Маршрут из ниоткуда в никуда

Зачем читать это? Не знаю. Вдохновившись работами Персига, Буковски и Бека я захотел написать рассказ по-честному. Хотя бы для самого себя. За качество не ручаюсь, за грубость не отчитываюсь – я не Антон Павлович или Александр Сергеевич, чтобы иметь обязанность писать хорошо. Но, вот, обязанность писать честно лежит на мне.

Из года в год, три раза в неделю, ровно в пять часов вечера, я выхожу из дома и иду. Иногда я рад этому, временами – нет. В те дни, когда нет желания,  остается необходимость, ведь постоянство – признак мастерства, к которому я и стремлюсь.
Пока лифт уносит меня вниз, я смотрю в зеркало на его неизменного гостя. – Ну, вот и что ты делаешь с собой? – говорю я ему в независимости от того, с какой степенью безалаберности я живу в этот момент. Осматриваю заспанные глаза и удивляюсь – ведь все люди, окружающие меня видят это лицо ежедневно. Это так странно.  Собственное лицо увидеть невозможно, как, впрочем, и лица остальных. Мир, в общем-то, вовсе не познаваем! Ну и ладно…
Наконец первый участок трассы пройден – двери лифта разъезжаются в стороны, и я, надевая шапку, выхожу из подъезда. Лицо сразу начинает обдувать неприятный ветер – главный виновник холодов в европейской части России. Даже с началом весны именно шальной ветер вынуждает россиян надевать куртки и кутаться в шарфы.
Проходя по двору, машу рукой своему брату, который бегает по двору со своими друзьями. Наверное, он думает, что эти его друзья с ним навсегда. Я так же думал о своих. Смотришь на такого – реальный мужик, общаться будем до гробовой крышки, а потом проходит пару лет, переезжаешь, и уже ни у тебя, ни у него нет, ни малейшего желания выйти на контакт. Самое глупое в этом – то, что я до сих пор верю, что те, с кем я общаюсь, сейчас будут важны в будущем. Точнее, мне просто хочется верить в это. Надо же во что-то верить, и дружба – не самый плохой вариант.
И вот я дохожу до калитки, у которой ждет первое испытание – соревнование в вежливости со случайными прохожими. Кто кому уступчивей подержит решетку во двор, и кто благостней отблагодарит за это произнесением древнего заклинания «Спасибо!» Вот только возникает вопрос: Если ты никого из этих людей больше не увидишь, то зачем стараться показать им себя добрым парнем? Не знаю. Но это древний ритуал, который я не вправе прерывать. А ведь, когда-то этот обмен любезностями имел смысл. В те далекие времена, когда термин добрососедство не был частью истории. К сожалению, я те времена не застал.
Иду дальше вдоль дворов, когда мир настигает маленькое, но такое важное чудо – солнце озарило улицу. На моем лице появляется улыбка, и я вспоминаю строки песни - «Here comes the sun – it’s all right» - и, действительно, под лучами витамина D, жизнь сразу становится лучше.  Я, к своему горю, давно заметил, что погода серьезно влияет на мое настроение. Из-за этого я задумываюсь – почему мы не могли построить столицу поближе к югу? Нет, конечно, я понимаю, что расположение городов вызвано историческими событиями, но все же, просто представьте себе, насколько веселее стала бы жизнь двадцати миллионов москвичей и петербуржцев, если бы столицы располагались километров на две тысячи южнее. Хотя, этим везунчикам не на что жаловаться, так что пусть, хотя бы, в климате помучаются. Поправляю лямки огроменного рюкзака за спиной и иду дальше.
В пространных размышлениях я прохожу мимо большой новогодней ели, стоящий в центре небольшой площади. Тоска берет за душу, потому что главный символ нового года, как, впрочем, и сам праздник не приносит ни йоты той радости, что дарил в детстве. Не знаю, причина ли в замене живой елки на пластиковую (Летов предупреждал об этом), или в том, что Дед Мороз начал дарить подарки каким-то неизвестным детям, игнорируя меня. Самое страшное во взрослении, по крайней мере, для меня – объяснение. Есть шутка, что тот, кто не знает физику, верит в магию. А вот мы обязаны в нее верить,  как и во многое другое, безусловно, полезное, но убивающее чудо. Мы даже объяснили и заковали в цепи такое свободное понятие, как музыка. Хотя, я соврал – что, действительно удивляет, так это то, что каким бы атеистом и прагматиком человек себя не считал, хотя бы доля веры в чудо остается. Пусть он и не знает об этом.
Дальше меня ждет переход через дорогу, не выглядящий хоть сколько-либо опасным. Но спокойно можно поскользнуться на февральском льду, и упасть  под проезжающий мимо автомобиль. И закончится рассказ на этой самой точке.


Или нет. Но шанс этого события, все равно больше, чем шанс выиграть в лотерее, в которую, к моему разочарованию верит огромное количество людей. А вот шанс прожить жизнь в полную силу и того меньше – стремиться к нулю. Но мы, все равно, надеемся на это. Ждем благоприятного исхода. А вот падения под автомобиль никто не ждет. Хотя есть и такие умники.
Благо, смертельная опасность, в который уж раз, преодолена. Следовательно, я иду дальше. Небольшой отрезок лесопарка на пути. Мерзлые сосны подпирают небо кронами, по которым летом бегали белки. Но у меня нет времени рассматривать это, а, тем более, описывать, ведь я тороплюсь. Нет, я не бегу. Иду, со скоростью бега – наверное, со стороны это выглядит смешно. На самом деле, все, что я делаю, кажется мне смешным, со взгляда стороннего наблюдателя. Я пытался бороться с этим, но не вышло. Как и в остальных случаях, когда борьба не спасает, пришлось смириться.  А вот, многие бедняги, не пришедшие к этому решению, а, потому, не понимающие меня все еще стремятся к совершенству. Конечно, это – благородная цель, но, вот, только – зачем? Ведь каким бы хорошим ты бы не был, все равно путь может закончиться на дороге, которую я, по неведомой удаче сумел проскочить.
Из моих рассуждений можно сделать вывод, что я – пессимист. Нет. Значит я приверженец оптимизма? Тоже нет. Просто считаю глупым хоть как-то описывать сознание человека. Это тайна, гораздо запутаннее морских глубин или просторов космоса. Пока говорить об исследовании устройства содержимого человеческого мозга не представляется возможным, не имеет смысла говорить хоть что-либо об этом. В некоторых случаях ликвидное сознание проявляет индивидуальность, в некоторых – нет. И больше нечего говорить об этом. Думать – необходимость, а вот говорить не стоит.
Надо торопиться – если опоздать на автобус, придется идти на своих двоих. Я выхожу из подлеска и вижу синий хвост автобуса, с ухмылкой уходящего куда-то вдаль по дороге. Значит, можно больше не торопиться. Я дохожу до места, раньше являвшегося скоплением множества маленьких полу сельских дорог. Теперь же это восьмое чудо света представляет из себя непрерывно шумящую транспортную артерию, идущую из ниоткуда в никуда. Удобно, конечно, но в основном для автомобилистов. Благо существует надземный мост для двуногих существ, не имеющих автомобиля. Помню, как, однажды, его закрыли, и приходилось перебегать через трассу словно олени. Тогда еще мы с друзьями увидели несчастную бабушку, страстно желающую эту дорогу перейти. Словно в детской сказке. Можно было поступить по-рыцарски и помочь ей, но вот только как? Мы-то сами еле-еле через шоссе перебирались.
Ногами двигаю я, кстати, не просто так, а в ритм музыке. Если кому-то будет интересно, люблю «дедовский рок» и альтернативу-психоделику. Как раз сейчас в моих ушах начинает петь Том Йорк.  Люблю его, даже называю себя фанатом этого британского коллектива, но ходьба под такую музыку решительно невозможна. Поразмышлять – да. Погрустить – да. Но не ходить. От музыки зависит темп не только ходьбы, но и самой жизни. Сейчас, чтобы не задерживаться, включаю перцев  и иду дальше.
Я иду вдоль дороги, боль в спине начинает напоминать о себе. Тяжелая, зараза, все-таки эта сумка. Хм,  я же так и не упомянул, что в ней! Шпаги. Сразу две, на случай если одна неожиданно обломиться. Если в моем чехле шпаги, значит я представитель краснокнижного вида спортсменов – фехтовальщиков. Рассказать людям о быте эскримеров – одна из основных целей этого рассказа. Я, вот,  до вступления в клан любителей бить друг друга металлическими пиками, вообще ничего не знал об этом удивительном спорте. Или, например, один мой друг, который считал, что провода от костюмов тянутся, чтобы при нанесении укола бить соперника током. На мой весьма резонный вопрос: «А нахрена бить кого-либо током?» он лишь пожал плечами. Сразу вываливать пласт информации я не буду, но распределю описание тонкостей ремесла шпажиста по повествованию.
Тем временем я иду около заводской территории. Кажется, будто облака, заморочившие сумеречное небо возникли исключительно из труб предприятия. Заводы всегда меня восхищали. Представить тяжело, сколько сил, умственных и физических, ушло на проектирование и строительство постройки столь монструозного масштаба. Эмоции, вложенные в это, тяжестью мощи оседают на стенах и…
Zut allor!  (На самом деле я выразился по-другому). Краем глаза, в той части поля зрения, которой, может вовсе и не быть, я увидел резкое движение. Не подумайте! Я нормальный… наверное. Но в такие моменты такой первобытный страх в паранормальное берет. Тяжело, наверное, жилось нашим предкам, слышавшим в каждом хрусте и потрескивании злых духов. Хотя, если углубиться в мифологию древних славян, умиляешься тому, какие добрые монстры преследовали наших прародителей. Не тронут, пока в их родной подлесок или болото не заглянешь. Да и из их обители, если ты коммуникативный, выйдешь спокойно, так еще и с гостинцами. Даже стыдно и монстрами их называть, скорее уж домоседами. Вездесущая лень, сидящая в наших генах, затронула и русских бабаек. Каждый из нас мог бы перевернуть мир, если бы не эта проклятая лень! И мы просто обязаны что-то с этим сделать! Но… мне как-то лень.
Размышляя об этом, я достигаю остановку, к которой медленно подъезжает автобус. Я обогнал этого предателя, ведь он застрял в пробке. И поделом! Все-таки я нахожу в себе силы простить его и снисходительно захожу в восьмиколесный тарантас. Наконец спина может отдохнуть, заодно и есть возможность начать писать заметки для будущего рассказа, который Вы сейчас и читаете. Повезло Вам – можете хоть сейчас узнать, чем все кончилось. Но, все-таки не стоит. Во-первых, после этого потеряется смысл читать середину. Во-вторых, это нечестно по отношению ко мне, ведь для меня конец этой вещи – загадка. 
Фыркая газом, автобус проезжает несколько метров и останавливается перед застрявшей впереди него машиной. Необходимо продолжить записи, ведь я уже целую неделю ничего не писал. Вообще это самый что ни на есть обыкновенный порядок вещей. Бывает, что за день выполняешь месячный объем работы, но иногда застреваешь в мертвой точке на томительную неделю. В такие моменты я просто заставляю себя начать писать, и получаю взамен хоть какой-то материал. В конце концов, потом все равно редактировать. А, вообще, лучше всего работается ночью. Жаль только, что не получается, прямо как в школьной объяснительной, по семейным обстоятельствам. Возможно в будущем, по вине моего поколения, привыкшего к ночной жизни, мы сменим образ жизни на существование после заката. В детстве, помню, боялся темноты. Сейчас, наоборот – в ней как-то безопасно. С ужасами, спрятанными в ней возможно бороться, зато никто не видит тебя. В том числе и ты сам.
Такой бред иногда пишу –  самому страшно становится! Абсолютно бессмысленные мысли, скрытые под идиотскую метафору кроют друг друга. А бывают и те, кто не понимая собственной глупости пишут вот такое и в ус не дуют:
«Дырка в сыре, отверстием несправедливо обвиняемая, смотрела своей пустотой в самое небьющееся сердце мое. Взывала, колыхала – сколько страсти и уменья скрывает в себе! Не поймешь…»
Уверен, что какой-то окончательно свихнувшийся шарфинист найдет смысл и в этом. Объясняю, в шутку о тех, кто пишет вот такие вот вещи, мы с другом придумали глагол «Шарфинировать». Происхождение слово берет от того, что так называемые деятели искусства современного века постоянно нацепляют на себя шарфы, даже когда на улице нет ветра.  Или шарфы - не знаю, как ударение ставится. Но я ведь тоже ношу шарфы! Да, но заматывая их для сохранения тепла, а, не небрежно бросая на утомленные плечи. Единственное исключение – Бендер. Ему можно. О чем это я? Если в этом или других моих рассказах увидите излишнее шарфинирование с моей стороны – попытайтесь простить. Надеюсь, что когда-нибудь дорасту до того уровня, когда это будет уместно.
Тем временем автобус доползает до остановки, а я принимаю решение закончить свое знакомство с ним. Действительно, на своих двоих быстрее, тем более, что шаг мой шире тех, что вышагивают гвардейцы у Красной площади. Кстати, съездить бы туда. Удивительное место - сколько раз бы не увидел, все так же тянет. Да и сам центр все так же остается в моем сознании, как некое сказочное место, но только в отличии от вечно счастливых городов-сказок, Москва предстает в гораздо более дремуче-тоскливом амплуа, что делает ее для меня только прекрасней.
Стоит не забывать о том, куда я иду. Фехтование. Расскажу основную парадигму технического устройства. Двое спортсменов напротив друг друга выясняют кто из них круче. Оба они одеты в белые защитные костюмы, состоящие из сетчатой маски (Не шлема!), штанов, набочника (подобие бронежилета) и куртки. Еще есть специализированные кроссовки и перчатка на рабочую руку. В руках у каждого один из трех видов холодного оружия: шпага, рапира, сабля. Разница между шпагой и рапирой в размере и правилах ведения боя, а вот сабля требует от своего обладателя ударов, вместо уколов, и диких криков вследствие скорости самого предприятия. На конце 113-ти сантиметровой шпаги кнопка, при уколе подающая в провод, вклеенный в клинок сигнал. Далее сигнал выходит к гарде (Защитному кружку, уколы в который не зачитываются)  и через переходник выходит к проводу, отдельно одеваемому с костюмом. Оттуда электрон по огромной системе проводов прибывает в аппарат, который начинает светиться и пищать за ту сторону, что оказалась более умелой. И все это за крохотные доли секунды. Стоит заметить, что шпаги делятся на два типа – «французские ручки» и «пистолеты». Любителей второго варианта во много раз больше, но я принадлежу к первому. Приверженцы ручки держат шпагу, у которой есть обыкновенная ручка, но держат за самый конец. Это дает преимущество в длине и ловкости, но забирает силу и скорость. У пистолетчиков же вместо рукояти подобие кастета, в форме ветки дерева. Они обхватывают эту ветку всеми пальцами и ни на что не жалуются.
Ответственный спортсмен, коим я, конечно, не являюсь, всегда следит за состоянием оружия. Все в этой жизни поправимо, и это правило распространяется и на шпаги, не считая тех случаев, когда гибкий металл клинка обламывается. А, так, постоянная головная боль – два винтика на конце шпаги, постоянно отклеивающийся провод, да что-то, никому неизвестное, ломающееся в соединении десятка проводов.
Чертов правый шнурок опять вылетел из строя и разметался по округе, собрав в себя кучу слякоти! Хорошие ботинки, но вот этот рецидивист изрядно меня доконал. Ну, вот, живи себе спокойно, в тепле и опрятности. Нет, все время тянется на встречу грязевым приключениям. Так и мы, часто, не можем просто жить счастливо и спокойно. Да половина человеческих бед возникла от этой вечной не утешаемой тяги влезть во что-то! Спокойная жизнь равна жизни тоскливой, а значит несчастливой.
Чеканя шаг, я подхожу к станции метро, расположенной, что удивительно, не под землей, а на высоте трех метров от ее уровня. Двери, колышущиеся от проходящих через них людей, впускают меня в вестибюль станции, где в нос сразу же бьет исконно метрошный запах чего-то металлического, с привкусом пыли. Контролер у двери привычным для меня кивком головы подзывает меня к себе, чтобы проверить содержимое сумки. Очень важная процедура для поимки сомнительных лиц, но то, что мое лицо всегда кажется им подозрительным – расстраивает меня. В этот раз, он хотя бы, узнав, что это шпаги добродушно желает мне удачи. После этого я совершаю немыслимое для людей, живших 100 лет назад действие – прикладываю магнитную карту к турникету, который со скрипом открывается. Эскалатор уносит меня вверх, а пока я вспоминаю предыдущую проверку содержимого сумки, в которой на предложение «Показать свой снаряд», мне пришлось бороться с желанием расстегнуть ширинку.
Со свистом поезд подъезжает на станцию, а я захожу в двери с надписью «Не прислоняться». Спустя минуту, сквозь эту дверь я смотрю на уходящие против движения метропоезда дома, палисадники, тротуары и людей, называющих это все домом. Забавно – сколько мельчайших факторов привели к той сущности мира, что мы можем видеть сегодня. Мысли мои сменяются быстро, но все равно не успевают за поездом, стремительно убегающим в тоннель.
На одной из станций в вагон заходит миловидная девушка, в белом пуховике. Она садится и начинает что-то читать, это я вижу по глазам, бегущим по строкам. Много красоты в ее позе, к тому же, лучше читающих девушек в шарфах еще ничего не придумали.  Но, к моему сожалению, всегда выходит, что самыми прекрасными представителями девичьего племени судьба награждает именно в общественном транспорте. Там, где под прицелом взгляда множества людей подойти к ней тяжелее всего. Сегодня же я твердо решаю подойти к ней, хоть и понимаю, что это плачевно кончится. И, тут вот, меня и спасает или подставляет – не знаю,  хороший друг – инстинкт самосохранения. Он наливает мои ноги свинцом, и я просто-напросто не могу встать. Но вот оказия! Поезд подъезжает на мою станцию, и находясь в собственноручно созданных запретах я не могу выйти из него. Благодаря одной только смекалке догадываюсь подтянуться руками на вертикально расположенном рядом поручне. Встаю на негнущиеся ноги, беру сумку, и выбираюсь из ловушки, называемой кем-то, по глупости, «вагоном».
Выхожу из подземной паутины, вдыхаю вечерний воздух. Невольно залюбовался простотой картины, что я  увидел – спальный район времен застройки 80-ых. Но пора продолжать путь, впрочем, как и мой рассказ. Обсудим концепцию боя. Цель – нанести укол. Не важно, как и когда, главное самому не подставиться. Теперь к деталям. Тело фехтовальщика мысленно разделено на 8 секторов, к каждому из которых свой особый подход. В шпаге можно колоть в любую часть тела, рапира и сабля же, ограничиваются одним корпусом. Годами создана идеальная конфигурация положения тела – стойка – и авторитет ее незыблемый. Правая нога спереди, левая сзади перпендикулярно правой. Обе ноги в полуприседе, правая рука немного согнута. Основными приемами атаки являются выпад – стремительная атака вперед с правой ноги и флэш – падучий бег, начинающийся с левой. Действие на оружие зовется захватом или защитой, в зависимости от того, с продвижением вперед или назад это действие совершается. Все это ведет к безмерному числу комбинаций, прямо как в шахматах, которые, как и фехтование – интеллектуальный вид спорта.
Пока что, меня это не волнует – я иду по улице и дохожу до светофора. Совсем скоро я уже достигну цели путешествия, ведь по левую руку уже плывут серые многоэтажки. На светофоре со мной равняется изрядный шарфинист, к которому прижимается весьма себе неплохая девушка. Вот почему они им так нравятся? Да вообще всем. Маскируются под деятелей культуры, пока те, кто хотя бы пытаются вмешаться в развитие искусства угрюмо стоят на светофоре, складываясь пополам от веса сумки, висящей за спиной. Я говорю не из гордыни, а из того, что мало какие писатели декламировали свои стихи юным девицам, будучи завернутыми в поэтические шарфы. Проблема-то не в шарфинистах, а в том, что такие вот хамелеоны, как назвал бы их Чехов, забрались уже во все возможные сферы жизни общества. Много разговоров, да дела мало. Настоящий ремесленник своего дела таковым себя не считает, да лишний раз не говорит об этом.
 Загорается зеленый, я перехожу дорогу. Следует сказать о проведении соревнований, пока еще не поздно. Вначале, в пульке, всех без разбора делят на группы по 7 человек. Внутри них, в боях участники выясняют, кто из них круче. По результатам на каждого бойца высчитывают коэффициент. После этого часть бойцов отсеивается сразу, а часть попадает в олимпийку, где бои ведутся уже на 15. Здесь уже проигранный бой отправляет тебя домой. Таким образом, пройдя через суммарно 6 олимпиек, ты доходишь до финала, в котором, кстати, нет 4 места, но есть 2 вторых. Занимает все это монструозное количество времени, перерывы между боями, в лучшем случае длятся час.
Как же все-таки интересен мой с Вами диалог! Да, именно, что, диалог. Выражаясь научными терминами – телепатия. Я не могу зваться писателем, только лишь подмастерьем этого ремесла, но все же имею возможность дарить Вам мысль. Многие произведения созданы для поучения, например, половина отечественной литературы такая. Но этот рассказ имеет перед собой единственную цель. Акт телепатии. Общение. Вот они, мои мысли. Не ограненные ничем, где-то чересчур глупые, а где-то слишком заумные. Даже вообразить невозможно, как Вы выглядите, сколько Вам лет, и кто Вы такой или такая. Удивительно, как я отправляю эти слова, идя по асфальтированной дороге, куда-то в будущее, людям, которых даже представить не могу.
Фонари освещают вечернюю улицу. Луна еще даже не пытается соперничать с ними, да и какой в этом толк? О целесообразности моего ремесла друзья также спрашивают меня иногда. Они-то ходят в зал, наращивают живительные мускулы, обретая что-то, мне неизвестное. Так вот, зачем? Зачем я трачу столько времени на фехтование, а сам хожу тонкий и кривой, как гнутая рельса? Ответ до жути прост – я не знаю, и никто из наших, знать не может. В один момент ты приходишь в зал, чувствуешь в руке тяжесть клинка (770 гр.), и если, угодно судьбе, остаешься с ним до конца. Вот я и хожу. Три раза в неделю, из года в год, выходя из дома в 17:00. А говоря про практические цели, стоит отметить заработок разряда. В тех условиях, в которых я нахожусь сейчас, среднестатистический боец имеет первый взрослый ранг мастерства. Все мы уверенно идем до КМС, дающего впоследствии шанс на получение ранга мастера. Когда КМСник приезжает на соревнования, это становится предметом обсуждения, а вот достижение ранга мастера, звучит для нас, по большей части, как наивная сказка. Хотя все тренера, передающие свой опыт новому поколению русских шпажистов и носят этот гордый титул.
Я иду, запыхавшись от тяжелой сумки, и жадно вдыхаю морозный февральский воздух. Я уже говорил о том, как обожаю февраль? Каждый год обладает собственной уникальной атмосферой, которая проявляется только в феврале. Много возможностей, стоит только успеть схватить их. Чем больше пытаешься, тем больше шанс на успех. Еще, наконец, в феврале возвращается солнце, о котором я уже писал в начале. Летом оно жарит слишком нещадно, из-за чего перестаешь ценить его. Но вот февральское солнце… Оно бесценно. Я опаздываю, я уже упоминал о том, что я безответственный спортсмен, но, в такой прекрасный вечер просто невозможно торопиться. Счастье. Истинное счастье, которое приходит само, без какой-либо наводки. Как только задумываешься о нем – улетучивается. В этом, возможно, и заключается вся прелесть этого чуда.

Мой сегодняшний маршрут, который я повторю еще не один раз, тем временем, завершается. Я подхожу к дверям спорткомплекса, почему-то, оглядываясь, и хватаюсь за ручку двери. Что будет за ними, рассказать не могу, ведь о живых, посещающих это место, как, впрочем, и о мертвых можно говорить хорошо, либо ничего. Ничего, кроме правды, к которой я так стремился в этом повествовании. Говорить правду о себе тяжело, но я стараюсь. Мне кажется, есть в этом, какой-то глубинный смысл. Говорить про других же, я, осмелиться не могу. Скорее всего, будет еще один такой, «не огранённый» рассказ. Наверное, их будет даже больше. Ведь писать это – сущее наслаждение, хоть писать такое и чересчур легкий вариант.
Спасибо за то, что сегодня Вы прошли этот путь вместе со мной. Попутчика лучше я еще не встречал на своем пути. И, куда бы Вы ни ходили, надеюсь, что Вы будете счастливы, на своем пути. Пусть он, возможно, и будет вести из ниоткуда в никуда.