Заповедный лес Глава 5 Поединок

Глава 5


ПОЕДИНОК

1.

 Довольно скоро выявились новые преимущества одеяний, полученных в сказочной эльфийской стране. Пригревало ли нежным теплом раннее мартовское солнышко, леденил ли ноздреватые сугробы уходящий студеный ветер, друзьям, все едино, было тепло и уютно в их легких изумрудно-зеленых камзолах, штанах и сапожках.
 Переживавший вторую молодость Кукиш весело посвистывал на могучем плече Красомира. Его не смущали даже такие мелкие неурядицы, как то, что угрюмые обитатели здешних мест довольно осторожно относились к необычным путешественникам, не пуская их на порог своих каменных крытых ветвями хибарок, не отвечая на расспросы и отказывая в куске хлеба и глотке воды. Суровые окрестности также наводили одну лишь тоску да уныние: по краям располагавшегося среди земель аллеманов волшебного леса бесконечно тянулись гранитные без какой-либо привлекательности скалы, густо поросшие щетиной сосновых чащоб.
 Сами же рудокопы выглядели не на много лучше. Коренастые, ростом едва достигавшие Красомиру до середины груди мужчины, женщины и дети, вооруженные кирками, лопатами и скрипучими тачками, деловито сновали по узким тропинкам от горных пещер к вечно дымившим в каждой деревушке кузням, зловеще поглядывая исподлобья, будто вырубленных резцом неумелого скульптора угрюмых серых лиц. В столкновения они не вступали, но вставали неодолимой сплошной стеной мрачного безмолвия по краям своих жилищ, едва только чужестранцы осмеливались подойти к их поселениям ближе, чем на пару десятков шагов. Их не прельщало и предлагаемое в обмен на еду золото.
 Голод заставил юношу согласиться на предложенный не слишком стыдливым злыднем воровской обман. Кукиш уже давно справился с неудобством шапки-невидимки. Оказалось, что надетый после удара на голову треух сохранял все свои волшебные свойства, освобождая руки для действий, причем приходясь впору любому хозяину. Поэтому, потуже натянув неказистый головной убор и даже завязав его для прочности под подбородком на пришитые тесемки, неразличимый домовой отправлялся в дома аллеманов, вынося то кувшин козьего молока, то краюху хлеба, а то и волоча на спине целого гусака с предварительно свернутой длин ной шеей. К сожалению, скрывая любые мертвые предметы, волчий треух оставлял на виду все живое, кроме его обладателя. Кукиш убедился в этом, прошествовав однажды на глазах изумленных рудокопов с вовсю раскудахтавшимся цыпленком, плывшим в воздухе под действием неведомой силы. Однако селяне довольно быстро догадались о причине столь необычайных способностей птицы, и злыдню пришлось спешно удирать, бросив одуревшую от счастья добычу. Больше таких ошибок наш воришка не допускал.
 Пока домовой без стеснения обчищал неприветливых аллеманов, Красомиру по негласной договоренности отводилась роль "мальчика" по собиранию хвороста и разведению костра на многочисленных тайных стоянках, цепочкой протянувшихся к столице угрюмого королевства – Шварцхерцу. Эта незавидная участь досталась "Победителю Великанов" потому, что, во-первых, слишком совестливый юноша наотрез отказался заниматься воровским ремеслом, а, во-вторых, для тонкого искусства вора он обладал довольно крупным ростом, чрезмерной шириной плеч и явно неуклюжими пальцами, больше привыкшими сжимать рукоять кинжала, либо ласкать соблазнительные женские прелести.
 Но и здесь у Красомира не все получалось гладко. Наделенный Элойей даром всевидения юноша в первый же вечер столкнулся с неожиданным препятствием. Стремясь поскорее разжечь огонь, он потянулся к тоненькому стволу молодой сосенки, рассчитывая разломить его на несколько приличных поленьев, пригнул гибкое деревце к камням и ... отпрянул в сторону – под смолистой корой с тихим вздохом распрямлялось хрупкое девичье тело. Одновременно утыканные острыми иглами ветки пребольно хлестнули Красомира по рукам: слева негодующе тряс лапами крепкий молодой лесной сторож, а справа горбилась неказистая корявая старушка-сосна. Пришлось довольно долго собирать с мерзлой земли влажные сучья, а затем еще дольше пытаться разжечь их, глотая едкий тяжелый дым. Вообщем заявившийся с промысла Кукиш, со вздохом оглядев старания воспитанника, не преминул съехидничать:
 – Энто тебе не сабелькой махать, милай! Тута сноровка требуется. Ох, не зря Вырица меня с тобой снарядила, чуяла любава моя старая, что пропадешь ты без пригляда мово.
 Юноша промолчал, но ел в этот вечер так мало, что злыдню, в конце концов, пришлось выступить с целой речью:
 – Ну, чегой-то ты мне доказывать решился? Думаешь я, дурак, не понимаю, что всяк сверчок знай свой шесток! Не твоя беда – по мелочам рассыпаться, твое дело еще впереди. Кажный из нас двоих не на ссору, на помощь друг дружке призван. Я хоть малостью какой, – Кукиш обвел рукой принесенное съестное: – да обчему делу подмогну. Твоих же трудов во сто крат поболее будет. Ведь ни я, ни кто другой не осилил бы Хога, морена, тех волчар да нетопырей. Такое тебе только и по плечу. А впереди еще лес Заповедный свободы ждет. Вот и не дуйся, Красомирушко.

* * *

 Купание в молодильных водах вернуло злыдню не один десяток лет, но совершенно не коснулось его сварливого прижимистого характера. Друзья продолжали ссориться каждый день, в основном по поводу того, что по-крестьянски жадный домовой постоянно отказывался оставлять на месте краж выбитые с помощью огнива золотые монеты.
 – Зачем? Зачем платить-то энтим оглоедам, жадюгам мордатым?! – всплескивал руками Кукиш, складывая под пристальным взглядом Красомира желтые кружочки в карманы одетого еще в первый день поверх эльфийского наряда своего любимого тулупчика: – Ни те "здрастье" от них, ни те "спасибо", а туда же – старайся, честным будь! Перед кем?! И чего тогда стесняться-то, коли мы не то, что воруем, свое кровное отдаем, да еще втридорога платим?!
 Правда, злыдень все-таки умудрялся обвести вокруг пальца и рудокопов и своего воспитанника. Отойдя на приличное расстояние от очередного привала, он попросту запихивал деньги в подкладку тулупчика, выкладывая на месте набега когда одну, когда две монетки. Одеяние Кукиша тяжелело день ото дня, доставляя хозяину сплошные неудобства, переносимые последним с героической стойкостью, и рано или поздно придавило бы маленького скрягу, если бы не один случай, вскоре положивший конец и съестным рейдам, и самому тайному путешествию наших героев.
 После расставания с Эй де Туата прошло немногим больше двух недель. С приближением к столице окрестности изменились. Среди островерхих скал часто стали попадаться распаханные по осени поля и маленькие фруктовые сады с еще облезлыми после морозов деревьями, на ветках которых топорщились жизнелюбивые почки. На смену серокожим угрюмым обитателям гор пришли не менее суровые крестьяне с такими же уродливыми очертаниями кирпично-красных лиц, столь же неприветливые, но еще более хитрые и коварные. Очевидно, рассказы о таинственных грабителях переходили из уст в уста, из деревни в деревню, и несколько раз только природная осторожность выручала Кукиша из беды. Однажды он избежал клейких медовых ручейков, извивавшихся вдоль услужливо расставленных припасов; затем во время заметил предательски рассыпанную муку; а после едва успел кинуть соли в глаза, подкравшегося из темноты огромного сторожевого пса.
 Но благосклонность судьбы не бывает вечной. Прихватив как-то приличный кусок вяленой козлятины, пол краюхи ржаного хлеба, согнувшийся под тяжестью груза злыдень медленно двинулся к выходу и уже у самой двери унюхал горшочек сметаны, лакомства, надо сказать, что для кошек, что для домовых отменного, не пробованного Кукишем с самого бегства из Змеиной балки. Сил устоять у воришки, конечно, не нашлось, нести горшок оказалось не с руки, и злыдень лихорадочно заметался по кладовой в поисках удобной емкости. Он возликовал, обнаружив в углу кожаный мешочек с маковыми зернами. Времени на то, чтобы опорожнить его и ложкой вновь наполнить густой сметаной, ушло не много. Закинув ценный груз на плечи, сжимая зубами узел мешка, таща в руках мясо и хлеб, Кукиш принялся протискиваться в двери. Занятый хлопотами, он и не заметил, что торчавшая из косяка острая щепка проделала в коже маленькую дырочку, не броскую, но достаточную, чтобы за спиной образовался белый след сметанных капель.
 У лесного костерка злыдень только и успел, что сбросить еду, когда со всех сторон затрещали кусты. Десятки копий разом уперлись в грудь Красомиру. Взметнувшееся пламя высветило незнакомые лица. Это были стражники короля Херберга: рослые, плечистые, русоволосые в отличие от простых рудокопов бородачи. Подхватив с земли котомку, они потащили юношу в деревню. Удрученный Кукиш, скрытый волчим треухом, поплелся следом.
 Суд старосты был краток. Виновному грозило усекновение правой руки. Злорадно оскалившийся сельский кузнец уже помахивал топором. Однако командир отряда решил участь Красомира несколько иначе:
 – Завтра во дворце нашего повелителя пройдет ежегодный борцовский турнир. Бог воинов Арей возжаждет от победителя своего кровавого подношения. Его жертва будет обильной. Я забираю вора!
 Чернота ночи поглотила быстро удалявшихся стражников.

2.

 Солдаты бодро топали всю ночь. Серое предрассветное утро белесой слизью тумана растеклось по бескрайней равнине, в центре которой замаячило огромное черное пятно. По мере приближения к нему с каждым шагом взору открывалось то, что никак не могло быть творением человеческих рук: абсолютно гладкая отвесная черная скала круглым монолитом взмывала вверх на высоту нескольких десятков саженей. Кольцо размыкалось лишь в одном месте, настолько узком, что сквозь него с трудом едва ли протиснулась бы крестьянская повозка. Сразу за утесом дорога упиралась в широкий ров с прозрачной подпитывавшейся подземными ключами водой, на всю глубину стен и по дну утыканый остриями обсидиановых клинков. По другую сторону рва высились, подавляя неприступностью, стены города. Это и был Шварцхерц – столица аллеманов.
 Плавно опустился подвесной мост; отряд вступил на широкую гранитную мостовую. Пока шли к королевскому дворцу, Красомир оглядывался по сторонам. Неискушенной душе нашего героя окружающее казалось волшебной сказкой, но и видавшему виды путешественнику вряд ли удалось сдержать восхищение. Архитектура каменных строений поражала правильностью линий и форм. Повсюду сверкал черный мрамор, на фоне которого желтые, оранжевые, красные, малиновые сполохи огня печей и горнов мастерских казались глазами неведомых существ – хранителей города кузнецов и оружейников, чеканщиков и ювелиров, резчиков по металлу и стеклодувов.
 Дворец с виду напоминал крепость в крепости: те же мощные стены, тот же ров, тот же подвесной мост; но внутренние покои отличались неслыханной роскошью убранства: бирюза сочеталась с серебром, малахит с золотом, янтарь с рубинами и сапфирами. Беломраморные простенки тронного зала разделялись строгими черными колоннами, увенчанными резными драконьими головами. Посередине на возвышении стоял отделанный самоцветными узорами трон из чистого золота.
 Несмотря на изрядные размеры самодержавного кресла, могучие плечи короля Херберга выдавались далеко за пределы его очертаний. Недюжинная сила ощущалась в каждой напрягшейся бугром мышце повелителя, готовой буквально разорвать его дорогое одеяние. Он мог бы восприниматься уродом, когда бы не слегка крупные, но правильные черты лица, лица умудренного опытом мужа в возрасте сорока-сорока пяти лет, обрамленного русыми кольцами волос и бороды, и пронзительно синие колючие глаза, глубоко спрятавшиеся под кустистыми бровями, время от времени вспыхивавшие умом и хитростью.
 Выслушав историю Красомира, аллеман нахмурился, долго разглядывал лежавшее на подносе содержимое заплечной сумки и наконец процедил сквозь зубы:
 – Занятная сказка. Достойная быть рассказанной детишкам или на пьяном застолье. Но, я не терплю ночных воров, ибо добыча должна завоевываться в бою, ненавижу колдовство (волшебников своей страны я истребил всех до единого), ибо негоже воину полагаться на что-либо, кроме собственной силы, презираю лжецов, ибо как можно доверять вору, тешащемуся игрушками, женскими вещицами, а на груди носящему флакон с духами. Скажи, кинжал среди них затесался случайно? Ты, очевидно, украл его у какого-нибудь солдата?
 Красомир едва не оборвал стягивавшие тело путы:
 – Верни мне этот кинжал, и я покажу, кто из нас воин, а кто недоверчивый безумец!
 – Увы! – Херберг небрежно смахнул предметы в котомку, затянул узел и, медленно спустившись с трона, повесил ее на шею юноше: – Ты больше никому и ничего не докажешь. Поиграйся своими цацками, а завтра после большого турнира победитель-аллеман принесет тебя в жертву нашему покровителю.
 
* * *

 Подземелья всех дворцов на свете выглядят одинаково.
 Здесь не веселятся свечи; выхватывая из темноты металлический блеск решеток, гнетущее безмолвие низких сводов, сырой мох облезлой кирпичной кладки, их заменяет неверный свет мерцающих факелов.
 Седой сгорбленный старик принес миску похлебки, ломоть хлеба и кувшин с водой:
 – До утра ноги не протянешь, а после тебе большего не потребуется.
 Шаркая ногами, стражник удалился в караульню, откуда доносился смех, и тянуло сладким запахом жаркого. Едва захлопнулась, отрезая полосу света, тяжелая дверь, рядом с Красомиром раздался шорох. Знакомый голос зашептал вполголоса:
 – Ох, и замаялся я поспевать за тобой! А как те-то мосты поганые! Все боялся, что поднимут раньше, чем пробежать смогу! Однако, повезло!
 Не снимая шапки, невидимый Кукиш потерся у ног хранившего молчание воспитанника:
 – Ну? Чего делать-то будем? Хош, когда стража задремет, я ключи скраду?
 – Хватит! Наворовались вдоволь – на всю жизнь память останется! Только, сколь этой жизни впереди?!
 – Да, ладно тебе. Жрать-то, чтобы ноги передвигать, не одному мне надобно было. Водицей из ручья, да белкой лесной брюхо разве насытишь! Ишо и споймать исхитрись ту белку-то.
 Помолчали.
 – Хорошо, хоть мешок оставили. Ключи сопру, трутом, коли что, стражников запалим, лошадку оземь, и давай деру.
 Красомир остудил не в меру разхорохорившегося злыдня:
 – Ну, десяток, другой запалим, ну на коня вскочим, а дальше? Во дворце и в городе воинов не считано, не меряно – мигом на стрелы нанижут!
 В воцарившейся тишине, прерываемой лишь урчанием в животе домового, юноша с сожалением подумал:
 – Неужели, вот так сразу и придется к зеркальцу прибегнуть!
 Вскоре Кукиш не выдержал:
 – Красомирушко, коли есть не будешь, дозволь варева похлебать. С ночи ведь маковой росинки во рту не было. Аж пересохло в глотке, да и в брюхе шкворчит так, что никакая шапка-невидимка не спасет – враз по звуку словят!
 – Ешь, только помолчи! Думать мешаешь! Водицы лишь оставь, горло промочить.
 Насытившийся злыдень успел задремать, проснуться и снова задремать, когда из распахнувшейся двери в караульню донеслись топот солдат и шарканье ног старика-стражника.
 – Придумал чего? – раздался голос Кукиша, заглушенный звоном открываемой решетки.

* * *

 Традиция борцовских турниров аллеманов корнями уходила далеко в глубь истории. В те давние века извечно враждовавшие соседи аллеманы и гверды, обескровив оба народа, превратив плодоносные равнины в кладбища, а красивейшие города в руины, но не добившись победы, договорились решить исход войны поединками десяти лучших бойцов с обеих сторон. Первый турнир завершился безоговорочной победой аллеманов, восемь солдат которых умертвили своих противников в борьбе без правил. Кровопролитие прекратилось, оставив занозу в уязвленных сердцах гвердов, затаивших мысль о реванше. И вот ровно через год, а затем во все последующие годы, день в день, столица предыдущих победителей принимала турнир десяти поединков.
 Все годы правления Херберга, а минуло тому девятнадцать лет, право принимать борцов сохранялось за аллеманами. Король был уверен в победе и на этот раз, поэтому на ристалище царило веселое приподнятое настроение, отовсюду летели шутки и смех.
 Затрубили фанфары, взвились штандарты двух государств, к воздвигнутым на помосте креслам величественно прошествовали Херберг и повелитель гвердов Фабриций. Позади аллеманского владыки встал первый министр королевства, а рядом с Фабрицием будто из-под земли выросла фигура жреца в черной рясе с низко надвинутым капюшоном, приоткрывавшим смуглое худощавое лицо, и молитвенно сложенными на груди сухими, морщинистыми, землистого цвета руками.
 Гверд, улыбаясь, склонился к Хербергу:
 – Досточтимый брат, на этот турнир я привез только одного бойца, – брови аллеманского короля удивленно взметнулись вверх: – и поэтому прошу тебя несколько изменить привычные правила. Если мой воин выиграет все десять поединков, победа достается гвердам, если
 проиграет хоть один, мы снова расстанемся на целый год.
 – Но, сражаясь подряд, твой боец непременно устанет, превратившись в легкую добычу; будет ли это честным?!
 – О, не волнуйся по пустякам, брат! Уверяю, этого не случится, а, если и произойдет подобное, то честность твоей победы не умалится ни на песчинку!
 Херберг подозрительно посмотрел в широкие улыбчивые глаза соседа:
 – Не попахивает ли здесь колдовством?!
 – Что ты, что ты! Правила мне известны не хуже, чем тебе, и я прекрасно помню о твоей ненависти к волшебникам!
 – Тогда по рукам, – аллеман протянул свою мощную ладонь.
 – Еще одна маленькая просьба, брат.
 Король рудокопов снова насторожился.
 – Нет-нет, ничего особенного! Просто в случае моего выигрыша к обычной плате прибавь, пожалуйста, вон того приготовленного в жертву раба, – тонкий холеный палец Фабриция уперся в сторону Красомира.
 Херберг пожал плечами:
 – Победи, и он твой.
 Короли скрепили договор рукопожатием. Зазвенела медь фанфар. Зрители очистили центр большого мраморного круга.
 – Десятник Хольгерд! Барон Лиаджи! – возвестил герольд.
 Аллеман Хольгерд вошел в центр боевого кольца грудой мощных мышц, его противник невысокий и даже невзрачный с виду гверд скользнул на ристалище гибкой кошкой. Прогудел гонг, и борцы закружили друг перед другом. Немного неповоротливый силач длинными захватами и подножками пытался достать уходившего в стороны Лиаджи. Столпившиеся аллеманы криками подбадривали своего бойца, но, видя его неуклюжие попытки, ручейки пота, потекшие по обнаженной спине, и, напротив, замечая игривую поступь гверда, постепенно затихли. Какое-то время слышался лишь перестук босых ног, да сердитое сопение Хольгерда, пока, наконец, последнему не удалось зажать верткого барона в угол. Вздох облегчения пронесся по толпе. Поднялись вверх готовые размолотить врага гигантские кулаки и ... безжизненно повисли плетьми вдоль корпуса. Двумя неуловимыми ударами ладоней Лиаджи лишил противника всей его силы. Последовали короткие отмашки ног, заставившие аллемана опуститься на колени.
 – Ййи-йяя! – вырвался из горла пронзительный выкрик гверда, в развороте, нанося смертельный удар по шее, взвилась хрупкая пятка, и все было кончено, лишь тоненькая струйка крови стекла по губе поверженного гиганта.
 Над толпой зависла мертвая тишина. Слуги унесли тело, вытерли кровь, и герольд произнес следующее имя:
 – Десятник Швиммер! Барон Лиаджи!
 Ожидавшие увидеть нового бойца аллеманы загудели, но были остановлены резким жестом своего короля.
 Этот поединок закончился в считанные секунды. Гверд несколько раз пролетел в воздухе, сжатой пружиной ударяя грозного врага, и завершил бой сильнейшим выпадом в голову. Раскалываемым орехом хрустнул череп осевшего воина.
 После шестого поражения Херберг, впился глазами в улыбающееся лицо Фабриция:
 – И ты, брат, продолжаешь утверждать, что обошелся без черной магии?!
 – Конечно, брат! Еще в детстве от заезжих путешественников из дальних краев я слышал о великом боевом искусстве Желтой страны. Сменив отца у власти, я отправил туда на выучку десять добровольцев. Это случилось четырнадцать лет назад. Годы безвестности погасили во мне всякую надежду, как вдруг за пол луны до турнира к подножью трона вернулся Лиаджи. Я испытал барона и понял, что счастье наконец-то посветило и моему народу.
 – И все же, брат, дозволь мне удалить твоего спутника в отведенные покои и приставить к нему охрану до окончания боев.
 Фабриций повернулся к жрецу:
 – Ну что ж, Бруно, жаль, конечно, лишать тебя удовольствия, но чего ни сделаешь, дабы угодить брату...
 Черная ряса исчезла в сопровождении шестерки стражников.
 Первоначальная веселость аллеманов сменилась унынием – по старым правилам они уже потерпели поражение.
 Проводив глазами еще три трупа, Херберг резко встал с кресла:
 – Найдется ли кто-нибудь среди вас, кто в силах положить конец этому побоищу?!
 Ответом королю было угрюмое молчание.
 – Тогда я сам буду десятым. Лучше смерть, чем такой позор!
 И тут из толпы донесся громкий голос:
 – Остановись, повелитель! Я убью Лиаджи!
 Сотни глаз разом повернулись в сторону Красомира.
 – Да, король! Ныне я твой раб, следовательно, часть твоей страны. Турнир ты все равно проиграл, и своей смертью проигрыш этот не украсишь. Моя же смерть не будет большой потерей, разве что искупит вину перед народом аллеманов, да поможет решить наш давешний спор о трусости! Поверь, я не бахвалюсь. Я убью барона!
 И что-то надломилось в холодной душе Херберга. Он вопросительно повернулся к Фабрицию, но гверд лишь согласно кивнул головой.
 Поединок начался в полной тишине. В отличие от своих предшественников Красомир не старался покончить с противником единым разом, зажав его в медвежьи тиски, а только разворачивался лицом к кружившему на кончиках пальцев ног Лиаджи. Наконец барону надоело петушиное скольжение, и он высоко подпрыгнул со своим гортанным выкриком, пытаясь нанести смертельный удар, но встретил пустоту. Юноша в низком кувырке ловко ушел в сторону. Новый выпад, и опять пустота. Последовала серия молниеносных движений рук и ног, но каждое так и не встретило на своем пути никакого сопротивления. Уроки увертливости гадюк Змеиной балки и метателей-маахисов не прошли даром. Теперь пот потек уже по лицу гверда. Слегка оживились рудокопы. Почувствовав неладное, заерзал в кресле Фабриций:
 – Брат, мой воин устал. Отложим поединок до завтра.
 – Извини, брат, но ты дал согласие при свидетелях, – отрезал Херберг.
 А на ристалище продолжался мрачный танец смерти. Понемногу Красомир начал теснить Лиаджи, заставляя переходить к обороне, но и внимательно наблюдая за ответными ходами противника. В какой-то момент после очередного прыжка гверда наш герой увидел его открывшуюся спину и, не сдержав желания, пошел на захват. Барон, не поворачиваясь, словно обладая глазами на затылке, мгновенно обрушил на юношу град ударов локтями. Цели достиг лишь один, однако Красомиру показалось, что его нанесла не человеческая рука, а тяжелая железная палица. Горестный вздох пролетел над толпой, когда смельчак тяжело осел на каменный пол, придерживая онемевшую правую длань ладонью левой. И тут уже потерял самообладание Лиаджи. Еще бы, ведь на бой с рабом он затратил больше времени, чем на все девять предыдущих поединков с многоопытными воинами. Вместо того, чтобы, спокойно перестроившись, наверняка добить потерявшего ловкость соперника, гверд, продолжая стоять спиной, нанес коварный выпад носком ноги с разворота, и в ту же секунду Красомир подсек утратившего на миг равновесие борца. Гибкое тело картинно взмыло в воздух и со всего размаха опустилось затылком на холодный мрамор. Из ушей, носа, рта Лиаджи потекли густые бурые ручейки крови. Барон был мертв.
 Ликованию аллеманов не было предела. Похлопывая по плечу, юношу подвели к трону. Довольный Херберг величественно произнес:
 – Ты смыл с себя позорное пятно и заслужил свободу, которая и станет твоей наградой! Сегодня пируй с нами, а завтра покинь пределы нашего государства!
 Красомир попытался вставить слово, но его перебил визг опомнившегося Фабриция:
 – Ты нарушил закон предков, брат! Этот юноша не аллеман, и его победа не может идти в зачет!
 – Но ты же согласился, брат! – уязвлено вскричал Херберг.
 – Согласился, потому что посчитал его рудокопом, а теперь вижу, что ошибался! Но я смирюсь с такой подменой, если мы нарушим закон вторично, теперь в мою пользу. Пусть завтра здесь состоится одиннадцатый бой виновника гибели лучшего из гвердов и еще одного из моих людей!
 – Мне помнится, брат, что в начале речь шла о единственном бойце. Других ты не привез. Откуда же возмется новый противник.
 – Я не настолько глуп, брат, чтобы исключить из расчетов его величество случай. Итак, ты согласен?!
 Херберг повернулся к Красомиру:
 – Я не вправе приказывать и требовать, и не опущусь до просьбы... Но, если ты пойдешь на условия короля Фабриция, то, победив, можешь просить любую награду!
 – Меч Четырех Ветров! – разнеслось над площадью.
 – Хорошо, – после минутного раздумья кивнул аллеман: – Мы не станем чинить тебе препятствий, чтобы забрать меч.
 – И унести его с собой...
 – И унести его с собой, – согласился Херберг.

3.

 На этот раз трапеза нашего героя выглядела намного привлекательнее. Красомир ел с аппетитом, слушая рассуждения сохранявшего из соображений безопасности невидимость Кукиша. Набитый рот злыдня говорил без остановки:
 – Ну, молодец! Как ты положил того хвастуна! Но, и напугал меня изрядно, когда подставился под удар! Неохота треух скидывать, но, кажись, я опять поседел, – колокольчиками зазвенел смех домового.
 – Да, я тогда и сам малость струхнул, а ответ как-то случайно вышел, – засмущался юноша.
 – Нетути тут никакой случайности, мастерство единое! Случай, милай, для дураков только. Одни дураки на случай уповают, все им кажется, что соседям поболее везет, а к ним судьба задком воротится. Забывают, что соседи, от них, лодырюг, в отличие, пашут день-деньской; горбом, значится "случай-то" свой зарабатывают! Так что, все у тебя честь по чести вышло, и бой справедливый – во-о-он какой синячище-то на руке!
 Действительно, по правому плечу расползся багрово-синюшный кровоподтек. Но рука отжила и работала как прежде, лишь вызывая при движениях жгучую боль.
 Разговор прервался распахнувшейся дверью. В покоях возникла широкоплечая фигура Херберга:
 – Я пришел вернуть твой кинжал.
 Лезвие заветного клинка скользнуло на стол, со звоном отодвигая посуду. Король присел в свободное кресло:
 – Ты ловкий боец! Такое искусство воспитывается годами! Откуда оно в тебе?
 – О, великий король, история моя, принятая тобой за выдумку, правдива в каждом слове. Я пришел в твою страну не воровать, а получить волшебный меч. И я получу его, чего бы это ни стоило! Иначе Зло навсегда воцарится на земле, и в твоих владениях тоже!
 – Аллеманы никогда не склоняли голов! – гордо взмахнул рукой Херберг.
 – Перед обычными людьми, да! Но эти армии – полчища Тьмы, той Тьмы, которая сжимает сердце любого храбреца. Сражались многие – победу не одержал никто!
 Король нахмурился и резко выпрямился:
 – Пошли!
 Коридоры привели их в малахитовый зал. Двое стражников у дверей с низким поклоном развели тяжелые створки. Вдоль дальней стены с обеих сторон к постаменту взбегала лестница. Она прямиком вела к сказочному сиянию. Волшебный меч то резал глаза светом горного хрусталя, то испускал золотые лучи, то играл радужными стальными переливами. Под потолком зала рождалось дыхание ветров: суровое северное, загадочное восточное, переменчивое западное, жаркое южное, и каждое поочередно выводило свою чарующую мелодию.
 – Вот он – Меч Четырех Ветров! Много сотен лет назад северный великан Фрост проиграл его моим предкам, и с тех пор меч является символом благополучия нашего народа! Однако ради общего дела ты возьмешь таинственный клинок; только победи в завтрашнем бою! – и аллеман под прямым взглядом Красомира отвел в сторону глаза.
 
* * *

 – Вот энто-то мне и не нравится. Чего зенки-то прятать, коли честно все? – заосторожничал Кукиш в покоях Красомира: – Схожу-ка я на разведку. А ты отдыхай, набирайся сил перед завтрашним днем.
 Но дворец мирно спал, погрузившись в темноту. На перекрестках коридоров дремотно стыли стражники. Едва заметная полоска света пробивалась лишь из-под одной двери. Заинтересованный злыдень легонько нажал на створку. Заперто. Повернувшись уходить, домовой замер на полдороге. Полоска из желтой превратилась в голубую, затем в фиолетовую и запульсировала разноцветными сполохами.
 – Колдовство! Как есть, колдовство! – подумал Кукиш, заметавшись в поисках лазейки.
 Ему повезло. Комната была угловой, и тупик коридора открывался широкой бойницей. Вскарабкавшись по каменным выступам, злыдень очутился на подоконнике. Узкий карниз вел к приоткрытому витражу окна загадочной комнаты. Расстояние в полсажени казалось совсем незначительным, если бы не изрядная высота и плескавшийся внизу смертоносный обсидиановый ров.
 Два чувства страха захлестнули Кукиша: страх перед высотой и, следовательно, опасение за свою жизнь, и боязнь за жизнь Красомира. Полный колебаний он стоял, обдуваемый легким ветерком, не решаясь сделать следующий шаг.
 – Эх, подружка моя Вырица, знала бы ты, каким напастям подвергаюсь! А, может, ты и знала все наперед, может поэнтому и не дала сгинуть с тобой рядом, потому и послала с мальцом несмышленым. Он ведь только ростом здоровый, а так, что дитятко: кто хошь, обведет вокруг пальца, да обманет. Э-э-эх, – злыдень махнул рукой: – Все одно, пропадать! Случись что с Красомиром, и мне не жить!
 Но, ох как не легок оказался выбор! Чтобы пройтись по карнизу, пришлось на время расставаться с драгоценным тулупчиком, иначе золотые монеты за подкладкой запросто могли утянуть в бездну.
 – Авось, до возвращения никто не наткнется, – подумал крошка-домовой, предусмотрительно опуская дорогую во всех отношениях одежку на пол.
 Шажок. Еще шажок. Остановился, пережидая порыв ветра. Еще движение. Из окна стали доносится голоса. Еще пара шагов. Голоса зазвучали громче. Один из них, явно, принадлежал Фабрицию, другой, скрипучий и неприятно холодный, был незнакомым. Крепко вдавившись в стену, Кукиш в три приема достиг спасительного подоконника и приник к широкой щели.
 Затмевая пламя свечей, по комнате разливался мерцающий свет волшебного кристалла. В его лучах беседовали двое, король Фабриций и его черный жрец. Бруно, будто нашкодившего сосунка, отчитывал повелителя гвердов:
 – Твоя глупость может дорого обойтись! Зачем ты допустил к сражению мальчишку?! Кто дернул тебя за язык?! Лиаджи без труда добился бы победы, и Красомир очутился бы в наших руках! Теперь Повелитель раздражен и зол! Чем утолить его негодование?!
 – Я же хотел, как лучше. Думал, с гаденышем разом покончить. Кто ж ведал, что барон так промахнется. Сам расстроен дальше некуда, шутка ли, такого воина потерять! Но, ты ведь придумаешь что-нибудь? Ведь для Черного Колдуна нет ничего невозможного?! – робко закончил Фабриций.
 – Ошибаешься, король. Даже сила Повелителя не беспредельна. А уж мои ничтожные способности не идут с ней ни в какое сравнение. К тому же каждое волшебство отнимает частичку моей плоти, укорачивая жизнь, – костлявые руки взметнулись в горестном жесте: – Но исправлять содеянное придется – ответ-то держать нам обоим.
 Из складок рясы жрец достал маленький кусочек белой глины. Тростинки пальцев заработали, разминая и вытягивая пластичную массу, пока на столике перед кристаллом на возникла глиняная фигурка. Прошептав заклинание, Черный Колдун заставил сойтись на игрушке все лучи волшебного света, затем сыпанул на свое творение щепотку серого порошка, и статуэтка на глазах принялась увеличиваться в размерах. Спустя некоторое время посреди комнаты вырос мускулистый гигант.
 – Кто это? – испуганно прошептал Фабриций.
 – Наша с тобой надежда – голем.
 – И что же может эта статуя?
 – Пока ничего, – вынув из шкатулки на столе темного стекла флакончик, маг произнес несколько слов и капнул немного жидкости на темя глиняного человека. Существо открыло веки, медленно повело головой, словно пробуя, поработало руками и, наконец, сдвинулось с
 места, почтительно склонившись перед создателем.
 – Зато теперь, – жрец довольно потер руки: – Теперь он может все. Он не знает боли, не ведает усталости, он могуч и непобедим. Завтра он сотрет Красомира в порошок.
 – А если нет? – с сомнением покачал головой король гвердов:
 – Если мальчишка все же найдет какой-либо способ?
 – Не найдет. Голем боится только огня, но бой состоится днем,
 и даже факелов там не будет. Спи спокойно. Я исправил твою ошибку.
 Повелитель останется доволен.
 
* * *

 – Ну каков заковырень! Вишь чего удумал – истукана из грязи создать, чтобы тебя сгубить! – негодовал вернувшийся с новостями Кукиш, расталкивая спящего Красомира – Прям сей момент пошли к аллеманцу. Пускай изничтожит нечисть колдовскую!
 – Да? И как ты докажешь свою правду? Поведаешь, что невидимкой тишком пробрался к окошку подслушивать.
 – Хотя бы и так, что с того?!
 – А то, что и нам не поверят, и тебя, как чародея, первого на костре изжарят!
 – И то верно, – злыдень потянул руку к затылку и, наткнувшись на шкуру треуха, чуть не завопил с досады: – Слушай, доколе мне шапку-то на башке таскать? Я ее скину, не то вши в тепле заведутся!
 – Только попробуй. Не ровен час, кто подглядывает, да подслушивает. Со слуха-то подумают, сбрендил парень, сам с собой беседы беседует, а, коли увидят, то все – опять костром запахнет.
 Некоторое время слышалось лишь нарочито громкое топотание по столу. Разозлившийся Кукиш, усиленно производил впечатление занятого мыслями о спасении воспитанника, так что, в конце-концов, отвернувшийся к стене Красомир прикрикнул:
 – Нишкни! Спать мешаешь!
 Злыдень, подперев голову, уселся на край стола. Через полчаса он снова не удержался:
 – Тогда проси, чтобы факелы принесли.
 – Это белым днем-то. Опять заинтересуются: зачем да почему? А объяснять как? Не вижу, мол, ничего. При солнце-то. Так что ли?
 Уже под утро Кукиш решительно заявил:
 – Один лишь трут и остался. Нет другого средства.
 – Может, и нет, – потянулся спросонья юноша: – А может и есть. Глина – она глиной и останется. Материал хрупкий. А ну, как подниму, да об пол грохну? Что тогда?
 – А как не поднимешь? Силенок не хватит.
 – Поживем – увидим.
 Однако, следуя за Красомиром, злыдень все же запустил руку в котомку.

* * *

 Толпа шумела и ликовала, провожая юношу в боевой круг. Его дружески похлопывали по спине, стараясь хоть на мгновение прикоснуться к победителю необоримого гверда. Сам Херберг улыбнулся герою. Повторялась вчерашняя сцена. Короли заняли места в креслах, рядом застыли их советники. Аллеман наклонился к Фабрицию:
 – Ну, и где же твой воин?
 – Не спеши. Он несколько нетороплив и неуклюж. Ходить по дворцу для него внове. Нам пришлось на немного его обогнать.
 Почти одновременно со стороны замковых покоев раздалась тяжелая поступь, сопровождаемая вздохами ужаса и изумления. Серокожий гигант гулко вышел на мраморный пол. Даже слегка горбясь, он превышал размерами сажень, обхват рук и ног напоминал стволы дубов-десятилеток, бочкообразная грудь дыбилась шарами мускулов. Ничего не говоря, великан повернулся к Красомиру и медленно двинулся на сближение. Поединок начался.
 Это был совсем другой поединок. Теперь уже Красомир кружил вокруг неповоротливого голема, пытаясь отыскать брешь в обороне монстра. Ему довольно легко удавалось обрушивать мощь ударов, каждый из которых давно поверг бы любого смертного, но глиняный человек оставался неуязвим. Мало того, через некоторое время пальцы рук юноши стали саднить от боли, превратившись в сплошные синяки. Несколько раз Красомир, оказываясь позади врага, захватывал его поясницу, стараясь оторвать от земли, но тщетно – с таким же успехом можно было пытаться сдвинуть с места скалу. Еще более худшим оказалось то, что голем постепенно оживал, отражая натиск противника, его движения становились все ловче и быстрее. Наступил момент, когда обороняться пришлось нашему герою. Но, что он мог противопоставить чудовищной силе волшебства. В несколько приемов существо опрокинуло юношу навзничь и, сжав за пятку, с торжествующим утробным воем приподняло над мраморным полом. Вот когда Красомир пожалел о том, что не послушал злыдня.
 Голем попытался вздернуть свою добычу вверх, чтобы с размаху размозжить о камень, и в это мгновение под ноги ему полетел знакомый сухой кусочек. Взмывая в воздух, Красомир успел одной рукой подхватить трут, а второй зацепиться за глиняную ногу. В следующий миг внезапно вспыхнувшее пламя охватило обоих, а вскоре разбрасывающий искры факел рассыпался на сотни обугленных глиняных кусочков, среди которых сидел невредимый Красомир – Вешенкин огонь обошел его стороной.
 Первым опомнился Фабриций.
 – Колдовство, брат, – завизжал гверд, указывая на юношу дрожащим пальцем: – Ты нарушил законы предков и победил обманом! Убей своего раба!
 – Против колдовства, – спокойно отозвался Херберг, окидывая взглядом раскаленную глину: – Не ты ли первым нарушил закон? И не тебе ли держать ответ?
 Разъяренные аллеманы тугим кольцом сомкнулись вокруг немногочисленной свиты гвердов. Черный жрец не стал дожидаться конца расправы. Взмах сухой руки, и синее облако окутало колдуна и его царственного спутника, медленно поднимаясь над крышами домов на глазах у изумленной толпы.
 – Ты еще пожалеешь об этом, брат, – донесся издалека голос Фабриция: – Гверды сотрут твой народ с лица земли! Берегись! Отмщение не за горами!
 
4

 Они снова стояли в малахитовом зале.
 – Бери. Меч принадлежит тебе. Пусть ты и нарушил законы турнира, но на то были причины. Главное – спасенная честь моего народа и королевства!
 Красомир, не в силах отвести глаз от чудесного оружия, стал медленно подниматься по ступенькам. И тут, опережая его, с воплем восторга, подбрасывая на ходу в воздух волчий треух, вперед вырвался неугомонный Кукиш:
 – Йи-о-о-о! Меч на-а-аш!
 Ошеломленные Херберг и Красомир замерли на мгновение, которого злыдню достало, чтобы первым схватиться за клинок... Сначала по лестнице, со звоном рассыпаясь на тысячи осколков, застучал остекленевший треух, затем наклонилась назад прозрачная фигура Кукиша. Юноша едва успел подхватить хрупкое тело друга, спасая его от неминуемой гибели превращения в хрустальную пыль.
 – Так вот почему ты был так любезен, король! – ненависть перекосила лицо Красомира: – Как же мог солгать ты – такой ревнитель чести?!
 – Но и ты не был откровенен до конца, – парировал аллеман: – Ты скрыл своего сообщника, хотя я и подозревал о его существовании. Так что, в чем-то мы квиты. И я не солгал, я просто немного не договорил. Обещание же мое свято – меч принадлежит тебе. Бери и владей..., если сможешь. Рудокопы этого сделать не сумели. Фрост надежно защитил свой проигрыш.
 Король повернулся к двери, однако, заметив неподдельное горе застывшего Красомира, остановился:
 – Высоко в северных горах нашей родины живет старец Фирей. Он единственный волшебник страны аллеманов. Он мудр и многоопытен. Возможно, он поможет тебе оживить друга. Отправляйся в путь. Мои воины проводят тебя.