективы, и не потерялись там…
           Но, что греха таить, – рабочие будни стали вытягивать что-то главное из души. Словно рыбы, выброшенные на берег, мы задыхались от недостатка свободы – ненормированной, не подконтрольной никому. Вдруг выросли железные стены предписаний, установлений и прямых запретов. Поэтому свободная молодая память стала искать в прошлом, в короткой студенческой пятилетке какую-то основу, стержень для будущего, чтобы его стальную неколебимость хотя бы частично встроить в быстро утекающую жизнь. У кого-то это получилось, у кого-то нет.
           – Владик, – прошептал Юра очень тихо, так что я его едва услышал. – Мне нечем заполнить жизнь. Начал как-то перебирать события, что произошли после защиты диплома, и понял, что их не было. Совсем. Понимаешь?
           Он откинулся назад, на спинку стула, и беззвучно рассмеялся. Глаза стали серьёзными. Даже хмель словно улетучился.
           – Поверишь ли, – сказал он чуть громче – вот только сейчас, с тобой, я впервые говорю искренно, без какой-то…               
           Юра наморщил лоб, подбирая нужное слово. Я не мешал ему.
           – Без какой-то позы, – наконец нашёл он подходящее слово. – Я позёр. И на работе, и даже после. Да всюду. И знаешь, почему?
           – Нет.
           – Я боюсь, что меня раскусят. Узнают, что я ненавижу всю эту ненастоящую жизнь, все эти сплетни, интриги. Я не знаю, кто мне подставит подножку, интуитивно стараюсь избежать её. И вот в чём гадость: хочу даже эту подножку успеть подставить первым.
           – Что ты говоришь?! Всё так плохо?
           – Всё, Владик.
           – И что же делать?
           – Не знаю. А мгновение, ради которого стоило жить, у меня было. Короткое, не дольше суток, но было.
           – Одно?
           Он подумал. Наверно, перебирал свою жизнь от начала и до нынешнего времени.
           – Я не беру детства, – наконец произнёс Юра, открыв глаза. – Тогда каждый день проживался как самый важный. Я имею в виду ту зимнюю поездку в Москву.
           – Так она всё-таки была?
           – Была, Владик.
           Он вздохнул и продолжил:
           – Да, ту встречу Нового Года я запомнил на всю жизнь. Представь: Коля предложил эту идею вечером, а на следующий день мы уже улетали в Москву. Знаешь: у меня сердце колотилось так, как до этого никогда в жизни! Под нами летела заснеженная земля, потом самолёт поднялся на такую высоту, что сверху на земле разобрать невозможно было ничего. Яркое солнце, небо синее-синее, облака бугрились и блестели ярче снега – так, что смотреть больно. Ни одной посторонней мысли в голове! Какая там учёба?! Впереди – приключение. Честно скажу: Высоцкий не мой герой. Это для Коли он что-то значил. Я летел с ним за компанию, потому, что хотел сменить обстановку, вырваться на свободу. Ты знаешь, что такое свобода?
           Я покачал головой:
           – Сложный вопрос.
           – Я тоже не могу внятно сформулировать. Тогда просто чувствовал, что это именно свобода, без всяких объяснений. Особенно сейчас, после стольких лет, понимаю, что буду помнить ту поездку всегда.
           – Но Коля, наверно, другого мнения.
           – Ну и что? Он летел посмотреть концерт Высоцкого, а я просто испытывал счастье лететь над землёй выше птиц, а потом встречать Новый Год шампанским в Москве. Я понимал Потапова, когда он запретил рассказывать о нашем вояже. Это его идея, его деньги и его неудача. Я никакой неудачи не чувствовал, Владик! Помню, как расширилась Колины глаза у дверей театра на Таганке. Вот он, Колян, авантюрист самый настоящий! Как можно было лететь, не узнав заранее, что Высоцкого на спектакле нет? Но это его прокол, не мой.
           Мы немного помолчали.
           – Знаешь, Владик, – сказал он тихо. – Я настолько люблю свободу, что даже тень её для меня важна. Что хочешь за неё отдам. Но нужно, чтобы кто-то находился рядом, поддерживал.
           – Да? Что ты имеешь в виду? Я же вот приехал, сижу возле тебя.
           – Конечно, – он кивнул и протянул мне руку, – Спасибо тебе, Владик. Но я хочу, чтобы кто-то находился рядом постоянно.
           Он кому-то улыбнулся и помахал рукой.
           Оборачиваться я посчитал неудобным.
           Подошла официантка. «Неужели пора прощаться?» – подумал.  За окном действительно стало сереть. .
           – Садись, Лена, – предложил Юра. – Знакомься: это Владик, мой студенческий товарищ.
           Официантка села около Юры и кивнула мне. Я кивнул в ответ.
           – Знакомься, Владик: это Лена, моя будущая жена. Мы уже подали заявление.
           – Поздравляю, – только и мог я вымолвить.
           – Мы любим друг друга, – сказал Юра, глядя нежно Лене в глаза.
           Девушка сдержанно улыбнулась. Лицо её, не особо утончённое, но доброе, простое, почему-то располагало к себе.
           – Я верю, – сказал Юра, – что у меня… у нас ещё будут минуты, часы, дни и годы, ради которых стоит жить.
           – Юра любит детей, – сказала Лена и положила свою руку поверх Юриной.
           – У нас их будет много, – подтвердил Еремеев.      
               
           Таксист Алексей согласился довезти меня домой, в Макеевку.
           – Не надумал устраиваться на шахту? – спросил он на полпути к Зугрэсу.
           – Слишком далеко от дома.
           – Это конечно, – согласился Алексей. – На такси не наездишься, а автобусы из Макеевки не ходят.
           Я задремал и даже видел сны. Почему-то привиделась Москва, тамошнее такси, а в нём Юра и Лена, улыбающиеся, счастливые. И ладонь Лены лежала на ладони Юры.
           А потом приснился Коля Потапов, почему-то грустный. Он ходил около дверей театра на Таганке, то и дело теребя их за ручки.
           Он словно не видел, что за одной из дверей стоял Высоцкий, прислонив лицо к стеклу так, что нос чуть сплющился, а глаза, грустные-грустные, смотрели не на него, а на меня, да так, что, казалось, пронзали насквозь.
           Тут Коля вдруг явственно сказал, оборачиваясь ко мне:
           – Разве ради таких минут стоит жить?
           А Лена из стоявшего рядом такси прошептала, опустив стекло дверки машины:
           – У нас будет много детей. Правда, Юра?
           Юру я не видел, и не услышал, что он ответил.               
   

ПЯТОЕ, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

           И вот теперь, через много лет, практически через полвека, я написал Коле напрямую и спросил о том, соответствует ли действительности тот давний Юрин рассказ о путешествии в Москву. Нужно сказать, что в условиях нынешней нестабильности и вездесущих боевых действий, затронувших наши края, Коля переехал в дальнее зарубежье. Общаться с ним можно только по мобильной связи, с помощью СМС. Он ответил не сразу. Спросил, откуда у меня информация. Я правды не сказал, ведь полвека назад обещал Юре сохранить их тайну:
           – Да так, из третьих рук.
           Ответ был таков:
           – Зачем именно теперь ворошить это старьё? Жизнь подходит к концу, случилось много хороших событий. Карьера какая-то сложилась, и не совсем плохая. Ты же понимаешь: не всегда хочется вспоминать о глупостях и неудачах. Было – не было. Теперь думаю, что не было. А там – как знаешь…


10 февраля 2025 г., Макеевка, ДНР.


Рисунок Петра Дмитриевича Степаненко, г. Макеевка