Шинкарка

- Шинкарка, открывай! Что, заспалась?! Терпежу нет! Могу помереть! Отвечать будешь!
Юлия еле разомкнула слипшиеся веки. Боже, какой сон… Она была ещё там, в далёком чудесном городе, в парке фонтанов. Петергоф… Она шла и считала фонтаны. Их должно быть 146. Так задумал Пётр I. До сих пор, когда их приводят в действие, не пользуются никакой электрикой. Все они работают от простого заводного ключа.
Были роднички. Много родничков. Царь задумал, чтобы все они соединились в речке Шингарке.
Её белое шёлковое платье в синий горошек развевается на ветру. Она подставляет руки под струю фонтана. Вода бурлит, клокочет, рвётся ввысь. И тысячи брызг, словно алмазы, горят на солнце искромётным огнем. Она кружится на месте, словно в медленном танце, и хохочет от счастья, молодости, от того, что в её жизни случилось такое прекрасное мгновение.
- Шинкарка, ты откроешь или нет? Будешь виновата, если кончусь!
Юлия окончательно разомкнула глаза и чертыхнулась:
- Да чтоб ты…
Натянула засаленный ситцевый халат, сунула ноги в старые синие тапочки с помпонами и шаркающей походкой двинулась к двери. Загремел засов. В дверь ввалился мужик большого роста, с давно не бритым лицом. Протянул в большой потной ладони смятую купюру:
- Остальное подожди. Отдам, как получу аванс.
Юлии не хотелось говорить. Она открыла старую тетрадь в линейку и записала: «Петров - должен 100 рублей».
Такая бухгалтерия устраивала женщину. С годами память притупилась и начала подводить. Мужики – народ бессовестный. Так и пытаются облапошить.
Отпустила «товар». Мужик открыл бутылку и с жадностью хлебнул «зелье» прямо из горла. После этого удовлетворительно крякнул и попытался завязать разговор с хозяйкой:
- Слышь, Юль, у тебя самый лучший самогон. Гонишь по-честному. Не помрёшь, не то, что у некоторых.
У Юли не было желания отвечать на «комплимент». Она подошла к двери, широко распахнула её. Мужик всё понял. Пригнул голову, чтобы не задеть низкую притолоку, и шагнул за порог. Только дверь можно было не закрывать. Она, словно старуха, только бы скрипела и скрипела, того гляди с петель рухнет. Это оттого, что она без конца ходила туда-сюда, так как страждущий клиент потянулся со всей улицы. «Работа» продолжалась до обеда. Большинство сельчан трудилось на элеваторе по сменам, так как шла уборочная. И до начала смены успевало опохмелиться.
А с вечера до глубокой ночи дверь опять почти не закрывалась. Юлия начинала сердиться:
-Вы ходите по одному, чтобы было не так заметно. А то участковый грозил штраф наложить. От него не открутишься. В последний раз аппарат пришлось спрятать, ох, как далеко.
В полночь начала «гонку» бесценной жидкости. Перед рассветом мельком глянула в зеркало. Уставшее бледное лицо, потухший взгляд, худое, какое-то измученное тело. Подошла к столу. Пропустила стопочку, закусив малосольным огурцом, и легла на скрипучую кровать.
- Хоть опять бы привиделся тот сон. И она бы ушла из этой жестокой реальности в ту чудесную лучезарную картину…
Как она дошла до такой жизни? И сама не понимала. А ведь хорошо училась. Окончила сельскохозяйственный техникум. Получила специальность зоотехника. Но работала без особого желания. Не доработав до пенсии пять лет, решила уйти и заняться «частным бизнесом». Почему-то не пугала беззаконность задуманного дела, возможные последствия. Решила жить для себя, а рисковать она всю жизнь любила. Имея земельный пай в совхозе, получала дивиденды сахаром. Придумала, как определять его в дело. Достать самогонный аппарат не составило никакого труда. Её школьная подруга работала на заводе и привезла ей аппарат в готовом виде. Успевай только заквашивать брагу во флягах.
Муж настойчиво просил её оставить это, как он выражался, бессовестное дело. В конце концов благоверный ушёл, снял квартиру. А потом сошёлся с Анной, продавщицей местного магазина. Юлия даже не пробовала с ним разбираться. Зачем? Детей у них с Василием не было. С годами они отдалились друг от друга и стали чужими.
Юлия не любила слово «одинокая». Всегда подчёркивала, что она свободный человек. Подруливали всякие выпивохи. Но Юлия всех отшивала, не могла видеть багровые и синюшные лица, слышать бессвязную речь и нянчиться со здоровым мужиком, как с маленьким ребёнком. Слушать его пьяный бред и бессвязную ахинею, которую он несёт? Нет, уж. Ей такого счастья не надо. Лучше пропустить стаканчик и забыться в состоянии эйфории.
И прозвище ей дали местные бабы. Как-то по осени ворвались к ней шумной толпой, расшумелись, разругались:
- Своего мужа нет, чужих спаиваешь. Шинкарка!.. Так и прилипло это прозвище.
Ночью ей опять снился Петергоф. Они, студенты – выпускники, садились в поезд, который следовал в Санкт-Петербург. Мелькали за вагонным окном просторы родных полей, леса, перелески.
Юлия словно переселилась в пору своей юности. И те сказочные фонтаны будто смывали с неё пыль и грязь, убирая старые одежды. А вчера в журнале прочитала высказывание Артура Шопенгауэра: «Первые сорок лет нашей жизни составляют текст, а дальнейшие тридцать лет комментарии к этому тексту, дающие нам понять его истинный смысл».
Комментарии, как поняла Юлия, были никуда не годными. Может быть, их ещё не поздно переписать? Самой, с чистыми руками и спокойной совестью, без липких засаленных купюр, полученных из чужих рук. Да и участковый не раз советовал. И в доказательство своих полезных рекомендаций штрафовал.
Петергоф. Фонтаны. Может, опять поехать туда? А что? Юлия понимала, что молодость не вернуть. А вот доброе имя можно. Жаль, что она из тех, кто «употребляет лучшую пору своей жизни на то, чтобы сделать худшую еще более печальной».
Настойчивый, продолжительный стук в дверь. Впервые за последние годы Юлия не пошла открывать. Да и Джек, которого она спустила с цепи, поможет разогнать этих назойливых мужиков. Она перевернулась на другой бок и попыталась заснуть. Лунный парк фонтанов… Юлия поняла, что не надо оглядываться на прошлое, надо жить настоящим. И то, каким оно будет, зависит только от неё…