Пришедшая для славы

Ода на бумаге.
Первое января, 05:12. Хантбар.

  В роскошь южной ночи ударял прибоем рассвет. Снова и снова, вот уже тысячи лет.
Рубиновый краешек солнца едва показался над горизонтом. В центре рыночной площади стояла статуя богини-покровительницы мира и торговли. В столь ранний час молилась лишь одна прихожанка - смуглокожая женщина лет двадцати. Сложив ладони перед лицом, она истово шептала хвалу. Ни единого слова мольбы не сорвалось с уст красавицы:
   – Небо… ты такое тяжёлое… о, как бы я хотела сбросить тебя с плеч! – её контральто звучало тихо, но было преисполнено страсти. – Отринуть долг и, позабыв о чести, пуститься в пляс с подругами! Но дочь владетеля сиих земель лишена права на радость и веселье, пока народ мой страдает от жажды…
   Случилось так, что в этот момент мимо статуи шла девушка. Не иначе как самой богиней послана была она сюда. Бросалось в глаза общее сходство красавиц: горделивая осанка, спина, что способна склониться лишь пред волей бескрайнего Неба. Опрятные одежды на первой контрастировали с застиранными, украшенными лишь дикими цветами на второй, но даже в разных платьях они казались сёстрами. Каждая носила нож, только ножны различались — отделанные жемчугом у первой и невзрачные кожаные у второй.

   Девушка опытным глазом различила бугор на поясном кармане молящейся женщины - скорее всего это был толстый кошелёк. Встав рядом, послушала хвалебные речи с минутку и, словно тень, запустила руку в чужой карман. Магия защиты от краж как будто ослепла.
Обманув заклинание, она выудила из кармана блаженной прихожанки кошелёк с надписью Болэйд. Это имя означало - пришедшая для славы.
   Аккуратно сделав шаг назад, воровка повернулась и уже, было, бросилась наутёк, как вдруг спину её обожгло, словно плетью, тихим, но властным окликом:
– Вернись!
   Воровка попыталась убежать, но вдруг прямо перед ней оказалась ограбленная Болэйд.
– На колени, вор. – Остриё клинка коснулось шеи. Конечно, Болэйд не хотела убивать воровку, лишь намеревалась заставить ту принести извинения, а после - просто поговорить с нищенкой, спросить, как живётся простому народу?
   Воровка тихо шепнула:
– Пошла ты… – Презрев холодную сталь у самого подбородка, она развязала узел кошелька. Там были таланты, золотые монеты разных достоинств. – Фелестары… золото в карманах, магия, собранная по крупицам из душ сотен семей города… мне тошно смотреть на вас. Режь уже, я хочу на Небо, где нет вашей жирной жадности.
   Прекрасное чело хозяйки сиих земель исказилось.
– Вор… учит добродетели?!
   Пленница рассмеялась в ответ, словно не к её шее приставлен был нож.
– Добродетели? Твой род, насосавшийся как пиявка магических сил этих земель, обвиняет кого-то другого в воровстве?! Право, это же просто смешно! Старухи на рынках вымаливают арбузную корку, да самые наглые заикаются о дыне с бочком! А в окрестных пустынях люди глотают пыль вместо воды, сражаясь за каждый колодец на твоих землях! И ты удивляешься, что в твой карман кто-то залез?! – Солнце поднималось всё выше. – Однажды терпение Небес переполнится, и род твой сгинет в барханах, и всё золото, что вы обманом присваивали себе - не сможет утолить и глотка вашей жажды!

   Дочь Фелестаров удивлённо спросила:
– Ты… проклинаешь меня?
   Убирая монеты в кошель по одной, воровка ответила:
– Соплячки на улицах мечтают лишь о том, чтобы поскорее подрасти, да торговать своим телом. Так у них появится лишний кувшин воды в день. Все, кого я считала своими подругами, уже там. Только мне хватило терпения и усидчивости, чтобы освоить ремесло уличной воровки. Ещё год не прошёл с той минуты, как я клала таланты на лицо наставницы. Проклинать тебя? Проклинать ту, кто верит, что вот лично она ничегошеньки не украла?! – Усмешка, словно смазанная ядом. – Нет, ничуть. Ты родилась во дворце. Я - шакал улиц. – Она положила кошелёк Болэйд в свой карман. – Если рядом с львицей разродилась ящерка - это ничего не значит. А сейчас, ты или убьёшь меня, или я уйду с твоими деньгами.
   Воровка торжествовала - пусть она не могла даже поцарапать дочь хозяина этих земель, но моральная победа была за ней: она высказала всю правду до последнего слова. Нищенке было приятно видеть изумление на лице чопорной аристократки, перемешенное с гневом и болью. Да, решительно, возомнившую о себе невесть что элиту надо спускать на землю страданий.
   Дочь Фелестаров позволила себе улыбку, если можно назвать этим словом крохотное подёргивание уголка губ. Болэйд уже видела ход, чтобы выиграть эти шахматную партию:
– Дарую тебе милостыню. – Опустила руку с ножом и вернулась к статуе.
   Воровка вздрогнула всем телом, словно ударили поленом по плечам, и а лицо её враз побледнело: всего секунду назад она была победителем - и вот уже всё переменилось.
   – Стой! – Её глаза блестели от слёз. Только что она была королевой ситуации, осыпала насмешками и угрозами горделивую дочь хозяина этих земель… и вот уже просто бродяжка, что получила милостыню! Милостыню из рук той, над кем насмехалась! Гордая воровка превратилась в ничтожную попрошайку. – Не смей так со мной поступать!

   Дочь Фелестаров осенила себя знаменем богини; коснулась тремя пальцами лба, указательным - кончика носа, и двумя - подбородка.
– Моя воля: раздай таланты каждой сестре, кого встретишь на улицах.
   Воровка тяжко дышала, тихие хрипы вырывались из её горла.
– Да на что мне твоя милость?! – Все её детски-наивные представления о чести разлетелись под лёгким ветерком судьбы. То, что она считала твёрже камня - под простейшей проверкой превратилось в песок барханов. После перенесённого позора лишь о смерти мечтала она. – Ненавижу тебя! Тебя, твой род, вас всех! Убей меня!
   Улыбка победительницы играла на лице Болэйд.
– Как раздашь таланты - занеси кошелёк.
   Воровка, выхватив свой нож, нанесла удар. Когда слова бессильны - остаётся лишь довод стали. Теперь лишь смерть могла спасти её от полного позора.
   Дочь Фелестаров играючи увернулась от порывистых выпадов и, перехватив руку нападавшей, грубо заломила локоть воровки. Кинжал выпал из разжавшихся пальцев.
– Жизнь - вот твоя кара.
   Нагнутая воровка выплюнула скупое:
– Кёте…
   Дочь Фелестаров сильней сдавила, заставляя бродяжку вскрикнуть от боли.
– Исполни моё поручение. – Она разжала пальцы, выпуская воровку из захвата.
   Та поспешно подхватила нож левой рукой.
– Ты! Тебя тренировали! Лучшие учителя города! А я до всего доходила сама!

   Дочь Фелестаров печально вздохнула, слушая эти нелепые оправдания проигравшей.
– Кто клал таланты на лицо наставницы?
   Воровка выплюнула.
– Да! Это были медяки! – По её щекам текли слёзы, ведь последняя попытка уйти с честью, с высоко поднятой головой и ножом в глотке провалилась. Лишь оправдываться она теперь могла. – Но я её похоронила!
   Со всем участием, на которое только была способна, победительница сказала:
– Я возложу цветы на её могилу…
   Воровка вновь плюнула. На этот раз прямо в лицо хозяйке этих земель.
– Не лезь в мою душу! Этого ты у меня забрать не сможешь!
   Утерев рукавом дорогого платья плевок с переносицы, дочь Фелестаров ответила:
– У меня тоже есть наставник.
   У нищенки дрожала нижняя губа. Привычный ей мир только что рухнул - сама дочь Фелестаров разговаривала с ней как с равной и вроде бы даже пыталась… подружиться?

– Вот и позаботься о нём! И не лезь ко мне! Ты слышала? Не лезь! – Воровка ударила ножом себя в горло в отчаянной попытке оборвать свои страдания.
   Дочь Фелестаров мгновенно среагировала, ставя магический барьер перед шеей бродяжки.
Клинок воткнулся в магию, и отскочил с лёгким звоном разочарования, вместо девичьей крови глотнув бессилия. Воровка, рыдая, во второй раз разжала пальцы.
– Ты… я же просто хочу умереть… – Кинжал опять рухнул в уличную грязь. – Я же просто хочу умереть… почему ты мне не позволяешь?!
   Дочь Фелестаров повторила.
– Жизнь - твоя кара. Вор. – Она повысила голос. – Пади ниц, умоляй о смерти!
Ухмыльнувшись одним уголком губ, воровка прокричала:
– Да таскайся за мной по всему городу! – И вновь попыталась убежать, словно капризная соплячка.

   Дочь Фелестаров прищёлкнула пальцами. Воровка тут же грохнулась, упав на левое колено. В ту же секунду они обе переменились в лице.
– Кёте…
– Ты… не упала лицом в землю? Бескрайние Небеса, насколько же грубо тебя соткали при рождении? – Болэйд медленно обошла воровку, вновь становясь перед нею. – Воистину, твой отец был великим воином.
– Кёте…
– Не оскверняй свой рот сквернословием.
   Дочь Фелестаров коснулась подбородка. Провела пальцами по груди.
– Ты обвиняла меня. Может, ты и права. Люди гибнут от жажды в этих пустынях.
   Воровка спросила:
– Мне ты это зачем говоришь?
– Цель рождает дорогу. Я вижу пред собою цель. Я построю канал, и все люди в пустыне смогут пить воду вдоволь. – Дочь Фелестаров прервалась, но, раз возражений не последовало, она продолжила свой ответ. – Вот, что я хочу сделать. Поможешь? Ты сильна. Я дам тебе знания. Помогу отточить навыки. Через год, если будешь стараться, мы сможем сражаться на равных. Что скажешь?
   Заорав от острой боли, воровка распрямилась и поднялась на ноги, разрывая путы сдерживающего её заклинания.
– Кёте! Ты врёшь! Никогда Фелестары не делали ничего благого для жителей пустыни!
   Хозяйка этих земель склонила голову.
– Сегодня я уже дала тебе милостыню. И поручение. Если выполнишь его, приходи во дворец сегодня. А хочешь - прерви свою жизнь. Более я не станут тебе мешать.

   Сказав так, дочь Фелестаров ушла.
А вечером, читая книгу у ворот дворца, она увидела воровку снова. Впрочем, сейчас бродяжка была одета в новое белое платье, да пахла фиалками после хорошей ванны.
– Я раздала все деньги.
– Вижу, не все.
   Воровка улыбнулась.
– И что же, даже не спросишь, как меня зовут?
   Дочь Фелестаров поднялась на ноги.
– Забудь своё прошлое имя. Нарекаю тебя Ния, что означает «цель, рождающая дорогу».
   Фыркнув, воровка спросила:
– И как же тебя звать?
– За моё великое терпение меня прозвали Субира.
   Ухмылка на лице воровки стала ещё шире.
– Странно, что тебе не дали имени в честь твоего раздутого высокомерия и пылающей жаром пустыни гордыни. – Она помолчала немного, и заговорила твёрдо. – Один год. Клянусь, что буду служить тебе один год. Потом мы сразимся. И я убью тебя. Так что тренируй меня хорошенько.

   Субира же ответила ей:
– Не тебе обвинять меня в гордыне и высокомерии. А теперь, преклони колени, дабы засвидетельствовать своё почтение.
– Никогда я не склоню колен.
   Субира оглянулась. Рядом со въездом во дворец стояла статуя богини, подобная той, которую поставили торговцы в самом центре рыночной площади.
– Если отказываешься вставать на колени передо мной - преклонись же пред Госпожой.
   Воровка подошла к алтарю.
– Лишь бескрайнему Небу принадлежит моя судьба.
Она опустилась на колени.
Субира, встав рядом, склонилась.
– А теперь, помолимся же Заступнице.
Обе девушки, сложив ладони перед лицом, молились.
Усталое Солнце клонилось к закату. Вдруг Ния сказала:
– Ты… всё так же мечтаешь пуститься в пляс с подругами?
– Да. – Прозвучал холодный ответ. – Но у меня их нет.

Конец.