Конецкий на руках!

«Конецкий на руках!»

С творчеством Виктора Конецкого я познакомился, не прочтя ни одного написанного им слова. Больше скажу. Я не знал такого писателя. Знал Пушкина, Некрасова – отец любил его цитировать. Конецкого не знал. Да и фамилии такой, пожалуй, не слышал.
В 1961-м, когда я учился в первом классе, на экраны вышел фильм Владимира Фетина «Полосатый рейс», одним из авторов сценария которого был Виктор Конецкий. (Это я узнал значительно позже.)
Фильм – обалденный, офигенный (возможны и другие эпитеты, характерные для мальчика семи-восьми лет), и не удивительно, что за неделю-другую я посмотрел его раза четыре, прогуливая уроки и выстаивая бесконечные очереди в кассы кинотеатров на Лиговке и Невском. «Полосатый рейс» я знал покадрово, почти наизусть. И сейчас эту картину, как, скажем, «Иронию судьбы» Эльдара Рязанова смотрю с интересом и большим удовольствием.
В старших классах, готовясь к поступлению в университет, мне вздумалось прочесть избранные произведения всех, даже мало-мальски известных, российских и советских писателей. Читал в алфавитном порядке. Прочёл и возведенных на пьедестал, впоследствии с него низвергнутых Сартакова, Бабаевского и иже с ними. Прочёл и тех, имена которых ныне, и то не всегда, можно вспомнить только при подсказке Википедии. Кто нынче знает, например, писателя Николая Москвина? (Между прочим, неплохой стилист был.) Конецкого не прочёл. Не было его в библиотеке! Как ни спрошу – «Конецкий на руках». Конецкий, как грудной ребенок, постоянно был у кого-то на руках!
Так получилось, что воинский долг Родине я отдал до поступления в университет. Добропорядочные отношения с Советской армией у меня, человека свободолюбивого, расхристанного, не сложились. Но должен сказать, ни до, ни после службы я не имел возможности столько читать! Боевые дежурства в аппаратных ЗАС (засекречивающей аппаратуры связи) позволяли предаваться чтению часов по восемь, а то и по десять в сутки. К тому же в воинской части 52135 оказалась замечательная библиотека,
Году в 1972-м или в 1973-м на столе библиотекаря среди новых поступлений я увидел книгу «Среди мифов и рифов». Выяснилось: в библиотеке есть и другие книги Виктора Конецкого. Какие, по прошествии полувека, боюсь ошибиться в названиях и изданиях. «Солёный лёд» был точно. Очень скоро пришло осознание: Конецкий мой писатель!
Не стану лукавить и утверждать, как многие часто делают на юбилеях и чествованиях: Конецкий – мой любимый писатель! Да, любимый, но один «из» - из тех (их немного), что мои пожизненно.
В последние годы я всё больше читаю художественно-документальную прозу. Понимаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать. К тому же, наверное, в силу возраста, я уже не столько читаю книжные новинки, сколько перечитываю то, что хочется.
Глядя на ночь могу взять с полки томик Конецкого, открыть наугад и читать до утра. Для меня он непревзойденный мастер именно художественно-документальной прозы.
Уже десятилетия два, кому и чему быть на прилавках книжных магазинов, определяют издатели. Руководствуются они якобы читательским спросом. Допустим, что это так, но по личному опыту знаю: под издательский камень вода сама не течёт. Не сомневаюсь: за то, что всё новые и новые переиздания книг Виктора Конецкого появляются в книжных магазинах, мы должны быть благодарны жене (не вдове!) Виктора Викторовича Татьяне Валентиновне Акуловой.
Изложенное мной выше, в той или иной степени мог бы написать не один мой ровесник. Мне же хочется ещё и вспомнить, рассказать что-то такое, что кроме меня никто не сделает. Это непросто, потому что с Виктором Викторовичем знаком я не был. Видел его несколько раз. В августе 1991-го на общегородском митинге на Дворцовой площади. До этого на масштабном собрании борцов за демократию в ДК им. Ленсовета. Еще где-то… когда-то… что называется, прилюдно. И только однажды… Виктор Викторович был с женщиной. О том, что она его жена, я не знал – догадался. Не уверен, что Татьяна Валентиновна помнит этот случай.
Итак.
Год 1995-й. Первая половина мая. (Точнее не скажу.) Воскресенье. Середина дня.
Остановка на улице Ленина, между Чкаловским и Малым проспектами, у знаменитого «писательского дома». Затянувшееся ожидание трамвая. Долгое время стоял я в гордом одиночестве. Затем подошли ещё двое – мужчина пенсионного возраста, с клюкой, и молодая женщина. Он в сером костюме; на брюках острые стрелочки. Пепельные волосы зачесанные назад. Дымчатые очки. Подмышкой у мужчины красная папка-адрес. Женщина одета «празднично»:  на ней не то пелерина, не то панчо из плотной «пальтовой» ткани, шапочка - что-то вроде турецкой фески, из-под которой сзади выбивалось облачко рыжеватых волос. Лакированные туфельки. Все это я зафиксировал в своей памяти после того, как в мужчине узнал Конецкого.
В поведении Виктора Викторовича и его спутницы чувствовалась независимость, свобода действий. Они то стояли рядышком, почти вплотную, то поодаль; расходились безмолвно, когда кто-нибудь из них приближался к краешку тротуара, чтобы посмотреть, не видно ли трамвая со стороны Чкаловского, и на какое-то время там оставался. Сойдясь, тихонько обменивались несколькими фразами. Я не прислушивался, о чём они говорили, но не мог не обратить внимания на уважительное и успокаивающее обращение женщины к Виктору Викторович, и несколько резковатое, нервное его к ней. Вероятно, они опаздывали; судя по папочке, на чествование.
А дальше - совсем уж кинематографическая сценка, почти бессловесная – всего-то и прозвучало два слова и междометие!
Из сквера у «писательского дома», со стороны улицы огражденного гранитным парапетом, появилась кошка – самая обыкновенная, «в полосатом купальнике». (Помните, как отдыхающий на пляже герой Василя Ланового принимает тигров за пловцов в полосатых купальниках?) Рыжий окрас позволил мне без особого напряга представить себе ее тигренком. Кошка прошла мимо меня и подошла к Конецкому и его спутнице. Мурлыча, стала выписывать кренделя. Виктор Викторович и его спутница «поговорили» с кошкой, но не гладили. Кошка помурлыкала-помурлыкала и отправилась по своим кошачьим делам. Она торопливо перебежала улицу Ленина, нырнула под арку и скрылась во дворе. Тут же вслед за кошкой под арку забежала невесть откуда взявшаяся собака, обыкновенная дворняга.
- Витенька, - только и сказала женщина. Конецкий  встрепенулся, секунды ему хватило, чтобы разобраться в обстановке. Выругался:
- У-у, гадина!
И, опираясь на клюку, шагнул на мостовую. Улицу Ленина он переходил стремительно и размашисто – как Петр I на известной картине Валентина Серова. Пройдя арку, Конецкий свернул во двор. Ни собачьего лая, ни кошачьего визга не послышалось, но минуты две-три спустя дворняга выскочила из подворотни и, пугливо озираясь, потрусила по тротуару в сторону Малого проспекта.
Возвращаясь, пустынную улицу Ленина Конецкий переходил неспешно, в движениях его уже не было недавней энергии.
Виктор Викторович, ничего не говоря, положил клюку на парапет, уселся на нее – перевести дух. Спутница его, не произнеся ни слова, опустила руку на плечо Виктора Викторовича.