Сказка о старом шарманщике

Один путник ехал зимой по торговым делам. На третий день пути началась метель, дорогу замело, лошадь увязала в снегу и ковыляла еле-еле. Вскоре должен был показаться постоялый двор, но в ледяной круговерти путник никак не мог разглядеть дорожного указателя или огней. Лошадь, понукаемая всадником, брела сквозь сугробы, храпя и фыркая от натуги. Путник промёрз до костей и вполголоса ругался, поминая всех чертей и отца их дьявольского сатану. 
Вдруг лошадь встала. Ни шпоры в бока, ни удары хлыстом, ни окрики не могли заставить её двигаться дальше. Путник повёл её в поводу, но через несколько шагов лошадь пала. Наступили сумерки, сгущалась тьма, и путник уже попрощался было с жизнью, но увидел впереди неясные силуэты. Никак постоялый двор! – обрадовался путник и, бросив издыхающую лошадь, как можно быстрее двинулся в ту сторону. Метель затихала, и в порывах слабеющего ветра путник разглядел ряд домишек: то был не постоялый двор, а маленькая деревушка. Видать, хорошо я заплутал, подумал путник, сроду в этих краях деревни не было.
Нигде не горели огни, словно деревушка спала мёртвым сном. Путник побрёл по единственной улочке, стуча в каждую дверь и крича о помощи, но никто не откликался. Только в самом последнем доме на стук вышел кряжистый хромой мужик.
– Чего тебе? – хмуро буркнул он.
– Прошу, пустите меня укрыться от непогоды и переночевать. Я сбился с пути, моя лошадь пала, а метель замела дорогу. Утром я пойду на постоялый двор, он ведь недалеко отсюда?
Мужик ничего не ответил, но посторонился, впуская гостя в дом.
В избе было темно: света одной-единственной тоненькой восковой свечи не хватало, чтобы осветить полностью даже стол, на котором она горела. Рядом со свечкой стояла деревянная кружка, накрытая куском хлеба. Мужик сел за стол, кивнул путнику на длинную скамью у стены и уставился в окно. Путник осторожно уселся. Его мучила жажда и томил голод, он хотел лечь, но беспокоить хозяина своими насущными желаниями не решался. Время близилось к полуночи. Путник согрелся и задремал, когда мужик вдруг заговорил:
– Скоро старый шарманщик явится. У тебя есть чем ему заплатить?
Путник вздрогнул, нащупал под кафтаном кошель с серебром и кивнул. Глянул на свечу – за несколько часов она совсем не оплыла. Или хозяин заменил свечку?
В дверь стукнули. 
Мужик обернулся на стук и сказал:
– Входи. 
Дверь распахнулась, впуская в дом одетого в лохмотья старика. Рваный кафтан подпоясан бечевой, на ногах стоптанные, перевязанные сыромятью чуни, холщовые штаны сплошь в заплатах, седые лохмы из-под драной меховой шапки торчат клоками. Глаз под густыми бровями не видать, а взгляд тяжкий, как камень. На шее на широком ремне висит коробка резная, сбоку ручка торчит изогнутая. Старик взялся за неё большой, растресканной от мороза рукой, повернул. Внутри коробки что-то затрещало, словно истопник хворост ломал. Следом заскрипело, как несмазанные ворота, потом будто лёд вскрываться на реке начал. И сквозь эти ужасающие звуки слышался колокольчиковый звон, такой тихий, такой ласковый, что путник не мог понять, слышится он ему наяву или чудится. Странная эта музыка колола душу будто старая крапива и длилась целую вечность, но когда старик, сделав последний взмах рукой, остановил шарманку, свеча ни на малость не прогорела. Шарманщик уставился на путника.
– Заплати ему, – проговорил мужик.
Путник полез было за кошелём, но вспомнил про свои торговые дела и ему стало жалко трудом заработанных денег
– За что это ему платить? – усмехнулся. – Коты по весне и то музыкальнее горланят.
– Не будешь платить? – спокойно спросил хозяин. Старик переступил с ноги на ногу, шарманка вздохнула.
Путник ощутил, как страх вползает ему под кожу, но всё же твёрдо ответил:
– Не буду.
Мужик отвернулся к окну. Старик молча вышел за дверь. Путник вытер покрытый испариной лоб и остался сидеть на скамье. Как рассветёт, уйду, с облегчением подумал он и через некоторое время снова задремал.
Чуть посветлело, путник поспешил покинуть странное жилище. Он попрощался с хозяином, который продолжал сидеть за столом и смотреть в окно, и вышел.

В домишках по-прежнему не горели огни, не топились печи. Не слышно было и лая собак. Метель давно утихла, поле и лес поодаль были укрыты снегом. Почти у самого леса горели огоньки, и в рассветное, ещё почти чёрное небо поднимались столбики дыма. Вот и постоялый двор, обрадовался путник, совсем рядом, прямиком через поле дойду. И он зашагал мимо тихих домов, позабыв про голод и усталость от страха и полубессонной ночи. Дойдя до конца улочки, путник не поверил своим глазам: за крайними дворами раскинулась большая деревня, которой ночью не было и в помине. Что за чертовщина! – выругался путник и пошёл по улице к краю села. Но зайдя за последний дом, вместо чистого поля и дороги снова увидел избы, огороженные аккуратными заборчиками. И снова ни огонька, ни дыма, ни завалящей собачонки. Путник не на шутку испугался и побежал на другой край деревни, виднеющийся позади дома, где он ночевал. Но и там на его пути выросли молчаливые, безжизненные избы. Путник пошёл по другой улочке, свернул направо, потом прямо, побежал назад, но страшной этой деревне не было конца и края. Тогда путник решил найти мужика, который его приютил, но дом его уже невозможно было отыскать среди сотен одинаковых построек.
Рассвет всё никак не наступал, в потёмках путник даже не мог различить собственных следов и, устав пробираться по высоким сугробам, в изнеможении сел на землю. Не было сил идти и даже надеяться. И даже мысли о смерти уже не страшили.
Послышался скрип снега, и путник увидел, как вдоль улицы шагает старый шарманщик. Он прошёл мимо путника, будто не замечая, хотя тяжкий каменный его взгляд говорил об обратном. Путник встал и заковылял за шарманщиком, бормоча из последних сил:
– Я заплачу, сколько скажете заплачу. Помогите мне выйти отсюда, я вам всё отдам, вот, всё серебро, здесь много, тысячи, целое богатство...
Шарманщик шагал и шагал, путник брёл за ним, и наконец они вышли за пределы страшной деревни к засыпанной снегом, но различимой дороге. В снегу горел яркий костёр. Старик сел у огня, протянул к пламени большие заскорузлые руки. Кивнул путнику, садись, мол, и ты, обогрейся на дорожку. Путник с благодарностью кивнул в ответ и сел поближе к огню. Чувствуя, как тепло разливается по телу, путник достал кошель с деньгами и протянул старику, но тот не взял и только сочувственно покачал головой. Путник положил кошель на снег и протянул руки к костру. С удивлением подумал, что пламя не жёлтое, а голубое, как лёд на реке, когда он уже хорошо схватился и в нём отражается бледное зимнее небо. И вместо дров горят снежные глыбы, оплавляются светлым, тягучим, полупрозрачным льдом, и не согревает этот огонь, а обжигает холодом до самых костей...

– Экая метель ночью была, дорогу завалило, не видать! – пробасил ямщик помощнику. – Вон, кажись, указатель! Ну-ка, глянь.
Помощник ловко спрыгнул с облучка, сгрёб из-под снега сбитый ветром указатель и воткнул его на прежнее место. 
– Ещё с версту до постоялого двора, а тута поворот на кладбище, – ямщик хлестнул лошадей, да тут же придержал, заметив на обочине замёрзшего путника. – Эх, бедняга, чуток не дошёл до тепла. Давай-ка свезём на двор, не бросать же его здесь.
Сани с колокольчиковым перезвоном двинулись вперёд. Из ворот кладбища вышел старый шарманщик, нашарил в снегу позабытый путником кошель с серебром, привязал его бечевой к поясу и неспешно зашагал обратно.