Страх. дилогия

СТРАХ

- Мама, меня зовут в армию.
- Вэйз. Черт...
Когда Овидия вышел, аккуратно стараясь не задеть огромной курчавой головой верхний косяк, отец не выдержал, и подбросил газету к самому потолку.
- Во-от, там ему самое и место! Мечта гомосека! Т-тварь. - как от застарелой зубной боли выцедил он последнее слово
- Там много девушек, Арон! - растерянно, в тон мужу, воскликнула жена.
- А толку???!!!
- Это все чушь! Мальчик возмужает, и заведет семью, - непреклонно сказала она. - И армия ему пойдет на пользу.
- Конечно. А то я не знаю, - глядя куда-то в угол, сурово процедил муж.

Через неделю Ов ушел в армию, а через полгода вернулся домой, списанный медкомиссией, с предписанием пройти курс лечения в психиатрической клинике.

- Совсем странный стал, - вздыхала мать, гладя предплечье сына. Чтоб погладить его плечо, ей приходилось поднимать руку, как при повешении штор на гардину, а чтоб увидеть лицо, задрать голову, как на солнце в небе. - Ов, расскажи маме все?

Овидья, подняв взгляд на мать, смотрел так, как будто видел ее вдалеке и не мог узнать. Наконец, рассмотрел, узнал, склонил голову, успокоившись.
- Лучше б они меня не звали, Мама.
- Почему, сын?
- Мне открылось.
- Что, сынок?
- Что не надо знать человеку, мама.
- Ты пойдешь к доктору, ляжешь в  клинику?
- Да, мама. Только...
- Что, Ов?
- Ничего, - И он слабо махнул своей огромной мясистой пятерней.

Пока Овидья был в клинике, Ирэн посетила военную часть и имела разговор с командиром.
- Ов идеальный воин, гверет Охана. Такие солдаты нам нужны, как воздух.
- Так его не обижали?
- Как же его обидеть, за два метра? А как вышел на боевые, так все дба языки проглотили разом. А сын у вас культурный юноша. Это почетно, гверет Ирэн. Он бы стал генералом, если б не слетел с катушек. Доктор сказал, это был настоящий психоз. Или ему место в Голливуде, и он не желает терять время. Ведь раньше с ним такого не бывало?
- Никогда, обычный, здоровый мальчик!
- Жизнь покажет. У вас хороший сын, гверет, пусть он выздоровеет и сделает своих родителей счастливыми, ему это по силам. Может, он перегрелся, и словил какой-то бзик, на войне разное бывает.

Когда Ов вернулся из клиники, у матери уже все было готово.
- Сынок, дядя Бен зовет тебя в Нью-Йорк, у него для тебя хорошее место в фирме.
- Да мама, - согласился сын. - Меня ждут улицы Нью-Йорка.
- Сначала поработаешь водителем, а закончишь учебу, - все в твоих руках, ты понял?
- Да, мам.
- Вот и славно, а я думала, будешь привередничать!
- Вавилон ждет меня.

Через полгода, перестав получать сообщения от сына, и услышав от брата, что Ов ушел и пропал, госпожа Охана вылетела в Нью-Йорк.

Брат Беньямин чуть помявшись, подыскивая слова, сказал ей:
- Он, скорей всего, бродяжничает. Он как-то сказал, что его ждут улицы. Город он называл Вавилоном. Страшным. Я пару раз видел, как он выпивает с бомжами. Говорит с психами. А о чем с ними говорить? Его не долечили, Ирэн, по нему это было видно. Что ж, давай пойдем в участок и подадим на розыск.
- Но доктор сказал, что он в норме, никаких патологий в мозге. Здоров, как бык. Его и отпустили с миром.
- Понурый он был, как будто сильно о чем-то думал. Это первый признак. Мозги тут могут быть и не при чем.

Прошло два месяца.
Госпожа Охана жила у брата. С утра она выходила на улицу, брала такси, чтоб доехать до намеченного района, и начинала бродить квартал за кварталом, по улочкам и переулкам, расспрашивая местных, показывая фотографии домохозяйкам, водителям, подросткам, бродяжкам. И так день за днем.

Овидья похудел, зарос и выглядел лет на сорок. Не раз он уже бывал в местных околотках.

Однажды, сонно блуждая по заброшенным переулкам Бронкса, он увидел вдалеке мать. Она, завидев его с перекрестка, пошла навстречу.
- Здравствуй, Ов.
- Мама? Это ты?
- Это я. Как ты, сын?
- Я никак, мама. Мне открылись страшные вещи, я же говорил. И я вернулся сюда вот, в этот страшный Вавилон. Это здесь, мам. Они здесь.
- Кто они, сынок?
- Да вот, - Овидья показал кистью справа от себя, - Это же ты за моим плечом? И ты вот, передо мной. Как вас много, прямо беда, - он усмехнулся, и вскинул кудри: - А я не буду сопротивляться, нет ни сил, ни желания. Вот так.

Овидья склонил голову, и так и остался стоять, в грязном плаще, весь оборванный, окруженный со всех сторон демонами, принявшими вид его благой и кроткой матери. Одна из них подошла к нему вплотную, и пытливо заглядывая в глаза, спросила:
- Что же тебе открылось-то, сынок?
- Что я всегда был воином и всегда воевал, жизнь за жизнью.
- И что?
- Что мы не умираем насовсем. Душа вечна. И душе нужны перемены, вот что. Иначе она восстанет, как упрямая коза. И моя душа восстала. Эти, которых я там, в пустыне... Что толку, щелкать их, как орешки? Вот вы и явились. И прежде чем вы меня разорвете...

Банда мексиканских подростков долго глумилась над грязным, воняющим, заросшим бомжом-громилой. Они были мелкие и злые, очень резвые, ростом ему по пояс, но он не сопротивлялся. Это их забавляло.

Где-то после полудня, в переулке появилась госпожа Охана. Переулок был пуст, слабый ветер пошевеливал невесомый полиэтиленовый мусор. Возле стены она заметила большую кучу тряпья. И запах как будто запекшейся на солнце крови. Ей был знаком этот запах. Она не стала подходить ближе. Ощутив в груди гулкую пустоту, от которой подкосились ноги, она подумала, что надо бы пригласить сюда полицию.

*******

СТРАХ И УЖАС В ПЕТЕРБУРГЕ

(бари лур)

- Ашот! Аницйал кэз!
Железобетонное эхо от ее низкого голоса загрохотало и унеслось с металлическим резонансом по этажам вниз.
- Отстань, мымра.
- Я - твоя сестра!
Ашот, на ходу вертя китайский квадрокопетр, придерживая под мышкой складной пульт слежения, хотел что-то сказать, но не смог, вместо этого его разобрал смех.
- Ашот! - Ануш топнула ногой, и осталась стоять с сжатыми кулачками. - Черт бы тебя подрал! Ари тун кэз кдзэрбакалэн! Нельзя же сейчас по городу летать!

Бурча что-то нравное и неразборчивое, Ашот нервно взобрался по прутяной лесенке и сгорбленной спиной шибанул чердачный люк наверх. Шурша внушительным телом, втянулся по частям во внутренности чердака.

Взявшись одной рукой за лоб, а другой подперев бок, Ануш развернулась и медленно пошла к распахнутой квартире. Зацепилась за ручку, налегая всем весом потянула рукой тяжеленную дверь.
Грохот, как от взрыва бомбы, сотряс старый дом.

По набережной Невы неспеша прогуливались двое.
Один, высокий темный шатен, был в длинном черном пальто, шея его была обернута на простой манер толстым черным шарфом. Второй, с соломенной курчавой шевелюрой - в  светло-коричневом пальто средней длины. Ядовитый фиолетово-сиреневый шарф подпирал подбородок пышной модной удавкой.

За их спинами разноцветной игрушкой высилась громадина храма Спаса На Крови.
Мужчины медленно шли вдоль реки.
- Да правильно все, - глядя в землю лениво говорил тот, что был в черном пальто.
- Это еще неизвестно. И потом, хрен с ней, с наукой...
Тут оба вскользь переглянулись, обоих разобрал смех, но мужчина настырно продолжал:
- Госкорпорация! Дают лабораторию и сотрудников! Ну? А там - что?
Мужчина в черном, отвернувшись, глядел куда-то вдаль, через реку. Он скучал.
- Ничего, - робко продолжал приятель, - Ни связей. Ни... никакой почвы, в общем.

Они не сговариваясь повернули и стали подниматься по каменному мосту с кружевной ковкой перил.
- Сотрудников, - сказал высокий. - Искать сусликов, которых нет.
- А ты знаешь, что немецкий ас днем видел звезды в небе? - торжественно спросил его друг.
Высокий в черном вопросительно посмотрел на товарища.
- Тем асы и отличались от рядовых летчиков!
- Ночью звезды видны всем, потому что они там есть. Никакая острота зрения не поможет увидеть слонов в небе, если их там нет. Снег - белый, уголь - черный. Ну вот какой интерес наводить тень на плетень?

- А вы знаете!? А ведь они там есть!!! Слоны, вон - в небе!

Мужчины обернулись на надтреснутый пивной голос, громыхнувший у них за спиной.
Перед ними стоял здоровенный, раздававшийся во все стороны нездоровой полнотой мужчина, примерно одних с ними лет, в светло-зеленой фирменной ветровке типа "Аляска".

Пегая, с рыжиной кудлатая его шевелюра треплемая порывистым сырым ветерком как-то лихо гармонировала с сумасшедшей радостью светло-зеленых глаз, сиявших злым, беспощадным весельем. Но не безумными были эти глаза, а скорей, наоборот, ум и трезвость в них жили. Но залитые ярой радостью, производили какой-то нереально-сказочный, пугающий эффект.
Мужчина в модном шарфе уставился на незнакомца, изучая.
А его товарищ мельком взглянул на небо.
Слонов там не было.

- Вот, слоны в небе! - воскликнул треснутым, с пивной хрипотой голосом, незнакомец, махнув тяжелой пятерней вверх.
И продолжал сверлить их глазами.
"У хасидов такой взгляд..." подумал высокий в черном пальто.
Его товарищ с доброжелательным любопытством спокойно осматривал рыжего мужика.

А тот, назидательно выставив указательный палец, сказал:
- И между прочим, последние исследования показали, что электромагнитная волна от поверхности измененного агрегатного состояния любого жидкого тела как раз таки должна давать эффект черного цвета. Но проходя через среду...
Он не договорил.

Облетев разноцветный, как резной пасхальный пряник храм, Ашот понесся по-над водой Невы-реки, пронырнул под мостом, и дал крутую свечку вверх. Вглядевшись в экранчик, он мстительно произнес:
- А ты че, а?.. И-и-и-и, ннннн-на!

В небе вдруг появился воюще-жужжащий звук, который через мгновение взрезал  визгом слух и вдребезги разбился об ярко-красный лоб толстяка на мосту, тыкавшего пальцем в двоих мужчин перед ним.

Хлынувшая из треснувшего лба кровь залила лицо, толстяк в ветровке откинулся на спину, и перевалившись через перила, раскинув руки, полетел в воду...

***

Как и предупреждала Ануш, брата арестовали в тот же день.
После длительного детокса в лучшей московской клинике, ему была избрана мера пресечения в виде домашнего ареста.

Потом был суд.
Истерические рыдания матери погибшего периодически переходили в звериную истерику. Она грозила Ашоту проклятием всех раввинов мира, кричала, что закажет его убийцам из МОССАДа, и всеми небесными карами. Несколько мужчин, все время пребывавшие рядом с безумной от горя и праведной ярости женищной, за все время не проронили ни слова. Лица их были полны адекватного скорбного спокойствия.
Только у самого пожилого к мятому и морщинистому лицу была как будто приклеена кривая брезгливая гримасса, будто по независящим от него обстоятельствам он был вынужден присутствовать не в высоком суде, а сидеть в навозной куче посреди всякого дерьма.

Ашот за бронированным стеклом выглядел крепко перебравшим на чужой свадьбе гостем, которого никто не знал, и ему не с кем было поговорить по душам.

Судебное разбирательство длилось не долго.
Ашот был признан невиновным, но оштрафован на 2 т.р. за нарушение запрета на использование квадрокоптеров в городской черте.

По медицинским показаниям Ашот был направлен на лечение в наркологическую клинику.
Его друзья и родственники объявили марафон в соцсетях по сбору средств на лечение пострадавшего от психологической травмы подростка.

Спустя месяц неизвестные пытались взорвать дверь квартиры, где проживал с родителями Ашот, но дверь выдержала, неизвестные сбежали до приезда сотрудников полиции.

Вскоре в Петербурге в одну из ночей по окнам трех квартир были произведены 5 выстрелов из РПГ-18, в результате которых погибло 9 человек.

Семью Ашота больше никто не беспокоил.

После лечения от наркозависимости в одной из лучших Московских клиник, Ашот был отправлен на реабилитацию в частную швейцарскую клинику.

После выздоровления Ашот обосновался в княжестве Монако недалеко от Монте-Карло, и основал там собственную сеть студий про производству видеоконтента, которую сдавал в аренду топовым российским блогерам.

Ашот очень любит родной Петербург, часто навещает любимую семью, и очень радуется новеньким племянникам, которых вышедшая замуж Ануш, рожает с регулярной периодичностью.