Я проживала две войны

На дворе 2045 год, теплая, но очень дождливая весна. Май, юноши хотят гулять: все-таки, они только окончили десятый класс. Экзаменов нет, все ещё впереди, и пока об этом задумываться не стоит. Учитель истории подумывал отпустить детей домой с последнего урока в пятницу. Признаем честно, в четыре часа дня, тем более в пятницу, мозги школьников уже никакую информацию не воспринимают, да и у педагога уже язык заплетается, да мысли в голове путаются. Однако директор не одобрил такого решения. Вздохнув, учитель истории только-только хотел пойти на урок объяснять детям новую тему, как директор его остановил:
- Подождите, Александр Валерьевич, подождите!
Тогда мужчина повернулся к начальнику и убрал руки за спину, а кисти сложил в замочек.
- Я вас о-о-очень внимательно слушаю, Галина Даниловна, чем же я могу быть полезен? - съязвил учитель истории с небольшой ухмылкой на губах. Такой был характер у человека, но в школе с этим уже смирились. Откровенно не грубит - и ладно.
- Знаете, давайте-ка Ваш класс отправим сейчас на уборку заднего двора школы.
Понимая, что учавствовать в этом придется не только ученикам, но и преподавателю, Александр свел брови к переносице.
- Звучит как вопрос. Осталось пол часа, мы не успеем ничего убрать за это время.
- Да там немного, не переживайте, - на этот раз усмехнулась директриса. Её было не переубедить, хотя историк и не пытался. Лучше полчаса отмучиться и пойти домой, чем скандалить с начальством.
Детей позвали на улицу и выдали им инвентарь: кому дали большие пакеты для мусора, кому грабли, а кому- лопату. Надо было собрать мусор с территории  и вырыть сорняки между плиткой.
По-хорошему, школьники не должны этим заниматься, но кого это волнует?
Анастасии Мячниковой выдали пакет под мусор и перчатки, а Василию Смирнову - лопату.
- И что это такое? Я не буду мусор собирать! А если перчатка лопнет, и я испорчу маникюр? Я уверена, что испачкаю новое платье! - кричала полным ненависти и недовольства голосом Анастасия, отбрасывая пакет, который сразу подхватил поднявшийся на улице ветер, и понес его за территориальные пределы школы. Земля мокрая, податливая, но запачкать в ней новые белые кроссовки или платье для школьников и школьниц было настоящей трагедией! Васе тоже такой расклад не нравился, однако он, в отличии от остальных, не ныл. Юноша взял рулон полиэтиленовых мусорных мешков, после чего оторвал один и всучил его в руки недовольной однокласснице. Та, в свою очередь, смерила Смирнова недобрым взглядом, на что он удивленно вскинул брови.
- А ты всерьез собиралась здесь скандал разводить, лишь бы не пачкать свое платье и не портить ногти? Нам 25 минут убираться осталось, так тяжело что ли? Тебе просто мусор собрать велели.
- Я не хочу портить платье!
- А ты чаще в такую погоду одевайся так, словно тебе через пять минут на подиум. Перчатки на руки надень и иди убирайся, - закатил глаза юноша, отворачиваясь от одноклассницы.
Мячникова цокнула, что-то злобно пробурчала себе под нос, но все же, не в силах более сопротивляться, ушла. Вася выдохнул и покачал головой, а после взялся за лопату и начал копать, отчищая дорожки от сорняков. Было это не так тяжело, да и к физическому труду Василий уже привык. Пока его одноклассники все лето сидели дома и гуляли с сомнительными компаниями, юноша работал на стройке. Платили не очень много, но Васю все устраивало. Финансовая обстановка в семье Смирновых была удручающей, ее можно даже назвать печальной. Отец в постоянных командировках, мать работает на двух работах, и все равно они ели сводили концы с концами. В кредиты лезть не захотели, справлялись сами, а сын решил помочь родителям.
Прошло ровно двадцать пять минут. Из здания школы послышался звонок с урока, и все дети побежали отдавать инвентарь, только не Вася. К тому моменту он еще не закончил, ему оставалось буквально пару плиток. Дети ушли, а учитель истории подошел к юноше.
- Вась, давай лопату, и по домам.
- Подождите, пожалуйста, мне немного осталось. Нельзя же незаконченную работу сдать.
- Твои одноклассники так не думают. Ладно, честный ты человек, - хмыкнул учитель, присаживаясь рядом на лавку. Надо было дождаться ученика, чтобы выпустить его, закрыть калитку и сдать весь инвентарь.
Вскоре Вася закончил со своей работой. Он шумно выдохнул и воткнул лопату в землю. Каково было его удивление, когда лопата не просто вошла в землю, так еще и уперлась во что-то твердое. Лицо парнишки сразу переменилось, и это сразу заметил учитель.
- Ну и чего ты, Василий?
- Под землей что-то есть.
- Правда? Клад нашёл, что ли?
- А если серьезно, что там может быть?
- Черепа, кости, останки людей.. — посмеялся учитель, качая головой.— Если честно, то я понятия не имею. А ты очень хочешь это узнать?
- Хочу, очень хочу.
- Копай тогда, юный кладоискатель.
Вася кивнул и начал копать. Лопата снова воткнулась во что-то твердое, и это что-то было немаленьких размеров.
Вскоре юноша выкопал железную коробку. Учитель вскинул брови и, встав с лавочки, подошел ближе к ученику, не сводя взгляд с неожиданной находки.
- Что это? Странно, площадку ведь не так давно строили, неужели не обнаружили эту коробку?
- Удивительно... — прошептал учитель, рассматривая коробку. Она была похожа на те металические коробки, в которых раньше выдавали подарки на разных новогодних представлениях. Это вводило в заблуждение, потому что таких коробок на прилавках магазинов уже давно не видно, им сделали отличные альтернативы, которые были и практичней, и дешевле в производстве.
- Открывай давай, оно ведь не заклеено?
- Нет, - замотал головой юноша и открыл железную емкость. Внутри Вася обнаружил тетрадные листы бумаги. Юноша рассмеялся - вот и весь клад.
-Это, скорее всего, какой-то из прошлых выпусков оставил после себя «капсулу времени», чтобы через несколько лет вернуться на то же место и вспомнить какие-то школьные моменты.
- Думаешь? - учитель взял в руки листы и, чуть нахмурившись, начал вчитываться в размашистый почерк. - «История Лиды Весковой». Не думаю, что это капсула времени, по крайней мере - не выпускников. Бумага уже старая, ей лет 10, не меньше.
- Что ж это за история? - Смирнов поднял взгляд на учителя. - Зачитайте, что на листах написано.
Учитель убрал первый листок в сторону, обратно в коробку, а после кинул взгляд на правый верхний угол второго листа.
- «Воспоминания о военных годах, нелегкой службе народу и о том, как я проживала две войны одновременно», - историк после прочтения небольшого текста сразу вскинул брови. - Это ж записи той, кто воевал!
- Читайте скорее, чего вы ждете!
Учитель откашлялся и начал читать:
- «Совсем скоро будет самый великий праздник для нашей огромной страны: восемьдесят лет со Дня Победы над немецко-фашистскими захватчиками. В тот далекий сорок первый год, в ненастный летний день, война постучалась в двери каждой семье, не обойдя ни один дом стороной. Люди уходили на фронт, но ведь все знают, что домой не вернулось большое количество солдат. Стремительно дома покидали и души некогда спокойно живущих людей, даже тех, кто не шел на войну. Странное это дело: воевать не идешь, но смерть лицом к лицу встречаешь. Однако, в те годы это вовсе не было редкостью.
Были места, в которых все было относительно спокойно, если бы не одно «но». Почти в каждый дом, даже в самых отдаленных уголках страны, где о войне только слышали по громкоговорителям, и видели уходящих на фронт мужчин, приходил самый страшный документ. Он был страшнее пули в грудь, страшнее пытки от фашистов. Это было извещение по форме номер 4, которое в народе назвали «Похоронка». А я была вестником... Меня прозвали «Вестником Смерти». Досадно мне было от этого в первое время, а потом я поняла, что люди совершенно правы.
На момент начала войны мне было всего шестнадцать лет. На фронт ни в какую не брали, оставалось только идти в почтальоны, чтобы хоть чем-то помогать народу. Тогда я даже подумать не могла о том, что я стану для людей одновременно и надеждой, и самым страшным человеком. Я думала, что мне придется только разносить письма, и отправлять письма матерей и жен на фронт, но нет.Так было только в первое время.
Потом стало только хуже.
Было приятно раздавать людям письма и видеть их улыбки. Кто-то читал о том, что у родных все хорошо, кто-то о любви читал, кто-то о победах, и все были рады. Но уже очень скоро начали приходить похоронки. В первое время их было не отличить от обычных записок. Они так же были сложены в треугольники, и опознавательных знаков на их лицевой стороне не было.
В первых раз это со мной случилось в середине июля сорок первого года. Я принесла почту молодой женщине, ей было всего сорок лет. Я ожидала увидеть на её лице счастье, а на губах - широкую улыбку, но не тут-то было. Она прочитала письмо, упала на колени и закричала. По щекам её ручьями начали течь слезы. Тогда я узнала, что принесла вовсе не хорошую новость, я принесла весь о смерти её единственного сына.
А сколько же было таких историй? Больше всего мне запомнилась другая женщина, её Натальей звали. Я принесла ей первую похоронку в конце сорок первого года, это была похоронка на мужа. Женщина очень долго плакала мне в плечо, я тоже не смогла сдержать эмоций. Ровно через год, прямо в тот же день, я принесла женщине похоронку на дочь, которая была на фронте. Если у отца было известно место захоронения, то дочь пропала без вести, и даже после войны её будет нельзя навестить. Тогда Наталья не проронила ни слезы. Я удивилась, как же можно так спокойно реагировать на смерть самых близких людей? У нее кроме дочери и мужа никого не было, сама она сирота. На следующий день я узнала, что она не выдержала этой новости, и повесилась у себя в доме. Я была на её похоронах и чувствовала себя виновной в случившемя,безумно!
После этого случая я хотела прятать похоронки, но это было бы ужасным решением. Матери ждут, жены ждут, а их детей и мужей уже нет в живых, они намного выше, откуда их будет не видно. Ложные надежды давать людям не хотелось.
Спустя два года после начала войны я хотела перейти на другую работу, но меня увольнять не захотели. Никто не хотел идти в почтальоны, по этому мне пришлось разносить разного рода вести до самого конца войны. Иногда доводилось приносить письмо самой себе, от моего любимого братишки, Илюшкой звали. Он писал мне нечасто, но я всегда ждала от него письмо. И, развернув в очередной раз треугольник, я увидела перед собой вовсе не письмо, а похоронку на Илью. Тогда я упала в обморок прямо на улице, а была лютая зима, и если бы не прохожие, то я бы замерзла насмерть. Смерть брата меня сильно потрясла, я снова захотела уйти, но мне снова не дали этого сделать.
Я считаю, что прожила две войны. Вместе со своим народом я проживала Великую Отечественную войну, самую страшную войну в истории нашей страны. Так же я прожила свою, внутреннюю войну. Каждый день мне приходилось сквозь слезы умолять себя приносить людям письма, и морально настраивать себя на худшее. Моя нервная система была расшатана, здоровье было подорвано. Никому ничего хорошего война не принесла, она лишь забрала много жизней, здоровье и реки слез. Мне с большим трудом удается писать о военном времени, но я хотела бы чтобы тот, кто нашел эти записи, непременно пересмотрел свои взгляды насчет войны. Все намного хуже, чем кажется...».
Наконец учитель закончил читать. Он и Вася еще очень долго сидели в полной тишине, стараясь отойти от прочитанного. Было много вопросов относительно того, что это, для чего были сделаны эти записи, как это оказалось на территории школы...
Однако и у учителя, и у ученика, не возникло сомнений в героизме людей в тылу. И неоспорим был тот факт, что почтальоны тоже были героями.