Не отрекайся от себя продолжение

Продолжу о своей службе в доблестных правоохранительных органах, а именно, в отделе защиты детей от безалаберных и бесполезных родителей. Называть их родителями язык не поворачивается, дабы отреклись они от самих себя, счастья, мечты и детей своих.

Подалась я как-то совместно с представительницей администрации района на свою территорию обслуживания, которая представляла собой обширный отрезок микрорайона огромного города в полтора квадратных километра. Что делать? Понимаю, что очень много. А кому легко?

Вы, наверное, имеете представление о том, что в огромных городах существуют районы, различные по социальному статусу и благоустройству. В центре города, например, где приличные и состоятельные граждане наслаждаются всеми прелестями новейших построек и коммунальных изысков, жить очень престижно и удобно. Респектабельный район города - это красивые дома, прекрасное уличное освещение, уютные скверики, огромные торговые центры, памятники и дворцы, на пешеходных дорожках и аллеях красивая тротуарная плитка.

Но, к сожалению, есть и другие городские районы: захолустье, окраина, темные грязные улочки и дома – халупы, годами ожидающие очереди под снос. Особенно удручает соответствующий контингент, населяющий эти развалюхи: алкоголики, тунеядцы, наркоманы, бывшие заключенные, отмотавшие срок в местах не столь отдаленных и отпущенные на волю под грозное око сотрудников надзорных органов.

Мне, как самому новенькому и рвущемуся в бой сотруднику, вручили «под фанфары» самый трущобный дремучий район, где расцвели ярким цветом притоны, малины, злачные места – пристанище воров, убийц, наркоманов, педофилов, мужеложцев, розовых лесби, обычных алкашей и других неблагонадежных граждан. Самое дно нашего общества.

Вот где школа жизни для молодого сотрудника! Пришлось, так сказать, побарахтаться в этой зловонной жиже. Всего не перескажешь. Но один живописный случай, который в один миг отнял мне несколько лет жизни и добавил седых волос, я запомнила на всю жизнь.

Так вот. Шагаем мы с представителем опеки и попечительства вдвоем по моей «территории обслуживания». Пёхом, бодро и с энтузиазмом направляемся в адрес, указанный сердобольными гражданами, сообщившими куда следует о нахождении в опасности маленького ребенка.

Две молодые женщины, две наивные дурочки поперлись в логово зверя, не понимая этого, не осознавая грозящей им опасности. Мелькнула у меня мысль, что нужно было сразу взять с собой молодцев с автоматами на дежурной машине, да отсутствие житейского и служебного опыта помешало.

- Ираида, как тут страшно, жутко! Я боюсь. Вдруг нас убьют? – Лариса жалобно заверещала, постоянно оглядываясь по сторонам, будто ее преследовали бандиты и разбойники.

Трущобы вокруг нас просто ужасали. Покосившиеся дома-развалюхи, зияющие черными дырами разбитых замызганных окон, заколоченных кое-где деревянными досками или ржавыми листами железа. Грязные улочки, развороченные и изрезанные глубокими колеями и траншеями, ни разу не асфальтировались. В воздухе стоял жуткий смрад от огромных куч, утрамбованных накопившимся за десятилетия мусором.

Иду, любуюсь на «восхитительные картины» районной клоаки и думаю про себя:

«Как здесь люди живут? Даже если ты и был нормальным человеком, то, очутившись здесь, обязательно превратишься в отвратную личность, сопьешься, станешь наркоманом и совершишь преступление. Захочешь забыться, чтобы не видеть окружающего тебя ужаса».

- Да-а, если даже не захочешь, все-равно запьешь, если здесь поживешь. Держись, Лариса, прорвемся. Вот еще, придумала! Кто захочет нас убивать? Никому мы с тобой не нужны.

Пока обменивались впечатлениями, я все-же позвонила в отдел и вызвала в адрес машину. На всякий случай. Пусть лучше меня отругают за неэффективное использование дежурного автомобиля, чем…будут увозить в черных пакетах наши с Ларой бездыханные тела.

Мы нашли нужный нам дом, куда нам обеим совершенно не хотелось заходить. Но «труба зовет». Ребенок в опасности. Грязный дощатый тамбур, замызганный и затоптанный длинный коридор со множеством дверей и общей кухней. Старый барак.

На кухне, по-видимому, была в самом разгаре шумная попойка, слышались громкие голоса, звон стаканов, крики, хохот. Вот мы попали! Стараясь превратиться в невидимок, мы, чуть ли не на цыпочках, прошли до конца коридора в поисках нужной двери.

Я протянула руку, чтобы ее открыть, но, не найдя чистого места на ручке, передумала и потихоньку открыла ее носком ноги. В нос ударила несусветная вонь.

В грязной комнатушке было сумрачно. Солнечный свет с трудом проникал в помещение через разбитые окна, заколоченные железными ржавыми листами. В углу на железной кровати с панцирной сеткой в куче зловонного тряпья лежала древняя старуха. На измазанном в фекалиях и моче матрасе, брошенном на холодный грязный пол, ползал совершенно голенький малыш девяти месяцев от роду.

Около шифоньера за дырявой замусоленной занавеской послышалась возня, ахи и вздохи. Отодвинули мы шторку и обнаружили за ней горе-родителей, активно предающихся любовным утехам. С упоением похотливых кроликов они спаривались, спрятавшись за шкафом, пока их чумазый, замерзший и голодный ребенок ползал на грязнущем матрасе.

Вывод был очевиден:

- Доброго дня, товарищи. Собирайте документы, одевайте ребенка, мы его забираем в приют.

Мамаша, больше похожая на лахудру, завизжала, заорала, запрыгала, словно дикая кошка. По-видимому, не была согласна с нами и не собиралась выполнять наши требования. Уразумев, что крики и вопли не возымели никакой реакции с нашей стороны, она выбежала из комнаты.

Папаша, безучастно наблюдающий за происходящим, молча начал собирать документы и одевать малютку, пока чей-то отвратительный резкий голос не произнес:

- Что тут происходит?

- Это она, это она хочет отобрать моего ребенка, - визжала мамаша – любительница сексуальных забав, показывая на меня пальцем с обгрызенным ногтем.

Я обернулась и поняла, что попала в ад. Передо мной стояла огромная образина в трениках и с голым торсом. На оголенной половине тела от татуировок не было свободного места. Как последняя дура я пялилась на живописные картины нательного боди-арта с криминальным оттенком: купола, роза ветров, череп, якорь, нож со змеей, паук, сердце.

Подняв глаза на бритую рожу со звериным оскалом и сверкающими злющими глазами-буравчиками, я поняла, что попала.

«А вот теперь мне – каюк! Он одним махом открутит мою хорошенькую головку, выкинет ее в вонючую яму в самом темном закоулке, и никто меня не найдет. Да, забыла. Перед этим еще изнасилует! Все, прощайте мои родные. Отслужила, отжила, молодой погибну».

Я взяла себя в руки. Подумала, что фиг ему, уроду, чтобы я его боялась! Посмотрела татуированному имбецилу прямо в глаза и произнесла громко, четко, без дрожи в голосе:

- Я сказала, что заберу ребенка в приют, где его накормят, отмоют и вылечат. Его спасут от отвратительных родителей.

- Это Машка с Коляном – отвратительные родители?

- Да.

Амбал заржал громко, зычно, заставив Машку с Коляном втянуть головы в плечи.

Несколько секунд, а может минут, часов или веков, мы смотрели друг другу в глаза. О чем думал этот зек, что планировал, шевеля мозгами в своем черепе, двигая шариками в криминальном умишке, я не могла знать. Стояла жуткая тишина, никто из присутствующих не смел вздохнуть и открыть ненароком свое присутствие в этой немой сцене. Казалось, я слышала, как гулко стучит мое сердце при виде моего врага.

Вдруг уголовник повернулся в сторону горе-мамаши и издал зычный рык:

- Быстро, курва, собери ребенка и отдай ей. Ты поняла?

Задрипанная куртизанка съежилась, ее взгляд потух и утратил яростные стрелы и молнии, летевшие в мою сторону.

- Но…

- Цыц, я сказал. А ты быстро собери документы, - приказал он горе-папаше, который, безмолвно повинуясь, тихо побрел в комнату.

Раздав приказы, он произнес:

- Мадам, ваши приказания исполнены. Чем я еще могу помочь?

- Я могу взять у вас объяснение в качестве соседа- свидетеля в том, что эта семья неблагополучная?

В ответ он заржал, издавая конские вопли:

- Никогда еще не был свидетелем. С удовольствием. Все для вас.

Завершив, наконец, оформление документов, только заметила, что моя спутница в полуобморочном состоянии прислонилась к стене, бледная и дрожащая.

- Ты жива, Лариса?

- Лучше бы я умерла.

- Ничего, прорвемся. Пол дела сделано. Осталось только благополучно уйти.

Вышли мы с Ларой и спасенным ребенком на улицу, а там в машине наши ребята с автоматами.

- Ну, вы даете! Нас там могли убить, а вы тут прохлаждаетесь!

- Да вроде тихо все было, не кричал никто.

- Мертвые никогда не кричат. Не умеют.

Отвезли мы малыша в детский приют-больницу, где он, наконец, узнал, что такое теплая чистая постелька, вкусная еда и игрушки.

Еще долго- долго после этого происшествия ходили ко мне в отдел горе-родители и отчитывались за проделанную работу, чтобы появилась таки у них возможность вернуть ребенка в семью.

Список работы был большой:

- устроиться на работу,

- сделать ремонт в жилище,

- обеспечить надлежащий уход за престарелой бабушкой, прикованной к постели,

- обеспечить надлежащие условия проживания ребенку,

- отказаться от вредных привычек (алкоголизм, наркотики).

Трудно, ох, как трудно изменить свою жизнь, не отречься от себя, взять себя в руки и постараться прожить свою жизнь так, чтобы не было стыдно перед собой, детьми, родными. Чтобы ребенок, которого ты воспитал, любил тебя, не оставил в старости и немощи, и был благодарен за то, что ты подарил ему жизнь.

«Самое дорогое у человека – это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы»

(Н.А. Островский, «Как закалялась сталь»)

Ираида.

Благодарю за чтение моих рассказов, комментарии и оценку