Там, где Макар телят не пас

       Книга 1. Там, где Макар телят не пас.      
                Глава 1. Летние лагеря
В летних лагерях мне нравилось. Оно, хоть и гоняли сильнее, чем зимой, потов проливали тонны на душу населения, но, ….было тепло. А так как я родом с тёплого Кавказа, хоть он и  обозначается Северным, то всё было по мне. Да и программа летнего периода обучения была всегда в поле. А поле рядом.  Даже не рядом, а жили на этом поле. Берёзовый лес стоял стеной по правому берегу реки. Там крутизна и глубина. А левый, на нашем участке,  был совершенно пологий. Здесь хватало места и для жилых палаток, и командирских апартаментов, и старшинской службы. Медики развернули полевой лазарет чуть в сторонке. Метров за 50 вверх по течению. А тыловые части, в том числе и кухонные заведования, - по течению ниже. Все дорожки просыпаны битым кирпичом, вечная забота суточному наряду, который большую часть времени затрачивал на эту красоту. Весь был сам в кирпичной присыпке и постоянно полоскался в реке, что никого не напрягало, и в наряд рвались все.
Пространство чуть выше палаток было изрыто вдоль и поперёк. Окопы в полный профиль. Переходы. Пулемётные гнёзда. Отдельные ячейки. Всё это выравнивалось нашими животами при бесконечных переползаниях, бросках и рукопашных схватках. Потом всё войско падало в воду. Стиралось и сушилось. Чистило оружие и блаженствовало. Из комнатных заседаний были только политзанятия. И наш майор Пименов так умел рассказывать о международной обстановке, мировых событиях и проблемах, что мы улетали в те страны и континенты. Рвались на помощь несчастной Кубе. Или Венесуэле, Обездоленной и порванной на части Мали. Майор умело дозировал материал и мы не вскакивали, не мчались сквозь вражеские границы, не бросались врукопашную, а лежали на травке или на бережке, спустив ноги в речку, а майор, зайдя чуть глубже, по пояс, вещал ако Нептун.
 В сон нас нисколько не клонило, ибо прохладная вода не навевала. А как только майор сам начинал зябнуть, ибо вода всегда охлаждает и надо знать меру, он подавал команду: -вдоль бережка, за мной, бегом марш. И мы весело мчались по этому самому бережку, порой забегая в воду и поднимая тучи брызг. Возвращались, не попирая дорожек, в свои расположения. И на этом политзанятия кончались. Майор уходил сушиться, а мы, немного повалявшись, одевались в уже высохшие одежды.
 А там и ужин. Вечерняя прогулка с песнями. Ори, сколь силы есть, никто не услышит. Ибо ближайшая деревня за 15 км. И высоченное небо.
 Наш командир, в прошлом,  учитель астрономии, и как только небо украшалось звёздами, рассказывал где, кто и что. Как он различал эти созвездия, как не добавлял или убавлял пару-тройку звёзд от Пегаса, Стрельца, Весов…? Но мы старались связать эти звёздочки в фигуру, и он по учительски радовался, когда нам это удавалось.
Конечно, были и тревоги, и долгие, по трое-четверо суток марши. Учебные бои. Штурмы мостов и всяких разных объектов с последующим подрывом. Настоящим. С грохотом и всем чем при этом полагается. Потом отходы с преследованием. Отрывы. Всяческие ухищрения. Переправы, просачивания сквозь лесные массивы и расположения войск «противника». Вынос «раненых». А это по сотне километров. Но это в 19-20 лет! И как только падали на землю, прижимались к ней, такой тёплой и ласковой, усталость проходила, уже посвистывали на берёзовой коре, подражая соловьям, начинался сочный солдатский трёп, войско готово. А уж когда добирались до лагерей, валились в реку. Отмокали, стирались, сушились. Что может быть лучше? Какие Багамы, Мальтийские острова, яхты и прочее. Какие пальмы? Вон уже и черёмуха поспела. И вяжет во рту так, что слова не разберёшь. И ягода всяческая. А тетерева? Так они сами валятся сверху. А на костерке, в оцеплении когда стоишь, самая что ни на  есть вкуснятина.
Но в одну из ночей, а гадости всегда бродят ночью, когда света нет, темно, нас подняли по тревоге. Командиры, как и мы, ничего не знали. Сами полусухую обмундировку одевают. А ремни скользкие, не лезут на место. Ворчат, по привычке. А тут подкатывают грузовики с чужими номерами.
Опа? Как сие понимать? А спереди Газик с генералами. Ещё гуще ситуация. И генералы не свои. Пехота голимая. Вся в х/б. По полевому. А машины борта откинули,  солдатики сгружают ящики. Там гранаты, противогазы, патроны. Мины к нашим пукалкам-миномётам. И копошатся, копошатся и, простите, такой густой мат стоит, что аж стыдно. У нас такое за великое неприличие считается.  Хоть ящик с патронами на ногу упадёт. Больно до капанья, а язык не повернётся. А тут…Наши командиры попробовали пресечь, но их генералы только жару добавили. Мы и примолкли, отошли в сторону. От греха подальше.
Построились. Смотрим на звёзды. Марс как то ярко сверкает. И Венера на самом виду. Смотрим на командира. Он слушает, что ему толкует пехотинец. Головой иногда выражает понимание. Мы стараемся хоть пару слов уловить, но кроме «надо» и «никто, кроме вас» не долетает. А оно и так понятно: значит, объявилась не стандартная брешь, которую заткнуть никто, кроме нас и не может. Только десантники осилят. Ежу понятно. Хотя ёжика тут нет. И к чему такая спешка? Зачем ночью? И как услышаны наши слова. Звучит командирский голос: - войску продолжать отдых. Подъём по распорядку.
Удивительно. Казалось бы до подъёма не утихнуть трёпу. Но, как только на подушку, так и заснули.
 Утром пробежались, как положено. Отмотали свои 10км. Побарахтались в реке, позавтракали. Пехоты нет, ящиков нет. Всё увезли обратно. Только бедный наш суточный наряд: -одних окурков полный бак, всяких бумажек, тряпок, пустых коробок из под сухого пайка…  «мин» набросали. Пришлось командиру создавать спецгруппу «разминирования», дополнительно к суточному наряду. Так всё войско и наводило порядок. И наработались, и насмеялись. И командиров наших ещё более стали уважать. Из нас, одинаковых с гостями,  какое не одинаковое воинство получилось.
 А потом замполит нам рассказывал о Северах. Новая Земля, Шпицберген, морские острова и наши северные военные базы. Порой холодок по спинам пробегал. Кое кто подумал, что эта нестандартная дыра там.  Нас туда засунут. Но что может солдатская  голова  без сарафанного радио. Или бабулек на городском рынке. Так, потрепались и не более. И жизнь покатилась далее, хотя всякий новый окурок или  обнаруженная бумажка, возвращали в недавний визит и несколько будоражили.
 Вот  в казармы вернулись. Облетели листья. Посыпался снежок.  Совсем нет желания посетить, с дружественным визитом, Шпицберген, ломать льды Карского моря. И сарафанное радио помалкивает, и бабульки на базаре тихо плетут свои «кружева», перемывая кости. Но тревожность внутри части как то незаметно повышается в градусе. 


                Глава 2. У короля.
В королевском дворце  избранное общество. Сегодня оно не  обычно. Ни на ком нет блеска и пышности. Роскошных облачений, мундиров. Как то очень по простому. Сегодня серьёзный разговор узкого круга лиц. И поэтому  никто ни перед кем не красуется, не возвышается. Король тоже в скромном европейском платье. Серый костюм, белая рубашка. Воротничок отложной. Лёгкие туфли. Но король есть король. Хотя тётка история  знает много случаев, когда «друзья» пошепчутся и королевская голова бодро скатывается с плахи в корзину. Но здесь не Европа. Королевская власть стоит на  сложных столпах смеси религии с  личными интересами. Кто как подпорка этому столпу, кто как лиана, опирающаяся на оный. Но все связаны прочными узами многих поколений. Проходят века. Кое что, внешне, меняется, но главное, главные связи остаются.
Встреча проходит в малом зале дворца. И всем двадцати присутствующим и не тесно, и не лишку просторно. Перед каждым стоит небольшой столик. Стопка листков бумаги и стакан с карандашами. Нет ни сигар, ни напитков, ни сладостей.
  Королевский стол обширней. По обе стороны хозяина два секретаря-писца. И записывают не только каждое слово, но интонацию, взгляд, стиль речи. Т.е. не простая стенография, а нечто более объемное и с запахом, и вкусом. Это такое письмо, с самых древних времён, а оные обозначаются, как 7000 лет тому. Страна от Атлантики и до Индийского океана. Богатство недр неизмеримое. Говорят, когда один из властителей, имя его  Маиса Муса, решил проехаться по «ближайшим окрестностям», взяв «немного золотишка на дорогу и щедро оное отсыпая», то цена на золото резко упала. Чем  ввергла многих соседей в глубокое уныние. И ещё. Кто точно знает, кто Америку то открыл? Клумб ли Христофор или Абубакар, который ещё 1310 году «процедил» всю Атлантику. Правда, не вернулся на родные берега. Но факт, что имел очень серьёзный флот и не держал его в гаванях, а использовал активно. Величайшая и богатейшая страна. Города Томбуку, Уалату, Дженни, Гао…торговля, архитектура, певцы, танцоры, художники, писатели, поэты. И ведь что особенно! Умели записывать не только, скажем, слова, а все интонации. Как бы глядя на бумагу со значками-буквами (по нашему) читая, слышишь голос. Женский, мужской, детский. Со всеми нюансами. Даже голоса зверей, птиц. Тут и не захочешь, а задумаешься, куда культура шагнула? Вперёд? Но нет в этом уверенности. Ибо не применяем мы ныне того , что имели. Утеряли? Доупрощались? Так и мычать скоро будем. Прости Господи.
Каток перемен давил всё подряд. Уже в Х111 веке верхушка приняла ислам. Строила медресе, создавала новый культурный слой. Но рядовое, так скажем, население, не очень этому внимало и сохраняло основы православия и местного Богопочитания.
  В самый период расцвета, когда деньгами «сорили» не считая, устроили некий правительствующий оазис. Эпицентр всей красоты,  богатства и пышности. Нечто культовое и административное. Как бы Иерусалимский храм в более широком раскладе. Площадь в 330 кв. километров устелили гранитными монолитами, создавая проезжие и пешеходные маршруты. Между ними просеяли сквозь мелкое сито всю почву, убрав сорные растения, и взрастили сады. Сады и огороды. И поля. И окружили толстенными стенами и всяческими лабиринтами и ходами. Подняли на поверхность воды. Обустроили фонтаны и купели. Водопроводы. Живи и радуйся.
А далее, как везде. Порушив основы благочестия, проявив беспечность, почивая на лаврах, были превращены в колонии Франции. Там и Португалия метала копья, и Англия отхватывала кусочки на восточном побережье. И растащили, что называется по углам. Нет единого могучего государства.
Однако, время идёт. Время вносит изменения в структуры и  взаимодействия стран. Колониальность изживает себя. Капитализм уже не может извлекать максимальной прибыли и он, этот Капитал, отпускает вожжи. Появляются независимые государства. Но старый барыга оставляет в своих руках финансовые инструменты. И сколь получается, состригает свой не тощий кус.
И вот, сегодня, совет избранных решает, кого выбрать в друзья. Или старушку Европу, которая хоть и  стареет, и всё пудрится,  но и развивается.  Имеет крепкие зубы, цепкие руки и толковую, в свой интерес, голову. Или принять сторону социалистического лагеря. Точнее,  СССР. Который крепок, богат, верен в политике. Не предаёт друзей. Хотя частенько приходится ему выбирать между друзьями, когда они, эти друзья, начинают воевать друг с другом. (Например Эфиопия и Сомали). Но кто гарантирует, что СССР всегда будет в нынешнем социальном пространстве? В нём самом бродят большие силы, желающие вернуть капитализм. И что тогда станет с «друзьями»? Не оставит ли на растерзание старым волкам?
Сам король, как здесь принято называть: -властитель, повелитель, склоняется к СССР. И он без обиняков говорит, что сейчас стоят вопросы, где с СССР выгоднее. Вот решим, эти неотложки, тогда и подумаем ещё. Мы люди вольные. Как сами решим, так и будет. Вот только и интерес СССР к нам надо подогреть. Не жадничать, делиться. И голос свой подать, где надо с пользой для друга.
Как бы и никого против, но это внешне. Главный военный, а он учился в Англии, не тянулся к России. Ему там, на туманном Альбионе,  внушили и прочно забили в голову, что ничего хорошего от дружбы с ней не получится. И он, этот вояка, сидел грустный, но не возражал.
А король, он и есть король. Не даром династия держится веками на троне. Он уже «просчитал» своего фельдмаршала. От детских проказ и до сего момента. Но знает и его верность.
-Хасбулла, брат мой, ты категорически против наших контактов с Россией? Или только сомнения? Или твои английские учителя так настроили?
-Да, мой повелитель, это англичане. Это меня и волнует. И не даёт уверенности. Собственного мнения. Но я верен.
-Нет сомнения в твоей вере, Хасбулла. Но сделаем так, как решим все вместе. И я, даже если буду не согласен, буду исполнять общее решение. Только вместе мы удержимся. Уважая мнение других. Мы служим нашей матери-родине. Кстати и у русских это главное в жизни. И они непобедимы!
- И ты, Ибрагим, мрачен. У тебя тоже сомнения?
-Нет, мой повелитель, сомнений нет. Я считаю, что сегодня СССР самый наш надёжный партнёр. И он нам во всём поможет и не будет торговаться, как Европа. Я мрачен потому, что моя любимая жена, ушла.
-Да, Ибрагим. И такое бывает. И женскую натуру ещё никто не понял. И они не поддаются никаким расчётам и понятиям. И, как говорят наши прежние «хозяева» французы:-ищите женщину. Т.е. во всём она виновата.
 Ибрагим улыбнулся:-спасибо, повелитель. Боль мою ты снял. И все улыбнулись тоже, вполне сочувствуя Ибрагиму и радуясь его улыбке. Собрание продолжается. Оговариваются подробности. Но главный друг уже выбран и без голосования.

      Глава 3. Чрезвычайное происшествие.
   В Штабе 237 авиационного полка,  переполох. Командиры всех эскадрилий, начальники штабов, командиры звеньев стоят по стойке смирно и слушают гневный голос командира. Тот ходит красный. Брызжит слюною, хотя абсолютно трезв и ещё только утро.
-Я вас когда нибудь научу дисциплине!? Вы когда нибудь почувствуете себя настоящими военными? Вы лётчики, а не погонщики верблюдов. У вас в подразделениях настоящий бардак, хотя в этих заведованиях отменный порядок, надо согласится. А у вас и бардака нет. Стадо буйволов….Это ж надо до такого докатиться, что о тяжёлом лётном происшествии командир узнаёт в полку последним.
Что ты на меня, Абсолон, глаза пялишь. Ты начальник штаба. Ты любую муху должен фиксировать и мне немедленно, днём, ночью о том доносить. А ты до утра спишь, а потом мне фиги преподносишь.
И только собрался поднести свой увесистый кулак к округлой физиономии подполковника, как дверь скрипнула, и впустила  молоденького  лейтенантика.
Полковник аж поперхнулся: -пошёл вон, младенец! Кто разрешал?
Лейтенантик вытянулся в струнку, но не исчез, и руку не к козырьку приложил, а странно вытянул её, ладошкой вверх. Да прямо к командиру.
-Ты что за подаянием пришёл? Что тянешь? Куда надо руку прикладывать, балбес?
Тот молчит. И тянет ладошку. –Вот, господин полковник. Вот нашёл на борту 57-го.
Полковник подошёл и заглянул в протянутую ладонь.
 -Что это?
 Это то, господин, что проделало в борту 57-го две дырочки. Как я понимаю, это пули.
-Что?- завопил командир. Какие пули? Откуда?
-С борта 57. После полёта делал осмотр и нашёл. Там прямо на полу лежали. А по правому борту две дырочки.
- Леонард!- это к командиру эскадрильи, где этот шалопай, что летал?
-На месте.
-Зови сюда.
-В помещение бочком протиснулся майор Эме. Стал у самой двери, приложил руку к козырьку и замер.
-Первое, -загремел командир, - ты куда мотался?
-В Египет, на вторую базу. Пакет отвозил.
-Кто тебя посылал? Это же не зона учебного пилотирования?
-Нет. Но начальник штаба приказал и документы на полёт оформил.
-Абсолон, как это вы за спиной командира летаете в другие страны? Почему я ничего не знаю.
-Командир, я докладывал, но вы, простите, не слышали. Очень уставшие были и не откликались.
-Надо было разбудить!
-Я будил, но вы не могли пробудиться.
-Как это не мог?
-Ну, вы, командир, того…
-Что того?  Выпимши, что ли?
-Да. И очень сильно.
-Это не причина, что бы без меня решать такие вопросы. Подождали бы. А как вы взяли мои полномочия? Что есть по армии приказ,   если командир пьян, то он автоматически отстраняется от должности и его кто хочет, тот и заменяет? Раз не в силах был встать, надо было ждать!
-Так нельзя было ждать. Пакет сам лично привёз королевский посланник Самсон. И требовал немедленной отправки. И сам сидел здесь пока Эме не вернулся и не сдал ему квитанцию о получении.
-Ладно, Абсолон, давай послушаем этого летуна и почитаем его донесение.
 Я, майор ВВС, Эме,
-Был майор Эме, теперь побудешь капитаном Эме,  на год, -вставил ком. полка ворчливо. Оформи, Абсолон. Сегодня же. И мне на подпись. Летуны… Читай дальше.
 26 февраля текущего года возвращался из полёта в Египет. Высота 3000 метров. Курс 245.  На удалении от нашей базы в 1200км, на совершенно пустынной местности, в 18ч. 32 мин. Увидел резкие очертания какогото объекта. Как бы тень от высокой стены, хотя самой, предполагаемой стены, не обнаруживалось. Я закрутил петлю, что бы не потерять эту полосу, и запросил радар базы на пеленгацию. Тот ответил, что меня не наблюдает. Я закрутил вторую и открытым текстом ко всем. На третьей петле мне ответил ливанский маяк, что я нахожусь на 20-м меридиане. И посмеялся, что я там петли кручу. Больше никто не откликнулся.
 Тогда я снизился до 500 метров, прошёл всю длину этой тёмной полосы. И с новой петли зашёл второй раз на  100 метрах, но ничего не разглядел. Доложил на базу. Топливо на исходе. База приказала возвращаться.
 Прежним курсом, 245, прибыл домой. Сел. Доложился, отдал квитанцию Самсону. Сдал машину технику. Вот и всё, господин полковник.
 Затем сел и написал донесение о проведённом полёте.
-Так, Эме. Ты старый пилот. А сделал, как …как этот лейтенантик. Ты обнаружил нечто неизвестное. Накрутил в небе кренделей и смылся. Почему не вызвал звено, которое бы точно определило место. Отметили на карте. Хоть как привязали к местности.
-А что там местность?  Один песок и ничего более.
-Так откуда такая тень. И это тень или что там было?
-Как определить? Солнце низко. Градусов под15-20. Тёмная, почти чёрная зубчатая полоса. Километров 15, примерно. И ширина тени метров 200. И как зубцы, выступы. Неровная. Я ходил , смотрел. Но ничего. Голый песок и всё тут.
-Так говоришь, моряки только и ответили?
Да. Ещё подкалывал неприлично.
 И что он тебе неприличного сказал?
- Про женщин египтянок с еврейскою кровью. К которым я якобы летал.
-Так он что, тебя полностью отслеживал?
 Вероятно. Они же всё пространство отслеживают всегда. Порой даже наушники скрипят, особенно на малых высотах.
-Мерзавцы. Что себе позволяют эти ……. ( здесь полковник сказал слово, которое  хорошо знал и применял в сложных случаях ещё с времён, когда учился в Краснодаре в училище Серова). Весь мир под себя подстелили…. . Ладно, майор. А как на твоем самолёте очутились эти пули, и как ты получил две пробоины в борту?
-Вы сказали майор?
-Да. Ты опять майор. Но про пули расскажи.
-Этого не знаю. Вылетал на целой машине. Мой техник парень дотошный. В машине ни пылинки. Вест день скребёт и чистит. Ему за усердие и старшого дать не грех. Примерный техник.
-Оно и видно, что дотошный. Эти две пульки обнаружил. И дырочки.
 А ну, лейтенант. Нарисуй на доске, где эти дырочки. Вот тебе мел.
- Лейтенант быстро изобразил самолёт и поставил на фюзеляже два крестика.
-Эме, ты боком к земле летал?
-Нет, господин полковник. По горизонтали.
-А почему дырки не снизу, а сбоку и чуть сверху. Тебя самолёт обстрелял?
Нет. Никого и ничего не было. Всё гладко и пусто.
-А может ты действительно по бабам шастал?-вновь возгорелся командир, -этаких податливых метисок шупал прямо с воздуха, а их ревнивые мужи в тебя и палили со всех стволов. Но ты ас! Ушёл своими ногами. Ты всегда по слабому полу сильно работал. Мастерски. Помнишь?
-Командир. Не был я нигде. И не надо меня обижать. Что вспоминать прошлое. И не один я в этом наказан бывал.
-Ты мне поговори. Не один. Намекаешь, что всем нам русские парни морды били и просвещали этим. Приговаривая, что битие добавляет сознание.
- «Определяет сознание», поправил Эме.
-Вот я тебе поправлю опять в капитаны. И треть премиальных срежу. Будет тебе полное определение.
-Смирно!- провопило в коридоре. И замерло.

                Глава 4 Деревня Глушки.   
Ах, чует моё сердце, что наш Сенька в какой то переплёт попал. Вечно лишку шустрит. А теперь, когда  в командирах ходит, и подавно усердствует, -вздыхает бабаТоня. Внучки её тоже вздыхают. Уж они то знают своего неугомонного братика. И трепал их за косички неоднократно. И ремнем лупцевал, оставаясь дома за старшего, когда родители уезжали на ярмарку. И порядок в доме наводил твёрдою рукой. А теперь он командир. Три полосочки на погонах, как у прадеда Федоса. Как то по старому назывался, не припомнится, но гроза был большого войска. И когда с Империалистической пришёл, всё командовал по деревне. Шумной был. Девкам проходу не давал. И Сенька в него.
  Баба Тоня всё лампадочки поправляет, да молитвы шепчет. Ах, Сенька, Сенька. Ты разумней будь. Не бери всё на гонор. Учись хорошо. Слушайся старших. И бабулечка смотрит на иконки. Утирает слезинки.
А тут и мама Семёна крутится: -что ты бабушка печалишься. Мокрень разводишь. Крепкий парень наш Сенька. И разумный. Весь в отца. Сто раз подумает, чем сделать.
-Не трепи, Фрося. В деда Сенька. Отец в меня, а Сенька, вылитый дед. Как уж я его придерживала, когда колхозное дело началось, а он всё по правде хотел. Какой правде? Человеческой? Так её нет, и не будет. По Божией? Так никто слушать не хочет. И всяк, за свой интерес стоит. А в чём он? Кто когда подумал, для чего родился, для чего живёт, как мир этот покидать будет? Вон, посмотри. Для чего ты на свою ферму чуть свет мчишься? План дать. Надоить. Премию получить. Медаль! Прости Господи. Разве в этом смысл жизни. Вашу завшу к Герою представили. За что? Что больше всех надоила? Или молоко жирнее? А может за её ласковость к приезжающему начальству?
-Ну, мама, ты зря. Галка нормальная девка. И себя блюдёт. И нас в строгости держит. Разнарядка на район пришла по наградам. Нам досталось два ордена и одного Героя. Вот и выбирали на Правлении, кто более достоин. И к пожеланиям района прислушались, конечно. И полеводам ордена дали. Ведь не пьяницам же и лодырям.
-Ну и что? Галка теперь из кожи лезет. Не так ли?
--Ну, естественно, старается больше.
-Старается. Вас загоняла. Скоро ночевать там будете. Вон дети подрастают без матерей, а вы всё коров ласкаете. Кормить коров надо. У них молоко на языке. Старанием мало что достигнешь. А вот. как девки твои без материнской ласки огрубеют. Да на всяко доброе слово прилепятся. Тут тебе и слёзы будут. И в подоле принесут подарочек. А то и в секту какую вступят. Плачь , мать, потом горькими слезами. Для кого жила? Для молока? И что важнее?
 Ну, мама, ты так зря. Все работают. И в деревне , и в городе. Как без этого?
Я не говорю, что работать не надо. Я говорю, что самое ценное, душу, любовь надо всецело детям отдавать. Ты думаешь почему Сенька такой взбудораженный всегда?
-Наследственность.
-А она откуда? Откуда эта самая твоя наследственность? Мне дед Федос рассказывал. Как он рос. Какая была семья. Чем занимался. Так вот, моя голуба, его с рождения никто и по головке не погладил. Не приласкал. И когда он  сильно приболел и я за ним ухаживала, открылось . Бывало глажу его по голове, по больной ноге, что ранена, а он плачет. Спрашиваю, что папа плачете, а он, так как и замрёт и тихо шепчет, -гладь Тонечка, гладь.  И отвернётся к стенке, а слёзы ручьём. Вот что значит человек без ласки рос. С детства. Родители только и работали, да с детства, самого раннего:-Федоска, гусей пасти марш. Федоска, барашки шкодят. Куда смотришь. Да ремня. Да хворостины. И дитя плачет, а никто и слёзы не утрёт. Всё надо, надо, надо.
 А за Сеньку что ни день, а сердце томит. Что он пишет то?
-Служит. Всё по ученьям, да тренировкам. Пишет, что конкурс, это такие состязания, был. Так он грамоту получил. Лучше всех спел песню.
 Кто? Сенька? Песни поёт. Фрося, не верю. Он что то скрывает и, вас утешая, уводит в стороны. Сроду не пели в Федосовом роду. Даже весьма выпивши. Лучше подерутся, чем запоют. Характер.
 Не знаю, мамо. Но пишет так.
 Интересно, а что же он пел?
-Не пишет. Грамоту дали, вот и всё.
Баба Тоня притихла. Задумалась. И это как же придавило Сеньку, что запел?  Это вместо стона выдавилось. Ох, Сенька, Сенька. Буйная твоя головушка. Хоть бы живой, а лучше, и целый вернулся. Помогай Господи.
Баба Тоня опять повернулась к иконкам. Долго смотрела на лик Николая Чудотворца. Слёзы легонько стекали по щекам. Она их и не вытирала. Только просила Святого: сохрани, помоги, убереги…И вспоминала деда Федоса. И нашу суматошную жизнь с её государственными планами, битвами за урожай, раздаяниями наград, брошенными  на самовоспитание детьми. Садики, ясли. Пионеры, комсомольцы и всё давай, давай, давай…А ни сердце облегчить у икон, ни в храме постоять за службой. Оторваться от земли, уйти на небеса, где всё чисто, прибрано, где любовь всему и во всём.
А Галка ваша….вдруг резко заключила смиренная бабуля. Сплюнула и пошла проверять курятник, на предмет расклёва.

                Глава 5 Бирабиджан.
Рано утром, только ещё засветлело, в кабинете председателя колхоза «Путь к победе» , зазвенел телефон. Уборщица Циля, а кто в такое время ещё может быть в конторе, подняла трубку: -я слушаю.
 Что ты слушаешь, женщина, этого мне мало. Мне нужен Соломон Инверович.
 Так он ещё не пришёл. Посмотрите на свои часы, товарищ, кто в такое время работает?
-Меня не ваше мнение интересует, женщина, а Соломон. И потрудитесь его вызвать. И ещё, у него что дома нет телефона?
_-Есть, уважаемый, но на ночь он его отключает, т.к. аппараты параллельны.
-Ты такая образованная, что знаешь что такое параллельно, -съязвила трубка.
-Я ещё более проницательная. Я вполне знаю, что вы большой нахал и можете так грубо говорить с женщиной. И ещё я вам скажу, что вы явно не наш человек. У нас в стране таких хамов не бывает.
Трубка помолчала, слегка посопела и выдала:-хватит болтать , старая дура, немедленно поднимай Соломона и зови к телефону. Мне дорого платить и некогда.
Циля обиженно поджала губы, поставила ведро и веник в угол, и помчалась на квартиру головы.
А вот и он навстречу: -что, Циля, телефон не звонил?
-Звонил,  вас Соломон Инверович, ждёт. И там хам на проводе.
-Циля, это не хам, это мой родной брат.
Циля опять надула губки и заспешила вслед.
 Алло! Израиль, это ты?
-Это я, братик. Я. Что у тебя часы отстают? Или твои социалистические   наложницы так утомили. Целый час жду, да какая то дура ещё меня и хамом обозвала.
-Не сердись, брат, это твоя племянница, Циля Каганович. Хорошенькая бабёнка. По всем статьям. Консерваторию закончила и приехала в родной колхоз детишек музыке учить. Как у тебя там дела? Как жена, дети, родня?
-Всё в норме, Соломон. Все только дай, дай, дай. А ты, Израиль, паши, паши, паши… Всё    обычно, но я тебе не для этого звоню. Скажи, как там стоит большой дом со звездой на крыше?
 А что ему сделается? Стоит. И теперь даже вороны на него не садятся. Не пачкают символ.
-Это ж почему? Вон на статую Свободы садятся. Но её периодически моют.
-Но, брат, то ж Свобода. На свободу кто хочет, тот и гадит, а здесь мировой символ. Там что то поставили,  теперь, вороны облетают далеко.
-Такой символ вороны всегда должны облетать далеко, -съязвила трубка. Но я не по этому вопросу.  Соломон, как наш Патрик поживает?
- Израиль, ты опять лезешь в политику. Мало тебе шею мылили? Еле ноги унёс и опять.
-Нет Соломон, тут история древняя и денежная. Я в политику не лезу. Я хочу денег. Много. Семья большая, а работать никто не хочет. Я кормлю.
-При чём тут Патрик? Он в МО служит. Там какие деньги?  Все на бюджете. Казна считать умеет.
-Соломон, не пой мне песни про честность и неподкупность. И я учить тебя не собираюсь. Ты скажи, Патрик на месте? Тамже?
-Да. Но его не надо трогать. Он нам помогает. Наш колхоз не такой богатый по трудам, а жить хорошо все хотят. Вот он кое что для нас делает.
-Наплевать мне на ваш колхоз и на эти копейки. Мне Патрик не для денег нужен. Мне нужен его телефон. Я ему сам вопросы задам.
-Израиль, брат мой, может ты кому другому задай свой вопрос? Патрик нам хорошо помогает, а если его посадят, то кто займёт его место. И я почему это говорю, потому, что к то с тобой свяжется, тот непременно либо в тюрьму, либо вылетит из страны.
-Соломон, что вы о своих тёплых задницах всё печётесь?
-Прости, брат, а о чьи же нам и заботится. Не о твоих же лодырях домашних, хотя мы и тебе помогаем, как можем.
-Соломон, я тебе, только тебе, могу сказать, как брату. Мне Патрик нужен на два слова. И без политики. И без денег. Зачем он мне нужен.
-Замолчи, Израиль. Ты с ума сошёл задавать серьёзные вопросы по телефону. Могут услышать люди.
_А что, в России телефоны прослушивают?
-А что, в Израиле, нет? Везде прослушиваются.
-И как же мне Патрику задать вопрос?
-Не знаю. Лучше не задавай. И себя сгубишь, и Патрика.
-Ладно, Соломон. Не будем трястись от страха. Мы всю жизнь это делаем и ходим в рваных штанах. Я тебе прямо скажу, а ты сам придумай, как Патрику передать мою просьбу. Вот слушай: -для чего Советы готовят войско для Африки? Ну, для чего, это понятно. Жирный кусок хотят прибрать к своим рукам. А вот куда? Меня это очень интересует. Ибо здесь заваривается сильно денежная каша. Очень. И ваши золотых дел мастера сейчас едут туда организовывать добычу этого металла.
-А чо, у вас спецов нет?
- Нас не приглашают.
-А у чернявых?
-Такие объёмы им не под силу.
-Так а при чёт тут наш Патрик?
-Соломон, где твоя ветхозаветная мудрость? Золото надо охранять! А если ставить своих, то растащат. Ставить Францию, Англию, США –те приберут к рукам всё. На кого можно надеяться? Только на русских. Да, брат, как ни смешно, как ни склоняют Россию,  но  только на неё надежда, по всем сторонам нашей жизни. И у всех!
-Так что ж ты сбежал, брат?
- Выгнали. Не сбежал. Я в Советах как сыр в масле катался. Ты же знаешь. И я был честный еврей. Ты это тоже знаешь. Перебрал маленько. Захотелось больше. В политику залез. А она, стерва, и брыкнулась. Лягнула. Аждообетованнойземлилетел. И никто, по пути, не пожалел. Европа задом повернулась.
-Хорошо, Израиль, я твой телефон дам  Патрику. Он позвонит, если сочтёт возможным. И твой вопрос задам. Не по телефону. Пошлю Цилю. Твою племянницу. Она хоть и молодая, но глазки строить умеет. А Патрик так и не женился. Всё к месту будет.
-Соломон. Десять  процентов твои.
-Дурак ты, Израиль, какие проценты? А если тебе дадут 25, то мне сидеть 2,5 года? Нет, уж. Не надо меня вмешивать.
-Так ты уже вмешался.  Ну, ладно, целуй свою жинку-хохлушку. Как это ты вляпался. Неужто еврейки не было? Срам какой.
-Израиль, не трать свои деньги зря. Ты многое не понимаешь. Всем твоим жить богато  и в радостях.
-Спасибо, мой мудрый брат, за пожелания, а пока живём нищенски и в брани.
 Трубка звякнула отбоем, и нежный голос связистки обозначил: -разговор окончен, 23 минуты, с вас 134 рубля 17 копеек. Деньги снимем со счёта вашего колхоза.
Соломон осторожно положил трубку. Посмотрел на Цилю. Жалостливо улыбнулся. И заглушил в себе всё, что полагается сказать по такому случаю. Циля его поняла. Обняла и поцеловала:-не надо, дядя, так переживать. Колхоз не обедняет, а дядя Израиль каким был, таким и останется.
 Дядя Соломон улыбнулся, написал номер Израиля на перекидном календаре и кивнул головой.
Да, дитя моё, всё хорошо.
Во всяком случае, ему так хотелось. Что однако не состоялось, ибо в другую трубочку уже «стучали» по инстанции: -товарищ Макаров, это узел связи…
                Глава 6. Сенька
 Старшина закончил инструктаж увольняемых в город, ещё раз осмотрел всех и отпустил. Он явно любовался своими солдатами. Особенно шиком сержантов. А уж у Сеньки Федосова, так особый шик. И сапоги, как зеркальные. Чем он, стервец, их так напомаживает? И как то особенно и душа за этого Сеньку болит. Слишком привлекательный. Девки так и липнут. До греха далеко ли. Даже личное дело полистал старшина внимательно. Всё хорошо. Нет никаких причин к волнению. Деды, прадеды крепкие мужи были. Даже отмечено, что при званиях были. Командирская хватка была. Опять же, про увлечения женщинами и ничего особенного. Но..что то томит старого воина. Слишком блестящ парень.
-В парке, в танцзале, полно народу. В основном воины. Шутка сказать: две дивизии ВДВ, танковая дивизия, мотострелковая, дивизия связи, строители, кабельщики. Без счёта. Сплошное войско. И морячков подтянули. Сегодня они в патруле. При полном параде . Девки глаз не спускают. Но они при обязанностях. Никаких танцулек. Стоят, смотрят. Подшучивают, по необходимости. Наши тоже тут есть. И Сенька сегодня лыжи сюда правит. Шенельку сдал в гардероб. На чай дал. Отдельно повесили. В зал степенно вошёл. Орёл. Орденская планка. Значок парашютиста с приличной цифрой. Мастер спорта СССР. Конечно, комсомольский значок. Не шибко, но и не пусто. А если на орденские планки, так таких в зале и не густо совсем. А девки понимают. Их на мякине не проведёшь. Там хоть весь обвешайся классными, ГТО, Ворошиловский стрелок. Они сразу отличат и медаль За отвагу, и Красную Звезду. А у Сеньки есть. Хоть и на колодочке.
 Осмотрелся. Не торопится. Он как цыган, одним взглядом всё насквозь. Всю качественную структуру. И глаз положил. Та аж поёжилась. Но плечики развернула, а на «дамский» Сеньку и пригласила. Покружились. Молодуха и говорит:- душно. Надо проветриться.
Сенька мигом усёк. Взял номерки и в раздевалку. Одел шинельку. Даме пальтишко. И так незаметно и к её калитке. В Сеньке уже и кровь забурлила. Огнём дышит, но не торопит.
 Скрипнули порожки. Провернулся ключ в замке. Ты чуть подожди и заходи, - шепчет.
Сенька уж и всячески представил много чего.
Подождал пару минут. Входит. Коридорчик узенький. А тут бац! И его в морду лица чей то кулак. Да с другой стороны. Сенька рванулся в дверь. Влетел в комнату, а там ещё двое, да при ножах.
Вот тут и пригодилось всё, чему столько лет учили и тренировали до автоматизма (как говорили учителя:-до поросячего визга).  Сенька моментом обрушил стол на головы «братанов». Табуретом остановил «старых знакомых» и не разглядывая, есть кто ещё, вместе с оконной рамой покинул негостеприимный дом. По  огородам, по огородам, прямо в сторону бледной луны, которая стояла  над родной частью. Чуть подвезли на попутке. КПП прошёл нормально. Даже никто и не спросил, что так рано. Отметили в журнале, да и всё. В роте отметился у дежурного и пошёл в душ. Голова болела. Скула туго поворачивалась. Тихонько ушёл в Ленкомнату и уткнулся в журнал. Надо обдумать.
Но долго думать не дали. Подсел писарь. Дружок.
-Сень, кто тебя?
-А что? Видно?
-Пока нет, но проявится.
-Понимаешь, Аркаша…и Сенька всё подробно рассказал.
- Сидят старики, думают. И наша рота, и первая со второй. Целый симпозиум. И тут не простая кобелиная разборка. Бывает. Подерутся за девку. Но это уже за все рамки. Ножи. Четверо. И она стерва, как приманка. Но её пусть сами девки проучат. Они это умеют. Да так, как и парни не придумают. Это их. Бабье.
 Прошёл  месяц. Морозы стоят небольшие. Так приятно на лыжах покататься в воскресенье. Но увольняемых много. Всё как обычно. И танцульки уже начались. И та, стерва, на месте. Через знакомую девочку её отозвали на разговор. А она, как Сеньку увидела и к нему. Лопочет. Трётся. Ах, Сенечка. Какой кошмар. Я ни сном ни духом. Это всё мой ухажёр старый устроил. Ты прости.
Ну, Сенька, как и простил.
- Ладно. Пошли.
Вот и домик знакомый.
Ты иди, я покурю. (Сенька не курит. У нас в части нет курящих). Зажёг папироску. Дымит.
 Девка высунулась: -Сень, ну пошли. Я уже приготовилась.
 А Сенька стоит. Ждёт. И дождался. Два парня вываливаются. Только к Сеньке, а их, сбоку, и уложили гвардейцы. Ножи отобрали. Пару оплеух навесили и связали. И рты заткнули. Опять тишина. А  Сенька всё курит. Вот зановеска отодвинулась. Мужицкая рожа мелькнула. Ещё пара мужиков к Сеньке.
-Что парень не заходишь? Девка ждёт. И только замахнулись, как их обоих мордой в снег.
 Сенька бросил папироску и тихо командует:-щтурм!
Вылетели рамы, и уже полный дом десантуры. И этих заволокли в дом. И тех, что там были повязали. Некоторых и помяли изрядно. И к стульям прочно привязали. И руки, и ноги. Как учили. И девку, заодно. Одна ж шайка. А набралось с десяток. Ножи, заточки бандитские. Крупно.
 Смотались за патрульной машиной. Те мигом примчались. Рулят в комендатуру. Приехали. Выгрузились. Но тут же переиграли, почему то, и перевезли всех в дом, где красная табличка и золотом написано Комитет…. Ого!
 Двух тут же развязали. Оказалось сотрудники. На задании были. Как бы в засаде. Но им игру не испортили. Ибо кого они сторожили, был тут. А вот и командир полка прирулил.
 Наши встали.
Местный майор его спрашивает: -ваши?
-Мои.
-Тогда все свободны. Останется только один и на Сеньку показывает.
-А наш ему: -нет. Я всё знаю лучше него, пусть идёт со всеми вместе.
-Майор согласно кивнул.
-Так, гвардия, в мою машину и домой. Быстро!
Как уж все вместились в командирский газик, но быстро умотали домой.
 Командир с майором, да теми двумя, что слегка пострадали в свалке, сели разбираться.
 И оказалось, что именно в эту контору шли ниточки и цепочки дел.
-Значит ваши, товарищ полковник? - переспросил майор.
Мои.
                Глава  7.      Патрик и дядя Израиль.
Алло . Алло…Дядя Израиль, вы на проводе?
-Да, мой мальчик. На проводе. Это ты точно сказал. И провод этот очень высокого напряжения.
Вы что, дядя Израиль, уже и  в Штатах накуралесили  и уселись на электрический стул?
-Нет, дитя моё. К сожалению, не в штатах, и к радости моей родни, а может и сожалению, не на этом роскошном произведении гуманных искусств. Пропади они пропадом все и сразу. Но это Патрик литературные отступления. Ты скажи, милый, как тебе к лицу новые штаны? И не жмут ли лампасы на ноги?
-О нет, дядя. Наоборот. Эти полоски специально вшиваются в обычные штаны что бы просторнее было всему, что в них.
-Ах, Патрик. Смотри! Доведут тебя бабы до этого стула, который ты помянул в мой адрес. Будь осторожней. Это тебе не платное бабьё из  бардака. Это, друг мой, Россия. Это всё на ином уровне.
Но ты , Патрик, мне не для этого нужен. Надо что бы твои новые штаны одели два полка в нашу одежду. Ту, которую мы вам пришлём.
Дядя, это невозможно. Армию одевают строго обозначенные производства, где есть военпред.
Это, Патрик, не твой вопрос. Мне надо что бы были одеты два полка ВДВ. 226 и 237. Вот и вся твоя работа. А я тебе такую Мойшину дочь на пару месяцев дам, что на работу забудешь ходить.
-Дядя, за «моничку» спасибо. Я полагаю, что ваш выбор, в этом плане,  безошибочный. Но эти два полка совершенно не боевые. Это учебные. Там готовят сержантов для войск. И не более. Я знаю эти подразделения.
_Мой милый мальчик, спасибо. Но как это 226 был во Вьетнаме и чистил холки Морским котикам? Как он давил, как клопов, всех южноамериканских наёмников на Кубе в Карибском кризисе? Как он чистил ноздри этой стерве Элеоноре, Хозяйке  итальянской школы бандитов-браконьеров?
 Дядя, что ты говоришь? На Кубе десантников не было. А у Гуантанамо был 31 пехотный полк. Во Вьетнаме 36 мотострелковая дивизия.
-Патрик, если слона назвать коровой, то он не перестанет быть слоном. И не  перестанет давить как танк. Не морочь мне бейцы, мальчик. И почто в 226 аж три года учат на сержанта?  И откуда у них ордена и медали? Уж не от побед на танцах? И потом вдруг рождаются, ни откуда, спецназовцы. В капусте находят?
 Но это мы заболтались. Твоя задача обуть, одеть, обеспечить всем, что придёт к тебе на твою базу. Там будет чёткое клеймо, что сделано в СССР на Кремлёвской опытной фабрике. Ты меня хорошо понял?
Дядя и вы не боитесь по простому телефону об этом говорить?
-Не боюсь. Мы устали бояться. Уже почти две тысячи лет трясёмся. Надо выходить на мировую арену. И нас что бы боялись. И мы повелевали, а не трясли поджилками.
-А поймают? Посадят. Постреляют,
Ничего. Наши бабы нарожают. Нам не главное время. Оно как текло, так и течь будет. Нам надо последовательно приручать мир к послушанию. И не имеет значения, когда это наступит. Сегодня, через сто лет, или тысячу. Должна быть достигнута глобальная цель. Итак, мой милый, шевели лампасами и иди к этой цели. А девку, жди сегодня у себя на квартире. Она к твоему приходу тебе и ужин приготовит.
                Глава 8. Джозефина.
В одной из конторок ЦРУ идёт связь с «Шерханом».Это так окрестили опорный пункт карательных войск в среднем поясе Африки сами африканцы. Территория городка совершенно приличная. 22 км на 15. Но на просторах континента-крупинка, если не сказать-пылинка. Старинные корпуса с трёх метровыми стенами из гранитных глыб. Цвет глубоко жёлто-серый. Не мрачный, но и не яркий. Со вкусом выбрано. И, если смотреть с высоты, то как ползущий тигр. А вокруг этой зверюки,  раскинулись шатры пособников. Мелких грабителей. Которые под крышей крупного зверя, творят свои мерзкие дела. Грабят местное население, воруют животных, птиц, раритеты. Сам «Шерхан» не утруждается разогнать эту шваль, т.к. она его прикрывает с внешней стороны. И сколь правительственные войска не старались разгромить цитадель, ничего не получалось. Мало сил. А дружбы между соседями нет. Вот и стоит такое разбойничье гнездо сколь  лет.
Джозефина, -голосит «Шерхан», есть плохие новости. Местные черномазые хотят пригласить русских на нашу голову.
-Не писай в потолок, Фредди. Столько веков держались, а теперь испугался. Ничего у них не получится. Тяжёлой техники нет. Да и не будут они долбить эту уникальную постройку. Тем более, что она занесена, как культурное мировое наследие под эгиду ЮНЕСКО. Это раз. Второе, я тебе скажу: -русским это совсем не нужно. И отношения у них к этой стране самое прохладное. И третье:- у тебя две тысячи кадрового войска, не считая всякой мелочи. Кто может подтянуть через пустыни такие силы? Никто. Так что сиди, наедай задницу и утешайся своим новым гаремом. Кстати, этих твоих «львиц» с воинского довольствия списали. Корми, как хочешь. Но ни цента от федералов не получишь. И на кой они тебе сдались? На площадке своего бабья море.
-Джози, ты мне на бабьи темы стрелки не переводи. Я тебе по делу толкую. На днях был здесь русский большой чиновник из МИДа. А они все в разведке служат. И не пацаны с Бродвея. Так он самолётом кругов десять описал по периметру базы. Это с чего? На красоты древних построек любовался? Никогда их сюда не тянуло. А на экзот такой слетать и глянуть,  дорого стоит. И не частное он лицо. Служащий. В командировке.
-А что местные, Фрэд? Шевелят ушами? Чем проявляются?
-То и оно, что попритихли совсем. Замышляют что то.
-Так что ты от меня хочешь? Какую помощь или что испрошаешь?
-Ничего не испрошаю. Сообщаю, что русские вмешаются в положение дел. А это серьёзно. Поэтому провентилируй этот вопрос. Пусть просеют всю информацию. Понюхают, послушают.
-Хорошо. Поработаю. Шефу доложу.
-Нет, Джози, шефу не надо. Он всё испортит. Сама поработай.
-А что? Шеф толковый дядька.
-Кто говорит, что не толковый. Но он на меня лишку сердит.
-Что, за гарем?
-И за гарем, и что не привёз ему тот громадный бивень, что он хотел. А как я мог ему отдать, если глаз положил сам большой  генерал. Вот генералу и досталось народное достояние новой республики. Да этого добра тут без меры. Но обиделся.
-Хорошо Фрэд. Поработаю. И сам смотри, что там. Твои шакалы нюх тонкий имеют. Как опасность почуют, разбегутся. Наблюдай. Да не впадай  запой. Хоть оно от безделья и что хочешь совершишь. Пока.
-Джозефина повернулась в своём вертящемся кресле, поправила волосы:-паникует Фредди. В такой цитадели всю жизнь можно жить без опаски.
-Так, Джози, это если по старому, -откликнулся главный аналитик отдела. А если действительно у русских интерес к этой стране? И если попросят? Ведь русские, хоть себе в убыток, а в помощи не откажут. И стены не спасут Фрэда. И ЮНЕСКО не воспретит. Выть будут все, а русские сделают. Пусть на «Шерхане» не паникуют, конечно. Но и не вахлаются. Вовремя смыться, это суметь надо.
Ты  Чарли совсем оглупел, -взорвалась Джозефина, как это смыться. Такая база. Вся разведка там сидит. Все глаза и уши Африку просеивают. И отдать? И кому? Русским?
-Джози, ты молода. Ты плохо знаешь историю. С русскими лучше дружить, чем воевать. Хоть кого на лопатки положат.
-И нас?
-И нас, если загоношимся лишку. Дай то Бог, чтоб не дошло до прямых столкновений. Тогда поживём ещё.
-Чарли, с такими мыслями тебе не здесь служить, -пыхнула Джозефина.
-Так ты шефу об этом и скажи. Ты ж мой непосредственный начальник.
-И скажу. И нечего тут панику разводить. Сиди и работай. –окончательно окрысилась военная дама.
Чарли вздохнул. Ему уже за 60. Он многое повидал. И цену многих знал,  прочувствовал и на своей шкуре. А русских уважал.

                Глава 9. В южном городе.

Город наш южный.  Можно сказать городок, ибо он в меру тихий, уютный. Не так уж перенаселён всякими конторами , предприятиями, производителями всяких товаров, продуктов. Скорее он город сферы услуг. Без числа магазинов, торговых центров, рынков и торговых площадок, зубных врачей, юридических контор и конторок, особливо «Ритуальных услуг». Стада автомобилей, преимущественно иномарок. Все блещут друг перед другом, чем могут. Постсоветский переполох ещё не кончился. Кто разбогател весьма и весьма, прибрав к рукам готовые советские предприятия. А некоторые с нуля. Без внешней поддержки составили капитал. Вполне честно. Хотя сомнения на этот счёт есть. Цены скачут, как говорят политическим термином: -галопируют. И все основательно трясутся. Прямо сказать и сидушка не мягкая, что галопную эту тряску смягчила бы. Сидушка есть грунт. Кого по нём бьёт, а кого грунт и в себя принимает. Так скажем буржуазное начало с остаточным социализмом. А торговля идёт полным ходом, в том числе и земельными участками. Но это крупный делец. Это более менее крупный капитал. Мелочь всякая, не в обиду сказано, составила определённый слой ИП. Это и мастера, которые в соцвремена носили имя шабашники. Это племя сейчас захватило рынок услуг: штукатуры, кровельщики, бетонщики, зубные техники и врачи, дизайнеры, маникюрщики, массажисты и пр. и пр. Здесь цены стабильно растут. Строгий контроль внутри клана. И скоро наступит кризис. Ибо аппетиты шабашников превышают возможности потребителей. Капитализм. Всяк себе как бы и хозяин.
 Сказать, что всё плохо, нельзя. Но покоя на душе нет ни у кого, это точно. Как на скачках. Кто кого. Вероятно, это не навсегда. На что теплится надежда.
Машиностроительных заводов осталось только два; редукторный и старый, старинный, машзавод. «Картонтара», так это больше на торговлю. Упаковка. Собственно вот и всё, что осталось от гордости города по технической части. Нельзя не отметить множества деревообрабатывающих цешков. Изделия любые и на всяк вкус. Но цены заоблачные. Однако, выживают. Держатся наплаву.
Вот из всего этого многообразия, особо отметить бы конторку, язык не повернётся сказать: контору или офис, фирмы по перевозке крупногабаритных и много - тоннажных грузов. Что в городе, да и в ближайшем окружении таких грузов нет, то это точно. А вот фирма есть. Этикетка совсем не броская. И размеры скромные. Зайдём?
 Комната 5х6 метров. Высокий потолок. Не давит, как в квартирах. Окна на юг и на восток. Во всю стену. В углу роскошный филодендрон. Но держится скромно. Аккуратно кругами разложил ствол по бочонку, в котором сидит, а листья расставил по периметру занимаемого пространства. Впечатление такое, что он, этот филодендрон, член фирмы и имеет свои задачи и доходы. Без сомнения, кто то о нём заботится, и держит в строгости.
 По южной и восточной сторонам диваны. Времён  30-50 годов ХХ века. С боковыми валиками, но несколько более высокие, чем серийные.  Как понимать, для удобства сидения. По северной и западной стенам, большие картины. На одной, вид гор с точки входа в Кавказский заповедник. Её можно рассматривать без конца. И не надоест. Ибо есть, что смотреть. И сами горы, и истекающие реки, и удивительной формы сама долина. И столько разных деталей, что прямо тонешь в этой первозданной красоте. На второй, степь. Без начала и конца. Просто степь. И её можно смотреть, забыв о времени. Как бы утопая в этих ковылях или возносясь в бездонное небо.
 Это комната ожидания. Пришёл и сиди. Тебя увидят сразу. И если приёмщик свободен, то долго сидеть не придётся.
  Во второй комнате сидит официальное лицо. Сказать что старичок, как бы и нельзя. Ибо одет аккуратно. Хоть и не подчёркнуто официально, но не по вольному. Нечто похожее на военную форму, но …по возрасту. Как раз, что наиболее подходит. Зимой и летом одним цветом. А цвет предельно белый. Как бы аж светится. И ткань явно натуральная. Без химических приправ. И по сезону.
 Конторка всё больше без посетителей. Официальное лицо не загружено работой. Читает книги, просматривает журналы, кипа которых лежит на левой стороне громадного письменного стола. Рядом ножницы. И небольшая кучка вырезанных листков. Всё правильно. То что интересно, вот оно, а остальное – мусор.
Для посетителей стол, метрах в трёх от хозяйского, точно напротив. Кресло для главного просителя, стулья для свиты, если оная есть. Стены совершенно голые. Ровно побелены. Но казарменности не чувствуется. Тяжёлые бархатные шторы на окнах, герани на подоконниках и сияющий латами древний рыцарь, в правом от хозяина углу, создают своеобразный уют. Или я бы сказал, настроение самой комнаты.
К тому же паркетный пол. Без изысков, но паркет дубовый, высочайшего класса. (Это кто понимает. А не для профессионала-паркет и паркет.)
 Раньше в этой квартальной клетке располагался тубдиспансер.
Время шло, город рос. Уже снесли храм Александра Невского и построили областной военкомат на его месте.  Уже построили мечеть и памятник Кавказской войне. Вместо мастерских по ремонту окон и дверей, на этаком внутригородском болоте, где всё тонуло, встал, совершенно милый,  женский монастырь. Уже канула в лету советская власть и буржуазия ринулась извлекать прибыли из всего, что только эту прибыль давало. Уже и дотации из центра существенно изменили окружающее город пространство: новые дороги,  объезды, виадуки…Везде шумоотражающие щиты, как будто они и впрямь гасят шум, но вид …. (Европа!) Вознеслись новые жилые корпуса с причудливыми балконами и рельефными стенами. А старый престарый «тубзик», как стоял так и стоял.
Но настал момент, когда в мэрию, как теперь зовётся Горисполком, к самому мэру, пришёл на приём пожилой гражданин.  Секретарша, как основное лицо (пущу-не пущу), прикинула, что это явный проситель и постаралась всячески оградить своего хозяина от лишних забот. Она пела старику о предельной загрузке официального лица крупными проблемами города, о том, что и он человек и ему надо отдыхать, что проблемы деда могут решить и третьи лица. Но как она ни билась, проситель не соглашался на этих третьих лиц, и просил указать, в какой день его примут. (А в это время сам мэр сидел и трепался с приятелем о житейских делах, о прошлых днях, когда они мотались за грибами, на рыбалку, по девкам..).
 Либо самому мэру чем то приглянулось лицо просителя, которое он наблюдал уже почти час на экране, что прямо над входной дверью кабинета, то ли уже надоел приятель, который не поднялся в буржуи, а так же оставался рядовым инженером (наёмник), но он нажал кнопку вызова секретарши.
-Что там, Галочка, за дедуля? Что он хочет. Почто уже более часа терпеливо сидит и внимает твоим басням про мою тяжёлую жизнь ( ибо не только видеосвязь, а и каждое слово из приёмной может мэр слышать, коль захочет)?
 Не говорит цель. Просто просит приёма. Когда, мол, изволит, тогда  и ладно.
-Миша,- обращает своё слово к приятелю мэр, -давай, заходи как будет время, а сейчас я дедулю приму. Такое терпение и выдержку, как не уважить.
И мэр решил сразу две проблемы: и Миша поднадоел (чувствуется разница положений) и примет человека.
 Заходите. Мэр примет вас сейчас.
-Спасибо.
-Проходите. Спадитесь, пожалуйста, вот сюда. Что у вас?
-Простите, а можно к этому столу? Я тут бумаги расстелю.
Да, конечно. И мэр встал из за своего стола.
Дедуля расстелил по всему приставному столу красочные листы. Там и лес и здания, и бассейны.
-Что это?
-Это новый тубдиспансер.  В пятнадцати километрах от города. В лесу. Собственно, где ему и положено быть. Это место я уже купил. Дорогу построил. Теперь только ваше решение: согласие на строительство этого объекта, как части структуры горздрава и облздрава, и ваше согласие на продажу участка земли, где этот объект сейчас, мне. Само собой, что все стройки за мой счёт. На старом месте я построю парк. Просто зелёная зона, ибо все деревья и кустарники, которые там есть – останутся.  Добавлю дорожки, аттракционы (бесплатные), всесезонный бассейн и пару зданий: мой офис и высотку-производственного корпуса. Там не будет шума, выбросов. Предельная чистота производства. Кроме того, мы обеспечим работой 200-300 человек.
Мэр задумался. Этот диспансер ржавым гвоздём сидит уже много лет в головах всех мэров. Минздрав на это никак не смотрит. Он исполнитель того, что есть. А для мэров это головная боль. Ибо место лакомое, и присутствие такого заведования в центре города не приветствуется. Это хорошо, что дедок построит новый центр в лесу. Совсем рядом. Ибо что такое 15 км. Тем более дорога есть. А вот отдать деду всю территорию? Но старик, видно, крепчак характером, раз такие планы и такие деньги. И лицо, в принципе, знакомое. Как и виделись где. И мэр решил потянуть резину.
 Скажите, вы местный? Или с дальних краёв?
 -Господин мэр, если вопрос надо с кем согласовать, вы мне так и скажите, - пресёк дед поползновения должностного лица, -назначьте время и я приду. Если сейчас есть какие вопросы по проекту, то задайте.
-Как вас звать величать?
-Василий Иванович.
-Скажите, а кому будет принадлежать новый медицинский объект?
-Я передам вам, городу. А куда вы дальше переадресуете, это ваши решения. Вот типовой проект , самый лучший в мире. По мощности, если говорить техническим языком, соответствующий перспективе на 100 лет. С полной комплектацией.  С момента появления официальной бумаги до окончания строительства –два года. Вопросы запитки водой, электроэнергией и прочими эксплуатационными параметрами, конечно, ваши.
Моё дело построить и оснастить.
-Я вас услышал. Теперь дайте две недели подумать, согласовать, принять решение. Кто будет строить?
-Это мои вопросы. Будут строить те, кто их строит по всему миру. Мы не будем отягощать город ни чем.
-Скажите, добрый кудесник, вот на этом листе вид места, где сейчас диспансер?
Да.
А как на это смотрит главный архитектор города?
Он смотрит хорошо. Готов подписать все бумаги, если вы эту землю продадите мне. Ему понравилось.
-Хорошо, Василий Иванович, через две недели приходите. Спасибо за предложение, будем решать.  Как с вами держать связь? Вдруг что понадобится уточнить.
-Вот телефон.
И оба мужа раскланялись.
Чиновничье колесо заскрипело. Минздрав, минфин ( а куда без него?), архитектура, глава региона, минлесхоз, минсельхоз, минобраз, … Тяжело скрипит.  Так хочется поиметь комплекс, так хочется пристегнуть, точнее отстегнуть от себя и пристегнуть к этому комплексу кучу своих проблем. Так не хочется, хоть и за деньги отдавать городскую землю. Но по всем статьям получается, что для города и региона сделка выгодная. И надо решать. И мэр составил все бумаги. Подписал и затвердил печатями.
Вот и назначенный день. Кабинет мэра полон должностными лицами.  Гости ,  у коих  своих проблем без числа, уповают, что может, удастся и парой слов перекинуться с дедулей и решить свои вопросы. И Галочка приукрасилась. Платьице на ней явно не строгого секретарского толка. И официантки стайкой в служебной комнате с подносами и бокалами.
10.00. В приёмную входит Василий Иванович. Белый костюм, напоминающий военную форму. Белые туфли. И белая, седая голова, говорящая о горячем характере хозяина оной. Но всегда сдержанном, не позволяющем проявлять эмоции на люди. (От того и седина).
Мэр встречает с улыбкой, - Василий Иванович, -входите. Все вопросы решены. Вот наши служащие, гости .  Все за. Против -нет. Технические вопросы, типа банка, оплаты и прочее на уровне специалистов. Более того, мы уже сейчас подводим воду к стройке и даём её бесплатно, как и электроэнергию. Так решил глава региона.  И наши промышленники, владельцы карьеров, лесопроизводители готовы поставлять материалы на льготных условиях.
-Спасибо, господа. Мне приятно такое понимание и внимание ваше к этой стройке.  Вот, господин мэр, платёжка за землю, деньги уже на вашем счёте. А на строительной площадке уже «застучали топоры».

 Что видели горожане? Ничего. Что делал минздрав? Учил своих спецов работе на новом объекте.
Конечно, не без того: -ты слышал?...ты видел? Ого, в лесу за рекой строится военный завод. Атомные бомбы делать будут.
-Ты чо? Кто рядом с городом будет радиоактивность рассеивать?
-Да я тебе говорю. Наши за грибами пошли, а там вояки стоят. Не пускают.
-Так вояки у нас повсюду стоят. И не пускают. Так положено.
Тот, кто подходил вплотную, тот упирался в высоченный забор, глухой и непреодолимый. Но кроме как довольствоваться шумом стройки, больше ни какого удовольствия получить не мог. И тогда народные шумы нарастали, летели письма в стольный град, депутатам всех рангов , колыхалось море народного возмущения. Но постепенно всё утихло. Только ровно шумела стройка и текущая рядом река. Постепенно забор менял свою конфигурацию, как бы выпуская на свободу готовые корпуса. Там появлялись служащие, горел свет. На этаком миниатюрном автовокзале двигалась публика. Комплекс входил в строй. Вот  появился и новый забор, серьёзная проходная. Которая оснащена не хуже, а может и лучше чем лаборатории, охранные ведомства и пр. Ибо заведение специфическое. Здесь тоже, как и в приёмном отделении, круглосуточно горит свет, мерцают сигнальные лампы. Идёт служба. Вот стала частенько мелькать чёрная ряса с большим золочёным крестом. Иеромонах обустраивает диспансерный храм. И тут своя специфика! Свой порядок.
 Вот как то само-собой старый серый забор полностью сменился на серебристый,  новый. Строители покинули площадку, не оставив о себе ни какого напоминания, кроме работающего комплекса. Простите, ни гор мусора, ни захламлённой реки, ни пластиковых бутылок и пакетов. Как само выросло из земли, не порушив природы. Ибо так же стоят столетние дубы, редкие осины и берёзы. Кусты кизила, дикие груши и кислицы. И ещё прибавились хвойные. Сосна Крымская, кипарисы, серебристые ели, пихты. Даже рощица тисса ягодного. И всё не мелкое, а при летах!
 Ленточек не перерезали. Росло и заселялось постепенно. Но, конечно, акт сдачи  полного комплекса, сотворён был, с приложением актов ввода в строй отдельных объектов. Ровно два года.

А что в городе? А в городе тихо. Нет глухих заборов. Никто не пилит и не валит деревья. Не торчат краны,  не гудят КАМАЗы,  нет пыли. Даже забор, который стоял десятилетия, как испарился. Вечером был, утром нет. Всё открыто. Ходи, смотри. И только там, где непосредственно копают, роют, настилают дорожки, имеется ленточное ограждение и стоит «часовой». «Эй, туда нэ ходи, сюда ходи.», как в известном фильме.
 Как то, на вид и с ленцой, послойно разбирают старые постройки. По кирпичику. Не ломая и не круша. Вовсе нет шума и пыли. Не сыплется штукатурка. Горожане на это смотрели с удивлением и всё вопрошали: -это наши работают или иностранцы? На что мастер или прораб таинственным шепотком отвечал:- наши. Городские. Чужих не имеем.
-Так а как же они так научились работать?
-Все, мадам, так умеют. Только надо поставить строгие условия.  И заинтересовать.
-А чем же вы заинтересовали? –не унимается любопытная горожанка в шляпе с пером и экзотическом платье.
Если не так как положено, то мгновенное увольнение. Это раз. И второе: хорошая зарплата. Именно зарплата. По выполненному труду. По нормам и расценкам. По честному.
И что? Увольняли кого?
-К сожалению, мадам, бывало. Но с каждым годом всё меньше. Людям нравится работать культурно. Однако требуется постоянный воспитательный процесс, что, мадам, я и исполняю.
И, что край как интересно, и даже подозрительно: очищенный от штукатурки кирпич, сложенный в стопы, и который виден всяким желающим, не вывозится. Ибо не слышно и не видно машин. Но исчезает, как только заканчивается разборка этажа. И плиты перекрытий «испаряются». Знатоков эта «пропажа» волновала весьма. Строились самые невероятные догадки, но точного действия никто не  видел. Были! Вот своими глазами видели! А вот, и не стало. Может быть крошат и делают бетон, который льют в новые фундаменты? Вполне. Но и цементовозов не замечалось. И сам бетон, как ниоткуда берётся. Вон какие котлованы забиты. А грунт? Есть о чём поговорить.
Прокладываются дорожки. Устанавливаются скамейки. Вот и народишко наладился в тенёчке посидеть. Опять же, только места, куда заходить нельзя, ограждены. И специальные рабочие отводят в сторону излишне любопытных. 
 А сегодня город в полном переполохе. На углу, что выходит к Военкомату, как ниоткуда, появилась высотка. Трудно сказать во сколько этажей, ибо просто стеклянная «свеча». Но метров на сто, точно. Квадратная в плане. С каждой стороны по входу. И, о, люди! – с утра народ потянулся в эту свечку на работу. Вездесущая шляпка с пером тут же испросила молоденькую женщину: вы здесь работаете?
-Да.
-А кем вы работаете?
-Сборщиком аппаратуры.
-Простите, но вчера этого здания не было. Как же вы уже работаете здесь?
-Нас учили в другом месте. А сегодня первый день в этом корпусе. Всё по плану. День в день.
-Дама с пером почесала затылок, сдвинув в сторону перо, а возразить нечего. И своё понимание вопроса никому не огласила. Хотя явно не была согласна с реальностью событий. Тем более, что как это за ночь. И даже не за ночь, ибо на скамеечках сидело много парочек. Дело молодое, обычное. Но и они ничего сказать не могли. А и что сказать то? Свои кровя пылали огнём. Не до высоток и всяких сборщиц. Однако, чего? Что собирать? Из чего? Нет машин с деталями, материалами. Неделю город «стоял на ушах». Но потом, либо уши устали, либо были исчерпаны все темы, город успокоился. Только отметили, что толкотни на проходных нет. Что движение работающих не сменное, волнами, а равномерное в течение всего дня. И на все вопросы звучал один ответ: собираем платформы.
Кое что, конечно, накопали: в Северный подъезд входят только молоденькие девицы. Это вызвало интерес даже в минздраве, на что был получен чёткий ответ: выполняемая работа требует таких работниц! ( Это как на спецкабельных заводах, где мотают кабели для стартовых площадок. Только девица! Только молоденькая! Предельный возраст 20 лет. Для спецов это обычно.) И во как пригодилась чистота! Многие бы захотели здесь работать, но, увы! Поддались искушениям. И кусанием локотков не поможешь.
А пока горел пожар эмоций по поводу «свечки», незаметно появились качели-карусели, прозрачный купол бассейна ….. и скромный домик из старинного кирпича, но так искусно обработанного, что можно рассматривать хоть сколь хочешь времени, и не надоест, главной конторы заведования. Собственно ничего и не изменилось. Те же деревья и кустарники-только облагороженные, причесанные, приведённые в божеский вид. На месте корпусов стоят аттракционы. Катайся, качайся. Только у каждого стоит работник, не позволяющий нарушить правила безопасного пользования. И это в тот период, когда без оплаты уже и не мыслилось ничего. Даже официально бесплатного.
За не полный год. И без шума-пыли. Значит!!! ??? Значит мы умеем работать! И нас учить не надо! А что надо? Ибо мы так не работаем!
Ответ прост, как всё гениальное: -быть честным во всём, толково организовать, и строго требовать исполнения. 
 Обо всём внешнем как бы и закончили рассказ. Город утих. Быстро освоили новые площадки. Детвора резвится в меру своего возраста, но в рамках, которые настоятельно диктуют работники этой территории. И ни какие мамы-папы.  Господа, есть порядок. Извольте выполнять. И если шаловливое дитя бросает на пол обёртку, то оное же дитя её моментом и подберёт, педагогично принуждённое служащим. И дело не в частном владении территорией, а территория работает как воспитатель, учитель нравственности. И ночью всюду горят фонари и перемещаются работники, надзирающие за порядком. И идеально чисто! Это как само- собой.
 Поначалу милицейский патруль прохаживался, но потом они вывели эту территорию из своего плана.
 Время шло. Ко всему привыкают. Так привыкли и порядку. Что интересно, то к порядку во всём городе. Совсем редко можно усмотреть на городских улицах мусор. Бумажки, бутылки. Сигаретные пачки. Как некие добрые микробы поселились и распространились по городу. Болезнь чистоты и порядка. Кто против? Нет. Значит, идея воплотилась в жизнь.
 На скамеечке, что рядом с конторкой,  под огромным дубом, который явно помнит времена великих переселений народов, звон топоров первых здесь поселенцев. грохот двух мировых войн, пение пионерских горнов, речёвки октябрят, тяжёлое дыхание болящих, сидит огромадный мужчина. Кажется, что изящная скамейка из последних сил поддерживает эту махину. Только б не шевельнулся. Но мужчина об этом не задумывается, у него другие планы. И судьба скамейки для него –ноль.
 Дело в том, что он когда то был обыкновенным человеком. Ел, пил, катался на велосипеде. Учился в институте. Даже с отличием оный закончил. Поехал по распределению. В далёкий Билибино. Там работал. Успешно. А тут, прости Господи, великий переполох. Власть сломали, сменился социальный слой. Кто и растерялся. А кто сообразил, напрягся и ....прибрал к своим рукам то, что долгие годы строилось всем народом. А прибравши надо утвердить. А для этого надо и крепкое здоровье иметь. А оное не продаётся. И денег – куры не клюют, а возможностей нет. А так теперь хочется подольше пожить, попользоваться этими деньгами, властью. Сделать что полезное для людей. Ведь это они своим трудом создавали то, что поимел. Это по честному. Хотя и тётя жаба держит мёртвой хваткой. Моё!
 А не обратиться ли к мудрецам Тибета?  Все, кто при власти, туда стопы свои правили. И что то имели.
Поехал.  Долго учился, вникал. Осваивал.  Всё хорошо. Здоровье, как у быка. Пульс, давление, сила. Голова прекрасно работает. Но вес! Но габариты! Попёрло, как на дрожжах.   Уже и личный автомобиль не похож на легковушку. А про самолёт и поезд забыть надо. Не принимают такой сверх габаритный груз. И за кордон поехать не моги. И деньги. Такие большие деньги ничего не могут сделать. Махнул снова к восточным мудрецам. Там руками разводят: вы хотели здоровья? Вы получили. Вы абсолютно здоровы. А про габариты разговора не было.
-Да. Не было. Но это само собой разумеется.
Ничто, господин хороший, само собой не разумеется. За всё платить надо.
 Сколько надо. Заплачу. Верните мои прежние габариты.
 Уже невозможно. Вы вписались в новый ритм жизни. И изымать вас оттуда смертельно опасно. Хотя мы можем рискнуть.
 Плюнул и уехал ни с чем.
Но вот, прохиндейка-всезнайка секретарша, подложила на стол листочек: -контора по перемещению сверх тяжёлых. Сверх габаритных грузов.
За то, что обозвала грузом, он ей штраф выписал на два месячных оклада, а за радение о начальнике –премию (пять месячных окладов). Как бы и мелкая деталь, но воспитательная. (Радей, но не груби).
Совсем не долгие поиски выдали адресок. Маленький городишко. На югах. Надо ехать.
Это простому человеку нет проблем, а когда ты только в спецмашине, да с необходимым штатом и всем коммунальным хозяйством перемещаться  должен, то это уже проблемы. Ведь даже жить можно только в своём «таборе». Ибо гостиные номера для обычных людей.
Вот прогудели все тысячи километров. Ибо Россия не Бельгия или там Голландия. Даже и не Германия или Франция. На русской земле вся Европа раз пять поместится. Поэтому дороги длинные и ночки тёмные, как поёт цыганский хор свой знаменитый романс.
 Приехали. Стали табором у границ города. Знамо-дело, выслали разведку. Нашли. Но оказалось, что двери конторы узки. Всего 1м ширины. Вот и сидит владелец «заводов, дворцов, пароходов»  на садовой скамейке и ждёт хозяина.
 Через короткое время служащие конторы быстро и ладно соорудили приёмный кабинет прямо у скамейки. Два стола, стулья для свиты. Креслице для хозяина. А проситель – посетитель так и остаётся на скамейке.
Здравствуйте. Василий Иванович. Владелец конторки.
-Здравствуйте. Иван Петрович, негабаритный груз. И вес далеко излишний. Вы можете предложить какой нибудь вариант перемещения оного в пространстве.
-На живого человека наша фирма пока не рассчитана. Мы возим станки, машины, здания, агрегаты. Так сказать не самоперемещающееся.
Печаль явно легла на лицо хозяина большого тела. Он и сам не знал, чем может фирма помочь, но теплилась надежда на нечто неординарное.
 -Хотя, -оживился хозяин фирмы, -есть мысль. Как я понимаю. вам приходится перемещаться в автомобилях с большим штатом слуг. Так?  Плюс вы таскаете с собой весь комплекс коммунального хозяйства.  Это человек 10.
-25 человек.
-Хорошо. Пусть 25. Собственно давайте и познакомимся поближе.  Мы перемещаем разные грузы по всему миру. В основном такие, которые невозможно разбирать или очень это делать не желательно. Для нас вес и габарит значения не имеют.
 Спасибо. Я - золотопромышленник. Перерабатываю вторично отвалы на приисках. Не так щедро, как из первичного сырья, но выгоднее и быстрее. Богат весьма. Но, вот пожадничал. Хотел здоровым быть на очень долго, а получился конфуз. И здоров, а толку нет.
-А, простите, какой толк вы имеете ввиду.
-Жизнь обычного человека. И не более чего. Ибо когда это имелось, не обращал внимания. А когда потерял, то страдаю. Ведь даже просто прогуляться по городу нет возможности. Уж не говоря о театрах, соревнованиях, наконец, в ресторан с товарищами. Дома, дома и дома.
-Да. Тяжко, -согласился Василий Иванович. Тут я не помощник. Но я вам могу предложить, так сказать, перемещающийся дом.
-Как это?
-Ну, например, вы видите эту свечку? Это наш промышленный комплекс. Вот эта махина была сотворена за тысячи километров отсюда. Там её построили, насытили оборудованием, обкатали все устройства и приспособления, и когда приняли от исполнителя в работу, перенесли сюда, на приготовленный  фундамент. Вот и стоит эта штука. Как и выросла здесь. Поэтому суть моего предложения такова: по вашим планировкам мы строим вам дом. Или вы по нашим чертежам строите сами. Дом, как дом. Но он будет перемещаться в пространстве. Целиком. С людьми, оборудованием. Водопроводом и канализацией и прочим всем. Управление предельно простое: вы на планшете ставите курсор, жмёте кнопочку и уже на новом месте. Пока могу только такой предложить вариант облегчить вам жизнь. Ибо сам болел нещадно и понимаю, как это тяжко.
-А что вас гнуло?
-Всё. Доктора сказали. выработал ресурс. Таблетки, капельницы, процедуры всякие. Часто и дорого. Плюнул на кафедру, на своё техническое докторство. Купил кусочек земли на пустыре у реки. Завёл пчёл, огород, кур. Отключился от суеты мира. Так лет 10 и пролетело. Теперь полная голова идей. На десяток лабораторий хватит и на сотни лет. Но одна идейка, собственно, как результат борьбы за урожай на огороде,  вылилась вот в эту конторку. Помаленьку зарабатываем на пропитание. Перевозим грузы по всему миру. Трудимся не для денег, в интерес.
-Но, как я вижу, этот интерес весьма доходен.
-Не без того. Сейчас любые перевозки дорого стоят. Топливо, платные дороги, высокие зарплаты. Мы берём ровно половину от самой низкой цены. Конечно, песок, гравий в масштабах самосвала мы не берёмся возить. Вот недавно мы из Европы в Австралию перевозили кровлю спортивного комплекса. Интересная была операция. Одно, что не делали лишней работы. Ибо изготовителю надо было сделать, собрать, продемонстрировать заказчику. Испытать по максимуму на все возможные виды нагрузок. Потом разобрать до перевозимых габаритов и тоннажа. Перевезти и собрать на месте. Мы предложили перевезти не разбирая. И установить на приготовленные опоры. Одно только требование: всё изготавливается предельно точно. Просчитали все затраты и мы запросили половину. Сомнений было более чем согласий. Но порешили. Изготовитель сделал, собрал, испытал. Берите, везите. Наши рабочие установили аппаратуру, необходимые устройства. И крыша исчезла. Была. Вот громоздилась. И нет. А она уже в Мельбурне на должном месте. Наши затраты?
Мизер по сравнению с оплатой. Вот поэтому и строим в стране парки, больницы, санатории.
Конечно, я капиталист. Деньги тоже умею считать, -включился Иван Петрович, -но коль надо, я готов оказать финансовую помощь. Либо участвовать в проекте на паях. Я не гонюсь за прибылями. Нет цели сказочно обогатиться. Но жанр требует постоянной работы. Поиска новых решений. Постоянного увеличения капитала. Вот и пашу. На кого? Как и против своих понятий. Желаний.  И деться некуда. Одна только печаль, вот эти габариты.
-Иван Петрович, как то оживился Василий Иванович, - а что если не доверяться великим, а самому разобраться. Найти причину сбоя работы организма. Убрать оную. Ведь человек, как творение Божие, имеет мудрую, Божественную систему самоуправления. Он только  тогда отказывает, когда мы варварски с ним обращаемся. Организм мудр. Я бы отважился сказать, что в нём заложена Божественное. Надо дать ему самому разобраться, а не терзать по рекомендациям медиков и тайнознателей.
 Законы мироздания универсальны. Например сломалась мясорубка. Стала. Не работает. Что мы делаем? Разгружаем, моем. Потом разбираемся в причинах. Этот момент присутствует везде. Остановиться. Очиститься. Подумать. Вы пока что пользовались думами великих. Дайте подумать самому великому. Своему организму. Оставьте дела. Пусть спецы ведут. Заберитесь на пару лет в глушь. Прислушайтесь к себе. Организм скажет что хочет.
-В принципе, я согласен, но вся эта карусель дел не даёт свободного времени, а мания, что я самый умный – не даёт довериться своим спецам. Вероятно, это имеет место у всех богатых людей. Как болезнь, что ли.
 –Оно  так, -согласился Василий  Иванович, - болел такой штукой. Но, вот, излечился. И лекарство простое: - у всех людей есть свои слабости. Кто приворовывает, кто транжирит, кто, наоборот, скупердяйничает. Надо сделать главное: -обезопасить от разрушения систему. Дать определённый процент доходов на прикарманивание должностными лицами. Всякому по его положению в служебном статусе. Ибо абсолютно честных и верных не бывает. Даже теоретически. И не переживать более, по этим поводам. Главное, чтобы вся система была стойкой.
--Да, тут я согласен. Ибо жизнь реально подтверждает. Но на самотёк пускать тоже нельзя.
-А кто говорит о самотёке?  Рука всегда на пульсе. Просто не брать всё, до мелочей, на себя. Конечно, новое, глобальное делаешь сам. А когда это вошло в рядовую работу, тут отдать служащим. Но, то ладно. Давайте о главном. Будем делать передвижные палаты или нет?
-Дайте размыслитть.  Взвесить. Что с этого поимею.
-Ну, ну. Поразмышляйте. А, кстати, вы Иван Петрович христианин, али какой веры?
-Да крестили в православную. Какую ж ещё? На Руси живём.
-Что на Руси, это да. А что нанесло на нашу Русь всего и всякого, то это страсть, как много. Только и крутят рекламу про секты, течения, клубы. В каждом городе йогой увлекаются, единоборства восточные. А при них и всякая мистическая сторона. На тренировках не только приёмы отрабатываются, а всякие входы –выходы в состояние и прочее. И вместо христианского миропонимания вводится нечто чужеродное и противоречащее. Вот и что тогда делать нашему Духовному «Я»? Куда стопы направлять?  Вот Вы, Иван Петрович,  до Тибета добрались. Как бы до «хранилища мировой мудрости». А какой мудрости? Нашей ли? Не противоречит ли их духовное учение нашему православному? Нет ли фундаментальных противоречий в чём? Я, собственно, не знаток в этом вопросе, но считаю, что если освящён Духом Христа, то в нём и надо находиться, а не искать других богов. Ведь Дух, он есть животворящий. И коль вразрез с Духом, то и на теле отзовётся. И мне кажется, что здесь главная причина ваших изменений. -Тут бы к спецам обратиться. Священнику, епископу, старцу. Я, не то что увлекался, но и сам почитал изрядно о Оптиной пустыне, Сергие Радонежском чудотворце, Серафиме Саровском, пустынниках и отшельниках Российских. Ведь какие прозорливые были мужи Духа. И люди со всей страны к ним шли. Тянула их неведомая сила. За тысячи и тысячи километров. И всё более пешком. Представляете, Иван Петрович, пешком. С самого Приморья, Сибири, Урала.  За этот путь столько претерпишь мук, столь тщательно просеешь всю свою жизнь, что и секундочки не проанализированной, говоря современным языком, не останется. А предстаёт перед старцем, а тот всю твою жизнь и представит. И на главные ошибки укажет, и что сделать, поправить  подскажет и благословит. Т.е. силу придаст от Самого Бога через себя, порой хилого телом и немощного. А человек уходит окрылённый, и сила Божия в нём пребывает и помогает выйти на путь Истины. Вот и Вам как то надо такое сделать. Ибо сдаётся мне, что Вас, там на Тибете, не только пограбили материально, что есть мелочи жизни, но и приколдовали, что бы вы щедро их одаряли. Ибо пока Вы в таких телесах, Вам и дорожка только к ним и светится, а они содрать умеют. Но, пусть им. Как умеют,  так и живут. Нам свои проблемы решить. По нашенски.  Так что ищите духовного человека, посоветуйтесь. Внимательно, очень осторожно прощупайте входы-выходы. Ибо на Духовном уровне идёт борьба постоянно и жёстко. И вам, Иван Петрович, можно случиться и быть расплюснутым этими силами. Одно вселяет надежду, что крещён. А оное таинство совершается единожды и сила этого таинства не пропадает. Случается человеку заблудиться, не в свой тарантас сесть, но исправить положение всегда можно. Я в этом уверен. Ищите и обрящете! Я всегда готов помочь.
-Поищу. Но это не прежние времена, Василий, свет, Иванович.  И Оптиной как и нет. И Сергия, чудотворца Радонежского. И «старцев» толпы бродят по просторам Руси и кормятся нашим невежеством, называясь то Христом, то святым каким.
-То, так, Иван Петрович. То, Так. Но сидеть и ждать с моря погоды делу не поможет. Есть у меня знакомый священник.  Он, как священник ещё молод. Годков двадцать всего в сане. Так он профессиональный инженер-механик. И не только механик, а по многим наукам преуспел. Изобретений десяток серьёзных. Заслуженные награды ВДНХ. Не стандартно мыслит. Авторитеты уважает, но догмой их не воспринимает. Ибо всегда нужно находить существо явления или проблемы и к конкретному прилагать конкретное, а не устоявшееся в понимании. Хотите адресок дам?
-Это далеко?
-Нет. Километрах в сорока от города. Там пустырь. Хуторок был, но снесли из-за отсутствия перспектив роста. Хотя какие могут быть на этот счёт перспективы. Не мог он стать ни городом, ни райцентром. Хуторок и хуторок, каких без счёта по стране. Но вот загорелось некой, простите, дурной голове убрать и убрали. Школу закрыли, детсад, поликлинику. Отключили свет. Как жить? Вроде и не сгоняли, а попробуй. Рассосались по другим местам. Покинули насиженные гнёзда. Конечно, поматерили всяческое начальство. Но…плетью обуха не перешибёшь! Ушёл народ. Тогда пустили технику и завалили хаты. Теперь бурьян, как дерева. Акация, алыча, терновник. Волки живут безбоязно.
 Вот на этот пустырёк и переехал тот инженер. Он побаливал одно время. Ходил по врачам, как и все. Однако толку не было. По своему складу ума и характера он понимал, что нарушилась система управления в организме, а что конкретно, как восстановить, понять не мог. Конечно, много читал, откровенно беседовал с докторами, но выход не находил.  Что то смутно прорисовывалось о продуктах, о правильности питания, о режиме труда и отдыха. Однако точного курса не было.
 Познакомился с интересным врачом, Феликсом. Тот утверждал, что без лекарств можно убрать все болезни и жить радуясь. Только надо очистить хорошо организм. Дать организму самому разобраться в себе. В принципе логично. Мы же в доме постоянно уборкой занимаемся, отвлекаясь от основных дел. Ибо, не подметая ежедневно, через пару месяцев дом превратится в помойку.
Дальше – больше. Оказалось, что многое значит продукт. Как и что едим. И когда. А тут и сами продукты, как выращены. А тут и особенности каждого. И что с чем потреблять одновременно. И гора знаний росла, а применения – возможности нет. Тогда и решил уехать из города. Поселиться в тихом местечке и выращивать, как тогда называлось, экологически чистые продукты. Что получилось сразу, а что и до сих пор не выходит, но методом испытаний на себе кое что прорисовалось. А в городе в это время тоже шёл процесс, который возглавил сам министр здравоохранения Мамгетов К.Ю. Заработал кардиоцентр, возглавляя это направление. Терапевтическое отделение городской больницы подключилось. Пошли хорошие результаты. Направление утвердилось и вылилось в «Центр здоровья». Теперь это частная структура. А идеи и наработки теперь используются во всём мире. И руководит ими доктор наук Даутов Юрий Юнусович. В принципе, можно и к нему обратиться. Но жизнь в деревне ещё многое открыла. Оказалось что есть такие вещества и в прекрасных продуктах, которые нещадно угнетают организм. Есть такая кислота, опять же в хорошей пище, которая не позволяет усвоить витамины. Хоть их горстями ешь, хоть вливай в кровь. Плюс системы управления органами и взаимодействие этих систем. Процесс познания бесконечен и уходит за пределы материального. Куда? Кто это знает? Знает Бог!
И вот теперь этот инженер, священник. Построил рядом храм – памятник деревни. В память и покаяние за покинутые и разрушенные деревни и сёла России.  Служит. Служит в воинских частях. Строит новые храмы. И ищет! Ищет пути выхода из наших житейских тупиков.  Думаю, что получается. Главное, что определилось, главенство духовного над материальным. Хотя это давно доказано и показано, но надо было достичь этого самому. Поэтому  его проповеди, наставления и начинаются всегда с этой темы. И если кто хочет решить материальные вопросы без духовных, тот успеха не достигнет. Никогда.
 Вот вам Иван Петрович к нему показаться.  Не проторёнными путями ходит. Ибо у каждого тропка только своя.
-То понятно. Нацелюсь на такое перемещение.
А что, Василий Иванович, вы скажете на такую мысль. Давно появилось желание заняться строительством мостов. Ещё с молодые годы. На маленьких речках. Через балки, овраги.  Этим большие фирмы не занимаются, не мельчат. А я бы эту нишу и заполнил. Тем более средства есть.
-Ваше право, Иван Петрович. Ваши деньги.
-Я про то, что мосты перевозить будете вы, Василий Иванович.
-Я контора. Что закажите, то и перемещу.
Появился самовар. Служащие накрыли стол для лёгкого обеда. И беседа «ни о чём» плавно потекла к вечеру. По ходу дела наметили поездку на хуторок, распрощались и мощный авто, приняв хозяина в свой салон, укатил.

Дама с пером, пользуясь паузой, подкатила к Василию Ивановичу со своими вопросами.
-А скажите пожалуйста, для меня у вас не найдётся работы?
-Это вам зачем? -удивился глава конторы.
_Я поэтесса. Но сейчас нет спроса на «мою продукцию». Не печатают. А жить надо. Пенсионный возраст отодвинулся. Проблемы.
Василий Иванович привык к таким вопросам, но от этой, излишне любопытной, дамы не ожидал. Он, собственно, и не думал о ней. Ни в каком плане. Просто частенько попадает в поле видимости, но что у неё трудности, что ей просто нечего есть, и в мыслях не было.
-Пожалуйста, зайдите завтра. Сегодня, с лёту, ответить не могу.
-Перо качнулось в лёгком поклоне головы и поэтесса ушла.
_Миша,  позвал хозяин. Ты слышал, что говорила дама?
-Да.
-Надо помочь. Ведь ей действительно трудно. И никому не нужна. Как это горько переживается. Тем более, что поэт. На сколько над миром парит. А тут такая проза, что есть нечего. И хоть кричи. Все услышат, но не помогут. Не милостыню же просить. Вот ситуация.
-А что Василий Иванович, на детскую площадку её поставить,
_Миша. Не тот возраст, что бы детей приучать к порядку.
-Нет. Она пусть свои стихи читает. И не свои тоже. Это как культурная программа в нашем сквере.
-А что. Хорошая мысль. Только надо приставить и организатора, что бы собрать людей, расположить. Не будет же она бегать и сама их группировать. И какую трибунку поставить. Такой поэтический салон. Давай, Миша, организуй.
 И Василий Иванович, совершенно довольный, уселся на своё рабочее место.

Телефон звякнул и затих. На экране высветилась Эйфелева башня.  Это Никита Поздняков. Он под Парижем готовит к переброске целый химзавод. Объект несколько неудобный для транспортировки. Протяжённые магистрали. Ажурные конструкции. Разный удельный вес. Очень сложно рассчитать, куда и сколько установить платформ. Тем более, что завод работает.
_-Что, Никита?
-Василий Иванович, а если я последовательно начну отделять оборудование от фундаментов? Всего на 5-7 мм. Вот так весь завод «подвешу» ровненько, а потом переброшу. Ибо может непредвиденное вылезти. Всё же длина 5 км.
-Смотри сам. Ты начальник. Как считаешь лучше, так и делай.
-Тогда мне полтораста малых панелей пришлите. Надо компенсировать ветровые нагрузки. Я их со всех сторон поставлю и на нули сведу.
-Это нечто новое, Никита. Напиши обоснование и мне отправь. Почитаю. А панели сегодня отправлю.
Кнопка на селекторе утопилась.
 Слушаю, Василий Иванович.
-Отправь сейчас Позднякову 150 панелей шестой серии.
-Принял. Отправлю. Доложу.
-Через 20 минут: -панели у Позднякова. Он подтвердил получение.
-Спасибо.
Рано утром, когда ещё листья не выпили росу, а солнечные лучи ещё рассыпались искрами по траве, поле, что в стороне от хутора, по просёлку, пересекла кавалькада машин. В основном широкобокие автобусы, несколько Газелек и пара легковушек. Они проминули храмик, втянулись в аллею акаций и остановились у кирпичного дома. Навстречу приехавшим вышел седой священник, в лёгкой курточке, камуфляжных брюках, чёрной скуфейке. Явно повседневная рабочая одежда, на которой удобно и на тракторе, и с тяпкой в огороде.
Иван Петрович двинулся первым. Встретились, поздоровались. Небольшая пауза и батюшка, как бы снимая некое стеснение гостя, произнёс: что, габариты не дают спокойно жить?
 Вы, батюшка, ясновидец?
А и правда, здесь ясно всё видно. Я не любопытствую, но что привело вас к таким габаритам? И, как я понимаю, вы стремитесь приобрести обычный вид. Все доступные людям способы испробовали и теперь к Высшим силам решили обратиться.
-Совершенно так. Но здесь есть серьёзная деталь. Я не просто сам по себе так увеличился.
И Иван Петрович более-менее пространно рассказал историю своего увеличения.
Они присели на крепкую дубовую скамью под раскидистым персиком и настроились на долгую беседу.
Давайте пройдёмся по Библейской истории. Скажем, от самого сотворения земли, человека, природы. Всё сотворялось по Слову Бога. «Да будет..» и было.
Земля произрастила, вода произвела. И каждому и всякому были определены пределы и правила жизни. И каждому по семени его. Т.е. в нём память и правила бытия заложены и никто не в силах их изменять. Ибо сие Сотворено! А что случалось с нарушителями закона?
Смоковница засохла. –Факт. Человек изгнан из Рая. Факт. Сотворили себе идола – земля разверзлась и поглотила зачинщиков мятежа. Взяли кадильницы те, которым не доверено такое, и….умерли. Хоть и проходят многие годы, века, тысячелетия, но действие закона, данного всему Богом, ни сколь не меняется и никогда не поменяется.
Теперь посмотрим прямо по теме исцелений. Слепой прозревает. Он этого хочет? Конечно. И он, как только появилась реальная возможность, с верою обращается к Иисусу Христу. А исцеление кровоточивой. Она видит Христа, она, имея печальный опыт 12 летнего врачевания, составляет в себе уверенность, что только края одежды коснусь и исцелею. Она даже не говорит, что Христос исцелит, а исцелею. Как бы само собой, при условии касания. А случай с Апостолом Петром, когда он пошёл по воде. Всё нормально было. Из лодки ступил на воду, как на сушу. Пошёл. И, вдруг, тонуть начал. Почему? Усомнился. Так Господь и определил, что сомнения топят.
Следовательно, если подвести итог: надо хотеть, надо иметь уверенность, и не допускать ни малейшего сомнения. Просите –и дастся, ищите – и обрящете, стучите – и отверзется.
-Это понятно, а как стучать, просить, искать?
-Я так думаю, что надо сперва определиться с желанием. Почему хочется стать в пределах обычного человеческого тела. Ибо просто хочу, вероятно, мало для начала процесса исцеления. Должен быть мотив.
-Да. Но ведь и были случаи исцеления, как говорит Сам Господь, для Славы Божией.
Были. Но это не шло против желания болящего. Ни в коем разе. Было и так, что болящий прямо просил Господа, что если хочешь, исцели. –Хочу, отвечал Господь, и исцелял.
Ещё большое значение, кроме веры в исцеление, имеет и долготерпение, смирение болящего. Т.е. не возмущается душа его. Не ропщет. А смиренно принимает свою боль, свой недуг, но при этом стремится к получению здравия, ищет пути, надеется, верит, что так и будет.
_Вероятно, и причина заболевания имеет место? Нарушен человеком физиологический, нравственный закон. Как бы враздрай пошли силы организма и сила Божия. И сник организм. Истощился. Ибо кто может перебороть силу Творца. Это тоже должно учитываться.
-Конечно, -согласился батюшка. Конечно. Ибо безнаказанно движение против течения не проходит. Силы истощаются впустую. А чуть перестал грести и относит назад.
-Так и что конкретно делать? Кого просить и как. Куда стучать? Что искать?
-Давайте думать.
Конкретно просить можно только Господа. Ибо только он  Податель желаемого. Просить о полезном. Просить, как сказано, а не попросить. Т.е. действие не ограниченное временем, местом, пространством, формой. И, главное, не вредное!
-Искать. Искать чего? Только ли уменьшения габаритов? Это ли главное в поверженном теле и сущности человека? Вероятно, смотреть надо гораздо шире. Хотя концентрируется желание именно на габаритах. Во всяком случае, сейчас.
 Стучать? Куда, во что? В какую дверь или стену, или ещё во что? Ибо просто стучать может и бессмысленно. Поэтому, Иван  Петрович, постарайтесь составить конкретную программу. Проанализируйте всё по жизни. От ранних лет. И тогда ещё помаракуем. Поищем. Как то так.
Служивые люди, пока шла беда, раскинули шатёр. Большое серебристое шарообразное просторное помещение. С наветренной стороны глухая часть, остальное открыто. Просторно, удобно.
-Батюшка, Иван Петрович, завтрак на столе.
Обильно. Разнообразно. Батюшка рассмотрел внимательно всё: -много по жизни перемещался в пространстве, много чего едал, но такого…многое вижу впервые. Это кто вам насоветовал так питаться или сами меню составили?
-Нет, не сам, это у нас Владимир Мефодиевич курирует. Он доктор, он диетолог, он и составляет расчётные таблицы. Считает калории, граммы-килограммы. Витамины, кальции и калии. Нам остаётся только потреблять.
-Понятно. А такое разнообразие зачем? Это ж столько наименований. Как желудок  разбираться будет с этим всем? Чудно.
-Вы, батюшка, не сомневайтесь. Володя мужик толковый, вреда не будет.
-Оно так. Раз по науке. Но я и не знаю, как что есть. Вот эти зелёные шарики. Их чистить, резать или так в рот толкать?  Жёлтые полосочки. Эти цветочки. Во, а что это шевелится? Это тоже съедобное?
-Да. Всё съедобное.  Всё готово к прямому потреблению.
-Спасибо. А можно я вот это, знакомое .
-Батюшка, вы не смущайтесь, что нравится, то и ешьте.
Но батюшка больше распрашивал, чем ел. Владимир Мефодиевич пространно объяснял, как, где растёт. Что содержит, какая польза. Сколь часто надо потреблять и по скольку. Сам он росточка среднего и средней упитанности. Лицо розовое, сам весьма подвижный. Видно такое питание впрок.
-После чаёвничали. Прислуга убрала и сама ушла.
-А скажите, Иван Петрович, у вас возникают желания свои по поводу еды? Ну там, жареной картошки с квашенной капустой, макароны по флотски с подливкой и жареным луком. Борща с карасями.
-Я об этом как и не задумывался. Что положат, то и ем.
-Так и чем же у вас голова занята так плотно, что о самом простом мысли в ней и не формируются?
-Наверное это поиск уменьшения габаритов.
-Это ваша явная ошибка, Иван Петрович, которая сковывает вас. Она, как та зелёная лягушка. Помните такую присказку?
-Помню. Обезьяна, не лягушка.
Ну, да.
Но последние пять лет все мысли уходят на второй план. Копаюсь, ищу. Конечно, не снимая с себя обязанностей по производству.
-Вы очень богаты?
-Да.
-А вам не приходила в голову мысль, что не только ваше умение работать, соображать, находить новое, сделало вас богатым?
-Некогда такой мысли приходить, батюшка. Ако белка в колесе. Богатство, кроме обильного стола и хорошего, скажем, обслуживания, требует постоянного контроля, размещения, учёта параллельных работ, конкуренции и пр., и пр..
-И всё это на нервах?
-Конечно.
-Значит, вы сожгли нервы, потом товарищи с востока их как бы восстановили, а вы продолжаете тоже горение, но как бы под колпаком их учений. Скажите, а это весь бизнес таков?
-Да. Весь. Покоя нет ни по какому направлению. Чуть зевнёшь и задавят, или прибыли упадут, или обманут, что чаще всего. Банки меняют проценты, создают кучи проблем. Сплошные убытки несём. Так что приходится вертеться.
-Плохо это, я вам скажу. Но продолжим о существенном. Богатство даётся Богом! И от того, как используется, так человек и живёт. Вы не пробовали куда применять ваши капиталы для людей. Простых, назовём –бедных людей.
-Пробовал. Давал деньги на приюты. На столовые для таких людей. Воруют. Организаторы этих заведований нещадно всё тащат. Своих людей не поставишь, а эти прохиндеии-  ни грамма совести.
Бросил. Строил поликлиники, медпункты. Быстро их как то приватизировали, превращали в частные лавочки. Вот была идея строить мосты. Их невозможно прихватить, и служить будут всем, но остерегаюсь пока. Всё мысли по габаритам, хотя бывает и забываю, когда возникает сложная производственная ситуация или нечто новое, оригинальное. Тогда про всё забывается, работаешь. Уже совсем не обращая внимания ни на еду, ни на место, где находишься, ни на что.
Вот, мне как то думалось, что человек сотворён  как Управляющий всем Творением Божиим. Ему поручена, во всяком случае, земля. И сотворён по Образу и подобию. И, следовательно, бессмертным. В его существе заложены механизмы обеспечивающие это бесконечное существование. Либо что то навсегда служащее, либо, что скорее всего, процессы постоянного обновления. Которые никогда не заканчиваются. Верно?
 Как то так,-согласился батюшка.
И получается, что если мы что то нарушаем, то эти процессы самовосстановления угнетаются.
-Похоже, что так.
-Вывод: мы умираем, потому что не исполняем предписанного. Факт?
-Верно.
-Следовательно нужно сопоставить, что требуется и что делается. Так?
-Так.
-А где найти эти данные. Вероятно это целые тома «инструкций»?
-Не думаю, что Господь распишет нам, где ойкнуть, где крякнуть. Он уложит все, как вы говорите инструкции в нечто точное, но всеобъемлющее. Ибо пространных инструкций читать никто никогда не сможет.
-И что?
-Есть такое точное определение: -любовь. Любить Бога всем своим существом, всеми силами души, сущностью своею, -это первое. И второе -любить ближнего своего. Не менее чем самого себя. Вот и вся формула.
-А ближний кто?
-Евангелие даёт нам это в пояснение. Если коротко, то: -напали на человека злые люди. Еле живой остался. Мимо проходил священник и не помог. Потом ещё одно служащее лицо, которому по роду служебных обязанностей надо помогать людям, но прошёл мимо. А некто посторонний помилосердствовал. В лечебницу привёз, ухаживал за ним и, уходя по неотложным делам, оставил деньги на лечение. Вот, в конце этой притчи господь задаёт вопрос –кто из всех есть ближний. И на ответ, что тот, кто помог, отвечает: -и  ты так делай.
-То, да. А как делать. Как любить? Ведь всему миру не поможешь.
-Вы знаете, Иван Петрович, вот пара примеров жизни. Это в копилку размышлений. Женщина покупает за большие деньги благовония, выливает на Христа, своими слезами омывает ему ноги и власами головы своей утирает. Некто из учеников возмутился и сказал, что эти деньги лучше на нищих потратить, но Господь возразил, что нищих вы всегда будете иметь, а меня нет. И сделала  женщина всё это вовремя. И второй пример. Некто был очень богат, по наследству от родителей своих. А деньги все потратил на украшение храмовых икон. Потом ему пинали, что лучше нищим раздать. Он уже и сомневаться начал, и жизнь повёл крайне неправедную. И является ему сама Царица Небесная. Утешает его и обещает, что как только он исправит свою жизнь, то уговорит Сына своего, Господа, принять его в небесные палаты. Опять же ссылаясь на то, что нищие всегда будут, а украшать храмы редко кто простирается.  То есть получается, что ваши строительства столовых, подача средств на бездомных не были лучшим для вас вариантом. Хотя и нищих питать заповедано. Но это я как материал для размышления. В какую дверь стучать.
-Получается, что дверей много, а за которой решение вопроса и не понять.
-Как то так, Иван Петрович. Когда выбор большой, то и трудности велики, что избрать. Вероятно надо не только умом выбирать, а сердцем.
-А сердцем как? Мы про него в этой круговерти и не вспоминаем. Всё подвергаем расчёту._
-Не уверен, что правильно. Бизнес – бизнесом, а жизнь – жизнью. Получается, что этот воробышек несравнимо счастливее. Он живёт, как ему от Творца заповедано. И не выдумывает теорий придаточной стоимости, банковских рисков, оборотных средств. И он, этот воробей, исполняет в точности и полноте множество обязанностей. И радуется жизни.
Вы, кстати, обратили внимание, что люди стали суровее. Хроническая хмурость. Обеспокоенность.
-Нет, батюшка. Не обращал внимания. Замкнулся на себе, своём деле. Вот такие шоры.
-Действительно шоры.
-Вы хотя бы в цирк сходили. Посмеялись на клоунские выходки. Сердце позамирало бы от номеров под куполом.
-Шутите, Ваше Высокопреподобие. Я в цирке. Да там только и будут глазеть на меня. Всю программу сорву. Никак не можно.
-То так, -согласился батюшка, то так. Но, в конце концов, согласитесь, что такая жизнь ни есть нормальная. А точнее –заповеданная нам.
-А какая заповедана? Конкретно? Всё любить? А как? Как проявлять эту любовь, и где её взять? Что прочитать, чтобы найти искомое? И какой критерий этому? Как оценивать?
Батюшка улыбнулся. –Вот до чего доводит бизнес. Только формулы, только расчёты, только конкретика. Не вкладывается жизнь в формулы. Она строится сердцем.
-Сердцем?  Ну скажет мне сердце:-Ваня, брось всё. Иди на речку, сядь на бережок и посмотри, как хорош мир. Как бегут облака по сини небесной, какой они причудливой формы. И только не говори, что форма образуется потоками , течениями, давлением. Просто смотри и тихо радуйся. А в это время конкуренты разденут и разуют.
-Ну, и пусть.
-Ага! Как это?  И почто тогда столько трудов вложено?
-Ну, вложено. И что поимели? Кучу слуг? Деликатесы? Простите, целый комунхоз? Если на весы положить, что перетянет?
-Не знаю. Но бросить всё и в неизвестность ринуться. Не могу представить.
-Так я не говорю, что всё бросить. Раз богатство дано, то надо им правильно пользоваться, а не быть ему рабом. Найдите куда вложить так, что бы вы видели улыбки благодарности людей.
-В том и вопрос – куда! Где эти благодарные улыбки?
В это время подкатывает иномарочка (сейчас все ездят на иномарках и бывшие колхозники, в первую очередь). Вышло целое семейство.
-Батюшка, мы к вам. Надо дом освятить. Что в нём нелады творятся. То собака в комнате лает, а у нас и собак нет. То чердак весь трясётся. Куры нестись перестали.
А детишки рассматривают Ивана Петровича. Взрослые, как бы отводят глаза, но пялятся на такое необычное.
Хорошо. Завтра с утречка у вас буду. Сам приеду.
И раскланялся с гостями.
А не приходила Вам мысль, Иван Петрович, о мессионерской работе. Я сейчас уточню.
 Сейчас педагогика ищет новые пути. Новые программы. Нечто новое, необычное. А мы росли на старом. И отцы на старом. И деды. И страна жива и здорова была. Значит старые методы и основа их -духовное насыщение, были правильнее. И наши компьюторные детки ныне слабее. Но что бы учить детей нужны учителя. С явным уклоном в духовность. Нам нужны в Армии священники. Не коммерческого толка, думающие, как выжить. А отдающие себя служению. Т.е. духовные братья и кем то обеспеченные материально. Я не посоветую вам принять их на кормление. Нет. А вот создать учебные заведения с православным уклоном. Что бы педагог видел это главной целью обучения. И творить нового гражданина.
-Так это капля в море, за мои средства.
-Так из этой искры возгорится пламя. Ведь всего несколько Апостолов научили мир. Не с великого начинается всё, с малого. Но это я так, как вариант. Но подумать стоит. И представить результат.
-Но могут задавить.
-Нет. Не смогут. То что по Боге, никто не пересилит, а что от лукавого, само умрёт.
-Спасибо, батюшка. Я чем нибудь вам могу помочь?
-Нет. Спасибо, Иван Петрович. Всё в достатке. Поезжайте с Богом. Да на луну сегодня вечером посмотрите. На звёзды. Помечтайте. Просто помечтайте о самом невероятном, самом несбыточном. Храни Господь.
И сидит Иван Петрович на берегу Курджипса, где раскинуты его шатры, смотрит на полную луну, которая как и улыбается ему ласково. А то и пошутит, спрятавшись за набегающее облачко. То опять засияет. И оттаивает сердце его. И дрёма тушит мысли. И детишки, как ангелочки, распевают колядки, кружась вокруг улыбающейся луны.

                Глава  10.           Штаб 226 ПДП.
Командир 226 парашютно десантного полка, крепенький такой полковник,  «ползает» по карте. Карта большая, карта мира. Но она развёрнута по Северам и полковник усердно пытается запомнить заковыристые и, порой странные,  названия островов, выступов, мысов. Есть и оригинальные совершенно эти названия. Например, острова Известий ЦИК.  И в чём тут, на северах, заслуга Центральной Избирательной Комиссии? А рядом острова Арктического института. Это по делу. И,  под бочком, остров Уединения. Остров Октябрьской революции, Комсомолец, Большевик. Толстенный червяк Новой Земли, разрезанный пополам проливом «Маточкин шар». Какой уж тут шар, да ещё Маточкин, когда просто кто то пилой перепилил остров.
Адъютант отвлекает командира: -к вам лейтенант Колосков. Говорит весьма срочно надо.
 Что ему?
-Не говорит. Но только к вам.
-А его ротный, комбат? Что он напрямую?
-Ссылается на вас.
-Что  на меня?
-Что вы говорили,  аще что сугубо серьёзное и личное, то можно прямо к вам.
-Что, он совсем молодой? И из попов?
- Год как у нас.
-А откуда пришёл?
-После училища болтался за штатом. Направления не дали. Выпустили по милости.
- А что такое сотворил, что не по людски, как всем?
 -В личном деле не записано.
-А скажи, где наши НШ и замполит?
-По кабинетам сейчас у себя.
-Зови обоих, а лейтенантик пусть малость обождёт
-Есть!
  НШ уже при летах, да и замполит не молод.
-Скажи мне полит начальник, ты сам про Севера активничаешь или сверху ЦУ?
-Так мы, командир, получаем тематику для работы. Вот уже полгода как северная тема. Работаем.
-А ты, Алексей Владимирович, что прорабатываешь? Какую тему?
-Как и замполит, командир. Из одного ящика письма сыплют.
- А что тыл на эту тему шепчет?
-Не знаю. Но полушубки на днях завезли на весь полк. Термоса. Палатки северные. Радиостанции в северном исполнении.
 А что в городе на рынках говорят? Куда? На Новую землю, острова Франца Иосифа? Или на Большевика с Комсомольцем?
-Причём тут большевики с комсомольцами, -поднял брови замполит.
-Да это, брат, такие острова на Севере. Там и поинтересней названия есть. Например, Острова Известий ЦИК. Как тебе такое название?
Так что рынок? Молчит?
-Странно, командир. Тылы работают, полит работа идёт, а рынок молчит. Загадка.
-Да, брат, загадка. Я уже и всю акваторию Ледовитого океана изучил. Хотя пешки там не походишь. Льды. Мороз. Вода. Тюлени с нерпами. Эк,  куда пихнуть решили. А против кого? Кто там реально в человеческом облике нам противостоять будет. Кого сдерживать или ломать надо? Ребус, братья. И рынок молчит. Мож, провокация? Или перепутали опять? Как прошлый раз. Моряков сунули на сушу, а нас на море. Хорошо хоть вовремя разглядели, кто есть кто и для чего готов.
Давай Алексей Владимирович, рисуй теперь северные подходы-отходы.
Свободны оба. И мне лейтенантика впустите. Мается в приёмной.
Кстати, Николай Григорьевич, что ты там о нём раскопал? Как политически, устойчив?
-Колосков, то? Устойчив. Это он перед выпуском старшине морду набил за долгосрочную подлость оного. Но это длинная тема. Мне он нравится. Такие не часто встречаются. Парень с характером. Честный. Порядочный?  -Ну, пусть зайдёт.
_ Товарищ полковник, лейтенант Колосков. Первый взвод, третья рота, первый батальон.
-Это я уже знаю. Что у тебя? Личное что?
Нет. Общее.
Так надо к ротному сперва, комбату…
-Нет. Нельзя. Вопрос особой сложности.
-Ну, садись. Говори свою сложность.
-Вот, командир. Нам выдали новые полевые сумки. Всем офицерам, сержантам. И смотрите: - вот в гнёзда вставляю флажки. До упора. А почему упёрлось не в дно, а выше? Видите?
-Вижу. Но ты продолжай. Когда надо, я сам спрошу.
-Так вот. Нет смысла в таком варианте. Для чего? И я вскрыл этот кусочек. А там две батарейки. Импортные. Высокой ёмкости и долговечности. И что странно, -в тропическом исполнении. Далее. По всему ремню, внутри провод. И подключён к импульсатору. Т.е. время от времени выдаёт в эфир сигнал, который может пеленговаться.
- Ты это откуда всё накопал?
-Из этой сумки.
-А про сигнал? Антенну?
-Я у радистов посидел, как бы по пустякам. Покрутил их железки. Сигнал чёткий. Каждый час. И сержантская сумка даёт и офицерская. Только частоты разные и периодичность.
-Кто ещё знает?
-Сержант Пупков. У меня во взводе. Он большой мастер, радиолюбитель со стажем, и мастер спорта коротковолновик. 
-Кто первый эту тему поднял?
-Я. Началось с флажков. А когда обнаружил батарейки, тогда и с Пупковым. Потом нашли проволоку в ремне. И всю остальную начинку.
-Да, брат, Колосков. Это ты здорово потрудился. Но запомни!- надо было сразу ко мне. Без Пупкова. Помнишь Мюллера:-знают двое, знает свинья.
-Простите, командир. Здесь как то обоюдно получилось. Я рассматриваю эту сумку, замеряю длину гнезда и флажков, а Стас, это Пупков, смеётся и говорит, что тут что то спрятано. Ибо не могут изготовители просто так оставить место. И из-за этого всю сумку удлинять. И кладёт старую рядом. И точно на этот размер вся сумка длиннее. Что и несколько неудобнее в пользовании. Так что пришлось исследования проводить вместе.
-Адъютант, Пупкова срочно ко мне. 3-я рота.
-Есть.
Помолчали. А тут и Пупков входит.
-Садись. Что про это скажешь?
-Очень надёжная и долгоиграющая вещь, командир . Сделано не в чулане, а в серьёзной лаборатории. Клейма американские и немецкие. Это радиобуй.
-И на какое расстояние действует?
-Не от него зависит, а от расположения пеленгаторов. Если с самолёта, то километров на 300-400. Может, и более. С наземных-на 100. Тоже, может,  и более. Всё зависит от качества прохода сигнала в атмосфере и мощности пеленгаторов.
-А скажи, сержант, на северах эта штука может работать?
-Нет. При холодах такой тип аккумулятора быстро сядет. Это сугубо тропическое исполнение.
-Почему сугубо тропическое?
-Потому, командир, что там жучки-паучки всё  обыкновенное жрут. И провода, и изоляцию, и всю начинку. И хоть как прячь, всё одно съедят. Здесь всё по тропикам.
-Так, брат, воин. Кому рассказывал?
-Нет. Как рассказывать, это ж похоже на диверсию. Играть надо . а не трепаться.
-И что ты ещё думаешь по этому поводу?
-Думаю, что полушубки пригодятся.
-На Север?
-Нет. Как у узбеков. Три халата зимой, а пять халатов летом.
-Хитёр, ты Пупков. Что у тебя за спиной из образования?
-Речной техникум. Судоводитель.  Волжанин.
А в Армии не хочешь остаться?
Я реку люблю. Волга! Это ж как мать родная.
-Ну, ну. Спасибо, брат. Эка ты посрамил высокие круги. Маскировщики хреновы. Выдали с потрохами. Тут, действительно, дураками быть и не понять. Десантуру готовить на Север. Против кого? Для чего? Белых медведей считать? Так там и остров есть Арктического института. Там белых считают. Эх, мазилы. Сами навели врага. Прямо пальцем показали. Дурьё, прости Господи. И при лампасах.
-Так. Никому ни слова. Ни о чём. Всё идёт по расписанному сверху.
Пупков, тебе старшего сержанта, сейчас приказ подпишу. Захочешь в Армии остаться, получишь лейтенанта и будешь в полку. Колосков, тебе напишу представление на старшого. Заслужили. Теперь нагребайте печенья и конфет из этой чаши и по местам службы. Всё. Благодарю!
-Служу Советскому Союзу!
 Миша…Адъютант…-Быстро сюда замполита, НШ, тыл, связь. Быстро! А рынок молчит. Правильно молчит. Знает.

                Глава11. Новая работа Ивана Петровича.
Вечером Василий Иванович получил письмо. Нет. Не по почте. Привёз молодой парень. Дождался окончания времени «мышления», когда фирма замирает на четыре часа. Это время сугубой творческой работы. Простор мыслям и никто не вправе помешать. А что? Фирма частная. Как решил хозяин, так и есть. Тем более, что регламенты строго выполняются и народ трудится далеко не только за высокую зарплату. Тут уже и честь мундира имеет место. Тем более, что весьма поощряется такое понимание труда.
-Василий Иванович человек обстоятельный. Не торопясь открыл конверт.
-А почему не запечатано?
-Так не почтой. Я лично принял и лично вам передал. И я же не буду читать то, о чём точно всё знаю. И порядок такой.
-Однако, -промолвил Василий Иванович. Правильный порядок. Надо себе перенять. Спасибо. И тут же глянул в самый конец. А, от Ивана Петровича. Как то и не мелькнуло в голове. Ну, да ладно.
-А скажите, молодой человек, что здесь написано. Можно вам об этом рассказать?
-Да. Вполне уполномочен. И суть вопроса знаю.
-А вы кто в штате фирмы?
-Главный технолог.
-О. Тогда письмо почитаю позже. Расскажите, что желает иметь от меня наш богатырь. И как вас, сударь, звать –величать?
 Николай Степанович Крылов, -а наш богатырь, совершенно без иронии произнёс высокий курьер, просит вашей помощи в переброски оборудования на новые площадки. Мы закупили новейшие системы и их надо доставить на место. Это из США, Канады, Японии и Германии. Это 57000 тонн. Очень не желательна разборка.
-Ясненько. И что такая за новая площадка. Как далека?
-Давайте на карте покажу.
Стена засветилась. Приняла краску. И обозначился глобус.
-Пальчиком крутите, Николай Степанович, или координаты наберите на пульте.
-Вот здесь, Василий Иванович. И палец инженера уткнулся в жёлтое пятно карты.
-Так это ж есть Африка, как я понимаю.
-Точно так. Почти самая середина северной части.
- И что так привлекло?
-Мы посчитали наши возможности по проектам обучения и воспитания молодёжи, о чём вы и батюшка  говорили с Иваном Петровичем, денег мало. А наши новые друзья, с тех мест, очень настоятельно просили помочь. Там огромные залежи.
-А почему они именно на нас вышли?
-Так это просто. Как нас не ругают, как не поминают всячески, а доверять только нам и можно. Это и не оспаривается в мире.
-То так. И задарма от нас получать. И на жалость давить. И на лобзания всякие. Кого только не кормим, а потом вслед плюют. Не так ли?
-То так.
-Хорошо, Николай Степанович. Вы сколько здесь будете?
-Дождусь вашего решения.
Хорошо. Документы на оборудование есть?
-Да. Вот пакет. Здесь всё. Адреса, договоры, веса, габариты, доверенности…точные координаты.
-Хорошо работаете, -заметил Василий Иванович, с улыбкой. И когда надо перебросить?.
-В любой день. Мы уже там. Пока живём в палатках. Но обустраиваемся. Достали воду. Она прямо под ногами. Всего 800 метров. Прекрасная. Мягкая. Анализы превосходные. И что интересно, тоже с золотом.
-Вы фильтры поставьте, а то через срок позолоченные будете, -шутнул глава конторы.
 -Сделаем, легко отозвался главный технолог. Может и с этого накапает.
-Добре, добре. Вы здесь в городе?
Нет. За горой. В профилактории. Там проще и народ не гостиничного характера. И кормят на месте. Телефон в конверте.
-Спасибо, Николай Степанович. Займусь вашим предложением.
 И глава конторы пожал крепкую молодую руку главного технолога.

                Глава 12.     Пожар в роте.
 Рота ушла в кино. Наряд драит полы, хотя рота сейчас же всю их работу  сведёт к нулю. Но так положено. Так и делается. Дневальный у тумбочки читает книгу. К нему претензий нет. Он не из молодняка. Он всё умеет и не прозевает появление начальства или ещё кого.
Кто наносит мастику, кто натирает до зеркального блеска. Мастика на натуральном скипидаре. Запах, как в лесу. Только резче. И лёгкие прочищает хорошо.  Вреда от неё нет. Расположение уже блестит, перешли на коридор, если так можно назвать эту часть казармы. Т.е. то место, где проводят построения. Ротное или по взводам, или ещё как. Не спальное место!
 Но вот запах примешался другой. Сержант Мандрик, он дежурный по роте, даёт команду проверить банки.
 А что их проверять. Такие же как обычно.
-Прекратить работы! Всем нюхать воздух!
Хоть в Армии такой команды нет, но все встали ровно и принюхиваются. Да. Что то не тем пахнет.
 А ну, гвардеец, -командует Мандрик, -загляни в спальню.
-Гвардеец забежал за угол, -Пожар!
Все туда.
-Стой! -Остановил сержант. Разобраться надо.
 А там разгорается. Уже полыхают несколько постелей. Солома сухая. Плотно набитая. Что ей не гореть. Горит пара тумбочек. Здесь древесина и фанера. Начинает гореть мастика.
Мандрик даёт чёткие команды: -Петров, звони дежурному по части. Ланин тяни шланги. Баев -подключай шланги к кранам и открывай.  Семёнов –заливай огонь.
 Пара минут и только гарь на потолке, да обгорелое железо кроватей. Окна раскрыли. Дым ушёл. Воду собрали. Снова наряд драит полы. Старшина даёт новые матрасы, правда ватные. Постели. И пока рота смотрела фильм, всё вернулось в прежнее состояние с некоторым, правда, душком.
 Из потерь только три тумбочки, которые совершенно испортились. А одна совершенно сгорела. Вместе с полевой сумкой и книгами, что в ней были. Собственно книги не совсем сгорели и в библиотеке их примут. Но явно утилизируют.
 К концу пожара примчался ротный. Стоят с дежурным по части разбирают вопрос. Пишут донесение комбату. Вот и тот обозначился. Не прошло и получаса, как донесение уже на столе командира полка.
Чья тумбочка загорелась?
-Сержанта Федосова Семёна.
Сюда его. Оставьте нас вдвоём.
-Что у тебя в тумбочке было?
-Как у всех. Полевая сумка, книги, тетради. бритвенный набор.
-А с сумкой у тебя ничего не наблюдалось не штатного?
-Нет. Как обычно всё. Немного, при крайних, прыжках повредилась. Меня к стене приложило боком, так она примялась, но мне бок сохранила. Я её почистил. Хорошо с мылом промыл. Пошлифовал. Вполне прилично смотрелась.
-Когда мыл, ничего не чувствовал? Запаха, вкуса..ну, необычного чего?
 -Как бы и нет. Пощиповало пальцы ободранные. Но так оно всегда ободранное место щиплет. Тем более от мыла хозяйственного.
-То так. Пощипывает.
-А в сумке ничего не притаивал? Вы ж прижимистые мужики. То со склада боеприпасов сопрёте, то из кабинета взрыватели исчезают…
-Нет, командир. Ничего. Была шоколадка. С обеда оставил. Так её в кино съели.
-Добре. Иди с Богом. Старшина возместит потери. Иди.
 Вот так, -задумался командир. Видать примял батарейки, да замочил, к тому с мылом. Оно и потекло. Хорошо хоть благополучно кончилось. А ведь непредсказуемо. Надо принимать решение. И Мюллера не забывать.
 И на Федосова напасти. Что от него хотели? Комитетчики информировали, что попал в той свалке ими ловимый объект. Федосова к награде представили за содействие. Тот объект натуральный шпион. На Израиль работал. И хотели Федосова на девке поймать и завербовать. Для чего? Если это связано с сумками, то ведь много этих сумок, а они на Федосова только вышли.  Как узнали, что он сумку размял? Тогда у нас завёлся шпик. И вечно эта маята. Кому наш полк поперёк горла стал? И теперь явно есть кто в верхних эшелонах командования, кто этих шпиков нацеливает.  Надо ехать к командующему. С ним решать.
 Адъютант. Спишь? Связь с Командующим.
- Слушаю, Фёдор Иванович.
-Мне, товарищ командующий к вам надо.
 -Приезжай.
-Когда?
-Сейчас.
-Есть.
 -Миша. Самолёт на Москву. Сейчас.
 И через десять минут командир только крылышками помахал., держа на коленях командирские сумки. Офицерскую и сержантскую.
 А по возвращению домой, в полк, командир застал в приёмной Сеньку.
 Ты что Федосов. Ко мне?
Так точно.
Давно ждёшь?
- Нет. Как только узнал, что вы домой, так и пришёл.
-Что у тебя? Заходи.
-Вот, письмо из дому. И фотография.
-Почитай.
«Сеня, братик, сегодня была в конторе и случайно подслушала разговор. Наш пред. Соломон, ругал Цилю, свою племянницу. Крыл по страшному. И вспоминали твоё имя. Как я поняла из разговора, что она тебя завлекла к себе домой и там тебя крепко избили. Ты, Сенечка, бабам не верь. Подлое племя. А здесь что то более крупное и связано с Москвой. И тебя хотят поймать и заставить что то делать мерзкое.
 Вот я сняла её фотографию с доски почёта и посылаю тебе. Если это совпадает, то иди и расскажи командирам. Здесь враги.
Целуем тебя все. Баба Тоня ругается. Феня».
-Так, Федосов. Так. А эта дамочка на фото и та, что на танцах?
-Не знаю точно, но очень похожа.
-Командир покрутил диск телефона:- Это полковник Докин. Соедените с майором Соловьёвым.
-Я слушаю, майор Соловьёв.
-Скажите майор, а что эта бабонька на месте или съехала?
-Съехала. А куда, не можем найти. Сразу после происшествия. На другой день туда, а след простыл.
-Я вам помогу. Запишите. Деревня Глушки.
-Это где?
-Бирабиджан.
-Я так и думал. Конечно не про Бирабиджан. Спасибо. Я могу знать откуда сведения?
Да. Мой сержант оттуда. Получил письмо, где сестра ему написала о этой дамочке. И что там связи выходят на лампасы МО. И, вероятно, на землю обетованную и далее.
-Я сейчас приеду. Спасибо.

                Глава 13.  Дворец.  Поэты.
Сегодня Аббас Хасан не в присутственном месте, а у себя дома. С утра ему показалось, что заболели зубы. Потом запершило в горле. Захотелось есть. Пока ел, навалился сон. И он сдался. Прилёг на кушетку и только к вечеру встал. Голова туманная. А тут ещё адъютант мельтешит . Всё заглядывает.
 Что тебе, Тимур. Что ты не даёшь мне жить?
-Так я ничего. Я смотрю, как вас, мой повелитель, не пропустить.
-Повелитель у нас с тобой один. И не величай не по чину. А в чём ты меня не хочешь пропустить?
-Так вы вызвали командира полка. Он с утра и прибыл.
-А. Вот почему голова болела то у меня, -подумал господин Аббас. Это от лётчиков.
-Зови сюда. Я не пойду в свой кабинет.
 -Что полковник? Случилось что?
-Да. Случилось. Королевский посланник Самсон гонял машину в Египет. Без моего разрешения. Прикрываясь королевским приказом.
-Ну и что? Король есть король. И что? Разбился лётчик?
-Нет. Всё в порядке, но он привёз в борту две пробоины.
-И кто его? Небось,  ко  девкам заскочил по дороге. Он же у тебя из синих?
-Нет. Девки ни при чём. Его обстреляли в пустыни.
-Он что пешком ходил? Кто на 5-7 тысячах мог обстрелять.
-Нет господин генерал. Он снижался.
И командир пересказал всю историю полёта Эми.
 Генерал призадумался.
 Знаешь, Элитон, сегодня у короля собираются поэты. Меня пригласили. Я у них спрошу по этому вопросу. А пока полетай всем полком по двадцатому меридиану. Поищи. Всё одно летать. Так хоть по делу, кроме отработки навыков. Погоняй своих «берберов».
-А вечером, как только стихла жизнь города, в королевском дворце читались стихи.
 Поэты здесь выше всех должностей. Поэт равен пророку. Это великая честь. Поэт и историк, и исследователь, и ценитель красоты, и …многое что. Поэт!
Аббас Хасан сидел на подушках и буквально плавился от неги, охватившей его. Какой слог. Какая глубокая мысль. Как открываются тайны бытия и человеческих чувств.
 Но вот, Аббас замер. Даже уши насторожил. Молодой поэт читал:

 И сколько б не прошло веков,
Я тайны не сниму покров,
И не открою миру град,
Моих мечтаний и услад.
Фонтаны скрою под пески,
Иссохну телом от тоски,
Но не впущу я никого
В пределы сердца моего.
Бесцельно будут дуть ветра,
Дожди лить с ночи до утра,
Но реки высохнут до дна-
Умрёт любимая страна.
Другие выйдут племена
И ляжет смерти пелена.
И только раз, в февральский день
Увижу я столицы тень.
Аббас дождался конца выступлений. И когда все рассыпались по группкам, обсуждая выступления, подошёл к королю.
-Что ты Аббас. Как тебе сегодня молодёжь?
Прекрасно, мой повелитель. Но мне хочется поговорить с одним из них. Вы позволите?   Вот с этим молодым поэтом в  синем.
-А. Это из пустыни. Это кочевник. У них мужчины покрывают голову и лица. Поэтому он так отличается внешне.
-Нет. Не внешность меня заинтересовала. У него один стих точно совпадает с одним лётным происшествием, которое недавно случилось.
 Расскажи мне, что там произошло?
 И Аббас Хасан подробно рассказал королю об этом случае. Самом полёте и дырочках в борту.
 Дырочки, говоришь? Значит, значит…там есть жизнь. И охрана. Интересно. Работай по этому вопросу,  мой Аббас. Всё мне на доклад сразу. Понял! А с поэтом поговори. Хороший юноша. Думающий.
Поэта попросили вернуться к королю и прочитать ещё раз о февральской тени столицы.
-Ты, поэт, откуда взял такую тему?
-Это мне бабушка рассказывала. Что была славная столица. Огромные здания. Бассейны, фонтаны. Пустыни не было и в помине. Народ жил так богато, что могли позволить иметь всё. Ибо золото просто само лезло из под земли. Люди пели песни. Веселились. Но и работали. Художники, певцы, поэты. Мастеровые строили дворцы для всех. И правила красивейшая из красивых. И с тех пор в нашем народе правит женщина. И она, женщина,  свободна. И не покрывает своего тела на сколько хочет. Но прилично. Мужчина признаёт власть женщины, поэтому и покрывает голову и нижнюю часть лица. Как мысли и слово. И мы не вправе снять что либо. И если мужчину кто чужой увидел непокрытым, тот должен умереть. А если это невозможно, то умирает сам.
-Благодарю тебя, поэт. Вот тебе моя королевская награда. Собственно, не награда, а подарок. Прими, я прошу тебя. И король снял перстень и вложил в ладонь поэта.
-Тот поклонился. Я подарю своей любимой.
Это твоё. Распоряжайся, как хочешь. И склонил голову прощаясь.
 Молодец, Аббас. Ты не дремал, как остальные. Ты настоящий военный человек. Хотя на службу надо ходить как положено, а не ссылаться на головную боль, -пошутил серьёзно король.
 Аббас склонился и ожидал дальнейших повелений. Но их не последовало. И пришлось проститься с этим прекрасным вечером, уютным залом и королём.
                Глава 14.     США Чарли.
Чарли  не был шпионом. Никто его никогда не вербовал. И никому он не продавался. Он был блестящий аналитик. И его, что называется, носили на руках и  рвали на части. Всякая контора желала иметь такого спеца. А самому Чарли было без разницы, о чём ломать голову. О портянках или женском белье. О Космосе или детских игрушках. Анализ есть анализ. Какие данные введёшь, о том и получишь. Но семья у Чарли была большая, и он выбирал, кто больше платит. А если фирма начинала прижимать, то в вечерней газете печаталась одна строчка, точнее - два слова: Чарли свободен. И покупатели мигом налетали и, как с аукциона, Чарли улетал в новое заведование.
 Так случилось и пять лет назад. Нефтяная компания резко снизила оплату. Обещали через полгода компенсировать. Но оного не произошло. Да и сам Чарли видел, что компании не выбраться на поверхность. Тогда и пропечатались в газете «кодовые слова»: -Я Чарли. Я свободен.
Первым примчались из ЦРУ. Очень высокий и, понятно, стабильный оклад. Плюс подработки и премиальные. Совершенно подходяще. И Чарли одел новый хомут. Но, как оказалось, хомут жал. Множество ограничений. Строгий контроль. Но и это не давило. Профессия, конечно,  не предусматривает длинного языка. А вот дела. Дела тут были таковы, что не шли ни в какое сравнение с фирмачами. Там просто друг друга давили, раздевали, топили…. А здесь давили и раздевали весь мир. Всех. Да ещё и приёмы были изуверские. Тут тебе и пряник, и помадку в рот, а, в это время, когда упиваются сладостью, и нож в спину. В лучшем случае разденут до гола. Поэтому Чарли всегда одевал только светскую одежду и не носил галстук. Давило и так. Но контракт подписан. Сроки обозначены, а Чарли человек честный. Потерпим.
Однажды, в парке, во время передышки в трудном вопросе, Чарли познакомился с приятным молодым человеком. Тот не лез в душу, да и сам не открывался нараспашку. Он несколько моложе Чарли, но вполне можно было перейти  на ты. Как и Чарли, мужчина любил блюзовые композиции. И чем приятно удивил, то из древних берберских – таурегских вариаций. Эта тема редкая. И мало кто знает, что именно древние тауреги родили, по существу, блюз. И их, как бы примитивная скрипочка, кстати, на ней и до сих времён, имеют право играть только женщины (мужики скот пасут), даёт такие переливы, такую нежность и интимность воздействия, что ни один инструмент не может повторить. Ни саксофон, ни тромбон, скрипка, гобой…Нет. Никто. И если достать записи натурального звучания, то можно, как и утонуть в этих чувствах. Поговаривают, что в тех местах и сейчас правят женщины. Матриархат полнейший. И что оные вольны до бесконечности. И что если дитяти родит до замужества и сама не знает от кого, то совет старейшин определяет, по приметам и прочему, чей ребенок. И тот становится мужем. Конечно, этого парня или мужика никто и не спрашивает мнения и желания. И система живёт тысячи лет. Весьма устойчивая. Но, упаси Боже, разврата нет и в помине. Всё достаточно строго и порядочно.
Так вот, этот любитель «классики» где то добыл такие редкие вещи, что  чуть ли ни сама Тин-Хинан написала и оставила своему народу эти непревзойдённые шедевры.
 Они оба отправились в приличное кафе и там попросили озвучить на публику.
 Эффект был поразительный. Посетителей умножилось до состояния –битком набито.
Во, что значит настоящая музыка.
 С тех пор они изредка встречались. Что их объединяло ещё, так это симпатии к России. Именно к сущности. К духовной стороне. Ибо Россия тоже не в меду купается.  И воюет очень много. И походы за землями устраивала. И татарву гоняла все века. И приструнила, наконец. Цивилизовала, что ли. А в эти десятилетия, так и примером всем. Живёт мирно. Спокойно. Во, какая громадина. Не воинствует. Не пакостит. Всех подкармливает. Порой себе в убыток, если считать материальную сторону вопроса.
 Так вот и сегодня сидели с Александром в кафе. Слушали Тин-Хинан и вяло трепались. И как то само собой Чарли рассказал, какие козни строит ЦРУ России по Африке. Про лежащего тигра. Про всю эту возню. Про несуществующие тысячи тонн золота, что лежат в древней столице Мали. И что никто и никогда не знал места расположения этой столицы. И теперь все рванули искать. А по дороге, мимоходом,  обдирать всех и вся. Грязная политика, ворчал Чарли, удивляясь своей болтливости.
 Александр в меру вежливости слушал. Но больше плавал в музыкальных переливах древних скрипок. Он всё пытался вспомнить их названия, но кроме Страдивари и Паганини ничто в голову не приходило. Хотя, к существу вопроса оба не стояли ни каким боком. Поэтому на чело  набегала некая туманность, которую Чарли воспринимал, как сопереживание своим  мыслям.
 Но когда Чарли спросил об этом, тот ответил, что хмурит чело из-за невозможности вспомнить, как эти древни скрипки назывались.
Оба рассмеялись и пошли на свои рабочие места.
 Обыкновенный разговор, но через короткое время этот материал лежал на столе одного из отделов Внешней разведки. И сам начальник, прочитав, потопал вверх.

                Глава  15. Крылатая гвардия трудится..
Сегодня 12 декабря. Снега нет. Дует шквальный ветер. Холод забирается под бушлаты. Студит поясницу, и командиры принимают соломоново решение:- переодеться в шинели. Конечно, жаль такую красу портить. Отглажена, начищена. Только в увольнении да на параде блистать. Но командиры правы. Отмоем, отгладим. Засверкаем.
По всем законам подлости сегодня целый день полевые занятия. И тема просто шикарная: -рытьё окопов в полный профиль.
Сверху промёрзшая корка на 5-10 см., а дальше обыкновенный псковский подзол. Земля рассыпчатая, лёгкая. Копай в удовольствие. И командиры сегодня частенько за лопату берутся, ибо без работы холодно. Прогреваются. И кухня прибежала с кипятком и сахаром.  Армия! Что может более о рядовом человеке заботится? Никто и нигде! И нормы перевыполнены. И в окопах блаженство. Да ещё и перекрылись всякой палочкой - веточкой. Замаскировались. Сиди и гоняй чаи всё сэкономленное время.
Замполит, пользуясь случаем, нарисовался. Согнал поплотнее и просвещает. И нам хорошо. Полулежишь. Греешь ладошки о котелок и похрустываешь сахаром. Кто то и конфетки передал по ряду.  В Армии не жмутся, всё на всех. Опять майор, папа Коля,  о Северах толкует. Что там ныне передовой край, как передовая на фронте. Там лучшие люди страны. Там дрейфующие льдины с экипажами, там подводный флот, там полярная авиация. Но  нам  туда не хочется. Ибо и тут зима поддаёт ощутимо, да ещё и без снега. С ветрами. А там? Ледяная пустыня. Минус 50 по Цельсию. Ветра, что сбивают с ног. Нет. Не хочется в герои. Здесь в окопе такая теплынь, такая благодать.
 Но Армия не может впадать в безделье.
-Приготовиться к атаке:- надрывает голос ротный. Командиры взводов дублируют. Командиры отделений крутят головами –все ли слышали.
 И, преодолевая ,ветер звенит голос ротного: -В атаку –вперёд!
 За мной, в атаку, вперёд - орёт отделённый.
И мы вываливаемся из окопов, издаём воинственный клич предков и несёмся под ветер к опушке леса, где засел в окопах «противник». Наша соседняя вторая рота.
 Те выскакивают навстречу, и завязывается рукопашная. Народ горячится. У кого и синяк засветился. Кто и верхом на поверженном «враге». Кто перелетел через траншею и мчит во второю линию. Разгулялась душа. Круши, ломай.
Только командиры не дают разгореться лишку. Выстрел. Ракета. Замри!
Роты замерли. Дружески похлопывают друг друга. Пар валит. Всем жарко. И командиры уводят войско в лес. Там затишок,  и наши дурные головы не продует.
 Становись! Заправиться!
 Строй есть место священное. Замолкли. Приводят одежонку в порядок. На шапках завязки оторваны почти у всех. У кого и шинель « по хвосту» распанахалась. Пуговицы придётся пришивать новые. Рукопашная! Но командиры улыбаются. И ведут нас круголя, через березняк, домой.
 А тут самолёты. Сваливаются сверху, сиренами воют.
«Воздух»! А куда прятаться? Реденький березнячок. Но, рассыпались, для уменьшения потерь. Опять собрались. Проверились. Топаем в расположение. И ветер не такой злючий, и земля не такая каменная, и петь хочется. Но командиры мудры. Они не дают возможности посадить глотки.
«Бегом, марш»! – потрусила пехота домой, даром, то крылатой зовётся.

                Глава 16. Весна.
   Вот уже и потеплело. Берёзы погнали соки и мы, стоя в карауле на постах, слышим,  как он весело капает в жестянки из-под тушёнки. Хочешь –пей. Не хочешь, тоже пей. Вкусный. Слегка сладковатый. И от какой берёзы. На каком месте растёт. А на вид все одинаковые. Нет. В природе нет одинаковостей. Всяк личность. Хоть это берёза, хоть человек, хоть каменюка простая, в конце концов. Всё разное.
 Сегодня сняли бушлаты и сдали в каптёрку на хранение. Шинели пока на вешалках. В шапках уже жарко. Но по утрам дует холодом и командиры берегут наши мозги. А нам, как они и не очень нужны. На всём готовом. Хлеб добывать не надо. За нас всё решено. Только исполняй. Конечно, без мозгов тоже не разгонишься. Хоть в подрывном деле, например. Тут столько формул перелопатишь, пока рассчитаешь место закладки заряда, вес ВВ, всякие тонкости направления взрыва и взаимодействия с соседними закладками. Тут тебе и сопромат, и теория машин, и знание материалов объекта и…целая куча всего этакого. Так что без головы нельзя. Вот и берегут командиры. А что бы не было соблазну, пилотки и фуражки лежат в каптёрке.
Наш майор Пименов, замполит, свои речи о Северах усилил. Что ни занятия, то обязательно сия тема есть. А то привёл дедулю, который с Папаниным осваивал Север. Тот часа три нам рассказывал, как это было. Как на льдине стояли палатки, домики. Как эта льдина трескалась, расходилась на части. Как всё сужалось жилое пространство. И совсем в западных частях океана их сняли с этого «корабля». Особенно он нажимал на товарищество и взаимопомощь экипажа. Если бы хоть чуть ссоры, недовольства, паника – погибли бы все.
Мы слушали, затаив дыхание, это живое слово. Примеряли на себя. А что? Мы не хуже. Выстояли бы.
А сегодня укладка. Святой день. Даже старшина на утренней поверке не придирался. Ни к воротничкам, ни к чистке сапог. Оно, конечно, всё в полном порядке. Но, ни одна поверка без замечаний не бывает. И в кухонный наряд нужное число солдатиков неизменно набирается. В день укладки кухня бедствует без даровых рук.
Всё как обычно. Только долго проветривали и сушили купола. Перебирали стропы. На каких то козликах их вывешивали, что бы не касались даже укладочных столов. На ум приходит суровость Арктики. Всё складывается в одну картину. Папанинский дедуля, замполитовы речи, льды, тюлени и нерпы... . Хотя и на зимних прыжках на сушу условия не слишком тепличные. Внизу 20-25, в воздухе и под 40. Может, и ниже. Так что неча строгости какие добавлять. Да и настроение повысилось. Ведь парашюты не укладываются на месяцы. Скоро прыжки. А так как здесь теплынь, а требования зимние, то и пионеру понятно, что скоро ринемся, всем полком, осваивать Север. Мы к этому приготовились.
 На складах роскошные полушубки. Меховые сапоги, рукавицы. Даже нечто, что на физиономию надевается. Утепление носа, что ли. Примеряли. Насмеялись. Сопливчик называется, по простому. А в инструкции очень длинно и по английски. Импортная штука.
 Сегодня нас как то делили. Составлялись группы. Где 20, где сорок человек. Малость не хватало сержантов. Тогда отделения доводили до 15 гвардейцев. Это было необычно. Все три роты батальона перемешались. Ротные, как и лишними получились. Но, дядя Миша-комбат наш, все вопросы быстро утрамбовал, да ещё двух капитанов у командира полка выторговал. Как он определил –для оперативности управления.
 В казарме перепланировка. Теперь расселились не по взводам и отделениям, а по сформированным группам. Притираемся. Осваиваем и новый инструментарий. Дизельные электростанции и камнедробилки. Задача нелёгкая. Пробивать в монолитах шурфы, закладывать заряды. Рвать. Учимся работать с цементной смесью. Там тоже тонкости. Ибо морская вода применяется. А в порошок куча добавок. Там и скорость отверждения, и холодостойкость, и ещё заумные названия. И строго прописанная последовательность. С утра до вечера ходим в брезентухах. Резиновых сапогах. Очки. А эта смесь, пока смесью станет, шипит, пшикает, разлетается во все стороны. И мастера-учителя строгие. Ни малейшего отступления. И таким матом кроют, что мы стараемся быстрее освоить науку, да их убрать. Но молчим. Замполиту пожаловались. Он смутился: -по другому у них не можно. Бетон не схватится. С молоком матери эти словеса в них. Присеки-отупеют. А нам надо научиться.
Научились. Экзамены сдали. Так и прописано: -бетонщик северного бассейна. Разряд -3. К самостоятельной работе допущен. Документ!
 Утром, как обычно. Уже отмылись от смесей. Кому и причёску пришлось сменить. Эта гадость не отмывается и не отшелушивается. Только методом удаления волос. Да и весна тёплая. И пилотки, наконец, вернули. Но шапки пока в раздевалке. Оно и понятно, на Север скоро.
Строимся на плацу. Оркестр. Командир полка со всем штабом. На трибуне  дедуля-папанинец.
Речи, речи. Понятно. Отбываем.
Зам по тылу привёз мятных леденцов. По ротам распределили. Горы. Бери сколь хошь. А народ осторожничает. Мята, она холодит. А там холодно. Одно к одному, и сосулька готова. Так и остались ящики почти нетронутые. Только писаря набили карманы. Эх, если б знать хоть чуть наперёд. А писаря, видно, пронюхали. У них, меж собой, как сарафанное радио. Всё знают.
Летим. Да как! С утра нагнали самолётов, негде стать. Да все ярко красные. Полярная авиация. Летуны в мехах. Неужто в кабинах холодно? Фотокорреспонденты вертятся. Кино снимают. Мы отворачиваемся. Ни к чему. А летуны позируют. Им что? Кто ими интересуется. Он при самолёте. Не на просторах вселенной.
Загудели. Взлетели, построились в несколько колонн и повисли. По нашим расчётам пара часов. Ибо где Псков, где моря северные с их островами. Считай, по Российским меркам, рядом. В самолёте не жарко. И наши полушубки совсем не парят. Шапки развязали, но командиры строжают! Завязываем. А вот и лампочки засветились. И хвост открылся. Поднялась группа и скрылась под хвостом. Гудим дальше. И ещё команда покинула борт. И постепенно машина опустела. Мы висим над белым полем. Ясно снежным или ледяным. Высота около полутора тысяч. Небольшой снос. Падаем в глубокий снег. Почти по пояс. Осмотрелись. Маячок пищит и собирает нас в кучку. Кое где краснеют купола грузовых парашютов. Собрались. Слава Богу все. И живы и целы. И шапки не сорвало. Но жарко.
  Колосков ставит задачи. Кому что.
Кто  собирает грузы. Кто палатки ставит. А мы с Аркашкой разворачиваем камбуз. Это по морскому. А мы ж на море. Среди океана. Не шутка. Камбуз.
Растянули палатку. Начинаем крепить. Сплошной камень под снегом. Тащим дизель. Запускаем. Грызём скалу. Лепим. Анкера. Бетон. Рукавицы не гнутся. Как водолазы глубоководные. Но через 4 часа камбуз затеплился газовой горелкой. Снег, вода, крупа, тушёнка. О! скоро белые медведи сбегутся. Запах такой густой, как никогда.   Наверное, от того, что ничем другим не засоряется.
А гвардия долбит скалы. Монтирует палатки и дико оголодала. Мы с Аркашкой, не мудрствуя лукаво, удваивам порции. Набираем больше снега, топим, кипятим. Сами, чуть передышка, наливаемся кипятком.    А вечера всё нет. Всё светло и светло. Колосков на часы поглядывает. Команды раздаёт. А что тут орать. Пехота пашет. Уже четыре ряда стоит. По шесть в ряду. И вопрос. Это голова сама себе задаёт. Нас сорок. По пять человек в палатку. Итого! Пять на восемь=сорок. А палаток уже 24. На пять. Получается на сто двадцать человек. Но и ещё бурят. Анкера бетонируют. И снег не убирают.
Аркаш, почто так? Прямо на снегу?
-Не заморачивайся. Есть командир. Ты сахар не сыпь в чай. Пусть вприкуску пьют.
Но Армия всегда Армия. Становись!  Построились. Застегнуться. Застегнулись. Этакие крючья вместо пуговиц. На обед -шагом марш. Это уже новость. На зимних квартирах на обед строем не водят. Просто труба поёт: бери ложку, бери хлеб, отправляйся на обед. Некто переделывает в: бери ложку, бери бак, ложки нету лопай так. А как? Не предписывается. Поэтому ложки есть у всех.
О! Аркаш, а сколь ложек у нас на камбузе?
Сейчас. –Пятьдесят.
А остальные семьдесят?
Какие остальные?
Так палаток уже на 120 ртов.
Не морочь голову, любознательный какой стал. Давай народ кормить.
Кормим. Поим. А они на ходу засыпают.
Колосков не велит будить. Засыпает и сам.
Смотрим на часы, так оно и отбой уже.
В палатке тепло. Не дует. Войско спит. Кипит вода в большом баке. Сон смиряет и нас. Спим.
Будит труба. Обыкновенная наша сигнальная труба. Как горн пионерский. Это Витька Светлицкий наяривает. Вот чудило. Но рядом стоит Колосков и улыбается: -становись! Стали, подровнялись и тут он закатил речь. Не хуже замполита. Правда, короче. Минут на пять.
Задача создать укреп район. Метров триста по фронту. Метров пятьдесят в глубину.
У него этакий порошок. Где просыплет, там бурить, закладывать ВВ и рвать. Из кусков выкладывать бруствера и укрытия. И далее жизнь превратилась в сплошной грохот. Перетаскивание тяжестей и бетонные работы. Самолёты сбрасывают материалы. А мы пашем. Всё хорошо, но с водой плохо. Не доберёшься.
Поставили ветряк. Теперь со светом. Протянули линию от камбуза до палаток и по всему ряду. Молча спрашиваем у взводного. Он так же молча отвечает -надо. Среди бела дня горят фонари . Ну, и пусть горят. Но! А если мы это для себя? Если зимовать придётся. Тут и бетон месим добросовестнее. И бурим глубже. Тут же ветра аховские, как рассказывал старый полярник. Подобрались как то. И смешки кончились. Только Колосков всё напевает про карие очи да на часы поглядывает.
Конечно, на такие часики только и поглядывать. Настоящий Павел Буре. Серебро! Куча стрелок. Тут и фазы луны, и планеты, и, конечно, дни недели, месяцы и прочее.
  Сегодня сержанты работают отдельно. Это ж почему. Зачем такая секретность? Излищнее любопытство разжигает. Дедулечка такого бы не допустил раскола коллектива. Но Колоскову до дедулечкиных лет очень далеко.
 Вот они ставят трубы. Бетонируют насмерть. Какие то оголовки эбонитовые ставят. Как антенны. Мы с Аркашкой всё видим. Мы матёрые. И сержантские полевые сумки исчезли. И Колосковская пропала. Вывод. Они их в бетон залили. А трубы –суть антенны. И метёлочка сверху. Ребус. Хотя простой. В сумках радио. Уж какое? Но радио. И возникает вопрос: -а что, нельзя менее наглядно устроить? Ведь сержант без полевой сумки, как квартира без комода. Тем более офицер. Правда, через неделю, с очередным грузом, этот комод вернулся, потери восполнили. Квартиры вновь с комодами. Но теперь у всех сумки без шика. Обыкновенные кирзовые. Как голенища сапог. И ремешки тряпошные. Как брючные ремни. Но младшие командиры без претензий. Опять набили до пузатости. Только у Колоскова сумка настоящей кожи и с ремешком настоящим. Но. На то и офицер.
 Совсем теплеет. Или обвыкли. Есть поменьше стали. Работать больше. Уже линия обороны хорошо просматривается. А почему не маскируем? Но это только мы вдвоём замечаем. Остальным не до того.
И сегодня топили баню. С парилкой. Весь день выходной. Правда, командир запретил окунаться в воду. Обходились снежными ваннами. Но прогрелись! Намылись. И мы с Аркашкой по благодарности получили.  Все в свежем белье. Новые портянки. А на скалах цветочки распустились Во, чудо! Так и ко сну отошли.
Утром побегали чуть. Отзавтракали. Колосков пересчитал всех, для чего то, дважды. Нас поставил в строй. Потом перекличку устроил. Проверил одежонку, варежки. Обувку. А далее вообще начудил: -взвод, взять личное имущество! А какое? Оружие, парашюты, спальное?
Нет, спальное оставить. Только оружие и парашюты. Навьючились. Патронов нагребли сколь можно.
-За мной шагом марш. Вот и потопали вслед за ним. Идём легко.  И снега почти нет. Только перепрыгиваем со скалы на скалу, с каменюки на каменюку. Уже и ветряк скрылся. И палатки пропали. А Колосков всё про карии очи напевает. И не спроси. Дисциплина. Перевалили горку. Попотели. А за горкой море! Чистая вода. Да такая синяя. Сроду не видали такой. И края не видно. А Колосков ведёт в гору. Скребёмся, пыхтим. Уже часа четыре похода. И отдохнуть пора. А он только своего Буре открывает, губами пошевелит и топает. Вот мы и на вершине. Она плоская и совершенно бесконечная. А чуть внизу, ну, метра на два…палуба корабля. К горушке лесенки. Штук пять приставлены. Де мол пожалте, господа. Переход закончен.
А кто против. Сваливаемся на палубу. Строимся. Колосков пересчитал. Потом достал ведомость и сделал перекличку. Потом у каждого сержанта испросил о наличии личного их состава. Ещё перекликнул. А мы улыбаемся довольные, что аврал кончился. Да ещё и свеже помытые. И портянки нулёвые. Что ещё хотеть?
Морячки глазеют на нас. Им интересно, что за груз на борт приняли. А нам вдруг страшно захотелось есть.

                Глава17. Радиоцентр в Норвегии.
 Дежурная группа сидит за своими столами и «процеживает» эфир. Они нацелены на наши ледяные просторы. И контроль ведётся тотальный. Круглые сутки. А Север есть Север. Там столько помех для связи, что просто жуть. И множество природных явлений, типа Северного сияния, практически прерывают всякую связь. Вот этот центр и ловит всё и вся. Если надо, то своими могучими силами помогает морякам связаться. Теперь у них добавилась ещё одна хвороба. Валом идут сигналы с русской Арктики. Почти со всех островов. Но это не переговоры, а нечто импульсное. То сигнал есть, то пропал. Как светлячки. Много голов пыталось уразуметь, что сие значит, но ничего путёвого в голову не пришло. Сошлись на том, что очередная затея русских с их полной непонятностью. Страсти остыли. И этот диапазон частот просто игнорировали.
Однако, от большого дяди пришла строгая цидуля: -сигналы ловить и, даже, отмечать в специальном журнале. И сами журналы привезли моментом. Так и пошло: -запищало-отметили. Дата, время. Процесс пошёл. Пищит месяц, второй…..Иногда запрашивают. Станция даёт справку.
                Глава 18. За кордоном.
Если продолжить линию пути нашей группы, туда, далеко, как летели некогда герои-Чкалов, Байдуков, Беляков.  На Северную Америку, то мы увидим строгий кабинет. Седой совершенно адмирал сидит в своём широком тёплом кресле. Курит сигару. Перелистывает журнал боевых действий. Он совершенно рассержен. И больше молчит, боясь взорваться и накричать на, сидящего напротив,  полковника. Это начальник оперативного участка по зарубежным территориям, полный адмирал Аллен Грейс. И полковник тоже не молод. Подтянут.  Крепок. В хорошей физической форме. Это командир сводного отряда быстрого реагирования. Тоже Грейс, но однофамилец адмирала и не более.  Генри Грейс. Прекрасный оперативник. Умная голова. Редкой смелости и самообладания. Воин!
Кто кто, а американцы народ дотошный. Особенно в плане оплаты и риска. У них всяческие страховки, договора, соглашения…куча бумаг. Нет бумажки, и с места не сдвинется. Вот и сидят три больших начальника и ворошат эту кучу бумаг .
Господин адмирал, я своих людей туда не пошлю. Там нам ничего не светит. И не пустынные там острова. Русские из них крепости сделали. Только людей положим.
 -Вы, полковник, не учите меня жить. И погоны у вас на плечах не для спора с начальством, а для выполнения приказа.
-То так. Но я туда не пошлю. Это гибель. Вот посмотрите, какие они скалы возвели. Там ничем не взять. И корабельной артиллерией работать без пользы. Помните, как англичане Валаам пытались взять. Позором кончилось. Сотни орудий грызли стены и что? Пшик. Так там условия человеческие, а тут Арктика.
 Ну и что? Арктика. У твоих «котиков» шубы тёплые, -пошутил адмирал, намекая на спецназ «Морские котики».
 Тех я вообще не трону. Они ещё не восстановились после Цейлона и Вьетнама.
 И кто их там потрепал?
Русские, кто ж ещё может. А кто нам противостоит, то?
Так, мелочи. Какой то учебный полк. Номер 226. Наверное, практиканты какие. Обкатываются.
-Это точно?
Так в записке сказано.
И кто ж такую записку писал, интересно?
Как всегда, ЦРУ. Они отслеживают и рекомендуют.
Так вот, господин адмирал. Эти ЦРУшники пусть сами с этими практикантами и сцепляются. Шапками закидают. Пусть все лавры себе возьмут. Медали, ордена. Баб. Деньги. Я к этим не ногой. Никогда. Ни за какие деньги.
И почему? Ниже твоего достоинства?
Битым не хочу быть. Вот почему. А другого варианта нет. Припомните, как в Анголе нам налатали. Помните? Их рота, этого учебного полка, как изволят шутить в ЦРУ, гнала наши батальоны, как стадо,  до берега. Правда, дали возможность погрузиться на корабли и отбыть. Но это по милости. Чисто по джентльменски. Как воин воина, с пониманием.
   И припомните, как на Кубе они шерстили всех наёмников. Только щепки летели от  самоходных хвалёных барж. Они на сушу ни одного не впустили. Устроили на пальмах батареи безоткатных орудий (ну,  кто б додумался до такого?  Только русские. Нарушая все понятия об артиллерии, безопасности, обще принятых нормах…), и глушили как камбалу всех.
  А если Египет припомнить, да Сирию сюда. Вот, господин адмирал, это далеко не полный список наших встреч с 226 полком. Как вы говорите, учебным парашютно -десантным полком. Это этикетка смирная, а там воины. Настоящие. Непобедимые воины. Я их уважаю. И драться с ними не хочу. И не буду. И никому не советую. Да и эти острова нам не нужны. И не наши они, а Советов. России. Что у нас своих проблем нет? В стране полный порядок? Или ЦРУшники плохо пошутить захотели?
-Нет, полковник. Над всеми стоит Президент. Это его распоряжение.
-Но не он же разрабатывает план. Не он подбирает исполнителей. Эти гадюки кабинетные на нас всегда злы и завидуют. А сами задницы не оторвут от мягкого кресла. Теперь и кресла на колёсиках. Встать лень. Подъезжают к полкам. И вращаются на осях. Тьфу! Бардак полный.
 Это есть такое, согласился адмирал, -но, полковник, приказ подписан. Готовьте операцию. Надо прощупать эти острова.

                Глава 19.    В малом зале .

 В малом зале торжество. Хоть и в узком кругу, но приподнято и красиво. Сегодня награждают иностранных агентов. Одного мы знаем, это господин Энтон Израиль. Второй – некто Элоиз Крон. Здесь бы и третьего поставить рядом, но не можно. Он не смеет сюда попасть. Никак. Ибо носит советские погоны и широкие красные лампасы. Это НьюсКобрин.Мы его знаем как Патрика. Однако его медаль тоже на зелёном малахитовом столике. И Документ о перечислении на его счёт соответствующей суммы, рядом. Америка любит своих героев. Не обижает. И действует по единой системе льгот и расценок. Во всю стену горит экран. На нём наши северные моря, острова и густо мигающие точки радиомаяков.
Элоиз разработал эту идею, выпустил маячки. Энтон Израиль придумал, как эти маяки «установить», организовал выпуск обмундирования с этими штучками. А Кобрин протащил всё это реально в войска. Теперь одним нажатием кнопки можно отследить, где находится то или иное войско России. И даже количество, с точностью до единиц. Кто может получить лучше? Поэтому и награды, и гонорары очень высокие.
Звенят бокалы. Раздаётся женский смех, а как без них? – играет музыка. Ах, мой мальчик, мой Патрик, как жаль что ты далеко. Посмотри какие дамы. Это всё в твоём вкусе. И это твоя работа. И как несправедливо, что ты сейчас сидишь в своей холостяцкой квартире, ешь сухие бутерброды, и пьёшь дешёвое пиво. Ах, мой мальчик, мой племянничек, Патрик. А ведь ты такой красавчик. А здесь такие дамы. А ты такой любитель этого товара. Собственно ты и загремел в ранг шпиона по этой линии. На эту наживку ты крючок и заглотил. Но, Патрик, не горюй. Я здесь за двоих постараюсь.

                Глава20.  Штаб ВДВ.
 Полковник Докин вошёл в приёмную, поздоровался с адъютантом.
-Доложи.
-Входите. Ждёт.
-Поздоровались.
-Что, Фёдор Иванович?
И командир полка начал рассказывать.
-Стоп! Остановись, Фёдор Иванович, сейчас добавим нужных.
-Сюда быстро тыл и разведку. Срочно, -приказал адъютанту командующий.
-Повтори Фёдор Иванович для них с самого начала.
-Народ призадумался.
-А что, гвардия, поиграем?- улыбнулся Командующий. Сейчас потрудимся. Продумаем. И твои пожелания учтём. Сутки погуляй по городу. Полюбуйся. В театр сходи. В цирк.
-У меня свой цирк каждый день.
-Так то мужской, а здесь во какие акробатки. На высоте, без страховки какие сложности творят. Вот бы тебе таких.
-Не! Ещё женщин не хватало. То не Армия будет, а Европа.
-Ну, да, -согласился командующий. Не война. Пусть девчата своим женским ремеслом занимаются. Детей рожают. Ты прав, Фёдор Иванович. Ну, иди гуляй. Или вместе головы поломаем.
-Не. Я вас смущать буду. Пойду погуляю.
.

                Глава 21.  Морская и пешая прогулки.

 Корабль, на который мы погрузились, явно военный, хотя орудийные стволы не громоздятся на палубе, нет  пусковых шахт для ракет. Собственно, пустая громадная палуба и надстройка, что возвышается посередине, чуть к носу. Там, на самом верху крутится антенна локатора. Конечно, кормовой флаг. И пара флажков на самой надстройке. Время от времени эти флажки меняются. Вероятно, это сигналы для всех, кто идёт в кильватерном строю. Нас, в смысле кораблей, много. Мы видим впереди четыре и сзади четыре. А что далее, уже не видно, ибо как то всё расплывается. Погода тихая, нет качки, которой всегда опасались. Тут либо льды её успокаивают. Либо вода тяжелее. Холодная. И её не раскачать. Но скорее всего, просто, тихо. Сколь видно, море чистое. Льды не сплошные. И наш караван слегка виляет меж ледовых пространств. Здесь обычные, земные, измерения не подходят. Здесь всё на громадные пространства. И глазу не за что зацепиться. Идём и идём. Изредка притормаживаем и протискиваемся в ледяной каше. Это, как мы понимаем, ледокол пробил проход в поле, которое обходить не имеет смысла. Лучше пробить проход. Но, это по нашему пониманию, ибо никто ситуацию не озвучивает.
Корабль серый. Так называемая «шаровая» окраска. Цвет такой. И не голубой и не чёрный. Как бы светло- черно -голубой. Не маркий.
  На палубе можно стоять сколь хошь и не надоедает. Хотя и смотреть не на что. Вода, Льдины. Берегов нет. Как бы и однообразие, а вот стоишь и стоишь.
Проходили мимо очередной льдины. Совсем небольшой. Этак метров 200 на 200. А там белый медведь. С расстояния, как не очень большой. Спокойно сидит, как на стуле, и смотрит на нас. И мы для него не опасность и то, что он на льдине, далеко от берега, его, видно, ни сколь не тревожит и паники не вызывает. Чувствуется, что он дома. Хозяин ледяной «тайги». А что ему, действительно, волноваться?  Холода не боится. Еды полно. Опасностей нет. Кто его может побеспокоить? Только что человек. А человеку, здесь, не до него. Своих задач нарезано выше головы. Собственно, даже и посмотреть на него служащим некогда. Это мы, ротозеи, можем себе такое позволить. Ибо мы сейчас просто пассажиры. А морячки, команда, работает.
 Мы их и не замечаем. Каждый занимается своим делом. А у нас только сон. Утром зарядка, с небольшой пробежкой вдоль борта. На всё про всё час. Кроме политзанятий, ничего нет. Тут, конечно, наш майор вольничает. Как хочет. Может и с утра, после завтрака, всех усадить и долго вливать новости планеты. Северная тема у него закончилась. Он теперь более по югам  промышляет. Сегодня, например, он про Эфиопию рассказывал. Собственно не про страну, а про царицу. Что жила-была такая умнейшая царица Савская. В её владения входили громадные земли. И сама нынешняя Эфиопия, Йемен, который отделялся узенькой, в 15 км.полосой воды Красного моря. И вся широкая полоса вокруг. Тётка была умнейшая и правила, с полным приложением своего ума. Государство процветало. Не было нищих. Золото, благовония, всяческие недра торговались по всему миру. 
   Был хороший флот. И её купцы проникали всюду. Как то она прослышала о мудрости сына еврейского царя Давида, Соломона. Конечно, по сравнению с ней, это был провинциальный, местного значения, царёк. Но мудр. Ибо о его этом даре разнеслось по всему свету. Царице это , край как, интересно стало. Ибо она справедливо считалась самой -самой в этом мире. Вот она собрала себе компанию, или как сказать, посольство, и возглавила его сама. Приготовила богатейшие подарки. Говорят такие, каких в Иудеи и нет, если всё собрать в кучу. Заготовила сложнейшие вопросы-загадки. И двинулась. Но когда встретилась с Соломоном, она поняла, что его, Соломонова мудрость не земная. Это свыше. И весьма его зауважала. Может,  и влюбилась, ибо кто их, царей, разберёт. И, вероятно, как совершенно умная, решила соединить мудрость Соломона, со своим умом. Родила сына. Который долго и мудро правил Страной. Это Менемен Первый,
 Тут и странностей куча. Эфиопы чёрные. Негроидная ветвь. И иудеи от негроидных, как бы. А Соломон –белый. Царица Савская - белая. И Менемен, конечно, белый.
 Чуть на Север, там чернота спадает. Алжир, Египет, Морокко. Там же и Мали.
Наш замполит, как и призадумался. –Вот ведь как интересно всё. Тысячелетия проходят, века век сменяют. Всё смешивается-перемешивается. Тонут в пучине океанов целые материки, а память не гаснет. Народы хранят свои предания. И не только предания, но и язык, культуру, музыку.
Учёные, время от времени, раскопают что. И тут глядишь, подтверждаются всякие сказания и легенды неоспоримыми артефактами.
  Кто был в Америке, -неожиданно вопрошает майор?
  Никто? Жаль. Нет, не на капитализм смотреть в натуре. Не на их перенаселённые города или что.
  А слушать блюз.
 Гвардейцы заулыбались: -ну, майор, ну, шутник. Катить в Америку послушать блюз.
А кто знает, что такое блюз? Поднимите руки.
-Ого, все знают.
  А откуда он взялся? Кто его на свет народил? Вот, Баев, ты руку поднял, что знаешь и слышал. А дай ка ответ, на мой вопрос. Хот я знаю, но мне хочется услышать, как вы, молодёжь, это понимаете.
  Я так понимаю,- начал Иван, наш отделённый командир, -это родилось в кабаках, может и таких, где особенно подвигают к интиму. Знаете, так это под музыку, чуть поддать и тянет на подвиги женского толка. А тут тебе и бабоньку подсунут. И денежку изымут, и всё по плану заведования. И музыка эта так и располагает, так и влечёт. Где родилось? Трудно сказать. Скорее всего где то на Югах. Где нет такого тяжёлого труда, как у нас, на русских просторах. И  есть время побездельничать. А, может, и в  самой Америке. Хотя я склоняюсь к мысли, что это негры-рабы с собой принесли. Почему так думаю? - да у них в оркестрах сплошь негритосы. И играют классно. Как своё, родное.
 Ну, Баев, ты настоящий аналитик-мудрец. Это точно. Блюз родился в Африке. И таком знакомом всем месте-Сахаре. Да, в Сахаре, где ныне такая большая пустыня. И легенда, что сохранялась веками, полностью подтверждена артефактами.  Тут, если быть точным, сама музыка родилась несколько в стороне. Помните исчезнувшую Атлантиду? Вот там, но перекочевала в Африку и здесь пустила корни и сохраняется до нашего времени без изменений.
 Всё происходило примерно так. По нам неизвестным причинам, скорее это геологические процессы, а, вероятно, и воздействия от Ориона, на что ссылаются некоторые авторитеты, часть земли, в районе нынешних Канарских островов, опустилась. Утонула. Со всеми городами, строениями, людьми. Так как это было явление катастрофическое. Неожиданное. То всё погибло.  Однако часть людей, по разным причинам спаслась.
 И вот, в третьем веке, на белом редкостном верблюде в оазис Тафилальт, что в Атласских горах Марокко, въезжает некто Тин-Хинан, как бы принцесса с чернокожей служанкой Такомет. Она, эта Тин-Хинан,  была почти двух метров роста. Белая. Красоты необыкновенной и, конечно, высочайшего ума, раз вся округа признала её своей царицей. Она крепко взяла власть. Создала огромное, богатейшее государство и правила оным со знанием дела. При ней получили высочайшее развитие все стороны государственной деятельности, особенно культура. Художники, архитекторы, скульпторы… И особенно музыканты. Она сама привезла с собой удивительно красивые мелодии. Нечто сказочное и завораживающее.
Интересна была она и в поведении с многочисленными поклонниками  - она их убивала. Своими руками или как, но живых не оставалось. Так же действовала и служанка.
  Мужчины пасли скот. Воевали. Воевали и женщины. Они были высокого роста и совершенно воинственны. И получилось так, что вся власть у женщин. Полный матриархат. Женщина, как хочет, так и одевается, оставляя полностью открытым своё лицо. А мужчина, в знак покорности, покрывает свою голову и нижнюю часть лица. Но мужчины не ропщут. Принимают это с большим уважением. Как к решению уважаемого человека и уже, как закон.
Хоть женщина и вольна, но разврата нет и в помине.
Так вот. Эта царица, Тин-Хинан и принесла эту музыку. И скрипочку, которая называется имзад, что делается теперь, из тыквы и жил верблюда. Может это и не от Атлантов напрямую, а из местного материала, но вполне приемлемую, раз сама царица на ней играла. И только женщины имеют право играть на ней. А в народе даже приговорка такая появилась, что когда воины возвращаются из набега или войны без победы, то они качают головами и сетуют, что ныне не услышат звуков имзада. Т.е. никто их приветствовать не будет.
И народ сохраняет эти мелодии. Те, которые исполняла сама Тин-Хинан. Сохраняют столько веков без изменения.
 Вот отсюда и пошёл блюз. Та завораживающая музыка.
Кстати от Тин-Хинан образовался народ благородных  -ихаггерены, а от служанки, чернокожей Такомат- имрады, вассалы. То есть, как и сама служака, народ подчинения.
-А нынешние пустынные жители, тауреги,  и есть их потомки. Хотя таурегами их называют посторонние. Эта как кличка, типа «жид». Сами себя они зовут по иному. Если не ошибаюсь, имохог-свободные люди. И хоть. как таковой государственности и территории не имеют, но, по факту, вся Сахара у них. И не за горами, когда они будут иметь своё государство. Стоит им самим это только захотеть. И все формальные вопросы порешат мигом.
А гуанча, что живут на Канарских островах, и есть потомки атлантов. И они очень схожи с таурегами  (имохогами).
  В 1925 году археологи обнаружили захоронение Тин-Хинан. Из громадных каменных плит мощное сооружение. Останки женщины, под два метра. Богатейшая утварь. Посуда, запасы продуктов. Украшения. Оружие. Одиннадцать комнат. С великолепной резьбой. Изумительной красоты всё.
   -Вот такова история этой чудесной музыки и её автора. Женщины из Атлантиды,- вздохнул наш майор.
 Мы стали замечать, что запмолит, вероятно, исчерпавший Арктические темы нашим островным трудом, переключился на темы южные. Вероятно, сверху тематика регулируется и, уж не светит ли нам, воочию увидеть Тин-Хинан. Послушать её музыкальные шедевры и …и позагорать под южным солнцем, наблюдая в небе не северное сияние и Полярную звезду, а Южный Крест.
 Мы продолжаем валяться на своих жёстких койках, которые весьма плотно установлены и привинчены к полу. Так и этак раскручиваем сюжеты из жизни этой легендарной царицы. Удивляемся мужчинам –таурегам и…совершенно неожиданно приходим к мысли, что матриархат для мужчин более полезен, даже выгоден, чем ноне имеющиеся.
 А что?  Как курсант или солдат первогодок всегда. Всё за тебя решают командиры. Обут,  одет, накормлен.  Вымыт в бане. Всегда чистое бельё. Постоянный надзор медиков. Что тебе ещё надо? Мозгами шевелить? Зачем? Они ещё не развиты. Пусть те управляют, у кого знания, опыт, умение.
 У солдата, до поры. Потом лычки. Потом назначение. Потом командирская работа. Тогда сам опекаешь, няньчишься. Оберегаешь. Воспитываешь.
 А у имохогов? Это навсегда. Никаких забот и умствований. Всё решено. Ты за широкой спиной, или какое там место шире. Рули куда прикажут. И нет головной боли. И жену выбирать не надо. В сомненьях страдать. Что дали, то и твоё. Ответственности ноль. Командиры за всё отвечают. .
Ох, сколько же мы костей перемыли и Софье-царице, и Елизавете Петровне –царице тоже. И Анне и Екатерине, как первой, так и второй.
 Повезло же людям. С самой Атлантиды имели государыню. Да ещё с такой строгостью к поклонникам мужиками. И так всё удачно и крепко скроила и скрепила, что до сей поры надёжно работает. И никто не помышляет к переменам. Однако!
 Но сколь льдинам не меняться, сколь винтам не крутиться и взбивать холодную арктическую воду, но показались берега. Совсем не высокие горушки. Сине –коричневого оттенка. Даже с краснотой. Мы все на палубе. Вглядываемся в этот берег и гадаем.  Кто что помнит, тот и называет. Кто Печенгу, кто Воркуту, кто Петропавловск на Камчатке. Кто и про Владивосток махнул. Ачинскую бухту припомнил. Весь Север перебрали.
Однако ошиблись все. Мы втягивались осторожно в бухту, прошли мимо островка и причалили. «Хатанга».Так это ж совсем середина нашего северного побережья. И что так долго топали? По нашим понятиям, так должны быть уже за Чукоткой и Камчаткой. Но, как видно, наше замкнутое пространство корабля и широкие просторы Арктики ввели в ошибку нас.
 Как обычно; - Становись! Перекличка. И наш батальон сходит на берег. Оркестра нет. Моряки повисли на ограждениях борта и нам машут ладошками: прощай, братья, держитесь! Всего вам хорошего. Корабль расцветился флагами, это на морской азбуке тоже как до свидания. Позвенел трелями звонков и отвалил от причала. У них своя работа.
 А мы? А мы, нагруженные как ишаки: -ранец, парашюты, оружие, -топаем по какой то мягкой подушке, пропитанной водой по совершенно ровной поверхности в пустое пространство. Ибо глазу не за что зацепиться. Пусто.
 Через час остановились. Вода по щиколотку. Как только стали, так и начали погружаться в некое, не знакомое вещество, которое землёй назвать невозможно, но это и не эфир, и на нём выросло то, что пружинило под ногами. Стоим. Тонем. И никто из нас не знает, чем это кончится. Если переступать ногами, то тонешь ещё быстрее. Если стоишь столбом, то кому как.  При равном весе зависит от площади подошвы.
 Впереди, если можно так сказать , полная неизвестность. Мы видим, как собрались кучкой, у комбата,  ротные. Они тоже погружаются. Ибо так же нагружены. Развернули карту. Всматриваются. Но не видно никаких горизонталей, по которым можно выбраться на бугорок. Нет этих бугорков или не нанесены на карту. И тогда комбат принимает решение: -поворот «все вдруг» на 180 градусов. Развернуть взводные колонны по 11 и топать обратно. Топать туда, откуда пришли.
  Кое как выкарабкались из своих продавлин. Развернулись широкой полосой и двинули на Север. Как и сил прибавилось. Вот и показались строения на берегу. Ещё пошли резвее. Правое крыло вышло на твёрдый грунт. Медленно подтягивается остальное войско.
Становись! Доложить о наличии личного состава. Снова проверка. Доложились. А что дальше? Связи нет. Здесь Север. Наши радиостанции только скрипят  и  трещат. Людей нет. Только бревенчатый причал, да десяток больших сараев. Пока стоим в строю. Командиры посылают в разведку по этим сараям. Замков нет. Вероятно, здесь и не принято. Охраны нет. Вероятно, и это не принято. Докладывают. Комбат улыбается. И мы топаем к приземистому огромному бревенчатому ящику. Рота втягивается в него и лишь на треть заполняет. Толстым слоем на полу лежат короткие доски. Такое впечатление, как кто долго перебирал и искал что то.
 Ротный быстро поделил пространство на взводные площади. Дал команду сложить доски в штабеля. Под ногами оказался твёрдый грунт. Нечто похожее на глину. Живём. Уже не тонем. И по всему видно, это нам надолго.
Поэтому оборудуем стеллажи. Складываем имущество и разгибаем спины. Хорошо! Ах,  как хорошо. Ротный обошёл взвода. Кое что подсказал и загорелись костерки. Два на отделение. Дым уходит вверх, там просачивается сквозь обшивку (наверно так и задумано), а мы сушим свои портянки. Ставим  на колышки сапоги и греем замёрзшие и отмокшие пятки. Всяк строит кресла-лежаки. Умащивается удобнее и вспоминает, что с момента появления на суше – ничего не ели. Оно не смертельно, но как только чуть прогрелись и подсохли, вопрос стал.
   Сколь не скреби в ранце, противогазовой сумке или в карманах - шаром покати. Пусто. И захотелось пить. Этот вопрос ротный решает легко: - два человека от отделения и набрать воды у причала. Принесли. Попробовали. Не совсем пресная, но вполне сойдёт.
 Ротный взял взводных и ушёл к комбату. Долго не было наших командиров. А мы согрелись, оставили у костров наблюдателей и впали в дрёму. Так и хорошо. Огонь живой. Быстро прогревает застывшие ноги. Тепло уже до макушки продвигается. Только и смотри,  не спались. А небо светлое. Что там день или ночь? Дремлем.
Вот и командиры вернулись. Тоже приняли горизонтальное положение. Утихли. Вероятно,  комбат дал единственную команду: не потерять людей. У ворот стоит теперь караул. Никого не выпускать. Первое отделение уже оборудует ротный туалет. Точно чувствуем, что в 6.30 будет подъём, зарядка. Далее,  по плану командиров рот. С тем моментом, что время завтрака, обеда и ужина обозначится, как личное время.
 Наш ротный никого не беспокоил. Обошёл все отделения. Перекинулся парой слов и отбыл в свой «штаб», где ему соорудили некие палаты с таким же костерком и положили запас дровишек. Т.е. те же доски разломанные по длине.
 Народ притих, только наш Колосков шепчется с Пупковым. Тот ссылается на ротного, но Колосков что то втолковывает Стасу и ротного озадачивать не хочет. А мы слушаем и наблюдаем. Всё не так тоскливо.
Вот Стас распаковал свою рацию. Достал нож. Ковыряется. Колосков внимательно наблюдает. Что то шепчет. Но Стас только плечом поводит: сам знаю. Помолчи.
 Но в 06.30 набежали. Рота подъём. Строится. За мной шагом марш. И мы выбираемся на причал. Так же пустынно. Никого. Интересно, а как далеко до людей? Может надо вдоль берега? Не в пустынные пространства топать. Это не центральная полоса, не степи Казахстана или Семипалатинска.
Но раздаётся команда: - бегом марш, и мы взводными колоннами трусим за командиром. Чуть дальше первая рота, и вторая. Армия!
 Побегали. Достали воду. Умылись. Автоматически, рефлекторно в ушах слышится: -на завтрак, повзводно, шагом марш. Но это только в воображении. В натуре – глухо! Явно завтрака не будет.
 Замполит рассказывает о Древней Руси. Сколько ж он всего знает. И к месту приложит. И к конкретному положению. Вот и кормит нас, в отсутствии харчей материальных, духовной пищей. Сегодня он припомнил Новгород. Тот первый. Старый. Его уставы, вече, порядки. Как выходили отряды на освоение новых земель. Поселялись. Сообщались с, там живущими,  или в одиночестве строили городища. Как это было трудно и интересно. Новая земля. Пространство громадное. И …никого на сотни и сотни вёрст. Какие заводили порядки. Общинное житие. Выборных командиров. Из тех, которые проявили себя перед всеми в таком трудном и долгом переходе. Реальных командиров. По сущности своей.
Приходит час обеда и подаётся команда: -личное время. Приступить.
Приступаем. Трепаться не хочется. Сон в руку не идёт. Живот уже и не тянет жалким голосом. Он всё понимает. А Стас и Колосков всё копаются в рации. На третьи сутки рация часто-часто заморгала .Морзянка. Все уши торчком встали.  Не поднимаясь,  насторожились.
   Стас отбивает: батальон на причале. Там где разгрузились. Потерь нет. Еды нет. Вода условно-питьевая. Заболевших нет. Продвигаться по маршруту невозможно. Тонут ноги.
Телеграмма ушла.
  Это уже что то! Стас освободил одно ухо и слушает комбата. Потом снова бросает в эфир: -прошу доработать маршрут движения с возможностью остановок. Там, где принимают депеши, наверное,  чешут за ухом. Что за вопросы. Ты командир, где определишь, там и отдыхай.  Им и в голову не приходит, что остановившись можно погружаться. И на сколь, никто не знает. И что идти вслед друг друга невозможно. Первый по  щиколотку, второй в пол колена. Под ногами размешивается, расплывается. Да и температура нулевая. И вода талая. Ей сквозь сапог, что сквозь тряпку. Насквозь. Без препятствий.
Однако без решения не бывает. Загудели – заиграли провода, как поётся в одной из старых песен…И, на пятые сутки нашего бездействия, подвалило нечто широкое, плоское. Ржавое. На борту цифры и буквы. Гордого названия типа: -Смелый или Буйный…нет. И команды нет. Только в фуфаечке и резиновых сапогах мужичишко. А из-за спины выглядывает некто – нечто широкое и узкоглазое, как бы женское лицо. О люди? И это всё, что смогло наскрести наше великое государство?
Командиры поднимаются на этот корабль. Здороваются. Улыбаются. Следуют команды и наш батальон,  со всеми шмутками,  растворяется на этой посудине. Это 600 человек! И палуба почти пустая. Но наши носы уже улавливают запахи еды. Чем пахнет? И дадут ли в неплановое время. И ведь надо очень осторожно. Только по чуть. Мы это знаем. Только чуть чуть. По паре ложек. И воды. Воды можно вдоволь.
 Чёткие команды. На палубу приносим доски. Делаем как скамейки, столы. Собираем котелки. Отделённые командиры ныряют вниз и выносят …по две ложки на брата пшённую кашу. Она щедро пахнет рыбой. И ужасно вкусная. И   мы не едим. Мы слизываем языком.  Растягиваем удовольствие и приучаемся к еде. И долго вылизываем запах. И даже чувствуем сытость. А эти  раскосенькие глазки щедро льют слёзы и языком слизывают их.
 В животе явно потяжелело, потянуло в сон. И команда так и обозначила: -к послеобеденному сну –приступить. Мы топаем домой. Вот и этот безразмерный сарай стал нашим домом. Как человек быстро обустраивается и налаживает жизнь. И по дороге, как невзначай, хлопаем Стаса по спине. Это он сумел пробиться через все помехи, через друзей коротковолновиков в могучее военное ведомство, которое нашло и пригнало эту плоскодонку ( в нашем понимании), да ещё с харчем. О Великая Страна! О единое руководство. Наш могучий Союз.
Харчимся четыре  раза в день. Понемногу доходим до обычных норм. Пища без изысков: пшёнка. Немного масла. Какого? Не понять. И…рыбные консервы. Да, и килька. Наша черноморская килька в томатном соусе. Говорят, здесь это деликатес. А не деликатесы, это лосось, горбуша, крабы, красная икра. На пятый день, по окончании вынужденного глубокого поста, мы уже толстым слоем мажем пшонку этой икрой и ( хлеба нет) уплетаем. А всё это время, пока мы приходим в форму, наша самоходная баржа, так определим мы её, топает по воде. Что это? - уже река или ещё море? Берега угадываются далеко. Вода уже пресная. Но нам дают из запасов этого «диназавра», как его окрестил наш Колосков, исследовавший всю посудину от носа до кормы. Уже строгий распорядок. Армия везде блюдёт режим загрузки личного состава. Ни минуты брошенности, безделья. Всё под управлением и контролем.
Рассказывают:- Россия готовилась к войне. Собрано войско. 300 000 воинов. Разбиты лагеря. Идёт учёба. Надо уже и выступать, а от царицы нет команды. А Армия без дела, это почти катастрофа. Либо в деле (войне), либо в местах своего постоянного пребывания. Так вот, А.В. Суворов выходит пред это громадное войско и как бы передаёт просьбу Государыни: -братцы, просит императрица наша, матушка Государыня, вырыть ей здесь озерцо. И приступило войско перемещать миллионы тонн грунта от селя до селя. Вырылся совершенно приличный котлован. Вот уже и водой заполняется  от родников, открывшихся в грунте. И солдатики уже купаются. Дисциплина падает. И тогда, наш мудрый фельдмаршал вновь строит войско. Падает на колени. -Братцы, простите старого меня, не тут, где сделали, а вот чуть дальше надо. И войско вновь долбит землю. Переносит на десяток километров, отсыпая дамбы-берега. И Александр Васильевич спасает армию от потери дисциплины и потери здоровой формы. Так и образовались великие Суворовские пруды, что под городом Тульчин. И сейчас они в прекрасном виде. И мало кто знает, что они рукотворны.
 Мы ещё бегаем на утренней зарядке, как подваливает небольшой кораблик. Швартуется к борту нашего «линкора». ( Вы знаете, здесь всё относительно. Где то этот корабль выглядит совершенно серьёзно. А здесь. В безбрежности пространства он теряется. Пылинка мироздания. Капелька в беспредельности морского, или точнее скажем, российского  простора. Всей этой, непомерной плоскости). Появляются морские офицеры. Здороваются. А мы бегаем. Тепло. Хорошо. Ноги не тонут и не мёрзнут в снеговой жиже. Что ещё надо? Молодость!
 Расстелена карта. Сплошь серо-зелёное. И то место, где находимся сейчас,  есть устье реки. На карте довольно короткой и тонкой. А в натуре…Аууууууу где другой берег????? Это наши сибирские просторы. На ум приходит Европа. Узенькие улочки. Впритык, стенка к стенке дома. Скученность. И характер жителей  похожий. Отформован от построек. Сдавленности. Мелькает, что давай, Европа, вся! Со всякими Даниями, Монаками, Люксембургами, Парижами и Берлинами. Вот сюда. На этот берег. Размещайтесь широко. Просторно. И всё одно пустынно будет. Проглотит вас Сибирь. Север. И ещё запросит.
 Взводный долго штудирует карту. Срисовывает себе на планшетку. Мы посмеиваемся: ты чо? В одиночку хочешь топать? Кто тебя, молодой, пустит. Тут дивизиями ходить можно. В одну шеренгу. И не зацепишься. А то и потеряешься. Ищи тогда.
Но мы ошиблись. В какой то час, когда вся рота спала:  - подъём. Выходи строиться. Одеваться!
 Надели ранцы. А они уже с запасом харчей. И тянут кило на 7-8. Сверху парашюты, запаски, оружие. Итого около 30. Попрыгали. Утрясли.
 За мной,  шагом марш.
 Сошли на землю. Топаем. Привыкаем к ходу. Втягиваемся в ритм. День, второй, третий. Не без того, что с передыхом. С днёвкой и ночёвкой. Но главное действие – шагай, крылатая гвардия. Шагаем. Грунт твёрдый. Идём легко. Колосков мудрый. До порога усталости не доводит. Дробит маршрут. Видели куропаток. Бегают большими стаями. Нет, бледно сказал. Большими площадями. Вот как некое пространство вдруг зашевелилось и понеслось. И остановилось. Замерло. И опять беспредельность и как бы безжизненность. Но, нет. Каждая пядь живёт. Копошится. Выполняет свою жизненную функцию. Этого мы пока не замечаем. Пыхтим под грузом, который помаленьку уменьшается, ранцы облегчаются. Только парашюты и оружие стабильно гнут к земле. Но, уже и привыкли.
  На пятый день нюхом почувствовали, жильё. Люди. И прорисовалась тёмная полоса леса. Легче задвигались ноги. Поднялись головы. Но Колосков не даёт разогнаться. Держит ритм, скорость. И…стой! Строит взвод в одну шеренгу. Тщательно осматривает. Объявляет часовой отдых.
 Ах, Колосков, Колосков. Быть тебе большим генералом. Мудр, ако змий. А про кроткость, пока не разобрались. Но народ, нас, бережёт. Это точно.
Отдохнули. Привели себя в порядок. Т.е. подготовились красиво войти в посёлок. На люди!
 Входим.
                Глава 22. Опять за бугром.

Там, далеко за океаном, или делать нечего, или зудит в одном месте, или действительно беспокоятся о том, что бы всем, во всём мире, жилось лучше?
 Трудно понять.
 Хотя мысль склоняется к тому, что они стараются для себя. Это сущность капитализма и её ничем не исправить. Мир меняется. Уже и колоний нет, и создались самостоятельные государства. И разбойные походы, как бы поутихли, но Штаты всё время лезут в структуры управления всех стран.
 Неймётся.
 А всё потому, что хочется, ах как хочется получать максимальные прибыли. От всего! Вот и действует разведка, диверсанты, армия.
Сегодня, в одном из отделов разведывательного центра ломают голову о наших северных территориях.  Надо к ним протянуть свои лапы. И если глянуть на десятилетия вперёд, это им удалось. За счёт наших внутренних высокопоставленных врагов России. Но это будет потом, а сейчас они хотят удостовериться в двух вопросах: действительно мы решили охранять эти территории серьёзно. И действительно ли на это направлены 237 и 226 ПДП. Особенно 226. Он как заноза сидит в их черепных  коробках и изыскивают случаи поквитаться за свои неудачи.
 Адмирал Букколини сердито смотрит вдоль ряда военных.
- Господа, я получил приказ лично  от самого президента. Оно сформулировано предельно чётко: выяснить, как русские охраняют северную территорию. Мы следим за их флотом. Мы висим на хвосте их подводных лодок. Но мы не знаем, что делается на островах. А надо знать!
 Простите, адмирал, а для чего? Это их острова. Что нам с того?
-Полковник Шранк, это не вопрос. Это ваша отмазка от выполнения приказа. А приказано знать, значит! - на стол к президенту надо положить отчёт. И если вашим морпехам слабо, так пошлём туда элиту.
-А что элита, -пробурчал адмирал Грейс, -как что не идёт, так и элита. Нас уже на мелкие части растащили. Все регламенты порушены. Во все дырки суёте. Страховщики цены подняли в разы. Скоро и страховать перестанут.
 Но Букколини неумолим. Он гнёт своё и своей властью давит все возражения.
 Вот и сидят теперь два Грейса в кабинете. Расстелили Севера и «ползают» вдоль наших островов. На карте всё. И высоты, и рельефы, и грунты, и кучи цифр. Теперь и количество радиомаяков, что, в переводе, численность воинов. Они размышляют: - что  надо дать Букколини?  -1. Действительно ли войска стоят на островах. 2. Какие подразделения.
 Маяки подтверждают наличие. Маяки есть только в 226 полку. Вероятно и в 237. Но это предположение. Раз маяки работают, значит и войска там. О чём голову ломать?
 Но этому макароннику дай подтверждение. Дай фото.
 Ладно, Грейс, -говорит адмирал. Готовь предложения. Рассмотрим.
А поздно вечером из Бостона, старенькая по классу, но ещё крепкая и добрячая ПЛ ХХ1 серии, из бывших трофеев Второй Мировой войны ( 15 000 миль хода, 230м глубина погружения. Длина почти 80м и ширина более 7м. две сдвоенные 20мм пушки. Экипаж 55 человек), выползла из эллинга и сразу ушла под воду. Только дежурная смена базы наблюдала и обеспечивала выход. Всё остальное в полной тайне.
На борту лодки пассажиры. 45 спецназовцев адмирала Грейса и его однофамильца. Командует спецами капитан Шлеффер. Ему 38 лет. Кличка –железный Гарри. Он блаженно растянулся на своём пробковом матрасе и спит. И будет спать весь переход. Ибо это его коронное состояние. У него две крайности:  крушить и спать.  Его команда по кубрикам.  Тесновато. А на такой серьёзный переход, капитан, командир лодки, отказался хоть на сколь уменьшить экипаж. Конечно, как боевая единица, лодка не стоит в штате флота и в ней кое что просто вырезали. Особенно в торпедном отсеке. Там пусто. Но там и навалено всякое имущество пассажиров. Которого навезли предостаточно. Ибо операция запланирована на два месяца. Тут только Атлантику бороздить месяц. Да вдоль островов не меньше. Потом и домой надо. Не сдаваться же русским. А всё, как улитка носи с собой. Ещё и не забылся 108 суточный переход такой немецкой подлодки, когда уже война закончилась и «папа Карло», родной отец немецких подводников, адмирал Карл Дёниц,  приказал не тонуть, а сдаться союзникам. И тогда две лодки ушли в Аргентину. И командовали, по сути , мальчишки. Капитанам, командирам тех лодок было по 24 – 25 лет. Хайнц Шеффер и Отто Вермут. И дошли. И команды сохранили. Потом лодки ушли в США. А теперь и командир этой подлодки, по фамилии похож. Марк Шеффер. Или, даже, однофамилец. Может, и сын того героя.

                Глава 23. Мировые  секреты.

Хоть как ни секретничай,  как  ни хранись, а депеши ложатся на столы различных ведомств и стекаются в Главное Разведывательное Управление. Ещё они стекаются и в  Комитет. Но там не скрадываются, не умалчиваются, а пускаются в работу. Оная корректируется и превращается в приказы. А приказы принято исполнять.

                Глава 24. Аналитический отдел.
 Чарли не бабник. У него милая жена. Детишки. Прямо таки роскошная тёща. Детишки, все поголовно девчата. Поэтому Чарли женский пол как бы и поднадоел. Поэтому он и не обращает никакого внимания на всех сотрудниц конторы. Есть и есть. А так, что бы рассмотреть, пощёлкать языком или перемыть с приятелем пару косточек или попочек- нет. Чарли до этого не опускается,  и по своей порядочности,  и по щедрости своего семейного окружения.
Но сегодня он смотрит на Джозефину  и поражается. Она  в новом, с иголочки,  мундире. И как это надо так, быть в строгом военном костюме, а смотреться, простите,  как в одном кружевном белье. Да и то не полнокомплектном. Чарли, просто в упор, разглядывает своего начальника. Вот мундир. Китель. Застёгнут под горло на все пуговки, а видится вся крепкая грудь. И не то что декольте, а до пояса.
Уж не заболел ли я, -думает Чарли. А глаза сами опускаются вниз. И там та же ситуация.
 Генри, - подзывает Чарли своего помощника, - глянь на шефуню.
-Гляжу.
-Скажи, она в мундире? Одета? Или это мне только кажется и мнится, что не может она быть без погон.
-Генри всё понял.
-Нет, Чарли. Она при мундире. Но так смотрится, как его и нет. Это она у Ллойда теперь обшивается. Тот, стервец, берёт дорого, но…как видишь.
 -Ну и что она перед нами вырядилась? -не сдаётся Чарли. Мы её почти голяком сколь раз видели на всяких променадах. Чего тут?
Не бери в голову. Сегодня она к адмиралу Букколини топает. Тот ей козни давно строит. « Слабый анализ. Нет глубокого проникновения в тему…». А итальянцу недавно,  сам Президент хвост в мелкие колечки завил. Вот он и раздаёт эти «колечки» всем, кто хоть чуть под ним. Понял?
-Понять то понял, но как это надо так сшить, что и есть, а и нет.
-Это, Чарли, твои аналитические мозги так работают. Взаимные связи, ассоциации, обобщённые блоки, суммирование элементов….
-Да, уж,- проворчал Чарли и уткнулся в свои бумаги.
 В отделе тихо. Чуть шумят механизмы. Народ трудится над своими ребусами.
 У Джозефины звонит телефон. Все смотрят друг на друга. Кто подойдёт. Чарли поднимается :-я Чарли, слушаю.
-Далёкий голос испрошает, -где Джози.
-У итальянца.
-Как надолго?
-Не знаю, Фред. А  что случилось?
-Я просил провеять вопрос о русских, что золото моют недалеко от меня.
-Фред. Сиди, не рыпайся. Я делал исследование. Ничего тебе не светит. Только потеряешь больше. Грызи свой сухарик и радуйся, что не попёрли тебя, со всей компанией, новые власти.
-Чарли. Они по 30 тонн каждый месяц возят в центр. Каждый рейс по 10. И рядом. Только, как маслом по губам, а всё мимо. Подумай, Чарли. Может, есть какой вариант. Ну,  хоть разок. А там я всю свою шайку разгоню.
 -Что значит разгоню, -возмутился аналитик. Куда их денешь? Живые люди. Они погибнут там.
-Чарли, 10 тонн! Подумай. Твои 10%.
Не надо мне процентов. Погибнешь. Нет вариантов. Тут Джози увивалась на эту тему. И параллельно давала почти всем. И многие дела отодвинула. Мы пахали две недели. Кучу всякого добра перелопатили.  Не светит ничего. Не рискуй. Даже, прости, Фред, даже с пьяну. Там не пионеры в красных галстуках и горном, под барабанный бой,  металлолом собирают. Там даже техника классом выше. Не говоря о мозгах. Ты, наверное, шефуньке наобещал золотые горы. И расписал, что все дураки кругом. Вот она и давит. Дождись. Позвони через пару часов.
 Хорошо, Чарли. Позвоню. Но и ты поколупайся ещё. И быстрее. Время отправки груза уже подходит.
-Не дури, Фред. Обожжёшься, а то и  сгоришь.

                Глава 25  У Ивана Петровича.
 Иван Петрович обустроился на новом месте обстоятельно. Уже готов большой внешний обвод комплекса.  Глубокий ров и вал исключают проникновение «любознательных». Вырос рабочий городок.  Пошли автобусы. Обустроен внутренний двор. Склады. Процесс пошёл. Руда оказалось более богатой, чем были данные. Пришлось корректировать. Местные власти таращили глаза. Как так можно? По честному. Не извлечь себе большего дохода. Молчали бы, да и вся. Нам наше, остальное ваше. Но Иван Петрович неумолим. Корректируем, подписываем заново. Те к королю. Докладывают. А король на то и король. Попинал слегка своих подданных, напомнил тот вечер, когда выбирали в друзья Россию, и подписал. Добавив, что процент остаётся по договору. А объёмы, по факту. Ибо это недра. Как заглянуть на глубины? Всё может случиться. Вот и очередные 10 тонн загрузили в самолёт и он, под прикрытием, нам уже знакомых лётчиков, отбыл к королевскому казначею.
 Но не всё так гладко и спокойно.  При перелёте видны были и чужие самолёты, которые висели сверху и шли, как привязанные. Потом появились они и над приисками. Подолгу писали круги. Явно кто то интересовался.
Иван Петрович, как говорят,  от греха подальше, укрепил внутренний двор. Соорудил высокую стенку, благо материала вдоволь. Окопал рвом, как и на внешнем контуре. Крепость. Установил довольно узкие ворота. Поставил караул. А вот как обезопасить перевозки готового продукта? Там небо. Там пустыня. Могут и сбить «грузовик». И растащат.
-Василий Иванович, здравствуй. Помощь нужна.
-Выкладывай, Иван Петрович. Как тебе климат местный? Что озаботило?
-Климат нормальный. Работаем. А вот озаботило…
И Иван Петрович рассказал.
-И ещё, Василий Иванович. Мне бы пару платформ сюда на постоянку. Хоть и не летать через континенты, но будет куда удобней, чем обычными путями. И, конечно, операторов. За ценой не постоим.
-Цены у нас стабильные, Иван Петрович. А на какую грузоподъёмность надо?
-Тонн на триста. Пятьсот.
-Есть у меня по тысяче. Лежат без дела. Две штуки. Это дам хоть сейчас. А с операторами чуть подождать. Сейчас они стажируются. Дней через десять будут готовы. Там сейчас новые системы управления мы внедряем. Толковые ребята. Считай, решили.
-Добре. Мои координаты вы знаете. Подготовлю площадку и приёмный маячок.
-Нет. Теперь маячок не нужен. Он сам сядет с точностью, какую зададите.

На 11 день какая то тень накрыла внутренний двор, потом прорисовались в небе два огромных прямоугольника. Они зависли в полуметре от земли, чуть повисели и улеглись. Конечно, хоть день и час рабочие, но народу собралось много. А на что смотреть то? Просто площадка. 60Х60. Высотой с метр. Вот и вся экзотика. Да на самом уголочке, в гнёздышке, на вращающемся  стульчике, молодой парень. Оператор.
-Вот она новизна, -прошептали десятки губ. Теперь с рулевым. Вот бы прокатиться.
А эти парни, открыли дверцы, как садовые калиточки, спустились по лесенке вниз и направились к Ивану Петровичу, ибо не узнать его было просто невозможно.
-Принимайте. Я Миша. А это, -Дима.
-Здравствуйте, здравствуйте. С прибытием. Как летелось-мчалось. Как долго в пути?
Операторы переглянулись,-в пути 15 секунд. А летелось, как в известной сказке: там закрыл глаза, а тут открыл. Главная затрата времени посадка на грунт. Но она и сама сядет, это мы для практики сажали вручную. Да придержали, что б посмотреть на ваше хозяйство. Просторно живёте.
Ребят разместили в домике. Покормили, предложили баньку. Те смеются, -да мы только из-за стола. Проголодаться не успели. Но у вас интересный харч. Это из местных продуктов?
Конечно. Самолёт гоняем каждый день в город. Там они нам заготавливают.
 Настал день отправки очередной партии. Прилетел грузовик. Четвёрка истребителей сопровождения. Сели. Отобедали. Ждут, когда погрузят. А никто не грузит. Только у платформы ворчит самосвал. Забирается и глушит двигатель.
Иван Петрович подписывает документы.  Самсон раскланивается и собирается отчаливать. Но парочка чужих самолётов его насторожила.
-Иван Петрович, это ваши?
-Нет, Самсон. У нас таких нет. Это не грузовики, как я понимаю. А что?
-Прошлый раз, такая же пара нас вела до самого дома. Они на пол пути прицепились. Теперь вот здесь. Как бы чего не вышло дурного.
-Самсон. Давай сделаем так. Ты свой грузовик оставь у нас.
-Нет, дорогой, при всём уважении и почтении не могу.
-Почему?
Там, в самолёте, чиновники казначейства, охрана, надзорные люди. Это мне виселица сразу.
-А можешь ты свой грузовик перекатить к вот этому самосвалу?
-Конечно. Но зачем?
-Дай команду и пойдём в тенёк. Я тебе расскажу. А сам подозвал Мишу, -Миша, перегони к их «Геркулёсу», закатите и перегоните на их базу. Груз в самосвале. Там опрокините и домой. Понял?
-Так точно. А документы?
Документы у Самсона.  Он будет в самолёте.
-Самсон ,-обратился Иван Петрович, -твою телегу поставят на мою карету. Они моментом будут на вашей базе. Ты с ними в самолёте. Груз в самосвале. Там он кузов опрокинет и всё ваше-ваше. Самолёт скатите и карета вернётся домой. А что касается твоих сопровождающих, так пусть они пощиплют этих  стервятников. Ведь это чужие? А земли то ваши. Значит не санкционированное проникновение. Так же?
Оно так. Но кто это? Может Авессалом послал наблюдать?
-А ты у своих лётчиков спроси.
-Эй, Эме, подойди.
-Я слушаю, почтенный. Говори.
Эме, это чьи?
-Не наши.
-Враги?
- Самолётов таких у нас нет. Это чужие.
-А могут они выполнять , эти чужие, наши задачи?
-Не знаю. Сейчас все всё могут. Никто полностью не знает.
А может Авессалом…?
-Не знаю. Но самолёты не наши, это точно.
- .Вот Иван Петрович советует их распотрошить.
-Команда будет, попробуем. Но это машины более высокого класса, чем наши.
-Ты боишься, Эме.
-Нет. Я говорю, как есть.
-Свяжи меня с вашим командиром.
-Он не решит. Это надо с генералом, а на генерала у меня выхода нет и не имею права.
-Самсон что то проворчал по поводу чиновничьей волокиты, но что мог сделать.
-Ладно, поднимай своих орлов и возвращайтесь.
-А вы?
-Я на попутке доберусь, улыбнулся Самсон.
-Иван Петрович, кто будет раньше?
   -Вы, брат мой. Вы и глазом не успеете моргнуть, как будете дома. А пока разгрузитесь, сдадите груз, погоняете чаи, так и ваши летуны появятся.
-Эме, поднимай машины и домой.
-Без грузовика я не полечу.
-Я приказываю.
-Не вы мой командир.
-Ладно привезу тебе приказ или перешлю. Сиди, жди.
Самсон взобрался на борт «Геркулёса» хлопнул дверью и платформа исчезла. Только чуть пыль закружилась.
-Сильно удивлённый Эме подошёл и пощупал землю. Даже на язык попробовал. Как это? Только стояло, только громоздился «Геркулёс» с прильнувшим самосвалом, а теперь пусто? Он обернулся к Ивану Петровичу. А тот раздвинул руками, -вот так, Эме. Вот так. Давай лети домой.
_Нет, я буду ждать приказа. И пошёл со своими лётчиками пить чай. Правда, вкуса он не ощущал. Чай давно остыл. А он всё разглядывал то место, где стояла громада «Геркуля».  Но вот глаза его потянулись наружу. Стоит, как и стоял самосвал, а рядом «Геркуль». Тот же. С тем же бортовым номером. И Самсон протягивает приказ: -«…гнать обычным путём. Защищать. Посадить на площадке N. Вести бой. Потом «Геркуля» поджечь.  Сесть и посуетиться, и взять к себе на борт пилота. Он будет один. Вернуться домой. Генерал….»
-Эме ошарашено взирает на окружающих. Но никому нет дела до его переживаний. Все работают. Экзотика уже отошла.
Эме спрашивает у Самсона, -Самсон. А где золото?
-В казначействе.
-А как?  Всего за час ты туда и обратно, и прказ, и….
-Эме, не ломай голову. Там долго глазели, поэтому и задержались.  Скатывайте машину и улетайте.
-А ты?
-Я на попутке доберусь, -улыбнулся Самсон, пощипывая себя за руку. Ибо он и сам ещё не всё осмыслил.
-Загудели моторы, пара ястребков ушла в небо и прикрыла «пузатого», потом покарабкался он сам, затем ещё пара. Не попрощавшись, скрылись. Тишина.
-Ровно поют моторы. Эме вертит головой. Он не доверяет радарам. Лучше своими глазами. А вот и чужаки. Их пара пытается прорезать строй охраны и добраться до грузовика. Они лупят из пушек. Грузовик уже и задымил.  Валится набок, скользит. Пытается сбить огонь. Эме бросает машину наперерез. Сам ложится под пули. Но и там не пастухи верблюдов. Да и машины резвее. Давят. Уже «пузатый» еле шкандыляет. Ему досталась солидная порция. Вот он еле дотягивает до площадки N. Плюхается и загорается уже, как и положено при этом.  Пилот выскакивает и мчит от огня, а Эме бросает свою машину рядом, втискивает пилота и уходит. Чужаки не преследуют. И даже не мешают Эме сесть и уйти. Всё же есть что то людское, - мелькает в голове у  Эме.  Он не знает, что у этих новеньких задача   -сбить грузовик, а не гоняться за пернатыми. Они прошлись над костром, качнули крыльями тем, кто остался, как им думалось,  гореть и не смог покинуть машину, ввинтились в небо и скрылись.
Только эфир звякнул: -задание выполнено. Грузовик сбит. Координаты……и подпись -«Табаки».
Тот кто принял, довольно хрюкнул: -готовьте вторую серию кинокомедии, первую посмотрели. Пилотом по тысяче прямо в руки. На аэродроме. Что б все видели. И старались. И идём воздухом. Раз те сели, то и мы сядем. Через час все в небе.
Потом  глотнул из горлышка, погладил чью то коленку и пошёл переодеваться.

                Глава 26. Входим.
Не могу сказать , что чувствует ишачок, когда после долгого караванного пути вступает в оазис. А по себе  знаю точно, ноги неожиданно слабеют и хочется просто лечь и не двигаться. Но ты Армия! На тебе погоны. И никто никогда не должен подумать, что ты можешь быть слабым.
 Вот мы выравниваем спины. Отрываем от земли глаза. И видим….Видим ручьями льющиеся слёзы…Смущённые женские лица. Детишек, которые жмутся к матерям. Стариков.
Вся деревня встречает. И тишина. Неужели у нас такой жалкий вид? Или это слёзы радости?
Останавливаемся. Колосков громко, и даже бодро, здоровается. Слегка и поклонился. Ибо под грузом, что на горбу, не слишком удобно раскланиваться.
Ещё какие то мгновения тишина и нет движения. Потом вся эта толпа срывается с места. Буквально сдирают с нас и парашюты, и ранцы, и оружие. И растаскивают нас по своим хатам. Колосков молчит. Его самого два деда под ручки уволокли к себе. Нас растаскивают по одному. Но на всех не хватает. Они как бы и не очень довольны, те кто остался бег гостей.  Но не разорвать же по частям. Вся деревня ако муравейник. Задымили бани. Не знаю, как кто, а я завалился, на предложенную кровать, и заснул. Провалился. Отключился, не вспомнив ни о ружье, ни о взрывателях, что в самом уголке ранца. Ни о чём.
 Проснулся ночью. Как оказалось потом, мы все проспали больше суток. Вот слышу голос Колоскова: -эй, гвардеец, покажись. Выхожу. Колосков наглажен и блещет, как новый гривенник. Он уже отоспался. И он командир. Ему дольше нас никак нельзя. Ответственность1
Он записывает в блокнот имя хозяйки, рядышком меня и уходит дальше. Проверяет наличие личного состава.
 А моя хозяйка накрыла  стол. Лёгкий перекус. И поясняет: -сейчас будет баня. Нельзя много. Тяжело будет.
 Конечно, назвать обычным слово –баня- то, что потом было, никак нельзя.  Банный дворец, сказка,.. …..Громадная комната. Вся из брёвен. Стены увешаны пучками трав. Полуоткрытая топка. Большие камни. Нет сажи, копоти. Жар! Две широкие лавки. На высоте и ниже. Сначала лежишь внизу. Созреваешь. Пропитываешься запахами и паром. Тело размягчается и тает. Боли уходят. Только пощипывает, где сильно надавило и натёрло. Потом тебя моют. Это, сначала, смущает. Потом проходит. Моют тщательно. С усердием.  А потом… Потом поднимаешься на верхнюю полку. На камни плещут водой или отваром. Всё окутывается клубами. Потом клубы пропадают и тебя стегают вениками. До тех пор, пока не растекаешься сам по полке, как воск. Полная невесомость. Затем нижняя полка. Опять мойка. Ласковая. Пучками трав шёлковых. И засыпаешь. В полной невесомости и лёгкого ухода сознания. Час, два, три…Никто не торопит. Просыпаешься. Обводишь глазами этот дворец. Жара нет. Приятное тепло. Рядом вёдра с водой. Обливаешься. Заматываешься с простынь. Надеваешь черевички и выходишь на свет Божий.
Тело лёгкое. Никакой усталости. Жизнь прекрасна.
К вечеру второго дня Колосков собирает взвод.
Становись! Агеев, Бобров, Гусев….Яровой. Перекличка. Все целы, здоровы. Щёки порозовели. А что может ещё быть в 20 лет?
 Мы уже ожили совсем. Распрашиваем. Оказывается время сенокоса. Мужчины и крепкие молодухи там. Косить, сушить, ставить копны, метать стога. Это потом, санным путём, когда река станет и окрепнет лёд, эти стога перевезут сюда.
-Мы живём по хатам. Хотя эти хаты, скорее хоромы. Комнат по пять. Высокие потолки. Брёвна гладкие и золотистые. Запах смолы. Везде коврики. Салфетки. Кружевные работы.
Мы долго беседуем с хозяйкой. Ей под 50. Это на мой взгляд. Она чуть с хроминкой. Ногу сломала и срослась с изъяном. Оно и понятно: врачей то здесь никогда не видали. И таблеток не пили. Если что, то травы. Травы да золотые руки костоправа, что совсем недалеко. Двое суток по реке. Ибо вся жизнь от реки. И все связи по реке. Конечно, сюда цивилизация проникла. Скупают шкурки, рыбу, сыры, масло. Продают всё, что закажут. А заказывают: косы, точильные камни, гвозди, скобы, топоры, вилы….Перечень большой. Власти, как таковой не просматривается. Говорят, что есть. И даже, голосуют за депутатов. Но в глаза депутатов никогда не видели и депутаты о них вряд ли и знают.  Да так и лучше.
-Много детей. Которые здесь сейчас - это все младшенькие. Старшие там, на покосах. Три месяца трудятся. Потом по реке сплавляются. И деревня полным полна. Отдыхать некогда. Ибо дел невпроворот. Вот и сейчас огороды. С раннего утра и до темна. Да скотина, что осталась здесь. Куры, гуси. Стаи куропаток, что привыкли при людях и не улетают. Живут постоянно. Очень выгодная штука. Ибо кормятся в степях, а ночуют в сараях. Безопасно! Умная животина.
-Мы пытаемся помогать, но они нас выпроваживают с огородов. Нас забирают старики и рассказывают всяческие истории. Какая раньше была рыба. Как она, эта самая рыба, теснилась в реке и почти вылазила на берег. Ходи – собирай. Какие были звери. Как ручные. Человека не боялись. Не прятались. Птицы перелётные прямо падали с неба. Заготовляли бочками. Как даже, один раз, правда, видели живого милиционера. При параде. С кобурой и наганом. Два дня гостил. Потом сел на свою моторку и укатил навсегда.
Рассказывали, как зимой, санным путём навещают соседей. Устраивают сговоры, свадьбы. Крестят детей. Иногда на барже с торгашами приезжает священник. Тогда это праздник. Большой праздник. Два дня никто не работает. Батюшка службы справляет. Все в храме, что в доме в центре села. Показали старинные ружья. Ещё со ствола засыпают порох. Трамбуют, пыжуют. Пистон в самый конец вставляют. Как громобой. Но теперь такой дичи нет. Обходятся малокалиберками да ижевками.
Речь интересная. Чуть окают, как волжане. И балакают, как хохлушки. Стасик определил: -поволжские хохлы. А что? Вполне возможно. Люди вольницу всегда искали. А без театров и налоговых инспекторов жить вполне можно.
 Однако безделье надоедает. Тело требует работы, а её не дают. Колосков попробовал занять строевой, но старики пресекли. Долго ему что то втолковывали и он не продолжал. Огневую подготовку тоже нельзя. Патронов мало. По три-четыре рожка. Это, считай, ноль. Однако живём. Харч отменный. Каждый день всякие экзоты. А то позвали «бездетные»-это кому не достался воин в дом, - на уху. Рыбины кило по 20. Целиком сварены в котле. Кости в палец. Духовито!
Так и рассадили вкруг котла. Чашки с ухой. Досточки с кусками рыбы. Едим, запиваем. Вкусно. И, после рыбы, в сон клонит. Либо от сытности. Либо свойства рыбы такие.
Что интересно, чашки собрали на мытьё. А досточки велели бросить в костёр. Это такая разовая посуда.
Потом пели песни. Грустные. Протяжные. Душевные. Разошлись по тёмному. Забрали хозяйки.


                Глава 27. Не солоно.
  Через сорок минут стая серых машин отскочила от серого грунта и помчалась, не сильно уходя ввысь, прямо на юг.
Юркие ястребки умчались вперёд. Грузовик лопатит винтами воздух.  В салоне тихо, даже не ощущается вибрации. Это «карета» лично Фердинанда Шлепсинга. Это именно тот Фрэд, который досаждал Чарли, тот, кто пообещал Джозефине кусок чистого золота размером в её изящную ножку. Конечно не всю, а только что помещается в туфельку. Стопу, по щиколотку. Но и этой «туфельки» Джозе хватит на всю оставшуюся жизнь. И не надо будет ходить на службу, и выслушивать нотации, не позировать перед начальством. Не терпеть всякие прозрачные намёки на, так скажем, не штатное использование её тела. Тогда Джозефина уйдёт на пенсион и будет разводить свои любимые кактусы. Которых, и  сейчас  в кабинете уже предостаточно. Но никто не ропщет. Ибо они никому не мешают. Только саму хозяйку это сильно смущает. И она не может вести  хозяйство, как хотелось бы. Поэтому она и терпит этого хама Фердинанда. Подыгрывает. И много что делает сверх заданий, точнее, по его личной просьбе. И теперь она заставила весь отдел искать варианты грабежа. Но народ не нашёл такого варианта. Хотя она немного надеется, что Фрэд рискнёт. И золотая стопа 37 размера ляжет к ней в сумочку. (Поднимет ли она эту сумочку тогда или нет, Джози не задумывается. Лишь бы положили).
 Теперь Фрэд улыбается. Одно, что золото, считай, в кармане. Другое, что может поиздеваться над всеми аналитиками и самой Джозефиной. И что ничего, конечно, ей не даст. Ни грамма. Не из жадности, а просто не даст и всё. Хитрая баба. Да и не заработала. Ведь не дали её спецы рекомендаций. Только и сказали, что нельзя. А вот и оказалось можно. Сейчас перетащим груз в свой самолёт и полетим прямо….туда, где уже свито тёплое гнёздышко. Где нет палящего солнца, не надо потом и кровью добывать крохи. И перед взором бандита рисуется картина восточных сказок.
А что ему не пофантазировать. «Геркуль» сбит и лежит, догорает. Люди со второго транспортника потушат. Разгребут останки. Найдут этот драгоценный контейнер и переложат к нему на борт. Всё легко и просто. Конечно, долго к этому готовились. Тренировались. Добыли и перелопатили горы всякой информации. Всякие технические премудрости. Что стоит только один этот летающий кран. Кто видел самолёт – кран? Никто. А мы сделали. Вот он рядом плывёт в сером небе. Стрела лежит «на горбу». Крюковая обойма с хитрым захватом, в люке.  Все механизмы в салоне, в брюхе самолёта. А сам захват. Это бриллиант творческой мысли. Ибо не будешь же 12 тонный контейнер моститься  и  обвязывать стропами. Здесь надо за секунды -раз и в лапе. Ящик метр на метр. И в высоту почти метр. Вот этот кубик все 10 тонн и тянет. Сотни раз отрабатывали эту операцию. До полного автоматизма. Что теперь может помешать всё сделать в натуре?
-Но Фердинанд не мальчик с Бродвея. Он хитёр как сто лис. Мудр, как сотня змиев. Он многое предусмотрел и обеспечил. И он не верит ни в какую дружбу. И все его приятели и собутыльники останутся с носом. Точнее, сгинут. Никто не должен знать, куда уплыл этот груз. Где он будет спокойно таять и кормит Фрэда. И сейчас, хоть Фрэд и улыбается, шутит, но это внешне. Фрэд давно уже похоронил всех. И не ляжет сундук в этот салон. Нет. Там, слева, мостится голубой красавец. Крейсер воздушного океана. Это русский Ан-12. Вот он и увезёт сундучок. А этот салон, вместе с друзьями рухнет на камни пустыни. Что ж делать? Таков закон. Закон этих людей. Этой, уточним, банды и его самого.
 Вот уже виден дым. Распластанный транспортник. Рядом уже подкатился кран с бригадой такелажников. Тушат. Раздирают фюзеляж на части. Салон описывает круги и ждёт сигнала на посадку. А сигнала нет и нет. Вот и Антон приземлился и подкатил. Открыл хвост и ждёт сундучок. Но никто ничего не грузит. Эфир молчит, ибо все переговоры запрещены. Тогда Фердинанд даёт команду на посадку своему самолёту. Тот плюхается рядом. Подруливает. Высыпаются друзья. Сам лезет в обгоревшие куски. Рвут теперь на мелкие части. Истребители прикрытия пронеслись низко и мчались домой. Топливо на пределе. Небо не прикрыто, но сейчас не до этого. Ищут все. Но как можно найти то, чего нет. Однако роются и роются. Уже перебрали до мелочей. В каждом закоулке. Нет! Уже и дураку ясно.
 Фрэд даёт команду –домой. И самолёты уходят.
Облапошили. Факт. Но, опять же, Фердинанд не истеричный мальчик с Бродвея. Он воин. Он борец. У него нет даже зла или отчаяния. Он уже строит другой план. Он уже замахнулся на золото, которое на руднике. И ему без разницы чьё. Этих черномазых или русских. Он возгорелся и огнём отмщения, хотя это не самое важное. А огнём хищника. Жертва должна быть. И если раньше он решил русских не беспокоить, то теперь принял другое решение. И он уже прочерчивает маршрут. Через горы, пески, пустыню. Прямо к городку Ивана Петровича. И теперь он заберёт не жалкие 10 тонн, а всё. Всё, что там будет на тот момент. И золото хозяев, и золото русских. Тем более, что своё золото, свою долю русские ещё домой не вывозили. А это уже тонн на тридцать –сорок. Так что не было бы счастья, да несчастье помогло.
Фрэд смеётся. Потирает руки от удовольствия. Его печаль уже прошла и друзья-товарищи, подельники удивляются этой быстрой перемене.
 Серые самолёты сели на серый бетон и слились с местностью. Люди рассосались по заведованиям. Кто хмурился, кто разводил руками. А, по сути, им бы плясать от счастья. Ибо уже, при удаче операции, переселились бы в мир иной. Таковы законы жанра. И никто  тут не поможет.

                Глава 28. Снова в дорогу.

Строиться!
- Построились. Стоим. Смотрим на Колоскова и улыбаемся. Он сегодня, как воробей зимой. Взъерошенный. Суетливый. С  чего?
Мы отдохнули от перехода. Отмылись. Напарились. Кормят, как никогда и нигде. Занятий нет. Оружие вычистили. Не стреляем. Патронов всего по три рожка. Гонять на строевую лейтенант стесняется. А ну народ спросит: -какая от этого польза есть? Или ещё хуже что. Народ наш на язык острый. Вчера они со Стасом с позднего вечера в наушниках сидели. Что там наслушали? Стас молчит. Он, как обычно. Тот же вид и всё остальное. Может блюзы изучали, о которых майор соловьём разливался? Но вид не томный. Обычный вид. Однако с утра «Становись!»
-Слышь, Аркаша, а что это взводный сегодня такой?
-Наверное от ротного получил за наше безделье.
-То так, а что нам делать  то? Поставленную задачу выполнили. Прибыли на место. Ждём - с.
Вот за это «ждём-с» и получил.
 -Даёшь. Что ж нам круги писать по над деревней?
-Не морочь голову. Сейчас Колосок объявит командирскую волю. Что зря мозги напрягать.  В какие времена вот так блаженствовать? Помнишь такое?
-Не помню. Не было. Но слишком он волнуется.
-Колосков расправил складки под ремнём, вздохнул и :-слушай, гвардия, сюда. Возвращаемся.
-Искра пробежала по всем жилам. Ё-моё. Опять топать сутками. Да ещё в гору. (Это по карте. На Север. Вверх). А мы и потолстеть успели. Во щёки розовые и круглые. Откормили за эти дни хозяюшки родненькие. И не ел бы, так укатают. Уж как упрашивают. И как откажешь? Просят. И вкусно.
Молчим. А спины уже чувствуют перегруз. Ибо ранцы нам набьют до каменной твёрдости. А парашюты и оружие легче не станут. О! Жизнь наша потяжелевшая. И куда командиры смотрят? Там бы и сидели, раз в той точке нужны. Но пой ни пой, вой ни вой, а топать придётся. Аж, и вздохнули.
Колосков передвинул сумку вперёд, вытащил блокнот. Открыл. Мы и шеи вытянули. Что?
Значит, план такой: -первое. Сегодня укладываем парашюты на прыжок. А далее, други мои сердечные, возвращаемся на свой остров, где ставили палатки, долбили и рвали скалы, строили укрепления. Вот такой приказ.
Взвод молчит. Потихоньку осмысливает. И первое, что приходит: -зачем? Кому надо такие кренделя писать по Северам. Или такие тренировки. Мол, всё одно, лишь бы не сидели без дела. И, подспудно! -от такой жизни забирают. От таких шанежек, пирогов, перин, парилок. Ох, жизнь наша тяжкая.
А  Колосков, помолчав, добавляет: противник решил испытать, как мы охраняем свои северные острова и попытается их занять. Или громко спровоцировать. Т.е. военные действия местного масштаба. Как я понимаю, бои неизбежны. Понятно?
Взвод молчит. Впитывает.
Потом Саша Искров спрашивает: -командир, с тремя магазинами не война. Подкинут нам что?
Само собой. Раз повезут через воду, то там и дадут, что надо. Я уже заявку подал. Приняли.
-Нам стало понятно о чём так пищала рация. А Стас…. Но и ругать нельзя. Армия. Порядок.
Выбрали подходящее место. Очистили от травинок, палочек-щепочек. Растянули. Проверили. Работаем. Колосков проверяет по этапам. Опять поёт про карие очи. Ожил. Ему нелегко. То за спиной командира роты, а то сам. Это как у летунов первый самостоятельный вылет, когда нет рядом инструктора. Сам! Но он не хмурится, не напускает серьёзности на свой высокий лоб. Как всегда. И этим незаметно снимает напряжённость момента. Народ спокойно трудится. Шутит с пацанвой, что вертится рядом. Иногда пожовывает, чем эта пацанва постоянно наделяет. Вот и уложились. Проверили запаски. Нормально. Сухие. Чуть их прошевелили, но не распускали. Колосков в каждую заглянул. А мы уже начали мостить на спину. Приноравливаться, как удобнее это всё тащить. Колосок наблюдает, улыбается. Но не мешает. Чувствуем нутром, что он не всё сказал. А что поделать?  Не пытать же. Он командир. Он отвечает за всё. За  дело, слово, время…За всё. К о м а н д и р!
Тащим всё в одну избу. Там женщины уже вынесли имущество. Укладываем сумки. Закрываем. Туда вход воспрещён. Но часовых не ставит. Народ обидеть можно.
Не строевая команда:  - взводу отдыхать.
А мы уже пятый день её исполняем. И без команды.
   В деревне одни женщины, дети и старики.   Есть ли колхоз, нет, не понять. Да и какой колхоз, если ближайшая деревня за 40 км.по реке. Поселились давно и живут. Снабжение по реке. Баржа, как сельпо ходит всё лето. Скупает пушнину, рыбу, кожи, яичный порошок, что жители сами делают. Сыры. А привозят, что закажут. Для печей плиты, вьюшки. Цепи, верёвки. Муку. Так и живут без числа лет. Русские. Большой дом, как храм. Молятся.  Говорят, что три раза в год, летом, священник наведывается. Служит литургию. Исповедует, причащает.
А вот, теперь скоро прощаемся.
-
       Глава 29.  Акула пересекла границу.

  Сейчас лодка идёт на глубине 50м. Почти бесшумно. Так раньше она подкрадывалась к своим жертвам. Вот и граница. Только капитан это знает, да штурман. Тишина. И изредка позванивает канарейка, что на главном посту.
 Но в этот момент у дежурного штаба Северного флота звякнул телефон: -товарищ капитан первого ранга, сработала система контроля. Координаты 32,55 – 84,57.
-Спасибо. Кто там рядом есть?
-Да.
-Наведите.
-Есть. И на хвост «гостьи» устремилась лодка капитана Глазунова.
 Полетели депеши во все нужные инстанции. Шевельнулся монстр МО со всеми своими составляющими. Задвигались движки логарифмических линеек. И посыпались ЦУ (ценные указания), распоряжения и приказы. Уже в воздухе висит эскадрилья морской авиации и разбрасывает радиобуи по предполагаемому маршруту гостя. У грушников раскрылись папки донесений от внешней резидентуры. В «мыслительной комнате» раскладывается «пасьянс».

                Глава 30. У Букколини.
 Адмирал Букколини тщательно «расчёсывает» шевелюру полковника Шранка.
Адмирал Роберто Букколини, не случайный вояка в таком серьёзном ведомстве Америки, как разведка. Он потомственный военный, и потомственный политик. Его родственные связи тянутся к Муссолини, Фасиче Ороине, К. Кавуру, Дж. Мадзини и Джузеппе Гарибальди. каким то образом касаются Скорцени. И ещё много, не так известных лиц, служили в тайных обществах и организациях. Не всё смог мальчик Роберто в себе объединить, но главное он усвоил. Например, что твоё личное оставить на второй план. А поставленные задачи, на первый. Что нельзя объять необъятное, но к тому стремиться нужно и постоянно учиться. Особенно у победоносных врагов. Поэтому на рабочей полке кабинета у Роберто Антони Букколини стоят книги о А.В. Суворове, Ф.Ф. Ушакове, О Г.К. Жукове, К.К. Рокоссовском. Труды фон Бисмарка, Наполеона…Книги о выдающихся разведчиках всех стран мира, особенно русских.
 Нет, Букколини не питал вражды к России. Нисколько. Он уважал русских. Искренне. И величину страны, как он сам определял:- самим Творцом сотворённой. И величие народа. И все воинские успехи не причислял к случайностям, а определял, как неизбежная закономерность роста и развития всех составляющих Российского государства. Он с превеликим удовольствием бы нанялся на службу в Россию. Но никто не приглашал. И строй в стране принципиально изменился и его, как не бедного человека, имеющего несколько сигарных фабрик и винных заводов, под большим сомнением могли на эту службу принять. Буржуй в стране победившего пролетариата. Диссонанс полный. К тому же, Великая Отечественная высветила многих талантливых военноначальников. Одних маршалов, настоящих, фронтовых, целый сонм. Кому нужен скромный Роберто Антонио Букколини с его опытом мелких, локальных операций. Но характер, трудолюбие, некий и талант разведчика, а может быть и любовь Америки к деньгам, возвысили до адмирала и начальника серьёзного отдела разведки США. Теперь он и в прямом контакте с Президентом, и дорожит этим положением. И заставит всех своих подчинённых выполнить предписанное с самого политического верха страны. Хотя, по правде сказать, вся эта затея ему не по духу. Он бы не хотел ссорится с Россией. Ибо это себе во вред. И как личности, и как государству, на которое служит. Далее. Сама задумка пошлая. Ведь не нужны Штатам северные русские территории. Во первых, их туда никто не пустит для разработки нефте – газовых месторождений. Во вторых, совершенно экономически нецелесообразно, и в третьих, и четвёртых…сплошной фарс. Однако лицо ведомства должно быть сохранено, и Букколини жмёт на подчинённых. Всегда деликатно, но железным прессом. ,- Я вас не для того ставил на эту должность, полковник Шранк, что бы вы занимались отмазками. Лукавили и проедали федеральные деньги. Я вас ставил для конкретной работы, точнее, для конкретных результатов. А что мы имеем сейчас? Что значат эти донесения от, вашего хвалёного Шеффера. От этого, прости те, недобитого  дитя «папы Карло», капитана ПЛ,  Марка Шеффера. Мне наплевать, что его папа был героем. И мне сто раз наплевать, как адмирал Грейс расхваливает своих котиков. И этого Шлеффера.  Они отъелись и пальцем не шевелят. На прогулке. Элитные пассажиры. И что значит, что они визуально, в перископ наблюдают наличие войск русских на островах. А не думаете вы, что это просто переодетые в военную форму бомжи. Которым дали хорошую еду, немного приплатили и они снуют по этим островам, создавая видимость военного присутствия.  Оторвите задницы этих дармоедов, я имею ввиду грейсовцев, от пробковых матрасов и проведите разведку боем.
Я докладываю президенту, что войска есть, а он мне задаёт вопрос:- а как эти войска готовы к защите своих территорий?
 И что, Шранк, я могу ответить президенту? Что? Я же не могу сказать, что с виду, как и всё в готовности. На вид, как вы мне доносить осмеливаетесь, крепкая оборона. Выполнены укрепления берегов. Стоят пушки, пулемёты. Вы мне не суйте ваши фотомонтажи. Этим я не смогу убедить президента, что деньги потрачены в дело. Ваши фото стоят не более цента , в базарный день. И все ваши геройские переходы равны нулю, если они не выполняют главного. Вы меня слышите, Шранк?
Слышу, господин адмирал.
-А вы, Шранк, меня понимаете?
-Понимаю, господин адмирал.
Так вот! Идите к вашему партнёру по теннису, адмиралу Грейсу, и решайте немедленно вопрос о реальном прощупывании обороны русских. Проведите настоящую разведку. Надо, так и повоюйте. А то у вас там и ружья заржавеют. И жиром обрастут хвалёные котики или моржи, или как вы их там ласкаете. Всё, Шранк. На всё про всё вам неделя. Семь дней. И вы мне докладываете о проведённом бое. Вы мне представляете копии настоящих воинских книжек русских. Вы мне привозите командирскую сумку. Ту. Настоящую. Которую, мы подсунули русским. И тогда я вам подпишу и списание средств, и утверждение вас на этой должности. А президент, может, даст и медальку. Всё. Свободны.
 Оба Грейса этот разговор слышат. Не даром же они разведчики. И не просто, а высшего класса профессионалы. Они отслеживают всё, что касается операции. Только в президентские хоромы не проникли. Да это им и не надо. Они знают то, что из этих хором выходит. И этого достаточно.
 Полковник Шранк появляется в их заведовании.
 Грейс старший приветствует:- что, полковник. Раскатал вас итальянец?
-Вам смешки, Грейс, а мне фитиль вставил.
-Не надо плакаться, полковник.  Не рассказывай. С чем пришёл?
-Грейсы понимают коллегу. Они не против «прогулки» по земле. Пусть разомнутся. И на борт ПЛ уходит телеграмма. Где чётко определено кому, что делать. А если расшифровать, то «прочесать». Вдоль и поперёк. Взять служебные книжки погибших, командирские сумки, оружие, карты, планы, документы. Всё снять на киноплёнку. Разведку, боевое столкновение, места проживания, трофеи. Всё подробно. Крупными планами. Лица русских. В плен не брать. Никто здесь не нужен. На всё пять дней. Затем выход в нейтральные воды и на Аляску. Далее весь материал самолётом к хозяину. И подписи А. Грейс, Г. Грейс.
Ну, что? Ты Роберт доволен?-обращается А. Грейс к своему постоянному сопернику, как теннисисту?
Спасибо Аллен. Ты всегда был надёжным. Хоть в спорте, хоть по службе. Я тебя уважаю.
Младший Грейс разлил бутылочку лёгкого вина по бокалам. Раскланялись. И процесс пошёл.
Собственно, он и  на борту лодки он не вызвал переполоха. Дело к тому шло само собой. Действительно сильно смахивало на прогулку. Туристический поход. Да ещё и за счёт казны. И залежались. Один только Марк Шеффер, да экипаж , все в  трудах, да на нервах. Ибо это не Аргентина, Бразилия или даже Франция. Это Россия. Великая. Громадная и непредсказуемая. Даже не верилось Марку Шефферу, что он так спокойно, без потрясений пронзает российский Север.  Благополучно вошли. Крадёмся меж островов. Конечно. С предельной осторожностью. И что эта маленькая лодочка в просторах океана? Меньше пылинки.
 Но!
 Какая была у Гитлера сила. Силища. Как успешно воевал Дёнец. Как работали танки, авиация? Геринг, Кейтель. Все успешно. Все побеждали. Колосса на глиняных ногах! А финал?
Весьма печален и назидателен.
 И сейчас не очень верится, что всё закончится в этом походе благополучно. Не мальчики с барабанами русские. Хотя и барабанов хватает. Но коль до серьёзного дела, то русские тут всегда на высоте. Прямо скажем, не только на высоте, а на пьедестале победителя.
Думай, Марк, думай. Подозрительно всё гладко. Неужто,  русские проморгали наше внедрение. Неужто проспали? –Нет. Не может быть.
И командир подбадривает экипаж, который уже устал. Теряет бдительность. Допускает ошибки. Вот и вчера, на переходе выскочили на поверхность. Пусть, на какие то минуты, но … Рулевой прозевал. Устал. А воздух, что через трубу, он не воздух открытого пространства. Что то в трубе умирает. Что? Кто знает. Но жизнь под водой и дыхание через трубу силы убавляют и сильно угнетают. Это факт. И это Шеффер видит. Он хоть и молод, но, видно, от отца и деда ему много перешло. Через гены, через кровь. И он чувствует опасность всем существом и, не смотря на усталость, всё время тренирует экипаж в борьбе за живучесть корабля.
 Вот и капитан Шлеффер пробирается к нему. Они уходят в капитанскую каюту и долго решают как что сделать.
Задача конкретная. Надо выполнять.
 Лодка берёт курс на остров «Большевик».

                Глава 31. На старые квартиры.
Дни потянулись натужно. Если первые дни мы просто приходили в себя. Отдыхали, подняв ноги на какую ступеньку. На табуретку, лавку или что похожее. Наши спины выравнивались. На четвёртый-пятый день нам стало скучно. Лежать на койке устали. Захотелось движения. Действия. Но хозяйки нас не допускали не до чего. Мы как и сердиться внутри начинали, но тётки тут каменные. Здесь выросли. Дисциплина строже,  чем в Армии. У них с детьми проблем нет. Послушание беспрекословное. По два раза не говорят. А если кто проворонит к исполнению. Тут же получает пакет воспитательных мер. Хворостина. Моментом. И с любовью. А потом слёзы вытрут. Шанежку дадут и обязательно прибавят, что прости , дружок, исторически доказано, что все остальные  формы результата не дают. Пострадавшее дитя внимает, запоминает и старается.
 Сегодня мы собрались в сенном сарае. Разлеглись. Молчим. Нас просто тянет друг к другу и не более. Аркашке вздумалось читать С. Есенина. Знает он много. Не всё, конечно, но на пару часов хватит. Как декламатор он слаб. От этого красота стиха пропадает. Мы слушаем. И приходит мысль: -вот смотрит Сергей Александрович с самого высока и слёзы вытирает от счастья. Его стихи. В таком уголке страны. Солдатик читает. Не артист. Нет. Простой солдатик. Да не по заданию, а по любви. Порой и Александру Сергеевичу приходится всплакнуть. Недавно, дитя, совсем кроха, так читала. Да глазёнки светятся. Ибо она всё, что произносила,  видела. Всё представляла своим детским взором, не испорченным взрослым опытом.
Здесь детишки учатся читать, писать. Арифметике. Географии. Ещё чему то, что мы не испрошали. Но они здесь имеют приличную библиотеку. А как там дальше, это вопрос. Может, кто и уезжает на учёбу. А, может, и нет. От добра, добра не ищут. Что они найдут в городе? Только горести. Лукавство. Обман. А здесь вся чистота. Искренность. Любовь!
 Мы ждём приказа выступать. Томимся. Народ собирает нам тёплое барахлишко. И не возрази. Только голос подашь, а тебе вопрос: -как это ты смеешь старшим возражать. Вероятно, без родителей рос? Сам себе хозяин? Мы молчим. Видно будет.
Вчера моя хозяйка попросила сундук открыть. Щеколда заела. Сама всячески старалась. Но сдалась, -сынок, помоги, заело. Лет пять не открывала.
Ковыряюсь. Изучаю механизм. А там очень серьёзный запор. Да ещё и англицкой работы. Сразу Левша вспомнился. Как они блоху ковали. Вот и начал весь сундук крутить, осматривать. Со всех сторон перещупал, пересмотрел. Ведь не может такая серьёзная машина не иметь секретов, страховки. Вот, например, ключ потеряли. Так что? Ломом вскрывать? Не могут иностранцы позволить себе такой роскоши! Наши могут. Для воспитания. Потерял? Да? = Вот теперь ломай. Испортишь вещь, другой раз ключ на шее носить будешь. Как нательный крестик.
А тут фирма! И хозяйка сидит на лавочке,  не проявляет нетерпения. Только наблюдает и не вмешивается. Понимает, что любое слово с рассуждения сбить может.
Ничего не нахожу. Зову пару своих.
Наклоните сюда, я донышко прощупаю. Наклонили. Туда, сюда. Ворочают сундучищу. А в нём пудов десять. Всё днище перещупал. Нашёл! Ямочку нашёл.
 Чуть видная ямочка. Чуть ощутимая. А для чего? Не может она тут быть. Тут брус, а он на станке строгается и должен быть ровным. Кто мог здесь ямочку соорудить. И хоть как сундук поставь. Хоть что делай. Ямочка не образуется.
 Поколупал. Сургуч. Расчистил. Металл. Гвоздиком нажимаю….Ах, мой милый Августин, Августин, Августин….запел замок и крышка отошла.
 Хозяйка без эмоций. Наши женщины пол города бы собрали по такому случаю, а тут ноль. Ребята, конечно, замочек рассмотрели. Перещупали. Гарно зробылы, -произнёс Гриша Прилипайло. Это, пожалуй, и всё, что он знал по украински. Но к месту.
С этого момента наша спокойная жизнь кончилась. Нам несли утюги, швейные машинки, застёжки, цепочки….всё железо деревни. Трудимся. Всё не скучно. А одна хозяюшка приносит футляр от аккордеона. Новый совершенно  И что то внутри тяжёлое.
Вот, -говорит, - с фронта муж привёз, а он не открывается. А Федя, муж, ломать не захотел. Попробуй, может у тебя получится. Мы хоть посмотрим, что там лежит. А что там может быть? Аккордеон.
-Нет, -говорит, - с войны всякое привозили. Футляр такой, а внутри оружие. Патроны. Когда что похуже. Всякое было.
Меня дрожь пробрала. Только откроешь, а оно и на воздух всех. И пролежало больше 15 лет.
Колосков молчит. Хозяйка стоит рядом. Так ей хочется хоть глазком заглянуть, хоть в щелочку. Женщина, ведь. Да ещё и русская. Как можно: в доме вещь, ты хозяйка, а не моги. Да кто ж такое стерпит. Выбросить и то легче.
 Выгоняю всех из комнаты. Всячески верчу шпилькой в замочной скважине. Один открылся. Второй. Открываю. Шикарный чёрный аккордеон. Нулёвый. Прямо с фабрики. И пахнет. Однако, тяжёлый. И мысль: -а нет ли бомбочки внутри. Только растянешь…и полетел. Вытаскиваю шпильки. Отнимаю басовую кассету. Внутри пусто. Вот и хорошо. Набрасываю ремни и……Из за острова на стрежень. На простор речной волны….на полный выдох! Все страхи и переживания выделил.
В миг, полная комната, и наши ребята, и хозяева. И соседи бегут во всю. А я играю и пою. Разряжаюсь.
Хозяйка подошла. Слёзы. Сынок, как хорошо. Может, себе заберёшь? У нас нет музыкантов. Они есть, но не на таком.
Нет. Спасибо. Научитесь. А нам не до того будет.
Весь вечер и потрудился. И что только не пели, не играли. Даже «Яблочко» плясали, «Барыню», чардаш. И не слышали, как прогудели в небе моторы. А когда «очумались», стоят под берегом два ободранных серых корыта с крыльями. Женщины тут же в слёзы. Колосков умчался к лодкам и уже гребёт к прилетевшим. А те бросают якоря, на лодочке тянут к берегу тросик и канат для швартовки. Потом на берег выходят лётчики. Они в мехах. Куртки, унты. Колосков уже разговаривает со старшим.
И прямо с воды командует: -Становись.
Выходит. Улыбается. Это за нами. Летим, не топаем. Прямо к новому месту службы. Но бросать боятся. Говорят, что сядем на воду и подрулим к берегу. Как, гвардия? Согласимся?
А что, командир в приказе написано?
Написано: -доставить. И место, куда доставить. И кого. Т.е. нас.
Так и кто выбирает способ доставки?
Способ обозначен, вот этими двумя лодками. А что касается десантирования, то я с лётчиками согласен. Лишний риск не нужен.
Командир, а если волнение? Льды? Мало ли что?
Тогда видно будет. А пока 30 минут на сборы, прощания и прочее. Всем оправиться! Приступили.
Войско разбежалось за барахлишком. А тут женщины со своими подарками. Да харчишками на дорогу. Лётчики вопят. Куда столько. Не взлетим. Тётки шутят, подтолкнём, на руках поднимем. Опять слёзы. Распрощались. Долго бежали лодки по реке. Благо река без размеров. Оторвались. Пошли в набор. Летим. Глазу не за что зацепиться. Серая земля. Серое небо. Всё, порой, сливается в одно. Но летуны опытные. Глазам не доверяют. Только по приборам. Долго гудим. Холодно. Вот и наш остров. Повеселело на душе. Лодки пошли вниз. Гладят, гладят. Потом полезли вверх. Опасно.  Приготовились. Проверились. Выходим. Бросили одного, как пристрелку и кружим. Хорошо пришёл. Давай остальных. Покидаем лодку. Уже выхожу к порожку, а Витька, что передо мной, что уже почти вышел, вдруг поворачивается ко мне и орёт: -держи меня! Я его хвать за лямки и вывалились. И он в мои вцепился. Вышел стабилизирующий. Ровно повисли. Сейчас пойдёт главный. Вышел. Плавно так раскрылся. Висим. Витёк чуть ниже. Держу накрепко. У него только стабилизирующий. Основной не идёт. Вот земля. Валимся в воронку, и катимся по склону  в лужу, что на дне. Только брызги во все стороны. Дома. Разжимаем руки. Выбираемся наверх. А тут уже мчится Колосков.
Целые?
-Целые.
Ну, слава Богу.
Конечно Слава. Конечно Ему.
 Рассупониваемся. Витёк раскрывает ранец, а у него замок завязан.
-Витя?
-Вот так, брат, бывает, -вздохнул Витёк, -вот так и бьются. Прости. В самый последний момент вспомнил. Как на фото в глазах вспыхнуло.
-Ладно. Нормально.
А что ещё сказать? Разборки делать? Кому надо? Да и не дома в тёплой казарме. Считай на войне. Другие задачи.
 Собрались. Построились. Разобрались по заведованиям. Сразу караул. Он и заступил. Нам с Аркашкой на камбуз. И странное дело: всё целое. Ничего не пропало. И продукты целы. И баллоны газовые, как стояли, так и стоят. Кран открыл, зажигалкой чиркнул…горит. Голубое мощное пламя. Ставим котёл. Нагребаем лёд со снегом, плавим, кипятим.
Колосков гоняет народ по точкам. Огонь справа, противник слева. И мы со всеми. Только два часа даёт на приготовление пищи.
Нам подкинули боеприпаса. Теперь патронов вдоволь. Набили по двадцать магазинов. Гранаты. Гранатомёты. Они новой системы. Тяжёлые. Но, говорят, на 300-400 метров в миску попадают. Сегодня сбросили две безоткатки. Штук пятьдесят ракет к ней. Это уже серьёзная совсем штука. Установили. Покрутили. Припомнили Гуантанамо. Южноамериканских наёмников с их быстроходными баржами. Хотели по разу пальнуть, но Колосков не дал.
Он перестал петь про карие очи. Молча теперь. Совсем серьёзным стал. Мы его капитаном прозвали. «Наш капитан». Он только кулаком грозит, а нам смешки. Хотя серьёзность дела все понимаем.
Уже две недели прошло. Втянулись. Сидим с Аркашей на камбузе, варим пшёнку.
 Вспоминаем, как замполит её варил в деревне Атаки, когда была лётная практика. Как он половину котла бухнул крупы. А она и полезла через край. И он её вёдрами таскал за здание клуба. Так и не поели. Местные жители кормили.
 Попиваем чай. Заварка никудышняя. А тут примешивается запах горелой солярки. Аркаш, чуешь?
-Что?
-Соляркой пахнет.
-Откуда здесь солярка? Тут газ, да оружейная смазка. И вся.
-Я ору Колоскову: -тревога! Прячь людей!
Сами ныряем под скалу, что у камбуза. Колосков приползает, -что?
-Лодка.
-Где?
-Не знаю. Дизеля работают.
-Не слышу.
_Они на лодке, а лодка под водой. У них труба рядом с перископом. Через неё воздух в лодку, а выхлоп наружу.
Колосков быстро сообразил и смотрит на ветряк. Подзывает Светлицкого и Ланина: -прямо против ветра вперёд! Не показываться. Искать перископ.
Уползли.
 Остальных собрал кучно. Лежать и наблюдать.
Вот змейкой вьётся Ланин.
-Торчит труба. Дымок виден. Точно соляром разит.
Безоткатку сюда!
 Тащим трубу, треногу. Но не монтируем. Наблюдаем. Вот всплыла лодчонка. Потом два в костюмах. Погребли в нашу сторону. Причалили.  Один в лодке остался. Другой выбрался. Осмотрелся. Как и воздух понюхал. А  что нюхать, соляром прёт нещадно. Это ж не город с тысячами машин. Первозданная чистота здесь. Понимать надо! Рассматривает. Ищет след какой.
Нет там следов. Мы туда не ходим. Там Тюлени живут. Стайка, штук десять.
Мы видим, как старший тюлень задрал голову и смотрит на пришельца. Тот на него. Но пробирается выше. Вот выходит на площадку, откуда наши палатки видны. Увидел. Присел. Замер. С пол часа сидел. Не шевельнулся. Мы лежим метров на семь выше и наблюдаем. Вот он позвал напарника. Понятно. Дальше без прикрытия нельзя. Неразумно. Тот смело идёт, ложится рядом. Высматривают.
Колосков уже принял решение: брать. Назначает людей. И как только первый удалился метров на пять, сразу обоих и накрыли. Жёстко. Без вариантов даже борьбы. А что? Это не тренажёрный зал.
 Вот один пришёл в себя. Глазами поводит. Шлема на нём уже нет. Костюма то же. В штанах, да свитере. И носки вязаные. Жёлтые.
 Колосков его и спрашивает, -на каком языке говорить будем?
 А тот отвечает: -на русском. И говорит по русски, хотя Колосков его испрошал на английском.
Вот и хорошо, -отозвался «наш капитан».
Далее всё обычно. Цели, задачи, количество, обеспечение….
-Тот на всё отвечает. Как и не беспокоится о секретности и прочем. Вполне вероятно, что и врёт. А Стас в это время рассыпает по эфиру морзянку. На лету шифрует и отстукивает речи. Второй что то долго не шевелится и командир приказывает Мандрику, а он за фельдшера у нас, влить на пробуждение. Тот чуть оклемался и лейтенант перешёл к нему. Те же вопросы. Почти такие же ответы. Положили их в палатках под присмотром и ушли наблюдать дальше.
Колосков расставляет нас в круговую оборону. Мы чуть сместились к долине. И нам теперь видно больше половины пространства. На сотни метров. Только со стороны ближнего берега закрыто. Тут всего метров 50. Это, если броском пойдут, то всего секунды. Не прозевать бы. Мы с Вадиком распаковали ящик с запалами и снаряжаем гранаты. Не торопясь. Аккуратно. Особенно тщательно проверяем чеку. Бывает, хоть и редко, металл  сухой. Только начал усики распрямлять, а она ломается. Тогда носись с одной рукой. Вставляй новую.  В смысле, чеку, конечно. А, край как, неудобно. Нас взводный усадил в воронку. Если и начнется стрельба, то  не достанет. Поверху пройдёт. Работаем. Прислушиваемся. Но не выглядываем. Работы много. Уже сотню снарядили. Вадик набивает сумку и ползёт к ребятам. Раздаёт. Потом вторым рейсом. Я прикрываю. Лежу в ямке. Только автомат да нос наверху. Вадик возвращается. Уже почти подполз и, вдруг мне: -«сзади!».
Мой автомат, как и без моего участия, ныряет под руку и даёт очередь. Потом и я сам изгибаюсь, откатываюсь, а рядом валится чёрное тело. Я на Вадика, а над ним фигура в чёрном камуфляже уже занесла приклад. Туда очередь. Вадька разворачивается. Перекатывается и добавляет ещё.
Вот тебе и тихий уголок. Спокойная ямочка. Мы перетаскиваем ящики под большой камень. Прижимаемся спинами. Всё тыл прикрыт. А по фронту нас не взять. Только гранатой через камень. Волочём ящики к своим.
На место, шипит Колосков.
-Там опасно.
-Я сам знаю, где опасно, -бросает он в ответ. Что там за стрельба у вас была? Кто разрешал?
-Объяснили.
-Давай посмотрим.
-Ползём. Осторожничаем. Осматриваемся. Уже совсем близко. Выглядываем из-за камня, что нас прикрывал потом, а там четверо «распаковывают» своих павших собратьев.
-Колосков махнул рукой: -работайте.
 Отработали. Ползём обратно. Глаза во все стороны. Могут и отход прикрыть. В ловушку попадём. А взводный загибает полукруг. Уводит дальше вправо, притормаживает Вадика, потом меня. Сам отползает метров на 50, но в пределах видимости и машет к группе. Так веером и ползём, как бреднем захватываем полосу в полтораста метров. Выудили ещё двоих. За камнями лежали, лицом к нашим. Добрались. Наши спрашивают: -что гремели? Рассказали.
- А у вас как? Наблюдаем. Лодочка показалась. Уже половина рубки вышло. Застыли.
Колосков приказывает установить треноги. Поставить стволы. И навести на лодку. Мы возимся с прицелами. Никак не получается. Втихую,  ругаем лейтенанта. Не дал пристреляться. Теперь не знаешь куда попадёшь. Если ещё попадёшь. Расстояние –никакое. Почти в упор. Метров триста. Тогда Саша Мандрик упрощает задачу. Наводит по стволу. По трубе. Доложили о готовности.
-Ждать! – скрипит Колосков. Без команды…голову оторву.
Ладно, отрывать. Надо, сперва,  отбиться. Не десяток же они боевиков привезли. Наверное, с полусотню.
-Вот лодочка вся на виду. Шустро выскакивают морячки и к пушкам. Разворачивают стволы в нашу строну. Явно готовы к стрельбе.
Колосков шепчет , -наводите на пушки. Их в первую очередь.
А когда? Чего ждать.
А тут, за нашими спинами застучали автоматы. Наши автоматы. И чужие подключились. Минута, две, «переговорили». Замолкли. Приполз Кадинцев. Доложил, что тех было четверо.
-Проверьте, -посылает Колосков.
На лодке шевеление. Надувают большие лодки. Устанавливают моторы. Сейчас сядут и к нам. Тут уже и ежу понятно.
Колосков командует: всем взять гранатомёты, ставь прицел на 300 метров. Все, по моей команде залп.
 Ждёт. Вот начали усаживаться.  В каждую вместится человек по 10. Не торопятся. Грузят оружие. Колосков считает, пять, шесть, семь..Огонь!
Рявкнули безоткатки, хлопнули гранатомёты. Одна ракета вощла точно под левую пушку. Вторая прошла выше и запрыгала по воде блинчиком. Толик крутнул маховичок чуть вниз. Зарядили и бахнули. Вошли в борт. Чуть поправил и второй пушки не стало. А гранаты не долетели. Ни одна. Пока лодка молчит. Собственно она и не успела ничего сделать. Только в паузе между первой  и третьей ракетой, пушкой  прошлась по камням. Но нам не повредила.. Теперь и её нет. Гранатомётчики лупят по лодкам. Безуспешно. А лодки рванулись в стороны, лавируют и мчат к нам. Как можем молотим и мы , но не попадаем.
Колосков машет Зинченку. Давай, работай. Заработали все три Дегтярёвых. Видно как пули шьют по воде. По лодкам. Но лодки не спускают. Идут на полном газу. Втыкаются в берег и морской десант вываливается на сушу.
 Сразу разбегаются и полощат в нашу сторону со всех стволов. Их пулемёты бьют по всем щелям. Моряки прорываются до внешней линии нашей обороны. Той гряды, которую мы с таким усердием создавали.
Столько было огня, столько грохота, но как и без потерь. Никто из нападающих на прибрежной полосе не остался. Теперь между нами всего сто пятьдесят метров. Они не дают высунуться нам. Мы им. Только ствол орудия показывается в проёме между валунами, как все стволы бьют по нему. Только искры летят. От гранатомётов толку нет то же. Пытались навесным, как гаубицы, но без толку. Всё ясно. Они будут ловить. всякую нашу промашку. Но могут послать и в тыл. Большим обходом.
Тут Колосков принимает стратегическое решение. Перетащить безоткатки вправо, за скалу и оттуда бить по лодке. Она стоит, как привязанная. Морячки копошаться на палубе. Даже сверкает электросварка. Ремонт.
 Треноги, трубы тащит второе отделение. Баев прикрыл  тылы и через несколько минут заработал. Теперь он пристрелялся. Пробил рубку. Валит дым. Морячки под огнём продолжают работы. А Баев всаживает гранаты в корму. Пытается сделать друшлаг из этой посудины. Уже штук десять влупил, а она не тонет.
 И пауза.
  На Баева сбоку вышла группа и взяла его в автоматы. И пулемёт рокочет. Плотный огонь. Баев отвечает. Лейтенант с тремя гвардейцами обходит прорвавшихся моряков и подавляет.
А тут лодка дала ход, повернулась кормой. И вместо семидесяти метров подставила всего семь. Попробуй,  попади.
 Давно надо было так, подумали и мы. Справа стычка затихла. Возвращается Колосков. Баев пытается бить по лодке, но.…увы. Попасть в такую ленточку не получается. А там уже в нескольких местах сверкает. А потом неожиданно бьёт пушка. Хоть всего 20 мм, а даёт крепко. Головы не поднять.
 Из-за гряды попробовали сделать бросок, но попадают под фланговый огонь наших Дегтярей. Как кинжалом. Насквозь. Отхлынули. Но пятеро остались.
Пушка молотит по Зинченке. Тот оттягивается. Уходит левее и сталкивается с пятёркой нападающих. Но что могут сделать пятеро с тройкой Дегтярей. Но и наши успели получит за эти короткие секунды. Из шестерых осталось трое.
Тогда Зинченко, хоть и с пробитой рукой, уводит ребят ещё левее и обходит первую. Гряду. Он вмолачивает с тылу всё приехавшее войско. Не даёт шевельнуться. Но и те не пацаны. Они встают и ломятся на наших. Коротенькая  рукопашная. Срезают с Зинченки полевую сумку. (Казалось бы дикость какая то. Но это важный момент. Это выполнение задачи). Потом поворачивают и, прикрываясь густым огнём, отходят к лодкам. Лодки рванулись и понеслись к ПЛ.
  Мы  особо не  высовываемся. Ибо пули бьют рядом. Эти пришельцы и на полном ходу не теряют цели. Вот они причалили. Стоят рядом. Видно, совещаются. Планируют. С такого расстояния огня нет. Колосков посылает Мандрика с отделением за ребятами  Зинченко. Саня фельдшер. Он знает, что надо делать. Колосков расставил наблюдателей. Сам следит за обстановкой, а мы спешим к пулемётчикам. Зинченко живой. Две дырки в ногах. Перебита рука. Бинтуем. К руке прикручивааем штык-нож.
Соловьёв, ранен в живот. Это куда как плохо. Дмитриев с пулей в плече. Сашка на него и не посмотрел. Ребята перебинтуют. Трое лежат. Тут всё.
Мы переносим всех к палаткам. Устраиваем удобнее. Колосков ставит караул. Остальных, группами по пять человек рассылает на осмотр. Тщательно осматриваем каждую лунку, скалу, щель. Никого. Вот уже метров на двести удалились.
  Слышим голос наблюдателя, -лодка уходит. Курсом на восток. На глубину не пошла. Но своим ходом чапает.
И опять гул. Надвигается так грозно. Мы притихли, но не тревожимся. Ибо кто кроме наших может гудеть. Мы дома. Только свои. И точно прошла пара Ан-12. И начало высевать пехоту. Ходят кругами и на наши дымы бросают. Почти роту выметали. Заходят ещё два. То же высевают. Ветра нет. Идут по вертикали. Только и смотри. Не наступить. Ах, если бы на пару часов раньше.  Но, то если. Рядом примащивается знакомая нам лодочка. Что привезла нас сюда. Приткнулась к берегу. Ждёт. Мы, не дожидаясь командиров, хватаем наших раненых, погибших и бегом несём к лодке. Грузим. Лётчики спрашивают,-может ещё кто?
Вези скорей. И лодка уходит в небо.
Потом войско собирается в одно место. Командиры проверяют наличность. Людей, оружия.
 А Колосков приказал всем раздеться и сам проверяет целостность наших тел.
 И правильно сделал. Ибо по горячке не замечаешь. Вот у Баева вся ступня чёрная. Попал ногой под струю огня, и ногу ударило о камень. И ступня стала, как две по размеру. У Сани Мандрика, каску еле сняли. Пуля вошла и воткнулась в лоб. Саму малость, а приклепала. Вот и решай, либо каску пили.  Либо кость откалывай. Опять же как и чем? Не ходить же так до пенсии.
Только пятеро из взвода без повреждений. Кого перевязали. Кого уложили. Колосков всё зафиксировал в журнале. Одно упустил, -нет отметки лётчиков, что забрали ребят. Но там экономили секунды.
 Вот и роты подошли. Это наши гвардейцы с 237 полка. Много знакомых. Машут из строя руками.
Командиры разделили остров на зоны и начали прочёсывание. «Наскребли 24 «пришельца». 10 живых. Они уже сами оказали себе первую помощь и, в наглую, требуют отправки в госпиталь. Как уже военнопленные. Наши командиры особенно в рассуждения не пускаются. 
Вы диверсанты! На вас закон один! Всё понятно? В итоге 12 живых, считая первых двух, совсем целых.
Конечно, допросили. Больше ради любопытства. Мы все сидели рядом. Нас не прогнали. Понятно, как всё сделавших. Тогда мы и услышали, что затеяно, цель, средства. Нас уже отпустило. Чаю напились. Перекусили.
 Радио тут же всё на большую землю переслало.
 Мы растянулись в своих палатках. Приводим в порядок. Чистим оружие. Разряжаем гранаты. Руки иногда вздрагивают. Но это мелочи. Всё кончилось Ребят жалко. И мы больше молчим. На распросы новеньких отвечаем однозначно. Потом и командиры разогнали любопытных. Приставили к делу.
А Колосков уже командует: -наряд на камбуз. Готовить еду. Что б через час было готово.
Идём с Аркашкой. С нами Вадик. Он теперь всё рядом. И Витёк мостится.  Мы ж как крёстные теперь. Помогают кастрюли подтащить. У Аркашки бок пулей ободран. Даже ребро белело. Но Санёк йодом всё в один цвет изобразил. Даже не бинтовал. А там и крови почти не было. Чуть набежало и всё. Корочка тоненькая. У меня щека порвана.. Камнями продрало. От пушечных ударов. Камни кололо, как сахар. Вот и царапнуло. Но не насквозь. Хотя больно. То же йодом замазал. Вадик цел совсем. Ничего. Только морально досталось.
Варим гречку. Лук, сало. Отдельно масло и тушёнка. А вот и Витёк на своём горне выводит:  -бери ложку, бери бак. …
 Сегодня без изысков. Все собираются на камбузе. Сроднились ещё крепче. Хоть и короткий был бой. За всё про всё часов в пять уложились, сблизило.
 Баеву и Лавру несём котелки в палатку. Им командир категорически запретил вставать. Ждём доктора. Он пока занимается ранеными бандитами. Там сложно. Нужна срочная эвакуация.
 А нам навставляли, что своей властью отправили лодку. Мы и не оправдываемся. Понятно, что все люди. Но…простите, господа. Вас не приглашали.
Теперь, как уж получится. Хотя мы понимаем и этих ребят. Они под погонами. Служат. Не по своей воле здесь. Однако, простите, чужие.

                Глава 32. Умники. Наши.
  Группа «гости из Бостона» в полном составе. Это те, которые отслеживают ситуацию на островах. Скурпулёзно складывают «кирпичики» информации в одно стройное здание. Всё шло как по нотам.  Отследили проникновение. Посадили на хвост Шефферу нашу лодку. Потом вторую. Красиво разыграли военные игры на островах. Видели, как диверсанты ведут съёмку объектов. И не пресекали. Даже старались выпятить нужное. Шла большая игра. Уже и духовой оркестр приготовили для проводов зарубежного гостя. А тут чуть не крах. Какой то взводный. Лейтенантишко. Лодку чуть не утопил. И погибли бы все собранные материалы. Весь труд большого воинского коллектива. Букколини остался без президентской награды, Шранк не утверждён в должности. Грейсы в печали о потерях. Собственно, Грейсы и так в печалях. Но великолепная деза сгинула бы вместе с лодкой.
 Тяни голуба. Держись. Вон уже помощь толпится у границы. Там тебя на ручки возьмут. А главное, материалы. Плыви, иди милая, -причитают наши высокие военные чины.
                Глава 33. У Фрэда день рождения.

    Сегодня у Фреда день рождения. Никто об этом не знает, ибо его контора не имеет привычного отдела кадров, где почти всё о каждом записано. И даже ближайшие помощники не знают, хотя догадываются. Но если сам шеф молчит и не провоцирует на подарки, поздравления, то зачем лезть нарожон? Вот никто и не лезет. Хотя от Джозефины пришла шифровка с поздравлениями и всякими пожеланиями. А, припоминая Мюллера, т.е. если знает шифровальщик, то знает последний  кухонный рабочий, знали все. Но, опять же, не высовывались.
В этот вечер шеф или лучше -хозяин всей этой военно-вольной единицы, устраивает званый вечер. Как бы просто посидеть, принять рюмочку, потанцевать, потрепаться. И когда дошли до последнего пункта программы, то трезвыми остались только те, которые и были нужны для «потрепаться». Сам трёп состоял из намёток операции по изъятию добытого золота.
 Что мы имеем в осадке?- спрашивал начальник штаба. Мы имеем ежемесячно 40 тонн. Плюс всё, что составляет личный интерес. Тот процент, который лежит пока во внутреннем дворе. А это уже более 20 тонн. И хотя 40 тонн вполне солидный кус, не стоит бросать и мелочи. По нашим? не подтверждённым данным, там ещё есть попутный материал. Некая коллекция камней. Которая, по стоимости равна месячной добыче. Итого около ста тонн в переводе на золото. Есть смысл рисковать. Ибо мы никогда таких денег ни на каком поприще не заимеем.
 Далее. Не надо туда никого внедрять. По двум причинам: -там совершенно свои люди. Моментом вычислят любого. А это насторожит. И они сразу примут меры.
-Какие? -кто то спросил.
-Очень эффективные. Отправят всё домой.
-Как отправят, НШ. Все пути мимо нас. А мы не пустим. А если точнее, то заберём всё. Поэтому именно надо насторожить. Провалить пару наших шпиков. Даже выложить им нашу программу нападения на рудник. А как они попрут к морю, то отобрать. Вот и вся операция. Пустыня. Голые камни. Мало ли кто тут обретается. Всякие кочевники, шайки всех мастей. Мы даже можем прийти на помощь. Подумать надо хорошо. А лезть на рудник, это опасно. Там же может быть серьёзная охрана.
 Мысль хороша. Слов нет. Но это будет только часть. Не целое.
-Так  и эта часть такая, что не подавиться бы. На сто жизней хватит.
-Кому хватит, а кому и нет,- послышалось от другого столика. Рисковать , так на полную. Что там копейки собирать по пустыне. Да и пойди поймай  на таких пространствах. Не будут же они по шоссе везти. Что их, русских то, за простаков считать. Обведут вокруг пальца. Да и фальшивку могут подсунуть.
-Какую, тебе, фальшивку?
-Простую. Золото сторонкой повезут. А пустую руду к морю. Как мы планируем. Прямо нам в руки. И пока разборка будет, они тю-тю. Корабликом и порт Одесса. Которую, они мамой называют. Ведь надо учесть , что и весь богатый бандитский опыт у русских не забыт. Они, как никто, классика всего криминального мира. И наши хвалёные боевички….им в подмётки не годятся. Так, щипачи мелкие.
Фрэд внимательно всё слушает. Не перебивает и не пресекает. Это течёт мысль. На неё нельзя накладывать ограничений. Это творческий процесс. Самое честное, что возможно человеку. Не надо давать направлений, ограничений. Пусть мысль играет всеми своими гранями.
Долгий был трёп. Однако и к итогу, как бы подошли. Надо брать всё. Брать на руднике. Не настораживать. Только воздушный контроль. Точный график движения золота. Фотографии всего и вся. И  анализ. Торопиться некуда. Сделать надёжно и исчезнуть.
Идёт спокойная работа. Никто не торопится. Сегодня все офицеры, вплоть до ротных, собрались в малом зале у макета. Это точная копия рудника. Он ещё пахнет цементом, краской, лаком. Сделан мастерски. Вояки окружили и рассматривают. Порой и проглаживают некоторые детали. 
Большой правильный круг внешнего обвода. Вся площадь поделена на квадраты карьеров. Между ними проезды, по которым с точностью швейцарских часов движутся самосвалы. По внутренним дорогам они выезжают на опоясывающую, и высыпают пустую породу, которую тут же бульдозер выравнивает для проезда следующей машины. Внешний обвод растёт и уширяется, создавая некий уют предприятия. Сам карьер ступенями спускается вниз, где машут своими шеями экскаваторы. Гремят взрывы, и руда отвозится к производственным цехам.
Во внешнем кольце трое ворот. Распашные половинки, перекрытые арками, на которых так же ссыпается порода. На замок не очень похоже, но вид внушительный.
Точно по середине, кольцо внутреннего двора. Там,  то же отсыпка. Но уже из переработанной руды. Хотя и высота – ширина, примерно, как и по внешнему кольцу. С одной лишь разницей, что внешнее более из глыб, а внутреннее, как из пылевого материала. Но трамбуется и слёживается в плотную массу.
 Военный люд рассматривает макет. Ходят вокруг. Некоторые линейкой, что лежит рядом, промеряют, что их интересует. Переговариваются.
 Все давно знают друг друга. Сюда уже лет семь не добавлялось никого, как и не убавилось, если не считать выбывших по ранению или гибели. А так как эта шустрая публика не сидит сиднем, а вечно промышляет, то, неизбежно, штат уменьшается. Однако, «глава» не приглашает новеньких. У него свои планы. Тем более, что такой лакомый кусок появился почти рядом.
  Замкнутая корпоративная субстанция, как они сами шутят. В основном сорокалетние. У каждого свои молодые годы были. Взлёты, падения. Но вот отсеялись сюда. И не рвутся отсюда. По натуре подобрались. Конечно, не без руки высокого начальства. Нам известных Грейса, Букколини и, даже, Джозефины.
 В центре макета красный флажок. Цель операции. И задача предельно проста. Пробиться к Rote Fane, взять всё золото и унести. И чем меньше шума, тем лучше. О том, куда увести не говорится. Это знает только Фрэд. И эту финальную часть он не ставит в виде задачи.  Его ближайшие помощники предполагают, что этим существование их базы закончится. Во всяком случае, под руководством Фрэда. Он, вне всякого сомнения, исчезнет. А вот кого ещё озолотит? Кто будет рядом до конца? Вопрос. Но здесь не принято составлять внутренние партии. Как будет, так и будет. Всем хватит, как показала длительная совместная служба. Вот и сейчас они нацелены на конкретную работу и осмысливают, как  сделать .Фрэд внимательно слушает. Не зажигается, не спешит.
Наконец, он встаёт, - господа, сделаем так: 1. Через каждый въезд внутренних ворот, с двумя танками во главе, пускаем по две роты. И ждём результата.
2. Если нет сопротивления и роты достигают внутреннего кольца, вводим их туда.
3. Забираем золото и уходим на базу.
4. Если роты встречают сопротивление на первом этапе, то вводим все силы. Прорываемся во внутренний контур. И далее по плану, на базу.
 Не щепетилиться. Действовать как всегда.
Сейчас начать тренировки на преодоление насыпей, отвалов, преград, что показаны на макете. Согласованность действий экипажей с пехотой. Спасибо, господа. За работу.

                Глава 34. Пятницы мадам Цили

Патрик наслаждается общением с подарком дяди Израиля.
Но это не вещь, что терпеливо лежит, куда положишь. Это молодая энергичная женщина, которая быстро навела порядок в обширной квартире молодого генерала. И не только в квартире, но и во всех, так же обширных связях своего нового мужчины. Разогнала весь бабий «батальон», в том числе и при погонах которые. Завела в доме музыкальные пятницы, где собирался весь московский музыкальный бомонд. Тут и великие скрипачи, виолончелисты, пианисты. Немного певцов. Но какие! Даже  труженики цирка есть. Артисты театров. Не шумно, но с 18 часов и до 05 утра, квартира пела и переливалась всеми цветами музыкальной радуги. С некоторого времени уже и за честь считали, побывать на таких приёмах. И даже начальство Патрика, не только не игнорировало, а вежливо намекало Патрику, что и они желают у него побывать. Конечно, Патрик не отказывал. Но ревновал свою новую газель к патронам более высокого ранга. А «девочка», как и не замечала различия и была ровна со всеми. Хотя глазки строила весьма активно. И чем она занималась во все остальные дни, никто не афишировал. А Патрик и не знал. Ему хватало. И не надоедало. Только иногда, очень редко мелькала мысль, а откуда у этой козочки такие деньги. Ведь те корма, которые поглощались по пятницам, стоили не мало. Но вопросы дамочка не задавала. На прокорм семьи брала у Патрика вполне скромную сумму. А одевалась – обувалась  за свои.
 Патрика это вполне устраивало, тем более, что лишних вопросов эта куколка не задавала, в служебные дела не лезла, и ничем не огорчала любвеобильного молодого генерала. Только однажды, когда в квартире обнаружила чужую дамскую сумочку, она так энергично воспротестовала, что Патрик всю неделю вынужден был находиться на больничном, под присмотром военврача и парочки фельдшеров, которые ежечасно меняли примочки, повязки на его холёной физиономии. Но дней через 10 лечение на дому закончилось, и Патрик вышел в свою контору на службу. Там, конечно, ехидно поулыбались, ибо и ранее такое случалось, но не нагличали. Соблюдали почтение к лампасам и ценили своё рабочее место.
  Жизнь шла своим порядком. Дядя Израиль больше не давал указаний. И Патрик успокоился. Ибо рисковать такой сладкой жизнью не хотел. Его совсем не привлекали крупные суммы в зарубежных банках, которые оглашал дядя, ибо к ним доступа не было. И использовать, хоть по каким причинам, невозможно.
  В эти сладостные дни, зам по финансам Патрикового ведомства, некий полковник Соловьёв Анатолий Иванович ушёл в очередной отпуск. С семьёй они отбыли на Юг. В Сочи. В военный санаторий. Прекрасно провели время. Отдохнули. Накупались в морской воде. Побаловались полным бездельем и уже собрались возвращаться, как Анатолию Ивановичу страсть как захотелось заглянуть домой. Домой на родину, где прошло детство. Юность.
Жена осталась доживать срок в Сочи, а он махнул самолётом в Псков.
 Брат, майор, встретил с радостью. Толик, братик, в какие времена? Неужто, стареть начал. В пенаты потянуло?
Они с детства жили дружно. Анатолий Иванович был старше лет на пять. Поэтому, по возможности, помогал.
Никогда этим не кичился, и, тем более, не попрекал. Они, просто, любили друг друга с детства. Анатолий был самой любящей нянькой. Сам купал братишку, перематывал пелёнки. Укачивал. Таскал дитятю к матери на работу покормить. Тогда ведь, только две недели отпуска давали по беременность и родам. И целый день был маманькой.  С  возрастом ничего не изменилось.
 Не часто приходилось встречаться. Ибо на плечах погоны. А у младшего и с особым оттенком цвета. Не разгонишься. Строго. Но это положение на их привязанность и братство никак не влияло.
 Миша, а где твои? – испросил Анатолий.
-Мои в туристической поездке в Польше. Жене страсть, как нравится полонез Огинского, ещё с детства, вот и порешила смотать на те исторические места.
-Миша, какие исторические? Это мужик неожиданно для себя написал. Больше у него ничего нет. Только одну вещь и сделал. И не самая это такая распрекрасная штука. Но, вот. Даже в музыкальных школах вошла в репертуар. Благо, что не трудная. Это как Чардаш Монти. Тоже и написал всего этот Чардаш. И вошёл в среду известных композиторов. Совершенно им и не будучи. Кажется,  скрипки делал, или ещё что. Но, уж, никакой не композитор. Правда в репертуар школ не вошла. Ибо трудна в исполнении. Красивая вещь. Но шибко национальная.
Ну, да ладно. Жаль, что не свидимся с ними. У меня всего неделя.
 Братья обнялись и покатили домой.
 Миша не хотел собирать друзей. Ему не хотелось делить брата ещё с кем. Они поели, обложились альбомами и начались воспоминания детства.
 Уже и поужинали, а всё рассматривают альбомы.
Неожиданно Михаила Ивановича вызвали в отдел. Он быстро оделся и умчался. А Анатолий всё рассматривал и рассматривал фотографии, прокручивая в памяти прошедшие годы.
Как это обычно бывает, прошёлся по всем комнатам, заглянул в кабинет брата. Там посидел. Полистал бумажки, что на столе. Примерно такие же, как и у него самого по службе, что можно хранить и дома. Разные  фотографии. Вполне приличные лица. Стильная одежда. Явно выше достаток обычного гражданина. Лица незнакомые и Соколов, пробежав глазами, и как бы проникнув в характер, откладывал . Вот попалось знакомое лицо. Или похожее на знакомое. Лёгкое платье со смелым вырезом груди. Этакие высокие, но не грузные бугорки. Приятная мордочка. Длинные серёжки. Что то неуловимо знакомое. Толи прищур и разрез глаз, толи сложенный, фигурными губками,  ротик. Перевернул. Циля Каганович. Деревня Глушки. Бирабиджан.
 Полковник почесал затылок. Подожди, подожди, так это Патрикова бабёнка. Точно! Вот брелок на шее тот же. Змея неким зигзагом сложенная. И серьги похожие. Из одного комплекта, или как они там называются. Гарнитур, что ли? Но те же змейки.
Груди явно те же. Так же выпирают наружу и бросаются в глаза.
 Далеко за полночь вернулся брат. Сели на кухне. Налили по стопке.
-Что, Миша, всё в порядке?
-Да, Толик, нормально. Поймали пару мелких вредителей. Вот разбирались, в какую категорию их определить. Либо чисто экономическую, либо и политическую окраску дать. Позаседали и решили наблюдать дальше, а их под суд, гражданский суд. Просто как воров. Но работы ещё много. Ибо попахивает закордоньем.
 Миша, ты прости, я тут бродил по дому и наткнулся на знакомую мордашку.
-Где, это тебе, у своего родного брата встретилась, как ты определил, знакомая мордашка. Тут не только знакомые, но все родные.
-Нет, братик, Слава Богу, та мордашка и не родня, и не из общих знакомых – друзей.
-Покажи.
-Вот. Эта мордочка.
-И что?
- Эта мордочка пребывает в стольном граде. Любовница одного генерала, что заведует обмундированием войск. Ведёт себя, как хозяйка. Живёт на широкую ногу. Даже, как в давно ушедшие времена, устроила дома, в смысле квартире этого генерала, музыкальную пятницу. И туда все евреи Москвы собираются на гульки. С вечера, до утра. И, конечно, наши лампасоносцы там отираются. Когда сами напрашиваются, когда их приглашает Патрик. Этот наш генерал-портянка. И, похоже, что она имеет на Патрика очень сильное влияние. Хотя по службе и не видно ничего. Как раньше было, так и сейчас.
 -Так, так, -заёрзал майор по сиденью стула, - эта дамочка засветилась у нас по интересному случаю вербовки военнослужащего. Он с того места, где постоянное житие этой Цили. Там она в уборщицах значится, и работает фактически. Там она, после курса консерватории, преподаёт детишкам музыкальные азы. Даже отбирает наиболее даровитых и они в консерваторию поступают на льготных условиях. И это действительно талантливые ребята. И не только евреи. Во, как интересно.
А ты, Толик, каким боком к этой компании?
-Шеф попросил раздобыть рояль. Не просто рояль, а тот на котором, якобы, сам Сергей Рахманинов играл. Ну я и нацелил своих на поиски. Нашёл. В городском парке заштатного городишки. Там все цветочницы зеленстроя на нём бренчат. И спят кошки. Рояль, как рояль. Иномарка, конечно. Не то Беккер, не то Меккер, Фельшофф…не помню. Не интересовался. Нашёл и нашёл. Привезли и отдали. А взамен два туда направили с наших военных клубов. Не обижая, конечно и военных. Так мелочная работка. На уровне лейтенантов прошла.
  Но! За это был удостоин посещения сего элитного клуба. И некий из великих, на том рояле исполнял Концерт самого Рахманинова. Здорово исполнял. Слов нет. Просто завораживающее состояние. А дамочка эта, ноты листала. Вот и рассматривал её всячески.
-Так, так, - промурлыкал майор. Так так. Так, так. Вот она где. А мы просеиваем Приморье.
Подошёл к телефону. Товарищ генерал, -майор Соловьёв, - новости. Разрешите приехать?
-Горит? Или сгорит до утра?
-Не знаю. Но лучше сейчас.
Через пару минут майор умчался, а полковник остался рассматривать грудастенькую уборщицу колхоза с высшим музыкальным образованием.
 Более суток не было Михаила. Потом, на вечерней зорьке нарисовался.
-Прости, братик. У генерала трудились. Узелки развязывали старые, завязывали новые. И тебя в такой узелок определили. Тут, брат, никуда. Дело огромной государственной важности. Слушай.
 Серьёзное дело, Миша. Конечно, выполню что надо. Без слов. Однако я не разведчик. Нет специальной подготовки. Справлюсь ли?
 Не переживай. Рядом будет наш человек. Сейчас придёт. Познакомитесь. Это полковник Григорьев Григорий Григорьевич. Гриша.
 И Гриша не замедлил. Пришёл утречком. Просидели до обеда. Отобедали. А тут и Галочка объявилась. Жена Михаила. Ахи, охи. Как Танечка, как детишки? Как дорогая тёща? Как, как, как??? Сотни вопросов. Всю физиономию помадой измазала. Потом ахи – охи по Огинскому. А там..А там…. А что там. Там толком и не вспоминают. Был, да сплыл. Есть нечто крупнее и выше. Сметана, например -во какая величина.
  Не, Сметана, это чех. У поляков были Фредерик Шопен, Станислав Монюшко, Кароль Шимановский, Генрик Венявский. Кстати, и о них не шибко в литавры бьют. Там больше материя правит. О животе заботы. Цены. Дефициты. Им не до фокстротов. Хотя и это имеет место быть. А Михаил Клеофас Огинский был казначей. И послом в разные страны. Вот и скучал по родине. От скуки и написал. Талантливо написал, слов нет. Чувственно, раз до сих пор исполняется и народом принят.
Вот и домой пора. Анатолий Иванович прощается с роднёй,  отбывает на службу.
-Что нового? Ничего. Только он теперь тонко отцеживает движение бюджетных средств. Нашлись некие внебюджетные вливания. И Григорий Григорьевич фильтрует эти вливания через свои инструменты. И много интересных вещей, которые никогда и не брали во внимание, всплыли на поверхность. А следом потянулись и нити к Кремлёвской швейной фабрике, Бендеровскому шёлковому комбинату, к Майкопской фабрике хозтоваров, к Нальчикской торговой базе и ….очень многим предприятиям, которые частично есть на самом деле, а частично, не существуют. Но по документам проходят. И продукция лежит на военных складах. И проведена оплата. А деньги из бюджета не выделялись. И оный бюджет не страдал.
 Григорий Григорьевич всё компанует, квалифицирует и передаёт куда надо. Там, в этом «куда надо» вяжутся свои кружева. Расходятся ЦУ и Приказы. И вся громадная машина безопасности Державы, усердно трудится.
А Циля, которая здесь под классическим именем Софочка, с приставкой «очаровательная», играет на рояле, клавиши которого помнят самого Сергея Рахманинова.

                Глава 35.  Головная боль.

Пока взводные со своими людьми ещё и ещё  прочёсывают остров,   старшие командиры собрались на совещание.
Первое и самое главное. Куда девать пленных? Здоровых, ещё ладно. Время терпит. Харчей хватит, а раненых? Хоть и чужие, хоть и враги, предпринявшие диверсию и принёсшие потери. Но они люди. А мы? Мы русские. Мы не можем пустить на самотёк. Им реально нужны хирурги.
Командир 237 горячится, -.братцы, он немножко грузин, и когда чуть волнуется, малость заикается, - братцы, они живые. Им больно. Что надо думать. На думки то же время уходит, а у них болит. И жизнь уходит. Как себе в глаз смотретбудэм?
-Сосо, это ж не Грузия, что за пол часа вдоль и поперёк. Тут до ближайшей границы 3 000 километров. Как туда довезти? Даже если нашим самолётом. Где сесть? Там вода. А до Шпицбергена почти пять тысяч. Тут одного лёту десять часов. А приглашать на нашу территорию Штаты? Так нам не только погоны снимут, но и посадят. Надолго. Это, если они долетят. Посбивают.
  Переложить на верха? Можно. Но тогда многие из раненых этот мир покинут. Ибо верхние должны добраться до самых верхних. А там субординация. Слышал, Сосо, такое слово?
Жаль нет нашего Колоскова. Он сейчас бы выдал идею. У него натура такая, чем сложнее, тем лучше голова работает. Но Колосков с нами. И его, по малости чина, не пригласили, а зря. Ибо он уже связался с полярниками, что на Хатанге. Там у них большая база. Радио. Самолёты. И гидросамолёты. Эти, что повезли наших раненых, от них были. Вот Колосков уже с начальником базы говорит. Не очень быстро, ибо через морзянку. Тот, вообще предложил везти в Норильск. Или вызвать санитарную авиацию городскую. Но оба согласны с вариантом, что полярники заберут и в Норильск доставят. И самолёт уже напружинил крылья, оторвался от полосы и топает по 650 км в час к нам.
Гоберидзе, это и есть Сосо, командир 237 комполка, взял на себя старшинство и связывается с Большой землёй. И только он начал о раненых, ему пыл остудили, - сначала доложите подробно о ходе операции.
 Товарищ генерал, это потом, сейчас надо с ранеными решить вопрос.
-Не учи меня жить , полковник. Говори. о чём спрашиваю.
-Товарищ генерал. Нет ни какой операции. Мы пришли к самому концу. Лейтенант Колосков управился сам. Мы только прочесали остров. Подобрали убитых и раненых, которых надо срочно в госпиталь.
-Как это без вас закончили. А лодка? Где лодка? Куда дели лодку?
-Не знаю. Лодку я не видел. Может её утопили. Она же десант высаживала. Наверху была. Колосков, без сомнения, бил по ней из безоткаток. Вон сколько валяется упаковок от ракет.
-Гоберидзе! – я тебя под суд отдам. Как могли утопить лодку? Вам давали строжайшую инструкцию-лодку не трогать!
-Так я не трогал. Не было лодки. Мы приземлились, когда война уже закончилась. И лодки не было. Вот только раненые и пленные.
-Кто командовал боем?
-Лейтенант Колосков.
-Дай его!
-Товарищ генерал, командир взвода лейтенант Колосков, - представился наш командир.
-Лодка где? – прогремела связь.  -Утопил?
-Нет, товарищ генерал. Не получилось. На земле бой начался. Они со всех сторон шли. Не смог. Да она и стала вдоль, как в такую соломинку попадёшь?
-Ты мне скажи, где лодка сейчас?
-Не знаю. Она ушла.
-Под воду? Или куда?
-Нет. Под воду не могла. Я ей рубку пробил. Она ушла верхом.
-Не утонула? Может,  отошла и на дно?
-Нет. Она ушла верхом. Сколь видно было. И сваркой латала дырки. Если бы тонула, так они бы просто высадились и сдались. Они ушли. И всё время радировали. Мы слушали.
-И что они радировали? Сос кричали?
-Нет. SOS а не было. Они, вероятно, помощь к границе вызывали. И потом не было SOS. Мы их частоты знаем.
-Смотри, Колосков, если утопил, я тебя самого из под воды достану и примерно накажу. Мне эта лодка край как важна. Понял?
-Нет.
-Как нет? Я тебе русским языком говорю. Понял?
-Понял, -согласился Колосков. Ибо зачем после драки кулаками махать. Генералу нужна лодка. А мне она здесь только усложняла дело. Во, какие пушки на ней. Да молотили, как пулемёты. Что ж, смотреть и глотать осколки? Но, если она вам нужна, ловите. Во простор какой. Хоть сетями, хоть тралами. А мы своё сделали. Жаль ребят только. Но…Армия. Война. Погоны.
 Красный самолёт покрутился, зашёл, сел и подрулил к народу. Весь алый до боли в глазах. Шариком выкатился «белый медведь», доктор в белом халате, с чемоданчиком. Где больные?
-Вот, доктор. Тот молча, никого ни о чём не спрашивая, всадил каждому по два шприца. Вытер лоб своей белой шапочкой:- грузите.
 Старшие начальники к нему. Док, ты откуда?
-С неба. Что не видели разве? И без трёпа. Грузите быстро. Успеть бы.
Ахти! Опять проблема. Они же, как и враги. Надо сопровождение. Охрану. Так просто нельзя.
-Ну, командиры. Вы даёте. Суйте быстрее хоть кого. Но больше 20 голов не возьму.
 Колосков, дай 10 человек. –приказываеьГоберидзе.
-Не дам. Рвать на куски взвод не буду, -воспротивился Колосков. Он ещё от генеральских тумаков не остыл. Ещё ребята в госпиталь убыли, а тут охрану организуй.
Но Колосок мудрый. Он тут же полковнику на ушко:  - они же, падлюки, моих ребят пощипали. Не гарант, что этих довезёте до больницы.
Полковник кивнул головой. Понял. И быстро нашёл из своих.
 Самолёт уплыл и тишина.  Увёз живых.
 А погибшие? Здесь хоронить или где?
Гоберидзе подзывает Колоскова, - лейтенант, я дам тебе людей. Перенесут погибших диверсантов в ту бухточку, где ты принял бой. Похороните по людски. Понимаешь, они под погонами. И не будем искать праведников в этом мире. Ошибёмся. Схорони. Потом сюда. И начальство наверху утрясёт куда нам, куда вам.  Давай. Управься за пару дней.
 Мы уходим на старое место. Занимаем палатки. Новенькие рассматривают обгорелые камни. Места взрывов гранат. Им край как интересно.
Колосков никого не торопит. Его коллега, лейтенант Провоторов, что с 237 –го. Сидит рядом и слушает, уже спокойный рассказ о бое. Они иногда встают и проходят по памятным местам.
А как копать. Мерзлота сплошная. Пара сантиметров оттаяла кое где. Остальное –бетон. Решили собрать камни, что по силам и сложить «дольмен». Домик. Потом сверху укрыть  А как по другому. Трудится Провоторов.
 Уже и выложили. Надо и хоронить. А как? Документов нет. Ни на чём следов никаких.  Задумались. Но по аккуратно  уложили.
 Отужинали. Гоняем чаи. Аркаша удивляется нашей расточительности. Всё бросаем. Кули сахара,  мука, крупы. Заварки мешок.
 Колосков иронизирует: - ты, Аркаша, не боись. Завтра – послезавтра опять вернёмся. А у тебя всё готово и котёл полный снега.
Витёк шепчет на ухо:- соляром пахнет.
 Ты чо?
 Точно говорю. Как тот раз.
Ору:  -к бою!  Ложись!
 Колосков подползает: - что орёшь?
-Соляром пахнет. Лодка вернулась.
Всем лежать! Берёт с собой трёх гвардейцев и уходит на берег. Примащивается за камнем, определяется по ветру и фонариком сыплет морзянку.
 Мы наблюдаем.  Вот метрах в пятистах показался перископ и часть рубки. Потом и вся лодка. Стоит боком к нам. В лодочку сел человек. Один. И понёсся к нам. Вышел. Поднимается вверх.
 Колосков обозначился. Встретились.
 Я капитан Шлеффер. Командир спецотряда. Мои ребята погибли. Передайте тела, пожалуйста. Вы десантники. У вас не принято бросать своих. У нас тоже. Тем более вам их тела не нужны. Документов нет. Кто, что, чьи. Но я командир. Я должен сделать это.
 Мы видели вас. Что вы принесли сюда хоронить. Вот и подошли.
 А вы не уходили к границе?
 Нет. Как уйти? Бросить своих. Мы хотели повторить штурм, но ваших прибыло много. Вот и наблюдали.
 Колосков согласно кивнул головой, -берите. Но здесь не все. Здесь только погибшие. Раненых отправили в госпиталь. Доктор прилетел и забрал. Это теперь по каналам МИДа. Мы уже не поможем. Да и не довезли бы вы их. Там серьёзные ранения.
 Спасибо. Можно забирать?
Да. Берите.
Шлеффер связался с лодкой И оттуда подтянулся большой плотик. Морячки остались на плоту, а четверо вояк перенесли тела. Наши солдатики стояли и глазели, конечно, не настораживаясь, и не переводя оружие из- за спины.
 Когда плотик отчалил, Шлеффер подошёл к офицерам, поблагодарил и немного смущаясь высказал совершенно абсурдную просьбу. Так её обосновав: - этипарни погибли , действуя по приказу. А в приказе было главным: - добыть полевые сумки командиров.
Ты имеешь ввиду документы?
 Нет. Документы не надо. Мы знаем, что это 226 и 237 ПДП. Но нам край нужны именно сумки. Господа, хоть одну. Не зря что погибли ребята. И…тут он замялся, но пересилил себя и добавил, что семьи тогда получат страховку и все доплаты.
Провоторов снимает свою сумку, вытряхивает содержимое, оставляет только карандаши и флажки. –Держи. Раз так, то пусть. Я новую найду. Бери.
Шлеффер предлагает деньги, но…какие могут быть деньги. Мы не торгаши. Мы русские.
 Тогда Шлеффер снимает свой пояс. С ножом, пистолетом, какими то карманчиками. Ничего из него не вынимает, даже рацию и отдаёт Провоторову. Тот смотрит на Колоскова.
- Бери, брат. Это не торговля. Это командир разбойников, от сердца.
Шлеффер горько улыбнулся, и на чисто русском языке выдал: - страна наша разбойник. Это точно. А мы военные. Мы под приказом. Простите.
Поклонился, сел в свою лодочку и отчалил.
 Лодка приняла груз, отсалютовала морским фонарём и ушла под воду.
Колосков обвёл глазами народ. –Всё поняли?
 Народ молча кивнул головами. Да!
 А мы с Аркашкой, Вадиком, Витьком долго переосмысливали происшедшее. Все думали, что лодка мчалась домой. Спасалась. Удирала! Лишь бы добраться до своих. А оно вон как! Своих не бросаем.
На другой день Колосков и Провоторов долго шептались с Гоберидзе.
 Тот вертел головой, как будто воротничок жал. Потом тихо рассмеялся.
Радиста сюда!
 Соедини с тем генералом, что на нас шумел.
 Товарищ генерал, Гоберидзе. Разрешите доложить. Лодку подправил. Обеспечил дойти до дома.  Она на ходу. Отошла к Востоку. И, товарищ генерал, дали им одну командирскую сумку. Очень просили и говорили, что цель всей операции именно эта сумка. Заодно и погибших им отдали. Их погибших.
Трубка долго молчала. Потом генерал покашлял и произнёс:  -на орден представлю. Головатый ты мужик.  Понял суть. Готовься домой.
 Товарищ генерал, это сделал лейтенант Колосков и лейтенант Провоторов.
 Это твои люди, ты на них реляции и подавай. И вообще, не забудьте представить к наградам. А то замотаетесь, и всё сгладится.
Всё, орденоносец, прощай. Значит топает лодочка домой. Это похвально.
 На пятые сутки и вышла. Подрулил гидросамолёт. Принял оставшихся диверсантов. Почти половину из прежнего состава. Щедро прошлась костлявая. Но…Погрузили ящики с плёнками , Фотоматериалами. Вещдоками. Киносъёмку самого боя и обстрела лодки. Борьбу за живучесть корабля. Всё, всё. Самолёт поднялся в небо.
К лодке приставили два корвета сопровождения и потянулись домой. Операция закончена.

Полк Гоберидзе продолжает обследовать каждый закоулок. Да и понятно, не может же целый полк бездельничать. Остров поделён между ротами, взводами. Вот они и ползают. Щупают. Изучают Арктику. Для этого дела тут простор. Громада. Сплошной заледенелый камень. Правда. Не всё так печально, есть даже реки. Глубокий залив. Но холодно. Всё больше морозы с ветрами. Это только если щедрые дары. Золото, газ, нефть или ещё что, то тогда и зашумит жизнь. Но сейчас мёртвая пустыня. Ледяная пустыня. И весьма обширная, 11312 квадратных километров. Почти как Черногория, что 14026. А таких как Люксембург, Андорра, Мальта, Лихтенштейн, Сан – Марино, Монако, Ватикан все вместе трижды уместятся. Широка страна моя родная, пели мы и не только. Шибко нравилась эта песня Полю Робсону. Знаменитому певцу из Штатов.
Мы бездельничали целый вечер. Но с утра Колосков провёл зарядку. Пробежку. Выбил из нас все остатки переживаний.
Потом отыскали чистейшую площадку и уложили свои парашюты. Заодно, освежили запасные. Осмотрели, сколь в наших правах, приборы. Сложили в сумки.  К палатке, где парашюты Колосков поставил часовых. Все при деле.
Видно, его очень беспокоило наше безделье. Что вполне обосновано, хотя на отдельно взятом острове нет никого и ничего. Совершенно запретил, куда либо ходить. Тем более по одному. Мы смеёмся, а он гнёт своё. «Меньше трёх не собираться!» Так он переиначил общеизвестную поговорку.
  Потом приказал упаковать безоткатки в тару, из которой мы их извлекали. Умудрился засунуть весь комплект в один мешок такой тары.
Потом мы драили стволы до зеркального блеска. Смазывали и паковали, как на сброс.
 Оставшиеся ракеты, тоже прибрал. Всё в палатки посовал. Часовой, как положено. Пособирали, конечно, оружие диверсантов. Особенно ножи. Уж чем они понравились, не могу сказать. А, вот, быстренько прикарманили.
 Старшие командиры не вмешивались. Ибо мы не были приказом им подчинены. А они и не накладывали на нас свои руки. Они выравнивают широкую прибрежную полосу. Убирают камни, всякие предметы, типа наледей и бугров. Трудятся.
Дни шли. Вот и с харчами затруднения. Такую ораву прокормить. Тонну хлеба на день надо. Но Армия везде Армия. Тут кораблик подходит. Малость подбросил. Но всё больше рыбное. Сама рыба, рыбная мука, цистерну с жиром. Перебивается. И мы свои харчи подъедаем. Скромно, но ..пойдёт.
 Утром гул. Здесь каждый звук слышится сильнее.  И нам кажется, что танки грохочут.  Но это, конечно, не они. Это наши родненькие пахари –Ан-12. Ого! На половину неба. 20 машин. Столпотворение. Садятся чинно. Долго кружат в очереди. Потом заруливают по углам. Место не шибко просторное и гладкое. Но       ровно, как солдатики в строю.
Экипажи сначала кучей. Потом рассыпались по скалам. Кто уже и с удочкой мостится на камнях. Всё щупают. В интерес ребятам. А тут ещё тюлени подошли. Большим стадом. И людей не опасаются совсем. Лезут на камешки. Располагаются удобнее.  Конечно, интересно.
Только старшие начальники всё совещаются.
 Наш взводный туда. Смотрим, он уже и руками размахивает. И по кругу разводит, и вверх задирает. Потом свою забинтованную руку показывает, закатав рукав гимнастёрки. Как мы предполагаем, что то выпрашивает, а ему полный отказ. Гоберидзе молчит. Видно команда сверху такая, что он и пикнуть не может.
 Вернулся Колосков.
Не берут. Оставляют нас тут. Потом прилетит тачка и заберёт. Во как.
 Мы ему толкуем: - так надо потрясти воздух. Мол, мы всё сделали, а эти припоздали. Грудь выпятить. Постучать.
 Вот иди и стучи.
 Командир, а куда они полетят?
 В Литву.
 Так это над нами будут пролетать. На проходе сбросят и мы дома.
 Какой тебе проход. Где Литва, Где Псков.. Молчал бы. Географ.
Не, братцы, как же так? Сашка, ты комсорг. Давай по партийной линии попробуй.
А Сашка уже завёлся и сам.
 Разреши, командир?
Топай!
 Вот Саня подрулил. Поспрошал. Нашёл комсорга полка, парторга. В кучку их и катает.
 Как уж он их там уговорил, но дело кончилось заседанием партбюро. Долго потрясали арктический воздух. Потом с лётчиками устроили партсобрание.
Завтра летим. Пристроились на полу у кабин.
Вот и Великая, вот наш самолётик чуть хвостик повернул и внизу Черёха. Наш городок.
Пошёл! Валимся в пространство. Открываются купола. Лётчик описал полный круг. Пересчитал купола. Качнул крылышком и помчался догонять собратьев. Рулим на строевой плац. Не у вех получилось, но и не размазались. Снизу головы задрали. От штаба ГАЗик помчался. И мы дома!
 Собираем в сумки. Строимся. Тут и командир подрулил.  Наш полковник Докин. Рядом Климов НШ, замполит.
 Колосков доложил. Докин обошёл строй. Посмотрел каждому в лицо. Потом пошёл обратно. Пожал руки. Благодарю за службу!
 Служу Советскому Союзу! -чётко отдали мы.
 Всё, Колосков. Баня, столовая. Неделя отдыха!
Дома. Ах, как хорошо дома!.


- Глава 36. Перелёт

Иван Петрович собрал своих управленцев и задал один единственный, но, крайне важный, вопрос: как вы себя чувствуете в смысле собственной безопасности. И безопасности производства?
Народ призадумался. А как мы чувствуем? Да никак не чувствуем. Мы работаем.
-Это да. Работаем. Но кто то уже пытался результаты наших трудов отнять. Этот недавний случай с самолётами. Кто их знает. Может ещё сделают попытку. И не одну. И никто не помешает. Собьют по пути, а потом наземным транспортом заберут.
 В итоге получается, что местные власти нам не помогут. Ни в каком случае. Далее. Наши заборы не спасут. Ибо для пешего человека они не препятствие. Поэтому нам нужна охрана. Своя. Так я мыслю?
-Так, Иван Петрович, - отозвались начальники участков. Но это не наш, в принципе, вопрос. Местные гарантировали нашу безопасность. Так ведь?
-Гарантировали. Но де факто, что мы их самих выручаем. Поэтому принимаем такое решение: Нашу долю здесь не держать. Перегнать домой. Вы, Сергей Васильевич, заодно, сходите в Минобороны и попросите людей. Рассчитайте сколько надо. Не скупитесь. У нас средства есть.
Хорошо бы десантников. Смотайтесь с Димой. А здесь надо поставить наблюдателей. Хоть и не сможем воевать, но уберечься не помешает.
Мишину платформу всегда держать под парами. В случае крайней опасности, полная эвакуация. И Диму, Сергей Васильевич, сразу сюда. Там на колёсах покатайтесь.
Сегодня же всю продукцию на внутренний двор. Это, Василий Васильевич вам! Организуйте.
И всем: пожалуйста, никакого риска для людей. При малейшей опасности срочная эвакуация на центр. Ничего с собой не забирайте. Только людей.
Всем спасибо.
Дима тут же доставил Сергея Васильевича, с четырьмя самосвалами и продукцией, к стольному граду.  Они покатили к банку, совершенно никого не опасаясь. Ибо кому придёт в голову, что эти припылённые машины везут такие громадные ценности. Дима мог бы и поближе притулить свою «птичку», но столько глаз, столько переполоха было бы. Да и милиция, ГАИ. Объясняйся. И вечерняя Москва тут же распечатала и весьма расстаралась в домыслах. Вот и сели на кромке поля. Машины сошли на грунт, а Дима тут же и домой. На рудник.
  Зам министра обороны на просьбу Сергея Васильевича, только поднял брови. -Вы, уважаемый, если у вас так много денег, заведите свои войска. Или наймите частную военную компанию. Они всё могут. Только плати успевай.
-Понимаете, нам не надо надолго. Нам на один год. А может быть и меньше. И сейчас. И Сергей Васильевич рассказал генералу суть положения. Особенно нажимая на принадлежность коллектива к родной стране. И что только наши, и нет местных или кого чужих.
 -Давайте сходим к министру, решил зам и повёл Сергея Васильевича по ковровой дорожке широкого коридора.
Министр выслушал. Подумал. И нажал на зелёную кнопочку.
-Пригласи Командующего ВДВ. Сейчас, если здесь.
-Слушаю, товарищ министр обороны, - поздоровался Командующий.
-Василий Филиппович, вот твоим гвардейцам только по силам. Наши соотечественники в Африке « золото роют в горах», но на них нацелился, как я думаю, сам Шерхан. Он попытался разок. Практически безпроигрышный план. Но наши перехитрили. Этот фрукт теперь хочет забрать всё. Кстати, правильное решение. Вполне логичное. И захватит  солидный куш, и своих мелких жуликов ликвидирует. И шайку бросит. Сам смоется. Всё по законам жанра. И что самое приятное,  нам это в помощь. Ибо новые братья усиленно просят разобраться с этой группировкой. Своих сил нет. А убытки большие. Ибо он властвует над пустыней, которая без пределов. Как раз и своих прикроем, и с этим бандитом покончим. А что он полезет, сомнений нет. Будет готовиться. Очень тщательно. И нападёт. Умный, грамотный, опытный. На шап – шарап не рассчитывает. Только наверняка. Вот и давай сразу две задачи и выполним. Тем более, что все документы на уровне правительства и по ведомству МИДа, приняты. Наше присутствие законно.  И я не спрашиваю, есть ли готовые части для такого дела, ибо ВДВ всегда готовы.
Что скажешь?
-У меня сейчас 237 полк с Севера пребазировался в Литву. Он отработал вместе с 226, который разбросан по островам,  всю программу операции. Могу его сразу отправить погреться. Там Гоберидзе командует. Я его хотел перевести на повышение, но придержу.
- А кого планировал на полк?- спросил министр.
-Полковника Клименко, Алексея Владимировича. Он в 226 замом. Давно готов, как командир. В меру строг. Стратег!
-Вот и ставь. Сегодня же. И подумай, как доставить. И 226 собирай. Ему особая задачка. Там у тебя Докин?
-Да.
Въедливый мужик?
-Ну, как сказать. Где надо, так и въедливый, где как и простачок. Но мудр бесконечно.
-Вот сразу  решим и этот кроссворд. Те же други, убедительно просят прочесать 20-й меридиан на предмет обнаружения старинного города.
-Так это с ВВС надо. Полетают и найдут.
-Если б так. Они и летали, и фотосьёмку делали. Нет города.
Так может его и нет. Что пески лопатить?
-Есть город.
Доказательства?
-Их пилот, кстати у нас учился в Краснодаре, видел. Случайно. Пролетал обычным маршрутом и видел тень. Обычную тень на закате. Тёмную. Чёткую. Покрутился там. Координаты запросил. Но никто его не видел, кроме «все видящее око дяди Сэма» в Ливии. Он то и сказал, что на 20 – меридиане.
-Может, соврал?
-Может, и соврал.
 И поэт у них стихи читал. Тоже про город.
-Мало ли что поэт напишет.
-Не скажи. У них поэты, как пророки. Это не стихоплёты. Они историки, этнографы, прозорливцы…. Без счёта достоинств. Словам поэта верят без сомнения. Вот так.
-Так что, на верблюды полк посадить и по 20 линии вниз, на Юг. Прямо от моря?
Нет, задумался министр. Не от моря. Чуть выше 20-й широты начать. Здесь тайна двух одинаковых значений может быть. 20 Х 20. Восток, Африка. Это не Европа. И не просто так. С большим смыслом. Поэтически.
А что касается верблюдов, то не получится. Верблюд пойдёт только по караванной тропе. Как БТР его не поведёшь. Да и родиться надо на верблюде, что бы он слушался. Нет. Придётся пешком.
-А если мимо пройдём? Тогда до Антарктиды. Хороший диапазон. С Арктических льдов, до льдов южных.
-Опять нет. Где  то до 15 го. Потом поворот. И обратно. Со смещением. Так это галсами. Как на паруснике против ветра. Пока не найдёшь. Это дело престижа. Я заглядывал в Историю по этой теме. Очень занимательная штука. Этот стольный град есть. Тысячи лет. Но никто не знал, где он расположен. Одно только точно, что севернее экватора.
-Да, это с высокой точностью для пешехода.
Ничего. Тоже погреются твои знатоки. Кстати, этот лейтенант Колосков, что чуть лодку не утопил где?
-Дома. В расположении полка.
-Орден надо парню. И на роту поставить. Вишь как он матёрых пощипал.
Да мне за него от «умников» уже досталось. Они эту лодку лелеяли, пылинки сдували. Дезинформацией кормили, как дитя с ложечки. А он чуть не утопил. Хорошо там, на лодке,  командир толковый. Отогнал дальше и во флаг поставил. Так Колосков первым делом у него рубку пробил, что б не спряталась. Потом обе пушки с корнем выдрал. И десант достойно встретил. Всех выгнал. Пленных взял. Раненными.
-Ну пленные нам ни к чему, -вздохнул министр. Теперь МИДовцы пусть решают. А парня надо поднимать. Как думаешь?
-Вызову, поговорю по душам. Там и решу.
-Добре. И собирай полк скорее. Ставь задачу и ищите. Даже интересно:- столько веков стоит город, а где? Никто не знает. Во КГБ где работает! Тысячи лет! Надо найти, Василий Филиппович. Ставь Клименко на 237, Докина на 20-ю. Удаление приличное. Надо успеть, пока любитель острых ощущений не наделал беды. Тем более, что все люди наши. Вот и товарищ от них. Решите, как и что лучше сделать.
-Все свободны.
    Товарищ полковник, товарищ полковник, проснитесь. Вам радио.
 Алексей Владимирович прокашлялся: -Клименко. Слушаю.
-Трубка поскрипела, а потом выдала: - У вас сейчас сядет «карета». Уже села. На плацу. У казармы первого батальона. Отбываете на Литву. Принимаете 237 полк. С  полком на новое место. Документы у хозяина кареты. Отбыть сейчас. Немедленно.
-Дежурный ГАЗик мчит от штаба, где Клименко долго работал над документами. За полночь всё привёл в должный вид. Только прилёг, и на тебе…Но голос в трубке совершенно знакомый и такими вещами, даже по ночам, не шутят.
Вот плац. Вот я. А где карета?
Спрашивает водителя: - сержант, а где самолёт? Сказали, что уже сел. здесь, на плацу первого батальона. Ты видишь?
 Самолёта не вижу, а что то лежит. Как десантируемая подушка от БМД. Только большая.
-Так подруливай к ней.
-Эй! Кто есть на карете?
-Я есть, -отвечает Дима из своей будочки.  Проходите сюда.
Клименко поднялся на платформу. Подошёл к Дмитрию. Здравствуй каретоводитель. А где лошади? Где пуховые сиденья. Крыша?
 Садитесь рядом, предложил Дима. А у вас теплее одежды нет7
-А что продует?
Нет. Но, говорят, там прохладно.
-Сержант, -окликнул Клименко. Сбегай в штаб, привези мою шинель и шапку. Там на вешалке.
-Газик фыркнул и через 10 минут Клименко надевал шинель. Шапку. Прикрыл горло шарфиком. Потом как то, несколько растеряно, осмотрелся. Прогладил глазами рифлёную поверхность «кареты»- давай.  Поняй!
 Дима провернул глобус. Нашёл Литву. Увеличил изображение. Вот сюда летим, товарищ полковник.
Тот натянул поглубже шапку: - давай. Газуй.
-Клименко многое повидал за свою жизнь. Четыре года на фронте. Начинал рядовым разведчиком. Рвал мосты, склады, поезда. Командовал разведротой. Служил в разведке фронта у К.К. Рокоссовского. Всего насмотрелся-навиделся. Но что бы лететь в такую даль на голой железяке? Да ещё в наше время. Да ещё при полковничьих погонах?!
Но приказ! Его выполнять надо. А начальству виднее, когда и как. Хотя в уютном Антоне было бы не так душещипательно.
Дима коснулся пульта. Легонько ткнул иглой навигатора в точку назначения. Клименко инстинктивно закрыл глаза. А  кто знает, что сейчас будет? Рявкнут моторы. Эта штука дёрнется вверх. Это ясно,  как белый день. Хотя ещё ночь. Ибо ей некуда разгоняться. И понесётся. Только держись.
-Но слышит голос ямщика:- приехали, товарищ полковник. Можно открыть глаза. Дима добродушно смеётся, а Клименко таращит глаза. Протирает их. Но море не пропадает. Скалы громоздятся прямо из воды. Он слышит обычные армейские команды. И видит, что полк строится в ротные колоны. И к нему идёт сам Гоберидзе. И у него тоже распахнуты глаза. И он осторожно пробует покрытие платформы.
А это что такое, Клименко?
-Это, Сосо, моя новая карета.
  Отвернул рукав шинели. Глянул на часы. Потом перевёл взгляд на Диму: - парень, ты шутник? Или мои часы стоят? Хотя стрелочка крутится. Но то секундная.
  Полк рассыпался безо всякой команды. Народ лезет на платформу. Щупают, чуть не на зуб пробуют. Гоберидзе ладошками гладит настил.
-Где купил? Алексей, не таи. Где достал?
-Сосо, сам впервой. Помню, что закрыл глаза, когда ямщик тыкал иголкой в точку на карте. А дальше слышу, что надо глаза открыть, ибо уже приехали.    Веришь,  Сосо, никаких ощущений. Ни ветра, ни шума. Как в сказке. Помнишь. Закрыл глаза, загадал, куда тебе надо. Открыл..и ты в Багдаде на базарной площади.
-Не надо  в Багдаде. Надо в Тбилиси. И не на площади, а у меня дома. Так, где достал, Клименко? Ты хохол хитрый. Небось тихаря строил не один год.
-Клянусь, первый раз вижу сам.
Дима улыбается. Он понимает. Сам был такой совсем недавно. Он протягивает Клименко большой жёлтый портфель: -вам. Здесь документы.
 Полковники присаживаются на край платформы. Читают. Подписывают бумаги.
-Алексей Владимирович, окликает Дима. Грузитесь. Надо ехать домой.
Но Клименко и есть хохол. –Куда домой? В полк? Али на Север. Шинель, шапка, шарфик. Сапоги только обычные. Не учёл.
Дима улыбается. Домой, товарищ полковник. Грузитесь.
 Как грузитесь?
 Так и грузитесь. Пусть заходят на платформу.
Как, все?
Все.
Полторы тысячи штыков?
Да. 60м х60м =3600 кв.м. Хоть лёжа, всем места хватит.
Нет, Дима. Не посажу. Когда меня одного, то ладно. Случится что, так … А тут полк. Меня за полк и на том свете палить будут и варить без конца. Как хочешь, а полк не посажу.
-Алексей Владимирович. Пока мы препираемся, там Шерхан уже наших режет, может быть.
Какой Шерхан. Тигр?
Нет. Международный бандит с шайкой в 2500  отморозков. Промышляет по всей Африке. И никто ничего не может сделать. Сам Сэм ему благоволит. Вот Вам сейчас надо прикрыть наших.
А что вы там делаете?
-Золото. Много. Очень много. Поэтому и Тигр нацелился. Он провалил одну операцию. Теперь пойдёт сам на рудник.
-Так тикайте.
-Нельзя. Контракт с нашими новыми друзьями. И договор между государствами.
-В шею таких друзей, вмешался Гоберидзе. Кормим, поим, щтаны застёгиваем, а они нам на голову гадят. Друзья….тут Сосо выдал совершенно весомый аргумент, не переводимый ни на один язык мира, но вполне всеми понимаемый.
Ладно, Гоберидзе, командуй. Грузи народ.
Погоди.
Дима, а можно на твою карету машины, пушечки, всякую технику?
 До тысячи тонн можно. Перегруз 25%. Но нежелательно. Просчитайте.
 Клименко считал в уме. Потом достал бумагу. Пишет. 1500 х 100 = 150000 кг Люди весят 150 тонн. Ещё раз пишет. Но веса не добавляется. Улыбается:- Сосо. Не боись. Тащи всё железо. Все боеприпасы. У тебя и на половину не наберётся.
Вот и тащит Армия всё. И своё, и как бы на подержать. В основном боеприпас.
Как автопарк. Затягивают ручники. С большой опаской поднимается личный состав. Гоберидзе не хочет оставаться.
Нет. Я с полком. Там видно будет. Люди между машин. Кто сидит. Кто и прилёг.
Снова перепроверились. Доложились.
-Дима, погоняй.
-Дима обошёл платформу вокруг. Внимательно осмотрел. Сел в свою загородку. Клименко и Гоберидзе стоят рядом. Опять пульт. Карта. Увеличение. Прибыли, говорит Дима. Разгружайте.
Гоберидзе даже обиделся. Ты бичо (мальчик) не шути. Мы Армия. Мы серьёзные люди. У нас оружие в руках. А ты так…
-Но его глаза открыты. Он видит нагромождение камней. Отвалы. Весь рудный двор. Это уже не берег моря. Не сосны. Не устье реки. Он чувствует жар пустыни и ….замолкает.
Мы где? Дима, мы где?
Дима показывает на глобусе место. Вот море. Вот берег. Это Ливия. А мы южнее. Вот здесь.
Сосо чешет затылок, вертит голов и….громогласно командует. Полк, для прощания с командиром, по ротно, дистанция…..И умащивается на углу, около кабинки. Он понял. Он всё понял. Мы опять впереди планеты всей. Да как впереди. Его горячее сердце прыгает в груди. Он счастлив.

                Глава 37.  Песни замполита.

Неделя пролетела, как один день. Отоспались. Отъелись. Пролежали все бока. Надоело.
Понемногу возвращаются наши гвардейцы. Они то же все по островам стояли. Видели и лодку один раз. Но она таилась. Только под перископом была. Однако, наблюдатели фиксировали иногда. Наша лодочка висела на хвосте у «гостьи», но не мешала. Какая то задумка сверху была в этом. Ребята вели обычную военную жизнь. Строили, как и мы укрепления, блиндажи. Монтировали ветряки. На все наши вопросы отвечали односложно и сразу переходили на наши похождения. Тут уж расспрашивали про все мелочи. И какая одежда у диверсантов. И ножи их чуть не на зуб пробовали. Оружие. Особенно револьверы. Какая лодка. Что на рубке изображено. Штатовская или НАТОвская символика. Нам уже надоело и мы скрывались кто где. В основном в библиотеке. Там тишина и за разговоры быстренько выдавали по наряду. Так что опасались трепаться там.
И наш Колосков пропал. Вызвали на самый верх. Сами видели, как старшина ему мундир настрачивал. Выглаживали, отпаривали старинным утюгом. Сапоги хромовые подбивали. Наверное, подковки серебряные мостили. Жаль шпоры отменили, вот бы потешились. Однако он не прощался. Значит просто «пытать» будут. Что потери, так без них войны не бывает. Хоть и как жалко ребят, но …война. И вины Колоска тут нет. Хотя, кто знает, как там, наверху ветры дуют. Собственно, если бы на взбучку ехал, так мундир бы не драили. Так мы себя успокаиваем.
 Но прошла неделя, а его всё нет. Замкомвзвода  не зверствует. Мы одного выпуска и держим его в руках. Да он и не пытается «покомандовать». Всё. Как обычно. Подъём. Зарядка. Пробежка до Рубилово и обратно. Утренний осмотр. Это, как всегда, старшина лично проводит. Аркашку заставляет задрать гимнастёрку и смотрит его ребро. Оно подпухло. Болит. Это мне по секрету известно. И старшина наблюдает опытным фронтовым глазом. Сашка два раза в день щедро мажет йодом. В санчасть не ходим. Никто не жалуется. Заживает.
Наша рота уже полностью собралась. И замполит разливается соловьём. Не ротный. Полковой. Прямо отнимает «хлеб» у нашего. Тот только повседневную работу делает. Стенгазету рисует, да бумажками шелестит. Мотается в штаб. Что то пробивает. Но и штаба ещё толком нет. Некому визировать. Но «кухня»  работает.
 Сегодня майор опять про Африку. Про экзоты животного и растительного мира. Нам совершенно неожиданно открылось, что пустыня, это не только и совсем не столько пески, сколько отсутствие людей. И в пустыне растительности море, животных на каждом шагу. И кое где есть и пески. В основном камни, скалы, горы, бедная растительность. Трудно вести какое хозяйство. Вот и пустыня. Не без того, что есть и совершенно пески на большие пространства. Но и там есть жизнь. Не только в оазисах, но и в самих песках. Так что падать в обморок от страха, если очутишься там, не стоит. Просто подтяни поясок. Рассчитывай каждый шаг и живи в удовольствие.
 Правда, в какое удовольствие умолчал, но многое было в его выступлении полезно, интересно и совершенно ново. Да и он так рассказывал, как будто всю жизнь по пустыням получал это удовольствие.
 А вчера пришёл с увесистой книжкой.
-Вот, гвардия, это томик трудов Иоанна Кассиана Римлянина. ( Ударение на первом «И»). Боюсь ошибиться в терминах. Или допустить неточность. Поэтому, кое что просто зачитаю. Тема про любовь.
 Рота дружно улыбнулась, начальник штаба и зам ком роты уселись поудобней. Старшина прирулил из своей каптёрки и пригнал портного с сапожником. Про любовь завсегда и всем не только полезно, но и необходимо знать,- так он авторитетно определил.
 Читал майор неторопливо. Ибо текст был «первобытный». Обороты речи, повторяемость, стиль – не сразу доходили. Но постепенно мы понимали, что любовь от объятий и целований сильно отличается и далеко не одно и то же. И что она разнится весьма. Одна любовь родительская, другая к родителям. К другу. Ко всему миру. Даже Господь, как всех любящий, а выделил Иоанна. И Иоанн, от всех выделил Господа. Хотя тоже любил всех учеников Христа. А только он один всегда был рядом. И возлежал, как написано, на груди Господа. Более никто так не делал. Только один. И сама любовь, как состояние души, не завидует, не ищет своего, долготерпит, всё прощает. И далее даже жутковато, слова умолкнут, знания упразднятся, а любовь останется.
                *
 Совсем в недалёкое время. В провинциальном городке  идёт на партбюро горкома  партии,  очередная чистка директорского корпуса. У каждого грешки были, и поэтому горком проводил, как тогда говорили «профилактику».
                *
Второй секретарь «поучает директора фабрики хозтоваров Вячеслава Михайловича Г. – вы, Вячеслав Михайлович, наведите дома порядок. Ваша жена непомерно гуляет. (А что? Можно померно?). Возьмите в руки. Она врач. Это позор всему слою общества.
Да. Было такое. И пила до полного отключения. И доктор была хорошая. Люди хвалили. А вот с институтской скамьи разбаловалась. Воля. Родители далеко. Гульки, пьянки. В общежитии всегда ребята. Безотказно. Там, собственно, и познакомились на таких «мероприятиях». А потом неожиданно поженились. Сам Вячеслав ни к кому. Хотя у него на фабрике на любой вкус. 150 женщин. И грудастенькие, и попастенькие, и согласненькие… Но! Нет. Ни одна не может сказать, что глянул, приголубил, обласкал… А вот Валерия, жена, та, как и раньше. Без удержу. Бывало её прносили, никакую, клали у порога. Славик её на руках в ванну. Отмывал, очищал. И никогда не ругнулся.
 Вот Лариса его «воспитывает», научает… , а он улыбается.
 Что ты улыбаешься, -взрывается второй секретарь горкома, - я те дело говорю!
Дело? Глупости, ты,  Лариска, говоришь. Ты, просто, никогда и никого не любила.
Люблю я её! Вот и всё. И не надо взвешивать: за что, почему, для чего. В любви нет критериев. Любовь либо есть, либо нет. У меня есть. И я счастлив.
 Как тут не вспомнишь и Кассиана, и Святого Апостола Павла….

  На десятый день вернулся Колосков. Орден. Боевое Знамя. И…о Господи! Удвоились звёзды на погонах. То на обоих было четыре, теперь на каждом. Мы качаем Колоска. Он вопит: -не уроните! Все смеются. Старшина поглаживает усищи: -я ж казав. А вы, байстрюки, не верили. Мундир для выволочки не требуют. Надирают хоть в чём. А для ордена подай сапоги хромовые. И блеск всей ткани. Вот так, Колосок. Вот так.
Дальше интереснее. Колосков теперь, зам ком роты. Наш зам уходит в шестую ротным. Капитаном.  НШ уходит в штаб полка. На ПНШ. И остаются только замполит и ротный. Но и ротного явно скоро заберут. И старшина что то знает. Но молчит. И в каптёрку ночью таскали тюки тяжёлые. Явно барахлишко. Уж не полушубки опять? Но, как доложили народу дневальные, овчиной не пахло. Что то мы стали такие востребованные. Вот лежим и разгадываем ребус. Про пустыни. Про любовь. Про блюзы. Про матриархат. наконец. Сплетаем в косичку. Мы ж и аналитики. Как значится в Дипломе. Правда ниже, в графе «Гражданская профессия» записано:-« Учитель». Наверное имеется ввиду, при выходе на пенсион, преподавать военное дело в школе. Представляю: - Становись. Сегодня, дети,  отрабатываем похищение объекта из смежного государства. Для тренировки объектом будет директор соседней школы.
 Да тут, после первой же отработки, выгонят в три шеи. Однако, так записано. Значит, думали.
 Жизнь пошла привычным ходом. Но бабульки на рынке что то знают. Это без сомнения. Вероятно, уточняется. Раз не оглашают. Но мы рынок не оставляем. Любую возможность используем. И есть наработка: - на остальную десантуру, они ноль внимания. Только на нас останавливают глаза, шепчутся, но не оглашают. Чего то ждут. Да и ротный интересуется всегда: - что там частный сектор? Молчит?
Да, командир. Молчит, но глаза пялит. Вероятно, что то уж очень нестандартное. Не могут осмыслить.
-Молчал бы, стратег, -усмехался ротный, - этот контингент осмыслит такое, что и маршалам не под силу. Это, братец, народ! На-ро-дъ!
 Сегодня  замполит полка читает стихи. Нет, не Есенина, Пушкина, Фета или ещё кого из наших. Майор читает восточных поэтов. Конечно, в переводе. Но интересно. Слог, стиль, замысловатость образов. Сравнения необычные. Некоторые, как научный трактат. Сегодня он про свет, тень. Почему ничего не видно, когда ночь совершенно тёмная. Тучи плотно закрывают небо. Нет звёзд, луны. Нет фонарей на многие километры. Тогда ничего не видно и на длину руки.  А когда солнце, то хоть на какое расстояние. Это отражение света приносит вид объекта. Но есть такие вещи, которые не отражают свет и их невозможно увидеть. И есть такие материалы, которые не видны и днём в упор. Но есть и ещё интересней. Обычный материал, например, гранит. Но так обработан. Таким образом нечто нанесено на поверхность, что тоже не видим. Хоть лбом в такую стену упрись. Ощупай руками, а видеть не сможешь.
Конечно. Майор кроме училища закончил с отличием Московский Университет. Он физик. И работал немного. Но ушёл на фронт. Одел погоны. Так и не снимает. Знает много. Что там говорить. И мы чувствуем, что это он не просто поделиться знаниями. Он нас наводит. Наводит на работу, которую придётся выполнять. Это нутром чувствуем. А нутро не обманешь.
После таких бесед он всегда интересуется: - уразумели? – есть вопросы?
-Есть, товарищ майор, - это Ваня Баев, тонкий стратег, всё слегка задумчивый. Только в парилке, на верхней полке, отключает мозги. И призывает всегда в полный голос: - ребята, у кого есть за душой на кого, вымещайте на мне,  вениками. Вот ребята и лупят его, а он только постанывает, да указует куда лупить.
Скажите, пожалуйста, вы нам ещё сколько таких лекций прочитаете?
-Странный вопрос, Баев. Тебе не интересно?
-Интересно. Но вы на вопрос не ответили.
Ну, с десяток, точно. А что? Для чего тебе это. Или в отпуск собираешься? И не хочешь пропустить?
-Нет. Если вы каждую неделю по два раза у нас. То осталось пять недель.
До чего пять недель, Баев?
-До нашего отлёта в Африку.
- Умница ты, Ваня. Большой умница. Но сроков никто не знает. Опять же, даже рынок молчит.
 - То так, вздыхает Ванюшка. Опять о чём то задумывается и садится. То так!.
 Однако рынок неожиданно был посрамлён. Во как наши вояки научились секреты хранить.
 После завтрака пришла команда: - примерить и подогнать новое обмундирование. Не заужать! Всё должно быть просторным. Кому хоть чуть теснит, переделать, заменить, довести до кондиции. Рассматриваем. Нюхаем. Чистейший лён. Цвет серо – зелёно –с голубинкой. Может и желтизны чуть. Довольно плотная ткань. Плотнее наших х/б.
 А теперь и пошло – поехало. На послезавтра спланировалю укладку. Сегодня все парашюты в казарме. Распущены и уздечками под потолком.  Ранцы у стен. Ходим как в лесу и запах на всю казарму. Запах неба. И нашего,  средней полосы, и полярного. Даже мастика не чувствуется. И настроение на высоте. Что будет?
Мы с Витьком и Аркашей устроились, как в шатре, под кромкой. Мы о высоких материях. О чести, долге. О русском характере.
 И секретов нет никаких. Я имею в виду натуру русского человека. Он взращён на резких контрастах. И не просто контрастах, а контрастах, в первую очередь,  красоты.
 Сегодня зима. Снег выше колена. Всё, что выше уровня земли в мохнатых шапках. Шапках чистейшей белизны и пушистости. Тронь веточку и на тебя посыплется серебряная струя. И ты сам уже весь в этой небесной белизне и радости. А если и солнце. То всё это сверкает и переливается многоцветьем. Как остаться равнодушным и не засмеяться от счастья и сияющей радости.
 А сугробы? Они самой причудливой формы. Казалось бы, что может быть на ровном поле? Ан, нет. Вот, как медведь лежит, чуть сгорбился. Почему? А внизу норка было сурочиная. Вот и наметало. Фантазировало. А это, как плавник у касатки.  Просто, жердина торчала. И вырос некий парус. И тень почти чёрная. А чуть выше белизна. А здесь отара овец тонкорунных. Холмики, холмики, холмики. Чабана, только, нет. Наверное, в деревеньку соседнюю отлучился. Может, и к зазнобе. Кто знает? Жизнь штука не простая задачка из арифметики Рыбкина.
В горах полно чудес. Тут природа свои шедевры выставила. Это не облака, хотя и там, на небе фантазёров хватает. Здесь монументальная скульптура. Рыцари в ледяных латах. Царская невеста, в нежнейшем белом уборе. Карета Золушки мчит с крутого склона. Вот вот сорвётся в пропасть, где и сейчас, по трескучему морозу, шумит, ворочая камни, бурный поток. Что то замерло, что то неугомонно трудится, разбрызгивая искры и застывая в сказочные образы.
 Лес. В низине раскидистые дубы. Тонны и тонны снега на ветвях. Сплошным, толстым слоем. Уже не шапка, а белая праздничная бурка на широких плечах накинута. Почти до пят.
А внизу. Под тёплой шубкой, сначала  из листьев, а выше, и снега, набухают и прорастают будущие великаны, которые придут на смену этим красавцам. Когда? Через 100, 200, 1000 лет? Но придут. Ибо семя посеяно и взращено!
  А наши просторы? На востоке солнце уже взошло. По службам народ растекается. А Запад ещё служит. Солнце не село.
 Ещё в дальние времена. От Камчатки, Чукотки, Сахалина, Приморья –почтовый тракт. Тысячи и тысячи километров. Через горы, реки, болота, степи, леса….Идёт почта. Государева почта. Станции, лошади, корма, печи, хлеба. Забота! И это ежедневно. Ежесекундно! Губернаторы Государю пишут. Купцы. Чиновные люди. Каторжанин. Любой!
Молодой офицер описывает жене, что осталась в Рязани рожать ребёнка. И как только он, этот ребёнок,  чуть становится пригоден, так скажем, к дальнему переезду, эта молодая мать везёт к отцу сынишку или дочурку. Не на показ. На постоянное житие. И что только в дроге не случается. Ибо не день, неделю. А долгие месяцы в дороге. В кибитке, верхом, по пояс в болоте. По морозу, жаре. И ребёнок, с молоком матери, в полном смысле этого слова, впитывает жизнь. Научается переносить все тяготы, неустройства. Голод и холод. Бесчисленные страхи. Этот бесконечный путь. И великая любовь, которая преодолевает всё. И отец встречает. И радость во всём окружении, как финал временных бед.
Новое окружение. Нет заботливых бабушек и кумушек. Суровый край. Новые люди. Олени, песцы, куропатки. Гнус, мошка. Брусника и всякая ягода на сотни километров. Рыба и морской зверь без счёта.  Северное сияние. И простор. Без ограничений. И нет стражи. Всё по честности и любви.
 Что может вырасти из такого дитя?  Слиться с местными и передать себя коренным жителям. Любовь и бесконечность.
Зима. Ни конца, ни краю. Только ветер свистит в ушах. Да олени пофыркивают. Ого-го-го-ооооо! Русь!!!
 Весна. Горят костры. Молодёжь резвится. Кучи искр взлетают в небо. И ты, сквозь этот искрящийся поток, под бодрящие песни девчат, затаив дыхание, летишь навстречу той, которая ждёт. Верит. Надеется. И встречает с трепетом сердца. И никак не допускает лишнего. Трепетно, но строго. И не перешагнуть. Не сдаться. Устоять. Так положено с давних времён. Так и хранится. И когда придёт время… Всё, что накопилось, изольётся в дозволенном. И радость, и детишки по лавкам. И труд и печаль всё поровну. И всё в радость.
 Лето. Жара, зной. Как писал А.С. Пушкин  «…кабы не зной, да комары, да мухи…».
А утром река парит. Лошади. В ночном. У костра бесконечные разговоры. Старинные предания. Сердце от страха замирает. Но мужается. Крепится.
Потом с отцом, дедом на пашне. Пот ест глаза. Но веди коня по борозде. Это хлеб. Жизнь.
Покосы.
Вы лежали когда на свеже скошенной траве? Когда она ещё только привяла. Вдыхали этот Божественный Дух. Который отделяет от земли и уносит в неизвестное. Сладостные ощущения?
И жали хлеб?  Макали горячую горбушку в свежие сливки? Размазывали по щекам малиновое варенье. Снимали пенки? Эту белую воздушную накипь с кипящей в сахаре вишни.
Потом стояли в карауле на далёкой пограничной заставе. Или на чужой далёкой реке, куда пришли выручать братьев по вере от чужеродного ига. Закрывали своей грудью страны, континенты. Отдавали свою кровь и жизнь за веру, правду, Отечество.
Из сколь много и разного складывается жизнь. Так, может быть и у других, но на Руси, с её просторами, древними обычаями, резкими контрастами во всём, хоть это погода, климат, расстояния. Природные богатства. Разноликость лиц. И всё и вся слилось в такую могучую, выносливую и бесконечно любящую натуру. Это мы с тобой! .
  Парашюты уложены. Оружие проверено. Боезапас нагребли до предела. Командиры всё проверяют. Переукладываем запалы. Заматываем новыми портянками. Конечно! А как же! Сухари, второго сухарного завода в противогазовую сумку. И если совсем недавно, наш любящий старшина отвешивал за это пару нарядов. То сегодня сам проверяет на плотность набивки этими сухарями. Жаль сумка маловата. 
Командиры отделений , время от времени, дают команду : одеваться! Т.е. всё, кроме парашюта. Одеваемся. Подрабатываем укладки. Снова набиваем.
 Вот вот поступит команда на отлёт. Туда, где Макар своих телят явно не пас.

                Глава 38.   237  ПДП на новом месте.

 К чести обоих полковников, гордыня не взыграла ни у кого. Только прикинули, что будет Гоберидзе за оставление места. Но и отговорка есть: нового назначения нет. Приказа нет. Как и с полком,  и без полка. То есть вольная птица. Вот и перелетела эта вольная птица, да ещё таким необычным макаром, на другое место. И по сути:- давайте приказ на назначение и я прибуду. А пока, вот здесь потрудимся. Тем более, что Клименко никого из полка не знает. Всё помощь на новом месте.
 Сначала сами обошли всё хозяйство. Потом собрали командиров батальонов, рот. Прошлись по периметру. А это тридцать километров. Уже сто раз разделили 1 599 на 30 000 и получили 0, 05 человека на один метр. Т.е. 5 человек на сто метров. Хоть в столбик дели, хоть в уме. Но людей больше не становится. Думай, командир, думай. Как оборонять. Играй за противника. Выбирай варианты.
 Устали. Присели отдохнуть. Вишь, Сосо, куда нас занесло. Не жданно, не гадано. Но. Мы с тобой русские. Нам всё по плечу. Вот смотри, как интересно складывается. Как сложно формировался наш характер. На красоте и на контрастах. Всё есть в нашей стране. Горы, реки, поля, моря. Разные народы, характеры. И песни разные, а все про любовь.
И всё слилось воедино. Самыми лучшими сторонами. Каждый народ дополнил своим качеством других.
  Это мы с тобой, друг мой. И теперь, здесь, мы не изменимся. Останемся верными Духу нашей Земли.
 Вот и подразделения в работе.  Где ротным, где взводным порядком штурмуют насыпи. Где перемещаются под прикрытием этих насыпей. Отрабатываются сигналы, взаимодействие. Как бы стадартные ситуации. Хотя всяк военный знает, что стандартов в войне только один : убивают. Вот этого и надо избежать. Расставить умно, обыграть противника и победить.
 Иван Петрович всегда рядом. Вникает во все детали. Делает предложения, которые не отвергаются, а внимательно осмысливаются.
Всё для победы.
По всему внешнему контуру расставлены секреты. Парные посты наблюдения. Отработана система сигналов. Иван Петрович обеспечил радиосвязью. Маленькие удобные радиопередатчики. Николай Степанович перекрывает все главные магистрали внушительными завалами. Остаются только проездные технологические пути. Но и там стоят наготове громадные самосвалы. Минута, и всё отрезано. Не проехать. Только пешие.
 Рудник продолжает свою деятельность по заготовке и подготовке руды. Плавильные процессы остановлены. На территории нет ни грамма золота.
 Для рабочих определены сигналы и пути срочной эвакуации. Проведены тренировки.  Ждём.
 Дима с платформой стоит во внутреннем дворе. Миша в специальном бетонном блоке, что без крыши, на внешнем дворе. Туда пробраться совершенно нет возможности. Ибо ангар на пятачке, окружённом глубоким карьером. Ни подъехать. Ни проползти. Только если альпинист какой. Так и то проблемно. Ибо стены высокие и крайне твёрдые. Хотя, для человека невозможного нет. Поэтому устроена и всякая сигнализация и предприняты разные дополнительные меры. В том числе и внутренний караул.
 Весь военный народ упрятан в производственных корпусах, которые имеют и внешние выходы и подземными переходами. Народу не тесно, но скучно. Хотя 237 замполит и старается. Он подполковник. Высоченный. У него тема про русские берёзки, как символ России. Больше читает Константина Батюшкова, Сергея Есенина,  Некрасова. Этакую лёгкую грусть навевает. А то на древних перешёл. Ломоносова, Державина. Это ж сколько его память всего содержит? Мы спрашиваем, - товарищ подполковник, как вы это всё помните?
-Улыбается. Не знаю. Само ложится. Вникаю. Впитываю. Вот и держится. Не выветривается. Ибо со стихом, со словами, входит мысль поэта, состояние его души. И когда эти состояния совпадают, то как бы сливаются воедино.
Вы бывали в храмах. Видели сколько икон. Там святые образа всех народов. И сирийские монахи, и русские, и египетские, и самые самые разные. Мы смотрим. Вглядываемся. Обращаемся мысленно, словесно. Но этого мало. Или даже, совсем ничто. А когда мы настраиваемся, как на волну, на его частоты, говоря современными терминами, проникаемся душою, то тогда возникает контакт. Тогда всё возможно. Тогда происходят чудеса.
Припомните из Святых писаний. Господь сидит в доме, где Его принял хозяин дома. Битком людей. Несут болящего, но не войти. Тогда друзья болящего разбирают кровлю и опускают больного в дом. Для чего? Они  убеждены, что Господь исцелит болящего. И Господь видя и их веру, и веру самого больного, исцеляет.
 А известная всему миру кровоточивая. 12 лет болела. Издержалась на врачей. Обнищала. А хочется быть здоровой. И она формирует в себе мысль, что только притронусь к одежде Христа. Даже слова не скажу. Только притронусь и исцелею. Так и произошло. Только дотронулась и ток кровей остановился. Здорова вполне.
 И Господь ей говорит, что по вере её это произошло.
Вот когда мы стоим пред образами, эта самая вера соединяет нас со святым, мы взаимодействуем. И получаем то полезное, что нам надо.
 Сейчас мы в ожидании войны. И храма нет поблизости. Но Господь всегда рядом.
Я вам скажу, гвардейцы, что на войне, в окопах, атеистов не бывает. Это истина. А поэтому. что и как бы не случалось, надо делать своё дело и уповать на Господа. На Его Святых. На Царицу Небесную. Великий наш воин, Александр Васильевич Суворов всегда утверждал: - не помолившись Матери Божией, Николаю Чудотворцу- ружьё не заряжай, штык не обнажай. Господь наш генерал. Он нас водит. От Него победа.
 Мы примолкали. Верили. А как не верить воину, который всю Великую Отечественную прошёл. И не в палатах белокаменных, а в окопах. На передовой.
Но вот командиры зашевелились. Замечено продвижение трёх колонн техники. Идут к внешним воротам. Каждая колонна из двух танков, и  5-7 машин. Идут компактно. Не быстро.
 Назначенные подразделения выдвигаются к месту встречи. Всё! Мирное время кончилось. Опять война.

                Глава 39.  226 уходит в небо.
  Утро. Как обычно. Сбегали в Рубилово. Промялись. Пополоскались под душем. Приоделись во всё новое. И даже сапоги. Они ещё по ноге не пообвыкли. Не приняли новую форму.  Это когда пару раз промокнут насквозь. Обтянутся по ноге. Тогда это уже сапоги. А пока, просто новая обувь. Но не будешь же специально размачивать. Придёт время. Прилягут. Вот пробежались 15 км. и ничего. Вполне нормально. Но для суточных переходов опасно. Могут быть потёртости. А за них моментом наказание. Строгое. Вот и притираемся. Сапоги к ноге, нога к сапогу.
 Завтрак. Дали часок отдохнуть. Так и прошла команда: - отдыхать! Можно и лёжа. Вот и лежим. Разговаривать не хочется.  Внутренний напряг имеет место быть.
 Подъём! Строиться.
 Стоим. Ротный улыбается.  –Конец безделью, гвардия. Летим. На Юг. Далеко. В пустыню.
 К нему подходит дежурный штаба полка. Шепчет на ушко. Тот улыбку сгоняет.
 –Летим на войну. Там 237 уже стоит. На него идёт вражья сила. Летим на помощь. А потом, -опять расплывается в улыбке, -будем искать пропавшую столицу великой пустынной империи.
 Одеваться.
 Забираем имущество и по машинам.
 Команды привычные. Забираем барахлишко,  парашюты и рулим на лётное поле. Там не дают команды одеться на прыжок. Просто грузимся.
Самолёты новые. Они тяжелее прежних. Теперь пушки не только сзади, но и спереди. Пулемёты мощные. Бомбовый запас. Это для подготовки площадки десантирования, если она под противником. Тогда сначала штурмовка, затем выброска. И какбомбёры могут работать, и как штурмовики. Говорят и броня снизу есть. Т.е. и как поддержка десанту может быть. Многоцелевая машина.
 Всё! Загудели моторы. Машина разгоняется. Уже, провисшие на земле, крылышки поднялись вверх, напряглись. Вот вот оторвут эту махину от земли. Бежим. Как и уж совсем долго. Кое кто и в окошко пялится.
Но всё штатно. Колёса замолкли. Повисли. Полезли вверх.
 Теперь самое тошное. Безделье. И не встать. Не размяться. Отекай пехота. Только мозги шевелят извилинами. Потом и они утихли. Народ откровенно спит. Ибо прыгать не будем. Неожиданности исключены. Мы уверены, что сядем дома, в стране. Где то на Юге. Кубань, Крым, Сочи. Сочи сомнительно. Аэродромчик маленький и сложный. Рисковать нет смысла. Значит, Крым. Но ошиблись. Посадили где то в степи. На запасном аэродроме. Пробежались пешочком. Самолёты дозаправили. Ждём.
 Вот уже и третьи сутки пошли.  Кругом голая степь. Жуём сухой паёк. В основном сухари. Противогазовая сумка худеет. Скоро на крошки перейдём. А что делать? Так надо. Вот, и сидим.
 
                .
                Глава 40. Первый бой.
Ранним утром колонна «Фрэдовых» войск покидает базу. Впереди идут три колонны первого проникновения. Это по два танка и пять тентованных грузовика. Для них жара не страшна, ибо в каждом есть установки охлаждения воздуха. Работают вентиляторы. 350 километров по бездорожьюэто серьёзное дело. Хоть кому. Даже, если по 20 км/час, то только через сутки и приползёшь. Хотя есть участки, где можно гнать и все 40. Но это армейская колонна. И она не гусеница, которая то растягивается, то сжимается. А хозяин, мужик обстоятельный. Кроме заправщиков идут и кухни. Водовозки. Ремонтники. Батарея пушек. Лучше пусть будет лишнее, чем охать и ахать, когда припечёт, а оно на базе. Прошли первые 100 километров. Все расчёты побоку.   Реальная  средняя скорость не выше 10. И, потом, это не марш – бросок на учениях, с отработкой поставленной задачи, это марш на «боевую» работу. И люди должны быть не вымотанные, а в хорошей форме. Это одно. Второе, что само войско. Не регулярная армия, а. по нашему говоря сброд. Бандитская шайка, хоть и сидящая на федеральном бюджете. А это народ, привыкший к комфорту. Четыре часа марша, стоп. Отдых. Еда. Послеобеденный отдых. Да и сам хозяин не гонит. Он даже испытывает удовольствие от такого размеренного спокойного движения. Ибо жертве деться некуда. Он уже предвкушает финал. Победу. И далее, по своему личному плану.
 А пустыня, она и есть пустыня. Крупные звёзды на тёмном небе. Запах дыма от костра, у которого собрались ближние люди. Лёгкое вино. Куда торопиться?
Так проходят ещё три дня и уже вырисовываются обваловки рудника. Основное войско расположилось в густой обширной роще. Оно скрыто. Нет лишнего движения. Но отсюда хорошо виден сам рудник. Чёткая, точно по часам и минутам работа самосвалов, бульдозеров. Вот взбирается очередная машина, проходит по гребню, высыпает породу. Бульдозер равняет. И Тут же подъезжает следующая. И процесс повторяется, как заведёный. Он и есть, в принципе, заведёный. Не сам же устроился. Порожняк, по съезду, спускается вниз, на внешнюю дорогу, доезжает до ворот и скрывается внутрь. Один, другой, третий….круглые сутки. В одном режиме. Время от времени наружу выезжает и бульдозер. Подчищает внешнюю дорогу. Ибо не могут грузовики нарушить ритм.
Сутки наблюдает Фрэдд за этой каруселью. И принимает окончательное решение: завтра в 08.00 отряды проникают на рудник и действуют по плану.
 За ночь части выдвинулись к своим воротам и вошли. Связь не прерывается ни на минуту. И всем как бы видна картина действия.
Вошли. Впереди два танка. Следом пять грузовиков с личным составом. Тенты закрыты. Только командиры групп из кабин ведут наблюдение.
Сразу за воротами дорога повернула к центру. Справа отвал. Он высится на добрых 5-6 метров. Слева карьер. Ступенями уходит вниз, где, на самом дне добывается руда. Сверху огромные экскаваторы кажутся спичечными коробками. Сначала идёт бурение, потом подрыв, а, затем, грузят на самосвалы, которые везут руду на главный рудный двор. Там все процессы получения продукта.  Танки прижимаются к отвалу. Ибо зияющая пропасть страшит. Но и справа стоят рядами бульдозеры. Ножами к карьеру. То по одиночке. То группами по 5-10 штук. Их приходится объезжать совсем близко к кромке карьера. Командиры групп на связи. Первый, доложите.
Второй первому. Иду вдоль отвала. Вижу центр. Впереди чисто.
Третий первому. Иду вдоль насыпи. Под насыпью бульдозеры. За дорогой карьер. Дорога свободна.
Первый хозяину. Всё по плану.
Третий первому. Впереди поднялись снизу грузовики с рудой. Идут к центру.
Первый третьему: -садись на хвост и вместе с ними входи в центр.
Второй первому: - снизу вышли пять грузовиков с рудой. Везут на центральный двор.
Первый второму. За ними въезжай во двор. И далее по плану операции. Но дождись меня и третьего. Начнём одновременно.
Первый хозяину. Спереди идут с рудой. Мы за ними войдём во двор. Там по плану. Вот и ворота. Остаётся метров сто. Грузовики замедлили ход. Стали вплотную к воротам. Танки и личный состав. подтянулись к ним и тоже остановились. И тут, совершенно неожиданно, когда все смотрели на открывающиеся ворота и самосвалы тронулись, сбоку стоящие бульдозера двинулись вперёд и одним махом сбросили тентованные машины в пропасть карьера. Танки, было, дёрнулись, но что они могли сделать с этими монстрами. Крутнулись туда – сюда и через несколько минут загремели следом. Всё, 600 боевиков и шесть единиц бронетехники приказали долго жить. И это тихо. Ни единого выстрела.
 Первый, первый взывала трубка, но нет ни первого, ни второго, ни третьего.
Гоберидзе перекрестился. Помяни Господи и прости нас грешных. Клименко тоже немного хмурится. Всё же люди. Как не крути. Под приказом.
А рудник продолжает работу. Хотя самой работы нет. Только машины, в нужном количестве и бульдозеры. Все рабочие, инженеры… в главном корпусе. Войско на насыпи.  Часть снаружи, часть внутри. Орудия укрыты каменными глыбами. Солдаты в укрытиях. Каждое подразделение знает свои задачи. Сигналы. И отработало до автоматизма. Но война есть война и непредсказуемы действия врага.
И разве сам враг знал, что так прекрасно начавшаяся операция так закончится. И не мог предвидеть. И увлёкся лёгкой победой. И уже вот они главные врата. Несколько шагов. И они уже открываются. Сейчас! Сейчас всё быстро закончится блестящей победой. Увы.
Но инаши командиры знают, что там в роще ещё 2500 штыков. И не мальчиков. И есть артиллерия. Броневики. БМП. Это большая сила.
Но здесь цитадель. Здесь стены и скрытность. И врагу теперь ясно, что здесь есть и военные. Хотя и в этой начальной стадии войны не прогремело ни одного выстрела.
Для хозяина тоже загадка. Были и не стали. Сразу пропали. Уже входя во внутренний двор. Неужто кинулись в грабёж. Не может быть такого. Там верные командиры. И даже, если окунулись в золото, то понимают, что им некуда деться. Им только выходить на него. Хозяина.
Сутки ждёт Фрэд известий, но их нет.
Тогда вступает вторая половина плана. Штурм. Войти на рудник, и сметая всё и вся прорываться к центру. Окружить и взять. Корректировать по ходу.
С первыми лучами солнца начался штурм. Машины, гружёные камнями, развернувшись задом, проламывали ворота. Затем давали дорогу броне. Броневики врывались и  сметали огнём всё. Но их путь быстро кончился. Ибо узкая полоса дороги завалена глыбами породы. Только пятьдесят метров и не более. Фрэд тут же выводит машины назад. Он чувствует. Что эти пятьдесят метров ловушка. Место, где накопиться нельзя ибо последует сметающий удар.
Тогда он спешивает народ и по насыпям ведёт к центру. И это не так просто. Ибо насыпь идёт по периметру. А к центру только радиальные проезды. И техника бесполезна. Пройти не может. Началась перестрелка. Есть потери. Но у него народ опытный. Быстро перестроились. Прикрываясь огнём продвигаются группами. Сдвигаются всё правее и правее. Это настораживает. Ибо начинает чувствоваться чья то невидимая воля. Он связывается с командиром группы, что совсем забрала вправо, в зону слабого сопротивления. Тот отвечает, что всё в порядке. Н ломиться же в лоб на пулемёты. Обойдёт и справа. Вот они, действительно, вышли к стенке. Пробираются под её прикрытием. Уже осталось метров триста до ворот. И залегают. Сплошная завеса огня. И, как в мультфильме, медленно поднимается стена, окутывается дымом и….роты нет. Остальные продвигаются. Хоть и медленно, но скрываясь за глыбами породы. Перебежками, ползком. Как получается, сжимается кольцо вокруг центрального двора. Ворота закрыты и засыпаны глыбами руды. Только узкая калитка, через которую проходят рабочие на смену.
Прорвавшаяся группа устремилась в этот проход, но внутренние двери захлопнулись и не пустили. На вид створки были достаточно просты. Дерево и есть дерево. Но когда нападающие попробовали их продавить, ничего не вышло. Это сверху дерево. Скорее для красоты, а между слоями отделки, прочный стальной лист. Тогда они попробовали разрушить огнём автоматов. И начали бить со всех стволов. Щепки летели веерами, но пробить металл явно не получалось.
 В это время персонал рудника уже уселся на платформу и ожидали самого Ивана Петровича, который с Клименко и группой солдат стоял недалеко от калитки.
Взвод Провоторова развернулся к проёму и готов был встретить бандитов, но его отвлекла группа человек в 10, которая преодолела завал по самому гребню насыпи и готова была расстрелять всех в упор.. Гвардейцы сбил огнём нападавших. И отделение Кольцова рассыпалось поверху. А внизу, в самой трубе  грохнули взрывы нескольких гранат. Калитка наклонилась и начала падать. Вопрос секунд. Бандиты откроют огонь по платформе, которая прямо перед ними. Будут жертвы. Много. Ибо они все с пулемётами новейших образцов. Сплошная лавина огня.
 Тогда Иван Петрович подпирает своей спиной створки калитки,  наглухо закупоривает вход и машет рукой «ямщику» на отлёт Но тот не дёргается. И вообще всё замерло от неожиданности. Ибо Иван Петрович не блистал подвижностью тела. А тут взлетел на дорожку, что от воротец, и припечатал собою всю конструкцию. Попробуй сдвинь.
 Бандиты вернулись в трубу, попытались открыть двери, но не смогли. Они раскачивали, давили массой своих тел. Но всё же более 4-6 человек одновременно не могут давить. Узок проход. Тогда они вновь бьют из всего своего оружия.  Дрожат дверки,  дрожит от ударов этих дверок Иван Петрович, во все стороны летят щепки, врезаются в тело. И Иван Петрович уже как ёжик.  Но сделать нападающие ничего не могут и опять отходят, что бы забросать дверь гранатами и окончательно прочистить проход.
 Сергей Васильевич, который уже устроился около оператора и наблюдает всю эту картину, соскакивает вниз,мчит к погрузчику и гонит его к дверям. Опускает вниз ковш,  загребает им Ивана Петровича вместе с щебнем, выворачивает ковш,  поднимает его вверх, даёт обратный ход и тут гремит взрыв нескольких гранат.  Створки слетают с креплений, вырывается дым и гарь. Летят щепки, щебень, пыль. Сергей Васильевич вываливает  ковш на платформу, машет на вылет и платформа исчезает. И в тот момент, когда  трассы пуль уже рассеялись по двору, погрузчик, сделав крутой вираж, и прикрывшись ковшом, как щитом, отходит к воротам производственного помещения. На минутку приоткрылся проём, Сергей Васильевич вкатился внутрь и проём наглухо закрылся.
 Вот тебе и главбух. Герой, однако. Но восхвалять некогда. Война.
  Клименко немного подождали, пока вся шайка втянется во двор, откроется и обозначится, а, потом, силами взвода, что на дамбе и взвода от производственного здания, всю группу скосил начисто. Проверился снаружи, по обваловке. Есть ли кто ещё. Нет. Пока никого больше нет. Ну, и на том спасибо.
 Рассмотрели. Здоровенные парни. Жилистые. Тренированные. Даже жаль, какой то нашей необъяснимой русской жалостью стало.
Но… не мы нападали. Не мы затеяли. Каждому по заслугам. Что ещё честнее?
  Приборку сделать надо. Тела убрали в дальнюю часть двора, Прикрыли полотнищем. Троих, оставшихся в живых, перевязали. Доктор повозился,  покачал головой. Вряд ли выживут. Надо реанимацию и госпиталь. Их положили рядом с погибшими. Пусть пока полежат. Там видно будет.
 Соорудили навес. Поставили воду.
Гоберидзе по всему периметру расставил наблюдателей. Фиксирует каждое движение.
 К Клименке подходит начальник «коммунхоза», -Алексей Владимирович, я отбываю к Ивану Петровичу, давайте мне раненых. И наших  и этих.
Наших нет, Дмитрий Иванович, а этих забери. Всё человечнее будет.
 Гвардейцы уложили пострадавших в хозяйство Дмитрия Ивановича и всё хозяйство отвалило на новое место пребывания хозяина.

                Глава 41. Дома.
 Дима посадил своего коня на плацу. Но там никого нет. Только внутренняя охрана да караул.
 Тогда, куда девать народ?  Ау! Кто старший? Есть кто?
 Я есть, - прибывает на ГАЗике майор Кухаренко. Быстро входит в понимание, -гони в Псков. В госпиталь. Но гражданских оставь здесь. Разместим, пропитаем. Доложим по инстанциям и наладится.
 Персонал рудника сходит на плац, и уводится в расположение рот. Как никак, а тоже почти полк. Серьёзная задача. Своей властью не решить.
 На платформу поднимается сержант, - рули в город. Они плавно отходят от городка, находят госпиталь и ложатся на площадку, что служит для выздоравливающих.футбольным полем.
Конечно переполох. Мчится караул. Следом  врачи.
Рядом опускается «коммунхоз».
Глаза таращить некогда, шумит на всех начальник госпиталя, легендарный генерал Земляника,  Разгребай кучу.
Разгребли. Такого никто никогда не видел.
Иван Петрович, конечно, жив. Он дышит. Отплёвывается от всего, что вдохнулось и влезло в рот,  в нос. Он ещё не понимает где он. Ещё не навалилась боль от всех ударов и повреждений. Но его уже очищают. Вот   протянулся пожарный шланг. Струи воды смывают наслоения и остатки одежды. Перед глазами невольных зрителей вырастает громадное тело Ивана свет Петровича. Коммунхозники устремляются к хозяину, но тут рык Генерала: - не трогать. Не прикасаться.
А первым делом любому раненому нужно тепло. А куда? В какие проёмы войдёт такая глыба?
 Находят вилочный погрузчик, что разгружает имущество госпиталя. Аккуратно снимают Ивана Петровича с платформы и везут в котельную. Там уже простелили на пол одеяла и покрыли простынями. Туда и определили, на пока, страдальца. Ибо боль уже навалилась.
 Приступили, даёт команду генерал. Начали извлекать щепки, гравий. Колют уколы для обезболивания, пшикают заморозкой. Понемногу пошучивать начали.
Личный доктор Петровича не у дел. Здесь командую я один, -отрезал генерал, на все попытки дока. Но смотри, если что сугубо во вред, ори мигом. Не навреди! Помнишь?
Владимир Мефодиевич кивает головой и молча наблюдает, как из ёжика превращается его уважаемый пациент, в нормального, правильнее – привычного человека.
 Через пару часов генералу доложили, что палата готова и можно перебираться.
 А тут и Дмитрий Иванович явил своё лица:. Товарищ генерал, может больному удобнее будет в своём родном доме? Привычнее и всё обеспечение есть?
 Генерал покосился на него, -где это родной дом. Тут надо ещё много что вычистить да перемыть.
 Но Дмитрий Иванович знает дело, - пройдёмте, посмотрим. Тем более, это на ваших территориях. Т.е. не выезжая из госпиталя. Прошли. Зашли внутрь.
Но генерал лицо хранит. Глаза ничего не выдают, хотя внутри сразу шевельнулось: - нам бы такое. Живут же люди. И тут же, пожалел. Разве это жизнь. Маята.
-Согласен. Переводите сюда. Мои врачи будут работать . Покрутил головой, как будто воротничок вдруг стал тесным, и ушёл.
 Потом вызвал коменданта госпиталя и приказал:. Ротозеев разогнать. Допускать только по пропускам. Не цирк. Живой человек. Хотя, посмотреть есть на что. ( Это он уже про себя.Молча).
 Бандитов тоже приняли. Определили вспец палату.
Врачи работают. Здесь это не ново. Мир полон чудес.

                Глава 42.  Королевское решение.
Клименко посылает Мишу к королю. Он везёт замполита и НШ. Полковника  Грибоедова. Надо согласовать действия. Нельзя упускать момента.
Карета ложится прямо во дворце. Засуетилась челядь. Нельзя, мол. Этикет. Но Олег  Фёдорович пропускает это мимо ушей.
Короля давайте. Время на минуты. Война.
  Король без фокусов. Раз сами русские прилетели, надо дело делать.Мигом собирает своих вояк. Выходят прямо во двор и к нашим.
 Приветствия. Обязательные вежливости.
 Олег Фёдорович всё «отыграл» и говорит: -товарищ король, надо сковать лётчиков Шерхана. А лучше, уничтожить их самолёты. Для чего? Сейчас начались боевые действия на руднике. Часть нападавших мы убрали.  Фердинанд идёт с главными силами. Там, на базе только охрана, примерно, 200-300 воинов, персонал, авиаотряд. Ваши лётчики с ними знакомы.
Наши планируемые действия таковы. Принимаем на руднике главные силы, сковываем и отрабатываем. Принимаем второй полк, что готов к перелёту. Но он идёт без прикрытия. Только транспортники. Я не могу отвлекать сейчас сои силы для ликвидации самолётов врага. У меня впереди бои. А пополнение не может прибыть без прикрытия. Поэтому, лучше гарантировано, без происшествий.
 Хорошо. Когда надо это сделать?
 Сейчас. Сегодня.
 Вас понял. Мой главный лётчик, иди ко мне.
-Аббас Хасан, ты всё слышал?
Да, мой повелитель.
Сможешь?
Да, мой повелитель. Сегодня же.
-Я не буду тебя учить воевать, Хасан, но всё ли готово?
-Да. Ведь они учились в России, мой повелитель. Из них ещё не вышла та наука, которую вбивали, простите, прививали там.
 Король улыбнулся, глянул на поклонника английского образа мыслей, кивнул головой. Вот так, милый мой. Вот где правильная наука, а не там, где вместо дела, долго считают выгоды. Да и наш народ никогда не был таким расчётливым. Действовал честно и прямо. Без хитростей. Нам это роднее. И это есть  в русских.
-Давай команду Аббас. Русским сообщи о выполнении.
Аббас откланялся и исчез. А через 20 минут один из полков ушёл по курсу 38 и смешал с грунтом то, что могло подняться в воздух. И истребители, и грузовики. И всё имущество аэродрома. Ещё с полёта было доложено Аббасу Хасану, а тот – королю.
 Король улыбнулся. Аббас, всем прости грехи. И немного приласкай. Медальку, орденок  .Когда всё закончится.
Благодарю, мой повелитель. Награда из ваших рук всегда поднимает наш дух.
 Иди. Трудись, Аббас. Теперь можешь и поспать немного, припомнил король. Это, что б крепче помнить, кто в доме хозяин. Одно другому не мешает. И король легко вздохнул.
 Всё может быть, но похоже, что эта ненавистная база Штатов прекратит своё существование. И надо туда подготовить свои войска.
Где мой визирь?
 Здесь я, стою в почтении.
 Приготовь к отправке пару тысяч войска. Надо занять базу, что сейчас под американцами. Русским она не нужна. Но они её освободят за эти дни. Их самолёты уже вылетели. На подходе. Как только свершится, надо туда войти и навсегда укрепиться.
 Делай. К вечеру доложить, -уже командирским голосом заключил Его Величество.

                Глава 43. Фрэд втягивается на рудник.
 Фрэд втягивается на рудник. Он не торопится. Клетка захлопнулась. Даже хорошо, что нет сопротивления. Никого хоронить не надо, что особо его и не трогало то, но в голове появлялось. Эти неприятные издержки боёв. Выплаты. Хуже, когда раненые. Там целая тягомотина. Споры, рассчёты. Страховки. Каждый стремиться выжать максимум.
  Капитал, вздыхает Фрэд. Сами породили. Иногда жаль, что нет этакого большого Тараса Бульбы. Помните, как он своему дитю: - я тебя породил, я тебя и убью.
Но нет Тараса. А дитя, что мы породили, требует только максимальной прибыли. Только, и не менее. Такие дела.
 Правда,  Советы эти дела решили сразу и все. Нет капитала в частных руках. И все успокоились. Живи, работай, радуйся. Но! Есть то НО, которое мне не подходит. Все рядовые. Примерно один уровень жизни. И не моги гарем иметь, шикарную машину или личный самолёт. Много денег. Нет! Не моё. Будем уж, решать мелкие неприятности здесь, в капкругу отношений. А вот бы сложить, да отсеять лучшее с Советам, с Россией, а не препираться с ней. , Фрэд даже вздохнул. Стряхнул мысли такие в сторону. Надо решать задачи сегодняшнего дня.
Бульдозеры прочищают проезды. Конечно, солдат не равен в этом профессионалу трактористу. Но, как есть. Не сотни километров. Пару дней потерпим.
Вот уже совсем рядом внутренний двор. Высокие здания промышленных корпусов, Мачты. Даже флаги. Два других отряда, что вошли в восточные и северные проходы начали пробивать дамбу. Точнее тот завал, что образовался на месте бывших въездов.
Вот и сам Фрэд въезжает на внутренний двор. Тишина. Ни ключей от града, ни пуль и снарядов. Никого. Как и подметено всё. Но сюда врывался с боем передовой отряд. Они радировали, что именно с боем. Где они? Где следы?
 Втягивается техника. Выстраиваются по подразделениям. Им тоже непонятен ход событий. Готовились к драке, а ничего нет. Но хоть и бандиты, по сути, а дисциплина есть. Стоят грузовики. Солдаты внутри. Там кондиционеры. Прохладно. Не на жаре.
 Час, два, три. Облазили все доступные места. Пусто.
 Ладно, думает Фрэд. Есть захотите, покажитесь. Куда каких крепких брал этот аргумент за глотку. А мы ещё посмотрим, где что.
 И рождается мысль:- а не завладеть ли этим производством? Местные, которые уже сколь много времени не сбросят его базу с шеи, так же стерпят и это. Можем, даже, и делиться чуть. Хорошая мысль.
Тогда не будем подрывать здания. Не будем ломиться в закрытые двери. Потерпим. Дождёмся, когда сами откроются.
 Он, конечно, не видит, как внимательно наблюдают офицеры полка за его перемещениями. И Петров, сам «великий Вася Петров» держит его на мушке.
 Он  трезв умом, и смотрит далеко вперёд. Уже и отлетел ввысь. Но, однако, ухо держит востро.
Утром пришла депеша: -Фердинад, беда. Местные раскатали наш воздушный флот. Сожгли и выгладили. Ни одной целой машины и взлётную перепахали.
 А городок?
-Не тронули..
-В ружьё, командует Фрэд.
Войско покинуло уютные салоны. Где прохладно, музыка. Напитки. Вывалились и расположились вокруг машин. Часть сейчас же рассыпалась по гребню обваловки. Установили пулемёты. Расставляют орудия.

                Глава 44. 226 приземляется в пустыне.

 А мы уже гудим. Четвёртый час на исходе. Засиделись.
-Приготовиться! Пошёл.
Открылись. Серая земля. Видны крупные камни. Мелкие деревца. Удар. Здравствуй, пустыня. А где песок?
 Собираемся. Строимся. Навьючиваемся. А самолёты уходят на юг.
 Саша, смотри, а почто они не домой?
-Не знаю. Может ещё работа какая. Видел пушкари сидели в своих гнёздах?
-Так им и положено на перелёте охранять воздух. Вот и сидели.
-А мне показалось, что они напряжены были.
-Так и ты напрягал бы глаза. Во, какое пространство кругом.
 И пока шёл ленивый солдатский трёп, наши корабли достигли цели.
 По команде с земли, они ходили каруселью и засыпали всё пространство внутреннего двора огнём. Всё смешалось в кашу. Щебень, пыль, металл. Долго катали. Уши уже не воспринимали отдельных взрывов.  Всё смешалось в сплошной гул. Те, которые были на гребне, скатились на внешнюю сторону, но кары не избежали. Ибо их выбили из карьера.
 Корабли ушли и стали моститься на аэродром внешнего контура. Долго стояли в очереди, но умостились. Утихли. Ждут команды.
 Здесь, внутри двора всё в клубах пыли. Что может гореть, горит, что не горит – разбито вдребезги. Уже и сейчас видно, что банда приказала долго жить. Нет её!
 Когда стало видно. Осела пыль. Открылась картина великого разрушения. Всё, что было на земле, превратилось в лохмотья. Даже грузовики порваны на части.
 Вышли наши гвардейцы. Они как то смущены увиденным. Неужели никого? Надо искать раненых.
Так и звучит команда. 1-я, 2-я, 3=я роты. Цепью прочесать двор. Раненых на край, где труба.
Трудятся гвардейцы. Кого и перевязывают. Относят. Укладывают. Воду дают. Те молчат. Ни слова. Только головой кивают.
Чуть в стороне складывают погибших. Есть и целые. Но они уже не солдаты.
 Миша, давай сюда, командует Клименко ямщику.
Платформа мягко ложится на грунт.
 Складывай всех сюда. Грузят. Миша руководит. И дело уже к вечеру.
 Куда, Алексей Владимирович?
Миша, отвези на лужайку перед Белым Домом.
-Тот поднимает глаза?
-Да, Миша. Подарок лично Президенту США.
Он же гарант безопасности своих граждан.
-А разгружать?
 -Сейчас подумаем.
-Илюхин, -зовёт ротного Клименко, -сколько живых и целых. Т.е. пленных.
Двести десять.
А всего?
-Убитыми 1465, ранеными-842. Целых -210.
-Собери целых.
Есть!
- Слушайте сюда. Вас отвезут домой, если хотите. В США. В Вашингтон. Но есть и работа. Быстро разгрузить телегу, где лежат ваши товарищи. Понятно?
Кто есть командиры? Выйти из строя.
Вышли. Полковники, майоры..
Кто старший?
Я, откликнулся высокий негр.
 Сможешь организовать быструю разгрузку?
Да.
Тогда грузитесь.
Через час Миша вернулся.
Что, Миша?
Они ничего не поняли. Мы сели на лужайку, где обычно гуляет Президент с собачкой. Или дамами. Не знаю точно.
Сели. Даю команду к разгрузке, а они глаза пялят. Тот, кто старший, спрашивает, мы где?
Я ему, - этот дом тебе вновь?
Никогда не видел.
Так это ж ваш Белый Дом. Снимай быстро.
 Тот перекрестился и погнал командовать. Начали снимать. Он торопит. Тут караул набежал. Как бы и пострелять собрался, а этот орёт на них. Что уже настрелялись.  Опоздали. Помогайте.
 Те помялись и ушли. Потом светского народу набежало. Может и чины высокие, но не мешают.
А как сняли всех, так и смылся. Вот , дома.
Добре, Миша. Свяжись с Димой. Пусть людей возвращает сюда. Тут война кончилась, а план производства никто не отменял. Кто сейчас будет за Ивана Петровича?
-Никто.
-В каком смысле?
-В прямом. Есть главный технолог, главный бухгалтер. Начальники участков. Они выполняют своё дело. Их можно заменить, переместить, а Ивана Петровича нельзя. Он и хозяин, и глава.
-Так, немного сконфузился Клименко. Тогда скажи, кто будет руководить производством?
-Николай Степанович. Это его обязанности.
-Вот и хорошо. Свяжись с ним и передай, что рудник вне опасности. Пусть работает.
-Хорошо.
И рудник зашевелился. Убрал порухи и пошла продукция. Точно по графику.

                Глава 45.       Госпиталь.
 Генерал сидит у ложа Ивана Петровича и задаёт множество вопросов. Тот щедро отвечает. У него нет никакого беспокойства на душе. Давно не испытывал такого блаженства, тем более, что такое внимание, как к болящему. Там, далеко, идёт обычная работа. Каждый знает своё дело. И Иван Петрович, впервые за многие годы отдыхает. Конечно, занозы ещё тревожат тело. Те, которые вошли глубоко, но он не болезненно воспринимает. Как гусиные щипки.
Особенно генерал интересуется процессом увеличения объёма.
Вы меня простите, Иван Петрович, обычно начинает он, вы простите, но я врач. Хирург. Мне край как интересно, что на обычном скелете, так много наросло. Точнее образовалось. Или скелет тоже изменился. Жаль, что нельзя вас на рентген. Хотя, по частям. Отдельными элементами и попробуем, если вы, конечно, не против.
 А что Ивану Петровичу? С чего противиться? Просвечивайте. Госпиталь есть ваш, - отвечает он генералу.
 Спасибо. Вот повыдёргиваем ваши колючки. Восстановится тело. И посмотрим.
 Месяц уже заканчивается. Иван Петрович прохаживается по дорожкам. Когда и мячик погоняет с выздоравливающими. Здесь несколько ребят, что работали там. Передали подробности боёв. Как брали саму базу.
 Сегодня эти ребята гостят в его коммуналке. Гоняют чаи. Уминают сладости и экзоты. Игорёк Бобров рассказывает подробности. Он замкомвзвод третьей роты. Знает. И рассказывать умеет.
 Нас бросили в 30 км.от базы. Самолёты ушли к руднику и там вели боевую работу. А мы пока собрались. Упаковались. Навьючились. Пришёл приказ. Двигаться курсом 200. Т.е. на юго-юго запад. Топаем. Грунт каменистый. Как бетон. Весь в трещинах, через которые жёсткая трава растёт кустиками. Небольшие деревца. Кустарники.  Изредка громадные деревья. Рота разместится под кроной. Тишина. Только сопим. Наша техника идёт легко. Но её мало и командиры не загружают нашим барахлом. Днём, с той стороны куда шли грохотало. Часа два гудело и рвалось. Но совсем когда засмеркалось, остановились на ночёвку. Костерки развели скромные для успокоения. Командиры не пресекали. Караул выставили. Всю ночь зверьё рядом шастало. Типа лис, кошек. Шелестело по камням.
 Утром все мокрые. Такая обильная роса. Хоть пей. Позавтракали из сухого пайка. Топаем. Почти весь день. Втянулось всё войско в лесок. В тени возлегли на свои баулы. Лежим. Хорошо. Командиры проверили ноги, спины. Как обычно. Команда: -днёвка. Но костры жечь запретили. Жуём, что нашлось у кого. А больше травинки или веточки. Мы ж сколько сидели на полупустынном аэродроме. Там и вода была привозная. Не вкусная. Тут допиваем.
Доктор шутит: --самое лучшее состояние при ранениях. Пузо пустое! Радуйтесь.
Радуемся, но есть хочется.
Раненько подняли. Барахлишко оставили под охрану. Идём цепочкой. Извиваемся. Вырисовываются стены. Замок. Дальше ещё и ещё. Видна охрана по стенам. Стали. С километр. Ждём. Командир полка посылает переговорщиков. Те отбыли на ГАЗике. Быстро вернулись.  Ждём. Ночуем. Тишина.
 Рано утром слышим гул. С югов. Во, думаем, рассеиваться надо. Но командиры и ухом не ведут, значит, наши гудят. Точно! Прошли над нами да как дали по крепости. Разломали стены, что с нашей стороны. Подожгли внутри.
Нас никто не трогает. Видим снова переговорщики собираются. Только приблизились, а по ним с пулемётов. Но не на поражение. Просто обозначили своё мнение. Тогда командиры поднимают нас. Ставят задачи. Кому что. Как и когда. Слышим опять наши. Видно далеко не отходили. Опять бомбят, пушки молотят, как барабаны. Пулемёты заливаются. Мы под этот шумок подходим вплотную. Летуны нас видят. Бьют чуть глубже, а мы врываемся внутрь и растекаемся по корпусам. Но драки большой не было. Мало их совсем. Сотня, две. Выдохлись. Остатки сдались. Вышло человек двадцать. Да и те при ранах. Крепкие парни. Но против целого полка…. Наёмники…Удивительно, что так держались.
Потом построились. Распределились и начали прочёсывание. Насмотрелись. Каких только выкрутасов нет. Какие  экзоты. Даже гарем. Во, воюют. Женщин почти сотня. Холёные. На нас даже не глянули. Как сидели по диванам, купались в бассейне, так и не двинулись. Наглые бабы. Рядом стреляют. Их вояки в крови. А они – ноль.
Расставились по территории. Караул. Доктора на пищеблок. Наряд на кухню без отказа. Только моргни. Старшины смеются: -во дожили. Очередь на кухню. В какие времена.
Конечно. Покормили хорошо. Мы лежим в прохладной зале. Работают охладители. Доктора и фельдшеры трудятся. Один борт отправили домой. В госпиталь. Вот и лежим. Ремонт.
Игорёк все впечатления записывает в тетрадку. Авось пригодится. Он уже пару книжек написал. Про Цейлон. Кубу. Но не печатают. Хоть и хвалят. Не время. Нельзя. Но премиюшку дали. Двести рублей. Зарплата комбата. Пусть полежат. И денежки, и книжки.

 Иван Петрович сегодня был в рентген кабинете. Генерал самолично смотрел и на экран и на снимки. Как же так? И кости выросли. Всё в полной пропорции.
 А скажите, сударь, это он к Ивану Петровичу, как быстро изменились размеры? День, год?
Вы знаете, доктор, незаметно. Но обратил внимание буквально через месяц, по возвращению оттуда. Обувь, одежда стали малы. Тесны. Пришлось менять. Так за несколько месяцев и раздуло.
Если б раздуло. Изменилось пропорционально. Вот в чём фокус.
Но работы много и доктор только на минутку заскочит. А Иван Петрович увлёкся исторической литературой. Читает, выписки делает. На него и свой док пошумливает. Мало отдыхает. Тот отмахивается и делает своё.
 Наведался Василий Иванович. На личной «карете». Его водитель, Феликс, при кураже. Мундирчикизысканый. Шляпа с пером. Мушкетёр, посмеивается Василий Иванович. Но Феликса любит. О многом с ним беседует. Ищет новое. Голова у парня тонкорунная, -говорит. Такие вариации выдаёт умственные, что радуешься. Бывает крутится мысль, а не ухватишься за суть. Феликс, пойди сюда. Слушай, - и выложишь. Он притихнет. Потом и выдаст, как с формулой. Бери и делай. Вот такой парень. Конечно, инженер. Физик. Высокие энергии. Вот и получилась такая пара. Стар и млад.
  Василий Иванович, спрашивает Иван Петрович, - а как вы вышли на эти ваши устройства?
 Не знаю. Как то само собой. Смотрел фильм. Там Север. Птицы на перелёт собираются. Потом летят. В строгом порядке. Ведущий, а за ним два крыла. Обычно правое длиннее. Почему? Почему не одинаково? И вожак? Один и тот же, или меняются?
 Так, просто для интереса прикинул, сколько тратят энергии на перелёт. Получилось совершенно невероятная картина.  Начал копать глубже. Там ещё интереснее. Крыло чрезвычайной сложности. И каждый элемент управляется. Сделали математическую модель. По ней из твёрдого материала. Продули простым вентилятором и «гусь» полетел. Следовательно машет крылом птица для создания движения воздуха в премудростях пера. А далее, дело техники. Вот и получилось.
 А скорости? И почему нет потока ветра ?
Тут, Иван Петрович, физика высоких энергий. Как кокон получается пространство вокруг панели или платформы. Скорость такова, что нет предела. Как мысль, что ли.
А почему не разбивается? Куда девается инерция?
Этого ещё не постигли. Изучаем. Мой Феликс строит версии. Размышляет.
Отбыли гости. Иван Петрович всё при госпитале, хотя необходимости и нет в этом. Свой врач справится с остатками, но генерал придерживает. Не настоятельно, но не советует уезжать. И сам внимательно наблюдает. Ведёт замеры. Исследует Но не навязчиво. Ивану Петровичу и даже приятно.

                Глава 46. Хозяева занимают базу.
Аэродром «Тигр» расчищен и сегодня прибывают новые хозяева. Музыка. Торжество. Все при параде. Аббас Хасан красуется во всём блеске. У него новый орден. Лично король наградил за взятие старой крепости. Он осмотрел всё. В том числе и гарем. Скривился:- выгнать этих животных в пустыню! И выгнали, ведь. А куда женщинам идти? И не сами же сюда собрались? Кто то должен за них отвечать. Но тех уже нет. А Хасан Аббас начальник. Согнулись, отдали честь и…выгнали. Как уж там дальше было?
 Теперь мы уходим. Нам дали транспорт. Перебрались на рудник. Скоро домой. Хотя намекают, что эта работа была случайной. Задача по нахождению столицы не отменена. И нас катать туда –сюда никто не собирается. И что 237 будет с нами топать по пескам.
 А пока жалеем, что из дворцов переселились на рудник. Но там уже войско местное. И жить вместе нельзя. Свои обычаи, порядки. Отношения меж чинами. Чужое! А здесь все свои. Родные. Русские. Был один грузин, полковник Гоберидзе, так и того увезли в Москву.



                Глава 47. Отставка.
  Адмирал Букколини стоит навытяжку. Президент курит сигару и тихо вопрошает, - как это, адмирал, вы сумели потерять такую базу? Сотни лет работала. Хоть и не всё, что хотели, но исполняла исправно. Местных в узде держала. А вы, адмирал. Прошляпили. Мне не нужны ваши оправдания. По делам узнаете их, - написано в Высшем Документе. Вот и ваши дела. И не упоминайте рейд вашей лодочки и глобальный контроль русской армии через командирские сумки. Это мелочь, дохлая муха. В сравнении с потерей базы.
 Понятно. Что без русских дело не обошлось. И более того, всё сделали русские в рамках договора с этими попуасами. Но где была разведка. Как могли полки, самые ударные полки русских, одновременно быть и на северных островах и в Африке? Ведь ваши пеленгаторы что сообщали? 226 и 237 на Новосибирских островах. На Северной Земле. На островах Франца –Иосифа. А они в Мали оказались. Я не виню Фердинанда. Он рядовой исполнитель. А вы есть начальник. И спрос с вас, адмирал. И я вам больше не доверяю. Пишите рапорт об отставке. Я подпишу. Всё. Адмирал. Нам говорить больше не о чем! Свободны. Вам найдут другую работу, смягчил президент, вслед уходящему разведчику.
 Чихал я на ваши милости, возмутился Букколини, спускаясь по лестнице. Выслуга есть. Пенсион обеспечен. Звания не лишили. Проживу. Уеду в Панаму. В имение. Жена, дети, внуки.  Не видеть эту рожу Шранка, вечно заискивающую. Грейсов. Хотя, это я зря. Расчувствовался. Грейс мужик честный. Толковый. И Шранка я зря. При чём тут он. Да и не увлеклись мы этой лодкой. Так, очередная деталька, в сложной машине разведки. А что базу профуркали. Это серьёзно.
-Кого винить? С кого взыскать?
-Не с кого. Я у руля. Остальные есть исполнители. Моя мягкотелость виновата. Давно надо была Фердинанда оттуда убрать. Зажираются в таких местах люди. Вольности дозволяют всякие. Гарем завёл. Офицер! Такой страны! И. как шах восточный. Какой срам! Тьфу! ( Букколине любил свою жену. Детей. Был семьянином примерным по духу).
Вишь на что потянуло. Тонны золота захватить хотел. Чуть не годовое производство. Это сотни тонн. Во. Аппетит у парня. Конечно, и вне сомнения, удрал бы. Бросил базу. Тому и левые самолёты. Своя секретная служба.  Мерзавец, заключил адмирал.
Но виноват я!
 Тут промелькнул образ Джозефины.  Адмирал хотел пригласить её и кое что уточнить. Но… Партия окончена. Фигуры сложены в коробку. «Бери шинель. Иди домой».
Букколини написал рапорт. Строго по форме. Без лишних слов и оправданий. Подписал. Записал в журнал контроля. Там расписался. Даже ромашку пририсовал.
 Собрал личные вещи и отправил с курьером домой. Достал бутылочку морского коньяка, рюмочки. Лимон. Вазочку с конфетами. Поднял трубку, - адмирал Грейс. -зайдите на пару минут. Если рядом ваш однофамилец, то и он пусть зайдёт. Потом связался с аналитиками.
Джози, где Чарли?
-На месте.
-Пришли ко мне. Сейчас.
Приглашённые вошли. Букколини приглашает к столику. где стоят рюмочки. Те смотрят в недоумении.
-Господа. Простите старика за всё, что происходило по службе. Не всегда приятное. Но я старался быть честен. Я вас уважаю. Прощаюсь. Ухожу. Президентом лично сегодня уволен. Рапорт подан. Прощайте, господа.
 В качестве послесловия: -не ищите войны с Россией.
Россия хранится Богом, господа. Это факт. Подтверждённый всей историей жизни мира.
 Выпили. Прощай, и ты, брат. Долго трудились вместе. И соли пуд и каши много съели. Дай тебе спокойной жизни вольной.
Так и разошлись.
Итог подвели: -нормальный мужик был. Умел работать.

                Глава 48. Защита диссертации.
 В Московском Государственном Университете очередное заседание Учёного Совета исторического факультета. Тема совершенно необычная: -«Фундаментальные основы непобедимости русского народа».
-Как то чуть коряво звучит. И лишку пафосно. Но в назначенный день зал набит битком. Сама тема, это раз. А второе, что соискатель не университетский. Со стороны. И не историк, а инженер – механик. Золотых дел мастер. Рудники в Африке. И, говорят, сам весом почти тонну.
   Как не посмотреть на такой экзот. Вот и набилось, яблоку негде упасть. В проходах стоят. Теснятся. Только Учёный Совет на штатных местах. Всё по чину.
 Ровно в 16.00 нежно звенит колокольчик.
 Председательствующий берёт слово.
Господа, Учёный Совет, гости, присутствующие. Сегодня мы услышим и увидим удивительные факты из нашей с вами истории. Нашей реальной жизни. И не только услышим, но и увидим, что может сделать наш, русский человек при сложных обстоятельствах своего бытия..
 Позвольте представить гостей. Очевидцев и участников событий.
Доктор медицины.  Начальник окружного военного госпиталя. Генерал – лейтенант Земляника. Пётр Фёдорович.
 Генерал встаёт. Слегка поклонился. Сел.
Народ похлопал.
Командир 237 полка ВДВ, полковник  Клименко Алексей Владимирович.
 Клименко, как и положено военному человеку, чётко встал. Застыл на пару  секунд. Сел.
И ему похлопали.
Комендант отдельного технического гарнизона Дмитрий Иванович Костиков.
 Комендант поднялся. Раскланялся со всеми. Сел.
То же напрягли ладошки в зале.
 Ректор первого православного педагогического института, доктор педагогических наук, профессор, протоиерей Василий Князев.
 Рослый батюшка, с золочёным крестом, встал,  провёл взглядом по всем присутствующим, склонил голову в лёгком поклоне. Сел.
Похлопали.
 Доктор технических наук. Предприниматель. Кузнецов Василий Иванович.
Не поднимался Василий Иванович. Сделал небольшую паузу. Потом его кресло и кресло, что рядом, где находился Феликс, приподнялись, потом облетели по периметру весь зал. Поднялись к потолку. Сделали изящный пируэт вдоль балконов и стали на место. Абсолютно бесшумно в замершем зале.
 Народ оробел. Кто и глаза прикрыл. Тишина. Потом взорвались. Как уж приветствовали. Не жалели сил.
  И  наш докладчик, господа. Иван Петрович Стойков. Главный герой всего. Что увидите и услышите сейчас.
 Расцвечивается экран и перед публикой плывут кадры жизни Ивана Петровича. Дитя. Милое фото. Шортики. Мамочка рядом. Студент. Инженер на приисках. Худой, жилистый. Предприниматель.
Потом восточные страны. Мудрецы. И увеличивается тело. Снимки, снимки. Вот и полная величина.
Опять прииски, работа. Поездки всем коммунхозом по разным городам, людям. На экране Василий Петрович. Его выносной кабинет. У сельского храма с батюшкой. Идёт разговор. Слышны интонации. Африка. Рудник. Нападение Фрэда. Рядом с Клименко и Гоберидзе при осаде. Калитка, которую запер собою Иван Петрович. Пальба бандитов и перемещение в ковше на платформу. Госпиталь. Генерал. Врачи. Ремонт тела. Житие в госпитале. Книги. Работа с литературой.
Вот на кадрах Иван Петрович явно начинает теряет в весе и размерах.. Генерал самолично промеряет. Оба довольны.
  Проходит  год. Подтянутый, как юноша, мужчина гоняет футбольный мяч. Бьёт по воротам. Подвижен. Весел.
 Это Иван Петрович. Вот он стоит перед нами на трибуне. Белый костюм. Роскошная шевелюра.
Никаких лекарств, БАДов, витаминов. Обычная еда.
Никаких выкачек, воздействий на тело.
А как? Что привело к потолстению и что это убрало?
Об этом и доклад.
Никто не смотрит на часы. Ловят каждое слово. А они, эти слова самые простые и самые знакомые.
И окончательный вывод: -Дух! Наша Вера! Православная. Такая естественная русскому человеку. Единое с ним целое.
 И только стоит этому изменить, так сами себя уродуем. Сами и никто больше.

Долго сидит замерший зал. Сомнения? Неверие? Так вот опять Феликс кружит в пространстве. Василий Иванович не актёр. Это он для затравки сыграл вначале. А теперь Феликс выписывает пируэты сам, как бы спрашивая, а вы так можете? Нет? А мы, как видите, можем. И то, что сейчас говорил и показывал Иван Петрович есть истина. И жить надо по ней. По этой простой, доступной, исконно нашей русской Истине.
Конец первой книги.




 
.