Земля 106

ПРОЛОГ

“Шепот Мертвеца”

…Покусанная тварь дрожала. Силилась приподняться на мешковатой рясе, дергались стыдливо на противной для умозрения роже тысячи тонких грибовидных отростков, рожкОв.

“Рожки”,  упрямо подпрыгивая, выпали из ремешка. Газель перезарядил автомат.

“Заело, сс*ка…”

Йогун, восседая на крыше вездехода, прищурился и поглядел на убывающее с горизонта солнце. Облака ходили взад-вперед по мутному небу, расцветали костры на далеких бежпоселениях, а где-то наверху, под самой кромкой небосвода, жужжал “Господипрости”, Аппарат Наблюдения.

Возглавлявший отряд очистки Паскулап выстрелил в мрак леса. Со скрежетом передернулся затвор грязного ружья. Я вздрогнул.

Чем тучнее становились облака, тем сильнее бил ветер в по Противоходным Нитям. Ловушки пели понурую песнь об их оставленных на перелесках товарищиах, сделавших свое жестокое, но так необходимое выживантам дело.

Мы разбили лагерь на задворках “покусанного” поселения. Над временным пристанищем из трех палаток и бронированного грузовика развевался флаг “рясников”: вычерченное неумело слово “ЭХ” и острый кинжал, пронзающий тьму.

Стали готовить ужин. Йогун соскочил с наблюдательного поста и призвал Господипрости. Господи, или Господушка, как мы любили называть тяжеленный аппарат наблюдения сделанный из подручных средств, неуклюже плюхнулся на землю.

Выживанты, все, кроме часовых с толстыми пулеметными лентами, расселись у большого костра. Время от времени смех и шутки ужинающих прерывал леденящий душу вой. Часовые щелкали затворами скорострельных пушек. Сотрясяющие землю, воздух и голову выстрелы освещали пространство леса между деревьями, прихватывая половину  лагеря.

Вспышка, вспышка, вспышка. Удар, еще удар. Словно далекое, едва видное в огненных всполохах сердце стучало над нами, вкалывая в сознание каждого мысль о том, что мир “переназначился” в противоположную от человечества сторону.

Я сидел у костра упрямо отбрасывая создающие непогоду мысли. Веселая беседа Паскулапцев была мне не близка. Я думал о цели своего путешествия, представляя себе Эльдорадо, Город Очистки, свободный от тварей всех мастей, терзающих воздух свободы в единогласно принятом всеми Всеземелье.

Затерявшись в мыслях, я не заметил, как кто-то окликнул меня. Голос раздался сильнее из полутьмы. Обернувшись, я увидел стоящего поперек приготовительного стола повара. Йогун пронзительно улыбнулся, отчего я вспомнил ушедшее в долины прошлого кино.

Кинолента дергалась посередине, распадалось на крошечные осколки изображение, но сквозь прорехи в старом телевизоре, накрытом балдахином из подручных средств, сделался все же неплохой синематограф.

Я доедал остатки приготовленного Йогуном ужина и думал о прошлом. О показавшейся на мгновение возможной судьбе. Паскулапцы, дрожащие твари и мир, захлебнувшийся в кровопролитной схватке самого с собой, уступил место теплым воспоминаниям Ушедших Дней.

“Гляди, как он поддал!”

Усмехнулся Повар. Я улыбнулся в ответ. Обнявшись, мы смотрели в застывшее на экране изображение давно ушедших дней.

***

Следует заметить, что среди выживантов-паскулапцев поход “отмолить грехи” в Кинокомнату и возлежание на тощей тахте под балдахином, в расположенном на задней стороне переносного гаража-укрытия помещении для отдыха, было в порядке вещей. Дело в том, что когда началась эпидемия, первыми, оказавшимися в ловушке “недокорицательной хандры” оказались женщины. Болезнь в большинстве своем выкосила женщин, отчего мужчинам ничего не оставалось, как уподобляться плотским утехам в обществе себе подобных.

Именно женщины стали в последствии теми самыми покусанными тварями, которых боялся каждый выживант. Нетронутые болезнью женщины держались под защитой в каждой Коммуне и строжайше запрещалось подходить к ним, а уж тем более взаимодействовать. Женщину всегда было видно издалека, потому что многие из них носили защитные хазмат костюмы родом из Прошлого, рыжие, словно апельсин.

РЫжки, так прозвали к Коммунах, Дающих Жизнь, действительно давали жизнь, но иногда и забирали, но об этом после.

***
Я проснулся рано утром, пока серые постпестицидные облака еще не заволокли все небо. Сквозь рыжее, всегда осеннее небо, с трудом пробивался первый луч солнца. Голые деревья, страдая от тяжести “тучных мест”, склонялись под весом Гнездищ и порывов холодного ветра. Холод стоял такой, что казалось, замороженным могло оказаться все, что не было защищено источником тепла.

Вдалеке, у широкой, бесплодной, полулысой степи, слегка подернутой дымкой с вкраплениями растений, похожих на колосья пшеницы, колыхались на едущем куда-то почтовом вагоне разноцветные флаги. Почтовик упрямо гудел турбогенераторами, медленно жевали грязь гигантские колеса. Сопровождающие Информантов Егери, специально обученные отряды охраны родом из Объединенных Земель, упрямо покрикивали на ползущих вперед быков, нагруженных до отказа всякой снедью.

Одевшись, я взял в руки топор и принялся “стращать гнездища”. Нацепив на голову противогаз, а на ноги ржавые цеплянты, я забрался на ближайшее к лагерю дерево и принялся методично постукивать древком топора по прозрачной, слегка напоминающей стеклянный колпак, висящей на дереве штуковине. Когда первый сок потек с потрескавшейся оболочки, я вытащил из кармана заранее заготовленную для такого случая бутыль и принялся собирать содержимое кокона внутрь, капля по капле.

Каждое гнездо было на вес золота, из гнезд часто “выпадала” всякая полезная штуковина, которую покусанные, словно вороны, тащили из тех мест, где еще оставалась жизнь. Особенно ценными гнездами были те, в которых располагался СОК.

Из сока делались выживантами разные пригодные для жизни приспособления, начиная от вещей врачебной надобности, до оружейных снадобий, которые прекрасно противодействовали тем покусанным, которых не брали пули и сталь.

Так, “спилив” потихоньку кокон за кононом с близлежащих деревьев, я подготовил для моих товарищей Утренний Сбор. Створчатые листы палаток постепенно отворялись и на промозглый холод выбирались уставшие за неспокойную ночь выживанты.

Мало помалу рассекал ржавое небо огненной нитью кровавый рассвет. Паскулапцы развели костер и принялись за скудную жратву. Я помогал Йогуну раздавать пищу и изредка посматривал на главную, матронную палатку, в которой возлежал на самодельном ложе толстый “братец” Паскулап. К середине утренней трапезы его небритая рожа показалась на свет.

“Здравствуйте, братцы!”

“С добрым утром, камарада Пакос!”

Паскулап Пакос под восторженные вздохи убаюканных пищей солдат уселся за стол и собрал с каждого по специально оставленному объедку.

“Ну, … - причмокивая проронил главарь выживантов,  - давайте же выпьем за здоровье Господа Нашего Padre Volgograd, que est;s en el Cosmonautski infinito, conceda-noskis Matryoshkavida y Sputnikski divinoski. Aminski”.

Рыгнув, бывший некогда священником Паскулап одним махом осушил бережно поднесенный ему Йогуном стакан браги.

Ветер ударил вдруг по лагерю паскулапцев и закачался сделанный из подручных материалов гараж, в котором мирно посапывал тяжелобронированный топливный внедорожник. Солнце исчезло из вида за тугой кромкой пестицидных облаков. Я быстро надел на голову капюшон, остальные последовали моему примеру и лишь Паскулап гордо, словно сутулый и забытый всеми пес, гордо поднял голову, подставив тучное тело под капли кислотного дождя.

Никто больше не брал в рот пищу, оставлены были напитки. Где-то вдалеке грянул гром.

Паскулапцы медленно, обнимая друг друга, вставали из-за стола и расходились по делам. Заработала сжигающая деревья паровая машина, механики в камуфляжной форме, вооружившись, вышли проверить дорогу. Генераторщики принялись сматывать тугие кабели ведущие от батареи бронемашины к главным артериям лагеря.

Я подошел к Паскулапу и спросил его, далеко ли еще до Города Очистки. Мне хотелось знать, когда мы, наконец, доберемся хотя бы до Главной Магистрали, ведущей в Суровые Земли.

Псевдосвященник зевнул. Медленно повернувшись ко мне он встретился со мной взглядом окровавленных от капель кислотного дождя белесых глаз.

“Я обещал тебе, - хрипло, с трудом хватая морщинистыми губами смертельно опасный воздух, сказал Паскулап, - что не пройдет и трех всходов урожая и ты достигнешь цели, так чего же ты тревожишь меня бессмысленным обращениями, поди прочь…дай мне остаться одному…”

***

Подчасть 1. “Зеленая Земля”.

Мы шли впереди тяжело идущей машины, колеса которой раз за разом застревали в густом вареве химических испражнений с небес. Несколько сопровождающих мобильный лагерь солдат вынуждены были сойти с дистанции из-за страшных ожогов ног. Мы оставили их позади.

Окулянты раз за разом высвечивали ультрафиолетовыми лампами пространство вокруг, выискивая возвратные сигналы, показывающие им, где сидят покусанные твари. Изредка на проселочную дорогу выбегала человеина о семи руках и окулятны радостно поливали ее скоростным цунами из свинца и стали.

Я чувствовал себя в безопасности, но думал о тех, кто пытался в ранние времена добраться до Суровых Земель в одиночку. Выживали не самые сильные, а только лишь самые удачливые.

Позади колонны ехал в кухонном прицепе Йогун, я примостился на свободное от скраба место и мы принялись мусолить воспоминания о Днях Былого.

…

Йогун, также, как и я, застал тот день, когда Хандра ударила по миру железной рукой. Первыми под натиском странной заразы пали крупные города, остальные люди затем бросились кто куда потому что помощи от тех, кто обещал решить проблемы человечества не было.

Сперва люди бились сами с собой, словно слепые котята, затем в вареве кипящей ненависти возникли группки людей поменьше, они, сплотившись, организовались в ячейки, а затем в настоящие Королевства, похожие на те, что были (и вернулись) в средневековье.

Оставались в мире и свободные, никому не нужные люди, какими были Паскулапцы. Похожие на паскулапцев назывались в самодельных Королевствах выживантами, поскольку они жили в страхе день ото дня, в страхе быть покусанными.    

Зараза не стала панацеей для страшных созданий, которых породила Хандра. Хандра не передавалась от человека к человеку после изначальной вспышки, и единственной проблемой покусанного становились болезни, вызванные заражением плоти, которую несли бродячие мертвецы.

Никто не превращался в покусанных, люди просто умирали от заражения крови в считанные дни.

На этот счет велись дебаты в многочисленных Медицинских Братствах Королевств. Доктора всего Мира После думали и гадали, почему же изначальная вспышка Хандры, в противовес всем известным правилам поражала и изменяла каждого человека, а потом перестала.

…

Йогун бросал мне одну мысль, а я, подхватывая ее, словно мячик, раскручивал и с неизменным ракурсом отправлял обратно. Так поддерживался наш вялотекущий разговор на повозке сделанной из палок и конского навоза.

Я не знал Йогуна из глубины, я знал лишь поверхностные очертания того человека, которого мне показывала судьба, не знал я и того, что вскоре на наши судьбы, поверх странной связи основанной на плотских утехах и общем несчастье, ляжет новая история, о которой вам сейчас рассказывает сейчас мой дневник.

…

Мой дневник вытащил из воды один из выживантов, после того, как мое тело, и тела всех Паскулапцев, по случайному стечению обстоятельств нашли вытащили из болота. Он, вернее, наверное новый я, теперь поведает вам историю одинокого человека, затерявшегося в гниющем заживо мире.

Часть 1. “Зеленая Земля”.

Раннее утро застучало в окно. Это был день, когда я открыл первую страницу дневника чтобы сделать запись одного из моих дней. Стучали паровые котлы на крыше и где-то свистел паровоз. По самодельной дороге из веток урча бензиновыми моторами проехали проехали болотоходы. Деревня оживала. За чугунным забором с колючей проволокой встречали друг друга отправительные и получательные челноки.

Я открыл окно барака и выглянул наружу. По вечно осеннему, дымно-рыжему небу пробегала светлая полоса рассвета. Холод стоял такой, что стоящая у моих ног печка не помогала и по телу разлилось неприятное ощущение смешанных температур. Я закрыл окно и принялся завтракать.

Если посмотреть на деревню сверху (были бы живы подобные аппараты!), то можно было увидеть, что она состояла из нескольких конусообразных площадок, в центре каждой из которых рос аппаратный столб. От столбов текли разделяющие “любовь” (электричество) по важным и неважным участкам. Давно забытые Передатчики Сети, некогда объединявшие мир в один огромный информационный котел, превратились нехитрым умением мастеров в переносчики электрической силы.

Окончив завтрак я надел глубокие болотные сапоги и вышел в бурлящую грязью и дымом от проезжающих колесных средств жизнь. Сверху на меня упорно смотрел из обзорной башни хмурый стрелец. Я помахал часовому рукой и спустился по ступенькам на деревянные мостки. Гнилые доски, скрепленные чем попало, хлюпнули, наполовину погрузившись в вонючую кашу, состоящую из мусора и нечистот.

Первым делом я отправился за “прожевкой”. Пищевой склад находился на другом стороне поселка и добраться до него можно было только через оживленную дорогу, проходящую под самодельным мостом. Мост представлял собой унылую, хрупкую конструкцию, созданную из палок, скрепленную коричневой жижей, Самоварным Клеем. Конструкция яростно скрипела, раскачивалась из стороны в сторону под порывами мокрого ветра и если бы не железные ограничительные нити покрытые толстым слоем ржавчины, можно было запросто ухнуться вниз на раскаленные добела рулежные линии. Как бы в подтверждение моих мыслей что-то отвалилось от моста и едва достигнув бетонной подложки магистрали прыснуло искрами. Тяжеленный грузовой трамвай выплыл, буксуя, из грязевой массы и, зацепившись носом за выскочивший откуда-то крюк, втащился подзарядить круглое пузо. Так жил поселок. По обе стороны смертельного электрополотна жили две одинокие части человечества.

За мостом в полутемном складе мужик с курткой, расчерченной на разноцветные полосы, местный повар Эвер, раздавал упругую баланду. Падала с черпака круглыми  катышками скварыга, любимое лакомство деревенских, очищенная от гнили суспензия, приправленная самодельными лекарствами всех мастей. Пропирало живот знатно, но после никакая хим-атака была не страшна.

В длинной очереди по обе стороны моста явились сумрачному грозовому небу хмурые лица и грязные одежды. Работяги с Мотолыжной, с оторопью вертели головами, словно воробьи, ловили склеенными Портнягой ртами кусочки воздуха. Рабы, что есть силы старались держаться подальше от люда деревни, чтобы те не выбили из склеенноротых смрадную, жижу жизни, Королевскую Кровь.

Я пошарил в карманах в которых обнаружились остатки вчерашнего табака. Раздвинув губки саможега я подул на основание сигариллы так чтобы на ее кончике образовалась синяя полоска разрезенного напополам пламени. Дым объял мой разум, отведя холод и сырость осеннего города в стороны.

За горизонтом в старой церкви бухнул колокол, синие птицы, слегка попертые от мутировавшей ядами травы с шумом взлетели с огромной колокольни напоминающей ушат, сотканный из многих поперечно-продольных мостиков по которым, с флагами и без, устало слонялись часовые-скотники.

Церковь была единственным местом здорового скота в завешенном желто-солнечном, ядовитом небе, полном красных прожилок от скутолетов, опреснителей ядовитой почвы.

Моя очередь на баланду подошла как раз кстати, Эвер всегда, по старому знакомству оставлял кусочек хлеба, завернутый в синий платок с надписью, Х.З., никто не знал, что деревенский раздатчик жратвы с большой земли тайно и весьма незаконно печет в подвале хлеб на скрытую продажу.

“Здорово, старый хазматчик!”

Скрипнула дверь и в переносицу вошел запах сырости, плесени и горелого дыма.

Эвер улыбнулся мне странной, по всему существу известной улыбкой, кривой улыбкой, изрезанного и обожженного лица. Стальной глаз в горловине его полуголовы сверкнул бесследно растворившись в марлевой накидке, скрывающей яство, сырое мясо, от истребителей плоти. 

“Ну привет, мой рибонуклеиновый друг, за чем пожаловал?”

“Сам знаешь, за баландой и петрохлебом, как жизнь твоя?”

Раздатчик пищи принялся возиться внутри пакетов шушращих, терпко пахнущих заморскими снадобьями. Улучив момент, я оглядел заднюю сторону склада, там, где в тихой глубине машинного зала покачивался на крюках единственный и неповторимый ПР.ИМУС, самодельный комбайн для приготовления пищи всей деревни. Могучее тело покрытое проводами стонало, лился раскаленный пот из щелей воздухоуловителей и под пузом машины торчала здоровенная иглища размером с маленькое футбольное поле.

Я оторвал взгляд от увеличенного на экране изображения кухонного механизма и вернулся к прогонщику. Тот достал из пакета строго отмеренные мне коробочки с таблетками, баландой и прочими Запасами с Достопочтенного Юга. Южане жили блатно, жирно и к местным скотоводцам не совались. Один из городов жарким пятном жег глаза живущего в деревне люда. Здоровенная, сидящая на крышах нескольких высотных домов стеклянная тарелка, оплот Приграничных Королевств, отбрасывала далекий и холодный свет прожекторов на руины города вокруг. Спящие в могильных нечистотах полуразрушенные высотки манили жителей деревни своим великолепием самодельных хижин и благоустроенностью накрышных выводителей зелени.

“Здва-с раз и пятьдесят копеечек, как обычно-с!”

Улыбнулся торговец. Я спросил, бесплатен ли нынче хлеб. Тот коротко кивнул, зачем-то странно нахмурившись.

…

После прожевки я отправился на разработки. Жители деревни должны были от восхода до восхода тусклого солнца над головами трудиться в обширных полях вокруг Города Просвещенных. Сизиум, “желтая трава для справы ума”, в изобилии стекала с самодельных желобов, поступала сквозь ядовитые марлевые уплотнители внутрь подземных бочек кишащих мутировавшими от времени и недостатка питания червями-имбусами.

В глубине высокой травы, скрывали лицо за масками тысячи рабочих-добытчиков ценной для династии Его Величества Златоса Жирного гущи, символа стабильности и благоденствия Высшего Города и его сословий.

Забравшись в коптер, я включил мотор. Крошечные огоньки прации загорелись и рычаги сдвинулись в предполетное положение, позволив мне с легкостью наставить координаты в радиоприемник. За спиной скутолета, в пыли реактивной трубы ставил бочки с ядом на подъемник упрямо качая форцепсами громадный помощник опреснителя, Муталлек. Сквозь покрытые шрамом глаза водителя самоходного погрузчика было видно, с какой ненавистью дается старику его вечная работа. Несмотря на освобождение его, по моей просьбе, от тяжелого труда в ядовитых полях, гнев и презрение старика по отношению к живущим в верхних ярусах города “фантусам” и “янсам” не истлело. Напротив, с каждым поднятием тяжелой руки Формуляра, погрузочного робота с крошечным местом в человеческий рост в самой сердцевине, мое сердце холодело от ужаса. Что могло случиться, если оператор могучей машины однажды сойдет с ума от страшной жажды мести царственным особам Великих Пустошей, не знал никто, даже сам Муталлек.

Последняя бочка уперлась в “фарватер”, легкий, полупрозрачный бампер в задней части летательного аппарата. Я маякнул своему помощнику и тяжелые гусеницы собранного из оставшихся в запасе после войны запчастей шагающего погрузчика уткнулись в зарядное реле. Полыхнули искрами контакты и я увидел в зеркале заднего вида, как ритмично тряхнуло мертвое тело в кабине оставшегося без хозяина механизма.

Коптер летел все выше и выше, а я думал о смерти. Она подбиралась к каждому жителю пустоши плавно, неспешно, будто густоземельная суппула, от которой ежедневно страдали и исчезали в полях собиратели гущи для своих королей. Каждый кто желал остаться незамеченным в гонке с собственным забвением неизменно сдавал позиции, обрушиваясь внутрь тяжкой глины, теряя дыхание и свет, возможность спасения. Густоземельнаая суппула никогда не ждала, она шла по следу своей жертвы и всегда находила ее там, где нужно. Можно было предупредиться, спасти себя от жгучих объятий, но итог был всегда один. Обжигающее, страстное объятие мощных челюстей. Я видел смерть один раз, но тогда она отпустила меня, потому что это было ее решение, решение природы, у которой нет королей, подданных и знати. Мудрецы из Библиотечников говорили, что зараженная земля научилась понимать и исполнять законы справедливости, заложенные в нее Высшей Силой, поэтому она создала вокруг себя скрытое от полуслепых выживальщиков великолепие, названное Великой Пустошью.

Размышления прервались писком высокоточной принимающей волны. Далеко внизу, в муравейнике из грязных, покрытых зараженной пленкой и гнойными нарывами тел сосуществовали друг с другом в едином причинно следственном собъятии и порыве Дела тысячи рабов, чьи рты навечно склеились воедино с лицом, по мановению Королевского Указа препятствующего восстанию подданных. Шраморотые люди, вернее ошметки человеческой плоти с трудом дышали сквозь запаянные на переносицах трубки фильтрации, очумело, в экстазе ядовитых испарений, копали длинные грядки, сеяли семена, утрамбовывали звучную, кислую почву.

В одной из траншей вдруг появилась воронка, совмещенная с оглушительно шипящим хлопком порванных магистралей из которых хлынули на встречу испуганным работникам полей раскаленные реагенты-нутриенты. Оставшиеся в живых, не выварившиеся в секунду рабочие тут же схватились за припаянные к телам сверкнувшие зелеными огоньками прыск-машины, но было поздно. Громадная живильница, щелкающая челюстями в слепом рвении усмотрела наживу. Неспеша выбравшись на поверхность, тяжело бронированный монстр с крошечной женской головой, спрятанной в складках грязной, шелушащейся зловонием, двинулся по полю, топча тяжелым телом крошечные побеги Золотой Травы.

Как Суппулы определяли свежие посадки, не знал никто. Некоторые жителти Пустошей считали, подвергаясь слухам из других королевств, что некто специально создает монстров из оставшихся после войны умных машин, доказательством тому считалась женская голова подземного чудища, хотя при ближайшем рассмотрении было понятно, что это и не голова вовсе, лишь пространно похожий образ ухмыляющегося длинноглазого насекомого, готового на все ради своей задачи, РАЗРУШЕНИЯ.

Коптер еще раз пискнул, удовлетворенно кашлянул скорострельный пулемет под днищем.

“ЗАРЯЖАЙ”

Крикнул я наводчику и тяжелые бочки тут же направили топливо напалма из полетного бака в густо настроенные маслянистые шарниры ударного механизма вращающихся пушек. Я рванул на себя штурвал и отпустил направляющие, ударив коптер в пике.

Грррррррррр!

Глухо зазвучали подсаженные на напалм пулеметы. Тысячи вулканистых взрывов распотрошили пространство вокруг поедающей землю вместе с рабочими бестии, но та не остановилась, продолжив медленно движение в сторону отопительной станции.

“Трипла едеть та на сторону отопячки!”

Радио голос часового смешанного с выстрелами из тяжелой гаубицы пронзил радиоприемник. Недолго думая я нажал на кнопку сброса реактивно-топливных бомб. Первая ракета ударила в цель, замедлив чудище. Женская голова повернулась, выдернулась из тела и на тонкой нити выкатилась из тягучей бронированной массы телес. Чудище отвлеклось на недомерок, жалкий, ничтожный летательный аппарат. Что случилось дальше не ожидал никто.

Как правило, после удачной сброшенной бомбы убийца полей зарывался в землю, но в этот раз чудище распахнуло громадные никогда не использованные крылья и прыгнуло в воздух. Я успел увести коптер в сторону четко до момента своей погибели. Мимо пронеслась, заслоняя свет тусклого застрявшего в вечное серости ядовитых облаков солнца, туша чудовища.

Единственное, что я не мог предвидеть, это ядовитые волоски, которые монстр выпускал когда чувствовал, что на него ведется охота. Первый волосок попал в турбину коптера, второй убил наводчика и воткнулся в систему наведения. Опреснитель мгновенно загорелся красными лампочками и ухнул вниз. Пролетая мимо морды зверюги, мне показалось, что она улыбнулась. Перегирала нас, хвульна мушка!

…

Мне удалось посадить коптер в Здоровом Поле, недалеко от границы королевства. Несмотря на жесткую посадку мягкий ковер из “здоровой лесанины”, швидко смягчил удар. Удалось мне и затормозить так, что уцелела припасная часть коптера, в которой, на случай экстренных событий был мешочек с прожевкой и прочим скарбом, существенным для ускоренного возвращения в границы королевства.

Выбравшись из искореженной машины, я пошарил взглядом по округе в поисках дороги. Ближайший монорельсовый путь проходил сквозь Пограничье и сулил подданному Его Величества Кирисарха Данного большие проблемы. 

Многие королевства воевали друг с другом за ресурсы, а главное за безопасное место на мутировавшей от странной единожды повернувшей историю человечества вспять болезни.

Делать было нечего. Облачившись в спасательный кафтан и нацепив на пояс походное обмундирование рыцаря Пустоши, состоящее из децибельной пушки и крошечного транзистора-передатчика, я направился к монорельсовой бригаде сквозь океан снежно чистый воздух пахнущих мятой стеблей. Несмотря на постоянно гнилое, лимонное, желто-серое, словно бельмо солнце в токсичных облаках, проезжающие мимо меня небесно-голубые собиратели снидди на мягких, океанских колесах, создавали ощущение мира с картинок воспоминаний Библиотечников времен Здоровой Земли.

Один из крошечных глаз собирателя пронзил меня насквозь сканирующим пучком и тут же вокруг зашевелились стебли, пронося сквозь себя тяжело вооруженных костюмами стражников полей.

Три воина-татамимико раскрыли объятия манипуляторов. Бесслезные шишечки на едких, разрисованных письменами черных, яйцевидных головах устремили свет фотографических устройств на шинрякусЯ, вторженца на территорию суверенного королевства Сидзямазона Богохульного.

Я поднял руки вверх, а когда глупые манипуляторы подошли поближе, ударил в каждого из них из гладкоствольного децибельного ружья. Неповоротливые масЮ вспоролись, отторгнув от себя тонкие, аккуратно выделанные защитные пластины, обнажив животную природу керольно-маслянных двигателей. Я ударил в сердце каждой из машин прикладом и только спустя некоторое время заметил кровавую лужу недалеко от своей груди.

Чем ближе я подходил по усталым от времени, но аккуратным, деревянным дорожкам к стандартной халупе монорельсовой дороги с выцветшей от времени деревянной крышей и причудливым ободкам защитного поля с пестрой сетью иероглифов на бетонном облачении, тем спокойнее становилось мое сердце, тем ближе крупные капельки дождя, подгоняемые неоновым светом названия станции, наседали на горизонт. Автоматическая система полива включилась с шипением и в воздухе разлился запах озона. Я успел отпрыгнуть от растений в последний момент перед тем как с небо ударили тысячи ослепительно ярких молний, последствия технологии Скоророст.

На моих глазах зеленые стебли взвились, распустились и покрылись сочными, мумификационнными пункциями.

Поднявшись по лесенке на платформу ожидания, я оглядел дорожное полотно на предмет подъезжающей вагонетки. Рельсы загудели, втягивая в себя замороженный гель скольжения и тут же за горизонтом, из отверстия в громадной стене с прожекторами и тоненькими пиками управляющих башен-охранок, выскочил проворный паровоз.

Неоновый свет падал на отраженную гладь мокрой платформы, я примостился на сидение и погрузился в рассматривание причудливых постеров с видимыми на густо печатной поверхности символами незнакомого мне языка.

Гул вагонеток сменился жужжанием обратно-поолюсных стяжителей. К моему удивлению подобравшийся к платформе поезд не был хорошо знакомым мне грузовым, автоматическим следователем, он был чистым со всех бортов, сияющим яростью иллюминаторов и пронзительно ясной надписью POLICE на широком бампере, объемлющем все существо машины. В ту же секунду дверь кабинки откинулась в сторону и на прорезиненную поверхность по мостику спустились мягко, по-кошачьи ступая по плитам платформы, вооруженные подданные короля Сидзямязона Богохульного, которые взяли меня на мушку.

“Подозреваемый обнаружен, ведется задержание!”

Сказал один из них знакомые каждому “бортофиле”-безбилетнику слова. Прежде чем я успел выхватить из кобуры раскладную основу децибельного ружья трайн-стоперы выстрелили. Роботам было невдомек, что моя одежда отличалась от стандартного облачения подданных их королевств. Кафтан был толще и острые картриджи оглушающих пуль лишь слегка коснулись моего тела, отлетев в сторону. Взяв момент действия под контроль, я рванулся в прорезь между телами врагов. Роботы не успели среагировать на движение и в замешательстве повернулись к закрывающимся дверям полицейского монорельса. Я дал по газам.

…

Проезжая сквозь приграничные территории я наблюдал за проносящимися вдали исполинскими холмами градирней перерабатывающих покусанных и захандренных в мульчевальню и сосредоточенно думал о правильном возвращении. Я не мог бросить своих товарищей в беде. Тысячи и тысячи приворкованных надеялись на меня и ждали. Кто подачку прожевки, кто теплого места для сна, некоторые стабилизированного переноса в другие королевства для лечения и восстановления утраченных на королевской каторге сил.

С одной стороны крушения коптеров-опреснителей были частым явлением в королевстве Златоса Жирного и никто не мешал мне просто раствориться В Большой Пустоши, как это делали многие и многие из подданных жестокой империи Златоса, тирана и перекручивателя человеческих судеб, с другой стороны как Статарх поселения я не мог оставить вольных деревенских жителей на произвол судьбы, это сделало бы меня не лучше и не хуже правителя сочной, сыроганной земли, на голову которого сыпались тысячи скрытых от Его Величества шишек-посмешек.

Но возвращение в покусанный Хадрой полумертвый Город Призраков через Врата Раскаяния…само это по себе было испытанием сравнимым с унизительностью бытия под пятой проклятой династии королей и их подручных, жирномаслянных, пустоголовыхи лишенных какой бы то ни было досказанности, существ.

Пораженный до гнойной корки вскрытой раной нежелания продолжать свое существование в королевствах, пусть даже и в выцветшем-благополучном, в отдаленно напоминающем До-Хандренные времена укладе жизни, несмотря на красноту и целительность ясной и знакомой заботливой моей сердечной природы, я принял, как впоследствии оказалось правильное, решение не возвращаться домой. Что-то внутри подсказало мне, что мое крушение над зелеными полями было ни чем иным как самой настоящей Рукой Судьбы.